Текст книги "Стая"

Автор книги: Аркадий Адамов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)

Глава VIII. ЗАБОТЫ, ВОЛНЕНИЯ, А ГЛАВНОЕ – ЛЮБОВЬ

Бескудин обычно приезжал на работу рано. Он неторопливо проходил пустыми, гулкими коридорами, отпирал дверь своего кабинета и, распахнув форточку и стряхнув полную до краев пепельницу в корзину, усаживался к столу. Федор Михайлович любил этот час тишины и покоя и очень им дорожил. Сначала он просматривал утренние газеты, которые приносил с собой, потом вынимал из сейфа бумаги. Тишина окружала его, ее не нарушали ни хлопнувшая где-то дверь, ни чьи-то отдаленные шаги, ни даже уборщица, бесшумно появлявшаяся в его кабинете. Все это были пустяки по сравнению с круговоротом неотложных, срочных дел, споров и волнений, возникавших с началом рабочего дня. И Бескудин, входя рано утром в высокие двери Управления и предъявляя дежурному милиционеру свое удостоверение, каждый раз с удовольствием предвкушал возможность хоть час побыть в тишине и одиночестве.

Так было и в это утро. Но, к своему удивлению, Федор Михайлович вдруг увидел в пустом коридоре Панова, нетерпеливо и, видимо, уже давно поджидавшего там кого-то, то есть, конечно же, не кого-то, а именно его, Бескудина.

– Ну,– сказал он, подходя и вытаскивая из кармана ключ.– И чего тебе не спится, чего, говорю?

Тут только он разглядел расстроенное лицо своего молодого сотрудника и быстро добавил:

– Заходи, заходи, раз уж пришел.

Как всегда, он раскрыл форточку, стряхнул в корзину окурки из пепельницы и, усевшись к столу, нетерпеливо сказал, вытаскивая из карманов и раскладывая перед собой очки, папиросы, зажигалку и газеты:

– Ну-с, что там стряслось, давай.

– Плохо дело, Федор Михайлович,– расстроенно произнес Виктор, вытаскивая сигарету из полупустой пачки.

Бескудин укоризненно заметил:

– Уже успел накуриться с утра? Ну, давай, говорю, докладывай.

Виктор, стараясь не упустить ни одной подробности, сообщил ему о вчерашней встрече с Карцевым и о сегодняшнем коротком разговоре с ним по телефону.

– ...И вот просто не знаю, что теперь делать,– закончил он огорченно и растерянно.– Просто ума не приложу.

– М-да,– задумчиво произнес Бескудин, оглядев лежащие перед ним предметы и выбрав папиросы. Затем он с удовольствием щелкнул новенькой зажигалкой и, затянувшись, не спеша закончил:—Случай, я тебе доложу...

Минуту оба молча курили, потом Бескудин спросил:

– Значит, полагаешь, сегодня они чегой-то вычудят?

– Если не хуже, Федор Михайлович.

– Так-так... А Карцев, он что же, по-твоему, не в курсе?

– Думаю, нет. Хотя... не знаю я, что с ним стряслось.

– М-да. Положение, выходит, наше такое,– задумчиво произнес Бескудин.– Что сегодня случится, не знаем, кто это учинит, тоже не знаем, а помешать надо, Так, что ли?

– Выходит, что так...

– А ты думай. Думай, говорю! «Выходит»! – сердито передразнил его Бескудин.– Так, да не так.

– Что ж тут не так? – возразил Виктор.– Все именно так. Ничего мы не знаем.

– Ну ладно. Давай с другого бока подойдем,– уже. со вкусом продолжал Бескудин, все больше увлекаясь неожиданно возникшей задачей.– С другого, говорю. Допустим, украдем мы у них на сегодня Карцева. Как, затее их помешает это, а?

– Вряд ли. Карцев скорее всего не активная фигура.

– Допустим, ты и прав,– охотно согласился Бескудин.– Еще у нас кто есть?

– Ну, есть еще Галя, но...

– Вот именно, что «но». Именно. Знать она, может, и знает. Но навряд ли участвует.

– Остается Харламов.

– Вот. Это, брат, другой разговор.– Бескудин оживился.– Другой, говорю. Тут, думается мне, кое-что светит. А, как полагаешь?

– Харламов, конечно, фигура активная. Он следил за Карцевым. Он вербовал шофера, спаивал его.– Виктор начинав невольно заражаться азартом и энергией.– Он и с этой Галей связан. Если его украсть... Нет! Просто задержать можно. Вполне законно.

