Текст книги "Франсуаза Саган"

Автор книги: Аркадий Ваксберг

Соавторы: Жан-Клод Лами
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)

Огни рампы

С первой пьесы Франсуаза Саган проявилась как автор, заставляющий вспомнить Федо, Мюссе, Мариво [347]347
  Мариво (Пьер Карле де Шамблен де) (1688–1763) – фр. писатель, автор социально-психологических романов «Жизнь Марианны, или Приключения графини де***», «Удачливый крестьянин, или Мемуары господина В***».


[Закрыть], Тургеневе или Порто-Риш [348]348
  Порто-Риш Жорж де (1849–1930) – фр. драматург. Темой его творчества стали чувственные переживания. Собрал свои пьесы в сборник под названием «Театр любви» («Влюбленная», «Прошлое», «Старик», «Продавец эстампов»). Избран во Французскую академию (1823).


[Закрыть]. В самом деле, в «Замке в Швеции» ей удалось воспроизвести тот необыкновенный стиль, в котором написан роман «Здравствуй, грусть!», и поведать об играх и жестокостях юности. Никто другой, кроме Саган, не мог бы так неподражаемо изобразить страсти в соответствии с лучшими приемами буржуазного театра.

Она начала писать пьесу на мельнице в Кудре в феврале 1957 года, за несколько недель до происшедшего с ней несчастья. Только что был закончен роман «Через месяц, через год…». По поводу выхода книги она набросала несколько утешительных реплик, чтобы развлечь своих друзей, находившихся в подавленном состоянии. Замысел «Замка в Швеции» родился зимой 1954 года. Вместе с Флоранс Мальро и Бернаром Франком она гостила в Буже у Франсуа Мишеля, в Монтаплане. Дом был темный, просторный, высокий и располагался в отдалении от других построек. Он напоминал бункер.

Однажды вечером Бернар Франк рассказал, как один ловелас в результате определенных обстоятельств стал робким и трусливым любовником. «Это меня потрясло», – говорит Франсуаза Саган, которая тремя годами позднее создала образ Фредерика, милого и самодовольного молодого человека, который никак не может поладить со своими странными приятелями, живущими в затерянном в снегах замке.

Выдержки из предварительной версии первого акта «Замка» появились в «Кайе де Сэзон», журнале Жака Бренне, который финансировал Клод Пердриэль и который перешел потом к Жюйару. «Неизданный текст попал ко мне благодаря тесно связанному с Пердриэлем [349]349
  Клод Пердриэль жил в то время в просторной квартире на улице Франсуа Премье в доме № 3, где принимал время от времени Бернара Франка. Этажом выше жил Ален Делон.


[Закрыть]Бернару Франку. Чтобы представить журнал в провинции, я организовал турне, как для театральной труппы. Первым этапом был Руан, где в недействующей церкви состоялась презентация.

Благодаря рекламе, сделанной Франсуазой Саган, которая прочитала манифест в честь “Кайе де Сэзон”, приходило много людей. В программе участвовал также певец Жан-Клод Дарнал, но потом, без Франсуазы, наши представления не имели большого успеха».

В октябре 1959 года Андре Барсак [350]350
  Барсак Андре (1909–1973) – фр. режиссер, театральный художник. В театре с 1928 года. С 1940 года возглавлял театр «Ателье».


[Закрыть]наткнулся случайно на журнал и прочел этот набросок комедии, который ему сразу понравился. Франсуаза не закончила бы пьесу [351]351
  За три недели в Клостере в Швейцарии, посреди снегов, подобных тем, какие окружают ее героев.


[Закрыть], если бы не настояния директора театра «Ателье», который ее впоследствии поставил. Надо заметить, что драматический автор родился благодаря замечательной постановке, в которой Клод Риш и Франсуаза Брион в ролях Себастьяна и Элеоноры, брата и сестры, равно как и Филипп Нуаре в роли Гюго, мужа Элеоноры, явились такими, какими представляла их Франсуаза.

