Текст книги "Волгари в боях за Сталинград"

Автор книги: Анвер Тажуризин

Соавторы: А. Кантор
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)

А. Я. Шварев [8]8
  Шварев Александр Яковлевич, бывший капитан парохода «Надежный», ныне капитан рейда Сталинградского порта. Награжден орденом Красной Звезды. Проживает в г. Краснослободске.


[Закрыть]
НА ПЕРЕПРАВАХ

Это было в августе 1942 года. Пароход «Надежный», на котором я работал капитаном, обслуживал центральную переправу города.

Днем и ночью мы регулярно совершали рейсы между пристанью Бобыли, что находится на южной окраине Краснослободска, и Кривым взвозом города. Враг рвался к Сталинграду. В управлении пароходства меня предупредили:

– Будьте готовы ко всяким неожиданностям. Даже если врагу удастся прорваться вплотную к городу и взять под обстрел Волгу, все равно переправа должна работать бесперебойно.

Оставшиеся на буксировщике механик Тимохин, первый штурман Овчинников, рулевой Зрячев, кочегар Савельев, матрос Телехина и другие смело готовились к приближающимся событиям.

Первый удар фашистской авиации застал нас по ту сторону Волги. «Надежный» находился тогда с паромом у причала в Бобылях. Мы производили погрузку воинских частей. Ко мне подошел командир переправлявшейся на правый берег части.

– Ну, как, товарищ капитан, поплывем сейчас или переждем, пока перестанут бомбить? – спросил он.

– У меня нет такого приказа, чтобы задерживаться тут, – ответил я. – Как только последняя машина войдет на паром, немедленно отплываем.

Плыть через Волгу на пароме к берегу, который был охвачен пламенем и над которым продолжали в диком бешенстве кружить самолеты, – бесспорно рискованно. Я понял состояние молодого командира и, по правде сказать, переживал не меньше, чем он. Но что делать? На окраине города начались кровопролитные бои, и раздумывать над тем, плыть или ждать окончания бомбежки, нельзя было.

Трудно передать ощущение, которое испытывал каждый из нас, впервые приближаясь к правому берегу под страшный свист бомб и грохот разрывов. Члены команды заметно волновались, но каждый твердо стоял на своем посту, быстро выполняя указания капитана. Мы подвели паром к единственно уцелевшему причалу и сразу же приступили к разгрузке.

С этого дня мы работали днем и ночью. В команде осталось всего лишь 12 человек. Вахту несли в две смены. Ни один человек не отлучался на берег.

Положение все ухудшалось. Фашисты стали охотиться за каждым судном. Приходилось всячески маневрировать, чтобы избежать прямых попаданий. Но все же трудно было пароходу, на буксире которого постоянно находился неповоротливый паром, увертываться от вражеских самолетов. В один из последних дней августа, погрузив большую партию автомашин, мы отвалили от берега. Тут же нас атаковали вражеские истребители. Но при появлении наших самолетов они поспешно удалились в направлении города. Как только пароход вышел из Куропатки на Волгу и стал огибать песчаную косу острова Голодного, над рекой появились девять бомбардировщиков. Они шли курсом на наш караван. За штурвалом парохода в это время стоял опытный судоводитель, первый штурман Овчинников. А мы с кочегаром Савельевым вели наблюдение за воздухом. Штурвальный внимательно следил за подаваемыми нами знаками. И на этот раз хладнокровие не покинуло Овчинникова. Когда засвистели бомбы, он резким, хорошо рассчитанным маневром вывел пароход и паром из-под удара. Сбоку, спереди и сзади взметнулись большие водяные столбы. Следом за ними раздались разрывы бомб. Пароход сильно качнуло, на палубу обрушились каскады брызг. Сквозь оглушительный грохот взрывов и шум падающей воды послышался тяжелый стон. «Кого-то из наших тяжело ранило», – подумал я. И тут заметал Савельева. Он лежал около рубки, держась руками за бок, откуда сочилась кровь.

– Я ничего, капитан… только ранен, – проговорил он дрожащими губами, поднимаясь на ноги. – Что с паромом, уцелел?

– Все обошлось хорошо, – успокоил я его. – И пароход и паром невредимы.

– Не успел я усадить Савельева на скамейку, как кто-то крикнул снизу:

– Механик Тимохин сильно контужен!