– На чем?

– Драка! Его же опознали. Устинов говорил.

– А что? Верно! Ишь, как мозговать стал.

– Там и еще двоих опознали. Их тоже можно...

Кого именно?

– Не знаю. Устинов только....

– А ну-ка, взгляни ступай. Может, он уже пришел. Сейчас мы планчик накидаем.– Бескудин довольно потер руки.

Через несколько минут они уже сидели втроем у стола, и Устинов, как всегда невозмутимо, говорил:

– Двое других, это Фирсов и Рушанцев Сашка. Но тут одна закавыка выяснилась...

Он помедлил, словно обдумывая, продолжать дальше или нет. И Виктор нетерпеливо бросил:

– Ну, ну, в чем дело?

– Да вот пропал Фирсов-то,– закончил Устинов.

– То есть как это пропал?

– А так. Три дня его уже нет. Мы к нему домой заглянули. Мол, из техникума, беспокоимся. Мать говорит, он к тетке уехал. «Как так,– говорим,– а учеба?» – «Уехал,– отвечает,– и все. Я уже ему тоже про учебу говорила, а он и не слушает. Разве на него управу найдешь? Без отца ведь растет»,

– Адрес тетки дала?

– Дала.

– Ну?

Устинов снова помедлил, потом нехотя ответил:

– Нет его там, у тетки.

– Вот те раз.– И Виктор растерянно посмотрел на Бескудина.– (Скрылся, выходит? Один из всех скрылся? А ведь он не главарь – это точно.

– Объявим розыск,– сказал Бескудин.– Подключим всех, кого следует. Но вот пока... пока, говорю, что делать будем? Сегодня?

– Харламов,– напомнил Виктор и беспокойно посмотрел на часы.

– Он на заводе сейчас? – спросил Бескудин.

– Не знаю. Это легко проверить.

– Давай.

Оказалась, что Харламов, как и Карцев, ка работу выходит лишь в три часа дня.

– Время есть,– сказал Бескудин и хитро поглядел на Виктора.– Кстати, мне тут одна интересная комбинация на ум пришла.

Харламов появился в коридоре, с самым безмятежным видом уселся на длинную скамью и, закурив, посмотрел по сторонам. В комнату, указанную в его пропуске, он, видимо, заходить не собирался.

Выглянув в коридор, Виктор увидел развалившегося на скамье парня и спросил:

– Что ж ты не заходишь?

– А чего? Надо будет, позовете.

– Та-ак,– смерил его взглядом Виктор.– Ну что ж. Тогда прошу. Заходи.

Розовый не спеша поднялся.

– Шапку сними,– сказал Виктор, когда Розовый уселся возле стола.

– Можно,– снисходительно ответил тот и снял с вихрастой головы шапку.

– Сколько же тебе лет, Харламов?

– Мне-то? Семнадцать скоро.

– Так. Здорово ты вымахал. И двадцать дашь.

– Ага. Не в отца, говорят.

– А он где?

– Отец-то? Письма пишет. Раз в месяц, как положено.

– Осужден, значит?

– Ага. Десятку схватил, лопух.

– Ты бы все-таки не выражался так. Ведь отец как-никак.

– А чего? Он меня теперь не воспитывает.

– Вот и скажи мне, кто теперь тебя воспитывает? – с ударением спросил Виктор.

– Ясно кто—мать.

– Нет, не она.

– Ну, значит, общественность, кто же еще?

– И не она, к сожалению.

– Тогда, выходит, вы, что ли? – весело спросил Розовый.

– Ну, мы только начинаем. И воспитывать будем строго. Учти, Больше ты машины чужие трогать не будешь. _QPQ

– А чего такого? – с наигранной беспечностью ответил Розовый, глядя в сторону.

И вдруг он невольно вздрогнул. Прямо перед ним на тумбочке у окна лежала небрежно прикрытая газетой светлая ворсистая кепка. Такая знакомая кепка! Розовый метнул-на Виктора испуганный взгляд, с круглого, румяного лица его сползла усмешка.

Виктор сделал вид, что не заметил этой перемены.

– Ничего такого, значит, в тот вечер, по-твоему, не случилось? – спросил он.

– Не помню я, чего случилось,– угрюмо ответил Розовый.

Он не мог оторвать глаз от проклятой кепки, она словно гипнотизировала его, путала мысли, пугала своим молчаливым загадочным присутствием здесь, в этой комнате.

