Текст книги "По медвежьему следу"

Автор книги: Аркадий Локерман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)

СО ЩИТОМ

С этой верной приметой отправился Борис на аэродром в сопровождении почти всех Степанковых и Молокановых, с какими успел познакомиться, и бесфамильный Чарли жался к нему, словно понимая, что предстоит разлука…

Сверкая серебром, самолет подрулил к избушке с гордой надписью «Аэропорт» и показался рядом с ней большим, могучим.

Прощальные взмахи рук, пробег по тряскому полю, и вот уже мелькнули под крылом дома Молокановки. Распрощался навсегда Борис с маленьким этим мирком, куда так неожиданно занесла его судьба. Чувство было двойственное – грусть (уже привык) и радость (все выполнил и теперь-то уж займусь своим долгожданным делом).

Положив дневник на колени и поглядывая изредка в оконце, Борис описал свой последний маршрут и, просмотрев прежние записи, захотел завершить их, как и начал, отступлением от правил.

Он почти каллиграфически вывел фразу, которая запомнилась ему при изучении основ латыни:

Feci quod potui, faciant meliora potentes!

«Я сделал что мог, кто может, пусть сделает лучше!»

Он возвращался с уверенностью, что выполнил задание хорошо, но понимал, что это еще предстоит доказывать, и очень скоро!

Поэтому он стал репетировать свою речь, но тут самолет так швырнуло!..

И началось – вверх, вниз и снова вниз, да так, что дыхание захватывало!

Вышел из кабины второй пилот (стюардесс на таких рейсах нет) и пояснил, что на маленьких самолетах, летающих низко, болтанке быть положено, особенно после полудня в солнечные дни, когда струями поднимается воздух, нагретый у земли. Поэтому нервничать не следует.

Он раздал бумажные пакеты и посоветовал на болтанку не обращать внимания. «Тут многое от психотерапии зависит», – пояснил он.

Вверх, вниз… Все глубже воздушные ямы, на лбу – холодный пот, а рядом стонет соседка, уткнувшись в пакет.

Чтобы не последовать ее примеру, Борис смотрел только в окошко и старался предвосхитить и смягчить падения, повисая на ручках кресла.

Вверх, вниз… Вдруг бросило куда-то в сторону и прямо перед глазами – скала!

Невольно Борис откинулся назад, успев подумать: «Все! Вот она – верная примета!» Но рванулся изо всех сил самолетик – он уже большим не казался – и ускользнул в безмятежно голубое небо.

Впервые (а летать уже не раз приходилось) Борис испытал страх. Приподнявшись, он достал из багажника и надел на плечо свою сумку с драгоценным грузом, затем, чтобы разделить с ним одну судьбу!

Но долетели благополучно и приземлились мягко. Пилот весело пожелал всем пассажирам счастливого дальнейшего пути на куда более опасном автомобильном транспорте…

Очередь на автобус выстроилась длинная, а времени до конца работы треста оставалось в обрез. Откладывать на сутки все, что мысленно он уже отрепетировал, конечно, не хотелось, да и общежитие не подходящее место для хранения столь ценного груза.

Все это заставило Бориса не пожалеть денег на такси, хотя до получки оставалась еще неделя.

Почти за час до звонка, который называли шабашным, он ввалился в отдел, сгибаясь под тяжестью походного снаряжения, держа, как флаг, огромный букет багульника. И хотя Борис постарался придать лицу невозмутимость, Пластунов, едва на него взглянув, блеснул синевой глаз и воскликнул:

– Все ясно! Показывай трофеи!

Тут уж Борис не удержался, просиял и начал раскрывать полевую сумку.

– Погоди, – остановил его Пластунов, – чтобы лишний раз обедню не служить, пойдем в лабораторию.

Там он и все три минералога треста склонились над трофеями. Борис ожидал тщательной, по всем правилам, проверки с применением техники, но они ограничились осмотром – быстро, привычно. Обмен взглядами заменил слова, и Пластунов взялся за телефон:

– Я, товарищ главный, по медвежьему делу. Да, прибыл, и, представь себе, со щитом! Мы в лаборатории… – Положив трубку, он улыбнулся: – Через пятнадцать минут, сказал, закончит экспертный совет и прибежит!

