355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Ариадна Громова » Кто есть кто (фрагмент) » Текст книги (страница 18)
Кто есть кто (фрагмент)
  • Текст добавлен: 4 октября 2016, 21:55

Текст книги "Кто есть кто (фрагмент)"


Автор книги: Ариадна Громова


Соавторы: Рафаил Нудельман
сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)

– Возможно, – согласился Аркадий, – А вместо пустой камеры он увидел тебя?

Представляю, как он обалдел!

– Он скорее всего подумал, что это "его" Борис... ну, ты, Борька... что ты почему-то вернулся в институт, забрал таблетки и каким-то образом попал в камеру...

– И камера эта у него на глазах куда-то утащила Бориса, – докончил Аркадий.

– Однако утром Борис преспокойно является на работу и намертво молчит о вчерашнем... Действительно, ситуация! Ведь он даже и спрашивать Бориса не решался: а вдруг в камере был какой-то другой Борис, а этот ничего не знает?

– Я-то спросил бы рано или поздно, – заметил я. – Но Аркадий Левицкий на такой риск не пойдет: а вдруг он окажется в смешном положении!

– Постойте, братцы, – вмешался Борис. – Что Аркадий мне не сказал ничего – это я понимаю, это он действительно из самолюбия... Но почему он сам-то обо всем атом вроде позабыл? Он ведь лучше Бориса знал, что перемещение возможно. Почему же Борька немедленно взялся даже за абсолютно самостоятельные расчеты, а он все эти два года ничего не делал? И потом...

Аркадий, он твои расчеты знал?

– Знал! – ответил Аркадий. – Основные формулы я написал заранее, принес с собой. Таблетки выложил на стол, а сверху – листок с расчетами... Он ведь должен был их тебе оставить вместе с запиской, я же говорил...

Меня вдруг словно кипятком обдало. Я вспомнил, как в лаборатории стукнул со злости кулаком по столу... по листу бумаги... Как обнаружил под ним таблетки, завернул в этот листок, чтобы они не рассыпались, сунул в карман.

Руки меня плохо слушались, но я все же полез в карман, достал сверток с пачечками, развернул... Формулы, схемы...

– Вот – пробормотал я, протягивая листок Аркадию. – Вот... наверное, я даже не заметил...

Я стоял, как дурак, с листком в одной руне и горстью пакетиков в другой. Два пакетика упали на землю. Аркадий поднял их, а потом сгреб у меня с ладони остальные.

– Пригодится, – сказал он, пряча пакетики в карман, – Вряд ли у меня сон улучшится после всех этих прогулочек по времени... А теперь хватит трепаться, ребята. Пойдемте.

Мы не спрашивали, иуда. Ясно было, что нам необходимо найти здешнего Аркадия.

У выхода из сквера Борис остановился.

– Братцы, – смущенно сказал он, – пожалуй, лучше я один схожу... Может, он еще и не явился в институт, что ж тогда – Словом, вы меня подождите:

И он быстро зашагал к институту.

Аркадий прислонился к ограде, достал сигарету, закурил.

– Кстати, – спросил он, внимательно изучая кольца дыма, – это ты, небось, ломился вчера вечером в мою квартиру? Нигде от тебя покою нет!

– Квартира вовсе не твоя, – мстительно сказал я. – А ты нахально влез туда.

Вот и пришлось удирать через черный ход! А не лазь без спросу! Так тебе и надо!

– Да ну тебя! – сердито ответил Аркадий. – Сам-то хорош! Нахально дрыхнет в комнате Левицкого, а Левицкий должен на скамейке в сквере...

– Ага! – Я сочувственно покачал головой. – То-то Левицкий таким хриплым голосом спрашивал утром по телефону Левицкого! Простудился в сквере. И мозги, видно, отсырели за ночь. Неужели нельзя было как-то остроумней намекнуть своему двойнику о себе? И вообще вел ты себя нелепо!

Аркадий вдруг обиделся.