– Может быть, и Сашки Рушанцева и Генки Фирсова с тобой в тот вечер не было? – спросил Виктор.– И еще кое-кого?

– Не помню я,– буркнул Розовый и вдруг, с тревогой взглянув на Виктора, спросил: – Вы чего, очные ставки мне будете делать?

– Придется, вероятно. Раз ты ничего не помнишь.

– С кем же «придется»?

– Там видно будет. Во всяком случае, удовольствия от этого не жди. Это я тебе заранее говорю.

Розовый опять посмотрел на выглядывавшую из-под. газеты кепку и, поколебавшись, спросил:

– И с ним тоже?

– С кем – с ним?

– Во. Чья кепка.– Розовый мотнул головой в сторону тумбочки у окна.

– А-а,– произнес Виктор, словно только сейчас догадался, о ком идет речь.– Вполне возможно.

Розовый задумчиво посмотрел на потолок.

– Понятно.

Он уже пришел в себя и сейчас с трудом удержался от насмешки и уже досадовал, что сорвался и задал дурацкий вопрос насчет очной ставки. Просто кепка в первый момент сбила его с толку.

Если бы Виктор мог догадаться, о чем подумал в этот миг Розовый! Тем не менее он отметил про себя, что ре-

акция на кепку оказалась куда более спокойной, чем он ожидал, и это ему не понравилось.

– Вот, Николай, твой воспитатель,– сказал Виктор.– Здорово он тебя покалечил. Ты этого сейчас не понимаешь, ты уж пока верь мне на слово. -

– Нет у меня никакого воспитателя. Нужен он мне!

– Не хочешь, значит, говорить? Ну, так я тебе скажу. Парень ты еще молодой, совсем молодой. И очень бы мне не хотелось тебя в милицию таскать и допрашивать тут.

– Ваше дело такое.

– Наше дело, чтобы ты человеком вырос,—нахмурился Виктор.– Сам бы как надо жил и другим не мешал.

– А я и не мешаю. Подумаешь. Мало чего вы мне пришьете.

– Это ты брось. Учти, мы тебя не для знакомства позвали. Мы уже с тобой знакомы.

– Позвали в тюрьму сажать? – насмешливо спросил Розовый.

– Наказать тебя придется,– согласился Виктор.– Но и наказания ведь бывают разные. Ты должен стать человеком, Николай, должен, заставим. И первый твой шаг к этому – честное признание. Понял меня?

– А я уже битый. Насчет всего этого понятие имею.

Розовый отвечал дерзко, упрямо глядя себе под ноги, и, видно, с трудом сдерживался, чтобы еще раз не посмотреть на ворсистую кепку, притаившуюся под газетой.

В это время зазвонил телефон. Виктор узнал Бескудина.

– У тебя он?

– Да.

– Говорит чего?

– Не очень.

– Арестовать все равно придется,– вздохнул Бескудин.– Как договорились. Понятно? Санкцию прокурор дает. Все-таки двести шестая статья, что ни говори. Злостное хулиганство.

– Разрешите к вам зайти по этому поводу.

– Кончай с ним, тогда заходи. Но смотри не отпускай. Слышишь?

– Так точно.

Виктор положил трубку и посмотрел на Розового. Тот сидел, опустив голову, и молчал.

– Ну, давай рассказывай, что в тот вечер было,– сказал Виктор.– И как это он вам позволил такую глупость выкинуть?

– Он нам за это навесил,– глухо ответил Розовый.

– Где он сейчас, знаешь?

На круглом лице Розового мелькнула усмешка.

– Не знаю.

– А когда встречу тебе назначил?

– Ничего он не назначил.

Чем дальше продолжался этот разговор, тем яснее становилось Виктору, что Харламов ничем ему не поможет. Он боится. Но не его, Виктора, и даже не возможного наказания за драку. Он боится того человека. Помешает или поможет его страх распутать дела этой группы? И какую роль в ней играет Карцев? И Галя? Зачем понадобился им шофер? Наконец, куда сбежал Генка Фирсов и почему? Это все, конечно, знает Харламов. Знает он и как зовут того человека. Это очень важно для предстоящего поиска.

– Ну вот что,– сказал, наконец, Виктор Розовому.– Ты пока посиди там в коридоре и подумай. Тебе сегодня много чего придется мне рассказать. А я сейчас вернусь.

Тот поднялся и, демонстративно вздохнув, направился к двери.

– Да, кстати,– сказал Виктор.– Как его кличка?

– А вы у него самого спросите,– нагло ответил Розовый.

