Текст книги "ПРОКЛЯТЬЕ ВАН ГОГА"
Автор книги: Ариана Селеста
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)
Глава 5
Поездка в Малибу и первое желание, перед которым не устоять
Кейн шел немного позади, но тень его опережала меня, создавая геометрические узоры на раскаленным асфальте. Солнце клонилось к горизонту, оно отражалось в витринах магазинов и капотах машин, разлетаясь вокруг золотисто-медными брызгами. Как только мы приблизились к его автомобилю, Кейн распахнул передо мной его дверцу, затем обошел его вокруг и, прыгнув на водительское место, незамедлительно включил охлаждение. Стояла настолько невыносимая духота, что, казалось, дышать было нечем. Быстро тронувшись с места, машина повернула на бульвар Санта Моника и тут же встроилась в оживленный поток движения.
Черный Бентли быстро летел по улице, маневрируя между раскаленными автомобилями, которые уважительно уступали ему дорогу. Кейн сжимал руль и хмурился, думая о чём-то своём. Мне хотелось обнять его, погладить по его напряженному лицу, успокоить, уверить в том, что всё будет хорошо.
– Почему Пол назвал тебя Ван Гогом? – спросила я.
Машина залетела в туннель на Тихоокеанское шоссе, ведущее в сторону Малибу, а он повернулся ко мне. В темноте я впервые увидела в нём нечто новое, нечто таинственное и даже зловещее, то, что делало его ещё загадочнее и притягательнее. Его непроглядно черные в центре глаза немного светлели на периферии, а затем переходили в черный ореол.
Молча он указал на своё ухо, и тут я заметила: оно было изуродовано, четверти просто не было на месте, хотя сразу это и не бросалось в глаза. Теперь аналогия понятна. Все знают печальную историю о том, как Ван Гог в приступе безумства отрезал себе ухо. Неужели он сам сотворил с собой такое? Иногда люди совершают необдуманные поступки в попытке выделиться из общей массы. Он мнил себя новым Ван Гогом? Или, может, это был просто несчастный случай? Как бы то ни было, это было ЕГО ухо.
– Как это произошло? – спросила я и потянулась пальцами к нему. Кейн напрягся, но не отвернулся, и я слегка дотронулась до него. Это был просто предлог, мне нужно было почувствовать его, физически было нужно коснуться его тела.
– Давняя история, никак не связанная с моим творчеством, – мягко ответил он и поймал мою руку в тот момент, когда я собиралась её убрать. Кейн прижал мою ладонь к своей щеке. Она была шершавой и немного колючей. Сердце ускорило ритм.
– Я бы хотела увидеть твои картины, – сказала я тихим голосом, словно боясь напугать его. Всё моё тело вибрировало, я чувствовала, как незнакомое желание одолевает и затуманивает мой разум.
– Ева, Ева, – он коснулся губами внутренней чувствительной части моей ладони и посмотрел на меня глазами, наполненными каким-то непонятным мне чувством. Я практически увидела, как искры полетели в мою сторону, врезаясь в меня, залетая внутрь и взрываясь фейерверком миллионов звёзд. Бог мой. Я забыла, как дышать, моя рука дрожала, и это не могло остаться незамеченным. Он раскрыл свои пальцы, а мои – сами нашли дорогу между ними. Мы держали друг друга за руки, как будто это была самая естественная вещь в мире, но я всё ещё боялась дышать, чтобы не спугнуть счастье, казавшееся таким нереальным.
Стараясь отвлечься, я смотрела в окно. По левую руку простирался позолоченный закатом океан. Волны накатывали на светлый гладкий песок, оставляя на нём сверкающую белую пену. Кое-где в воде виднелись силуэты людей. Несмотря на то, что был июнь, вода оставалась ледяной. Я не любила холод.
Телефон Кейна снова зазвонил. Он практически не умолкал с того момента, как Кейн сел за наш столик. Вот и сейчас с периодичностью в несколько минут он получал сообщения. Он сбросил очередной звонок, и я заметила, что дисплей телефона сообщал о 56 пропущенных вызовах и более 30 сообщений. Чувства накатывали на меня волнами, меняя градус накала от единицы до десятки по десятибалльной системе исчисления и включали всю палитру эмоций: от радости, возбуждения, неутолимой страсти и желание обладать им до жгучей ревности ко всему и страху вновь потерять его. Я начинала бояться себя.
