Текст книги "Начало Руси"

Автор книги: Аполлон Кузьмин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 31 страниц)

Некоторые остатки галицко-волынского летописания сохранились и в «Повести временных лет». Заметно больше их в «Истории Российской» Татищева. Преимущественно эти летописи были использованы в XV в. польским хронистом Яном Длугошем. Об основном отличии этих летописей выше говорилось: по Длугошу, Дир и Аскольд являлись местными киевскими князьями, потомками Кия. «Партнерами» полян у него являются радимичи, вятичи и дулебы. Первые два племени в ПВЛ выводились «от ляхов» (под которыми понимались и «поморяне» и «мазовшане»), а третье лишь частично входило в состав Руси, локализуясь в Центральной Европе.

Версии, бытовавшие в Чернигово-Тмутараканской Руси, нашли косвенное отражение в «Слове о полку Игореве». Вопреки настояниям некоторых летописцев, князья вовсе не стремились выстроить свою генеалогию, отправляясь от приглашенного северными племенами Рюрика. Киевские памятники XI в. («Слово о законе и благодати» Илариона, «Память и похвала Владимиру Иакова мниха») не шли глубже Игоря в княжеских родословных. «Слово о полку Игореве» показывает, что даже и в XII в. на периферии сохранялись местные, традиционные представления о ходе сложения Древнерусского государства.

В центре своеобразной княжеской генеалогии «Слова о полку Игореве» стоит образ Трояна, сведения о котором доносит знаменитый песнотворец XI столетия Боян. Загадочный образ породил значительную литературу. Часть авторов (Н.С. Державин, A.C. Орлов, М.Н. Тихомиров, Б.А. Рыбаков) полагали, что имеется в виду римский император Траян. Другая группа ученых (Д.С. Лихачев, А. Болдур, Ф.М. Головенченко и др.) видела в Трояне языческого бога. К этой точке зрения присоединился затем Ю.М. Золотов [650]650
  См.: Н.С. Державин. Сборник статей и исследовании в области славянской филологии. М.-Л. 1941. С. 5—50; А. Болдур. Троян «Слова о полку Игореве». ТОДРЛ. Т. XV. М.-Л., 1958; Ю.М. Золотов. О Трояне «Слова о полку Игореве». CA. 1970, № 1.


[Закрыть]. В поле его зрения, видимо, не попала третья группа исследователи (Н.И. Костомаров, A.B. Лонгвинов и др.), которые полагали, что за образом стоит кто-то из реальных князей русской истории.

Троян упоминается в «Слове» четыре раза. Первое упоминание связано с обращением к Бояну: «О Бояне, соловию стараго времени! А бы ты сиа плъки ущекотал, скача, славию, по мыслену древу, летая умом под облакы, свивая славы оба полы сего времени, рища в тропу Трояню чрес поля на горы, пети было песне Игореви, того внуку: «Не буря соколы занесе чрес поля широкая – галици стады бежать к Дону Великому…» [651]651
  Текст цитируется по изданию «Словарь-справочник «Слова о полку Игореве», вып. 1. М.-Л., 1965. Пунктуация несколько изменена.


[Закрыть]. Разногласия в этом тексте вызывают фразы «рища в тропу Трояню» и «пети было песне Игореве, того внуку». А. Болдур усматривал в первой фразе попытку Бояна «угадать пути верховного распорядка, начертанного Трояном, иначе говоря, прочитать будущее в книге судеб русского народа» [652]652
  А. Болдур. Указ. соч. С. 35.


[Закрыть]. «Мифический образ, подчеркивающий беспредельность мечты Бояна», видел в этом выражении Ф.М. Головенченко [653]653
  Ф.М. Головенченко. «Слово о полку Игореве». М., 1963. С. 273.


[Закрыть]. Но вырванная из контекста фраза вряд ли может быть понята. Оба автора искали в ней лишь подтверждение мысли о том, что Троян – это славянское божество. Однако качествами провидцев и волшебников, по «Слову», обладали и несомненно реальные лица: Боян и Всеслав Полоцкий. Сопоставление же Трояна и Игоря Северского в таком понимании лишается смысла.

Между тем внутренняя связь всей строфы основывается именно на этом сопоставлении. Автор пытается представить, как бы Боян, прославлявший Трояна, воспел Игоря. Выбор же именно Трояна для сопоставления объясняет другая загадочная фраза: «Игореви, того внуку». Первые издатели, не поняв, о чем идет речь, добавили в скобках уточнение: «Олга» (т. е. Игорь – внук Олега Святославича). Иногда полагают, что поэт считает себя «внуком» Бояна. Но по смыслу строфы «того внуку» относится именно к Трояну. Слово «внук» в поэме постоянно упоминается в значении «потомок». Автор «Слова», следовательно, считал северского князя потомком Трояна. Отсюда и сожаление, что сам Боян не может соединить немеркнущую славу походов Трояна со славой его отважного потомка.