– Нелепо! Скажите, пожалуйста, какой умный! А что мне было делать? Я как понял из слов Макарыча, что мое место здесь занято, так сразу отправился к двойнику выяснять отношения – почему он сорвал эксперимент? Гляжу, нет его дома. Я пробрался потихоньку, в последнюю минуту проскочил: только я в комнате очутился, слышу – Анна Николаевна вышла, дверь на все запоры закрывает. А Аркадия нет как нет. Я уж начал дремать – вдруг слышу: условный звонок! Аркадий так звонить не станет, он просто будет дозваниваться погромче, чтобы Анна Николаевна открыла. Значит, здешний Борис. А мне с ним, сам понимаешь, ни к чему было встречаться, не повидав Аркадия. Ну, я, естественно, ходу из квартиры. Засел в скверике, жду – он не выходит, и Аркадий не идет. Ждал я, ждал, потом примостился кое-как на скамейке и часа два-три поработал над собой... Ругал я этого Бориса последними словами, конечно: чего ему дома не спится и не сидится! Утром звоню. Ты говоришь, почему я именно насчет снотворного напомнил? Да потому, что это наверняка!

Ему эти таблетки на всю жизнь запомнились, можешь не сомневаться! Но когда я в сквере опять увидел Бориса, я ему чуть морду не набил: ну, чего он у меня всю дорогу под ногами толчется!

– Слушай, ты в самом деле думаешь, что камеру отправил за нами в прошлое здешний Аркадий? – спросил я.

Аркадий пожал плечами.

– А кто же еще? Он один все знал. Ну, расчетов у него не было, оказывается... Но за два года он их вполне мог восстановить, принцип-то был ему известен... Про меня и про тебя знал тоже он один. Особенно про тебя.

Никому другому и в голову не пришло бы включать автомат на двукратное возвращение. Нет, это-то дело ясное! Я вот чего не пойму: куда записка девалась?

Я со вчерашнего дня об этом думал, но все как-то мимоходом, а теперь вдруг ясно ощутил недостающее звено... Я уставился на асфальт тротуара, словно видел на нем веер расходящихся мировых линий... а среди них – еще одну, никем из нас не вычерченную, не замеченную... У меня дыхание перехватило.

– Аркадий, – с трудом заговорил я, – помнишь, я рассказывал, что меня видели в одиннадцать вечера в лаборатории?!

Аркадий нахмурился, стараясь сообразить.

– Ты думаешь, был еще один?.. – после паузы сказал он.

– Ну, я ведь включил камеру на автомат – начал я.

Я брел почти вслепую, пытаясь воссоздать ход событий, которых не видел и не увижу.

Но сейчас мне казалось, что я вижу... В лаборатории темно. Входит человек и зажигает свет. Он видит лежащего на диване Аркадия. Почему-то начинает расхаживать по лаборатории, с минуту стоит у окна, о чем-то раздумывает.

Потом поспешно выходит из лаборатории – куда-то идет по боковой лестнице.

Возвращается. Берет листки из записной книжки. Замечает мою камеру, зеленый глазик на пульте, подставку – удивленно смотрит на все это... идет к камере – Входит внутрь, не зная, что камера послушно ждет, пока в нее ступит человек... любой человек... чтобы автоматически закрыться и бросить этого человека на три дня вперед – туда, где меня – нет, уже его– ждут объяснения с Линьковым и с Ниной... и похороны Аркадия: Человек, который взял записку Аркадия – Человек, которого Нина видела в окне лаборатории, а Ленечка Чернышев – в коридоре... Борис Стружков... Еще один Борис Стружков.

– Я что-то не пойму, откуда он мог взяться? С какой линии? – медленно проговорил Аркадий.

– А я тебе объясню. После линии II не сразу возник "мой" мир, который мы обозначили на схеме цифрой III. Была еще одна, промежуточная линия. И вот откуда она получилась. Аркадий оставил записку – Утром ее нашли. Борис тоже ее прочел и расчеты твои видел. Он, наверное, не стал долго раздумывать, а сразу решил, пользуясь твоими расчетами, ринуться в прошлое.

– Тоже меня спасать? – жалобно спросил Аркадий.

– Вероятно, – согласился я. – Ну, а почему он появился так поздно и почему он не спас Аркадия – этого я не знаю... Одно несомненно: он почему-то, – конечно, не по злому умыслу – взял записку, шагнул в камеру и... все. Его швырнуло в двадцать третье мая, – уже на "моей" мировой линии. Он попал туда вскоре после того, как я отбыл в прошлое, – не позже, чем через час.