Когда возвратились к левому берегу за очередным грузом, решили отправить раненых в госпиталь. Однако Тимохин наотрез отказался покинуть пароход.

– Кто же вместо меня будет управлять машиной? – спросил он. – Контузия не такая страшная, как-нибудь справлюсь со своими обязанностями.

Пришлось уступить.

Нелегко было Тимохину обеспечивать работу машины. Но дня три спустя ему стало легче, и дела пошли веселее. Но тут случилось другое несчастье: затонул пароход «15 лет ВЛКСМ», который вместе с нами обеспечивал переправу частей 62-й армии. Вся ответственность за доставку войск на правый берег была теперь возложена на команду нашего парохода. Решено было любой ценой увеличить число рейсов, чтобы ускорить переброску подразделений и боевой техники через Волгу. Подвергаясь смертельной опасности, не зная отдыха, члены экипажа самоотверженно выполнили задания. Так мы работали на центральной городской переправе до четвертого сентября. В этот день фашисты прорвались к Волге около пивного завода и окончательно разбили причалы, к которым швартовался наш паром. Мы еле успели погрузить раненых и выйти из-под минометного и орудийного обстрела.

– Как дальше быть? – обратился я к начальнику переправы.

– Ничего не могу сказать, – пожал тот плечами, – придется ждать дальнейших указаний.

Ждать долго не пришлось. В соответствии с приказанием командира 13-й гвардейской дивизии генерала Родимцева мы поднялись к заводу «Красный Октябрь» и присоединились к баркасам «Абхазец», «Пожарский» и «Донбасс». В эту же ночь мы сделали несколько рейсов между левым берегом, что находится ниже деревни Скудры, и заводом. Но и тут было не легче, чем на центральной переправе: чуть ли не прямой наводкой артиллерия обстреливала нас с Мамаева кургана.

^{Михаил Иванович Тимохин, бывший механик парохода «Надежный», экипаж которого перевез с левого на правый берег Волги тысячи защитников города, сотни тонн военных грузов.}

В один из вечеров, когда мы выгружали раненых на левом берегу, меня вызвал представитель штаба дивизии.

– Вам поручено доставить с завода им. Куйбышева лесоматериалы для оборудования причалов, – сообщил он.

Возвратившись на пароход, я доложил экипажу о новом задании. Воцарилось тягостное молчание. Все понимали, чем может кончиться этот рейс, если фашисты заметят пароход.

– Ну так что ж, может откажемся? – спросил я, глядя на суровые лица товарищей. – Дескать не способны мы идти на такой риск.

– Это почему же не способны?! – возмутился Овчинников. – По-моему, на этот счет никаких разговоров не может быть. Приказ дан, значит, в путь-дорогу. Надо только подумать, как лучше пробраться к лесозаводу.

– Правильно, – поддержали Овчинникова члены экипажа.

Выгрузив боевую технику на правом берегу и взяв на паром группу бойцов для погрузки леса, мы в 12 часов ночи тронулись в путь. Шли без единого огонька, под прикрытием дымовой завесы. Тем не менее фашисты обнаружили наш караван. Начался обстрел. На этот раз за штурвалом мы стояли вместе с Овчинниковым. Мины и снаряды разрывались то по правую, то по левую сторону борта. Увертываясь от огня противника, пароход делал резкие зигзаги. Когда стали подходить к лесозаводу, огонь стих. Мы благополучно подвели паром к берегу и сразу же приступили к погрузке леса.

Обратно возвращались под утро. Идти против течения да еще с груженым паромом было значительно труднее. И снова нам пришлось на всем пути маневрировать, чтобы избежать прямого попадания в караван. Задание командования было выполнено.

Спустя несколько дней на судах, обслуживавших переправу, кончилось топливо. Выход оставался один: привести баржу с топливом, которая была укрыта в затоне около Красной слободы. Жребий пал на «Надежный».

– Он надежнее всех, – в шутку говорили офицеры штаба дивизии. И, обращаясь к членам команды, всерьез добавляли:

– У вас имеется опыт увиливать от мин и снарядов, стало быть, больше шансов на успех.

Часов в одиннадцать вечера мы отвалили от берега, взял курс на центр города с таким расчетом, чтобы возвратиться с баржей поздно ночью. Как и в прошлый рейс, нам не удалось пройти незамеченными. Только спустились ниже станции Банная, как над палубой засвистели мины. Опять пришлось петлять от одного берега к другому.

К нашему приходу начальник местного флота Иван Сергеевич Сутырин и капитан рейда Иван Иванович Зимин полностью подготовили баржу к буксировке. Это помогло нам без промедления взять ее на буксир. Воспользовавшись тем, что фашисты сосредоточили в основном огонь своих минометов на середину реки, против центра города, мы благополучно вышли из затона и обогнули остров Крит.

Военное командование горячо благодарило каждого из нас за доставку топлива. Переправа подкреплений и вывозка раненых возобновились. Ночью паромы непрерывно совершали рейсы через Волгу. Тысячи мин и снарядов, сотни бомб были затрачены врагом на то, чтобы нарушить работу флота. Но ни одно судно не было повреждено. Однако баржу с топливом, несмотря на все принятые меры предосторожности, не удалось уберечь. На шестой день после ее доставки в район переправы она была разбита.

Снова над переправой нависла угроза. В то время на луговой стороне Денежного острова стоял наполовину затопленный пароход «Перекат». Трудно сказать, кто первым вспомнил о нем, но решено было забрать имеющееся на «Перекате» топливо и разделить его по судам, работающим на переправе.

С ведома начальника переправы мы оставили около берега паром и в полдень направились к «Перекату». Фашисты, засевшие в районе завода, этого и ждали. Только мы успели подойти к пароходу, как мины начали рваться рядом. Отступать было поздно. Да вряд ли кто из нас согласился бы возвращаться ни с чем.

Мины сыпались, как град. А мы, забыв обо всем на свете, продолжали устанавливать насос. Работали всей командой, а в ней к этому времени осталось всего шесть человек. Только когда заработал насос, мы покинули пароход и укрылись в прибрежных кустах, а потом по очереди добирались до парохода, следили за перекачкой мазута. Просто не верилось, что нам удастся вырваться невредимыми из этого пекла.

Немало после этого мы перевезли через Волгу боевой техники, бойцов, раненых. Первым из шестерых мне пришлось покинуть пароход. Произошло это в предпоследний день октября. Мы возвратились с правого берега, приступили к выгрузке раненых бойцов. Вместе с начальником переправы я стоял на пароме. И вдруг где-то в носовой части парома раздался взрыв. Следом, в нескольких метрах от нас, метнулся огненный столб. Сразу нас свалило с ног. Начальник переправы тут же скончался от тяжелых ран. Меня ранило. Из санбата я был доставлен в госпиталь, в Скудры. На третий день я на костылях побрел к переправе разыскивать свой пароход. С трудом добрался до берега. Больно было смотреть, как славный пароход лежал весь израненный, наполовину затопленный водой. Недалеко от места гибели судна я отыскал в траншеях членов своей команды.

Но и после гибели парохода мы не сидели сложа руки. Овчинников и Тимохин были направлены на пароход «Спартаковец» и до самого ледохода обеспечивали переправу боевых частей в районе пристани Тумак, а я стал уполномоченным управления пароходства сначала на переправе в Каменном Яру, затем на переправах в Тумаке и Татьянке. В последние месяцы зимы, до поднятия флага навигации, я занимался подготовкой флота к перевозкам грузов дли восстановления родного города.

Е. С. Зельдович
КАПИТАН С БАРКАСА «ПОЖАРСКИЙ»

Каждый раз, выводя баркас на середину Волги, капитан Василий Васильевич Ефимов любовался родным городом, раскинувшимся по правому берегу реки. Еще восемнадцатилетним юношей, в дни обороны Царицына от белогвардейских банд, Василий, солдат красного стрелкового полка, связал свою судьбу с судьбой героического города. Раннее утро 22 августа 1942 года застало Василия Васильевича в диспетчерской местного флота.

– Баржа ждет тебя, Василий Васильевич. – Диспетчер вскинул воспаленные от бессонной ночи глаза на Ефимова. – Повезешь ценное оборудование до села Средняя Ахтуба.

Несколько секунд диспетчер любовался капитаном, просматривавшим план-приказ. Нравились в Ефимове строгость в движениях, выправка, какая-то особая внутренняя собранность.

Вскоре Ефимов уже был на «Пожарском». Коротко объяснил команде задание.

Через несколько часов, преодолев перекаты, баркас доставил баржу с оборудованием в назначенное место.

На обратном пути случилось непредвиденное: у свайного моста, что в 12 верстах от истока Ахтубы, Ефимову предложили бросить якорь.

– Нет разрешения пропускать, – сказал военный в чине майора.

В ожидании прошла вся ночь. Почти не смыкал глаз Василий Васильевич; в Сталинграде ждут его, а он стоит без дела…

Утро не принесло изменений.

Члены команды ходили мрачные: вынужденное бездействие легло на души тяжелым камнем…

Неожиданно со стороны города раздался страшный грохот.

– Бомбят Сталинград!

Взобравшись на возвышенность, речники увидели багровое зарево, поднимавшееся над правым берегом. Ефимов смотрел на него, не отрывая глаз.

Острая боль пронзила сердце: в городе жена, трое детей. Что с ними?

Добившись разрешения следовать дальше, капитан без колебаний направил баркас к городу.

Никто не заставлял его идти именно сейчас, но ведь там, в горящем городе, может понадобиться и его помощь!

В Сталинград пришли в полночь. Сразу же «Пожарский» начал перевозку жителей города на левый берег.

Никогда еще судно не сделало столько рейсов, как в этот день.

В один из рейсов пароход атаковали сразу три «Юнкерса-88». То справа, то слева глухо ухали взрывы.

Матрос Евстифеев внимательно следил за бомбардировщиками, помогая капитану маневрировать.

Машина работала безотказно.

Однажды, при очередной посадке, Ефимов заметил в толпе знакомое лицо. Да, это она, его жена. Рядом с ней мальчик. Но почему только один? Где же остальные дети – Борис, Леонид и маленький Слава? Неужели погибли?

Тревожно забилось сердце. К горлу подкатил комок.

– Анна, Аннушка! – закричал он, но его голос потонул в шуме толпы.

Сойти на берег? Но ведь он – командир, он не имеет права оставлять судно в такое время.

Когда «Пожарский» вернулся, женщины и мальчика уже не было. То ли они, не надеясь сесть на судно, ушли с берега, то ли переправились на другом пароходе.

Может быть, отпроситься на несколько часов, съездить в Ельшанку, узнать, что с семьей. Но Ефимов тотчас же отбросил эту мысль. Нет, он не может оставить боевого поста.

^{Капитан баркаса «Пожарский» В. В. Ефимов (слева) и капитан парохода «Надежный» А. Я. Шварев. Снимок сделан в сентябре 1942 года.}

Вскоре «Пожарский» был направлен на самый ответственный участок – на 62 переправу.

Шестьдесят вторая переправа! Это здесь переправлялись в город тысячи будущих героев, поклявшихся отстоять Сталинград. По этой важной дороге шел поток боевых грузов для наших частей.

Как-то вечером вызвал представитель командования.

– Сегодня ночью, – сообщил он капитану, – повезете на ту сторону мины и бутылки с зажигательной смесью. Дело, прямо скажу, очень опасное. Сами понимаете: малейшее попадание и…

– Понятно, – перебил его Василий Васильевич, – нужна особая осторожность.

Военный и речник крепко пожали друг другу руки.

В рейс вышли, когда было уже за полночь. Как назло, ярко светила луна. Все видно, как на ладони. Тяжело нагруженный баркас глубоко сидел в воде. Настоящий пороховой склад плыл по реке.

«Пожарский» не успел отойти и 200 метров от берега, как начался артиллерийский обстрел с Мамаева кургана.

– Самый тихий! – скомандовал Ефимов.

Водяной столб вырвался перед носом судна. Следующий снаряд взорвался левее по борту. Еще взрыв. До предела напряжены нервы у членов экипажа. Но каждый уверенно делает свое дело: в машинном отделении – механик Силантьев, его помощник Нардышев, на палубе несут вахту матросы Андреев и Евстифеев.

Вот, наконец, и берег. Задание выполнено.

…В последних числах октября фашисты вышли к заводу «Красный Октябрь». Теперь речникам стало еще труднее работать. Вражеская артиллерия держала под прицелом буквально каждый метр реки, не жалела снарядов.

«Пожарский» только что переправил большую партию оружия. Сейчас судно стояло у левого берега, готовясь принять очередной груз. На баркасе находились капитан, помощник механика Нардышев и матрос Евстифеев.

Ефимов осматривал баркас. То здесь, то там следы осколков. Палубные надстройки едва держатся.

Вдруг рядом с судном разорвалась мина.

По лесенке вниз головой сполз матрос Евстифеев. В его левом плече виднелась рана. Ефимов бросился к аптечке.

В это время полоса пламени пронеслась через кубрик. Взрыва Ефимов уже не слышал. Мина попала прямо в кубрик.

Несколько минут Василий Васильевич лежал, оглушенный взрывом. Потом пришел в себя. В кубрике было темно. Пахло дымом, гарью.

По шее Василия Васильевича струилась кровь, ныла левая нога.

В кармане нашлись спички. Слабая вспышка осветила кубрик.

– Евстифеев! Ты жив? – ослабевшим голосом крикнул он. Ответа не последовало. Превозмогая боль в ноге, капитан пополз к выходу. В темноте он наткнулся на тело… Это был Евстифеев. Осколок мины угодил ему в голову…

Напрягая последние силы, Ефимов выбрался на палубу. Он выдернул из разбитой надстройки обломок доски и с трудом спустился на берег.

– Василий Васильевич! – услышал он знакомый голос Нардышева.

Ефимов устало опустился на песок. Он уже не обращал внимания на рвущиеся рядом мины.

^{Переправа через Волгу. Баркас «Пожарский» ведет паром с боеприпасами к правому берегу. 1942 год.}

Обстрел кончился так же неожиданно, как и начался. Стало неестественно тихо.

– Скорее в больницу, – сказал Нардышев.

Василий Васильевич оглянулся на баркас. Весь разбитый, дымящийся – таким был сейчас его любимец «Пожарский».

Капитан мысленно простился с судном, с которым так много было связано. Кто знает, доведется ли еще поплавать на нем.

Он медленно шел по берегу, правой рукой опираясь на палку, а слева поддерживаемый Нардышевым.

В больнице Ефимову сделали перевязку. Кроме ранений в шею и ногу, у него оказалась слепая рана на спине. Потянулись долгие дни лечения. Сначала в больнице водников в Ленинске, потом в сельской больнице, в госпитале.

А вскоре Василий Васильевич оказался в Саратовском военном госпитале. Здесь он узнал, что командование наградило его орденом Красной Звезды.

В конце января 1943 года Ефимов вернулся в Красную слободу. Здесь его ждала радостная весть. Выяснилось, что семья эвакуировалась из Сталинграда в конце августа.

* * *

– Внимание! С местного вокзала отправляется пароход «Сатурн», следующий до пристани Зеленый остров!

Пассажиры спешат на посадку, и мало кто из них обращает внимание на пожилого, но еще стройного речника с нашивками капитана. Вот стоит он у перил дебаркадера и любуется Волгой, судами, бороздящими ее воды. Сейчас раздастся третий звонок и Василий Васильевич Ефимов зайдет в рубку, чтобы повести пароход в очередной рейс.

В. Д. Григорьев [9]9
  Григорьев Василий Дмитриевич, бывший механик парохода «Ласточка», ныне пенсионер. Награжден медалью «За отвагу». Проживает в г. Сталинграде.


[Закрыть]
«ЛАСТОЧКА»

На «Ласточку» я пришел в навигацию 1942 года. Вместе со мною работали на этом буксире сын Николай – помощником и дочь Мария – кочегаром. Жена с младшей дочкой Зойкой находилась в ту навигацию также со мной на «Ласточке». Тревожное было время: гитлеровцы рвались к Сталинграду, к Волге, их самолеты бомбили наши суда.

Однажды, когда возвращались из очередного рейса в Сталинград, мы услышали сильный гул и увидели над горизонтом клубы дыма: немцы бомбили город.

Завод «Красный Октябрь» мы миновали благополучно, но у нефтебазы налетели на нас самолеты. Вздыбилась Волга, затряслась наша «Ласточка», заплясала на волнах. Слышу, капитан Блохин что-то кричит, на берег указывает. Понял я, что он там укрыться хочет. Побежал я в машину, кричу Николаю, чтобы он ход прибавил. Мы обошли какую-то полузатонувшую баржу и уткнулись в берег.

Немного погодя вывели «Ласточку» из-за баржи и направились к Красной слободе. Самолеты нас сопровождали до самого затона. Вот тогда-то я и забил первые пробоины в корпусе судна деревянными штырями.

В затоне тоже шла бомбежка. Как только «Ласточка» подошла к берегу, я остановил машину, выскочил вместе со всеми на берег и подался к лесу. По дорогам бежало много людей. Фашистские летчики расстреливали их на бреющем полете. В этой перепуганной толпе мы теряли друг друга из виду.

Как только бомбежка прекратилась, я пошел к берегу, где стояла «Ласточка». Каково же было мое удивление, когда, заглянув в машинное отделение, я увидел там Николая и Марию, а в каюте – Блохина и Крайнова.

– Ну вот и вся команда в сборе, – обрадовался Блохин и сообщил, что с диспетчерской ему связаться не удалось.

Вскоре Блохин ушел проведать семью (он жил в Красной слободе) и больше не вернулся. Напрасно мы ждали его до утра. Как стало известно позже, наш капитан погиб от шальной пули во дворе собственного дома. Нас осталось четверо.

К вечеру следующего дня на «Ласточку» пришел рейдовый капитан Иван Иванович Зимин. Приветливо поздоровавшись, он сказал, что необходимо перегнать нефтеперекачечные машины от нефтебазы в Воложку. Нам предстояло вновь возвращаться туда, откуда недавно с таким трудом вырвались.

Как только стемнело, пошли к нефтебазе. Сталинград весь был в огне, горела Волга, пароход то и дело окутывали густые едкие клубы дыма.

Вместе с нами в выполнении задания участвовал буксирный пароход «Кузнец». Люди, прибывшие с Зиминым, забрались на нефтеперекачечную машину, выбрали швартовые, завели буксир, передали его нам, а мы на «Кузнеца», который стоял несколько вдали от берега. Затем «Ласточка» примостилась в кормовой части нефтеперекачечной машины, и караван тронулся вниз по течению. Нас настигли вражеские самолеты, стали бомбить, но нам удалось доставить караван невредимым.

Вместо капитана теперь судно вел Василий Крайнов.

Мы проработали целую ночь и переправили несколько специальных судов в безопасное место. Так и начались наши боевые будни. Днем мы обычно отстаивались где-нибудь в затоне, а ночью курсировали между правым и левым берегами, перевозя беженцев, раненых бойцов, вооружение и боеприпасы.

В те дни не хватало горючего. Тогда мы обследовали полузатонувшие нефтяные баржи у левого песчаного берега. В отсеке одной баржи обнаружили мазут. Быстро наполнили свои резервуары, а затем достали понтоны от землечерпалок, куда перекачали остаток горючего и увели в безопасное место. Таким образом, у нас появилась собственная топливная база.

Вскоре на «Ласточку» прибыл представитель 62-й армии, защищавшей город. Молодой лейтенант Иван Редько быстро завоевал нашу симпатию. Это был умный и отзывчивый человек.

Когда мы выполняли ответственные задания, на помощь нам присылали кого-нибудь из управления пароходства. Однажды на «Ласточку» пришел начальник механико-судовой службы Анатолий Михайлович Назаров. Он объявил очередное задание: от памятника Хользунову переправить с правого берега на левый несколько сот малышей. Назаров предложил счалить два вышедших из строя речных трамвайчика и взять их на буксир. Предложение было принято. С наступлением темноты тронулись в путь: Назаров выполнял роль шкипера, встав за штурвал одного из трамвайчиков. К набережной подошли благополучно. Здесь нас с нетерпением ожидали дети. Погрузив часть ребят, мы пошли в обратный рейс. Неожиданно ракета осветила все вокруг. Началась бомбежка. Несколько взрывов сотрясли корпус судна. Я стоял в это время на палубе. Нестерпимо больно было смотреть на малышей: они испуганно жались друг к другу.

За ночь «Ласточка» совершила еще несколько рейсов. Было неимоверно трудно работать в таких условиях. Но сознание того, что мы спасаем жизнь сотен детей придавало нам смелость и уверенность. И мы с честью выполнили задание. Благодарственные письма, которые мы впоследствии получали от родителей и самих детей, были для нас лучшей наградой.