Сходный смысл содержит и второе упоминание Трояна: «Были вечи (или «сечи») Трояни, минула лета Ярославля, были плъци Олговы, Ольга Святьславлича» [654]654
  Н.М. Карамзин читал «сечи».


[Закрыть]. Автор дает три эпохи русской истории, причем сопоставление Трояна с Ярославом и Олегом Святославичем предполагает преемственность, одну линию исторического развития. Поэтому-то и делались попытки обнаружить под именем Трояна известного по источникам руского князя [655]655
  Ср.: A.B. Лонгинов. Историческое исследование сказания о походе северского князя Игоря Святославича на половцев в 1185 г. Одесса, 1892. С. 107: его же: «Слово о полку Игореве» /Записки Одесского общества истории и древностей. Т. XXIX, 1911. С. 77–78.


[Закрыть].

Три эпохи русской истории не выходят за пределы XI в., причем Олег здесь еще тмутараканский, а не черниговский князь, каковым он стал в 1094 г. Боян, как явствует из «Слова», был любимцем («хоти») Олега, т. е. в некотором роде «домашним» певцом чернигово-тмутараканских князей.

В третий раз говорится о Трояней земле: «Въстала обида в силах Даждьбожа внука, вступила девою на землю Трояню, всплекскала лебедиными крылы на синем море у Дону, плещучи упуди жирня времена». Многие авторы отождествляли «землю Трояню» с Русской землей [656]656
  Д.С. Лихачев. Исторический и политический кругозор автора «Слова». «Слово о полку Игореве». М.-Л., 1950. С. 23.


[Закрыть]. Имеются и иные мнения [657]657
  М. Шефтель полагал, что речь идет о земле торков, Ю.М. Золотов – о языческой земле, и т. д.


[Закрыть]. Б.А. Рыбаков отождествил ее с римскими владениями в Причерноморье [658]658
  Б. А. Рыбаков. «Слово о полку Игореве» и его современники. М., 1971. С. 72.


[Закрыть], а М.Н. Тихомиров – в районе Дуная [659]659
  М.Н. Тихомиров. Русская культура X–XVII веков. М. 1968. С. 54.


[Закрыть]. М.Н. Тихомиров предложил разбить образ на три параллельных: 1. Обида встала «в силах Даждьбожа внука». 2. Вступила на землю Трояна и 3. плещет лебедиными крыльями у Дону на синем море. Однако представление о «Трояновой земле» как о Руси при этом вовсе не исчезает. Параллель заключается в том, что если «русичи» – это «внуки» Даждьбога, то их земля – это земля Трояна. Донское же Лукоморье было как раз объектом честолюбивых устремлений северских князей, и мыслилось оно, видимо, тоже как часть Руси (Азовской или Тмутараканской).

Представление о земле Трояна как о Руси усиливается дальнейшим текстом, в котором есть аналогичная параллель. Сокол – Игорь, «птиц бья», залетел к морю. Но храбрый полк погиб, в результате чего Карна и Жля помчались по Русской земле, «смагу людем мычючи в пламяне розе» (неся пожарища в пылающем роге). По следам Обиды на Русскую землю устремился поток огня и разрушений. Отождествление «земли Трояня» с Русской землей логично вытекает и из факта выделения эпохи Трояна, как раннего периода русской истории. Другое дело, какая Русь считалась его землей и мыслилась как колыбель Древнерусского государства и народности. В этом плане может представить интерес и упоминание в Северном Причерноморье автором XII в. Идриси некой Трои [660]660
  Т. Lewicki. Polska i kraje sasiednie w swietle «Ksienge Rogera» geografa arabskiego z XII w. al-Idrsiego. Warszawa, 1954, str. 24, 203–204. В XVI в. было мнение, будто «Илион, или Троя, находилась на Киевской земле» и там показывали ее развалины. См.: Михаил Литвин. О нравах татар, литовцев и москвитян / Мемуары, относящиеся к истории Южной Руси. Киев, 1890. С. 51. А. Болдур (указ. соч. С. 12) отметил скопление на Украине «троянской» топонимики. «Трояновыми», как отмечалось, назывались и приднепровские валы. За всем этим стоит по крайней мере устойчивая традиция.


[Закрыть].

Последнее упоминание Трояна в «Слове» – это «седьмой век». По «Слову», «на седьмом веке Трояни връже Всеслав жребий о девице себе любу… и скочи к граду Киеву». Предложено много объяснений фразы «на седьмом веце». Но все они не устраняют тех или иных недоразумений. Попытка понять фразу, исходя из простого расчета «века» – сто лет, не может быть принята, так как отождествление древнего «века» со столетием произошло не ранее XVI в. Д.С. Лихачев расшифровывал «седьмой век» как «последний» век язычества, указывая на мистическое значение числа «семь» в древности [661]661
  Д.С. Лихачев. Политический и исторический кругозор…. С. 23.


[Закрыть]. С ним согласились А. Болдур и некоторые другие авторы [662]662
  А. Болдур. Указ. соч. С. 34; Ф.М. Головенченко. Указ. соч. С. 321.