Шахов появился даже быстрее, а вместе с ним лысоватые, седоватые члены экспертного совета и секретарь Зоя.

Борис не удержался и предоставил не Шахову, а ей первой осмотреть сверкающие медвежьи зубы.

Шахов, Пластунов и все эксперты выглядели усталыми и бледными, особенно в сравнении с Борисом, который как будто вернулся с курорта. Поначалу все они молча, подозрительно оглядывали медвежьи трофеи, сосредоточив внимание не на эффектных зубах, а на песчинках. Разглядывали их в лупу, а пом. директора по науке Косякин (Борис знал, что вулканическая тематика подчинена ему) попробовал несколько песчинок на зуб и попросил включить МБС – микроскоп бинокулярный стереоскопический.

Первым осмотр закончил Шахов.

– Как видишь, чудеса иногда случаются! – сказал он.

В том, что найдено золото, уже не сомневался никто, и эксперты заговорили оживленно, короткими репликами, понятными лишь специалистам.

– Такое, помнится, на Джеты-горе!

– Наверно, типа Крипель-клик, с телуридами!

– Вряд ли элювий, вероятно, голова жилы!

– Думаю, штокверк!

Шахов движением руки остановил разговоры, и все внимательно выслушали пояснения Бориса, потом задавали вопросы, разглядывали схему района, на которой крестом было обозначено место находки. Борис обратил внимание на то, что все они между собой на «ты» и только к нему обращались на «вы».

Пронзительный звонок закончил рабочий день, но никто не уходил, и оживленный разговор продолжался. Приводили примеры, советовали, что предпринять, и один седой азартно возражал другому:

– Здоров ты, Витька, врать!

Заметив удивление Бориса, Пластунов чуть улыбнулся:

– Мы сейчас как старые гончие, почуявшие след!

Все это было для Бориса внове, интересно, но он посмотрел на Шахова очень выразительно, и тот, чуть улыбнувшись, сказал:

– Понимаю, не терпится на вулканы, но прошу не спешить – закончите все, как положено. Срочно выполните анализы, подготовьте вместе с Сергеем Степановичем заключение. В пятницу заслушаем вас на дирекции, и тогда – в путь. А пока благодарю за хорошо выполненное задание! – Он положил на плечо Борису свою единственную руку.

Остальные тоже его поздравили. Все это было приятно, но из-за отсрочки настроение упало, а дальше вовсе испортилось, но совсем по иной причине.

Привычно он отправился на почту и получил не письмо, а письмецо, без единого теплого слова. Таня сообщила, что собирается в двухнедельную поездку Ленинград – Таллин. «И Володя тоже». Эта короткая фраза заставила забыть о делах служебных. Пришлось расстегнуть воротник, так стало жарко.

«Ну и пусть! Мне-то что… Я не прикован, как галерный раб… Завтра же преподнесу Зое половину багульника, предназначенного для украшения отдела… И дорогу на почту забуду!» – успокаивал он себя по пути в общежитие, громко стуча каблуками по дощатому тротуару.

ПОСЛЕДНИЙ БАРЬЕР

Весть о сенсационной находке распространилась по тресту быстро, в немалой мере благодаря Зое. Когда Борис пришел отметить командировку и вручить багульник, в приемной было людно и она, представив всем «медвежатника», сообщила о его трофеях.

Был при этом редактор стенной газеты, и через час появилась «молния» – информация о трофеях «медвежатника Струнина». Так молодой специалист оказался на миг в центре внимания и надолго получил прозвище.

Находка заинтересовала, многие заходили в отдел, смотрели, расспрашивали, улыбались «медвежатнику».

Зоя просила заходить, сообщать последние известия, но надо было работать аврально.