И Виктор пожалел, что задал этот опрометчивый вопрос.

Вообще с Харламовым разговор складывался плохо. Что-то странное чувствовалось в его поведении, что-то непонятное. И Виктор, собираясь уже идти к Бескудину, расстроенно подумал: «Ну, пусть кроет, как хочет, пусть что угодно, но только бы знать, что делать дальше».

Как раз в этот момент и зазвонил телефон на столе.

В то утро какая-то женщина незаметно сунула Гале через прилавок записку. В ней были только две корявые строчки: «Все летит. Отрываюсь. Жди».

С самого утра около палатки толпились покупатели. Галя еле успевала отпускать товар, считать деньги, отвечать на вопросы. Какая из покупательниц сунула ей записку, Галя даже не успела заметить. Та высыпала ей на ладонь медные монеты и среди них затерялся бумажный КЛОЧОК.

– Держи, милая, ровно тут,– пробормотала женщина и исчезла в толпе.

Только час или полтора спустя, когда ушли переполненные утренние электрички и покупателей стало меньше, Галя еще раз пробежала глазами так испугавшую ее записку.

В первый момент ей удалось лишь мельком взглянуть на нее, и Галю обожгло одно короткое слово: «Жди». Это слово не выходило у нее из головы. Значит, «он» зайдет к ней перед тем, как уехать? Зачем? Проститься? Ну, нет. Не такой это человек. Ему что-то надо от нее. Что же ему надо? И потом, почему он уезжает? Значит, что-то случилось?

За время их короткого знакомства она так ничего и не узнала об этом человеке. Разве только его имя – Петр. Он ее и пугал и привлекал своей таинственной, непонятной и опасной жизнью, своим страшным прошлым, о котором ей кое-что рассказал Розовый и на которое только намекал Петр, когда выпивал с нею. Она видела, как все боятся его, и гордилась, что такой человек выбрал ее себе в подруги. Хотя ей и бывало порой страшно с ним наедине.

Но у Петра годились деньги, он ей делал подарки, она не уезжала от него без них. Последний раз он подарил часики, очень дорогие, заграничные, с камешками. Это были уже четвертые часики, которые он ей дарил. Были и другие подарки, например, кофточки, тоже дорогие и красивые, но совсем не ее размера, их потом приходилось или перешивать, или продавать подругам. Петр был немногословен, груб, деспотичен даже, но щедр. И ради этого последнего его качества Галя охотно мирилась со всеми остальными.

Он часто и неожиданно исчезал. Она привыкла к этому. И никогда не прощался. И вдруг сейчас – «жди». Это поразило и испугало ее.

Когда схлынула волна утренних покупателей, Галя, отойдя от прилавка, достала записку и уже внимательно прочла ее. Внезапно она заметила, что на обороте листка имеется приписка, торопливая и совсем уж корявая. С трудом разобрав ее, Галя нахмурилась. Теперь стало понятно загадочное слово «жди». Вот значит, чего захотел от нее Петр (даже в мыслях она не называла его странной и неприятной кличкой – Гусиная Лапа). «А что, если он насовсем уезжает?» – вдруг подумала она с невольным и совсем неожиданным для нее облегчением. Почти подсознательно она тяготилась этой связью, ее все-таки изрядно пугал этот человек, его неведомые и, как она подозревала, нечистые дела. Она старалась не думать о них, но тревожные мысли все чаще посещали ее в последнее время. И вот – записка. Что она означает? Может, и в самом деле исчезнет из ее жизни этот человек? Похоже на то. Но она ничего не вернет ему. О нет. Она придумает что-нибудь другое.

Из задумчивости ее вывел чей-то нетерпеливый голос:

– Девушка, сколько же можно ждать?

Галя обернулась к прилавку.

– Не больные и обождать,– грубо ответила она.– Чего вам?

А вскоре прибежала возбужденная, сияющая Раечка. Галя еще издали заметила ее изящную фигурку в черной шубке и большой меховой шапке на пышных волосах. Торопливо отпустив очередную покупательницу, Галя захлопнула окошечко и вывесила табличку: «Обед».

Раечка проскользнула в палатку и опустилась на пустой ящик из-под банок с вареньем.

– Ой, я так хотела тебя повидать! Просто ужас как хотела! Еще вчера. Но меня с работы не отпустили. А сегодня у меня отгул,– восторженно поблескивая глазами, затараторили она.– Утром мне должен Толик звонить. Его вчера в райком вызывали. Я сказала маме, что сейчас вернусь. И прямо побежала к тебе. Ты знаешь? Я, кажется, влюбилась.