Быстро проехав Санта Монику, мы заехали в Малибу. Ещё десять минут, и я буду дома. Всё внутри меня сжималось от того, что я и понятия не имела о том, увижу ли я его снова. Эти до сих пор незнакомые мне чувства бурлили и кипели во мне словно лава в Йеллоустоунском парке, который мы посещали в рамках обязательной школьной программы.
Закат облизывал красные черепицы домов на побережье, оставляя крыши пылать, словно они были охвачены огнем. Кейн проехал поворот на Кеннон-роуд, который вёл к моему дому и помчал дальше. Я вопросительно посмотрела на него.
– Куда ты меня везёшь? – спросила я с надеждой, что побуду с ним ещё немного. На самом деле мне было всё равно, куда он направляется, лишь бы он был рядом. Я слепо доверилась ему.
********
Кейн повернул налево и поехал по Брод каст бич в сторону частных резиденций.
– Ко мне домой, – ответил он, бросив на меня один короткий пламенный взгляд, – ты же хотела увидеть мои картины, не так ли?
Боже, да ведь я сама его попросила. Наверное, он думает, что я ничем не лучше Киры, набросилась на него как изголодавшийся хищник. Мне стало немножко не по себе, но даже это было лучше, чем вернуться домой и потерять его навсегда. Я сделала именно то, что он посоветовал мне год назад, когда мы впервые встретились. Тогда он сказал мне: «Слушай свое сердце!»
(???) Кивнув, я что-то промычала. Мой рот в миг превратился в пересохшую пустыню. Кейн свернул налево и притормозил у высоких двухстворчатых ворот из массивных деревянных панелей. Ожидая, пока они откроются, он постукивал пальцами по рулю. В уголках его губ наметилась едва заметная улыбка. Мягкий розовый свет подчёркивал его высокие скулы и красивую линию губ. Я не могла оторвать от него взгляд. Он явно почувствовал это, и его дыхание становилось всё глубже. Я понимала, что Кейн возбуждался, и потому боялся посмотреть на меня. Всё ещё крепко сжимая его правую руку, я притянула её к себе и нежно провела кончиками пальцев по его коже.
Миновав пост охраны, Бентли проехал по мощенной терракотовой плиткой дороге и повернул направо к дому. Мы остановились, и перед тем, как он отпустил мою руку, Кейн поднёс её к губам и поцеловал, глядя мне в глаза. Где-то внизу моего живота словно взорвался фейерверк, он взлетел вверх и вспыхнул искорками перед моими глазами. Передавшись мимолетному чувству полёта и экстаза, я не сдержалась и громко вздохнула. Кейн вышел из машины и открыл мне дверь. В самом этом факте не было ничего особенного, но то, что это сделал именно ОН, трогало моё сердце. Когда он подал мне руку, я поняла, что мне была необходима эта опора: словно превратившиеся в вату ноги совсем меня не слушались, и если бы я не держалась за его руку, то наверняка свалилась бы на асфальт. Я неуверенно шагнула на улицу и глубоко вдохнула, стараясь прийти в себя.
– Добро пожаловать, – приветствовал меня Кейн. Его тёмные волосы отливали золотом в лучах изящных фонарей. До нас доносился мягкий шелест волн. Нежный запах океана, свежести, водорослей и соли защекотал нос. Нет, в нём был ещё один компонент. Это был запах свободы, запах отсутствия границ и условностей, запах огромной силы и самой жизни. За это я и любила Малибу. Здесь даже воздух сулил великое будущее.
– Как здорово! – восхитилась я, – мне даже в голову не приходило, что здесь может быть настолько красиво.
Этот дом совсем не был похож на дом. Целый дворец, даже по сравнению с нашим. Меня очаровывало всё: фасад медового цвета, арочные окна и крыша из ажурной черепицы цвета тростникового сахара. По периметру необъятной территории стоял высоченный забор. Здоровенные пальмы гигантскими зонтами заслоняли вечернее небо, на котором уже начали появляться звезды, хотя на западе всё ещё виднелись проблески золота.
– Мне приятно это от тебя слышать. Это не просто мой дом. Это моё убежище, крепость, мой храм. Это единственное место, где я чувствую себя в безопасности, и могу расслабиться.
Глава 6
Ознакомлением с обитателями дома и
невероятной коллекцией оригиналов картин
Я заметила, что для художника территория его дома охранялась слишком уж хорошо: повсюду были установлены камеры наружного видеонаблюдения. Делая шаги робко и с опаской, я последовала за Кейном, преодолела четыре полукруглые ступени, и, наконец, вошла внутрь.
Убранство холла поражало воображение, но ещё красивее был вид из огромного панорамного окна: черный океан с серебристыми проблесками, тёмно-синее небо и линия горизонта, всё ещё освещённая прозрачно-розовым светом.
Радостно повизгивая, навстречу нам выбежала собака. Припрыгала, если сказать точнее. Передней правой лапы у неё не было. Нижняя челюсть выступала вперёд, демонстрируя кривые острые зубы. Шерсть с обильной проседью торчала в разные стороны. Это была самая уродливая собака, которую мне приходилось видеть.
Пёс принялся вертеться и подпрыгивать вокруг ног хозяина, с поразительной ловкостью удерживая равновесие.
– Знакомься, один из моих мальчиков, – произнёс Кейн, – министр Чоу. Бенг-Бенг, наверное, где-нибудь спит.
Кейн присел перед министром Чоу и погладил его по лохматой спине. Наблюдая, как тот, вывалив язык, катается по сверкающему светлому полу, он улыбался псу с отцовской нежностью.
– Малыш, давай, покажем Еве дом, – Кейн поднялся, высясь надо мной. В тёплых лучах ламп он казался статуей греческого бога. В нём было нечто, не поддающееся описанию. Кира объяснила бы это словом «породистый».
Мы прошли в глубину дома. Белоснежные полы сверкали чистотой, отбрасывая радужные блики на стены и дорогую мебель. Отсюда было видно столовую с огромным овальным столом на резных массивных ножках. Повсюду стояли вазы с живыми цветами, распространяющими по всему дому нежный дурманящий аромат.
На стенах висели картины. Много картин. У меня просто дыхание перехватило. Я не переставая вращала головой и узнавала всё больше художников и их знаменитые работы. Отец был помешен на искусстве, и я достаточно хорошо разбиралась в этой теме. Наш дом тоже иногда напоминал музей, где можно было найти оригиналы полотен самых известных художников, но у Кейна их было в разы больше! Джексон Поллок, Виллем де Кунинг, Густав Климт, Пабло Пикассо, Фрэнсис Бэкон, Джаспер Джонс... У меня закружилась голова.
– Нравится? – спросил Кейн, улыбаясь.
– Ты шутишь?! Даже Лувр позавидовал бы твоей коллекции.
– Это точно, – усмехнулся Кейн, в его голосе слышалась издевка, – здесь только оригиналы.
Я бросила на него вопросительный взгляд, а Кейн лишь по-мальчишески дернул плечами и засмеялся. Остановившись напротив автопортрета Ван Гога, – того, что без бороды – я приблизилась и стала всматриваться в полотно. Этот, скажем, находился в частной коллекции, поэтому я вполне могла допустить, что Кейн – владелец картины, но следом я увидела знаменитый портрет Ван Гога в тёмной фетровой шляпе.
– Ты сказал, что здесь только оригиналы? – спросила я Кейна.
– Так и есть, – рассматривая меня, пока я была поглощена картиной, он потёр шею.
– Она висит в музее Ван Гога в Амстердаме, – я ткнула пальцем в тёмное полотно.
– Да, – произнес он с издевкой, – директор музея тоже так думает, – сказал он это как нечто само собой разумеющееся.
– Как это возможно? – спросила я.
– Не спрашивай того, о чем не хочешь слышать, малышка, – ответил он игриво. Мистичность происходящего вкупе с моим состоянием эйфории, вызванным присутствием Кейна и этим прекрасным домом, в котором проходила его жизнь, одержали победу, и я спросила с нескрываемым интересом:
– Я хочу знать, Кейн, – на секунду я остановилась, наслаждаясь и млея от того, как вкусно было произносить его имя, – я не просто хочу это знать, я умираю от любопытства, – я продолжала с восхищением оглядываться по сторонам. У Кейна был безупречный вкус, будто бы он воплотил в жизнь мои представления о том, как должен выглядеть дом мечты. Только одного этому дому не хватало: несмотря на всю свою красоту, он оставался одиноким.
Кейн задумался и, прищурившись, посмотрел на меня. В его глазах я увидела хитрость.
– Спроси у папы, – произнёс он словно с издевкой, белые ровные зубы блеснули в хищной улыбке, но, несмотря на это, его чёрные глаза оставались серьёзными.
В голове роились десятки вопросов, но до того, как я успела сформулировать хоть один из них, Кейн спросил:
– Разбираешься в искусстве так же хорошо, как и твой отец? – вопрос прозвучал очень серьёзно, по-деловому.
– Нет, конечно, с ним мне не сравниться, – ответив, я задумалась. Папа был профи, а я – так, любитель среднего уровня, – но его страсть к живописи передалась и мне.
– Правда? Хм, – он задумчиво, как будто раздумывая, не шучу ли я, посмотрел на меня, – у Фреда особый дар. Он может отличить подлинник от подделки невооруженным глазом. А ты так умеешь?
– Отец везучий, – засмеялась я, – он скорее угадывает. Что до меня, то я не стала бы брать на себя такую ответственность. Ведь все знают, что определить аутентичность картины на глаз невозможно, – с некоторой долей занудства поучала я, – нужен особый анализ мазков, подмалевки, степени гладкости и количества слоев грунта, в общем, много чего…
Пока я говорила, Кейн с интересом смотрел на меня, и каждую секунду выражение его глаз менялось, будто внутри своей головы он видел сотни разных картин.
– Аутентичность… – с издёвкой в голосе протянул Реймур, и в этот момент его перебил лай. На губах Кейна появилась игривая улыбка. Он оглянулся назад, я тоже последовала за его взглядом.
По правую руку от нас находилась лестница с кованными тонкими перилами, по которой, неуклюже перебирая лапами, спускался толстый шоколадный лабрадор, похожий на огромную подгоревшую сосиску.
Где-то у основания его круглого тела торчал короткий дергающейся обрубок – собачий индикатор радости, а из пасти брызгали слюни.
– Бенг-Бенг! Иди к папочке! – радостно воскликнул Кейн, хлопая себя по коленям, а в следующее мгновение он уже трепал и дёргал пса за его вислые уши.
Бенг-Бенг радостно набросился на хозяина и начал облизывать его лицо, шею, руки и пальцы – везде, где мог дотянуться. Радость собаки необъяснимым образом передалась и мне. Я и сама была бы не против вот так наброситься на Кейна вместе с Бенг-Бенгом и расцеловать его. Представив себе, как мы на пару с псом прыгаем на четвереньках вокруг Кейна и пытаемся его лизнуть, я громко засмеялась. Собака, услышав мой хохот, повернула ко мне свою слюнявую довольную морду и принялась внимательно меня рассматривать, затем подошла ближе и уткнула свой мокрый кожаный нос в мой живот.
Я погладила Бенг-Бенга по голове и помяла его ухо в точности, как это делал Кейн. Пёс облизал мои ладони, оставив на них искрящиеся гирлянды липких и склизких слюней, затем положил свою морду мне на колени и поднял на меня свои большие выпученные глаза. Кейн не переставал меня удивлять. Он мог иметь любую породистую собаку, его же питомцы отличались разве что своей, мягко говоря, необычной внешностью. По какому критерию Кейн выбирал их?!
– У тебя есть животные? – спросил он, вытирая лицо рукавом. Ты понравилась Бенг-Бенгу сразу, это случается не так часто. Несмотря на свой вид дружелюбного простачка, он хорошо разбирается в людях.
– Мне вполне хватает сестры, – ответила я и продолжила гладить собаку, чувствуя благодарность за то, что прошла тест Бенг-Бенга, тем временем, он продолжал тщательно вытирать о меня свою слюнявую морду.
– Любительница змей! – заулыбался Кейн, намекая на Кирин нрав, – это придаёт силу характеру, – он переступил через Бенг-Бенга.
– Вроде того, – улыбнулась я в ответ, поднялась и последовала за ним в гостиную.
Она соответствовала общему размаху дома: огромная, со множеством диванов и кресел, с вкраплениями цветной мозаики в интерьере в виде меховых накидок и цветных подушек из бархата и шёлка.
На стене, в углублении напротив лестницы, висела картина в простой, но дорогой раме из чёрного дерева. Яркие брызги красок, смелые широкие мазки, дерзкие сочные контрасты создавали впечатления взрывной эмоции, экспрессии, безудержной жажды жизни.
– Это твоя картина? – спросила я, хотя у меня не было ни единого сомнения на этот счёт. Гениально. Просто гениально.
Кейн скромно кивнул, бросив на своё творение гордый взгляд, а затем повёл меня на кухню, которая была не менее впечатляющей: остров из полированного черного гранита, стулья, обшитые охристой кожей, и холодильник, в который можно было уместить слона.
– Пить хочешь? – спросил он, распахивая его дверцу. Продуктовый склад! Зачем одному человеку столько еды? Да и вообще, я чувствовала бы себя одиноко в таком огромном доме. Охранники и собаки не в счёт. Я любила в дома, в которых звучали голоса, смех, дома, в которых жило много людей. Я любила, когда вся моя семья собиралась вместе. А здесь, несмотря на безупречный вкус Кейна, я не почувствовала самого важного, что должно быть в доме, я не почувствовала тепла.
Глава 7
Первый поцелуй…
Открыв холодильник, Кейн достал бутылку пива и повернулся к Еве. Она сидела, подперев подбородок руками и глядя на него. Нет, скорее она обнимала его взглядом. На её розовых щеках играл румянец. Ева улыбалась так, как умеют улыбаться только дети. В её взгляде читались наивность, чистота и открытость. Обрамляющие лицо светлые волосы делали её похожей на ангела.
– Можно и мне? – спросила она, пальцам вычерчивая на граните круги.
– Не думаю, что это хорошая идея, – ответил Кейн, покачав головой.
– Ты ведь не собираешься читать мне лекции, – поддразнила его Ева, с особой грацией спрыгивая со стула.
Нет, лекции ему читать не пристало: Кейн хотел сделать с ней вещи похуже, чем просто угостить её бутылкой прохладного японского пива. Ева подошла к холодильнику и, достав одну из коробки, ловко открыла её.
– Это всего лишь пиво, Кейн, – глаза Евы смеялись. Её плечо было оголено, а под тонкой тканью футболки проглядывала грудь и силуэты сосков. Эта девчонка просто напрашивалась на неприятности, Ева молила о них, и он больше не мог сражаться со своими демонами.
«Добро пожаловать в мой сумасшедший и иллюзорный мир детка», – подумал он и залпом допил своё пиво. Кейн подошел поближе и провел по её волосам рукой, отбросил их назад, отрывая её лицо в форме сердца. Прекрасное, совершенное лицо. Щеки Евы вспыхнули. Она смотрела на него. Просто смотрела, покусывая нижнюю губу. Блеск её черных глаз выдавал её самые потаенные желания. Девушка с восхищением смотрела на Кейна, а он продолжал гладить её волосы, затем забрался в них пальцами и, схватив её за затылок, притянул к себе. Он чувствовал запах её шампуня и духов: Ева пахла весной, малиной и ещё чем-то возбуждающим.
Сначала Кейн прижался к ней щекой, затем поцеловал её нежную шею, провёл языком по уху и зажал мочку между губами. Ева всхлипнула, губами он почувствовал, с какой неистовой силой забился пульс её под тонкой светлой кожей. Он стал посасывать и покусывать её ухо, наслаждаясь тем, как она вздрагивала каждый раз, когда его зубы сжимали её кожу.
– Картины, – шептал он ей на ухо, выдыхая горячий воздух, – ты ведь их хотела увидеть? – спросил он, обволакивая её своим горячим дыханием. Наконец, их губы нашли друг друга.
– Да, – ответила она прямо ему в рот.
Они поцеловались. Неистово, дико, врезаясь друг в друга зубами, кусаясь. Казалось, его язык пытался пробраться внутрь неё так глубоко, насколько хватало его длины. Он стиснул её ягодицы руками и, подняв как пушинку наверх, усадил на себя. Она послушно обвила его талию ногами и, плотно прижавшись к его телу, почувствовала его эрекцию, выпирающую под джинсовой тканью.
Это было сумасшествием! Ещё немного, и он потеряет остатки разума, а эта девочка даст ему всё, что он хочет, чем и погубит Кейна – он понимал, в какую глубокую пропасть он падал. Реймур отодвинулся её от себя и медленно спустил вниз. Его ладони всё ещё крепко сжимали её круглую задницу. Глаза Евы были прикрыты. Веки трепетали, губы покраснели и распухли. Он хотел её дико, страстно, хотел её как никого прежде. Сейчас же! Он понимал, что эта девочка принадлежала ему, Ева полностью отдавала себя и хотела его так же неистово и безумно, как и он её.
– Кейн, – прошептала Ева. Внутри него всё сжалось. Она произносила его имя как молитву. Это резко спустило его с небес на землю. Он упал, подобно тому, как падали ангелы, которые взбунтовались и перестали служить Богу. Внутри него что-то словно щёлкнуло, и он решил не играть с жизнью этого чистого существа, полностью доверившегося ему. Кейн увидел всю абсурдность и безумство ситуации словно со стороны, и с трудом убрав руки с её тела, шагнул назад.
– Что случилось? – спросила она растерянно.
– Ева, я старше тебя на двенадцать лет, тебе ещё даже восемнадцати нет, твой отец – мой заклятый друг, и в любовных отношениях я никогда ни к кому не привязываюсь. Ты могла видеть на моём телефоне бесконечное число звонков и текстовых сообщений очередной девушки, с которой я однажды развлёкся. Ни на один из этих звонков я не отвечаю. Я не джентльмен романтического склада, который ухаживает за своей единственной любовью, дарит ей цветы и пишет поэмы. Проще говоря, я совсем не тот, кем ты меня считаешь. Моя жизнь – постоянная борьба за выживание, риск и авантюры. Бьюсь об заклад, ты не об этом мечтала! Верно?
**********
Она смотрела на него, хлопая ресницами.
– Верно, – механически повторила Ева его слова, будучи не в состоянии думать. От случившегося только что она пришла в смятение. Еве захотелось стать страусом и спрятать свою голову в песок. Всё произошло так быстро, так внезапно, что у неё не было и шанса опомниться. Неужели она сделала что-то не так из-за своей неопытности? За один момент? Вот он безумно целует её, а в следующее мгновение отбрасывает в сторону. Он не хочет её. По каким-то причинам Кейн не хочет связываться с ней. Неужели она недостойна его любви?
– Пойдём, – приобняв её за плечи, он подтолкнул её к выходу. Еве казалось, что она ударилась головой, и теперь всё вокруг плыло и вертелось. Она едва могла переступать ногами. Кейн только что отверг её. Её чувства в миг стали оголенными перерезанными проводами, которые безвольно мотались в воздухе из стороны в сторону, бесцельно растрачивая энергию от случайного соприкосновения с землёй. Она была готова дать ему всё, чего он хотел, отдать ему всю свою любовь без остатка. Ева не могла сосредоточиться, для этого она чувствовала себя слишком разбитой и опустошенной.
Словно во сне, она почувствовала, как холодный ветер забирается под её волосы, видела, как они шли к машине, слышала шум океана вдалеке, запомнила, как Кейн помог ей сесть в машину, и короткую дорогу домой. У ворот её дома Кейн остановил машину и повернулся к Еве. Она не могла оторвать от него взгляд, она пыталась запомнить каждую чёрточку любимого лица, блеск глаз и линию губ, тембр его голоса.
**************
Кейн видел людей насквозь. Это не было его врожденным умением. Ему пришлось научиться разбираться в людях, чтобы дожить до этого дня. И он видел Еву, её открытость миру и доброту, её чистоту, он думал о том, что эти качества – её благословение и проклятие одновременно. Ещё не раз ей придется испытать боль, каждый говнюк попытается воспользоваться ей. От этой мысли в голове Кейна помутилось, стараясь сохранять видимость спокойствия, он сказал:
– Я могу попросить тебя? – он с трудом извлекал из себя слова.
– Конечно, – тихо ответила Ева и смотрела на него с нескрываемой болью, и, вместе с тем, невинностью и надеждой.
– Ты хорошая девушка, – Кейн на секунду замолчал, потом протянул к ней свои ладони и взял её лицо словно бутон. Он смотрел в её глаза, запечатлевая в памяти каждую её деталь, затем наклонился и нежно поцеловал в губы, – оставайся такой всегда. Что бы ни происходило, и какие бы люди тебя не окружали, просто будь собой. Обещай мне!
Ева смотрела в его черные глаза, перестав моргать. В них она увидела тепло и безопасность. Это был её храм. Неважно, как далеко она будет от него, её дом всегда будет здесь, в его сердце.
– Я обещаю, – прошептала она, целуя его в губы ещё раз, затем она распахнула дверь машины и вышла на улицу.
Глава 8
Побег в неизвестность
Последние две недели показались мне вечностью. Кейна я больше не видела, он полностью исчез из моей жизни. Стараясь отвлечься, я дни напролёт проводила на чердаке, посвящая себя масляным краскам и пастели, отдаваясь своему воображению, убегая от этого мира, прячась в своём собственном, в том, что создавала я. Иногда, я даже засыпала наверху, не будучи в силах дойти до своей комнаты. Всё, что я чувствовала, всё, что сжигало меня изнутри, я переносила на белое полотно, как будто отдавала свою боль картинам. Я надеялась, что так чувство беспомощности и обреченности каким-то образом сотрется из моего сердца, и мне станет легче. Я верила, что найду ответ на хранимый в моей душе сокровенный вопрос, когда напишу его портрет.
И я начала писать. Я пыталась запечатлеть Кейна таким, каким я увидела его впервые, каким буду помнить его всегда. Да, это казалось на помешательством, но я не могла ничего изменить. Он жил внутри меня, стал неотъемлемой частью моего я, и вскоре я привыкла к этому чувству и даже радовалась ему. Кейн был достоин того, чтобы занять мои мысли и сердце.
Завтра был восемнадцатый день моего рождения. Я любила этот праздник и каждый год с нетерпением ждала вечеринку, которую по этому поводу устраивал отец. Но сегодня я чувствовала себя разбитой. Мне казалось, что существует некая граница, переступив которую я потеряю часть себя. Просто предчувствие, не более того, но это высасывало из меня все силы. Я как будто видела на горизонте грозовые тучи, чувствовала запах дождя, и понимала, что сейчас грянет буря.
Целый день я провела на чердаке за живописью. Спустя несколько часов после того, как солнце село, мне удалось закончить картину, которая открыла мне правду о смысле моей жизни. Всё было очень просто: два подсолнуха и огромное красное солнце между ними. Когда я закончила писать и отошла в сторону, оценивая свою работу, я поняла, что моё сердце подобно этим подсолнухам, чьи головы всегда тянулись к солнцу в поисках тёплых живительных лучей. Оно всегда будет обращено в сторону любви, в сторону Кейна, который и был моим солнцем, моим светом. Наконец, я получила свой ответ, наконец, я знала, что мне нужно делать. Как подсолнухам нельзя было приказать не искать солнце и тепло, так и я не могла заставить своё сердце не искать ЕГО.
Кисточки и палитра буквально выпали из моих рук. Я спустилась в свою комнату и посмотрела на часы. Стрелки перевалили за 12, юридически я повзрослела на год. «С днём рождения, Ева», – поздравила я себя и залезла в постель.
Перевернувшись с одного бока на другой с десяток раз, я уставилась в окно. Шторы были распахнуты, и в комнату проникал бледный свет луны. У стены стоял мольберт с незаконченной картиной. Его глаза, линия подбородка и скул. Во всей Вселенной для меня не было никого ближе. Я подумала о том, что мы можем жить с людьми годами, но так и не стать близкими, а можем встретить кого-то и за одну минуту понять, что ты не можешь дышать без этого человека. У судьбы для нас свои планы, и в один момент становится ясно, что каждое событие было сыграно как по сценарию хорошо поставленного спектакля, в котором мы играем свои роли, даже не подозревая об этом.
Я села на кровать, опустив голову на колени, и постаралась прогнать прочь единственное своё желание – увидеть ЕГО. Напряжение продолжало расти внутри меня, и когда ледяная волна, замораживая кровь, пробежала по всему моему телу, я неожиданно поднялась, механически, не отдавая себе отчет в своих действиях, оделась и тихо, чтобы никого не разбудить, прокралась в гараж. У меня был белый велосипед, подаренный отцом ровно год назад в честь моего семнадцатилетия. Пользовалась я им крайне редко, поэтому он был почти новым. Как будто всё это время мой двухколесный друг ждал сегодняшней ночи. Я тихо вытолкнула велосипед из гаража, запахнула куртку и, оседлав его, помчалась в неизвестность по дороге, освещаемой только огромной луной и миллиардами звёздами.
Мурашки пробежали по моей коже, когда я остановилась перед воротами его дома. Что я собиралась делать? Чем я могла оправдать свой ночной визит? Глубоко вздохнув, я слезла с велосипеда и подошла к воротам. Влажный воздух был прохладным и свежим. Капли росы облепили массивные кованные петли, они отражали свет большой желтой луны, похожей на сочный апельсин. Пальцы начали замерзать, изо рта вырывались потоки прозрачного пара. Дрожащей рукой я, наконец, нажала на кнопку звонка. Гудок за гудком, теряя решимость, я всё глубже вжимала голову в плечи, и вдруг услышала его голос.
– Ева? – удивлённо спросил он, – что случилось?
Обратив лицо к объективу камеры видеонаблюдения, я несколько секунд собиралась с силами.
– Мне нужно поговорить с тобой, – ответила я, не отводя взгляд от мерцающей линзы, я знала, что он наблюдает за мной.
Раскидистые ветви пальм шелестели от порывов ветра. Кейн вздохнул, раздался писк, и ворота стали плавно разъезжаться, пропуская меня внутрь. Толкая велосипед перед собой, я зашла во двор, миновала спящий фонтан и прислонила велосипед к стене рядом с дверью. Потом я подошла, потянула дверную ручку вниз и толкнула дверь. Внутри было темно, лишь откуда-то сверху струился рассеянный свет.
– Поднимайся, – донёсся издалека голос Кейна. Я проследовала наверх по лестнице. Звук шагов был мягким и тихим, словно далекий шорох. Лица на картинах и сюрреалистичные пейзажи в полумраке создавали странное ощущение, будто я прокралась ночью в музей с целью ограбления.
На втором этаже было несколько запертых дверей. По стене, выкрашенной в цвет ванили, красивыми кружевными узорами стелились тени громадных пальм, покачивающихся на ветру. Тихо играла музыка. Это была смутно знакомая классическая композиция, но имя её создателя ускользало из моей памяти. Мелодия навевала грусть. Я не любила подобную музыку, и уж точно она не была способна вдохновить меня на что-либо, кроме жалости к себе. Внезапный приступ меланхолии накрыл меня словно покрывало. Я засомневалась в том, что идея навестить Кейна была удачной.
Одна из дверей по правую руку от меня распахнулась, и в глаза, только привыкшие к темноте, ударил свет. Щурясь, я закрыла лицо рукой.
– Так и будешь тут стоять? – проворчал Кейн. Я убрала ладони и присмотрелась к силуэту, освященному золотистым светом.
– Гостеприимство не твой конек, – хмуро ответила я.
– Я никого не ждал, – Кейн вытирал запачканные в голубой краске руки о хлопчатобумажное полотенце. Я уткнулась взглядом в его оголенный торс. Кейн был одет в черные спортивные штаны. Он сделал приглашающий жест и скрылся в дверях.
