Текст книги "Франсуаза Саган"
Автор книги: Аркадий Ваксберг
Соавторы: Жан-Клод Лами
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)
Друг Бернар
«Тебе нужно познакомиться с моей подружкой из Сорбонны», – заявила Флоранс Мальро Франсуа Нурисье [162]162
Нурисье Франсуа (p. 1927) – фр. писатель, блестящий памфлетист, автор во многом автобиографических произведений «Маленький буржуа», «Империя облаков», «Праздник отцов», «Бар эскадрильи».
[Закрыть], с которым познакомилась на занятиях по пропедевтике. В 1951 году, когда ему было двадцать три года, он опубликовал свой первый роман «Серая вода», название которого было позаимствовано из «Эпиталамы», романа Жака Шардона [163]163
Шардон Жак (Жак Бутелло) (1884–1968) – фр. писатель, в тоне легкой меланхолии, проникновенно пишет о взаимоотношениях в паре: «Эпиталама», «Любовь – это гораздо больше, чем любовь», «Счастье Барбезьё», «Клер». Сказал однажды: «Я начал с романов, потом писал новеллы, затем стал писать сказки в десять строчек и кончил тем, что пишу телеграммы». Автор публицистического эссе «Любовь к ближнему», характерного четкой выразительностью стиля.
[Закрыть]. Удачно войдя в литературный мир, он легко нашел общий язык с Франсуазой Саган, особенно если учесть, что он знал наизусть целые страницы из Мальро и Сартра.
Возможно, Фло надеялась, что Франсуа Нурисье заинтересуется рукописью «Здравствуй, грусть!», так как он только что был назначен генеральным директором издательской компании «Деноэль». Сегодня академик и лауреат Гонкуровской премии говорит, что размышлял не слишком долго: «Когда она мне сказала: “Слушай, Франсуаза написала роман”, я посоветовал ей отдать роман своей матери. Спустя пятнадцать дней Клара Мальро сообщила мне, что она просмотрела рукопись бегло, так как в ней много опечаток. Я ответил: “А… Ну ладно”, – и больше романом не интересовался». Но это не помешало ему быть одним из верных ее соратников и сохранить самые радужные воспоминания о молодых годах, проведенных вместе, – о встречах на площадке «Клозери де Лила» или танцевальных вечеринках.
Жак Шардон, который внушил ей надежду на успех, отреагировал на появление романа «Здравствуй, грусть!» следующим образом: «Я прочел на этой неделе роман Франсуазы Саган. Эта девушка хорошего происхождения – из плеяды великих писателей. Ошибки здесь быть не может, это видно, как виден цвет глаз, оттенок кожи; это заставляет сильнее биться сердце. Талант – вещь совершенно уникальная, во всех отношениях блистательная, сияющая, живая, девственная. Талант можно любить или оставаться к нему равнодушным. Если уж талант любят, то безмерно. Эта любовь – суровый приговор.
Эта девушка одарена всем, кроме одного, того, что требует от автора большего жизненного опыта. Когда по ходу действия происходит какое-то событие, мы чувствуем, что она растеряна. Оно плохо вписывается в жизнь, оно иной природы, чем череда жизненных событий; ей очень тяжело создать жизнеподобие в тексте: здесь нужна большая ловкость» [164]164
«Lettre à Roger Nimier» (Grasset, 1954).
[Закрыть]. Франсуаза Саган, у которой не было привычки перечитывать свои произведения, перелистывала иногда «Здравствуй, грусть!». «Это просто хорошо выдуманная история!» – заключает она, сразу замечая глупости и ляпы, которые не бросились в глаза Жаку Шардону.
Ее друг Бернар Франк, писатель, который очень хорошо ее понимал, познакомился с романом, когда еще ничего не знал о его авторе. «Это было в солнечный полдень, в квартире моих родителей, на улице Ваграм, близ бульвара Малешерб. Жерар Мург, державший небольшую книжную лавку “Эссе”, расположенную неподалеку, предложил мне эту книгу. Я прочел ее так быстро, как читают детективы, и нашел, что это неплохо, но скандала не вызовет». Бернар Франк был демонстративно дерзок и амбициозен, словно у него были на то основания. Его любимым занятием было пускать шпильки в адрес литературных знаменитостей, за исключением Сартра, который принял его в «Тан модерн». Его знаменитая статья «Ворчуны и гусары» появилась там в декабре 1952 года. Его эссе «Универсальная география» и большой роман «Крысы», опубликованный в 1953 году, сделали его мессией молодых блистательных мегаломанов.
Жан-Эдерн Галлие [165]165
Галлие Жан-Эдерн (1936–1997) – фр. писатель, в 1960 году совместно с Филиппом Соллерсом создает «Тель кель». Памфлетист. Опубликовал книгу о внебрачной дочери Ф. Миттерана Мазарин (кстати, романистки, которую высоко оценила Ф. Саган), затем, убежденный, что он является жертвой напрасных преследований, стал сторонником Ж. Ширака. Автор романов «Приключения молодой девушки», «Каждое утро – это подвиг», «Евангелие сумасшедшего», «Сила души».
[Закрыть]попадает на улицу Ваграм благодаря посредничеству их общего друга Франсуа Мишеля [166]166
Автор «Encyclopedie Fasquelle de la Musique», ученик и друг Нади Буланже.
[Закрыть]. «Когда он стал посещать Саган, я подумал, что он стремится приобщиться к Делли [167]167
Делли – псевдоним, под которым Жанна Мари Пти-жан де ла Розьер (1875–1947) и ее брат Фредерик (1876–1949) публиковали популярные сентиментальные романы «Между двумя душами», «Хозяин молчания», «Митси».
[Закрыть]и иже с ними, потом я его не видел», – объясняет он [168]168
«Bernard Frank» par Salim Jay (Nouvelles éditions Ruptures, 1982).
[Закрыть]. Но литературный мир узок. Бернар Франк, к примеру, встретил Франсуазу Саган на коктейле в издательстве «Деноэль» на улице Амели. Это было в мае 1954 года, почти сразу после присуждения Премии критиков.
Овеянная свежестью своей едва родившейся славы, юная романистка поддалась шарму этого «необыкновенно умного», как напишет Франсуа Нурисье в «Экспресс», двадцатичетырехлетнего паренька. Представила их друг другу Флоранс Мальро. «Я помню ее аккуратные движения, вежливость во всем, – рассказывает Бернар Франк, который спросил ее, есть ли у нее машина. – Было неподходящее время для поиска такси, и я надеялся, что Франсуаза меня подвезет. Я был слишком тщеславен, чтобы проявить чувствительность к ее успеху, но восхитился тому, как она водит в свои восемнадцать. Для меня, который водить не умел и так и не научился, это было особым шиком – достаточно известная молодая женщина оказалась в роли моего собственного шофера. Напустив на себя необыкновенно милый и опечаленный вид, с которым она обыкновенно разговаривала с таперами, она выразила сожаление, посетовав на недавно случившуюся небольшую аварию».
Франсуаза Саган прочла статью в «Тан модерн», где Бернар Франк окрестил своих молодых современников «гусарами» (Блондэн, Нимье [169]169
Нимье Роже (1925–1962) – фр. романист, представляет направление реакции на экзистенциалистский роман, его разочарованные в жизни герои восстают против идеологии и морали: «Грустные дети», «Любовная история», «Иностранка».
[Закрыть], Лоран [170]170
Лоран Жак (1919–2000) – фр. памфлетист («Поль и Жан-Поль»), эссеист. Печатался также под псевдонимом Сесиль Сен-Лоран (роман «Клотильда»).
[Закрыть], Деон, Марсо) по названию романа Роже Нимье «Гусар в голубом». Это обозначение должно было провести черту между писателями нового поколения и старой школой, олицетворяемой в значительной степени Морисом Баррэ [171]171
Баррэ Морис (1862–1923) – фр. писатель и политический деятель. Опубликовал два на три четверти выдуманных интервью «Восемь дней у месье Ренана» и «Под оком варваров» в духе декаданса и утонченного нарциссизма. Затем последовали столь же претенциозные «Свободный человек» и «Сад Береники». Был привержен движению буланжистов (шовинистическое движение во Франции в конце XIX века за пересмотр конституции). Во «Враге законов» проповедовал аристократический анархизм.
[Закрыть], «этим огромным исхудавшим вороном», склонным к позерству и любителем сценических эффектов. В конце статьи Франк ругал Мальро, который, по его словам, «с безумным взглядом вопит в зале Плейель». Бесцеремонность по отношению к автору «Условий человеческого существования» смущала Франсуазу, и потребовалось время, чтобы она привыкла к насмешливому тону этого вдохновенного молодого человека.
Бернар Франк сам решает возобновить знакомство с Франсуазой Саган, прочтя статью в «Пари-Матч» о каникулах в Оссегоре. Желая снова издавать «Ревю Бланш», который некогда выпускал Леон Блюм, он понимает, что неплохо было бы привлечь к сотрудничеству Франсуазу. К тому же из статьи он с удивлением узнает, что они провели каникулы в двадцати километрах друг от друга. Под воздействием нахлынувших чувств, страдая от одиночества, он принялся сожалеть о том, что не навестил свою соседку. «Я немного пофантазировал, – говорит он. – В любом случае, она мне напомнила по телефону о нашей встрече на коктейле в “Деноэль”. Я ей предложил дать свои тексты, или, что было бы еще более желательно, дать согласие на сотрудничество. Она сразу же согласилась и приехала обсуждать проект ко мне на улицу Ваграм».
Как бы ни был невозмутим Бернар Франк, даже он удивлялся этой худенькой девушке, ставшей знаменитой с первой книги и водившей «ягуар». Она предложила ему спуститься посмотреть на свою машину, припаркованную около отеля. «Мы прокатились. Я ее проводил к другу, у которого в Нелли был собственный отель», – говорит Бернар. Рядом с Франсуазой, искусно и свободно управлявшей автомобилем, жизнь казалась веселой, случиться могло все, что угодно, и все, что угодно, могло уладиться. «У меня было впечатление, что она отчаянно старалась не соскучиться». Это соответствовало его собственной философии, о которой можно судить по фразе из «Кипучего века»: «Нет нужды заставлять меня признаться в том, что самое неприятное для меня – это знать из абсолютно надежного источника, что однажды меня больше не будет».
Проект обновления «Ревю Бланш» окончательно провалился из-за издателя Жан-Клода Фаскеля. «Проект был зарублен Ги Шеллером, игравшим заметную роль в “Ашетт”, который, явно чтобы утешить Саган, женился на ней два года спустя», – утверждает Бернар Франк в «Плате». Как ни была Франсуаза расстроена неудачей проекта, она могла утешаться тем, что приобрела настоящего друга и что была по-настоящему увлечена идеей участия в этом предприятии.
Сильная привязанность, которая навек связала Франсуазу Саган и Бернара Франка, расцвела на почве взаимного восхищения. Она продлилась больше четверти века, и даже теперь, когда времена изменились, их объединяет молчаливый тайный сговор. После появления «Платы» она так высказалась о человеке, который был с нею и в горе, и в радости: «Вот человек, который не уважает ничего, ни с чем не соглашается, ни перед чем не преклоняется, кроме своей страсти к литературе, образованности и приверженности к худшему. Бернар Франк – единственный писатель из тех, кого я знаю, который постоянно подвергается критическим нападкам – это забавно и жестоко одновременно. Но в каждой из его книг есть несколько персонажей, которые могли бы принести ему успех. Даже для случайных критиков он представлял собой редкое явление, которое нельзя было не признать уникальным, рассматривая его в ряду собратьев по перу» [172]172
«France-Soir». 6 января. 1980.
[Закрыть].
Но этот уникальный писатель, на ее взгляд, был бы очень плохим мужем. «Бернар, – говорит она, – собственник, ревнив и авторитарен». После чего Франсуаза прибавляет: «Пусть лучше мои мужья и друзья сами на нем женятся». Это было перед их разлукой, когда Бернар в конце концов женился на журналистке из «Пари-Матч» Клодине Вернье-Паллие, дочери французского посланника в Вашингтоне.
Степная крыса, зябнущий крот – образы, которые он чаще всего принимал в отношениях с Саган, городской интеллигентной мышке, нашел, против всякого ожидания, и кров, и любящее сердце. И, чтобы поддержать пламя семейного очага, развил бурную деятельность в прессе, сначала в качестве хроникера в «Матэн», затем в «Монд» [173]173
«Монд» – франц. ежедн. вечерняя газета, издается с 1944 года, Париж.
[Закрыть], о котором неожиданно сказал несколько добрых слов в одном интервью [174]174
«Рlау-Воу». Французское издание. Январь 1981 года (интервью Аник Жей).
[Закрыть]: «Это наша единственная газета. Жида как-то спросили, кто является самым великим поэтом Франции, на что он ответил: “Увы, Виктор Гюго”. Увы, или нет, но “Монд” – самая крупная газета Франции».
Его собеседница, журналистка и писательница Анник Желль, под конец встречи спросила: «Как бы вы охарактеризовали себя?» Ответ Бернара Франка: «Человек, который в двадцать лет счел, что нашел себя в литературе, которого безумные годы выбили из колеи, но который вновь обрел свой путь и понял, что это не имело большого значения».
Дети века
«Она в самом деле мила, эта малышка». Ее еще и отлично упаковали. Жорж Бельмон, главный редактор «Пари-Матч», пожелал видеть у себя в редакции, на улице Пьер-Шаррон, молодую незнакомку, которую к нему направила Иветта Бессис. Пресс-атташе Жюйара, упиравшей на малолетство Франсуазы, удалось заинтересовать журналиста, всегда готового ухватиться за сенсацию, особенно в области литературной жизни. Статья появилась в начале раздела «Женщины и мужчины» под названием «Роман “Здравствуй, грусть!” открыл восемнадцатилетнюю Колетт» [175]175
«Paris-Match». № 261. 1954.
[Закрыть]. Маленькая фотография Франсуазы за печатной машинкой была помещена рядом с текстом в тридцать четыре строки, заканчивавшимся пламенной похвалой: «Родилась исключительная романистка, быть может, новая Колетт, судя по ранней зрелости ее романа».
В 1954 году еженедельник Жана Прувоста [176]176
Прувост Жан (1885–1978) – промышленник, купил и основал ряд журналов: «Пари-суар», «Матч», который стал «Пари-Матч», «Мари клэр», создал совместно с «Ашетт» «Теле 7 жур».
[Закрыть]приобрел международную известность, которая поставила его почти на уровень с журналом «Лайф», его американским аналогом. Франсуаза Саган не ожидала подобной рекламы, тем более что предложение Мишеля Деона опубликовать ее интервью в журнале отвергли. Но в редакции часто действуют по настроению, и несколько позже Жорж Бельмон выпускает эту статью, а в июле Деон делает репортаж о Франсуазе и ее каникулах на баскском берегу. Сравнение с Колетт – лишь способ привлечь внимание, поскольку с литературной точки зрения они не схожи.
Но в момент выхода «Здравствуй, грусть!» пресса нуждается в ориентирах, чтобы высказать свое мнение. Кстати, нечто подобное предвидел месье Кальве, преподаватель словесности в школе «Гаттемер». Его коллега, которая вела уроки математики, высказала в радиопередаче [177]177
«Grand Format» Эвелины Паж на RTL (июль 1986 года).
[Закрыть]свое отношение к лучшей ученице: «Пропустите ее к доске почета, прошу, она отмечена свыше, я в этом уверена. Она станет новой Колетт».
И та и другая рано написали свои первые романы, и многими чертами (например, любовь к природе и животным, тонкий писательский дар, независимость мысли) писательницы походили друг на друга. Однако Франсуаза Саган очень далека от Колетт с ее пышным стилем, который перестает быть вычурным лишь в угоду точности. «Ее первая книга повергла критиков в недоумение и заставила их признать, что ее выгодно отличает родство с автором “Клодины”, – замечает Жорж Гурдэн [178]178
«Le Cas Francoise Sagan» (Editions du Cerf, 1958).
[Закрыть]. – Однако ничего подобного нет… В противоположность Колетт, она не распахивает ставни в спальне, где дремлют, обнявшись, любовники, чтобы впустить в комнату солнечный свет, ветер, ароматы сада, запахи соседнего леса».
Романы Франсуазы Саган призваны выразить то, что нас действительно трогает. И если уж устанавливать литературные параллели, то скорее в голову придет Альфред де Мюссе [179]179
Мюссе Альфред де (1810–1957) – фр. поэт-романтик; меланхолия и пессимизм в цикле «Ночи», более риторичном по сравнению с ранними («Испанские и итальянские песни»). Автор психологического романа «Исповедь сына века», где отразились его любовные взаимоотношения с Жорж Санд, пьесы «С любовью не шутят».
[Закрыть]. Их объединяет общность сознания и удивительное стилистическое сходство. В предисловии к переписке Жорж Санд [180]180
Санд Жорж (Аврора Армандина Люсиль Дюпен, баронесса Дюдевант) (1804–1876) – фр. писательница, родственница маршала де Сакса, воспитывалась в парижском монастыре, вышла замуж за барона Дюдеванта и родила двоих детей. Своим псевдонимом обязана Жюлю Сандо, в сотрудничестве с ним она начала печататься («Роз и Бланш»), затем стала известна как автор романов «Индиана», «Лелия», «Мопра», «Консуэло». Возлюбленная Мюссе, с ним она посетила Венецию, подруга Листа, затем Шопена. Основательница журналов «Ревю индепендан», «Ревю сосиаль». От романтической сентиментальности обратилась к социальному гуманизму, потом нашла себя в мирной сельской жизни и вновь вернулась к романтическим устремлениям. Также автор пьес и автобиографической прозы («История моей жизни»). Написала ответ на «Исповедь сына века» Мюссе – «Он и она». Ее стиль отличается гармоничностью, легкостью и искренностью
[Закрыть]и Альфреда Мюссе [181]181
«Sand et Musset, Lettres d’amour presentées par Françoise Sagan» (Hermann, 1985).
[Закрыть]Франсуаза говорит о своем отношении к поэту:
«Я в тысячу раз больше люблю изменчивого, беспокойного, сумасшедшего, бесшабашного, пьяного, яростного, все преувеличивающего, инфантильного, отчаявшегося Мюссе, чем мудрую, предприимчивую, добрую, сердечную, милосердную и старательную Санд. Я отдала бы все ее произведения за одну его пьесу: в Мюссе есть какая-то благодать, безнадежность, легкость, порыв, непринужденность, которые меня будут восхищать всегда в тысячу раз больше, чем ум, рассудочность и мирная поэтика Санд…»
Однако образ «доброй дамы из Ногана» перекликается в чем-то с ее собственным, и это сходство позволило ее друзьям, приезжавшим к ней в Нормандию, звать ее «доброй дамой из Онфлера», а ей писать о Жорж Санд по отношению к Мюссе: «Она страдала от любви, она страдала от дружбы, она страдала от уважения, она страдала от всего, что я люблю и чем восхищаюсь, а он страдал от того, чего я боюсь и презираю, но иногда ощущаю» [182]182
Ibid.
[Закрыть].
Их болезненные отношения нашли отражение в романах Саган: время неумолимо, и чувства персонажей ослабевают. Возьмем, к примеру, ее третий роман «Через месяц, через год», название которого позаимствовано из «Береники» Расина: «Что будет с нами через месяц, через год, коль за морями жизнь без вас полна невзгод…» [183]183
Расин. Береника, III акт, II сцена.
[Закрыть]Случай, желание, амбиции, жалость заставляют двигаться этих несчастных марионеток. На вечере у Малиграсов Жозе, стоящая рядом с Бернаром, смотрит на Жака: «Однажды вы его разлюбите, – тихо произнес он, – и я вас тоже наверняка разлюблю. Мы вновь будем одиноки, и все будет, как прежде. Позади останется еще год.
– Я знаю, – сказала она.
Она украдкой нашла его руку и сжала, не поворачивая к нему головы.
– Жозе, – сказал он, – это невыносимо. В чем мы все провинились?.. Что с нами произошло?.. Что все это значит?
– Не стоит задумываться об этом, – нежно произнесла она, – иначе можно сойти с ума» [184]184
«Через месяц, через год», пер. Т. Ворсановой; эпиграф взят из «Макбета» (акт II) У. Шекспира: «Не стоит задумываться над этим, иначе можно сойти с ума», роман посвящен Ги Шеллеру.
[Закрыть].
Такова безнадежная, но не жалостливая философия этих «детей века». Персонажи Жорж Санд и Мюссе создавали много шума и проклинали богов; герои Саган констатируют без горечи, не стараясь защититься, неизбежность Времени. Этот вечер у Малиграсов напоминает утро князя Германта в «Обретенном времени» Марселя Пруста. Франсуаза Саган часто бывает на разных вечеринках и умеет наблюдать. Будь то генеральная репетиция или модный коктейль – от нее не ускользает ничего. В том числе на коктейле, данном Рене Жюйаром и совпавшем по времени с первыми неделями ее успеха. Жорж Бельмон запомнил, как она с отсутствующим выражением вглядывалась в проходивших мимо:
«Она обладала непринужденной скромностью, и ее глаза не теряли ничего, ни одной крошки от спектакля. Иронию она принимала за иронию, насмешку за насмешку. Но, Господи! Уже! Уже она была одинока! Одинока оттого, что на нее смотрели не так, как ей хотелось. Одинока оттого, что не могла дать этим людям право себя судить» [185]185
«Arts». 15–21 сентября. 1955.
[Закрыть]. Но иногда ей случалось встретить незнакомца, с которым ей хотелось дружить. Так, в «Галлимаре» в конце сентября 1955 года она заметила молодого американского студента Гальвэя Киннеля. Живя в Париже в течение полутора месяцев, будущий лауреат поэтической премии Пулитцера [186]186
Пулитцер Жозеф (1847–1911) – амер. журналист, венгр по происхождению. Создатель газеты «Ивнинг ворд», школы журналистики и учредитель двенадцати литературных премий, которые носят его имя и присуждаются с 1918 года ежегодно административным советом Колумбийского университета.
[Закрыть]получал стипендию и работал над переводом Франсуа Вийона [187]187
Вийон Франсуа (1431 – после 1463) – фр. поэт, автор основанных на автобиографическом материале поэм «Малое завещание» и «Большое завещание», которые посвящены жизни парижских низов, пронизаны мотивом смерти в сочетании с гедонизмом. По словам Ж. Бедье, он «обновил и затронул все темы французской лирической поэзии».
[Закрыть]:
«Меня попросил сопровождать его к Галлимару мой друг, французский журналист. Там была вечеринка на открытом воздухе по случаю приезда Уильяма Фолкнера. Перед буфетами толпились сотни приглашенных. Там была вся литературная элита Франции. Альбер Камю, которому я немного помог в качестве переводчика во время его разговора с Фолкнером, был несколько смущен и сказал, перефразируя его “Реквием по монахине”: “Я фермер, я не интеллектуал”. В этой толпе Франсуаза олицетворяла неожиданную свежесть. В ней была чистота, которая сразу же произвела на меня сильное впечатление. Когда я заговорил с ней, я не знал, что это новый Радиге, которого только что открыла Америка.
Мы тут же почувствовали внутреннюю общность. Франсуаза попросила меня позвонить ей в день, когда она предполагала закончить свой новый роман [188]188
В своем пятом романе «Волшебные облака» Франсуаза использовала имя Киннеля. Брандон и Ева Киннель посещают Жозе и Алана, персонажей «Через месяц, через год».
[Закрыть]. Это был ответ профессионала, и это особенно меня поразило. Потом она пригласила меня поехать в Сен-Тропе в ее “ягуаре”. Так как я не мог отправиться немедленно, мне пришлось присоединиться к компании позднее. До Лазурного Берега я добирался автостопом».
Для молодого Гальвэя встреча с Франсуазой Саган повлекла большие изменения в жизни. Он родился в Новой Англии, получил суровое пуританское воспитание, живет в Париже в крохотной комнате и вынужден экономить на всем. И вдруг оказывается в среде беззаботных и жизнерадостных людей, где благодаря доброй фее Франсуазе невозможное обретает все более отчетливые горизонты. «Франсуаза царила в этой компании. Ее личная свобода стала нашей. Было достаточно, чтобы она сказала: “Вечером мы едем в Швейцарию или в Италию”, чтобы мы собрались и отправились. Для меня, человека, вышедшего из среды, где придерживались суровых нравов, это было просто поразительно. Все это на меня очень сильно повлияло, и тогда у меня открылся дар понимать многие вещи».
Гальвэй Киннель с простодушием смотрит на всех этих юношей и девушек, которые так нетерпеливо рвутся жить. Время принадлежит им. Сен-Тропе оглашен смехом поколения, которое пытается забыть о пустоте существования. Франсуаза Саган олицетворяет страсть этих детей века, опьяняющих себя до глухоты, до головокружения. В тот же год хрупкая и блистательная Брижит Бардо стала легендой благодаря фильму «И Бог создал женщину…», первые кадры которого были сняты на пляже бухты Канебьер.
На пляже «Салин», рядом с судоверфью, Франсуаза случайно встретилась со страстной Джульеттой, дикаркой из фильма Роже Вадима. Романистка и актриса выгуливали там своих собак. Первая – немецкую овчарку по кличке Попов, вторая – Клоуна, черного кокера. Молодые дамы поприветствовали друг друга и обменялись несколькими фразами. «Она весьма сдержанна и какие у нее красивые волосы!» – скажет Франсуаза. Брижит прочла «Здравствуй, грусть!» и отметила выдающийся ум автора, ее впечатление было таким: «Она вся в завитушках, даже ее мысли».
Несмотря на эту взаимную симпатию, они так и не сойдутся. Ни Франсуаза, ни Брижит не испытывали желания поддерживать более тесные отношения. Они встречались иногда у общих знакомых, но никогда не стремились видеться чаще. Случай несколько раз сводил их в Сен-Тропе или Париже. Тем не менее Брижит Бардо пригласила Франсуазу Саган на свое сорокалетие, отмечавшееся в клубе «55», на пляже «Пампелон», где впервые летом 1964 года родилась мода обнажать грудь. Десять лет спустя скандальный пляж вновь обрел покой. Мир тогда жаждал экзотики. Это десятилетие было временем далеких путешествий, интереса ко всему азиатскому.
Кинозвезда, только что простившаяся со съемочной площадкой, собрала в этот день своих друзей по Сен-Тропе. Были приглашены Пиколетта, бывшая жена Пьера Брассёра, владевшего в Гассене модным рестораном «О катр ван», архитекторы Клод Шовен и Роже Геррера, художник Винсент Ру, Франсуа Гуглиетто. Франсуазу Саган сопровождал ее второй муж Боб Вестхоф, с которым она только что развелась, но еще не успела окончательно разойтись, и подруга Франсуаза Жанмэр. Сияющая Брижит Бардо появилась в обществе Лорена Верже, своего тогдашнего шевалье. Сорок погасших свечей именинного торта символизировали погасший свет рампы и софитов феноменальной артистической карьеры.
В честь этого события Франсуаза приняла участие в создании фотоальбома Гислена Дюссарта, посвященного его приятельнице [189]189
«Brigitte Bardot racontée par Francoise Sagan, vue par Ghislain Dussart» (Flammarion, 1975).
[Закрыть].
«В 1954 году, – пишет она, – нужно было быть добродетельной, и Бардо такой не была. В 1975-м – беспутной, такой Бардо тоже никогда не была. Она не знала ни той, ни другой крайности. Как всякое разумное существо, она не имела ничего общего с христианской цивилизацией и ее запретами и одновременно – с ее деструкцией и ненавистью к этим запретам. Брижит – это женщина, которая хорошо себя чувствовала в теплой воде Средиземноморья на протяжении двадцати лет и продолжает все так же хорошо там себя чувствовать. Это также женщина, которая любит, когда обретенные мужчины и потерянные собаки кладут ей голову на плечо. Это женщина, которая всегда была и остается ослепленной кинокамерой в буквальном смысле: “слепить глаза невыносимой для них вспышкой”.
Она дитя своей судьбы, озаренной фотовспышками, населенной звездами и редкими животными, но еще в большей степени она обязана своей жизнью инстинкту самки, от природы удивительно свободной в своих побуждениях…»
Этот «исторический» день рождения станет также для Франсуазы Саган и Брижит Бардо днем серьезного разговора. Еженедельник «Жур де Франс» [190]190
№ 1056. 10–16 марта. 1975.
[Закрыть]дал романистке задание интервьюировать знакомую по Сен-Тропе, с которой она до сих пор обменивалась лишь улыбками, короткими приветствиями, незначащими фразами. Их беседа очень скоро стала носить дружеский характер. Перескакивая с одного на другое, они обнаружили между собой много точек соприкосновения, что позволило Франсуазе сказать:
«Это забавно, мы одинаково судим о стольких вещах… На самом деле мы обе ужасно разумные… Может, потому, что мы получили буржуазное воспитание?»
«Это правда, – отвечает Брижит. – Я знаю, что я трезво смотрю на вещи. Иногда я говорю себе, что эта простота немного смешна, несовременна, но делать нечего, я такая. Признаюсь, я не понимаю: зачем разрушать себя постепенно? Лучше сразу покончить с собой. Наркотики – это медленная смерть, тотальное рабство, а я вообще не выношу быть рабой чего бы то ни было, кроме любви… Я дорожу любовью человека, которого люблю.
– Я тоже… Уже сорок, да?
– Да, и в сорок всё вот так!
– Сорок после сорока…
– И это не мешает любить жизнь: бокал, глоток красного вина. Вещи, о которых даже не хочется говорить, так они просты».
В том же духе и с той же откровенностью кинозвезда и писательница обсудили другие вопросы, в том числе и личные. «А ты помнишь плохое? – спрашивает Франсуаза.
– Нет, к счастью нет, – говорит Брижит. – Ну смотри, например, я расстаюсь с мужчиной или мой приятель бросает меня или исчезает, ну что ж, я всегда вспоминаю приятные моменты, пережитые с ним. Больше ничего.
– Избирательная память. Оптимистично. Кстати, а как ты прекращаешь отношения? Я всегда расстаюсь в “Липп”.
– Это снобизм!
– Нисколько. Я очень романтична. Когда ты заходишь в “Липп”, слева есть столик, который…
– Так значит, если ты идешь обедать в “Липп” с каким-нибудь Жюлем, он должен себя спросить: “Что же она мне сейчас скажет?”
– Да нет, я и просто так туда хожу обедать… Ну так вот, ты устраиваешься за этим столиком и начинаешь разговор. Ты нервничаешь, но мимо проходят люди, говорят: “Здравствуйте!”, “Как дела?”, что-нибудь подобное. Это отвлекает от темы, и все происходит без драм. Я в таких случаях всегда боюсь. А ты?
– Я ужасно боюсь. Я терпеть не могу расставаний, я думаю, что такого вообще не должно было бы существовать. Это грустно, противно. Только без этого!..»
У Франсуазы Саган не было привычки расставаться за столиком ресторанчика «Липп», когда проходящие люди своими приветствиями разряжают обстановку и смягчают шок. Она вспоминает, например, как рассталась с мужчиной у дверей его дома на улице Драгон в Париже и никогда больше с ним не встречалась. В чем была его вина?
«Просто в том, – говорит она, – что он жил на пятом этаже в доме без лифта! Конечно, это прихоть, но я себе сказала: “Господи, да это будет настоящий ад, если я влюблюсь в этого человека”. Каждый раз подниматься так высоко… какой кошмар!»