– Очередной роман? – усмехнулась Галя.

– Нет, нет. Это совсем другое! Он мне ужасно нравится. Честное слово. Так еще не бывало. Ты знаешь, он такой остроумный, начитанный. И я ему совершенно вскружила голову. Да! Да! Совершенно! – Раечка счастливо засмеялась.– Ты же сама велела. Вот я и вскружила. Ах, Галочка, это так здорово! И он красивый, правда? Ты знаешь, когда он меня хотел поцеловать в тот вечер, мне вдруг стало страшно... Ну, что ты на меня так смотришь? Я дура, да? А скажи, Галочка, ты был к когда-нибудь ужасно-ужасно влюблена? Ну, так, чтобы голова даже кружилась? Ты знаешь, мама сегодня за завтраком... Боже мой! Я совсем забыла, зачем пришла.– Лицо ее вдруг стало испуганным.—Галочка, дорогая! Я прямо всю ночь тогда не спала. Ты мне такую ужасную вещь сказала.

– Какую еще вещь? – сухо спросила Галя.

Ее раздражало счастливое возбуждение подруги.

– Неужели ты не помнишь? – недоверчиво спросила Раечка.– Ну ты сказала, что у него могут быть неприятности и даже еще хуже. Если он не будет слушаться твоего знакомого, того парня, Колю, кажется.

– A-а. Ну да. Конечно,– рассеянно подтвердила Галя, что-то обдумывая. Потом внимательно поглядела на испуганную подругу и спросила:—Так ты влюбилась, значит?

– Кажется, да,—жалобно подтвердила Раечка и, прижав руки к груди, в свою очередь, спросила: – Но почему его... почему все это может случиться? Ой, мне так страшно, Галочка. Так страшно...

– Если хочешь знать,– загадочно и значительно произнесла Галя,– то дело тут не в Коле. Он – что!– она небрежно махнула рукой и, понизив голос, добавила: – Тут другой человек замешан.

– Что же это за человек? – трепеща, спросила Раечка.

– Я тебе не могу этого сказать. Я его сама ужас как боюсь. Он все может сделать. Он и убить может, это для него как плюнуть.

– Но что ему Толик сделал?

– Не знаю,– пожала плечами Галя и, помедлив, словно преодолевая какие-то колебания, сказала: – Есть, правда, один способ, как от него избавиться. Только вот... Ты, наверное, не согласишься...

– Ну, что ты! Ты не знаешь! – загоревшись, воскликнула Раечка.– Я на все согласна! Ну, совершенно на все. И это поможет Толику?

– Помочь-то поможет,– с сомнением проговорила Галя.– Даже очень. Но, ты знаешь, мне как-то неохота тебе это предлагать, потому что...

– Галочка, миленькая! Я тебя очень прошу! – взмолилась Раечка.– Скажи, ради бога! Непременно скажи, ну, ради нашей дружбы, ради меня. Я с ума сойду, если с Толиком что-нибудь случится. Галочка, ну, умоляю тебя.– На глазах у нее навернулись слезы.

– Да я бы сказала... Но это может показаться тебе... Ну, как бы сказать, не очень хорошо, что ли...– продолжала сомневаться Галя, все больше интригуя этим подругу.

– Все равно. Ты должна мне сказать,– настаивала Раечка.

И Галя, наконец, решилась.

– Ну хорошо. Я скажу. Этот человек хочет уехать. Совсем. И тогда все кончится. Но для этого ему нужны деньги. И немаленькие. Вот в этом все дело.

– Что же я могу сделать? – растерянно спросила Раечка.– Ты же знаешь, у меня нет денег. И получка не скоро.

– Ну, твоя получка.– Галя махнула рукой.– Не о ней речь.

– Может быть, попросить у мамы? – неуверенно предложила Раечка.– Я ей все расскажу. Я ее так буду просить...

– Ничего, дорогая, из этого не получится. И вообще маме рассказывать даже не думай. Лучше давай об этом не говорить. Пусть будет как будет.

– Нет, нет! Надо что-нибудь придумать.

Раечка наморщила лоб, потом неуверенно предложила:

– Может быть, колечко мое отдать?

– И пару маминых в придачу,– усмехнулась Галя.– И то не хватит.

– Но что же делать? – в полном отчаянии спросила Раечка.– Что-то ведь надо делать?

