Текст книги "Волгари в боях за Сталинград"

Автор книги: Анвер Тажуризин

Соавторы: А. Кантор
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)

А. В. Шагурин
ЭКИПАЖ ЛЕГЕНДАРНОГО «ГАСИТЕЛЯ»

Капитан пожарно-спасательного парохода «Гаситель» Воробьев был вызван на дебаркадер к телефону. Знакомый голос передал приказ:

– Без промедления следовать в район села Ерзовка. Враг поджег нефтекараван. Пожар ликвидировать любой ценой! Об исполнении доложить!

Это было 27 июля 1942 года.

На «Гасителе» зазвучали частые удары колокола. В мгновение ока поднялась вся команда. Бойцы, одетые в брезентовые спецовки, в металлических касках, быстро занимали свои посты.

– Начальника команды и главного механика ко мне! – поднимаясь на капитанский мостик, крикнул Воробьев вахтенному матросу. Над палубой понеслось из уст в уста:

– Начальника команды к капитану!

– Главного механика к капитану!

Нестеров и Ерохин вбежали на мостик.

– Товарищи командиры! Разъясните всем: выступаем сейчас не на учебное занятие, а в настоящий боевой поход. В Ерзовке горит нефтекараван, подожженный фашистскими бомбами. Нам приказано ликвидировать пожар любой ценой.

И переведя взгляд на Ерохина, Воробьев спросил:

– Кто на вахте в машинном отделении?

– Мой помощник, Агапов.

– Хорошо! Но независимо от этого, товарищ Ерохин, вы должны находиться в машинном отделении неотлучно, строго контролировать выполнение каждого моего приказания, обеспечить предельную скорость судна в пути, а во время самой операции – максимальное давление воды в стволах. Ясно?

– Ясно! – последовал ответ. Соответствующие указания даны были и начальнику команды Нестерову.

Когда Нестеров опускался с мостика, прозвучали отвальные гудки. Вахтенные матросы выбрали чалки.

– Тихий вперед! – передал Воробьев в машинное отделение. А через минуту капитан повернул ручку машинного телеграфа до отметки «Полный ход».

^{Пожарно-спасательный пароход «Гаситель».}

На Волгу спускались сумерки. Когда Нижний поселок тракторного остался позади, все увидели, как где-то под Дубовкой, будто бы из самой реки вставала черная грива густого косматого дыма. Он клубился и плыл тучей к степям, куда тянул его ветер.

– Прибавить хода, сколько можно! – отдал капитан распоряжение в машинное отделение. Затем, перегнувшись через перила мостика, крикнул:

– Начальник команды! Передать командирам расчетов: быть в готовности!

Впереди что-то глухо ухнуло. Воробьев и все, кто был на палубе, увидели на горизонте отсветы гигантского пламени.

Навстречу «Гасителю», видимо, в город шел какой-то катер. От его команды узнали, что горит баржа «Обь» с 10 тысячами тонн керосина, а с «Обью», нос в корму, счалены мазутные баржи «Рутка» и «Медянка».

«Гаситель» шел вперед. Пожар был совсем близко – какой-нибудь пяток километров остался до него…

– Вода горит! – закричали с носа палубы. Это горящий керосин выплескивало из баржи. И там и здесь островки пламени, покачиваясь на волнах, спускались по течению, угрожая деревянным баржам и дебаркадерам.

– Приготовить камероны! Ждать приказания! – передал капитан в машинное отделение. Воробьев принял решение сбивать огонь струями воды, дробить его и носом парохода давить мелкие очаги пламени по очереди.

Восемь стволов в руках матросов-пожарников повисли в воздухе по обеим сторонам судна.

– Воду! – последовала команда Воробьева.

Два мощных камерона пришли в действие, и струи воды одновременно ударили по пляшущим, будто бы живым, мишеням. С шорохом задвигались цепи рулевого управления, кладя руль слева направо и обратно. «Гаситель» шел зигзагообразно через фронт огня, дробя и разбивая, сметая и глуша языки плывущего пламени. А на их месте стелились сзади парохода облака пара.

Вот, наконец, и караван. Но как подойти к нему? Палубу «Оби» вырвало взрывом, и теперь огонь, пожирая тысячи тонн керосина, оплошной стеной преградил путь «Гасителю».