[Закрыть]. Однако и такое толкование не может удовлетворить. Всеслав овладел Киевом уже после «лет» Ярослава, и, следовательно, «седьмой век» непосредственно с язычеством не связан. В «Слове» вообще христианство и язычество не сопоставляются и не противопоставляются.

Остроумное решение предложил Ю.М. Золотов. Он представил «седьмой век» как седьмой месяц лунного года, исходя из убеждения, что Троян – это бог луны [663]663
  Ю.М. Золотов. Указ. соч. С. 262.


[Закрыть]. Действительно, Всеслав захватил Киев на седьмом месяце мартовского года. Но автор «Слова» рассматривает «века» Трояна как прошлое, а «седьмой» его век – как современный Всеславу. Сам Ю.М. Золотов «вечи» Трояна рассматривает как века язычества, явно противореча собственным допущениям.

В свое время Н.М. Гальковский справедливо заметил, что «всякий поэт, желая быть понятым, должен употреблять такие образы, которые понятны и доступны современникам. А потому необходимо допустить, что автор «Слова», упоминая о Трояне, говорил о том, что всем было известно и понятно» [664]664
  Н.М. Гальковский. Борьба христианства с остатками язычества в Древней Руси. Т. I. Харьков, 1916. С. 12.


[Закрыть]. Это соображение в полной мере относится и к «седьмому веку». Поэтому следует попытаться понять, что это выражение могло буквально означать в XI–XII вв.

Отличительная черта всех народных измерений – их естественность и неопределенность. Подобно тому, как меры длины ориентировались на части человеческого тела (стопа, пядь, локоть и др.) и меры времени устанавливались в связи с природными явлениями (день, ночь, месяц, цикл луны, лето), а также относительно жизни самого человека. Напомним, что счет времени в догосударственный период велся практически только поколениями. И эта система определения времени сохранялась не только в быту, но кое-где и в письменности много веков спустя. (В легенде о происхождении Рюрика от брата Августа Пруса устанавливалось в качестве связующего звена 14 поколений). Пока же отметим, что буквальное значение слова «век» в древности – это срок жизни предмета, явления, человека. Это хорошо известно и подтверждается большим количеством источников [665]665
  См.: И.И. Срезневский. Материалы для словаря древнерусского языка. Т. I. М., 1958. С. 484–485; Словарь-справочник «Слова о полку Игореве». вып.1. С. 95–96.


[Закрыть]. Различные значения этого слова в древней литературе являются лишь разновидностями его основного содержания. Это слово было наиболее употребительно для обозначения жизни одного поколения. Основное значение латинского соответствия славянскому «веку» – seculum – как раз «поколение», «век человеческий» [666]666
  Ср.: Ананьев, Яснецкий, Лебединский. Полный латинский словарь. М., 1862. С. 761.


[Закрыть]. Имеется оно и в других языках, что вполне закономерно в свете практической необходимости в таком понятии.

Следовательно, буквально фраза «на седьмом веце» означает «седьмое поколение», идущее от Трояна. Числительное «седьмой» в данном случае могло привлечь внимание автора и потому, что у многих народов непосредственное родство фиксировалось до седьмого колена [667]667
  Жрецы усматривали тайну в факте существования семи планет (другие еще не были известны), и астрология позднее опиралась на это положение. (Ср.: Д.М. Перевощиков. О летосчислении / Месяцеслов за 1855 год. С. 243–244). На Руси, однако, астрология не прижилась. О родстве «до седьмого колена» см. И.И. Срезневский. О договорах князя Олега с греками. Исторические чтения о языке и словесности. СПб., 1854. С. 90–91, прим. (ссылка на законы Ротария, Баварские законы).


[Закрыть]. Для событий второй половины XI в. на Руси такое приурочение могло иметь и определенный назидательный смысл: начались усобицы между «внуками» Трояна. Не исключено также, что именно «седьмым» поколением рода Трояна заканчивался цикл песен Бояна.

Таким образом, Всеслав и один из зачинателей усобиц Олег Гориславич отнесены в «Слове» к седьмому поколению, идущему от Трояна. Отступая к истокам родословной, получим следующий ряд: 7. Всеслав, 6. Брячислав, 5. Изяслав, 4. Владимир, 3. Святослав, 2. Игорь, 1. Троян. Троян здесь, следовательно, мыслится в качестве непосредственного предшественника бесспорного родоначальника династии – Игоря. В генеалогических преданиях очень часто ранние их ступени «уплотнялись», иногда древнейшая эпоха вообще представлялась только реальным или мифическим родоначальником. Поэтому необязательно считать Трояна отцом Игоря. Но и такая вероятность, по крайней мере, в понимании автора «Слова», не исключалась. Поэт, очевидно, имел аудиторию, которой также были известны сообщаемые им факты. Эта аудитория из древних песен что-то знала о «времени Бусове», о борьбе с готами и других подобных сюжетах, развивавшихся много лет назад где-то в Причерноморье. Исторически сложившиеся тесные связи Тмутаракани и Приазовья с Черниговом указывают на тот район, где прежде всего должны были сохраниться традиции, зафиксированные в «Слове о полку Игореве». Периферийное положение Чернигова предопределило в конечном счете и неудачи этой версии в соревновании с поляно-иллирийской и варяжской. Между тем хотя эта версия и не охватывала многих важнейших фактов из истории зарождения Древнерусского государства, она не была совершенно беспочвенной. Исторические песни от первых веков н. э. могли дожить до XI–XII вв. только при условии, что в рамках Руси за все это время преемственно сохранялись какие-то группы населения, считавшие себя «Русью». (Речь об этом будет в следующей главе.)

2. «Варяги» русских источников

Как можно было видеть, варяжская версия начала Руси (как и поляно-иллирийская и чернигово-тмутараканская) является выражением интересов определенной части населения северо-западных земель и некоторых ветвей княжеских родов. При этом связанные с ней летописные тексты носят следы разновременной и разнохарактерной обработки. Неодинаковое звучание проваряжских чтений, очевидно, связано не только с намеренным подчеркиванием позитивной роли «находников» – варягов, но и с разным пониманием их природы.

Текст «Повести временных лет» обычно читается, исходяиз представления о скандинавском происхождении варягов. Нынешние норманисты, как правило, руководствуются мифами, рожденными в Германии еще в XIX столетии (северная прародина германцев, зачисление в число «германцев» иллиро-венетов и кельто-венетов без каких-либо исследований и т. п.). Как правило, в их работах не встретишь даже общих оценок источников и фактов и тем более обсуждения теоретических проблем этногенеза. И основная посылка – позднейший комментарий летописи, включавший «свеев» и «урманов» в число «варягов», и полное игнорирование кельтов и алан, оставивших заметные следы в Скандинавии.

Между тем уже факт как бы дополнительного включения в летописный текст «варягов-скандинавов» ставит перед необходимостью основательного разбора всего летописного текста, чего никто из норманистов ни прошлого, ни настоящего не пытался сделать. Между тем и в том тексте, что служит основой норманистских представлений, особо выделяются варяги-русь, с которыми, собственно, и связывается возникновение Руси. Многие же упоминания варягов с русью вообще никак не связываются. Необходимо поэтому проследить, как изменяется содержание этнонима «варяги» в зависимости от времени и места, где осуществлялись записи.

В этнографическом введении «Повести временных лет» вслед за перечнем рек идет следующий текст: «В Афетове же части седять Русь, Чюдь и всиязыци: Меря, Мурома, Весь, Моръдва, Заволочьская Чюдь, Пермь, Печера, Ямь, Угра, Литва, Зимегола, Корсь, Летьгола, Любь. Ляхове же, и Пруси, Чудь преседять к морю Варяжскому; по сему же морю седять Варязи семо ко въстоку до предела Симова, по тому же морю седять к западу до земле Агнянски и до Волошьски. Афетово бо и то колено: Варязи, Свей, Урмане (Готе), Русь, Агняне, Галичане, Волъхва, Римляне, Немци, Корлязи, Веньдици, Фрягове и прочии, те же приседять от запада к полуденью и съседяться с племенем Хамовым» [668]668
  ЛЛ. С. 3–4.


[Закрыть].

Компилятивный характер цитированного текста очевиден: в нем дважды и в разных смыслах упоминается «Русь», дважды говорится о «Чюди» и о «Варягах». На это обстоятельство обращалось внимание [669]669
  Ср.: Б.А. Рыбаков. Древняя Русь. С. 221; А.H. Насонов. История русского летописания. С. 65–66.


[Закрыть]. Здесь важно подчеркнуть, что отрывок, вводимый словами «Афетово и то колено», предполагает наслоение на уже имеющуюся вставку о Руси и других народах, поскольку никаких иных «Афетовых колен» в предшествующей части нет. Но и исключив последнюю вставку, мы не получим однородного текста, что видно из противоречивого понимания этнонима «Чудь».

В ткань первой вставки (в текст «Сказания о славянской грамоте») входит указание на место обитания варягов. Значение его трудно переоценить: это единственное прямоесвидетельство о территории, занимаемой варягами. Поэтому важно, по возможности, точно очертить эту территорию, а также установить время появления записи.

Одна особенность отличает запись от смежных текстов: упоминание народов дается без членения на отдельные племена: поляки, литовцы-пруссы, чудь (угро-финны). Чудь, прилегающая к Варяжскому (Балтийскому) морю, – это, очевидно, эсты. Локализация варягов к востоку от чуди «до предела Симова» обычно воспринимается как недоумение, как свидетельство нечетких представлений летописца. Между тем эти сведения вполне конкретны. В летописи имеется два представления о «пределе Симове». Одно из них, соответствующее Библии, отразилось в извлечении из греческих хроник, другое, видимо, было навеяно иудейской литературой, распространенной у хазар. Один из поздних русских летописцев, комментируя половецкий набег 1096 г., изложил мнения о происхождении ряда народов. Болгары Волжские у него оказались «сынами Амоновыми», а жившие в низовьях Волги хвалисы – «сынами Моавлими» [670]670
  ЛЛ. С. 226.


[Закрыть]. Из-за перенесения ближневосточной этнонимии на территорию Восточной Европы «предел Симов» сместился на Среднюю Волгу, к самым границам владений Рюрика (Муромская земля). В представлении некоторых летописцев, следовательно, варяги, локализуемые между чудью и «Симовым пределом», – это города и земли, занятые в свое время мужами Рюрика.

Выше обращалось внимание на странную трактовку варяжского сказания в Новгородской 1-й летописи, где словене и варяги выступают как бы на паритетных началах, а новгородцы прямо выводятся «от рода варяжска», причем, по уверению летописца, так считали и современные ему новгородцы. Шахматов не без оснований полагал, что в «древнейшем своде» (в данном случае не имеет значения разное его датирование) имело место смешение варягов со словенами [671]671
  A.A. Шахматов. Разыскания… С. 541–542. Мысль не была развита и просто объяснена автором.


[Закрыть]. Очевидно, для автора-комментатора, вводившего указание на область обитания варягов, они также не отделялись от словен или же он исходил из того, что весь север Руси контролируется варягами.

На территории от Ладоги до Мурома варяги были, конечно, пришельцами. Их исконное место обитания должно искать «по тому же морю… к западу до земле Агнянски и до Волошьски». Море, известное русским средневековым источникам (вплоть до XVIII в.) как «Варяжское», называлось также в разных местах и в разное время «Ругским», «Немецким», «Прусским», «Венетским» и «Галатским». И если современное его название происходит от обозначения цвета (balts – «белый» в балтийских языках; Гельмольд ошибочно трактовал название из латинского balteus – пояс, имея в виду путь «Из Варяг в Греки»), то все другие связаны с прибрежными этносами. При этом название «Немецкое» относительно позднее. Оно стало распространяться лишь после того, как во второй половине XII в. Германская (Священная Римская) империя пробилась наконец к морю и установила господство над рядом славянских племен и территорий. Зато другие названия, напротив, уходят в глубь веков.

«Венедский залив» – одно из самых древних названий Балтийского моря, отразившееся в античной географической традиции. Очевидно, венеды какое-то время были в представлении греков и римлян преобладающим или господствующим этносом Прибалтики. С этим этносом издревле связывалась и почти легендарная река Еридан, откуда в Средиземноморье уже со II тыс. до н. э. поступал янтарь. Река эта у отдельных авторов передвигалась то к адриатическим венетам, то к галльским рутенам, ведшим промежуточную торговлю янтарем [672]672
  См.: Дж. Г.Д. Кларк. Доисторическая Европа. С. 261–263.


[Закрыть]. Как отмечалось выше, связь трех групп венетов – малоазиатских, адриатических и прибалтийских подтверждается языковыми данными и некоторыми историческими преданиями. Со времен Иордана с «венетами» стали отождествлять «склавен и антов». Во многих источниках VIII–IX вв. проявляется отождествление славян, венедов и вандалов [673]673
  П.И. Шафарик. Славянские древности. Т. 1, Ки. 3. М., 1837. С. 78–80.


[Закрыть]. Гельмольд (XII в.) именует славян вендами, вандалами, винитами и винулами [674]674
  Гельмольд. Славянская хроника. С. 36–38, 70.


[Закрыть]. То же смешение характерно для средневековых авторов и хронистов (Ян Длугош, С. Герберштейн и др.). Заэльбские славяне называли себя вендами еще и в XVIII в., пока они не были ассимилированы германцами. С другой стороны, в угро-финских языках (финском, эстонском, вепсском) этноним «вене» сохранился за русскими, а не славянами вообще.

В историографической традиции славяне и венеды довольно устойчиво отождествляются. Между тем, каждый современный археолог скажет, что на рубеже н. э. славян на балтийском побережье еще не было: они приходят туда едва ли ранее VI в., причем к юго-западной его части (область специфических «германских», а на самом деле кельтических племен ингевонов). Но на восточном побережье Балтики венеды сохранялись и в XIII в., о чем сообщал в XIII в. Генрих Латвийский в выше цитированной записи. «Венетским» эта часть моря называлась еще и во времена С. Герберштейна [675]675
  С. Герберштейн. Записки о московитских делах. СПб., 1908. С. 180.


[Закрыть]. О венедах здесь знает автор XVI в. Лука Давид [676]676
  L. David. Preussische Chronik. B.l. Königsberg, 1812, S. 9-12.


