Текст книги "Раскол"

Автор книги: Ариф Караев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 28 страниц)

А позже они как-то встретились более капитально, результатом этой встречи и явилась их легендарная теория сдерживания, если не считать такой мелочи, как несколько опустошенных бутылок водки и виски. Суть теории вкратце заключалась в следующем. Обостряющиеся противоречия во всем мире породили уйму террористических групп различного толка, которых независимо от провозглашенных ими идей объединяло одно – ставка на насилие.

Спецслужбы разных стран, выполняя поручения своих правительств, может, и не высказываемые открыто, нередко помогали этим группам, создавая ситуацию, близкую к всеобщему хаосу. Упование на здравый смысл оказалось иллюзией. Даже умные политики, желая сохранить власть, шли иной раз на такие шаги, которые могли взорвать мир.

Так вот, Алексей Васильевич и Джордж Лестерн пришли к тому, что профессионалы должны договориться и, не изменяя интересам своих стран, не позволить расползтись по миру чуме двадцатого века – терроризму, какую бы личину он ни принимал. Поскольку, считали они, как только пытаются достигнуть цели с помощью терроризма, сама цель превращается в антигуманную, бесчеловечную.

Об их контактах никто не знал, да и контактов-то за двадцать лет было не более двух-трех. А потом Алексей Васильевич перешел в другое управление и уже не мог выезжать за границу. Сам же Лестерн занимался несколько иными проблемами, а не так давно вообще покинул службу. Правда, напоследок сильно переругался с руководством. Как позже узнал Алексей Васильевич – из-за чересчур «гибкого» подхода к проблеме Ирака. Так что идея, по сути дела, была всего лишь заявлена, не более того. Вот все, что знал о теории сдерживания Вагиф.

Лестерн невольно вызывал уважение. Работал он виртуозно. Его вопросы на первый взгляд были просты и безобидны, но только на первый взгляд. Будучи знакомым с системой ведения композиционного допроса, Вагиф прекрасно сознавал, что из его малозначащих ответов при правильном построении системы опроса можно получить вполне конкретные сведения по интересующим вопросам.

Техникой «выуживания необходимой информации» Лестерн владел мастерски. Нечто подобное преподавалось и в спецшколах Союза, но советская техника была несколько грубее, больше рассчитана на определенный прессинг. Лестерн же делал все как бы шутя, играючи, ловя собеседника на еле уловимых, сугубо эмоциональных особенностях, не забывая при этом сглаживать невольно возникающие шероховатости хорошей шуткой. И к концу беседы у них установилось полное взаимопонимание.

– Видите ли, это болезнь, – произнес Лестерн, наполнив в очередной раз рюмки коньяком, – которая вездесуща. Она не зависит от идеологии, правительства, народа, она сама по себе, она универсальна.

Первый признак этой болезни в вашей стране стал заметен в момент развязывания войны в Афганистане. Я не спорю, у Союза могли быть вполне обоснованные причины для несогласия с некоторыми решениями руководства соседней страны. Я хочу лишь обратить внимание на метод воздействия – военное вмешательство.

Опасность усугублялась тем, что в вашей стране назревал кризис. И ваше руководство, сделав первый шаг в Афганистане, ради «закручивания гаек» могло сделать второй шаг еще где-нибудь. Чтобы переключить внимание народа с внутренних проблем на внешние. Свалить все свои неудачи на так называемого внешнего врага.

Вот тогда-то все «заинтересованные стороны» и сплотились вокруг одной цели – изменить само советское государство. Активизировать такие силы, которые, основываясь на своей внутренней логике, помогли бы нейтрализовать военную угрозу, реально исходящую от социалистического монстра.

Не буду говорить о всех нюансах этой работы. Но могу сказать, что проблема оказалась не столь сложной. Более того, темпы ломки этого государства оказались настолько стремительны, что у некоторых наиболее трезвых профессионалов возникло ощущение, что этот процесс в скором времени может стать неуправляемым.

Кроме того, нами была допущена существенная ошибка. Мы ориентировались лишь на одну силу – на так называемое реформаторское крыло в верхнем эшелоне партии. Хотя, как сейчас стало известно, наиболее подготовленные в профессиональном смысле и, главное, наиболее последовательные реформаторы находились как раз в другом ведомстве. Но здесь сыграл свою неблаговидную роль определенный штамп или, скорее, инерция мышления. Это ведомство привыкли воспринимать как источник ортодоксального коммунистического консерватизма, с которым нельзя иметь дела.