Вместе с Пластуновым и минералогами из лаборатории Борис изучал тяжелую и легкую фракции, отбирал золотники на анализы – спектральный, химический, рентгено-структурный, обрабатывал их результаты. Они поступали с завидной быстротой – Шахов обеспечил «зеленую улицу».

А по вечерам Борис корпел над отчетом о командировке.

Подходил к концу третий день такой авральной работы, когда к Пластунову зашел Басов – по месткомовским делам, как он особо отметил, здороваясь. Быстро с ними покончив, он проявил и попутный интерес к «золотомедвежьей» сенсации.

Внимательно рассматривал он вещественные доказательства, а когда прозвучал звонок и Пластунов заторопился на автобус, попросил Бориса уделить ему еще полчаса, «дабы разжувати», что к чему.

– С удовольствием! – ответил Борис и еще долго рассказывал и показывал.

Басов сказал, что своего мнения на голодный желудок высказывать не станет, и предложил продолжить беседу у него, благо живет он совсем близко.

Все это выглядело естественно, но…

«Раньше-то не приглашал!» – подумал Борис. И все же согласился.

В квартире Басова все блестело – лакированный пол, полированная мебель, хрустальная люстра. Сверкала и сама хозяйка – кольцами на пальцах и бусами на глубоком вырезе платья.

– Вполне понимаю и разделяю, Боря, твое стремление продолжать изучение Карашира. Тема актуальная, диссертабельная! – сказал Басов и посочувствовал, что из-за этой мороки с медведем можно и безнадежно отстать – уйдет отряд в горы!

– Я уже место на самолет забронировал! – сообщил Борис.

– Дай-то бог, но… На дирекции первый вопрос – увязка плана, а это та-а-кая говорильня, что все прочие вопросы, поверь моему опыту, отложат на следующее заседание, то есть на неделю…

– Но Шахов мне обещал! – воскликнул Борис.

– Так-то оно так, но… Тоже поверь моему опыту… – Басов замолчал.

– Чему поверить? – поторопил его Борис.

Басов продолжил с явной неохотой:

– Человек он, конечно, заслуженный, и критиковать не хотелось бы… Но что поделаешь, давно уже стал он очень амбициозен и сенсации не в меру любит, а в этой, медвежьей, ты единственный, кто в курсе… Так станет ли он считаться с твоими интересами?

– Как же быть? – всполошился Борис.

– Советовать трудно, – ответил Басов и все же после долгой паузы порекомендовал: – Еще раз, потверже, поговори с Шаховым, скажи, что в золоте не компетентен, пусть продолжает Пластунов, а если откажет, проси Косякина. Караширский отряд ему подчинен, и он должен позаботиться об его укомплектовании. Я тебя поддержу, а с директором побеседую, когда выздоровеет.

– Спасибо! – сказал Борис.

– И не медли!

– Я завтра же! – решил Борис.

Басов включил пластинку, а когда закончилась легкая приятная музыка, поинтересовался условиями жизни молодого специалиста в общежитии. Бориса он обозвал шляпой, узнав, что тот еще не удосужился стать в очередь на квартиру.

Сразу же он продиктовал заявление и сказал:

– Я как председатель жилкомиссии постараюсь сделать тебя очередником со дня поступления в трест… Возьму такой грех на душу! – Он махнул рукой.

Распрощались они с взаимными благодарностями за приятно проведенное время.

БОЙ МЕСТНОГО ЗНАЧЕНИЯ

В директорском кабинете Борис оказался впервые и все осматривал с интересом, хотя и был сосредоточен на своем, мысленно повторяя то, что вскоре предстояло сказать.

В простенках между окнами, в одинаковых, щедро позолоченных рамах, портреты знаменитых геологов. Все они, казалось, разглядывают на противоположной стене огромную схему территории треста с цветными значками экспедиций, партий, отрядов.

Между портретами и схемой по всей длине кабинета – заседательский стол, покрытый синим сукном. Вместе с директорским, полированным, они образовали букву «Т».

– Как посадочный знак на аэродроме, – подметил Борис, пробираясь в дальний конец заседательского стола вместе с другим приглашенным – начальником разведочной партии.

