Текст книги "По медвежьему следу"

Автор книги: Аркадий Локерман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 12 страниц)

СЪЕМКА КИНО

Показалось Борису – только закрыл глаза, как заколыхался спальный мешок и он вместе с ним, будто началось землетрясение.

Услышал:

– С добрым утром!

– Будь оно!.. – простонал не просыпаясь.

– Включи последние известия, – попросил Андрей.

Борис с трудом открыл глаза и вздохнул, вспомнив, что до смертного приговора на дирекции остаются уже не дни, а часы…

– Корми собак! – скомандовал Андрей.

И сразу же Борис подчинился, вылез из спального мешка, бормоча невнятно, но выразительно.

За чаепитием Андрей спросил:

– Откуда начнем?

Борис показал жестом: «Все равно!»

Когда поднялись, не давая себе разнежиться у костра, Андрей сказал:

– Думаю, что наш князь, несмотря на старческую немощь, зимовал бесстрашно, на голом склоне, как и подобает князю. Поэтому давай начнем с хутора, чтобы сохранить надежду, что в конце нас ждет конфетка!

Шли они на хутор не торопясь, слушая радио.

Снова, уже в который раз за эти дни, вошли они из весны в зиму, в снег, почти до колена.

В хуторской низинке включили приемник на полную громкость и, оглядевшись, пошли по описанию к ельнику, где ручей круто поворачивает.

Лаз нашли без труда. Рыжуха привычно выполнила свою обязанность и с безразличным видом заняла место возле Бориса. Он, тоже привычно, расстегнул кобуру, достал фонарик и, подмигнув Андрею: «Пишите до востребования!», полез в берлогу.

Андрей привычно посматривал, слушал тишину, а затем удары молотка, тоже привычные, усиленные рупором берлоги.

Удары слились в сплошной гул, и сквозь него – крик:

– Андрей, скорей! Андрей…

В два прыжка он был у лаза, нырнул в него, как в воду, бросив карабин, выхватив нож…

В ярком свете фонарика они смотрели друг на друга, и у обоих глаза были как фары, и зубы блестели, и по щекам Бориса, сверкая, ползли слезы.

– Смотри! – прохрипел он и направил луч на стенку.

– Ну и ну! – простонал Андрей, щурясь от золотого блеска.

Борис ударил молотком, и тяжелый дождь засверкал, застучал по их каскам.

– Держи! – Он протянул Андрею камень, вроде и небольшой, с кулак.

– Ух, ты! – пробормотал Андрей, еле его удержав.

– Тащи рюкзак!

Во все стороны – на стены, потолок и пол – направлял Борис фонарик, и везде неправдоподобный желтый блеск затмевал все иное. Вглядевшись в это иное, Борис определил – это кварцевый порфир, весь как губка напитанный золотом: гнезда, прожилки, зерна, вместе с прозрачным кварцем.

– С ума сойти, – простонал Борис, – рудная труба! Я думал, только в учебниках бывают такие.

И в подтверждение догадки о том, что это труба, в дальнем конце берлоги он увидел почти вертикальный контакт этого золотокварцевого чуда с черным глинистым сланцем.

Торопливо отбивал Борис образцы. В подсознании твердо сидело, что они должны быть «представительны», отображать все разновидности, но невольно отбирал он самые эффектные, самые богатые.

– Тащи!

– Ого! – Андрей отпустил рюкзак. – Тут, паря, грыжу наживешь!

Пришлось оставить меньше трети – лучшее из лучшего.

Когда вылезли из берлоги, Борис повалился на снег, тяжело дыша. Он жадно всматривался в образцы при дневном, надежном свете и пробормотал, задыхаясь от восторга:

– Пусть меня повесят, если это не золото!

– Не думал я, признаться, что старик мог в такую даль уйти! – Андрей удивленно покачал головой.

Борис взглянул на часы, а затем на Андрея. Тот тоже посмотрел на часы, в небо и снова на часы.

– До мотоцикла часа три, если где трусцой, где рысью, да там еще час… Трудно, но можно и успеть!