Задержись я немного – и мы бы встретились...

– Ну, это положим, – сказал Аркадий. – Ты ведь сначала должен был привести камеру в прошлое и оставить ее там включенной. Иначе как он мог бы ею воспользоваться...

– Да, верно, это я ляпнул... Ну, все равно, факт остается фактом: он забрал записку, утром в лаборатории нашли труп... и началась история... Ну и свинью он мне подложил!

– Ты ему неплохо отплатил! – усмехаясь, сказал Аркадий. – Ни за что ни про что вышвырнуть человека в чужое будущее:

– Да – И вдобавок в будущее весьма каверзное, – признался я с искренним огорчением. – Разговоров не оберешься! Как примется за него Линьков – да и другие...

И тут мы увидели, что к нам идет Борис... вернее, бежит.

– Видал? – сказал Аркадий. – Борис явно на себя накликал беду, – все жаловался, что линия у него захолустная и неинтересная... Эй, Борька, что произошло?

Борис задыхался не так от пробега, как от злости.

– Читайте сами! – буркнул он и сунул Аркадию надорванный конверт.

Аркадий вытащил из конверта аккуратно сложенные листки.

– А почерк-то мой! – с интересом сказал он. – Это что же– расчеты?.. Хм, вот и записка... Ну, братцы, знаете! И этот Левицкий туда же!

– В прошлое? – с ужасом спросил я. Борис-72 сердито махнул рукой.

– Ну да... Ему, видите ли, захотелось срочно исследовать окрестности точки разрыва на мировой линии... Ты, Аркадий, с ним об этом говорил...

– Было дело, – пробормотал Аркадий, читая листки. – Говорили мы – Да... А расчеты у него получше моих... Он и твою идею нащупал, смотри, Борька!

Я посмотрел. Да, этот Аркадий сделал следующий шаг, вслед за своим двойником и мной.

– Ну, видишь, я был прав! – обрадовался Аркадий. – Это он включил камеру! Он пишет – слышишь, Борька, – что перед уходом включил камеру в зале на двукратное возвращение из 1970 года – Ого! "Для людей, один из которых спас мне жизнь, а другой дал ей подлинный смысл. Для самых близких мне людей".

Смотри ты, какую лирику разводят на этой спокойной линии!

Борис-72 уже остыл немного.

– Дурацкая история с этим письмом, – сказал он печально. – Аркадий его на своем столе оставил, а я даже не поглядел ни разу на его стол. Только теперь подошел – думаю, может, он приходил, записку оставил – и вижу...

– Ребята, – сказал вдруг Аркадий, – а чего мы, собственно, торчим здесь?

Пошли выяснять отношения с дирекцией и прочими инстанциями. Рано или поздно придется ведь...

Когда мы подошли к проходной, Борис-72 заколебался.

– Ой, что сейчас будет, что будет, ребята! – с ужасом и восхищением прошептал он. – Так и попадают все!

– Ничего, поднимутся! – заверил его Аркадий. – Хронофизики – народ крепкий, они выдюжат!

И, распахнув дверь проходной, он громогласно заявил:

– Всем Стружковым – зеленую улицу! Шагайте, братцы!

Валя Темин задает вопросы Без четверти девять чистый и выбритый Линьков явился в отдел и принялся выгружать из ящиков стола все свое нехитрое хозяйство. Без семи девять он уже завязывал тесемки последней папки. Без шести с половиной девять на пороге появился Савченко. Еще через три секунды, сообразив, чем занят Линьков, Савченко спросил:

– Ты что, кончил? Ну вот, а говорил – специфика!

Линьков хотел ему объяснить насчет специфики, но не успел: дверь опять распахнулась, пропуская Темина.

– Ага, ты здесь! – радостно воскликнул он, завидев Линькова. – Слушай, что мне сейчас Эдик выдал: будто у них там один не то к потомкам сиганул, не то вообще сквозь время провалился! Ты не слыхал?!

– Слыхал, – мрачно подтвердил Линьков. – Он вообще-то хотел сигануть, понимаешь, но не рассчитал, вот и провалился...