– Наш брат приземляется на этом аэродроме только при ЧП, – невесело улыбнулся тот. Ему предстояло держать ответ за утопленное на речной переправе буровое оборудование.

Участники заседания собрались быстро. Директор был болен, и председательское место за его столом занял первый заместитель – Шахов и, чуть сбоку, Кравков. Остальные заместители и помощники – еще четверо – расположились в головной части стола, за ними – все главные: геофизик, технолог, механик, энергетик, бухгалтер, а еще дальше – заведующие отделами, лабораториями, представители партийной, профсоюзной, комсомольской организаций, и в самом конце стола – приглашенные.

– Сегодня весь наш «мозговой трест» в сборе, – определил Пластунов. Он сел рядом с Борисом.

Ровно в двенадцать началась оперативка. Радист, нацепив огромные наушники, устанавливал связь. Загорались на схеме один за другим цветные значки, и, покорив расстояния, звучали отчетные рубли, метры, тонны. Их сопровождали объяснения («Бензовозы завязли в грязи!»), требования («Шлите аварийную арматуру!»), оправдания («Кончился бензин!») и так далее.

Решения принимались быстро, уверенно. Выручать бензовозы послали вертолет с трактором на борту, газовый фонтан из скважины, подсекший угольный пласт, разрешили укротить взрывом и так далее…

Борис слушал, позабыв о своих делах, с уважением поглядывая на цветные значки – там шла эта напряженная трудовая жизнь.

Оперативка заняла 25 минут. Снова мир замкнулся в стенах кабинета.

Шахов сказал:

– Прежде чем приступить к основному вопросу – корректировке плана, рассмотрим так называемые прочие вопросы, чтобы не задерживать приглашенных, особенно тех, кто спешит в дальний путь.

Он взглянул на Бориса и его соседа-разведчика.

Борис, обрадованный тем, что пророчество Басова не сбылось, посмотрел на него, но тот, по-видимому, этого не заметил.

– Прочих вопросов три, из них два печальных и один сенсационный, скажем так. С него и начнем. Сообщение сделает геолог Струнин. Все уже знают, что в Молокановском районе, где рудные проявления неизвестны, обнаружен медведь, весь в золоте, как собака в репьях!..

– Коего бог нам послал, чтобы не скучали! – вставил скороговоркой Кравков, вызвав, как говорится, оживление в зале.

– Прошу вас, Борис Михайлович, предельно кратко, – закончил Шахов.

Прикрепляя к подрамнику карту района, Борис постарался подавить смущение, вдруг охватившее его под взглядами всех главных.

– Сбор минеральных частиц, налипших на зубах и шкуре медведя, произведен мною в присутствии заявителя Степанкова и свидетелей. Изучение, выполненное совместно с сотрудниками минералогической лаборатории под руководством Сергея Степановича, показало, что химический состав золотин, их структура и сопутствующие минералы, такие, как барит, халедон, указывают на низкотемпературные условия формирования руды. О далеко зашедшем ее разрушении свидетельствует то, что золотины в сростках с другими минералами встречаются редко, почти все они свободны, но при этом их формы разнообразны, часто остроугольны. Такая совокупность признаков указывает на то, что это золото, вероятно, позаимствовано медведем из верхней, сильно разрушенной зоны коренного месторождения.

Имеющиеся данные о строении района скудны и не дают возможности наметить участки, перспективные для поиска этого месторождения геологическими методами.

Степанков и другие охотники считают, что медведь «озолотился» в берлоге – лежал там, можно сказать, на золотой постели и золото с голодухи грыз. Отыскать эту берлогу не удалось, и пока единственная отправная точка та, где медведь закончил свой жизненный путь! – Борис показал на карте место, обозначенное крестиком. – По мнению охотников, медведь старый, слабый, бродил недолго и вряд ли мог уйти от берлоги дальше, чем на 15–20 километров, а вот в какую сторону – неизвестно.