– Представляешь, что будет там, на дирекции!

– Все лишнее надо оставить!

Карабин, фонарик, планшетку, каски, еду, термос и котелок – все бросили они в берлогу. Борис еще раз в нее заглянул, потому что трудно было поверить, что все это не сон.

Из палок, закрывавших лаз, выбрали две, поудобнее, и, опираясь на них, где трусцой, где бегом, по очереди несли почти пустой и такой тяжелый рюкзак.

Борис и не пытался выбирать дорогу, старался только от Андрея не отставать, а он каким-то своим врожденным, как у птицы, инстинктом находил не задумываясь кратчайший путь. Скользили на осыпях, продирались сквозь чащобу, Борис расцарапал щеку в двух местах и комбинезон порвал, прыгая с камня на камень.

Перешли Шайтанку… И снова в гору и с горы. Так, мокрые от пота, добрались они до мотоцикла почти за три часа.

«Не заведется, по закону мирового свинства», – подумал Борис, без сил повалившись в коляску. Но «конек-горбунок» не подвел, чихнул два раза и затарахтел спокойно, размеренно.

Мелькали деревья, хлестали ветки. Собаки пытались угнаться, да где там!

Коляску швыряло. Борис держал рюкзак обеими руками, прижимая его к груди, и, не давая одолеть себя безмерной усталости, бормотал:

– Сбылось!.. Сколько гор мы излазили, сколько перерыли земли. И вот оно – золото! Мы не сдались – нашли!

Он посмотрел на Андрея. Его лицо и руки отображали такое напряжение и желание выполнить намеченное, что Борис даже почувствовал комок в горле.

Подъехали к берегу Ряженки. Мучительно хотелось пить, но Борис промолчал, поглядев на часы.

Андрей мчал на полной скорости. Времени оставалось в обрез.

«Хоть бы опоздал. Хоть бы опоздал!» – молил Борис, поглядывая в небо.

Когда выехали на первую гряду, высоко и далеко в голубом небе показалась серебристая птица.

Еще десять минут по кочковатой гряде, быстро, как только возможно, и Молокановка стала видна. Но уже догнала серебристая птица, легла ее тень на гряду и с победным рокотом пошла на посадку!

– Минут не хватило! – простонал Борис.

– Достань ракетницу, она под сиденьем! – крикнул Андрей, не отрывая глаз от дороги.

Борис запустил в небо одну за другой три красных. Они взлетели высоко, осыпались искрами.

– Неужели не заметят, не поймут!

Пересекли пойму. На крутом подъеме к Молокановке Борис всеми остатками своих сил помогал лошадиным силам мотора, а когда выехали, вскочил в коляску и встал во весь рост – увидел на зеленом поле серебристую птицу.

– Ждут! – выдохнул он и повалился на рюкзак.

Подкатили к самолету, скорости не сбавляя.

– Где больной? – стараясь перекричать моторы и самолета и мотоцикла, спросил Федя Молоканов-начальник.

– Какой больной? – Андрей заглушил мотоцикл.

– Ну и видик у тебя… – сказал Борису пилот.

– Так смешнее, – ответил Борис.

– Да как же вы посмели без уважительной причины задержать рейс! Я акт составлю на пережог горючего – это же подсудное дело!

– У нас груз особый! – сказал Борис.

– Скоропортящийся? – подмигнул пилот и засмеялся. – Давай, давай – мы дичинку любим!

Борис поставил на землю и приоткрыл рюкзак.

– Вот это да! – Молоканов-начальник снял фуражку и почесал затылок.

– По коням! – скомандовал пилот.

– Полетим вместе, а завтра вернемся! – предложил Борис, глядя в глаза Андрею.

– Сам управишься, а меня мои золотые дома заждались.

Они обнялись.

– Иди к нам в кабину, – пригласил первый пилот, когда взлетели.

– Потом покажу, расскажу, а сейчас сил нет! – взмолился Борис.

Он, не снимая с плеча рюкзак, чтобы разделить одну судьбу с грузом государственной важности, скорчился в кресле и мгновенно заснул так крепко, что и посадку бы проспал, если бы пилот не разбудил.