А Галя вдруг почувствовала острую зависть. Боже мой, какое же счастье так влюбиться! Вот она уже никогда так не сможет, никогда! Что-то перегорело у нее в душе, холодно там и пусто. Ничего не сберегла она для любимого, все раздала, рассорила в случайных встречах.

Ее вдруг охватила злость. Пусть помучается! И еще надо не забывать о главном: сегодня придет Петр. Эта мысль придала Гале решительность. К злости прибавился страх.

– Прошлый раз,– сказала она, с насмешкой взглянув на заплаканную Раечку,– на тебе был чудесный кулон. Принеси еще и его, если уж ты так хочешь выручить своего Толика. Тогда хватит.

– Но это... мамин кулон...

– Ну, как хочешь. Тогда нечего реветь,– безжалостно отрезала Галя и, взглянув на часы, добавила: – Пора открывать. Заболталась я тут с тобой.

Она лениво поднялась с табуретки, двумя руками поправила платок на голове, аккуратно выложила на лбу две белокурые пряди.

За ней поднялась и Раечка.

– Я попробую...– тихо сказала она.

Галя небрежно ответила:

– Валяй попробуй, если уж так приспичило. Только потом не говори, что я научила.

– Ну, что ты, Галочка. Я же понимаю.

В это время в дверь палатки кто-то бойко постучал. Галя скинула крючок. На пороге стоял Пашка в расстегнутом ватнике и лихо заломленной рыжей ушанке. Зарумянившееся от мороза лицо его улыбалось.

– Привет честной компании,– бодро объявил он.

– А, явился кавалер,– с равнодушной усмешкой сказала Галя.– Только не вовремя. Мне работать надо.

– А я на один миг. Ехал мимо...

– Вот Раечку домой и подбрось. Спешит она.

– Это можно. Мигом там будет,– охотно откликнулся Пашка и, помедлив, добавил, оглянувшись на Раечку:– Тут, понимаешь, новость одна есть...

– Я вас на улице подожду,– быстро сказала Раечка.

Когда она вышла, Пашка сказал:

– Кольку-то замели.

– Ну да? – насторожилась Галя.– Не врешь?

– А чего мне врать? Ребята сказали. Сегодня утром.

Галя задумалась. Так вот в чем дело. Наверное, и Петр поэтому решил удрать. И слава богу. Пусть уматывает со всеми потрохами. А что будет ей самой, если Кольку арестовали? Да ничего. Подумаешь, гуляла! Ну и что? Вот если арестуют Петра, тогда могут всплыть и вещицы, которые он ей дарил. Значит, надо, чтобы Петр, уехал, и как можно быстрее... А он, видно, совсем пустой. Иначе не писал бы записку. И того, что принесет Раечка, будет мало. Что же придумать? Может быть... отдать ему те часики, черт с ними? Да, да, конечно!.. Но сегодня среда... сегодня ночью ему нужен был Пашка. И Кольке он был нужен. Им обоим. Но Колька... Вот Петр и удирает... Значит...

– Галь, может, мы и завтра куда закатимся, а? – спросил Пашка чуть искательно.– Вдвоем, а?

Галя лукаво взглянула на него.

– Закатимся? – переспросила она.– Да еще вдвоем? Ишь ты какой.

– А что такого?

– Ничего. Но ведь ты обещал сегодня, помнишь?

– Точно.

– Так вот, сегодня прокатишь одного человека, да подальше, куда он скажет. Тогда я подумаю насчет завтра.

– Какого человека? Куда? – быстро осведомился Пашка.

– Говорят тебе – куда он скажет.

– С путевым листом будет морока.– Пашка вздохнул.

– Это уж, Пашенька, твоя забота,– засмеялась Галя.

Пашка посмотрел на нее и махнул рукой.

– Ладно. Куда подавать?

– Под вечер загляни, часов в пять. Тогда скажу. А пока иди, иди,– заторопилась Галя.– Небось Раечка-то замерзла вся.

Она вытолкала его из палатки и сказала поджидавшей невдалеке Раечке:

– Ты побыстрее, Раек, слышишь? И Толика своего приведи. Я кое-что ему скажу.

Очень довольная собой, Галя вернулась к прилавку и раскрыла окошечко. Ей казалось, что все складывается как нельзя более удачно.

В то утро, закончив разговор с Пановым, Карцев наскоро позавтракал и, взглянув на часы, поспешно вышел из дому. На углу он разыскал телефон-автомат. Раечки дома не оказалось.

– Она скоро будет,– ответил приятный женский голос.

«Наверное, мать»,– подумал Карцев.