В сентябре «Ласточка» была передана в распоряжение Волжской военной флотилии. На ее корме установили вместительный чугунный котел, а на фальшборте, у правого колеса, поставили длинноствольную пушку. Вечером получили задание: по мелководью левобережья незаметно пробраться до места, противоположного заводу «Красный Октябрь», выйти на середину реки, а затем повернуть в обратную сторону, создавая при этом дымовую завесу. Навстречу в образовавшийся дымовой коридор должны были двинуться приземистые бронекатера, чтобы открыть уничтожающий огонь по прорвавшемуся к Волге врагу.

Ночь выдалась светлая. Ветер относил дым пожарищ от реки в степь. Бодро шлепая колесами, наша «Ласточка» двинулась вверх по течению, туда, где не смог бы пройти ни один бронекатер. За ее кормой поднималось тяжелое дымовое облако. Когда повернули обратно, то едкий дым обволок наше судно: пришлось работать в противогазах. Навстречу нам быстро двигались бронекатера. Вскоре мы услышали грохот, а затем облака дыма прорезали огненные полосы. Это установленные на бронекатерах «катюши» обрушили огонь на голову врага. После метких залпов катера быстро повернули и ушли в безопасное место за городским пляжем, а «Ласточка» еще долго шлепала в дыму, принимая на себя запоздавший удар врага. Через некоторое время операция повторилась.

На следующий день фашисты направили на наши суда самолеты и огонь своих батарей. Лейтенант Редько носился по палубе, быстро заряжал пушку и посылал в небо раскаленный металл. Я вылез из машины и стал подавать снаряды. В эту ночь количество пробоин в судне значительно увеличилось, но мы уже научились их быстро заделывать.

В конце сентября вместе с другими судами «Ласточка» была передана в распоряжение дивизии генерала Родимцева. Судно стояло у Соляной пристани. Здесь, на обрывистом берегу, были вырыты землянки, в которых вместе с гвардейцами находились и мы.

Круглые сутки «Ласточка» была на парах. Ночью мы совершали рейсы, а днем отстаивались. Изредка я, сын и дочь пробирались на судно, чтобы подшуровать топку. Делали это очень осторожно, боясь, чтобы дым не привлек внимание врага, который был совсем рядом.

Маскировку мы строго соблюдали. Только ночью, во время хода, вылетавшие из трубы искры выдавали нас. Что только мы ни предпринимали! Я даже пробовал во время хода обвязывать трубу мокрым брезентом, но и это не помогло. Наконец выход был найден: перед рейсом мы усиленно шуровали топку, поднимали давление пара в котле до десяти атмосфер, хотя разрешалось поднимать пар не выше пяти атмосфер. Вот так накопим пару вдоволь, а потом топку тушим и благополучно переплываем реку.

^{Дни и ночи обслуживал боевые волжские переправы пароход «Ласточка» Нередко участвовал он в десантных операциях. На снимке: «Ласточка» готовится к высадке десанта.}

И все же не убереглись.

Как-то враг подкараулил нас при входе в затон, в самом узком месте. Светло еще было. Я находился в ту минуту в машинном отделении. Вдруг как загрохочет, как швырнет наш пароходишко. Упал я, больно ударился плечом о трап. Свет погас, машина остановилась. Преодолевая боль, полез на палубу узнать, что стряслось, и сразу же увидел, что кожух левого колеса смят и спицы, погнутые в разные стороны, торчат. Редько и Василий Крайнов еще не пришли в себя после взрыва – оглушило их сильно. А вражеский самолет новый заход делает. Это сразу всех привело в чувство. Спустился я в машину и начал перебрасывать перекидку с переднего хода на задний. Погнутые спицы бьют по кожуху, поднялся страшный грохот. Наконец, коленчатый вал стал прокручиваться. Вновь взрывы послышались, но машина уже заработала. Скатал Василий руль на борт, и пошли мы на одном колесе к судоремонтному заводу, который находился в то время неподалеку от Тумака. Хорошо, что были одни, без людей и груза.

Пришли к заводу вечером, а к концу ночи «Ласточке» уже новое колесо приделали, и мы в обратный рейс пошли.

Со второй половины октября наша «Ласточка» обслуживала понтонную переправу несколько ниже Сталинграда. В те дни по переправе двигались войска, во всем чувствовалось, что наши к наступлению готовятся.

Перед самым ледоставом вновь пришли в затон, собрали все мелкие суда, которые еще могли держаться на плаву, и отбуксировали их в Тумак для ремонта. Целую зиму «Ласточка» обеспечивала паром заводскую кузницу.