Текст книги "Раскол"

Автор книги: Ариф Караев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 28 страниц)

ГЛАВА 2

В Грозном Вагиф оказался утром. В этом городе он был впервые.

Не спеша прогуливаясь по одной из центральных улиц, Вагиф с интересом знакомился со столицей Чечено-Ингушетии, о которой так часто упоминалось в оперативных донесениях. Он внимательно всматривался в лица прохожих, которые большей частью были приветливы и спокойны. Он неторопливо рассматривал здания дореволюционной постройки, которые своей своеобразной архитектурой придавали неповторимый колорит Грозному. Небольшому, по-своему уютному городу со своими проблемами, надеждами, с определенной неустроенностью быта, которая так характерна для большинства городов Союза.

В центре города Вагиф неожиданно наткнулся на букинистический магазин, где, к своему удивлению, нашел неплохую подборку книг о французских импрессионистах. Он перелистал каждый том, невольно ощущая исходящее от слегка пожелтевших страниц тепло рук их прежних владельцев. Потом долго разглядывал прекрасно выполненные иллюстрации, искренне удивляясь тому, как книги умеют сохранять в себе воспоминания о своем прошлом. Стоит раскрыть какой-нибудь томик стихов, и обязательно найдешь то полузасохший листок дерева, то открытку с уже поблекшим текстом, то явственно ощутишь аромат чьих-то духов.

И он купил эти книги. Но, купив их, вдруг отчетливо осознал, что потерял чувство реальности. Видно, все то, что произошло с ним за последнее время, оказалось настолько тяжким грузом для его уставшего подсознания, что ему было просто необходимо хоть несколько часов пожить обыкновенной жизнью, без страха и постоянного ожидания неприятностей.

Он стоял со стопкой книг у магазина, не зная, что с ними делать. Послать их он не мог и оставить у себя не имел возможности. Вот так, с книгами, он и вошел в небольшой ресторан с гордым названием «Кавказ».

Было время ужина, что-то около шести вечера. Обслужили его на редкость быстро, что приятно удивило. Хотя качество пищи явно оставляло желать лучшего. Ровно в восемь вечера он покинул ресторан.

Оказавшись в небольшом парке, Вагиф неторопливо пошел по аллее, невольно оглядываясь по сторонам. Слежки не было. Пошатавшись с час по парку, он нашел под большим старым деревом неприметную скамейку, где и присел. Ему необходимо было решить, что делать дальше.

Сугубо по-человечески он желал только одного – добраться до Москвы и попытаться разобраться в том, что произошло. Но как профессионал Вагиф ясно понимал, что это не лучшее решение. Лучше всего было бы лечь на дно, исчезнуть на время из поля зрения своих коллег и осторожно, по личным, проверенным каналам собрать необходимую информацию.

Наконец приняв решение, Вагиф как-то сразу успокоился и, подхватив связку книг решительно направился в сторону автовокзала.

На парк уже спустились сумерки. Редкие фонари освещали лишь небольшой пятачок в самом центре и то еле-еле.

Неожиданно Вагиф услышал впереди какой-то неясный шум. Подойдя поближе, он увидел, как трое мужчин с остервенением избивают молодого тщедушного парня.

Парень уже не сопротивлялся. Прислонившись спиной к дереву и прикрыв лицо руками, он медленно сползал вниз.

Вагиф подошел еще ближе. Его заметили, но, приняв, очевидно, за какого-то ненормального интеллигента, гуляющего с кипой книг по парку, не приняли всерьез. Лишь один из них, гневно сверкнув глазами, крикнул, чтобы он убирался.

Сначала Вагиф так и собирался сделать, но какое-то чувство противоречия удержало его от этого шага. И вот он оказался в непосредственной близости от них. Невысокий, в помятом, мешковатом костюме, со связкой книг, Вагиф был похож на неудачника-инженеришку с месячным окладом ниже черты бедности. И, не зная его, никак нельзя было подумать, что он в совершенстве владеет приемами рукопашного боя.

Парень все еще стоял, но было видно, что ему здорово досталось. Он уже не стонал, а хрипел, изредка выбрасывая руки вперед.