Домой возвращаться не хотелось, и он медленно побрел по улице, не глядя по сторонам, погруженный в невеселые мысли. Что же произошло с ним вчера? Сначала была встреча в райкоме с Пановым. Неужели этот Панов... Но у них был такой откровенный разговор! Он и сейчас говорил с ним, Карцевым, так, будто не знает о том, что произошло потом, после их встречи. Неожиданно Карцев вспомнил, как допытывался у него Федченко, сказал он что-нибудь Панову или нет. Неужели они не сговорились?.. Не может этого быть! Оба ведь из милиции. Но они, конечно, очень разные. И мама почему-то сказала, что там есть разные люди. Откуда она знает?.. Но этот участковый... Сволочь он! Не-ет, таким верить нельзя. Ни ему, ни Панову!.. Неужели этот Виктор и вправду историк, диссертацию собирался писать? Как он сказал? Сегодняшние люди, их судьбы волнуют его больше, чем события других эпох. Вообще этому поверить можно. Но в остальном он, наверное, врал так же, как и участковый. Только тоньше, в силу своего образования. Неужели Панов знает кого-нибудь из его знакомых? Кого же? Розового? Наверное. Раз его знает Федченко. Еще кого? Гусиную Лапу? Ну, нет. Этого он не знает, иначе... Неужели он знает и Раечку?

Тут Карцев снова посмотрел на часы и стал искать глазами телефон-автомат– Ага, вон там у входа в магазин.

Ему ответил все тот же женский голос:

– Да, да, пришла.

И сейчас же в трубке зазвучал знакомый милый голосок:

– Это я. Здравствуйте.

– Раечка. Вот вы и пришли.– Карцев не мог сдержать радости.– Вы меня узнаете?

– Ну, конечно.

– Мы увидимся?

– А когда?

– Сейчас же! Мне так надо вас повидать...

– И мне тоже.

Они быстро уговорились, и Карцев помчался к остановке троллейбуса.

Как всегда в этот час, пассажиров было мало. Карцев прошел вперед, сел у окна, проскреб мохнатую белую наледь на стекле и приник к прозрачному кружку. Троллейбус катился медленно, местами почти полз, то и дело замирая на перекрестках в окружении других машин.

Карцев нетерпеливо покусывал губу. Он опаздывал. Транспорт называется...

Раечка уже ждала его, с беспокойством оглядываясь по сторонам.

– Простите меня,– запыхавшись, сказал Карцев.– Этот проклятый...

– Ничего, ничего! Главное, что вы, наконец, пришли. И ничего не случилось.

Она не могла скрыть радости и тревоги.

– Ну, что же может случиться? – снисходительно улыбнулся Карцев.– Вы и в тот раз чего-то боялись. Не надо, Раечка.– Он нежно взял ее под руку. Ему так хотелось обнять ее, прижать к себе и защищать, защищать от всех. Почему она все время чего-то боится? – Не надо,– повторил он.

– И вовсе я не боюсь, откуда вы взяли? – нетерпеливо возразила Раечка.– И вообще все будет хорошо, я уверена.

– Еще бы! Раз мы встретились. Это же историческое событие, имейте в виду. Во всяком случае, для меня.

Раечка лукаво взглянула на него.

– Так уж прямо и историческое? – Она вдруг озабоченно вздохнула.– Нам надо спешить.

– Ого! Так у вас есть какие-то планы? Отлично.

– Надо зайти к Гале. Помните ее?

– Которая тогда была с вами? Конечно. А куда идти?

Раечка объяснила.

– Давайте пешком,– предложил Карцев.– Такая погода. И все-таки подольше вместе.

Поколебавшись, Раечка согласилась.

– Хорошо. Только пойдем быстро.

– Но не очень,—улыбнулся Карцев.

Когда они двинулись в путь, Раечка спросила:

– Зачем вас вызывали в райком?

– А, по всяким делам,– беспечно отозвался Карцев.– Между прочим, я там познакомился с одним любопытным парнем...

Когда он упомянул, что тот работает в милиции – это вышло непроизвольно, ибо в этом и состояла вся необычность в характере его нового знакомого,– Раечка насторожилась.

– Что же он от вас хотел?

– Ничего особенного. Так, разговор был за жизнь. В одном он прав: надо, Раечка, не бояться, а бороться. Вам, наверное, не приходилось этим заниматься?

Раечка грустно покачала головой, глядя себе под ноги.

– Это очень трудно, особенно бороться с собой.