– Как же это его угораздило? – сочувственно спросил Савченко. – Не ушибся, когда проваливался?

– Ты вот шутишь, – проницательно сказал Темин, – а тут дело не шуточное! У них там для опытов поля оборудованы, понял? Вот он через поле и провалился, верно. Линьков?

– Угм, – сказал Линьков, удивляясь теминской осведомленности.

– Ну, если через поле, – тогда, конечно. Тогда каюк! Поле – оно не перина.

– Ну, безусловно, не перина! – снисходительно разъяснил Темин. – Поле оно от тока получается, понял? А у них там токи будь здоров! Как шибанет никакого тебе крематория не потребуется! Слушай, а его нашли? Этого, который провалился? Живой? Что рассказывает?

– Нашли, – протянул Линьков. – Живой. Говорит, позавчера погода отличная была, хоть загорай!

– Н-ну! Это я и сам знаю, что позавчера было. Он бы мне про завтра рассказал! Открыл бы, к примеру, какой номер по лотерее "Волгу" выиграет, я бы пошел, этот билет купил...

– Нельзя! – сказал Савченко, поднимая палец. – Государственная тайна! Но если ты завтрашним днем интересуешься, могу кое-что тебе открыть... Линьков завтра в отпуск идет!

– Ну, неужели?! – возопил Темин. – Кончил, значит! А, Линьков? Что ж ты молчишь? Рассказывай!

– Расскажешь тут!.. – укоризненно сказал Савченко. – Ты ведь как вошел – рта не закрываешь.

– Ну, молчу я, молчу! – воскликнул Темин.

– Да я уж рассказывал – попробовал возразить Линьков. – Ивану Михайловичу я все рассказывал, даже язык опух...

– А нам-то? Товарищам по работе! В порядке обмена опытом!

Линьков тяжело вздохнул и принялся излагать – в сокращенном, конечно, виде, на популярном уровне – историю своих приключений в дебрях хронофизики. Время от времени он поглядывал на своих слушателей и с удовлетворением убеждался, что вид у них обалдевший.

– ...Ну вот, значит, пожал я ему руку и спросил: "А как там – у вас! Эдик Коновалов поживает?" – сказал он в завершение.

– Это где же "у них"? – помотав головой, спросил Темин. – Во вчерашнем дне, что ли?

– Как это – во вчерашнем? – с деланным удивлением ответил Линьков. Все ты, Валентин, перепутал. Я ж тебе только что объяснил, что он к нам с другой мировой линии пожаловал... из другого мира... Из такого же, как наш, только события были в нем другие...

– Туманно ты очень излагаешь... – вздохнул Темин. – У Эдика я все понимаю, а у тебя даже что знал – и то перестал понимать... Прыгают эти твои Левицкие и Стружковы как угорелые, аж зло берет! Хорошо, хоть одного кокнули! – злорадно заявил он вдруг. – Допрыгался!

– Дошел ты. Валя, – огорчился Савченко, – уже радуешься, что человека кокнули...

– Нет, вы в меня хоть стреляйте, – заявил Темин, – а я не понимаю, откуда этот второй Левицкий взялся! Он же умер! Его же вскрывали! Это что же будет, если покойники вскакивать начнут? Никакая прокуратура не справится!

– Серый ты человек, – укоризненно сказал Линьков, – умрешь от серости, даже вскрытия не потребуется, чтоб определить, от чего умер. Я же говорил – из будущего он! Как только он в прошлое попал, так от своего двойника полностью отделился, стал самостоятельным – вот и остался жив... Понял?

Валя вникал, напряженно морща лоб.

– Ни черта я не понял! – признался он наконец чистосердечно. – Вроде тараканов...

– Каких тараканов? – неимоверно изумился Савченко.

– Двойники эти... – Темин брезгливо пошевелил пальцами в воздухе. Ползают в разные стороны, а где который – не разберешь... Ну ее, эту науку! Недаром Эдик к нам переходить собирается...

– Но пасаран! – мрачно сказал Савченко. – Займу круговую оборону и буду стоять насмерть!

– Да ты что! – обиделся Валя. – Он же парень во!