Борис первым сбежал по лесенке, первым пробежал по «зебре» к очереди на такси. Он остановился возле ее головы, в надежде к кому-нибудь подсесть – дорога была каждая минута.

Распорядитель с красной повязкой подозрительно посмотрел на грязный комбинезон и пистолет на поясе, на его грязное, расцарапанное лицо с нечесаными волосами. Он отошел и снова вернулся, посмотрел очень внимательно и сказал удивленно:

– Ты?

– Я. – Борис не нашел ничего другого для ответа.

Распорядитель вдруг засиял:

– Молодец, здорово ты загримировался, но я все равно тебя сразу узнал!

– Иногда нас сама жизнь гримирует, – неопределенно ответил Борис.

– Что же ты опоздал? – помолчав, спросил распорядитель.

– Куда опоздал? – насторожился Борис.

– Сюда опоздал. Она час назад подъехала и долго стояла такая грустная, по сторонам смотрела. Я сразу понял: тебя ожидала. Только когда второй раз объявили, пошла на посадку.

– Таков уж, видно, мой удел – опаздывать, – вздохнув, пожалел себя Борис.

– Следом за ней полетишь? – поинтересовался распорядитель.

– Непременно полечу, а сейчас помоги, а то опять опоздаю на очень важное дело.

Распорядитель решительно поставил его первым, а когда очередь загудела, прикрикнул:

– Неужели не видите! Артист в гриме – на съемку кино опаздывает!

НЕМНОЖКО ХЕППИ ЭНДА

В такси Борис блаженно улыбнулся, представляя, как с первомайским подарком появится он в отделе и на дирекции. До нее оставалось еще почти полчаса, и все же он деньги приготовил заранее и выскочил из такси, секунд не теряя.

Держа рюкзак на руках, как младенца, он вбежал в отдел, но, застав там только лаборантку, заорал:

– Где Степаныч? Подать сюда Степаныча для дела государства, самоважнейшего!

Она смотрела на него широко открытыми глазами так, что он осекся на полуслове…

– Нет, нет, – поспешила добавить она, – уже лучше, он уже не в кислородной палатке… – Она схватила Бориса за руку и поспешила рассказать, что Сергея Степановича в понедельник на комиссию вызвали, разговаривали, он сам сказал, очень вежливо, а в конце дня пришлось «скорую»…

Борис не стал дослушивать, побежал по длиннющему коридору, слыша, как тукает сердце…

– Нельзя, он занят! – вскричала секретарша.

Не останавливаясь, Борис распахнул дверь.

Шахов, Кравков и секретарь парткома Русин что-то обсуждали так горячо, что на него и не взглянули.

Он с ходу бухнул рюкзак на стол, рванул завязку и заглянул в него должно быть подсознательно опасаясь закона мирового свинства!

Но нет – все было на месте, сверкало! И он подвинул рюкзак к Шахову.

Тот, грудью прижавшись к столу, смотрел, поворачивая образец за образцом, и рука его заметно дрожала.

Кравков и Русин тянулись из-за его спины и щурились – слепил золотой блеск, усиленный солнечным светом из окон…

– Ну! Гора с плеч! – Шахов положил руку на плечо Борису.

Кравков изумленно покачал головой.

– Рудная труба в кратере вулкана? Так я понимаю? – Шахов засмеялся, блеснул глазами и зубами. И сразу же улыбка исчезла, он поднялся, сказал:

– Поехали! Это для него сейчас важнее любого лекарства…

Он выбрал три лучших образца, велел Борису положить в портфель и повернулся к Кравкову:

– Начинай без меня, я постараюсь быстро!

– И не вздумай спешить! – заложив руки в карманы и прищурясь, ответил тот. – Я и без тебя управлюсь.

Он взъерошил волосы и стал выше ростом.

* * *

Знакомая уже больница. Дежурная тоже оказалась знакомая, но Бориса она не узнала и, оглядев его комбинезон, дальше вестибюля пропустить отказалась.