Она вздохнула. Если бы он знал, какую борьбу выдержала она час назад и на что решилась.

Раечка невольно ускорила шаг.

– Это я знаю,– сказал Карцев.– Но если иметь рядом друга, настоящего друга...

– И у вас есть такой друг?

Раечка лукаво взглянула на него.

– Кажется, я его нашел,– улыбнулся Карцев.– Хочется так думать по крайней мере.

– Сегодня в райкоме?

– Ну, нет. Хотя этот парень, вероятно, тоже может быть другом,– задумчиво произнес Карцев и вдруг, что-то вспомнив, спросил:—А вы не знаете такого Виктора Панова?

Раечка удивленно пожала плечами.

– Нет. Почему вы спрашиваете?

– Так. Мне показалось, что он вас знает.

– Что вы,– засмеялась она.– Ни милиция, ни райком комсомола мною не интересуются.

Но внезапно смех ее оборвался. «Что же это такое? – со страхом подумала она.– С одной стороны, его может убить какой-то бандит, с другой стороны, им интересуется этот Панов из милиции...» Нет, нет. Толик чего-то недоговаривает, что-то скрывает от нее. Он сам, наверное, боится. А ей не говорит из самолюбия. Глупый такой. Но она все поняла, все. Она же его друг, настоящий. Поэтому она и боится за него. В конце концов она его любит. И пусть этот бандит уезжает, и Толик никогда больше не увидит его. А может быть, лучше, чтобы его поймали? Ну и пусть ловят. Но сначала пусть тот уедет, чтобы Толик был спокоен.

Раечка пошла так быстро, что Карцев с улыбкой спросил ее:

– Вы как будто боитесь опоздать на свидание, а ведь мы уже встретились.

Раечка вызывающе улыбнулась ему в ответ.

– Я боюсь расстаться с вами.

– Ого! Я этого тоже боюсь.

– И больше вы ничего не боитесь?

– Конечно.

– Я вам не верю, Толик.

Раечка ощущала в себе какой-то необычный подъем, какую-to небывалую прозорливость и решительность и с удивлением подумала, что она, вероятно, совсем не такая уж глупенькая хохотушка, как все думают. И от этого неожиданного открытия Раечка вдруг тихо и счастливо рассмеялась и прижала к себе руку Карцева.

А тот посмотрел на нее с удивлением и сказал:

– Знаете, вы совершенно необыкновенная девушка, и я бы сейчас все отдал, чтобы вас поцеловать. Можно?

Раечка, на секунду зажмурив глаза, покачала головой.

Они, наконец, вышли на привокзальную площадь, и Раечка сказала:

– Галя вон в той палатке торгует. Вы меня подождите. Я зайду сначала одна.

– Отлично. Я вас буду ждать.

– Совсем немного,– улыбнулась Раечка.

Они подошли к палатке, и Раечка проскользнула в маленькую дверцу.

– Ну, наконец-то,– бросила ей через плечо Галя, взвешивая пакет с сухим компотом для очередной покупательницы.– Принесла?

– Да,– не очень уверенно ответила Раечка.

– Сейчас.

Галя быстро отпустила еще двух покупателей и обернулась, осторожно поправляя грязными руками платочек на голове.

– Давай.

Раечка достала из сумки маленький сверток, губы у нее дрожали.

Галя наклонилась за прилавок и развернула бумажку. Там лежали большой бледно-фиолетовый кулон на тонкой золотой цепочке и скромное, с одним камешком, колечко.

Галя передернула плечами.

– Мало, дорогая. Где ж еще кольца?

– Больше я не могла взять, Галочка. Честное слово, не могла.

Галя вздохнула, снова завернула кулон и выпрямилась.

– Как знаешь, конечно. Но этим ты своего Толика не спасешь. Можешь тащить назад.

Глаза Раечки наполнились слезами, мелко задрожал подбородок. Она умоляюще посмотрела на подругу.

– Ну, чего ты на меня уставилась? – грубо спросила Галя.– Что я тебе помочь не хочу, что ли? Но с этим к нему,– она сделала ударение на последнем слове,– и соваться нечего. Поняла?

– Но я же... я...– Раечка еле сдерживала слезы,– я же больше не могу взять... Как ты не понимаешь?..

– А чего мне понимать-то? Не можешь – и не надо. Тащи назад, говорю, и делу конец.

Она протянула сверток.

Но Раечка не взяла. По щекам у нее потекли слезы. Не выдержав, она закрыла лицо руками и разрыдалась.