– Слушай, Александр, – спросил Савченко, – ты-то как в этом во всем разобрался, а? Неужели же сам?

– Где там... Целая бригада хронофизиков меня вытаскивала, а то конец бы мне!

Это я сейчас такой герой... Ты бы на меня вчера посмотрел! В голове сплошная каша, версии одна другой путаней.

– Ничего удивительного, – посочувствовал Савченко.

Темин убежденно кивнул:

– Я вот только слушал – и то у меня, чувствую, все извилины в мозгу перепутались... Одних Левицких чуть не три штуки, а Стружковых вообще не счесть! Размножаются, как кролики... – Он с отвращением махнул рукой.

– Нет, отчего же... – возразил Линьков. – Они все-таки разные... Ну вот, например, с этим Левицким, который из будущего явился... К нему я постепенно подошел, от Стружкова, от его путешествия во времени. Сначала, значит, зацепился за саму эту возможность – отправиться в будущее или в прошлое.

Потом уже и второй шаг напрашивается: в прошлом человек может встретиться с самим собой... Вот я и сообразил, что все эти фанты насчет Левицкого, которые ни в какие ворота вроде не лезут, преотлично объясняются с этой точки зрения. Откуда взялся человек в запертой лаборатории, почему Левицкий с Берестовой говорил как-то невпопад, и костюм на нем Берестова видела какой-то странный, а больше никто этого костюма не видел, хотя переодеваться Левицкому было негде и некогда. Ясно, что это был другой Левицкий. Теперь, откуда он мог приходить? Конечно, из будущего, – в прошлом путешествовать по времени не умели. Из какой хронокамеры он вышел? Надо полагать, не из лабораторной, поскольку Левицкого в странном костюме встретили на лестнице.

А "здешний" Левицкий сидел в это время в лаборатории. Начинаю выяснять, откуда Левицкий мог по лестнице идти: таким путем добираюсь до зала хронокамер, и оказывается, что одна камера там вполне на ходу. Ну, вдобавок я и спичечный коробок нашел, это уж просто повезло... В общем, тут никакой мистики, все согласно законам павловского учения...

– Мистики, может, и нет, но морально тяжело, – вздохнул Савченко. – А с этим вторым Стружковым как же?

– Тут я совсем уж запутался... – смущенно улыбнулся Линьков. – Он мне говорит, что выходил из камеры, а я одно про себя повторяю: "Не может быть!"

Потому что я твердо знаю, что если он вышел из камеры да еще записку забрал, то в наш мир вернуться не может. А он тут как тут! Смотрю я на него и твержу, как попугай: с нашей линии сошел – на другую линию попал, с нашей сошел – на другую попал... А всего-то и нужно было – перевернуть этот самый тезис: с другой линии сошел – на нашу попал!

– Ну и что? – тупо спросил Темин, потирая лоб. – Сошел – попал, попал сошел... Говори ты ясно, прошу тебя!

– Так я и говорю ясно! Понимаешь: раз он на нашу линию попал, значит, с другой пришел...

Темин ошалело посмотрел на Линьнова, сморщился и хрипло пробормотал:

– Значит, который попал – он сначала сошел... а потом пришел... Сошел...

пришел... дошел... – Он медленно поднялся, хватаясь за стул.

– Ты что, Валентин? – заботливо спросил Савченко. – Переутомился? Глаза у тебя какие-то нехорошие стали...

Темин молча поматывал головой, словно бык, оглушенный ударом.

– Ого! – воскликнул Линьков, поглядев на часы. – Мне еще в бухгалтерию надо, отпуск оформлять! Ну, я пошел...

Он подхватил свои папки, торопливо огляделся, не забыто ли что.

Смуглый, широкоплечий парень отделился от стены коридора, которую он подпирал, и решительно шагнул навстречу Линькову.

У Линькова сразу похолодело в груди.

– Александр Григорьевич, – радостно сказал Борис Стружков, – наконец-то вы освободились! Там у нас одна история в институте случилась... Да нет-нет...

вы не думайте... это совсем не то, это совсем другое дело! Там, знаете, Левицкий...