По словам охотников, медведей в районе много, в основном на кряже Кедровом, который хорошо кормит и людей и зверей. Их распространение ограничивает на севере и востоке заболоченная лесотундра, богатая только комарами, на западе – широкая полоса горелого леса, где и птиц не видно, а на юге – река и голый северный склон кряжа Угрюмого.

Сопоставив все данные, мы рекомендуем для поисков зону примерно 50 на 25 километров, – Борис показал контур на карте, – и просим решить два вопроса: первый – о дальнейших действиях и второй – о награждении заявителя.

– Кому слово? – спросил Шахов.

Все молчали.

Подождав немного, Кравков, не спрашивая разрешения, сказал очень серьезно:

– На том месте, где нашли медведя, надо бы задать скважину, глубиной метров двести!

– Что ж, такие «дикие кошки» не раз приносили успех, но в данном случае нас вряд ли поймут! – в том же тоне ответил Шахов.

Все снова оживились. Пауза, вероятно нужная, чтобы обдумать услышанное, оказалась заполненной. Руку поднял Косякин, пом. директора по науке, единственный в тресте доктор наук:

– Первым хотелось бы задать вопрос по второму пункту, ибо его решение может приблизить и решение первого. Итак, что же нашел и чем, по действующим правилам, может быть отмечен заявитель Степанов?

– Степанков, – поправил Борис.

– Благодарю вас! – Косякин улыбнулся Борису и продолжил: – Оставив пока в стороне предположения, следует признать, что Степанков нашел около двухсот граммов золота, которое неизвестно как попало к медведю. Не так ли?

Борис невольно, ища поддержку, взглянул на Пластунова и, встретив его подбадривающий взгляд, ответил, как говорится, на равных:

– Формально так, но медведь не метеорит и с неба вместе с золотом свалиться не мог!

И он улыбнулся, глядя в глаза Косякину.

– Недурно сказано! – хмыкнул Кравков.

– Вопрос товарища Косякина требует ответа серьезного! – нахмурил брови главный бухгалтер. – Поясните, как вы ставите вопрос: о поощрении или о вознаграждении?

– И о том, и о другом! – ответил Борис и снова, ища поддержки, взглянул на Пластунова.

– Позвольте ответ дополнить мне, – попросил Пластунов. – Надо признать, что юридически тут налицо казус – затруднительный случай, допускающий различную трактовку. Как известно, кладом называют зарытые или скрытые иным образом ценности, собственник которых не может быть установлен. Найденное Степанковым золото отвечает этому определению, поскольку медведь юридических прав не имеет…

– И завещания не оставил! – дополнил Кравков.

– Поэтому следует принять решение о выплате Степанкову вознаграждения за находку клада, – пояснил Пластунов. – Финансовые органы, мы консультировались, с этим согласны, а поскольку трест принял золото для хранения в музее, нам и платить.

– Полностью согласен, что находка Степанкова пока должна быть квалифицирована как клад, – подтвердил Косякин.

– Решение о выплате вознаграждения, положенного за находку клада, принимается! – Шахов жестом поручил секретарю это записать.

– Но в данном случае, – поднял руку Пластунов, – клад не такой уж безадресный – его содержимое безусловно является признаком, и даже не косвенным, а прямым, того, что где-то в данном районе таится месторождение! И очень богатое, судя по тому, сколько к медведю прилипло. Находка Степанкова заставляет изменить представление о перспективах района, и поэтому его заявка должна быть принята со всеми вытекающими из этого последствиями. И ему на первом этапе следует выдать поощрительную премию за проявленную инициативу.

Пластунов сел, поднялся Косякин:

– Вряд ли следует с такой легкостью перебрасывать мостик от медведя к месторождению. Может быть предложено иное, альтернативное, объяснение. – Он поправил очки и на секунду задумался. – Например, кто-то когда-то почему-то зарыл золото, а со временем медведь, сооружая свою берлогу, его отрыл…

– Этому противоречит облик золота, оно необработанное, природное, как и сопутствующие минералы, – мгновенно возразил Борис.