– Что будем делать, Петр Васильевич? – подбежал Нестеров к капитану.

Воробьев тяжело вздохнул:

– С «Обью» не справиться… А те две баржи спасти можно. Но действовать надо решительно. Вон, видите, на «Рутке» уже надстройки занялись. Видно, керосином плеснуло с «Оби».

– На трех люках крышки уже загораются, – встревожился Нестеров.

И вот в эти решающие минуты у Воробьева возник план действий.

– Слушайте приказ, – сказал он Нестерову. – Сейчас прислонимся к «Рутке», а вы берите двух бойцов – и на баржу. Отчалите ее от «Оби», а мы отсюда очаги пламени ликвидируем.

«Гаситель» осторожно приближался к барже. Огнедышащий воздух волнами накатывался на его палубу.

– За мной! – скомандовал Нестеров двум бойцам, когда до палубы «Рутки» осталось два шага, и первым прыгнул в едкий удушливый дым. Бойцы-пожарники последовали его примеру.

– Поставить завесу! – приказал капитан командиру боевого расчета Червякову.

Обильные потоки воды надежно отгородили смельчаков от пылающей «Оби». Другие стволы мощными струями, как стальными бичами, разносили в щепы горящие каюты на палубе «Рутки», слизывали пламя с крышек люков…

А Нестеров с бойцами, обливаемые потоками воды с «Гасителя», склонились над правыми кнехтами, на которых «восьмерками» намотан цинковый трос. Даже через брезентовые рукавицы немилосердно жжет пальцы и ладони накалившийся трос. Через подошвы сапог чувствуется, как горяча железная палуба – невозможно на месте устоять. Но мешкать некогда. Не считаясь ни с чем, трое смельчаков продолжают действовать. Виток за витком они разматывают трос, и вот, наконец, он летит за борт.

– Молодцы! – кричит капитан так громко, чтобы вся команда слышала!. – За полторы минуты управились! Теперь, друзья, на левый борт! Червяков, усилить завесу!

Прошло еще полторы минуты, и второй трос полетел за борт. Освобожденная от тросов баржа пошла вниз по течению вместе со второй баржей – «Медянкой». Когда баржи оказались в безопасности, Нестеров с помощью бойцов бросил якорь, и все они возвратились на «Гаситель».

Капитан приказал построить команду. Когда личный состав судна в четыре шеренги выстроился перед капитанским мостиком, Воробьев от лица службы объявил благодарность отличившимся на этой операции бойцам и командирам.

– Служим Советскому Союзу! – последовал дружный отсвет.

А спасенные баржи – «Рутка» и «Медянка» – были отведены рейдовыми баркасами в Шадринский затон, неподалеку от села Средне-Погромное, на левом берегу Волги. И потом, на протяжении всей Сталинградской битвы, суда Волжской военной флотилии и Нижне-Волжского пароходства снабжались мазутом из «Рутки», надежно укрытой в затоне от назойливых глаз вражеских воздушных разведчиков.

Тучи войны сгущались над городом. Все чаще и чаще звучали по радио сигналы воздушной тревоги. 8 августа, во второй половине дня, фашисты произвели массированный налет на Сарепту, пытаясь создать пробку на этой важной железнодорожной станции.

От бомб загорелись эшелоны с боеприпасами, здание станции, паровозное депо, жилые дома в рабочем поселке.

Из города был вызван «Гаситель». Тем временем железнодорожники Сарепты вступили в единоборство с огненной стихией. С опасностью для жизни они перебегали между горящими составами, отцепляли вагоны и выкатывали их из угрожаемой зоны.

В 5 часов вечера «Гаситель» вошел в Красноармейский затон. Оказалось, что не только вагоны на путях, но и одна баржа, груженная снарядами, охвачена пламенем. Команда, разделенная на две группы, сразу же приступила к тушению пожара. Одной группой руководил рулевой Филлипов, другой – командир боевого расчета Червяков. На прокладку 500-метрового шланга по нормам полагалось 5 минут. Рулевой Елагин, кочегар Олейников, масленщик Агарков, матросы-пожарники Хоролевский, Алешин и другие проложили шланги за две минуты.