Вместо послесловия О ФАНТАСТИЧЕСКОМ ДЕТЕКТИВЕ, О СВОЙСТВАХ ВРЕМЕНИ, О ДВОЙНОЙ ЛОГИКЕ И О МНОГОМ ДРУГОМ Вот мы и расстаемся со своими героями. И чувствуем при этом не только грусть, но и тревогу. Очень уж сложная судьба у них получилась по нашей вине, а мы их бросаем в трудную минуту, и кто знает, как они выкрутятся!..

Как встретят в Институте времени-1972/1V появление двух Стружковых? Удастся ли когда-нибудь нашим героям, оказавшимся на разных мировых линиях, встретиться друг с другом?

Все это, к сожалению, покрыто весьма густым мраком неизвестности.

Недавно мы встретились со своими героями за чашкой кофе. И Линьков сообщил, что некоторые из его знакомых, прочитав нашу книгу, были разочарованы Например. Валя Темин выразил такое мнение "Не тянет эта штука на детектив слишком много всякой науки напихано!" А Борис добавил, что Эдик Коновалов, наоборот, заявил: "Никакая это не фантастика: приключений мало, а рассуждений всяких завались И вообще – труха!"

Нина Берестова, которая пришла вместе с Борисом, сказала, что суждения Темина и Коновалова поверхностны и неинтересны Ей же лично кажется, что в нашей книге действительно есть серьезный недостаток, уж слишком свободно мы обращаемся со временем, и хотела бы она знать, имеются ли какие-то научные обоснования для того, что мы написали про время.

В общем, нам в тот вечер здорово влетело от читателей. И мы поняли, что были не правы, полагая, будто нам достаточно написать книгу, а дальше читатели пускай сами разбираются. Мы обязаны рассеять все недоумения и объяснить читателю, почему мы написали так, а не иначе.

Итак, прежде всего – почему? "Что такое фантастический детектив?" спросит читатель, который об этаком гибриде никогда и не слыхал. И не мудрено ведь в советской литературе такой жанр фактически не существует. И мы сразу же обратились к мировой литературе в поисках образцов.

Но жанр фантастического детектива явно не пользовался особым вниманием и среди зарубежных писателей. После долгих поисков мы обнаружили всего две книги, в какой-то мере отвечавшие нашим представлениям о том, как должен выглядеть наш гибрид Это были романы Айзека Азимова "Стальные пещеры" и "Нагое солнце".

Здесь было все, как положено в детективе: труп на первых же страницах, следователь, загадка, логические рассуждения. Все здесь было, как положено в фантастике: общество будущего, космические ракеты, мыслящие роботы, планеты дальних солнц. Преступление было неразрывно связано с фантастическим открытием, расследование убийства переплеталось с научным поиском.

И тут мы поняли, почему этот замечательный жанр так скудно представлен в литературе.

Дело в том, что, если пишешь фантастический детектив, приходится следовать двойной логике.

Ведь герой детектива раскрывает преступление и находит преступника на основе анализа фактов и строгих логических рассуждений. Из малозаметных деталей он строит сложную цепь догадок и в конце концов воссоздает подлинную картину происшествия. Своим успехом он обязан аналитическим способностям человеческого разума.

В фантастике герой попадает в необычные, странные, иногда фантастические условия, и главным его оружием опять-таки являются логические рассуждения.

Сопоставляя события, обстоятельства, детали, он постепенно, шаг за шагом приходит к пониманию сущности происходящего, совершает научное открытие или просто находит необычный, но логически обоснованный выход из предложенной необычной ситуации И своим успехом он тоже обязан аналитическим свойствам нашего разума.

В фантастическом детективе действует двойная логика. Ведь преступление здесь непременно связано с каким-то фантастическим научным открытием. Поэтому следователь вынужден тут рассуждать, как ученый, а ученый – как следователь.

И поэтому мы пошли на компромисс.

Мы решили, что у нас будут два равноправных главных героя. Один будет ученый, а другой – следователь И оба они будут соревноваться в разгадывании как самого преступления, так и его научной подоплеки. Мы поставим их в одинаковые условия, вооружим одинаковым знанием фактов и поглядим, кто раньше придет к цели. А чтобы никто из них не имел форы, мы решили, что каждый получает право на очередной ход только после хода другого.