И тогда один из нападавших подпрыгнул, решив нанести парню удар ногой в живот, который в данной ситуации мог бы оказаться для него смертельным.

Вагиф, моментально оценив ситуацию, на мгновение опередил его, резко выбросив вперед правую руку. Он подсек нападавшего, попав кистью руки в болевую точку в области почек. Противник рухнул вниз.

Не теряя ни секунды, Вагиф швырнул во второго мужчину тяжелую связку книг. После чего, резко опустив обе руки вперед и вытянув правую ногу, образовавшую с левой ногой, на которой он стоял, прямой угол, нанес сильнейший удар в корпус другого противника, оказавшегося сзади. Удар был настолько силен, что мужчина килограммов под девяносто, пролетев метра два, упал на спину и, ударившись головой о дерево, затих.

Приняв вертикальное положение, Вагиф слегка присел, после чего, резко поднявшись, нанес свой излюбленный удар обеими руками, снизу вверх, под ребра последнему противнику, Который, отбросив книги в сторону, рванулся к нему. Нападавший на миг остановился, широко открыв рот, как будто ему не хватало воздуха, потом медленно стал оседать, раскинув руки в стороны.

Вагиф подбежал к парню и, перебросив его через плечо, метнулся в заросли, не забыв прихватить так и не рассыпавшуюся связку книг.

Бежать было трудно. Пот заливал глаза, мелкий кустарник больно бил по ногам, потерявший сознание парень тяжелой ношей давил на правое плечо.

Вконец обессилев, Вагиф остановился у какого-то дерева и, прислонив парня к шершавому стволу, сел рядом. Земля была сырой. Раскидав рукой опавшие листья, он наткнулся на трубу, из трещины в которой вытекала, слабо пульсируя, холодная вода. Смочив водой платок, он обтер парню лицо.

Парень, вздохнув, застонал, а потом с трудом открыл глаза.

– Куда тебя отвести? Где ты живешь? – спросил его Вагиф, присев перед ним на корточки.

Парень еле слышно назвал адрес, после чего в очередной раз потерял сознание. Вагиф, снова взвалив его на плечо, поплелся, еле передвигая ноги, в сторону шоссе.

Подойдя к дороге, он опустил свою тяжелую ношу на землю и огляделся. Шоссе было пустынным. В такое время остановить машину да еще с избитым в кровь парнем было нелегко. Поэтому, прислонив его к дереву и положив рядом с ним книги, Вагиф один вышел на дорогу.

Неожиданно вдалеке показались огни какого-то автомобиля. По звуку работающего двигателя он понял, что у машины не в порядке карбюратор. Машина, натужно чихая, проползла еще несколько десятков метров и остановилась.

– Помочь? – спросил Вагиф, подходя к невысокому мужчине средних лет, вылезающему из салона автомобиля.

На его счастье, было достаточно темно и водитель не мог разглядеть его испачканный кровью костюм.

Получив положительный ответ, Вагиф поднял капот и, открыв пробку приемного фильтра карбюратора, продул засорившуюся сеточку. Мужчина все это время нервно курил, стоя у передней дверцы.

– Все, готово, – облегченно произнес Вагиф, вытирая руки тряпкой, услужливо протянутой водителем. Вдруг он увидел, как глаза мужчины странно округлились, и понял, что тот наконец разглядел его.

– Не бойтесь, – быстро проговорил Вагиф, – я не бандит, просто кто-то избил моего брата, он здесь недалеко. Если бы вы могли нас подбросить до дома, – собравшись с духом продолжал он, – мы были бы вам очень благодарны.

Мужчина, молча кивнув головой, быстро скользнул за руль автомобиля. «Только бы не уехал», – подумал с надеждой Вагиф, побежав за парнем.

Уложив молодого человека на заднее сиденье, он сел рядом с водителем.

Ехали они недолго. Минут через десять они очутились на окраине города, сплошь застроенной одно– и двухэтажными особняками.

– Это здесь, – негромко сказал мужчина, останавливаясь у какого-то приземистого здания.