«Я с восхищением смотрела на этих актеров – они меня знать не знали, ничем не были мне обязаны, однако покорно подчинялись прихотям моего воображения, и за одно это я испытываю к ним безмерную благодарность…» [352]352
  «В память о лучшем», пер. Л. Завьяловой.


[Закрыть]

Во время передачи Жерома Гарсэна «Почтовый ящик», посвященной Франсуазе Саган, актер и драматург Клод Риш поделился своими приятными воспоминаниями о репетициях «Замка в Швеции»: «Франсуаза приходила в зал. Она очень веселилась. Я не всегда понимал, что она говорит. Потом мы вместе шли чего-нибудь выпить». «Это, – добавляет он, – пьеса с немного жестоким романтизмом, забавно, но мне очень понравилось в ней играть».

В той же телевизионной передаче Жак Франсуа, который играл роль баронета Генри-Джеймса Честерфилда в пьесе «Лошади и фантазии», поставленной в «Жимназ» вместе с «Занозой» в качестве дополнения к программе, выразил свое восхищение эллиптическим стилем автора: «Я не люблю слишком активную фиксацию подробностей. Такая форма письма создает близость к вам зрителей». Философия Генри-Джеймса просматривается в высказываниях, подобных этому:

«Мы не воображаем себя кем-то, знаете, на самом деле мы представляем, что любим. Испытываем любовь. Мы хотим холода, если что-то не в порядке с отоплением, но невозможно испытывать боль, если сердце уже ею переполнено. Это называется эксперимент».

«Все, что нас в жизни умиротворяет, не нравясь нам в действительности, отвратительным образом нас притягивает с коварством змеи. Эти лужайки ядовиты и одновременно красивы. Мы отдаем себе отчет, что достичь полной свободы можно, только освободившись от себя самого. И что не нужно испытывать ничего, кроме страсти, потому что с ней совершенно нет покоя…»

Если говорить о прототипе баронета, то это, конечно, Ги Шеллер. Откуда бы ни приходили герои Саган, они всегда в итоге встречаются лицом к лицу с реальностью. Генри-Джеймс Честерфилд обрел своего двойника в этом давнем британском друге Франсуазы, ставшем лордом, который за двадцать лет до премьеры пьесы «Лошади и фантазии» воплощал в точности этот тип героя. «Я читал вслух “Смутную улыбку” на английском, а она рядом читала по-французски», – говорит он, с нежностью вспоминая их спиритические опыты с крутящимися столами.

Франсуаза Саган не думала о Даниэль Даррие, когда писала «Сиреневое платье Валентины», свою третью пьесу, премьера которой состоялась в театре «Амбассадер-Генри Бернштейн» 16 января 1963 года. Когда актриса появилась первый раз в облике Валентины, в этом было что-то магическое: она была истинным воплощением своего персонажа. Своему племяннику Сержу она как-то сказала: «Я всегда в конце концов начинаю неумолимо походить на того, кого нужно».

В данном случае она в точности была той Валентиной, какую хотела видеть Франсуаза. Это соответствие, близкое к чуду, было определяющим в успехе постановки, но и сопровождение должно было быть не хуже. С пьесой «Превратности фортуны», поставленной в «Театре Эдуарда VII» спустя ровно год, день в день, после премьеры «Сиреневого платья Валентины», ее постигла неудача. Решив заняться постановкой, Франсуаза оказалась в положении человека, лишенного авторитета, командира корабля, чьи распоряжения остаются без внимания. Так же, как и в тот раз, когда она пригласила друзей – Жан-Луи Трентиньяна, Даниэль Жэлин, Джульетту Греко, Мишеля де Рэ – для постановки пьесы, которая шла в 1980 году в Санкт-Петербурге и Одессе:

«Я не могла им кричать из оркестровой ямы, как обычно делают режиссеры, я устроилась рядом со сценой и говорила тихо, не напрягаясь… и не заставляя их уставать!»