Так сама собой определилась необходимость чередовать главы "хронофизические"

с главами "следовательскими" Право первого хода было решено жребием. Все остальное зависело уже от самих героев. Понятно, каждый из нас пытался помочь своему герою и осложнить задачу другому, но в конечном счете оба героя оказались на высоте.

И вот, когда все было готово и оставалось только выстрелить из стартового пистолета, мы вдруг увидели, что забыли небольшую, но весьма существенную деталь.

Мы забыли придумать само преступление!

Законы избранного нами жанра требовали, чтобы преступление было совершено с применением научно-фантастических средств Очень соблазнительно было совершить преступление руками человекоподобного робота, но мы вовремя спохватились – это уже было у Азимова. Впутывать в историю инопланетных пришельцев нам не хотелось. И тогда появилась дерзкая и, как оказалось впоследствии, злополучная мысль – воспользоваться путешествиями во времени!

Так была решена судьба Аркадия Левицкого: ему предстояло погибнуть во имя науки.

И тут мы поняли, что раз мы собираемся писать о науке, то, значит, и книга наша должна быть научной по духу, то есть предельно логичной и реалистичной.

Но как это может быть – реалистическая книга о заведомо фантастическом событии?

А вот так. Пусть идея, лежащая в основе сюжета, и фантастична. Но все следствия из нее должны быть выведены с предельной научной строгостью. Все возникающие возможности должны быть прослежены в абсолютном соответствии с логикой. Никаких обманов, никаких передержек и фокусов за спиной у читателя!

Если логика приводит к выводу, что человек, однажды убитый, должен воскреснуть, мы не будем стыдливо закрывать глаза и делать вид, что он все-таки умер. Нет, мы честно признаем суровую правду: да, воскрес! И не только признаем, но и покажем, почему, на каком научном основании это неизбежно должно было произойти.

Мы хотели, чтобы читатель все понимал, все замечал – и верил нам не слепо, а обоснованно. Поэтому мы добросовестно посвящали его во все тайны хронофизики, – пускай глядит и убеждается, что нигде нет подвоха.

И каждый шаг приходилось объяснять и читателям, и самим себе, и героям...

Да, мы с горечью признаемся, что наши герои далеко не всегда оказывались на высоте положения! Они то и дело запутывались в паутине мировых линий, забывали, кто есть кто, где есть где и когда есть когда. От них помощи ждать не приходилось, а между тем соавторы сами позорно сбивались с толку и растерянно спрашивали друг друга: "Слушай, это который же Аркадий?" или: "А этот Борис откуда еще взялся?!"

Намучившись сами, мы поняли, что просто обязаны приложить к роману те чертежи, которые были единственным нашим компасом на перекрестках времени.

Обязаны, если не хотим, чтобы читатель так же отчаялся что-либо понять, как наш Валя Темин.

Но, увидев, что получилось, мы вдруг усомнились: что же это такое? Детектив или задачник по хронофизике?

Поразмыслив, мы решили, однако, что первенец нового жанра должен казаться странным именно потому, что жанр новый и непривычный для всех, включая самих авторов. Успокоив себя этими соображениями, мы отнесли роман в редакцию и стали ждать, что будет дальше.

Судя по отзывам Темина и Коновалова, наша попытка сочетать свободу художественного вымысла со строгостью научного анализа, срастить логику расследования с логикой исследования потерпела неудачу.

Но мы еще не теряем надежды. Быть может, найдутся такие читатели, которым придется по вкусу наш логический пуризм, наша бескомпромиссная честность в борьбе с парадоксами времени, наш непривычный в художественном произведении, но близкий их сердцам строгий и последовательно научный подход к фантастической посылке.

Только эта надежда поддерживает нас, когда мы вспоминаем о главах, набитых нескончаемыми хронофизическими рассуждениями. "Трухой", как сказал бы Эдик...

Нам осталось еще разъяснить, что научно и что фантастично в этих рассуждениях, и показать, что научен в них метод, а фантастична лишь исходная посылка.

Среди всех проблем, предложенных фантастами вниманию широкой общественности, проблема путешествий во времени является, несомненно, самой актуальной.