– Благодарю за разъяснение того, что уже известно, – усмехнулся Косякин. – Но может быть, вам, как специалисту молодому, неизвестно, что в гражданскую войну именно туда, к Кодару и Молокановке, отступали белые с Дарбузинских приисков и увезли немало именно такого золота – ободрали головы всем незадолго до того найденным богатым жилам – и, возможно, кое-кто припрятал свое богатство до лучших дней.

– Уж больно мала вероятность находки такого клада, – решил главный геофизик.

– Она не меньше, чем вероятность встречи с «золотоносным» медведем! – возразил Косякин.

– Позвольте мне. – Басов поднялся во весь свой внушительный рост. – Я думаю, что вероятность гипотезы товарища Косякина значительно возрастет, если учесть геологическую реальность. Вся Кодарская зона давно уже опоискована с детальностью, отвечающей требованиям инструкции по среднемасштабным съемкам. Положительных результатов не было получено, и это полностью нашло свое объяснение при металлоганическом анализе всех геологических данных. Поэтому на карте прогноза, составленной нашим отделом и утвержденной вами, Константин Дмитриевич, – он посмотрел на Шахова, – данная зона выделена как неперспективная.

Шахов ответил улыбаясь:

– Утвердил, не отказываюсь, но буду рад, если наш прогноз окажется ошибочным и подтвердится тезис эмпириков: «Месторождения есть там, где их находят!»

– С этим не могу согласиться, – нахмурился Басов. – Все мы, товарищи, знаем, что в основе успехов нашей советской геологии лежит не эмпиризм, а глубокий научный анализ, определяющий идеологию, стратегию и тактику планомерного познания недр!

– Ну и что же в данном случае из этого следует? – ледяным тоном спросил Шахов.

– Считаю, что не следует подвергать сомнению итог работы всего коллектива из-за одной безадресной находки, которая, вполне возможно, к изучению недр прямого отношения не имеет! – Лицо Басова заметно покраснело.

Заговорил зам. директора по снабжению, благообразный, седобородый.

– Думаю, – сказал он, приставив палец ко лбу, – что в позиции товарищей Косякина и Басова есть рациональное зерно, и на сей раз существенно практическое. Уж коль в Кедровом кряже, охотниками да шишечниками исхоженном, золота никто не увидел, то или вовсе его там нет, или оно ой-ой как спрятано! Признав, что заявитель нашел не клад, а руду, мы косвенно берем на себя ой-ой какое обязательство: ее найти! А это ой-ой как трудно. И будут в дальнейшем вышестоящие товарищи вешать на нас всех собак…

– Точнее, всех медведей, – поправил Кравков.

– Укорять будут – такое богатство, а вы, сапожники… Помню, в долине Арги после ледохода нашли глыбу – чистый вольфрамит! Шум большой подняли, четыре года по всему речному бассейну ползали, пока дознались – глыбу эту в давние времена буддисты из Китая приволокли, поставили на горке, как святыню… Поэтому более мудро будет зарегистрировать только клад, а в протоколе отметить, что находку следует учитывать при дальнейших поисках в районе!

– Такую мудрость попросту называют «спихотехникой», – зло заметил Шахов.

Снова наступило оживление в зале.

– Тем более что в обозримом будущем поиски там не планируются, – добавил начальник фонда, хранитель геологических летописей.

– И вполне обоснованно. У нас немало более надежных объектов, до которых руки не доходят. Нельзя распылять средства и силы! – запальчиво заявил Косякин.

Тут оживление в зале стало всеобщим. Заговорили, заспорили, и не понятно было, кто за что и кого больше.

Шахов трижды стукнул по столу ладонью, и порядок был восстановлен.

– Итак, дилемма, – сказал он, – искать или оставить это удовольствие потомкам? Что скажет самый опытный из нас? Ваше заключение, Сергей Степанович!