То и дело раздавались взрывы снарядов, гранат. Треск патронов напоминал пулеметные очереди. От взрывных волн на «Гасителе» лопались иллюминаторы, разбивались стекла в рубке. Воздушные волны сбивали людей с ног. На многих загоралась одежда, огонь нестерпимо обжигал лица. Но ни один человек не выходил из строя. Главный механик Ерохин не отходил от камеронов, и 8 мощных водяных струй ни на секунду не ослабевали. Более 12 часов подряд руководил героическим сражением с огнем капитан «Гасителя» Петр Васильевич Воробьев. Он вовремя давал указания, перегруппировывал силы, ободрял людей.

В 6 часов утра с огнем было покончено. Тысячи тонн боеприпасов и других важных грузов были спасены для нашей армии.

С честью выполнив приказ командования, «Гаситель» вернулся на свою базу.

^{Старейший волгарь Петр Васильевич Воробьев, бывший капитан пожарно-спасательного парохода «Гаситель», отличившегося в боях за Сталинград.}

* * *

23 августа 1942 года. Этот день никогда не забудут сталинградцы.

Воздушная армада врага, насчитывавшая сотни самолетов, прорвалась к городу. На заводы и фабрики, жилые кварталы, детские сады и ясли, на школы и госпитали обрушились тысячи бомб.

Огромное пожарище занялось по берегам Волги. Взрывались баки «Нефтесиндиката». Горящими потоками нефть, керосин, бензин устремлялись в Волгу. Горел порт, горели причалы, дебаркадеры, баржи. Огнем были охвачены береговые склады, железнодорожные эшелоны, стоявшие на прибрежных путях. Враг рассчитывал варварской бомбардировкой вызвать панику в рядах защитников города, сломить их волю. Но он жестоко просчитался. В эти трудные часы испытаний неизмеримо выросла решимость советских воинов, народных ополченцев отстоять родной Сталинград, нанести врагу смертельную рану.

Двое суток «Гаситель» непрерывно курсировал по рейду на участке порт – завод «Красный Октябрь», ликвидируя наиболее сильные очаги пожаров. Часто пароход подходил к берегу, команда молниеносно высаживалась, тянула пожарные рукава и спасала эшелоны. Люди почернели от копоти, многие получили сильные ожоги, были ранены, но борьбу с огнем не прекращали ни на минуту.

25 августа «Гаситель» начал курсировать на участке порт – Сталинградский затон. Он перевозил на левый берег раненых воинов, женщин, детей, а на правый берег – оружие, боеприпасы, снаряжение – все, что требовалось защитникам города для жизни и боя.

Под вечер того же дня «Гаситель», приняв очередную партию фронтового груза, отвалил от причала в затоне. У самого выхода из затона его настигли два «Юнкерса» и один «Мессершмитт». Самолеты один за другим спикировали на пароход. Последовала серия взрывов.

За какую-нибудь минуту до этого главному механику Ерохину потребовалось срочно переговорить с капитаном, и он, поднявшись из машинного отделения, бежал к мостику. Одна из бомб разорвалась в полутора метрах от правого борта, у кормовой части судна. Матросы, находившиеся на палубе, видели, как правая рука Ерохина мгновенно повисла, словно плеть, и он упал. К механику бросилось несколько человек. Тотчас же сообщили о случившемся капитану. Как Петру Васильевичу хотелось в эти минуты быть рядом с боевым другом и товарищам, сделать все для его спасения! Но разве может капитан оставить свой пост, когда судно находится в опасности?! Кто же, если не он, Воробьев, выведет пароход из-под бомбежки!

Механик умирал.

– Вот и отвоевался Ерохин… Не посчастливилось дожить до победы… Стойте до конца, друзья… – прошептал он побелевшими губами склонившимся над ним матросам.

Вскоре выяснилось, что осколком бомбы убило и кочегара Соколова, что четыре бойца серьезно ранены. Тяжело было на душе у капитана. Воробьев приказал отнести погибших, прикрыть их брезентом, оказать первую помощь раненым.

Только бойцы успели выполнить приказание капитана, как услышали встревоженный голос вахтенного матроса:

– В трюмах вода!

– Поляков! Немедленно обследовать корпус и доложить! – отдал капитан распоряжение своему помощнику. – В трюмы спустить отсасывающие шланги.