Марктвеновский "Янки при дворе короля Артура" путешествовал во времени без помощи всяких технических устройств – его просто стукнули дубинкой по голове. Вот до чего примитивна была техника всего восемьдесят лет назад!

Сегодня, чтобы совершить даже самое простенькое путешествие в завтра или вчера, нужны хронокамеры, времебусы, вечемобили и прочие солидные транспортные устройства. И виновен в этом, несомненно, Герберт Уэллс, который еще в конце прошлого века ("Машина времени". 1895) ребром поставил вопрос о роли техники в хронопутешествиях, хотя одновременно постарался отбить у читателей охоту к таким путешествиям.

С легкой руки Уэллса фантасты впоследствии так упорно атаковали проблему путешествий во времени, что даже видавшая виды общественность обратила внимание на это упорство и задумалась: а нет ли тут и в самом деле "чего-то"?

Не будем перечислять имена и названия книг, большинство которых известно читателю. Обратим лишь внимание на то, что сегодня никто не отправляет героев в будущее (или в прошлое) только для того, чтобы описать это самое будущее. Эпоха "чистых" путешествий во времени сменилась эпохой "временных парадоксов".

Широко эксплуатируется, например, "парадокс дедушки". Вы отправляетесь в прошлое и случайно убиваете там человека, который впоследствии должен был стать вашим дедушкой. В результате ваша бабушка не выходит за него замуж, не появляется на свет один из ваших родителей и, стало быть, не появляетесь на свет и вы. Да, но если вы не родились, то как вы могли отправиться в прошлое?!

Вот эти-то парадоксы мы и хотели исследовать. И мы начали с того, что продолжили до логического конца намеченные нашими предшественниками рассуждения.

Человек отправляется в прошлое: может ли он встретить там самого себя?

Очевидно, может – об этом говорят факты (смотри, например, автобиографический рассказ М. Емцева и Е. Парнова "Снежок"). А если так, то может ли он убить сам себя? Тоже, очевидно, может. И что же тогда будет?

Заметим, что нас интересовала не столько моральная и юридическая сторона вопроса, сколько его логический аспект. Тем более, что моральные и юридические проблемы, связанные с этим, выглядят весьма запутанно.

Впоследствии, возможно, появится нечто вроде хронокодекса, а пока...

Итак, повторяем: если путешествия во времени возможны, то мы неизбежно должны допустить и возможность встречи человека с самим собой. Но тогда это два физически раздельных существа, два человека, один из которых может и убить другого. Что же тогда произойдет?

Мы долго ломали голову над своим парадоксом. Прежде всего мы убедились, что ни один фантаст почему-то не доводил своих рассуждений до этого, казалось бы, логически очевидного конца. Тогда мы стали выяснять, какие решения были предложены для других случаев. Мы рассуждали так: по существу, Аркадий собирается особым образом сделать то, что много раз делалось в фантастике, а именно – изменить прошлое. Посмотрим, что должно при этом произойти в будущем.

Согласно Рэю Брэдбери (рассказ "И грянул гром"), даже самое ничтожное изменение прошлого приводит к кардинальным переменам в далеком будущем.

Согласно Айзеку Азимову ("Уродливый мальчуган"), воздействие, оказанное на прошлое, постепенно "затухает" во времени, подобно кругам, расходящимся по воде от брошенного камня. Только специально рассчитанные воздействия (МНВ из романа того же автора "Конец Вечности") могут привести к заметным изменениям будущей истории. Согласно Роберту Хайнлайну ("Дверь в лето") и Генри Каттнеру ("Работа по способностям"), человек, явившись в прошлое, не может изменить свою будущую судьбу, ибо она создана "намертво"; поэтому он может только повторять уже совершившиеся события. Очевидно, в частности, что в его судьбе было предусмотрено также и это возвращение в прошлое и все, что он при этом сделает. Такого рода биография содержит, стало быть, то, что мы называем "временной петлей". Наконец, согласно Меррэю Лейнстеру ("Рядом во времени"), всякое вмешательство в прошлое создает как бы ответвление от уже происшедшей истории: возникает мир, "параллельный" нашему во времени, но с другой историей (начиная с момента вмешательства).


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю