Текст книги "Мой дикий сводный (СИ)"
Автор книги: Аня Истомина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)
13. Забава
Мирон снимает зубами хлеб и кусок сала, медленно жует, глядя перед собой, потом выплёвывает в снег и запивает вином. Молча протягивает мне импровизированный шампур и качает головой.
– Значит, ты не голодный, – усмехаюсь, забирая у него сало и с удовольствием хрущу поджаренным ароматным хлебушком. – Мне больше достанется.
Пока все равно ничего не делаешь, набери ещё снега.
– У меня лапки, – демонстрирует он мне ладони с мозолями, но все же уходит в дом и возвращается с остатками печенья и ведром.
Смотрю, как набирает снег и качаю головой.
– Ты его хоть утрамбуй, – кричу.
– Слушай, иди отсюда, – оборачивается Мирон. – Без тебя разберусь.
Усмехаюсь и ухожу в дом, чтобы накрыть на стол.
Вообще, на этой кухне не помешала бы генеральная уборка, но пока слишком холодно и отмывать все вокруг ледяной водой совершенно не хочется.
Убираю со стола все лишнее, протираю потрепанную клеёнку и расставляю тарелки и чашки.
Если абстрагироваться от всего, что произошло, то пока тут довольно терпимо.
– Слушай, там все булькает, – заглядывает Мирон в кухню и ставит на пол ведро.
– Сделай потише, – отвечаю на автомате. Оборачиваюсь к сводному и замираю, поймав на себе растерянный взгляд и поняв, что ляпнула.
Внезапно одновременно начинаем ржать. Хохочем до слез, кажется, больше друг над другом, чем над моей нелепой фразой.
– Да ты просто гений, – выдыхает Мирон со стоном и, откашливаясь, уходит.
Слушаю скрип его шагов по деревянным половицам и вздыхаю. Что нам мешало нормально общаться изначально?
– Эй, ведьма! – зовёт он меня громко. – Мне кажется, твое зелье убегает!
– Лови его! – кричу в ответ, усмехаясь.
Ах, да, вот это. Дебильные подколы и павлиний хвост.
Когда еда, наконец, готова, я разливаю по тарелкам суп и раскладываю гречку.
Аромат такой, что во рту скапливается слюна.
Мирон садится за стол и разглядывает свои тарелки с сомнением.
– Слушай, не отбивай аппетит, – беру кусок хлеба и, зачерпнув ложку супа, дую и аккуратно пробую. – Ммм, как вкусно! С дымком!
Сводный нехотя берет ложку и пробует. Поглядываю на его реакцию, когда первая порция отправляется в рот.
Он снова задумчиво жует, глядя перед собой, а я сжимаю в руке ложку, готовая дать ему в лоб, если он сейчас опять выплюнет.
Но нет, Мирон продолжает есть.
– Вкусно? – улыбаюсь.
Он неопределенно вертит рукой в воздухе.
– Более-менее.
– Буржуй, закормила тебя Крис твоя, – усмехаюсь и охреневаю в ту же секунду.
Я готова сейчас сама себе язык откусить.
– Надо же, какая осведомленность, – хмыкает Мирон. – Справки обо мне уже навела?
– Много болтаешь во сне, – окусываюсь. – Полночи не затыкался.
– Да не смущайся так. Я привык, что бабы бегают за мной.
– Пф! Много чести! – закатываю глаза. – Не всем нравятся раскачанные наглые мажоры.
– Всем, – пристально смотрит на меня Мирон. – Рыжие так прикольно краснеют.
Я чувствую, как щеки начинают гореть ещё сильнее и бешусь от этого.
– Пятнами. – добивает меня.
– Я тебе напомню, что это ты то и дело появляешься на моем пути!
– Ой, один раз всего приехал помочь. – пожимает сводный плечами.
– Да конечно, – щурюсь. – Домой к нам припёрся и доставал меня, на свадьбе родителей рядом сел.
– Ты о себе слишком высокого мнения, сестрюнь, – усмехается Мир. – Дома я у вас был по работе, на свадьбе так поставили таблички.
– Лазил по моей страничке, – добиваю с улыбкой.
Как-то я увидела видимо случайный лайк от него, потому что он быстро исчез.
– Да тебе в разведку надо, – хмыкает Мирон. – Я ж должен был посмотреть, что за родня у меня. Так что, не переживай. На фотки не дрочил. Можно подумать, ты не поинтересовалась, кто я такой, и не попускала слюни на фотографии?
– Нет! – возмущаюсь.
Посмотрела, конечно же. Просто аккуратно, чтобы никуда не тыкать.
Фотографии у него, на самом деле, очень классные. Видно, что его фотографировал человек, который хорошо знаком с композицией. Но понтов там – мама не горюй. Посмотрела, глаза позакатывала, и все. Обошлось без слюней.
– Опять краснеешь, – усмехается сводный и отодвигает пустую тарелку. – Ладно, нормальный суп. Не как у Крис, конечно, но сойдёт.
Скриплю зубами. Мало какой женщине понравится сравнение с другой, даже если это сказано человеком, которому хочется поправить корону. Лопатой.
– Гречка, ммм! – делает счастливое лицо Мирон и вздыхает, придирчиво разглядывая еду во второй тарелке. – Обожаю.
Снова смотрю концерт с принюхиванием.
– Ну, не как у Крис точно, – хмыкаю. – Придется пострадать. Зато как вернёшься, начнёшь ещё больше ее ценить. Если она тебя дождется, конечно.
Мирон перестает жевать и сверлит меня взглядом.
– А тебя, походу, никто не ждёт, да?
Обидно сейчас было. Но я улыбаюсь.
– С недавних пор я целая.
Мир хмыкает, выковыривая мясо из тарелки.
– Мужику можно позавидовать. И сколько он тебя выдержал?
– Ой, давай вот без этого. Это я его бросила.
– А он очень расстроился, видимо? – усмехается это непробиваемое чудовище.
– Господи, у тебя на все ответ найдется? – возмущаюсь.
Мирон лишь довольно кивает и я замолкаю. Ем свою гречку, глядя в тарелку.
– Спасибо, – отодвигает он тарелку с оставшейся крупой. – Сейчас чайник принесу.
– Э, а доедать кто будет? – хмурюсь.
– Пощади, хозяйка, – прикладывает сводный руку к груди. – Я и так подвиг совершил.
После чая заваливаюсь на диван и листаю найденный в террасе романчик. В доме уже более-менее тепло, но ноги все равно мёрзнут, поэтому я укрываюсь одеялом, погружаясь в чтение.
Мирон заходит с улицы и, недовольно покосившись на меня за то, что я заняла его место, скидывает куртку и заваливается в мою колыбель. Его ноги при этом лежат на спинке и даже в таком положении торчат над ней.
– Искать выживших пойдем? – хмыкает он минут пять спустя. – Я уже затек.
– Сейчас, главу дочитаю, – зеваю.
Настроение после еды умиротворенно-ленивое, ссориться совершенно не хочется.
Сама не замечаю, как глаза закрываются и я проваливаюсь в дрёму.
Просыпаюсь так же внезапно, озираюсь. В комнате горит свет, а за окном уже не день, а темнеющее, синее небо. Мирона в комнате нет.
Скидываю одеяло и поднимаюсь на ноги. Прохожусь по комнатам, но в доме пусто. Засов на уличной двери открыт, а, значит, сводный где-то на улице.
– Мирон! – кричу, приоткрыв дверь, но мой крик тонет в тишине.
Надеваю куртку и выхожу на свежий воздух. Огибаю дом, в надежде найти его там, но не нахожу.
Возвращаюсь к крыльцу и с сомнением смотрю за забор. Скорее всего, он ушел без меня разведать обстановку.
Но, я проспала больше двух часов. Наверное, он должен был уже вернуться за это время. А что, если он смог дозвониться до друзей и уехал без меня?
По телу пробегает неприятный холодок и я передергиваюсь только от мысли, что я буду здесь ночевать совсем одна.
Но это пол беды. А что, если с ним что-нибудь случилось и он лежит где-нибудь без сознания? Колодец, погреб, выгребная яма. Что ещё можно не увидеть под снегом?
– Мирон! – зову снова и опять не получаю ответа.
14. Забава
Небо темнеет на глазах. А я боюсь темноты. Но я не знаю, чего я сейчас боюсь больше.
Вздыхаю и, взяв в руки штыковую лопату, направляюсь в сторону калитки. Хоть какое-то оружие. Прогребаюсь по сугробам до дороги. Сейчас это получается проще, чем казалось в первый раз. То ли потому, что мы примяли снег, то ли тело немного привыкло к ходьбе с препятствиями.
Кошусь в сторону леса и иду в противоположную сторону по колее, оставшейся от внедорожника отчима. Вижу протоптанные в сугробах следы возле соседнего дома.
Зову Мирона опять и с надеждой вслушиваюсь в тишину.
– Найду – закопаю, – выдыхаю пар в воздух и, кряхтя, лезу в снег по пояс.
По следам обхожу темный дом, то и дело озираясь по сторонам. Чувствую себя какой-то преступницей, посягнувшей на чужую территорию.
Переборов страх, заглядываю в покосившиеся окна, но везде ни души.
Вернувшись к крыльцу, смотрю на дверь, с которой сбит замок и понимаю, что Мирон мог заходить туда.
– Ну, если ты меня напугаешь и я не умру от разрыва сердца, – грожу пустоте и тянусь к ручке, – пеняй на себя.
Распахиваю скрипучую створку и трясущейся рукой достаю телефон. Подсвечивая себе, медленно захожу внутрь. Уговариваю свои трясущиеся колени, что дом, в котором мы живем, тоже выглядит так себе, но ничего страшного, кроме крыс, совы и Мирона там нет.
Прохожу в темную, холодную избу. Заглядываю в каждый уголок. Мирона нет. Пулей вылетаю обратно и перевожу дыхание, опираясь спиной на дверь. Но отдыхать особо некогда. Потому что я не хочу ползти обратно ночью. А впереди еще есть дома, которые нужно проверить.
В следующий дом тоже ведут следы. В этот раз морально готовиться решаю на ходу. Дом уже потихоньку утопает в темноте. А я не настолько смелая. И хорошо бы Мирону найтись здесь.
Ноги уже гудят к тому моменту, когда я добираюсь до входа. А еще нужно идти вокруг. Опираюсь о лопату и, немного постояв, решаюсь оставить ее, потому что сил таскать с собой туда-сюда дополнительную нагрузку уже не хватает.
– Мирон! – зову на всякий случай, уже не ожидая услышать ответа.
С трудом поднимаю ноги, перешагивая сугробы. Даже падаю, не удержавшись. Тело уже горит от напряжения, а одежда и обувь становятся тяжелее, впитывая в себя влагу.
Будет очень смешно, если я его тут ищу, а он уже где-нибудь недалеко от Москвы.
– Если я выживу, – выдыхаю, шмыгая носом, – я вообще больше с мужиками никогда не свяжусь. Проблемы от них одни. Мирон, ты где?!
Хочется сесть жопой в сугроб, плакать и ждать доброго Морозко. Но, увы, в сказки я перестала верить довольно рано.
Устало поднимаюсь на крыльцо, толкаю дверь. Интересно, что тут искал мой родственничек, кроме связи? И снова меня встречают темнота и тлен, которые уже становятся чем-то привычным, но сердце все равно колотится от тревоги.
Шарахаюсь от какого-то длинного халата, висящего на стене на гвозде, с опаской заглядываю в темные закутки с сухими вениками под потолком и разными баночками в стеклянном шкафу. Как будто в дом ведьмы попала. В мыслях будто по запросу всплывают какие-то кадры из ужастиков.
От этого становится еще страшнее и я бегу на выход, напугав саму себя до панического ужаса.
– Господи, хоть бы он уехал с друзьями и больше не было нигде следов, – стону, пробиваясь наружу с ощущением, что мне в спину кто-то пристально смотрит. Обернуться и проверить, что там никого нет, не хватает храбрости.
– Мирон!!! – кричу, выбежав на дорогу и закрывая лицо ладонями. Прохожусь вдоль колеи.
Вижу еще следы. К счастью, только к одному дому. Дышу в окоченевшие руки, сделав лодочку и стараясь унять панику.
Еще один и все. И моя совесть чиста. Потом я вернусь домой, закроюсь на засов и лягу спать. И никто ко мне не залезет, потому что тут никого нет. Ни-ко-го.
Без телефона уже не видно практически ничего, поэтому я не выключаю фонарик, все сильнее ощущая давление темноты. Тут Мирон наследил сильнее, обходя какие-то сараи, поэтому мне приходится заглядывать и туда. И я не понимаю: если он искал людей и не нашел, то куда делся? А если смог поймать связь и уехать, то почему у меня ничего не ловит?
Боюсь, точно что-то случилось. Но я хожу по его следам, проверяю каждый уголок в доме. И не могу понять, что произошло.
Обреченно захожу в последнее на сегодня заброшенное жилище, огибаю напольную вешалку в коридоре и, покрутившись в маленьком пространстве и не увидев ничего, что могло бы показаться мне странным, с горечью понимаю, что это провал. Фонарик внезапно выключается, а следом за ним и экран телефона. Сердце тут же ухает в пятки.
Оказываюсь в абсолютной темноте. Бросаюсь к выходу и врезаюсь во что-то твердое. Больно прикладываюсь головой и падаю. Взвизгиваю, запоздало осознавая, что врезалась в вешалку. Шарю руками в поисках выпавшего из рук телефона. Трясущимися руками убираю его в карман и на четвереньках выползаю на крыльцо, потому что ноги, кажется, отказали от страха.
Сажусь на холодную деревянную ступеньку, набираю горсть снега и всхлипываю, приложив его к ноющему лбу. Вокруг – темнота. Мирон не нашелся. Я одна. До дома не так уж и далеко, но у меня будто моментом выкачали все силы. И даже если сейчас сзади я услышу какой-нибудь шорох, то просто не смогу убежать.
Но вокруг тишина. И ни души. Ветер гонит сизые снежные тучи.
Проревевшись, из последних сил поднимаюсь на ноги. Возвращаюсь на дорогу. Медленно переставляя ноги, бреду в сторону дома. Единственное место, которое тускло светится в этом забытом богом месте.
Дохожу до конца колеи и делаю шаг в сторону калитки. Кошусь на темный лес неподалеку, когда тучи на секунду расступаются, и, кажется, замечаю движение.
– Мирон! – вскрикиваю с надеждой, оборачиваясь и вглядываясь в темноту, но мое горло тут же сжимает спазмом от ужаса.
На краю леса стоят две собаки. Только вот... откуда в нежилой деревне собаки?
15. Забава
Волки!
Они вышли из леса, видимо, почуяв запах еды. Один нюхает снег, второй тянет носом воздух, будто не сильно интересуясь мной.
Меня парализует от страха. Стою и смотрю на них, боясь пошевелиться.
Вокруг сугробы. Бежать, утопая в снегу, провальная затея. Они настигнут меня в два счета.
А что… если они напали на Мирона и загрызли его?
Страх разливается по телу и обжигает, как кипяток. Вспоминаю о том, что оставила лопату возле вполне безобидного домика ведьмы.
Прижимаю руки к груди и делаю медленный шаг в сторону калитки. Шанс убежать, наверное, один к десяти. Но, может, они не очень голодные и не нападут, если я не буду вести себя, как добыча? Главное, не поворачиваться спиной.
Делаю еще один аккуратный шаг. Темнота мешает контролировать происходящее, размазывая силуэты. Но я вижу, что волки тоже начинают плавно двигаться в мою сторону, то и дело принюхиваясь.
Пульс резко подскакивает так, что в ушах начинает шуметь. Выдыхаю, и медленно расстегиваю куртку. Скидываю ее на снег, чтобы не мешала если придется бежать. А еще надеюсь, что волки отвлекутся на ее запах. Шаг за шагом пячусь к дому.
Интересно, если я доберусь до калитки и закрою ее, это их задержит или они перепрыгнут через забор?
Внезапно один из волков поскуливает, а потом коротко воет, а у меня от этого звука все волосы на теле встают дыбом. Непроизвольно начинаю идти быстрее.
Слышу в стороне дома какой-то шорох и резко оборачиваюсь. В глазах темнеет. От страха кажется, что я вижу силуэт человека в дверном проеме…
Волки тут же издают громкое рычание и я срываюсь на бег. Падаю в снег.
Неожиданно два громких хлопка разрывают ночную тишину. Вскакиваю на ноги.
– Забава! – возле меня внезапно оказывается Мирон и я вижу его огромные ошарашенные глаза. Он рывком вытаскивает меня из сугроба и, прижимая к себе, быстро ведет в сторону дома. Цепляюсь в его толстовку и лишь слышу свое громкое дыхание, срывающееся на истерические всхлипы.
Уже когда забегаем в террасу и Мирон закрывает дверь на засов, вижу, что он босиком.
– Простудишься же, глупый! – смотрю на него сердито, а свет внезапно меркнет.
– Чшш, – слышу над ухом, когда вздрагиваю, выныривая из темноты.
– Волки, – выдыхаю, подскакивая на диване, но тяжелая рука тут же прижимает меня обратно.
– Все, все, – шепчет Мирон, притягивая меня к себе. – Нет никого, ты дома.
Лежу, недоуменно глядя в темный потолок и сжимая руку сводного. Мне что, приснилось это все?
– Ты живой, – выдыхаю с облегчением. – Где ты был?
Чувствую легкое прикосновение губ к моему лбу и смущенно замираю.
Он так измеряет мне температуру? У меня был жар и я бредила? Или он… целует меня?
– Что ты делаешь? – спрашиваю шепотом.
– Ничего, – усмехается Мирон у меня над головой. – Как ты себя чувствуешь?
– Нормально вроде. – теряюсь. – А что случилось?
– Да это мне у тебя надо спрашивать. Что случилось, Забава?
Молчу. Это как понимать?
– Подожди, волки были или у меня галлюцинации? – шепчу сердито.
– Были, – отзывается Мирон и я слышу в его голосе гнев, но в то же время он почему-то крепче прижимает меня к себе. – Тебя куда на ночь глядя поперло в гордом одиночестве?
– В смысле? – возмущаюсь, поворачиваюсь на бок и привстаю на локте. – Я тебя искала!
– В смысле “искала”? Я дома спал. – усмехается сводный.
– Да не было тебя дома! – повышаю голос. – Я проснулась – тебя нет нигде. Я же помню, что мы собирались идти проверять, нет ли тут соседей. Я нашла твои следы. Кричала тебе, а ты не отвечал. Как дура облазила все. Устала, как собака!
– Я все проверил, замерз и вернулся домой, – Мирон садится и, зевая, трет лицо. – Диван ты заняла. И я забрался на печку и вырубился.
– Молодец! – рявкаю и тоже сажусь. – А я до ночи по сараям лазила, думала, с тобой случилось что-то!
– Я тебя не просил! – возмущается он, но внезапно замолкает. – Ты что… спасать меня пошла?
– Нужен ты мне больно! – выдыхаю испуганно, когда он поднимает ладонями мое лицо и всматривается в него в темноте.
В тусклом свете, пробивающемся сквозь неплотно задернутые шторы, вижу, как блестят его глаза.
Мирон внезапно подается вперед всем телом, жадно впиваясь в мои губы короткими, влажными поцелуями.
16. Забава
Я теряюсь от его напора и внезапно отвечаю на поцелуи.
В тишине слышны лишь наши причмокивания и сбивающееся на хрипы дыхание.
Это не романтика, это какой-то животный инстинкт из-за всплеска гормонов.
Мирон обхватывает меня крепче за затылок и заваливает на диван, подминая под себя. Нависает сверху как огромный бизон, опираясь на локоть.
– Стой, – мычу ему в губы и пытаюсь отстраниться.
Упираюсь ладонями в грудь. Чувствую горячую кожу под ними и вдруг осознаю, что на мне нет штанов, лишь трусы и футболка.
Сводный со вздохом отрывается от моих губ и замирает, молча глядя на меня.
– Мирон, – выдыхаю и сама слышу, как мой голос предательски дрожит.
И он дрожит не от страха, что возмущает меня до глубины души. Я жутко злюсь на саму себя за то возбуждение, что сейчас испытываю.
– Так нельзя. Мы же не животные какие-то! – взываю к его разуму и, за одно, убеждаю себя. – У тебя девушка. Мы почти родственники, мы с тобой вообще-то ненавидим друг друга.
Мирон усмехается и отстраняется. Ложится на спину, закидывая руку за голову.
– Где мои вещи? – натягиваю на себя одеяло.
– Сохнут на печке. Не переживай, я не изврат какой-нибудь. Просто грел тебя.
– Спасибо. – сглатываю и замолкаю, не зная, что ещё сказать такого, чтобы объяснить свою внезапную слабость.
Поведение Мирона-то я объяснить могу запросто. Красивый наглый парень, который привык получать то, что ему хочется. Не факт, что Крис у него единственная, такие мажоры любят развлекаться при любой возможности.
А вот в какую пропасть чуть не полетели мои принципы?
Но я не такая. Это все на стрессе. Нет другого объяснения тому, что мой самоконтроль дал сбой. Да ещё и с тем, кто бесит меня до глубины души.
– Ноги согрелись? – Мирон забирается ко мне под одеяло и быстро проводит ладонью вниз вдоль бедра.
Ойкаю и покрываюсь мурашками, пытаюсь одернуть ногу.
– Холодные пока. – констатирует он. – Иди сюда.
– Мир! – только и успеваю возмутиться прежде, чем оказываюсь прижатая спиной к его телу.
– Лежи и не дергайся, – рыкает он. – Ноги прижми ко мне. И спи.
– Ты понимаешь, как это выглядит? – возмущаюсь, прижатая к нему, жаркому, как печка.
– Да плевать, как это выглядит. – рычит он тихо. – Не было ничего. И не будет. Ноги грей, я сказал.
Со вздохом прижимаю холодные ступни к его ногам и они мне кажутся очень горячими. Пытаюсь расслабиться, но куда там! Это как расслабиться в лапах медведя, зная, что он в любую минуту может тебя сожрать.
Смотрю в стену, слушая равномерное дыхание Мирона. Но, мне кажется, что он тоже не спит.
Похоже, будем лежать так до утра как два придурка. Закрываю глаза, устраиваюсь поудобнее на его плече и пытаюсь убедить себя, что все нормально. Он просто греет меня. И пообещал, что не тронет. И, увы, мы в той ситуации, когда нам придется научиться друг другу доверять, даже если не хочется.
Как там мама, интересно? Неужели, реально поверила, что я где-то на отдыхе? И, неужели, сейчас нас двоих не ищет никто из друзей? Мирона-то хотя бы Крис его ждёт. А меня…
А Мирон, хоть и гад, все же бросился спасать меня от волков. А его дурному папочке даже и невдомёк, что нас могли сожрать. Воспитатель хренов.
Просыпаюсь в гордом одиночестве, но слышу на улице какую-то возню. По спине пробегают мурашки от воспоминаний о вчерашнем вечере.
После встречи с хищниками мне совершенно не хочется выходить из дома.
Начинается второй день нашего безумного приключения. Хотя, приключением его очень условно можно назвать. Издевательство. Но, вариантов нет. Интересно, захочу ли я в старости рассказать это внукам?
Тянусь и переворачиваюсь на другой бок, на подушку Мирона. От нее чувствуется легкий запах сырости и… сводного. Не аромат его духов, нет. Лёгкий запах пота и кожи. Не неприятный, а, наоборот, притягательно-мужественный.
– О, боже, – вздыхаю и скорее обнюхиваю свою футболку. Я потею не сильно, но за эти дни я так употела, что тоже… попахиваю.
И Мирон это чувствовал, скорее всего. Кошмар какой-то. Нет, в принципе, мне нет дела до его тонкой душевной организации, я не заставляла его со мной спать, но… как девушке мне, конечно, неловко. Надо натопить снега и хотя бы постирать вещи.
Откидываю одеяло и встаю на прохладный пол. По телу пробегает лёгкий холодок. В доме уже достаточно тепло, но все же он до конца ещё не протопился. Ежась, семеню к печке. Возле нее на стульях висят мои штаны и кофта.
– Доброе утро, – раздается со спины голос, по интонации которого не сильно-то и похоже, что утро доброе.
Оборачиваюсь к Мирону, прикрываясь штанами. Он лишь хмыкает, глядя на это, и отворачивается, но не уходит. Опирается плечом о дверной косяк.
– Доброе, – отзываюсь таким же тоном и натягиваю штаны. Обращаю внимание, что он уже где-то раздобыл валенки и щеголяет в них. В принципе, это самое верное решение, потому что наша обувь не предназначена для высоких сугробов.
– Я развел костер. Приготовь еды.
– Так есть же, – замираю с кофтой в руках. – Гречка, суп. Я разогрею.
– Я не ем вчерашнее.
Давлюсь воздухом и закашливаюсь.
– Ты издеваешься? – выдыхаю зло. – Еда в холодильнике, она не испортится за один день. Суп, наоборот, еще вкуснее будет!
Мирон отрицательно качает головой.
– Тогда сам себе готовь, – возмущаюсь, – барин!
Сводный вскидывает голову, громко фыркнув, резко отстраняется от косяка и молча уходит на улицу, довольно сильно хлопнув дверью.
Психушка. Смотрю на свои носки, которые он тоже повесил сохнуть к печке и вздыхаю.
Несмотря ни на что, он позаботился обо мне.
Лезу в холодильник и смотрю, что у нас есть. Что он может любить? Мясо, наверное.
Выхожу на крыльцо. Мирон занимается огнем и стоит спиной ко входу.
– Ты картошку ешь? – уточняю у него. Молчит, будто меня нет.
– Ау! Я с тобой разговариваю. – повышаю голос, но сводный все равно не отзывается. – Ну и иди в жопу.
Фыркнув, закрываю дверь и мстительно кошусь на засов, но не трогаю. Ухожу в дом и достаю мясо и картошку. Оставшейся талой водой мою сковородку и нарезаю продукты. Картошку – в кастрюльку, сварить. Мясо с куском сала пожарить.
Когда снова выхожу на улицу, Мирона уже нет возле костра. Вижу, как он за домом что-то куда-то таскает. С опаской кошусь за забор, но ни волков, ни следов крови не вижу. Ставлю на огонь решетку, сверху чайник, кастрюлю и сковородку. Пока все нагревается, быстренько справляю нужду и умываюсь снегом. Набираю его во все свободные кастрюли и ставлю возле печки. Я не собираюсь тут сидеть и потихоньку превращаться в вонючее грязное чудище.
Довольно быстро мясо начинает шкварчать и я жарю его до красивой ароматной корочки. Аж у самой слюнки начинают течь. Но это для того, кто ничего не ест. Я могу и двухдневным супом с гречкой перебиться.
– Мирон, иди есть! – зову его громко, когда он в очередной раз мелькает вдали. Не оборачивается и не отзывается. Вздохнув, ухожу в дом. Обиделся, что ли? Ну, ладно, ладно.
Сижу за столом, положив ноги на стул и, нервно покачивая ими, пью чай и медитирую то на кастрюли со снегом, то на остывающую еду. Слышу шаги на крыльце, скрежет двери.
Сводный раздевается и уходит в комнату. Слышу жалостливый скрип дивана под тяжелым телом и от этого звука меня чуть ли не подкидывает от злости. Подскакиваю и несусь в комнату.
Мирон лежит в наушниках с закрытыми глазами. Толкаю его в плечо. Он открывает глаза и молча кивает мне.
– Есть пошли, – рычу.
Сводный нехотя вытаскивает наушник из уха и я слышу, что в них довольно громко орет музыка.
– Пошли есть, – повторяю на выдохе.
– Не хочу, – отзывается он лениво.
– Я мясо приготовила. – останавливаю его руку и пристально смотрю в глаза.
Вот только скажи сейчас мне что-нибудь про то, что ты его не ешь!
– Я не просил.