Вместе с водителем Вагиф извлек бесчувственное тело парня из салона машины и усадил того на низкой скамеечке у ворот, прислонив к забору. Мужчина вернулся к машине и принес стопку книг, после чего, молча кивнув головой, уехал.

Когда шум автомобиля затих, Вагиф негромко постучал в окованные железом ворота. Буквально через секунду тяжелые створки распахнулись, и он увидел высокого мужчину преклонного возраста, в правой руке которого тускло блестел ствол охотничьего ружья.

Вагиф инстинктивно поднял руки и сделал шаг вперед. Освещенный мощной лампой, предусмотрительно включенной хозяином дома, он был прекрасно виден и являл собой довольно жалкое зрелище: взлохмаченные, перепачканные землей волосы, сильно измятый костюм в кровавых пятнах, не первой свежести рубашка с надорванным воротничком. И ко всему – уставшие, потухшие глаза вконец измученного человека.

– У ваших ворот я оставил парня, – медленно начал Вагиф. – Он назвал ваш адрес. Он нуждается в помощи.

Неожиданно послышался сдавленный женский стон, и из-за спины старика показалась женщина во всем черном. Ее большие темные глаза были полны боли, высохшие от непосильного труда руки нервно теребили платок, которым она то и дело смахивала с лица обильно выступивший пот. Весь ее вид говорил о глубокой скорби, которую она уже не в силах была сдержать.

– Кто вы такой? – неприязненно спросил старик, поднимая ружье.

– Может, вы разрешите мне сперва занести в дом истекающего кровью человека, – с плохо скрываемым раздражением прервал его Вагиф, – а уж потом я представлюсь.

Хозяин дома, как бы очнувшись от какого-то тяжелого сна, молча опустив ружье, отошел в сторону.

Вагиф бросился к парню. Подхватив на руки, он втащил его во двор. Женщина при виде парня с леденящим душу криком бросилась к нему. Она упала на колени, пытаясь поцеловать безжизненно свисающую руку молодого человека. Потом, увидев его бледное, восковое лицо, повернулась к стоящему рядом старику и стала что-то яростно кричать, поминутно бросая в его сторону горсти земли, которые она с каким-то остервенением, ломая ногти, выцарапывала из утрамбованной десятилетиями почвы. На нее было страшно смотреть.

Вагиф, вконец обескураженный увиденным, обойдя ее, вбежал с парнем на руках в дом. Парень был совсем плох. Дорога была каждая секунда.

Оказавшись на кухне, Вагиф положил парня на стол, предварительно смахнув рукой все, что на нем стояло, и быстрыми, точными движениями стал снимать с него одежду.

Парень был жестоко избит. Бесчисленное количество синяков и ссадин покрывало его грудь, живот, спину. Но самую большую опасность представляли две глубокие ножевые раны, из которых все еще сочилась кровь. Надо было что-то предпринять и предпринять немедленно. Парень мог в любую минуту умереть от потери крови.

Услышав сзади чьи-то шаги, Вагиф резко повернул голову. Рядом с ним стоял старик.

– Надо вызвать «скорую», – отрывисто произнес Вагиф, продолжая сдирать с парня набухшую от крови рубашку.

– Этого делать нельзя. Мы должны справиться сами, – тихо ответил старик, протягивая бинт и какую-то склянку с мазью.

Раздев раненого по пояс, Вагиф быстро обмыл раны марганцевым раствором и по совету старика приложил к ним пучки какой-то сухой травы, густо обмазанные неприятно пахнущей мазью. После чего они вместе со стариком перевязали парня.

Перенеся его на топчан, Вагиф сел на табурет, устало свесив руки. Он был вконец измотан.

– Выпей это, – как сквозь сон услышал он голос старика.

Какая-то обжигающе горячая смесь жаркой волной устремилась по его венам, заставив на мгновение открыть глаза. Сквозь голубовато-белесую пелену он с трудом разглядел ту самую женщину в черном, которая, стоя на коленях у изголовья парня, что-то горячо шептала, поминутно вытирая его лицо темным платком.

Это было последнее, что он увидел. Тяжелый, беспокойный сон всепоглощающей, темной массой навалился на него, не дав даже возможности принять более удобное положение. Он заснул тут же, в кухне, сидя на широком низком табурете.

Проснулся Вагиф поздним утром. Комната, где он находился, была залита ярким солнечным светом. Открыв глаза, он еще долго лежал без движения, восстанавливая по крупицам отрывочные воспоминания о событиях вчерашнего дня. Постепенно в голове выстроилась вся картина происшедшего. Эпизод за эпизодом, подобно медленно прокручивающейся ленте, проходил перед его внутренним взором, порождая массу вопросов, на которые он никак не мог найти ответа.

Вскоре Вагиф стал различать голоса, доносившиеся со двора. Говорили двое. Один, мужской, был Вагифу знаком. Это, несомненно, был голос старика. Другой, женский, он слышал впервые.

Еще раз медленно потянувшись, Вагиф поднялся с кровати и огляделся. Комната чисто прибрана: ни пылинки, ни соринки. Обставлена же она была по-спартански. Широкая металлическая кровать, круглый стол, комод и несколько стульев. Особого достатка явно не ощущалось.

На одном из стульев Вагиф нашел свои вещи. Они были вычищены и тщательно выглажены. Рубашка аккуратно заштопана в нескольких местах. На столе он увидел свои документы и деньги. Отдельно от них, тускло поблескивая вороненой сталью, лежал пистолет.

Одевшись, Вагиф вышел из комнаты. Пройдя немного по коридору, он оказался на кухне, которая была аккуратно убрана и вымыта. У плиты стояла незнакомая женщина средних лет. Увидев его, она слабо улыбнулась и кивнула головой в сторону двери.

Выйдя во двор, Вагиф с наслаждением подставил лицо неяркому осеннему солнцу. Легкий ветерок приятно холодил кожу, аромат поздних яблок, разлившийся в воздухе, нежной волной окутывал его хорошо отдохнувшее за ночь натренированное тело. И он улыбнулся. Он стоял так бесконечно долго, закинув голову и улыбаясь всему, что его окружало: небу, облакам, ветру, солнцу, всему живому и неживому.

– Проснулся? – вдруг услышал он за спиной низкий мужской голос с какими-то характерными гортанными нотками.

– Да, спасибо, – ответил Вагиф, медленно поворачиваясь к собеседнику.

Стоявший рядом с ним старик, на сей раз без ружья, молча кивнув, протянул ему пачку сигарет.

– Оружие требует ухода, – так же спокойно продолжал он, указав пальцем на рукоятку засунутого за пояс пистолета.

– Оно не мое, – затянувшись сигаретой, в тон ему ответил Вагиф.

– Я это понял, оно тебе не подходит.

– Как это – не подходит? – заинтересованно переспросил Вагиф.

– Каждому мужчине что-то подходит, а что-то нет: женщина, убеждения, оружие. Тебе этот пистолет не подходит.

Сказав это, старик повернулся и, молча взяв его под руку, подтолкнул к двери.

В гостиной все уже было готово. Стол уставлен разнообразной снедью, среди которой разноцветными островками высились бутылки с вином. Кроме старика и Вагифа, в комнате никого больше не было.

Старик сел первым, указав Вагифу пальцем на соседний стул. Еда оказалась отменной. Прекрасно приготовленное мясо было безупречно. Изобилие приправ и разнообразных соусов придавало каждому кусочку свой неповторимый вкус.

Ну, а вина… Они были просто превосходны. Их тонкий, еле уловимый аромат приятно кружил голову, невольно притупляя ощущение реальности. Но действительность была рядом и, ежесекундно проявляясь в мелочах, не давала покоя.

– Что с парнем? – наконец решившись, спросил Вагиф.

– Все хорошо. Его увезли.

– Увезли? Как увезли? – переспросил Вагиф, подозрительно посмотрев на старика.

– Его нужно было увезти, – мягко продолжал старик, подливая ему вина. – Не беспокойтесь, все будет хорошо. Его поднимут на ноги, а здесь ему оставаться было нельзя. И я боюсь – не только ему, к несчастью.

– А где та женщина в черном?

– Она с ним… Дело в том, что этот парень – ее сын и мой внук.

Вагиф пристально посмотрел старику в глаза, пытаясь понять, не шутит ли он. Но старик явно не шутил. Медленно перебирая искусно сделанные четки своими узловатыми пальцами и глядя немигающими глазами куда-то вдаль, он полностью ушел в себя. Сухие губы старика что-то шептали в унисон не спеша передвигаемым черным шарикам.

Вагиф понимающе молчал, ожидая, когда старик сам заговорит. Наконец, как бы очнувшись от сна, старик слегка вздрогнул и повернул в его сторону лицо.

– У меня, – тихо начал он, – трое дочерей. Аллах наказал меня за мои грехи, не дав ни одного сына. Из трех дочерей самой красивой и самой, что греха таить, любимой была моя младшая. Я ее очень любил, очевидно, сильнее, чем других дочерей. А это был грех. И понял я это слишком поздно. Из-за моей неуемной любви к ней аллах вторично наказал меня, послав нам всем жестокое испытание.

Когда ей исполнилось шестнадцать, я послал ее на месяц в деревню, к своей сестре. Дело в том, что зимой она хворала, простыла где-то, и врачи предписали ей горный воздух. Так и сказали, что, если не поживет она летом в горах, не поест свежей деревенской пищи, будет плохо. Не хотел я ее посылать, очень не хотел, да она меня уговорила. Знала ведь, что я не могу ей отказать. А там, в деревне, у сестры сын, на два года старше ее. И закрутилась у них любовь. Да если бы как у людей, а то все скрытно. Даже сестра ничего не знала. Я вообще ни о чем не догадывался. А месяцев через пять после возвращения все и открылось. Все стало, как говорится, явным. Она была беременна.

Ну, думаю, все, убью и ее, и щенка. Да дочери не дали грех на душу взять, спрятали ее. А когда поостыл, привезли.

Я как узнал, что она дома, сразу к ней. Прощу, говорю ей, лишь скажи, кто ребенком наградил. А она в слезы. Плачет и молчит, слова от нее не добился.

Тогда я в деревню поехал, к сестре. Приехал, спрашиваю ее, знает ли она, с каким гостинцем вернулась моя дочь домой. И она в слезы, знаю, говорит. Сын мой старший виноват, племянник то есть мой, а не твоя дочь, говорит, потому что сговорились они так. Он, видите ли, заработать захотел, а уж потом жениться. Короче, завербовался он куда-то и уехал. Должен вот-вот вернуться, да не просто вернуться, а с большими деньгами.

Ну что мне оставалось делать, не убивать же собственного племянника. Стали ждать, и дождались. Убили его, зарезали где-то под Москвой. А кто это сделал, так и не узнали. А дочь моя, узнав о его смерти, заболела. Ни ест, ни пьет, все время плачет да плачет. Приехала моя сестра и уговорила ее хотя бы ради ребенка не убивать себя.

Родился ребенок, мальчик. Рос, шалил, все было как у людей. Жили мы впятером: две старшие дочери, я да младшая с сыном. Мать-то их давно уже померла, еще когда они все детьми были.

Прошло время. Мои старшие дочери так и не вышли замуж. Как-то не сложилось у них. А внук мой стал уже взрослым парнем. Исполнилось ему двадцать. Видным стал как-то сразу. Девушки начали на него засматриваться. А ему лишь одна нравится, дочь известного в городе ювелира – одного из самых богатых людей в Грозном. Говорил я ему не раз, что это добром не кончится, не пара она ему. Не послушался. Все одно твердит: мол, заработаю много денег, и станет она мне парой. Короче говоря, прихожу я однажды домой, а его нет. Где он – никто ничего не знает. Поднялся я в его комнату и нашел на письменном столе записку: мол, не волнуйтесь, я уехал, скоро вернусь.

Прошло около недели. От него никаких известий. А в один прекрасный день приходят к нам двое незнакомых мужчин и спрашивают его. Я ответил, что не знаю. Они и говорят, что, если он вернется, лучше будет, если он сам их найдет. Ну, я и спросил, в чем дело. Не выполнил обещания, ответили они, дал слово, но не выполнил, а за это надо ответ держать. Вот так, дорогой. А через несколько дней он сам явился. Пришел ночью, как вор перемахнул через забор, чтобы никто его не заметил. Слышу посреди ночи шаги в коридоре, сплю-то я по-стариковски, чутко. Встал, не зажигая света, приоткрыл дверь, а в руках ружье. Думаю, если что – застрелю. А тут из соседней комнаты вдруг дочь вышла со свечой в руке. Ну, я и разглядел, что ненароком чуть собственного внука не убил. Разговор у нас вышел серьезный и малоприятный. Сперва он молчал, а потом сам все рассказал. Короче говоря, задумал он заработать, а делать-то особенно ничего не умеет. Ну, закончил он ПТУ на слесаря, а там же вкалывать надо, да и заработать-то особенно не заработаешь. А тут какой-то приятель познакомил его с приезжим, тоже из наших краев, но уже давно живущим в России. И оказались они втроем в ресторане, а там с пьяной головы мой внук и рассказал все этому типу: и о девушке, и о том, что не знает, где деньги взять. А тот возьми и предложили ему одно дело, да еще и клятву заставил дать, что выполнит. Ну, а на прощание задаток всучил – и был таков. А дело было в следующем. Якобы кто-то взял в долг, а возвращать не собирается. Вот и должен был мой недотепа напомнить об этом долге и, так сказать, поторопить с возвратом. И все это дело надо было провернуть не здесь, а в Москве.

Ну, поехал он в Москву, нашел кого надо. Тот ему адресок, значит, должника дал и так, между прочим, сказал, что тот должник-то такая гнида, что если мой внук его убьет, то получит втрое больше. И револьвер протянул. Ну, парень молодой еще, не хочет трусом показаться, вот и взял эту чертову дуру. А на прощание ему сказали, что будут за ним следить, и если что не так, не сносить, как говорится, ему головы.

Зашел он в дом. Поднялся на нужный этаж, позвонил. Открывает ему молодая женщина. Он ее спрашивает, где муж, а она улыбается и отвечает, что он ошибся, здесь никого нет, тем более мужа, по той простой причине, что она не замужем, и закрыла дверь. Вернулся он, говорит тем, кто его послал, что мужчины там нет, кого же убивать. А они разозлились и отвечают – вот ее-то и надо было убить. Потому как должник она и есть.

Опять пошел он наверх. Позвонил. Открыла дверь все та же молодая женщина. Видно, и в самом деле, кроме нее, дома никого не было. Увидев его, не на шутку разошлась. Поняв, что поговорить с ней на лестничной площадке не удастся, он втолкнул ее в коридор и захлопнул дверь. Как он там ей объяснил причину своего вторжения – не знаю, но факт остается фактом. Ее он не убил, более того, с ее помощью ему удалось как-то скрыться и даже без приключений добраться до Грозного.

Когда он мне все это рассказал, я просто взбесился. Мало того, что его непутевый отец умер неизвестно где, неизвестно за что, прельстившись легкими деньгами. И мне, старику, пришлось в свои далеко не молодые годы работать от зари до зари, чтобы более или менее обеспечить в первую очередь ему нормальную жизнь. Так он еще посмел ввязаться в сомнительную авантюру, оказавшуюся просто преступлением, даже не посоветовавшись со мной, не сказав ни слова. Поговорили мы крепко. Может быть, я даже и переборщил. Во всяком случае, утром он ушел. Потом ко мне пришла моя дочь и сказала, что я своими словами выгнал его из дома и тем самым убил его. Потому что его везде, ищут, чтобы свести с ним счеты.

Вот, в принципе, и все. А сейчас те, кто его ищут, знают, что его привезли домой, но не знают, что еще ранним утром я отослал его с родственником в родное село, где его никто не найдет. И, не зная этого, они, вполне возможно, постараются пробраться сюда. Поэтому ты должен выбрать. Или остаться с нами и помочь продержаться до утра, а утром подъедут мои сородичи из села и я попытаюсь помочь тебе выбраться из города, или ты уйдешь сейчас, но нет гарантии, что за домом не следят. Поэтому у тебя не так уж много шансов спастись, если ты покинешь этот дом. Выбирай…

– Я выбрал, – спокойно ответил старику Вагиф. – Я остаюсь.

– Молодец! Я знал, что ты поступишь именно так. А сейчас пойдем, я тебе кое-что покажу.

Они вышли из комнаты, и старик повел его во двор. Подойдя к небольшому сарайчику, неторопливо открыл дверь и, поманив Вагифа пальцем, скрылся внутри. В сарае было темно. Лишь через несколько секунд, привыкнув к полумраку, Вагиф различил фигуру старика, что-то вытаскивающего из небольшого шкафчика.

Подойдя поближе, он помог ему вытащить кожаный мешок, который, несмотря на свой небольшой размер, оказался достаточно тяжелым. Вдвоем они дотащили его до дверей сарая, а там, положив на небольшую тачку, довезли до дома.

Втащив мешок на кухню, старик деловито, не спеша принялся развязывать веревку. Сперва он вытащил короткий кавалерийский карабин времен революции, который вместе с горстью патронов протянул старшей дочери, молча и спокойно наблюдавшей за действиями отца. Потом он извлек более легкое ружье, которое также с патронами передал второй дочери. Она как раз закончила готовить обед и, невозмутимо вытерев руки, только что месившие тесто, сноровисто щелкнув затвором, деловито рассовала патроны по карманам. Себе старик отложил тяжелый маузер в обитой железом кожаной кобуре.

– Тебе могу предложить что-нибудь поновее, – с легкой усмешкой произнес он, как фокусник, извлекши из мешка хорошо смазанный АКМ и два рожка к нему. Остальные патроны россыпью, – продолжил он, щедро высыпав на стол гору патронов к автомату. – Значит, так. Вы пойдете в те комнаты, – сказал старик дочерям и махнул рукой в сторону гостиной. – Там как раз два окна, а мы вдвоем останемся здесь. Приготовьте побольше чистых тряпок и горячей воды и не забудьте о вине. Никогда так хорошо не пьется, как в бою. – И, закончив на столь оптимистической ноте свою короткую речь, старик не спеша стал заряжать свой реликтовый маузер.

– Когда должны подъехать ваши родственники? – прервал затянувшееся молчание Вагиф.

– Завтра утром. Так что у нас впереди вся ночь.

За приготовлениями к отражению нападения обитатели дома и не заметили, как наступил вечер. Обыкновенный осенний вечер с приятно освежающим ветерком и уже рано заходящим за тучи солнцем. Даже не верилось, что для кого-то этот вечер может оказаться последним в жизни.

Они расположились на веранде. С нее хорошо просматривался весь двор и, самое главное, ворота, которые они как могли укрепили, завалив их старыми бочками, досками камнями и тому подобным хламом, что десятилетиями валялся во дворе, не находя себе достойного применения. Воистину у хорошего хозяина любая мелочь когда-нибудь да и сгодится.

– Скажите, – закуривая сигарету, снова спросил Вагиф старика, – а как часто выезжают отсюда с подобными заданиями парни и кто обычно их нанимает?

– Как часто, спрашиваешь? – переспросил его старик, тоже затянувшись сигаретой. – Чаще, чем хотелось бы. Ведь с чего все это началось? В тех местах, где мы очутились по воле «отца народов», властвовал закон сильного. Чтобы выжить, надо было или работать как вол, или уметь отобрать у более слабого. Большая часть выжила благодаря своему труду и смекалке, но кое-кто пошел по другой, кривой дорожке, связавшись со всяким отребьем, которого в тех краях было очень много. Ведь не на курорт же нас выселили.

И постепенно о некоторых наших парнях пошла слава как о людях, способных на многое. Прямо скажем, нехорошая слава. И, надо сказать, иногда заслуженная. Зверствовали некоторые. То ли из-за сжигающей злобы на тех, по чьей вине весь народ в одночасье выгнали с земли отцов, то ли чтобы заиметь лишний кусок хлеба. Не знаю, врать не буду, всякое бывало. Но суть в том, что приглянулись наши парни некоторым уголовным тузам, безотказные были. И уже тогда ездили они по всему Союзу, выполняя их поручения: товар достать, должок взять, припугнуть, но убийств было все-таки немного. У народа совесть была, а может, после такой кровищи, какую война принесла, народ просто пресытился ею, не резал, не стрелял почем зря.

Ну, а потом Хрущев пришел, «оттепель» началась. И первые семьи стали возвращаться назад. Помню, какая радость была. Приезжали с одним чемоданом, нищие, но главное – домой. А вместе с этим поднимали голову всякие там деловые люди, и опять зачастили к нам их вербовщики. И опять стали уезжать неизвестно куда и неизвестно за чем наши парни. И опять стали приходить печальные вести: то в Москве одного пристрелят, то в Ленинграде другого зарежут. Но в целом таких было мало, скажем так – единицы. Большая часть работала, трудилась от зари до зари. Постепенно в домах появился достаток. Многие уехали учиться в Москву и другие города, многие сделали там карьеру да там и остались. Так что, возрождался народ.

Прошли семидесятые, начались восьмидесятые, и стали поговаривать, что вербуют наших парней не только всякие там тузы, но и кое-кто из милиции. Наймет, скажем, какая-нибудь милицейская шишка десяток парней, они и трясут рынок. А он прикрывает их, конечно, беря б о льшую часть. А если его самого прижмут, так сам и сдаст их. Что, мол, с них возьмешь, с этих диких горцев. И о гостиницах что-то говорили, и об аферах с машинами. Все о разном, а суть одна. Чужими руками жар загребали. А потом вообще о странных вещах стали поговаривать. Слышал я от некоторых сведущих людей, что кое-кто из наших даже и вам помогает.

Старик примолк и ткнул пальцем в верхний карман пиджака, где у Вагифа находилось удостоверение сотрудника КГБ.

– Говорили, что и политических шантажировали, то есть оказывали психологическое воздействие, – с трудом выговорил старик. – И за границу выезжали кое-кого успокоить. Всего уже не припомню. Но беда в том, что дело это дурное. Почему дурное? Да потому, что рано или поздно, накопив денег, набравшись опыта, не захотят наши парни делиться ни с кем и тем более быть в подручных, и схлестнутся их интересы с интересами местных дельцов. И польется кровь, и станут называть нас бандитами и убийцами, не ведая того, что настоящие преступники – те, кто стоит у истоков этого. Недаром у нас говорят, что предложивший другому разбогатеть разбоем пусть ждет, что его тоже ограбят. Но самое главное то, что недоверие может отравить сердца миллионов русских, среди которых живут наши соплеменники, честно трудясь на благо России. И не дай бог, если укоренится несправедливое мнение о чеченце как о жестоком и коварном преступнике. Это наша общая боль и общий позор. Всех нас, так или иначе живущих уже несколько столетий вместе, бок о бок. И только вместе мы можем решить эти проблемы. А для их решения как воздух необходимо доверие и еще раз доверие.

Старик умолк, по-видимому, устав от своего длинного монолога. Вагифу тоже что-то не хотелось говорить, речь старика потрясла его своей бесхитростностью и глубиной. Старик, безусловно, был прав. Всем нам следовало не искать врагов среди вчерашних друзей, а, доверившись друг другу, строить новые, справедливые взаимоотношения.

За разговорами Вагиф не заметил, как наступил вечер. Он медленно встал и выключил свет на веранде, оставив гореть лишь мощную лампу у самых ворот. Старик одобрительно кивнул, поняв его замысел. Пока ничто не предвещало осложнений, но Вагиф явственно ощущал надвигающуюся опасность.

У самых ворот стояла бочка с мазутом, который использовали зимой для отопления. Немного подумав, Вагиф схватил ведро, валяющееся у бочки, и, наполнив его черной маслянистой жидкостью, разлил ее на дворе между воротами и домом, оставив чистыми несколько метров земли, непосредственно примыкающих к дому. Потом он аккуратно обежал весь двор и на расстоянии метра от каменного забора также полил землю мазутом.