Хочу также обратить внимание на то, что я прекрасно понимаю, что процесс ломки государства дело сугубо внутреннее. Никто извне не способен совершить подобные преобразования. Хорошо это сознавая и не настаивая на исключительной роли Запада в процессе «демократизации» Союза, должен тем не менее заметить: при более тесном контакте между соответствующими структурами не было бы совершено столько ошибок, инициаторами которых являлись в основном политики как с одной, так и с другой стороны. Тем более что исправлять все равно придется нам, а не этим безответственным губошлепам.

Но, как бы там ни было, «процесс пошел». Казалось, человечество благополучно миновало ужасы третьей мировой войны, но неожиданно возник новый очаг опасности. На сей раз повод так думать дали Штаты.

Парадоксальность ситуации заключалась в том, что всю титаническую работу по Союзу делали одни – те, кто хорошо понимал, что происходит, и на примере этой страны прекрасно видел всю пагубность политики военного давления, а плодами, как это часто бывает, в том числе и у нас, воспользовались совсем другие, ничего не смыслящие в данной проблеме. И естественно, начали с самого примитивного и самого опасного – с проведения жесткой политики, притом в рамках всего мира. Тем более, что реакция Союза уже в расчет не принималась. И все началось заново, только с другим солистом.

Лестерн на минуту умолк, налил себе полную чашку кофе и не спеша сделал несколько глотков.

– Ну это, так сказать, в мировом масштабе. А что происходит на одной шестой Земли? С одной стороны, центральное руководство Союза никак не реагирует на происходящее в стране, своей пассивностью подталкивая к активным действиям не оппозицию как таковую, а различные группы не в меру нахрапистых господ, думающих лишь о том, как бы в этом бардаке побольше нахапать. Сама оппозиция в шоке. Она могла героически сражаться с советским государством, а перед новоявленными мессиями, от которых за версту разит примитивным хамством, пасует. Оппозиция не привыкла, чтобы ее брали за грудки и посылали по матери. Она привыкла к обхождению в рамках «бесчеловечного» советского закона. Но, может быть, Штаты ей помогают, видя в этих писателях, ученых, людях искусства будущих руководителей демократических стран? Ничего подобного. Спецслужбы Запада помогают всем, только не оппозиции. Они вбухивают миллионы долларов в бывших уголовников, в одночасье ставших духовными лидерами народов. Они тратят силы и время на различного рода неудачников, почуявших возможность выплыть и старающихся не упустить шанс. Они занимаются благородным делом – спасением мира от «империи зла». А что происходит на деле? А на деле вследствие подобной политики в республиках Союза придут к власти силы, наименее к тому подготовленные. И как только они столкнутся с реальными проблемами, то скорее всего, в силу своей политической инфантильности воспользуются такими методами, которые доведут противоречия между республиками до критической точки. И возникнет еще один очаг напряженности, который может перерасти в международный конфликт.

– У вас есть факты непосредственного финансирования оппозиции? – осторожно спросил Вагиф.

– Конечно. Более того, большинство новоиспеченных лидеров этого даже не знают, ведь они получают деньги от различных зарубежных фондов, которые в свою очередь финансируются спецслужбами США.

– А что произошло в последнее время?

– Совсем недавно я как руководитель общественной организации «Всеобщий мир» написал статью, где четко изложил свои мысли. Во-первых, я не согласен с все более популярной в Америке идеей применения военной силы для решения политических коллизий. Я вижу здесь опасность возникновения глобального конфликта. Во-вторых, я вовсе не считаю ослабление Союза и возможность его распада благом. Более того, я склонен думать, что в случае распада этого государства мы скорее можем оказаться перед лицом мирового кризиса. И последнее, возможно, в данный момент самое главное. Я знаю, что ряд спецслужб Запада интенсивно поддерживает некоторые политические движения в Союзе. Все эти движения, как правило, имеют ярко выраженную националистическую направленность. Они очень нетерпимы к своим оппонентам и способны реально спровоцировать войну на территории ослабевающего Союза. И они пользуются особым расположением некоторых нынешних руководителей соответствующих ведомств.

– Почему именно эти движения приглянулись Западу?

– Ну, во-первых, не вообще Западу, а некоторым высокопоставленным лицам вполне определенных западных стран. В первую очередь это США и Франция. Но нужно заметить, что эти перевертыши-националисты имеют успех и на Востоке, да, кстати, и в самом Союзе.

– США и Франция… Почему именно эти страны?

– Вы знаете, мне легче ответить, почему к ним холодно относятся, скажем, в Германии и Англии, чем объяснить, почему они так популярны в Америке и Франции. В Германии, например, все еще очень живучи воспоминания о собственном нацизме. И эта генетическая память народа – одна из основных причин неприятия любого национализма. Кроме того, Германия в недалеком прошлом пережила ряд проблем в отношениях с турками, что также отрезвило некоторые не в меру горячие головы. С Англией несколько проще. Она имеет прекрасный опыт общения с разными странами в течение слишком долгого времени, чтобы не знать истинную цену всем этим национал-карьеристам. По-моему, так называют в вашей прессе этих господ?

Лестерн лукаво улыбнулся и закурил сигарету.

– Но здесь надо сказать о том, что же все-таки привлекает в этих националистах некоторых политиков. Как ни странно, в первую очередь простота их лозунгов. Например, полная независимость от кого-либо. Каково? Что может быть проще и глупее? Или еще похлеще – восстановление границ государства в рамках мифических карт начала эры. Это уже тоньше. Поди разберись, что там было на заре цивилизации.

Во-вторых, просто потрясающая примитивность методов. Нужно, к примеру, решить вопрос какого-нибудь нацменьшинства. Нет проблем. Присоединить к исторической родине, и все тут. Никаких тебе политических расчетов, никаких раздумий о последствиях. Какие, к черту, могут быть расчеты и размышления, если речь идет об интересах твоей нации, да не просто нации, а нации исключительной, имеющей целый букет просто неповторимых качеств.

В-третьих, это, как ни странно, управляемость, я бы даже сказал, зависимость от различных внешних сил и притом полная свобода в выборе средств для достижения своей цели. Действительно, зачем быть особенно щепетильным, если на карту поставлены интересы и «светлое» будущее нации. Ну, а некоторые не совсем приятные эпизоды всегда при желании можно слегка, так сказать, подредактировать. Что, к слову сказать, и происходит.

Вот это все и делает такие движения весьма привлекательными для некоторых остолопов как у вас, так и у нас. Они, как это ни прискорбно, порой занимают незаслуженно высокие посты, не зная при этом элементарных основ своего ремесла, суть которого сводится к следующему: не доверяй эмоциям как своим, так и чужим. А все эти идеи по сути своей – чистейшей воды эмоциональный всплеск, порой лишенный элементарной логики и игнорирующий очевидные факты.

Джордж, несколько раскрасневшись, замолк, потом потушил о край пепельницы окурок сигареты и продолжил:

– Так вот, в моей статье анализировались именно эти националистические движения. На массе фактического материала я попытался показать, что, во-первых, эти движения не имеют той поддержки народа, о которой они говорят. Во-вторых, при всей своей кажущейся управляемости и легкости использования их в каких-либо политических играх, они, как правило, на каком-то этапе становятся неуправляемыми. И первыми сталкиваются с этим те, кто им вначале помогал. В-третьих, по сути своей все они антидемократичны и антинародны.

И я предостерег наших политиков от всесторонней поддержки этих политических провокаторов. Коснулся ряда движений в самой России, а также в некоторых республиках Союза.

Статью приняли неплохо. Можно даже сказать, что в Америке она имела положительный резонанс. Но потом вдруг я стал замечать какое-то странное внимание к себе. Дело в том, что эта тема интересовала меня все больше и больше, и я просмотрел массу разных документов, которые привели меня к определенным выводам.

И вот среди этих документов мне попался один наиболее ценный, где вскользь говорилось о личных контактах некоторых высших чинов разведки США с представителями каких-то научных групп из Союза. Этот документ заинтересовал меня, и я с большим трудом заполучил его для более тщательного анализа.

А через день мне позвонили и предложили продать его за кругленькую сумму. Я попытался узнать, кто звонит. Но мне очень вежливо указали, что мое любопытство неуместно. И добавили, что будет лучше, если я проявлю понимание и продам этот злосчастный листок бумаги. Интуитивно я сразу почувствовал, что эти господа шутить не любят. Я проверил по своим старым связям – это были не наши. Тогда я подумал, что это могут быть ваши. Тем более что манера ведения переговоров чем-то напоминала методы вашей внешней разведки. Именно это я и хотел выяснить с помощью своего старого друга Алексея Васильевича.

– Больше вам не звонили?

– Звонить не звонили, но присутствие их ощущалось. Знаете, за те тридцать лет, что я посвятил нашему неблагодарному делу, некоторые вещи я стал чувствовать, как бы это получше выразиться, – кожей. Как, например, это излишне настойчивое внимание к моей скромной персоне.

– Извините, можно я задам вам несколько вопросов?

– Извольте.

– Скажите, вы искренне считаете Союз бесперспективным государственным образованием или все-таки он имеет право на существование?

– Да, вопросик! – медленно протянул Лестерн, внимательно взглянув на Вагифа. – А вы, как я погляжу, философ. Но ответить на ваш вопрос постараюсь. Во всяком случае так, как я лично понимаю эту проблему.

Во-первых, Союз, как мне кажется, является одним из тех идеологизированных государств, которые нередки в нашем мире. Поэтому есть смысл рассмотреть саму идеологию социализма.

Если понимать социализм как учение, целью которого является предоставление каждому члену общества условий наибольшего благоприятствования, где само общество выступает гарантом в решении большинства социальных проблем, то ему просто нет альтернативы.

Но, на мой взгляд, главное в другом. Как именно все это осуществляется на деле. Например, в России, по-моему, произошло следующее. Да, был прекрасный лозунг – лозунг социального равенства. И под этим лозунгом объединились различные политические группы, видя в нем возможность достижения власти. Добились власти. А тут надо решать конкретные общечеловеческие, общегосударственные проблемы. И группа политиков, пришедших к власти в силу определенных условий, решила пойти по самому простому, ка первом этапе эффективному, но в перспективе порочному пути – государственному диктату. Сперва дело шло, потом стало буксовать. Здесь бы забыть об идеологии да подумать об экономике. Но это сложно. Куда проще двигаться по наезженной колее. А дальше – больше. Никакие полумеры уже не помогали. Так что если у вас в стране кризис, то это в первую очередь кризис управляющих структур, реально имеющих власть: партии и огромной армии чиновников, а не самой идеологии.

– А не слишком ли все просто? – с явным сомнением протянул Вагиф.

– Видите ли, коллега, иногда простота объяснения является результатом глубокого понимания проблемы. Да в большинстве случаев все это действительно довольно просто, если, конечно, кто-то не напускает специально тумана. Во всяком случае такова моя точка зрения.

– То есть Союз распадется?

– Безусловно. Как структура госдиктата – да, а вот что будет взамен – это совсем другая проблема.

– Знаете, я хотел бы задать еще один вопрос.

– Пожалуйста.

– Что вы можете сказать о так называемой исламской проблеме?

– Вопрос тоже не из легких. Да, после второй мировой войны стали возникать подобные вопросы. Безусловно, это не означает, что прежде их не было вообще. Были, просто несколько изменились побудительные мотивы. Я ничего не хочу утверждать, но обращу ваше внимание на следующее.

– Возьмем Ближний Восток, где долгое время присутствовали интересы некоторых западных стран. В первую очередь Англии и Франции. И как противовес в этом регионе перед началом второй мировой войны стали весьма популярны идеи «новой Германии», которая олицетворяла собой их противника. Вот тогда-то и заговорили о некотором непонимании между Западом и Востоком, в первую очередь в Англии и США.

Более того, стали спешно создавать специальные структуры по борьбе с влиянием Германии в этих странах, которая, к слову сказать, неплохо там прижилась. Несколько позднее, уже после второй мировой войны, начались нескончаемые войны между Израилем и арабскими странами, полностью расставившие все точки над «i». Израиль и некоторые богатые арабские страны стали поддерживать США, а страны победнее – соответственно Союз.

В этом противостоянии обе державы не брезговали ничем, в том числе и далеко не джентльменскими методами. Например, поддерживали религиозный экстремизм, который активизировался во всем мире. В том числе и на Востоке, где для этого сложились благоприятные условия. Экстремисты от религии точно так же, как и националисты, были легко управляемы, дешевы и, самое главное, готовы на все. Поэтому они пользовались особым расположением обеих держав.

Но так было до определенного момента. Постепенно эти силы, обретая вес, становились более самостоятельными. А последнее время, играя на обострившихся социально-политических проблемах и критикуя западные страны, в первую очередь США, за поддержку ими Израиля и некоторых стран арабского мира, они стали очень популярны.

И опять все повторяется. Запад, чувствуя свою силу, не идет на компромисс. Союз занят своими проблемами. Восток же бурлит. И вполне возможно, что при определенных условиях возникнет ситуация, когда на Востоке, а точнее, на Ближнем Востоке появится сила, которая под лозунгом борьбы с Западом и с собственными шейхами, используя ислам как прикрытие, станет весьма значительной.

Но в реальной жизни они, как и все им подобные, не профессионалы и потому, как обычно, изберут наиболее простой путь – путь широкомасштабной конфронтации с Западом. К ним, возможно, примкнут и недовольные шейхи, которые уже давно скупают по всему миру сверхсовременное оружие, технологии и лучшие умы. И еще неизвестно, с чем придется столкнуться самоуверенному Западу.

– Вы считаете, это реально?

– Более чем реально. Такова внутренняя логика развития событий, дорогой коллега.

– Но что в этом случае делать нам?

– Вы хотите сказать – что делать профессионалам? Пока ничего. Потом, как обычно, разгребать дерьмо политиков. И так всю жизнь, все то же. Профессионалы создают благоприятные условия, потом их отправляют в отставку, наиболее непоколебимых убирают. За дело берутся политики и благополучно приводят всех нас к очередному кризису, который снова приходится разрешать нам. Сейчас как раз тот момент, когда мы не нужны. Повсеместно – и у вас, и у нас. Вот так. Ну, а теперь вернемся к нашим делам, – Лестерн сделал небольшую паузу и, сразу как-то собравшись, продолжил: – Я покину ресторан первым. Вы уйдете после меня, но сперва зайдите в туалетную комнату. В первой кабине слева, за сливным бачком, найдете пакет. Там кое-что для Алексея Васильевича. Ну, в принципе и все. Прощайте. Удачи вам. Даст бог, свидимся.

Лестерн легко поднялся и неторопливо направился к выходу. Было около десяти вечера.

Вагиф так же не спеша покинул зал, спустился вниз по лестнице и, пройдя по узкому коридору, оказался в туалетной комнате. Глядя в большое зеркало, он поправил галстук. Никого, кроме него, в помещении не было. Зайдя в кабину, он запер дверь и аккуратно извлек небольшой сверток, прикрепленный липкой лентой к задней стенке бачка. Опустив пакет во внутренний карман пиджака, он слегка приоткрыл дверь. В коридоре было пусто.

Выйдя из кабины, Вагиф опять подошел к зеркалу, поправляя пиджак. В этот момент послышался слабый скрип, и в дверях показался невысокий мужчина. В зеркале отразилось его бледное лицо с плотно сжатыми губами и характерным жестким взглядом профессионального убийцы.

Вагиф ничего больше не успел разглядеть. Автоматически, натренированным движением он выхватил из кобуры пистолет и резко развернулся лицом к вошедшему. Вагиф опередил его на долю секунды. Пуля, выпущенная им из небольшого автоматического пистолета, опрокинула мужчину навзничь, попав ему в шею. Но и тот успел выстрелить, хотя и не так удачно. Его пуля, пролетев в сантиметре от головы Вагифа, с грохотом расколола зеркало.

В проеме двери показался еще один тип. Судорожно вытаскивая пистолет, он бросился к Вагифу, но, не сделав и пары шагов, рухнул на пол, получив пулю в живот.

Вагиф, резко захлопнув дверь туалетной комнаты, подбежал к окну и, распахнув его, вскочил на подоконник. Спрыгнув вниз, он оказался на узкой боковой улочке, сплошь заставленной машинами. Людей не было. Оглядевшись по сторонам, он побежал вверх по улице.

Добежав до улицы, где находился вход в ресторан, в котором он только что обедал с Лестерном, Вагиф заметил небольшую группу столпившихся людей. Секунду поколебавшись, он направился к ним. На мостовой, неестественно вывернув голову, лежал Джордж Лестерн. Он был мертв. Пуля, раздробив череп, до неузнаваемости изменила его облик, придав его лицу какое-то странное, удивленное выражение. Смерти, во всяком случае такой, он явно не ожидал.

Отойдя от трупа, Вагиф посмотрел на противоположную сторону улицы. У роскошного темно-вишневого «мерседеса» стоял высокий мужчина средних лет в темном плаще. Он внимательно, слегка прищурив светлые глаза, в упор разглядывал Вагифа. Потом, чему-то загадочно улыбнувшись, с достоинством сел в автомобиль.

«Я его видел, – невольно мелькнула у Вагифа мысль. – Я точно его видел. Но где?»

Неожиданно послышалась сирена полицейской машины. Вагиф, быстро перейдя дорогу, поспешно опустился на заднее сиденье такси, стоявшего на стоянке у гостиницы. Он прекрасно понимал, что ему необходимо как можно быстрее убраться отсюда. И не только отсюда, но и вообще из страны. Он интуитивно ощущал, как неведомое враждебное кольцо, окружающее его, с каждой секундой сжимается, оставляя все меньше возможности для спасения.

Через два часа Вагиф уже сидел в салоне самолета, направляющегося в Москву. Это был последний день декабря 1989 года. Наступал новый, 1990-й год.