– К отделу заявок дальнейшее уже не будет иметь прямого отношения, поэтому полагаю, что могу быть объективным. Считаю, что оставить такую находку без внимания недопустимо! И надо идти по свежему следу, пока первоисточник – месторождение или, допустим, клад, несомненно, обнажен, доступен, что может быть недолгим…

– А что скажет специалист начинающий, но наиболее в этой проблеме осведомленный? – блеснул зубами Шахов.

– Полагаю, что я тоже могу быть объективным, потому что перехожу на другую тему, – ответил Борис. Он заметил, что Басов на него смотрит, как гипнотизер, и его совет уклониться не забыл, но ему не последовал. – Откладывать не следует, – сказал он, – еще и потому, что в Молокановке к «медвежьему» золоту привлечено внимание. Многие охотники и лесорубы хотят участвовать в розыске золотой берлоги. Их помощь может быть очень полезной, и нельзя допустить, чтобы все это остыло, забылось…

– Согласен с Борисом Михайловичем, – заявил Косякин, – и поэтому предлагаю предусмотреть проведение в Молокановке разъяснительной работы, объявить большую премию тому, кто найдет клад, и этим на данном этапе ограничиться.

– Другие предложения имеются? – спросил Шахов.

Наступила тишина.

– Подведем черту, мы уже и так… – Кравков взглянул на часы и покачал головой.

Шахов подошел к окну, постоял минутку, глядя вдаль, и, вернувшись на свое место, сказал:

– Запишем решение. – Зрачки его сузились. – «В связи с особой важностью… и так далее, организовать в отделе заявок специальный отряд по проверке заявки товарища Степанкова…»

– Со следующего года, – подсказала заведующая плановым отделом, единственная женщина в «мозговом тресте».

– Нет, со следующего месяца! – отрезал Шахов.

– Константин Дмитриевич! Ведь у нас перерасход по поискам и штатное расписание трещит! – взмолилась заведующая.

– Зато по проверке заявок у нас есть резерв, а в это расписание я вправе внести изменения, – улыбнулся ей Шахов.

– Но вряд ли вы вправе под видом проверки заявки включать в план новые поисковые работы, – заметил начальник фонда.

– Где кончается проверка и начинается поиск – об этом можно спорить до посинения. Будем считать, что в нынешнем году только проверка, а в следующем грех замолим – по всем правилам предусмотрим поиск. – Шахов махнул рукой.

– Опять нам всыпят за нарушение финансовой дисциплины! – Голос заведующей зазвенел.

– Нам, но не в смысле вам, дорогая Вера Ефимовна, а нам, в смысле мне. – Шахов улыбнулся: – А мне не привыкать. И не скрываю – признаю плановое начало только в пределах, когда оно помогает, а не мешает работе!

– Крепко сказано! – В голосе Кравкова прозвучало одобрение.

Поднялся Басов, сказал:

– Считаю, что данное решение имеет принципиальное значение. Оно противоречит уже утвержденным основам поисков, и его не следует принимать в отсутствие директора.

Шахов ответил:

– Возражение отклоняется. В данном случае я не подменяю директора и действую в пределах прав главного геолога. Итак, запишем: «Начальнику отдела товарищу Пластунову в двухнедельный срок представить мне на утверждение программу и смету отряда». И прошу тебя, Сергей Степанович, сразу же приступить к организации отряда и принять на себя руководство его работой… Очень прошу!

Пластунов молча кивнул и отер платком лысину. Шахов поблагодарил и перевел взгляд на Басова:

– Вас, Николай Васильевич, прошу принять участие в работе отряда в качестве консультанта.

– Что же, коль надо, не возражаю, – пожал плечами Басов.

– Надо, так сказать, для объективности. Гипотезу Косякина о кладе отвергать не следует, но признать ее возможно лишь после того, как будет сделано все для ее опровержения!

– Цыплят по осени считают! – сказал Косякин.

– Благодарю вас, Борис Михайлович, вы свободны. Переходим к следующему вопросу, – сказал Шахов.

– Не ожидал я, что будет такой бой! – шепнул Борис Пластунову, покидая заседание.

– Пока это еще бой только местного значения! – несколько загадочно ответил Пластунов.