Вскоре Шахов вернулся с врачом, и тот велел выдать Борису халат.

– Я уже с Леной поговорил, она его подготовит!

Елена Викторовна встретила у двери палаты, обняла Бориса, шепнула:

– Он сразу повеселел, и я вместе с ним…

Осторожно ступая, Борис вошел, увидел, каким бледным, одутловатым стало лицо Сергея Степановича и, подавив вдруг возникший в горле комок, бодро рапортовал:

– Товарищ начальник! Операция «Берлога» выполнена. Предоставляю вещественные доказательства…

Он раскрыл портфель. Сергей Степанович пристально, со всех сторон разглядывал самородки, Шахов тоже, присев на корточки возле кровати.

Они перебрасывались короткими репликами, понимая друг друга с полуслова.

– Посмотри, Лена, – попросил Пластунов, и одутловатые веки не скрыли блеска его глаз.

– Волшебная красота! – воскликнула Елена Викторовна, глядя на мужа больше, чем на образцы. – Помнишь, ты открыл почти такие же, на Лебедином, – добавила она, понимая, что вспомнить об этом ему приятно.

– Пойдем, Лена, нас ждет главный, – напомнил Шахов.

Когда они вышли, Сергей Степанович, устало закрыв глаза, тихо сказал:

– Спасибо, Боря! Добавил ты хеппи к моему энду!

– Какой там энд! – возмутился Борис, – и думать не смейте – «заседание продолжается»!

– Постараюсь! А если… Лену не забывай…

Слезинка поползла по его щеке.

– Коль уж объявили меня племянником, я им и останусь до конца дней! – Голос Бориса прозвучал глухо.

Сергей Степанович погладил его руку.

Вскоре вернулась Елена Викторовна и глазами показала, что не надо больше его утомлять. Шахов тоже попрощался, сказал, что завтра до работы заедет и все расскажет о заседании дирекции.

Когда он и Борис подходили к дверям, Сергей Степанович сказал, дотронувшись до самородков:

– Не забудьте!

– Пусть лежат, глаз радуют! – ответил Шахов.

– Нельзя, ценность государственная! – возразил Пластунов.

– Такая ценность здесь только ты, – сказал Шахов, не замедляя шага.

В коридоре он попросил Бориса подождать, пока он зайдет к главному врачу.

Борис подошел поближе к двери палаты.

Она была закрыта неплотно, и ему слышно было, как Елена Викторовна сказала:

– Отдохни, подремли, Сереженька!

– Не хочется. Лучше, Леночка, ты мне еще почитай.

– Осталось, ты же знаешь, такое грустное!

– Чеховская грусть не сгибает, – ответил Сергей Степанович, – я ее предпочитаю любому «уря-уря!».

– Это конечно, но… все же… Ладно, слушай: «Ольга (обнимает обеих сестер): Пройдет время, и мы уйдем навеки, нас забудут, забудут наши лица, голоса и сколько нас было, но страдания наши перейдут в радость для тех, кто будет жить после нас…»

Голос Елены Викторовны дрогнул, она замолчала.

– Да будет так! – сказал Сергей Степанович. – А дальше я помню и даже спеть тебе могу… «Тара-ра… бум-бия… сижу на тумбе я!..»

* * *

В тот день заседание дирекции не состоялось, потому что председатель комиссии, как говорится, «взял тайм-аут».

А в дальнейшем комиссия содействовала тому, что изучение месторождения «Берлога» началось без промедления, и в широком масштабе. Результаты разведки опровергли распространенное мнение о том, что резервы богатых руд в верхней зоне земной коры исчерпаны. Свое отображение это получило в научной литературе, а история открытия – в изустном эпосе геологов.

…Уже приближается первая круглая дата работы прославленного рудника «Берлога». Ее решено отметить как подобает, в том числе и фейерверком на вершине Билимбея в ночь под Первое мая. Принять участие обещают многие причастные. И в их числе те, о ком рассказано на этих страницах, – все, кто будет жив к той ночи.

_{Художник В. Самойлов}