Это был веселый бедлам, сопровождавшийся постоянными возлияниями. Для создания атмосферы посылали за водкой в русский ресторан-бар, расположенный неподалеку. «Мы все понимали, что это катастрофа, – рассказывает Луи Трентиньян. – За несколько дней до премьеры Франсуаза, которая тоже отдавала себе отчет в провале, предложила нам пригласить настоящего постановщика. Но мы так ее любили, что решили лучше оставить все, как есть».

Тем не менее после премьеры на помощь был призван Клод Режи, однако при всех достоинствах пьесы ее сценическую судьбу уже невозможно было изменить. «Он приехал слишком поздно, – говорит Джульетта Греко. – Чтобы избежать неприятностей, я вывихнула лодыжку накануне генеральной репетиции, я никак не могла поладить с Алисой Косеа, игравшей мою мать, которая меня ненавидела. Франсуаза казалась очень оживленной. Ее “запас детскости” защищал ее от всего. Мы постоянно творили какие-нибудь глупости».

Жан-Луи Трентиньян, снимавшийся в «И Бог создал женщину…» вместе с Брижит Бардо и Куртом Жюрженсом, познакомился с Франсуазой во время съемок: «Дом, где мы жили с Брижит Бардо на экране, – это дом, который Саган сняла в Понше. Я потом встретился с Франсуазой во время съемок фильма по ее пьесе “Замок в Швеции”, который делал также Роже Вадим. Это была неудача, несмотря на усилия, которые мы все приложили». «Франсуаза Саган и Брижит Бардо, – подчеркивает он, – остались на втором плане, несмотря на свою востребованность. Их дерзость была просто великолепна. Не будучи феминистками, обе они олицетворяли свободу женщины».

«Зато отношение к деньгам у них очень различное, – продолжает Жан-Луи Трентиньян. – Франсуаза позволяла пользоваться своими деньгами, не признавая за собой права беречь суммы, доставшиеся с такой легкостью. Вадим делал так же. Они с Саган во многом похожи. Он был с Джейн Фондой, когда посетил генеральную репетицию пьесы «Превратности фортуны». В Сен-Тропе после разрыва с Брижит Бардо, безумно влюбившейся в Трентиньяна, он проводил ночи в «Эскинад». «Франсуаза бывала там, – говорит он, – мы танцевали ча-ча-ча в ряд». В своей книге воспоминаний «От звезды – звезда» он приводит следующее высказывание романистки:

«Нужно праздновать конец любви, как празднуют смерть в Новом Орлеане, с песнями, смехом, танцами, вином. Любовь, как и жизнь, нельзя положить в банк. Она тратится, а потом о ней думается». В соответствии с этой красивой формулировкой после разрыва с Ги Шеллером она отправилась кутить к друзьям в Сен-Тропе. «Она приехала в “Коломбьер”, виллу на мысе Канебьер, в одиннадцать часов вечера в “ягуаре” бизнес-класса. Буквально примчалась, чтобы отпраздновать с нами свой развод», – рассказывает Жан Ветзель, который, как братья Галл, названные одухотворенным и едким Жаком Шазо братьями Бронте, вращался рядом с Жоржем Помпиду.

Приходи на артистов взглянуть… [353]353
  Viens voir les comediens… (фр.)


[Закрыть]

В процессе написания романа человеку предоставлена полная свобода. Нет правил, как в театре, где действие постоянно прогрессирует, следуя императиву времени, места, персонажей. Франсуаза Саган сравнивает это ощущение с игрой в сквош, когда нужно бросать мячик в стену: «Бросаешь его справа, слева, а он возвращается всегда в середину. В театре так со словами». Романистка продолжает: «В театре ты словно играешь в пинг-понг, все время, без промахов» [354]354
  «Cinematographe» (les Ecrivains et le Cinèma).


[Закрыть].

Ее талант к лапидарности сделает ее блестящей сценаристкой и диалогисткой, в частности в работе над «Ландрю» Клода Шаброля [355]355
  Шаброль Клод (p. 1930) – фр. кинорежиссер, из всех представителей «новой волны» вместе с Трюффо наиболее близок американскому кино – приверженностью жанру детектива и количеством продукции – снял около пятидесяти фильмов за тридцать лет, среди них «Добрые женщины», «Ландрю», «Церемония», «Ад», «Спасибо за шоколад».


[Закрыть]. Продюсер Жорж де Борегар, решив привлечь к работе Жака Лорана и Франсуазу Саган, попросит последнюю подумать над «Жорж Санд», фильмом, который снимет Шаброль, один из столпов «новой волны». Реакция критики на его вышедший в 1960 году фильм «Добрые женщины» была убийственной, и только Франсуаза защитила его в статье в «Экспресс».

Таким образом, встрече кинематографиста и романистки предшествовало хорошее предзнаменование, тем более что ироничный взгляд первого на человеческие пороки хорошо гармонировал с насмешливым тоном и изяществом мысли второй.

После работы над образом Жорж Санд ими сразу же овладела идея заняться «Ландрю». «Это было гораздо более забавно, – говорит Клод Шаброль. – Я сказал об этом Борегару, который, в свою очередь, переговорил с Карло Понти, другим продюсером намечавшегося проекта. Он согласился, что идея хороша. Ландрю, – сказал он мне, – в Америке больше известен, чем Жорж Санд, по поводу Ландрю я говорю “да”».

Франсуаза, только что вновь вышедшая замуж и ожидающая ребенка, приглашает Шаброля к себе на бульвар Инвалидов, где они очень быстро и весело пишут сценарий. Они находят взаимопонимание по всем пунктам, кроме одного: для эпизода процесса Клод Шаброль предпочел воспользоваться архивными документами, а романистка хотела выдумать реплики. «Комический ужас начала исчезал, текст становился тяжеловесным» [356]356
  «France-soir». 26 января. 1963.


[Закрыть], – сожалела она. Критика не обратила на это внимания и положительно оценила их сотрудничество. Робер Шазаль, в частности, писал: «Здесь хорошо проявился талант постановщика Клода Шаброля, некоторые фильмы которого нас разочаровали; он продемонстрировал нам удачно скроенную и хорошо рассказанную историю, для которой Франсуаза Саган создала – кроме своего непосредственного участия в сценарном проекте – блистательный диалог…» [357]357
  «Cinematographe».


[Закрыть]

Тандем Саган – Шаброль мог бы продолжиться в «Казанове», но этот проект остался на уровне замысла. Клод Шаброль предполагал экранизировать «Ангела-хранителя», но студия «Фокс» за сто тысяч долларов купила права, и экранизацию доверили другому режиссеру. «Было бы достаточно, если бы они воспроизвели роман страницу за страницей: он сделан как сценарий», – говорит Франсуаза.

Шаброль думал также о сценической постановке «Сиреневого платья Валентины». «Я сталкивался с нежеланием театрального сообщества работать с кинорежиссером на своей территории», – объясняет он. В то время действительно было сложно руководить актерами в театре, придя из кинематографа. Сегодня ничто не мешает Мишелю Бланку поставить новую пьесу Франсуазы Саган «Избыток наоборот», премьера которой состоялась 11 сентября 1987 года в театре «Буфф-Паризьен».

Ее герой Фредерик де Комбург, лейтенант 3-го подразделения саксонских уланов, напоминает Фредерика Фальсена из «Замка в Швеции». Это еще мальчишка, в чем-то трус, которому приходится опасаться за свою жизнь, потому что его спровоцировал на дуэль муж красавицы венки Адели. «У меня есть только моя жизнь, и я держусь за нее, как обреченный, представь себе», – делится он со своим другом Венцесласлом. И, кажется, что слышишь другого Фредерика, который восклицает: «А почему я не испугался? Почему у меня было желание умереть?» Он высказывает опасение Элеоноре, как бы ее муж Гуго не поколотил его палкой.

Эта водевильная комедия, плохо принятая критикой, что в свое время явилось причиной тяжелой судьбы Федо, неизменно вызывала смех у зрителей. Однажды беременная женщина вынуждена была обратиться к врачу: так ее рассмешило паясничанье Доминик Лаванан, исполнявшей роль Ганае, дикой амазонки с горячим темпераментом.

Мартин-Ламотт оказался идеальным исполнителем пьес Саган благодаря своему красноречию, «то серьезному, то распушенному, но всегда утонченному, лукавому и колкому», – как в программке пишет Мишель Блан. Доминик Лаванан познакомилась с Франсуазой [358]358
  «Экстрасагантно! Рядом с этой громадой, излучающей высокомерную мудрость, чувствуешь себя маленькой девочкой», – говорит актриса («Le Nouvel Observateur»).


[Закрыть]у Жан-Пьера Бувье, актера, работавшего в клубе над «Лукас Картон», на площади Мадлен.

Романистка рассказала ему о пьесе, написанной за десять дней по мотивам новеллы из сборника «Бархатные глаза» [359]359
  Flammarion (1976).


[Закрыть]. Увлеченная этой безумной, склонной к крайностям Ганаэ, актриса сумела передать свой энтузиазм Мишелю Бланку. Так возникла веселая команда «Избытка наоборот».

Спустя восемь лет после «Хорошей погоды днем и ночью» Франсуаза Саган снова вернулась в актерский мир и погрузилась в захватывающую атмосферу репетиций.

«Когда ставится пьеса, – замечает она, – публики не существует. Можно перенести несколько инородных элементов, людей, которые занимаются декорациями, музыкой, светом. Самое главное это труппа, актеры. Это необыкновенно важно…»

Франсуаза всегда очень радовалась, оказываясь в этой семье, создающей спектакль, несмотря на частые ссоры и грызню.

«Даже при их самых отвратительных недостатках, когда они проявляют совершенную трусость и ведут себя тошнотворно, актеры мне нравятся, – говорит она. – Их фальшивая простота, их детскость, их возня, три месяца, проведенные подле них ради полуторачасового представления, – весь этот экстравагантный трюк заставляет меня испытывать сильные эмоции».

Некоторые из них стали ее близкими друзьями, как, например, Кристиан Марканд, приятель Брандо, Франсуаза Фабиан, Мари Дэймс, Жан Моро, не считая Джульетту Греко, Мари Бэль, Мелину Меркюри, назначенную министром культуры Греции, делили с романисткой памятные «праздники».

Орсону Уэллсу, с которым познакомилась на фестивале в Каннах в 1959 году, она посвятила целую главу своих воспоминаний «В память о лучшем»:

«Как велик во всем этот человек, осужденный на жизнь среди полукарликов, лишенных воображения и души, со снисходительным презрением выколачивавший из них ровно столько, сколько необходимо, чтобы напитать свой могучий остов» [360]360
  Пер. Л. Завьяловой.


[Закрыть].

В феврале 1973 года она оказалась в Париже в связи с выходом фильма «Процесс» с Жаном Моро. Во время обеда в «О Бэль гурманд» Орсон Уэллс провозгласил, что Франсуаза была его лучшим французским критиком, пока у них не нашлась общая страсть к Лорель и Гарди [361]361
  Лорель Стан (1890–1965) – актер кино, по происхождению англичанин, приехал в США с труппой Ф. Карно и в 1926 году объединился с Джеймсом Гарди (1892–1957), составив комический дуэт. Они снялись более чем в ста фильмах, среди которых «Дни каникул», «Фра Дьяволо», «Упрямцы».


[Закрыть].

«Тогда тебе не надо со мной расставаться, – сказала она ему. – Я завтра уезжаю в Нормандию. У меня там много фильмов Лорель и Гарди». – «Ты еще показываешь фильмы? Друзьям?..» – «Да. Мой сын Денис, ему десять лет, умеет обращаться с кинопроектором… О! Поедем, ты увидишь: сад прекрасный. И ты знаешь, зимой, когда деревья голые, это потрясающе!»