[Закрыть]. А известный географ XVI в. Герард Меркатор, как сказано выше, отметил факт двуязычия некоторых местных племен, в частности, рутенов, которые говорили по-словенски и по-«виндальски». Иными словами, большая часть венедов в конечном счете ославянилась, передав отдельным славянским племенам и свое имя. Но вплоть до XVI в. сохранялись остатки и собственно венедского, неславянского этноса, поглощенного в конечном счете в рамках немецкой Ливонии. Собственно же славянам остается территория южного побережья Балтики, как раз «до земле Агнянски и до Волошьски», где летописец помещал варягов. Иными словами, согласно древнейшей летописной записи, исконные «варяги» – это территория южного берега Балтики, западнее пруссов и ляхов, на которой в то время жили славянские или ославяненные племена. Самая локализация «ляхов» по морскому побережью может иметь датирующее значение. Дело в том, что польские князья вели постоянную борьбу за обладание Поморьем. Но владели они им лишь в отдельные, довольно кратковременные периоды.

Балтийское Поморье в X в. было одним из наиболее развитых районов славянского мира. В 962 г. возникает Священная Римская империя, которая начинает наступление на балтийских славян. В 966 г. польский князь Мешко I принимает крещение по латинскому обряду и вскоре с помощью Империи овладевает Поморьем. Империи также удалось поставить большинство балтославянских племен в Зависимость от себя. Но в 983 г. произошло широкое восстание, закончившееся изгнанием немецких феодалов и священников со значительной части земель балтийских славян. Мешко удалось с помощью датских и шведских союзников удержать под своей властью Поморье. Здесь после его смерти в 992 г. остался один из сыновей Мешко – Святополк, номинально признававший зависимость от Болеслава Великого, сидевшего в Гнезно. В 997 г. было создано епископство в Колобжеге и началось распространение христианства в восточном Поморье. Однако вскоре после восстания поморян это епископство было ликвидировано. Фактически Поморье снова отпало. К середине XI в. Казимиру I удалось подчинить Восточное Поморье, но Западное Поморье вошло в состав ободритского государства. Вскоре вновь отпало и Восточное Поморье, и лишь полвека спустя Болеславу III удалось в 20-е гг. XII столетия взять главные поморские города – Щецин, Колобжег, Волин. Но и после этого Западное Поморье оставалось фактически независимым.

Летописец, назвавший «ляхов» на побережье Варяжского моря, писал, очевидно, тогда, когда польские князья реально владели Поморьем. Практически речь должна идти либо о конце X – начале XI в., либо о времени после 20-х гг. XII столетия. Вторая эпоха отпадает и потому, что основные редакции Повести временных лет сложились раньше, и потому, что ситуация в Поморье оставалась далеко не ясной, и потому, что летописцев этого времени этнография уже мало интересовала. Поэтому наиболее вероятна принадлежность рассматриваемого пояснения летописцу, трудившемуся в конце X в. Именно в это время в Киеве были особенно сильны и антиваряжские, и антиновгородские настроения, проявившиеся в целом ряде летописных текстов [677]677
  Ср.: легендарный рассказ об апостоле Андрее, сТ. 6415 и 6478 гг. См. также: А.Г. Кузьмин. Сказание об апостоле Андрее и его месте в Начальной летописи Летописи и хроники. М., 1974.


[Закрыть].

Как было сказано, летопись указывает в качестве западных пределов обитания варягов земли «Агнянскую» и «Волошскую», то есть границы расселения в это время балтийских славян. Но славяноязычные племена сохраняли, по летописи, и некоторые свои исконные названия. В «наслоении» на первичную запись, определяющую местожительство «варягов» от земли англов до «предела Симова», то есть по всему Волго-Балтийскому пути, перечислены живущие по «Варяжскому» морю племена: «Афетово бо и то колено: Варязи, Свеи, Урмане, Готе, Русь, Агняне, Галичане, Волъхва, Римляне, Немци, Корлязи, Веньдеци, Фрягове и прочии, ти жи приседять от запада къ полуденю и съседяться с племенем Хамовым». Здесь упомянуты «варяги» и «русь» как племена, отличные от «свеев», «урманов», норманов, «немцев». При этом этноним «варяги» покрывает и приморские славянские племена, не вошедшие в состав Польши.

Этноним «агняне» постоянно присутствует в летописи в соседстве со свеями, готами, «урманами», «варягами» и «русью». В то же время «даны», один из самых активных «норманских» народов X–XI вв., в летописи даже не упоминаются. Это обстоятельство постоянно вызывает недоумения [678]678
  См.: М.Б. Свердлов. Латинские источники по истории Древней Руси IX-первой четверти XII в. Автореф. Канд. дис. Л., 1968. С. 14.


[Закрыть]. М.Н. Тихомиров предположил, что перечень народов составлялся в то время, когда Дания и Англия были объединены под властью короля Кнута Великого (1018–1035) [679]679
  M.H. Тихомиров. Происхождение названий «Русь»… С. 69.


[Закрыть]. Как наименование, относящееся к обеим этим странам, понял этот этноним и Г. Ловмяньский [680]680
  Г. Ловмяньский. Рорик фрисландский и Рюрик новгородский. СС, вып. VII. Таллин, 1963. С. 248–249; его же: Руссы и руги. С. 45.


[Закрыть]. Только этому факту, видимо, не следует придавать датирующего значения. Ютландия являлась родиной англов и долгое время сохраняла положение метрополии. «Англией» называл англо-саксонский король Альфред (871–901) пограничную с нынешней Германией часть Ютландии, и это название удерживалось за ней вплоть до недавнего времени [681]681
  Ср.: Фр. Крузе. О пределах Нормандии и названии норманнов и руссов. ЖМНП, ч. XXI, 1839. С. 21; МРН, t.l, Lw'ow, 1864, str.13.


[Закрыть]. С другой стороны, «данами» в средневековой Европе, в частности в Британии, называли обычно норманов, включая Скандинавию. «Агняне», следовательно, традиционное население юга Ютландии, непосредственно соседствующее с землями балтийских славян. Этот факт нашел своеобразное отражение в «Правде англов и вэринов», относящейся к концу IX-началу Х в. [682]682
  См.: Откуда есть пошла Русская земля. Кн. 2. М. 1986. С. 591–595.


[Закрыть]

Несколько сложнее обстоит дело с землей «Волошской». Исторически этноним «волохи», как это признается большинством исследователей, связан с кельтами (одно из больших кельтских племен – volci). Но вопрос о том, кого им обозначали в Средневековье, остается спорным. Шахматов, анализируя тексты летописи, восходящие к «Сказанию о славянской грамоте», пришел к выводу, что у славян это название перешло на франков [683]683
  A.A. Шахматов. Волохи древнерусской летописи, Известия Таврической ученой архивной комиссии, № 54. Симферополь, 1918.


[Закрыть]. В. Д. Королюк полагал, что летопись имеет в виду древних римлян [684]684
  В.Д. Королюк. Волохи и славяне в «Повести временных лет» / Советское славяноведение, 1971, № 4. его статьи.


[Закрыть]. Действительно, у западных славян этноним «волохи» закрепился за Италией. Позднее же «волохами» («влахами») называли население различных территорий также Балканского полуострова и Прикарпатья [685]685
  Ср.: Е.П. Наумов. Волошская проблема в современной югославской историографии. (Проблемы этнической и социальной истории средневековых влахов) Славяно-волошские связи. Кишинев, 1978; В.В. Иванов, В.Н. Топоров. К вопросу о происхождении этнонима «Влахи» Этническая история древних романцев. Древность и средние века. М., 1979.


[Закрыть]. Разные мнения соединяет и тот факт, что с 962 г. от Рима до Ютландии простиралась Священная Римская империя. Какой-то след оставили, видимо, и готы, заселявшие некоторое время Северную Италию, а затем рассеявшиеся по разным территориям. Так или иначе, у западных и балтийских славян этноним связывался с Северной Италией и Римом.

Напомним, что локализация варягов дается в том отрывке, где летописец основные государственные образования называет без подразделения на племена. В туманных на первый взгляд сведениях заложено достаточно четкое представление, характерное для его времени. «Варягам» отводится территория между Польшей и Пруссией с одной стороны, Данией и Священной Римской империей – с другой. Речь, следовательно, идет о территории, принадлежавшей весьма специфической группе славян. Примечательно и то, что эта группа не попала в перечни племен, восходящих к «Сказанию о славянской грамоте». В «Сказании», в частности, не названы вагры, ободриты, а также руги (раны), наиболее организованные из балтийских славян и славянизированного предшествовавшего населения, хотя их союзы не сходят со страниц франкских хроник уже с VIII в. В XI в., как отмечалось, существовало особое ободритское государство. На Руси его не могли не знать. Супруга Ярослава Мудрого шведская принцесса Ингигерда была дочерью ободритской княжны Эстреди. Упомянутый выше датский король Кнут тоже по одной линии был выходцем из рода ободритских князей (при нем балтийские славяне какое-то время входили в состав англо-датского государства). Позднее дочь Мстислава Владимировича (ум. 1132) была замужем за ободритским королем Кнутом Лавардом. Но нигде в летописях для этой территории не находится иного обозначения, помимо неопределенного «варяги».

Другая вставка дает несколько иное представление о варягах. Это только одно племя, отличающееся от балтийской «руси», а также от норманских племен: агнян (датчан), свеев (шведов), готов и урман (собственно норманов-норвежцев). Вставка явно относится к более позднему времени, и интересна она именно тем, что имелось и узкое значение этнонима «варяги». Размещаться племя могло только на южном берегу Балтики, поскольку все другие ее берега были заселены иными известными летописцам племенами.

Следующим текстом, в котором упоминаются «варяги», является рассказ о путях из Руси и легенда об апостоле Андрее. И то и другое связано с основной тканью поляно-славянской концепции и, следовательно, отражает представление киевского летописца, не знавшего или не принимавшего варяжской версии начала Руси. Летописец описывает «путь из Варяг в Греки и из Грек» через «Илмерь озеро» и «озеро великое Нево» (Ладожское озеро). Он знает о том, что Варяжским морем можно дойти до Рима, а затем из Рима морем прийти в Царьград. Другой путь, ведущий в «Варяги», – Западная Двина, и опять-таки можно дойти «из Варяг до Рима». В этих текстах «Русь» – это Среднее Поднепровье, и она четко противопоставлена «Варягам». Противопоставляются и названия морей: «Русского» (Чермного-Красного, позднее Черного) и «Варяжского» – Балтийского.

Легенда об апостоле Андрее непосредственно примыкает к рассказу о путях. Она любопытна тем, что апостол Андрей в ней совершает путешествие из Корсуня в Рим через «варяги». Будучи в Корсуне, он «уведе, яко ис Корсуня близь устье Днепрьское, и въсхоте поити в Рим» [686]686
  ЛЛ. С. 7.


[Закрыть]. Он идет путем «из Варяг в Греки» через землю словен, затем «иде в Варяги, и приде в Рим». Летописец, видимо, не осознавал, насколько нецелесообразен путь, проделанный апостолом, насколько короче путь из Корсуня через Царьград. Но он, очевидно, знал, что в Рим из Киева ездили именно таким путем. И не только в XI в. На Флорентийский собор 1439 г. русская делегация ехала точно таким путем: из Новгорода она сухим путем добралась до Риги, а от Риги часть ее поехала морем до Любека, расположенного в «Руссии», другая часть – «по суху» «коньми». Путь от Любека пролегал по территории Германии и Италии [687]687
  См.: Н.И. Прокофьев. Русские хождения XII–XV вв. Литература Древней Руси и XVIII в. М., 1970. С. 196 и далее; Н.В. Мощинская. Об авторе «Хождения на Флорентийский собор» в 1439–1441 гг. Там же. С. 294; Казакова H.A. Хождение на Флорентийский собор» (текст, перевод, комментарий) Памятники литературы Древней Руси. XIV – середина XV века. М., 1981. Автор произвольно «поправила» упоминание «Русской земли» на «курскую». См.: извлечение из «Хождения» по древнейшему списку и комментарий к тексту «Великие духовные пастыри». М., 1999. С. 237–238, 242–246.


[Закрыть]. Это были давние, наезженные пути. Еще со времен Франкской империи южнобалтийские города были как бы торговыми воротами континентальных территорий, причем население приморских городов практически монополизировало торговлю с отдаленными странами (в числе которых были Византия и Волжская Болгария).

«Варяги» вызывают неприязненное отношение у многих киевских летописцев, особенно если учесть, что при Ярославе вплоть до его смерти им выплачивалась дань. В данном случае речь могла идти и о своеобразном «вено» Ярослава за Ингигерд и помощь в его борьбе с Мстиславом чернигово-тмутараканским. Но в летописях нет никаких намеков на различия языков славян и варягов. По крайней мере, пришедшие с Рюриком варяги строят города с ясными славянскими названиями: Новгород, Изборск, Белоозеро.

Следующее упоминание «варягов» связано с походом Олега на греков «в лето 6415». (Дата, видимо, записана по старовизантийской эре, и о тех же событиях сказано под 6420 г. по константинопольской эре.) Статья соединяет разные версии об одном и том же событии, и в частности в ней как бы собраны все предшествующие названия племен, ранее упомянутых в летописи [688]688
  Ср.: А.Г. Кузьмин. Начальные этапы… С. 329–331.


[Закрыть](за исключением ряда племен из «Сказания о славянской грамоте»). «Варяги» здесь стоят на первом месте перед «Словенами» в перечне племен, якобы принявших участие в походе Олега. Но в дальнейшем тексте говорится только о «Руси», причем снова летописец в сказочной форме допускает иронический выпад против новгородцев: Олег распорядился после получения «дани» с греков сшить «парусы паволочиты Руси, а Словеном кропиньныя» (разные виды шелка), но ветер разорвал паруса словен, и те сами должны были признать: «не даны суть Словеном пре паволочиты» и придется удовлетвориться «своими толстинами». Ясно, что здесь противопоставлены не варяги и словене, а киевляне и новгородцы. Но текст статьи является, конечно, позднейшей компиляцией разновременных устных и письменных источников. В последовавшем затем договоре (911—6420) партнерами выступают Греческая и Русская земля, причем в числе представителей «рода Рускаго», если судить по именам, нет ни одного славянина, но заключается он на греческом и славяно-русском языках. Перун и Волос – главные боги этой Руси. Бог Перун (Проне, Прове, лит. Перкунас) известен у балтийских славян и, может быть, пруссов, если только он не занесен на эту территорию обитателями известной позднее «Неманской Руси» (об этом речь будет в следующей главе). Обозначение дня недели «Перундан» – «день Перуна» – четверг, известно у балтийских славян и их потомков еще в XVIII в. (по аналогии с немецким «Доннерстаг» – день Доннера, или французского «жёди» – день Юпитера). «Волос» (Велес, Влас – «скотий бог», от «скот» – деньги, богатство) – покровитель купечества, путешественников и поэтов-сказителей («Боян – Велесов внуче») – аналог римского Меркурия. (В христианстве сохранился и как личное имя «Влас», «Власий».)