Действительно, в подводной и надводной частях корпуса оказалось много пробоин. Все свободные от вахты члены экипажа бросились в трюмы и стали забивать пробоины деревянными штырями, заделывать тряпками. Осколки бомб вывели из строя штурвал и машинный телеграф. Помощник погибшего Ерохина, Агапов, вступивший теперь на пост механика, рулевые Филиппов и Елагин быстро отремонтировали рулевое управление. Рейс продолжался…

Много боевых рейсов совершил «Гаситель» в сентябре. По ночам, замедляя ход, весь затемненный, он подходил к правому берегу и принимал на свой борт грузы. Но вот в конце месяца горизонт воды упал. Пароход уже не мог выйти из затона. Тогда приказали поставить «Гаситель» на якорь, а команде – сойти на берег. Нелегко было расставаться с любимым пароходом, но этого требовала обстановка, и члены экипажа беспрекословно выполнили приказ.

Петру Васильевичу Воробьеву пришлось пережить и большое личное горе. Его сын Михаил, офицер, комсомолец, погиб в бою с фашистами, защищая подступы к родному городу. Дочь Катя училась в педагогическом институте, хорошо знала немецкий язык. Когда враг подошел к Сталинграду, она стала разведчицей. Бесстрашная девушка проникала в кварталы, занятые фашистами, добывала ценные сведения для советского командования. Однажды, при выполнении боевого задания, Катя была тяжело ранена гитлеровцами. Умерла она в госпитале.

Известия о гибели детей потрясли Воробьева и его жену, Веру Михайловну. Единственным утешением для них было то, что их дети до конца выполнили свой долг перед Родиной.

* * *

Отгремела Сталинградская битва. У стен города-героя нашли себе могилу отборные войска Гитлера. Победоносная Советская Армия гнала фашистские полчища на запад. Со сказочной быстротой возрождался родной Сталинград. Вместе с промышленными предприятиями становилось на ноги речное хозяйство. На десятках судов был поднят флаг навигации 1943 года. На зов капитана Воробьева быстро откликнулись и не замедлили явиться на пароход четверо из старой боевой команды: главный механик С. А. Агапов, помощник механика И. Н. Агарков, рулевой И. Я. Елагин, масленщик Валеев. И эта небольшая, но спаянная еще в дни битвы группа в короткий срок ввела «Гаситель» в строй действующих судов.

А в скором времени на особо отличившихся в Сталинградской битве судах, в том числе и на «Гасителе», в торжественной обстановке были установлены мемориальные доски.

С тех пор прошло много лет. Давно ушел на заслуженный отдых капитан Петр Васильевич Воробьев, нет на «Гасителе» и многих других ветеранов, но живут и множатся в экипаже славные традиции «Гасителя». И чувство гордости у каждого члена экипажа вызывают высеченные на мемориальной доске слова:

«В период героической обороны Сталинграда против немецко-фашистских захватчиков в 1942–1943 гг. пароход „Гаситель“ работал на сталинградских переправах.

Под артиллерийским и минометным огнем противника, под непрерывными ударами его авиации пароход „Гаситель“ подвозил вооружение, боеприпасы и продовольствие войскам осажденного города-героя.

Слава героическому пароходу и его команде за доблесть и отвагу в боях за нашу Родину!».

П. И. Колшенский [6]6
  Колшенский Павел Иванович, бывший капитан катера «Тринадцатый», ныне пенсионер. Награжден орденом Красной Звезды. Проживает в г. Краснослободске.


[Закрыть]
В ТЕ ГРОЗНЫЕ ДНИ

Летом 1942 года, когда в Сталинграде уже была слышна канонада приближающегося фронта, а вражеские самолеты стали все чаще появляться над городом, нам, пожилым людям, предложили эвакуироваться в тыл. Жил я тогда в Красной слободе, на левом берегу Волги.

– Отправляйтесь подальше от реки, – сказал нам представитель райкома партии, – там будет безопаснее.

Признаюсь, очень обидно мне стало. Как же это? Сорок шесть лет на Волге плаваю, их них не один десяток лет капитаном, и вдруг… езжай подальше от Волги. А чем я хуже других? Я еще Красный Царицын защищал и защищал, кажется, неплохо. Не зря, думаю, имею благодарность от командира особого отряда.

И решил обратиться к товарищу из райкома с просьбой оставить меня на месте. Для порядка поднимаю руку.

– Слушаю вас, дедушка, – кивнул в мою сторону товарищ из райкома.