Федерико Феллини также принадлежал кинематографическому пантеону Франсуазы Саган, которая в 1986 году поехала на студию Чинечитта, чтобы увидеть его. Она познакомилась с ним за пятнадцать лет до вечера, который он дал в своей квартире на улице Анри-Гейне (шестнадцатый округ) – одном из его немногих обиталищ на правом берегу. Он держался очень скромно, а его жена Джульетта Мазина спела «Жизнь в розовом» под аккомпанемент Фредерика Боттона. На итальянских студиях перед репортерами Феллини совсем другой, и она стремится создать образ «маэстро» для шикарного журнала Николь Висниак «Эгоист»:

«Это был император, король, тиран и, самое главное, кажется, друг каждого и царь для всех, – пишет она. И, смущенная, прибавляет: – Я не знаю, что бы я сделала, – говорила я себе, – если бы Феллини сел напротив меня в мое кресло у меня дома, в то время как я писала бы что-то в моих тетрадках…» Перед этим гением кино романистка чувствовала себя так, будто прикоснулась к тайне творчества, питаемого чудовищной тоской.

«Главное в обществе – не обертка! – утверждает она. – Но обертка Феллини – самая блистательная и наименее скрывающая эти искривления, метания души, которых не могут избежать ни ночь, ни день, ни временные на этой планете пассажиры, приглашенные и одновременно изгнанные, которыми мы все являемся, обладая большей или меньшей ясностью мысли и милосердием…»

В «Эгоисте» Франсуаза набрасывает портрет звезды – Катрин Денев: «Матовый проблеск иногда появляется в ее карих глазах, загорается и заставляет искать новый лучик в золотисто-желтом великолепии». Эта большая статья должна была появиться в американском журнале «Вэнити фэа», но ее не взяли, потому что там недостаточно внимания уделялось частной жизни актрисы. По договору в качестве гонорара ей полагалось девять тысяч долларов, в качестве компенсации она получила чек на тысячу долларов и перечислила все деньги в пользу ассоциации детей-инвалидов.

Эта встреча с Катрин Денев, «умопомрачительной блондинкой», позволила ей высказать свои представления о звездном мифе:

«Некоторые женщины, как Гарбо, например, полжизни скрывались от славы, ее лучей и ее изнанки. Некоторые, как Бардо, чуть свою не потеряли. Многие другие, очень многие другие, искали ее до самой смерти, а кто-то умер, так и не найдя ее. Но у всех этих звезд, мужчин и женщин, испытывавших страсть или ужас, потребность или невроз, изначально было желание получить резонанс, эхо, отклик. Если возможно, я думаю, бессознательно, из простой и всепоглощающей страсти к игре, обрести величие в театре, я не думаю, что с такой же бессознательностью можно стать известной актрисой или звездой в кино…»

В 1966 году знаменитая актриса одолжила свой шарм, красоту и светлые волосы Люсиль, героине романа «Сигнал капитуляции», фильма Алана Кавалье, экранизации романа Франсуазы Саган. В этом проекте она, вопреки обыкновению, по просьбе режиссера приняла участие лично:

«Это было очень приятно; мы писали несколько недель в Сен-Тропе на пляже… маленькое домашнее задание. Я прибавила несколько сцен, несколько реплик. Мне нравится этот фильм, но Кавалье придерживался романа, быть может, мы были чересчур буквальны. Я думаю, главное в экранизации – не трогать диалоги, лучше сокращать сцены. Лучше совсем выбросить некоторые куски, чем их уродовать» [362]362
  «Cinématographe» (les Ecrivains et le Cinema).


[Закрыть].

Для образа Люсили, тридцатилетней женщины, которая бунтует против социальных противоречий, Катрин Денев была подходящей исполнительницей. Как и Мишель Пикколи будет великолепен в роли Шарля, ее богатого любовника, которого она покидает ради молодого человека, Антуана, а потом опять возвращается к пятидесятилетнему мужчине и его деньгам. Это была идеальная пара. Брижит Бардо и Жан-Поль Бельмондо, к которым сначала обратились братья Таким, не были похожи на персонажей Франсуазы.

Другая пара, Марк Порэль и Клодина Огер (Мишель и Натали), в экранизации Жака Дерея «Немного солнца в холодной воде» смотрится на экране менее гармонично. «Марк Порэль был слишком молод и по характеру более близок к атмосфере “Вечерней звезды”, чем к “Шери”» [363]363
  Романы Колетт


[Закрыть], – сожалела романистка, в итоге, впрочем, довольная результатом. Роман «И переполнилась чаша» также был экранизирован с Кристофом Малавой, Пьером Ардити и Натали Байе в ролях Шарля, возглавляющего маленькую обувную фабрику в Романе, его друга детства Жерома, который участвует в движении Сопротивления, и Алисы, женщины, которую предстоит покорить.

Эту комедию на фоне трагедии – события разворачиваются летом 1942 года – снял Роберт Энрико. Последний роман [364]364
  Книга Лами вышла в 1988 году.


[Закрыть]Франсуазы Саган «Рыбья кровь» ждет, вероятно, та же студийная судьба. Его герой – Константин фон Мек, немецкий режиссер, обосновавшийся в Америке, как Эрнст фон Любич. Во время войны он снимает на юге Франции «Пармскую обитель» [365]365
  Роман Стендаля


[Закрыть]для U.F.A. (Универсум Фильм Альжемейн) под контролем Геббельса.

Отступая от сюжета, Франсуаза подробно рассказывает о работе постановщика, опираясь на свой личный опыт. В 1974 году Жорж де Борегар пригласил ее поучаствовать в трехдневных съемках короткометражного фильма «Еще одна зима». В начале фильма звучит музыка из «Травиаты». Пожилая женщина и молодой человек сидят на скамейке в парке. Он поджидает молодую девушку, но не влюблен в нее. Она, напротив, кажется, с тревогой ждет своего любовника, с которым они встречались в былые дни. «Видите ли, он женат», – говорит она молодому человеку.

Начало весны, и она не видела его всю зиму. Она боится, что он умер. Ее глаза наполняются слезами. Крупный план ее усталых ног и грубых ботинок, которые закрывают лодыжки. Наконец приходит подружка юноши. Очевидно, что, кроме физического влечения, их ничто не объединяет. Потом появляется красивый старик с хитрым взглядом. Лицо пожилого человека светится счастьем. Она поднимается, и они идут рядом. «Кто это?» – спрашивает молодая девушка у своего друга. «Никто, – говорит он, – помешанная». Но чувствуется, что мальчик испытывает определенную ревность к этой пожилой любящей паре.

Тринадцать минут истекли. Это очень красивое и короткое размышление о любви, одиночестве, движении времени.

«Я договорилась, что, если “Еще одна зима” мне бы не понравилась, ее бы сожгли, – объясняет Франсуаза. – На самом деле она завоевала какой-то “Оскар” на фестивале фильмов в Нью-Йорке. Я была в восторге. Вдруг мой продюсер мне сказал: “Раз маленький фильм имел успех, может, сделать большой?”»

Им станет «Голубой папоротник» по ее новелле «Бархатные глаза», где действие происходит в замкнутом пространстве гор и показаны отношения двух пар и сторожа шале. Эта психологическая драма была снята в Межеве летом 1975 года с участием Фабиана, Жан-Марка Бори, Жиля Сегаля, Каролины Целлье и Франсиса Перрена. Очень смущенная Франсуаза только через неделю смогла освоить ритуальные «Мотор» и «Стоп». Она была заснята операторами, которых она угощала в благодарность за их труд, с уважительной осторожностью смотрящей в камеру.

«Есть тридцать человек, бесконечно вам преданных, – говорит она, – мы развлекаемся как сумасшедшие, смеемся, много гуляем, снимаем…» Выход нерекламировавшегося фильма в мае 1977 года на фестивале в Каннах остался практически незамеченным. В любом случае критика отнюдь не призывала смотреть «Голубой папоротник», объявленный позднее в киноклубе «Антен 2»: Саган в качестве режиссера оценили как не оправдавшую надежд. «Может ли она научиться этому новому ремеслу? Должна ли она ему учиться? – задается вопросом «Круа». – Я ей этого желаю. Ответ в следующем фильме. Если он будет. Но почитайте “Бархатные глаза”: это прекрасно, я бы сказал, как кино».