Меня прямо-таки взорвало. Хотя мне и было тогда 59 лет, но стариком себя не считал. Подумаешь, внучек какой нашелся! Дедушка… Я вскочил и, не сдержавшись, выпалил:

– Вот что… внучек. Ты, может, и вправду в два раза меньше на свете живешь, чем я на Волге плаваю, но все равно я тебе скажу: разлучать меня с нею ты не имеешь никакого права. Никуда я со своего катера не уйду.

Смотрю, товарищ стушевался и начал оправдываться:

– Я только советую.

– Вон моей Елизавете Константиновне да ребятишкам советуй, а меня не тронь, – рассердился, одел фуражку и ушел на вахту.

Помню, через несколько дней, когда фронт стал совсем близко, меня вызвали в штаб воинской части. Высокий военный сказал, что он слышал обо мне, как об опытном судоводителе, и спросил, надолго ли я остался здесь.

– Сколько надо, столько и буду работать, – говорю ему.

А он осторожно, вроде как обидеть меня боится, начинает объяснять:

– Теперь не просто работать, а воевать надо.

– Воевать, так воевать, – отвечаю, – для нас это дело не новое.

– Ну, раз вы согласны, то даю вам срочное задание. Сегодня же пойдете в Астрахань. Повезете ценный груз. Путь опасный. Немцы с воздуха минируют Волгу, обстреливают и бомбят проходящие суда. Ну, а если в груз угодит бомба…

– Все ясно. Где груз получать?

– В шестнадцать часов подойдете к городской набережной, у причала вас будут ждать.

Прихожу на катер. Команда сразу вся ко мне: зачем вызывали?

Объяснил я экипажу задание и приказал готовить судно в рейс.

Матросы принесли свои пожитки, захватили картошки и других продуктов на всю команду. И тут только я спохватился: в команде женщина есть. Помню, Марией звали. Подозвал я ее и говорю:

– Вот что, Мария, мы на серьезное дело идем. Не огурцы с помидорами развозить будем, сама знаешь, время не то. В дороге всякое может случиться… понимаешь?

– Понимаю, – говорит.

– Ну, коли понимаешь, собирай свой сундучок – и скорей на берег. Задание военное, время не терпит.

– А почему я на берегу оставаться должна? – зашумела Мария. – Столько лет плавала, не хуже мужиков справлялась. Нет, с катера не уйду!

Много она тогда мне наговорила.

Подумал и решил: пусть остается.

^{Павел Иванович Колшенский, бывший капитан катера «Тринадцатый» и парохода «Громобой», активный участник обороны Царицына и Сталинградской битвы. Снимок сделан в 1943 году.}

Ровно в шестнадцать мы уже были у причала на правом берегу. Грузились не долго и сразу же пошли на Астрахань.

Навстречу идут караваны, груз их закрыт брезентом, как и наш: не соль, не донецкий уголь или кубанскую пшеницу везут пароходы. Набережная, пристани тоже стали другими. То, бывало, здесь пассажиров и гуляющей публики полно, а сейчас то и дело снуют озабоченные люди. Не слышно ни песен, ни смеха. Волга вроде как притихла, насторожилась.

Сталинград миновали благополучно. Притихший было перед опасностью экипаж повеселел, матросы стали разговаривать громче, послышались шутки.

Солнце шло к закату. Показались Громки. Вот так, думалось, спокойно и до места дойдем, зря тревожились. И тут-то мы услышали прерывистый, нарастающий гул. На берегу ударили зенитки. Теперь уже все поняли: где-то рядом, может, прямо на нас, летит фашистский стервятник. Команда сразу притихла – искали в небе самолет.

«Может быть, мимо пройдет, не заметит», – думал каждый из нас.

Но четырехмоторный бомбардировщик показался, лег на правое крыло и развернулся в нашу сторону.

«Засек, сволочь», – подумал я.

Признаюсь, по телу прошел озноб, а ноги почему-то не мог оторвать от палубы – приросли, что ли? Но руки крепче сжали штурвал, будто в шторм волной грозило судно перевернуть. Подал команду, но в это время катер здорово тряхнуло. Штурвал вырвало из рук, и я сильно ударился о стенку рубки – в глазах помутилось.

«Груз! Не случилась ли беда?»

Я приказал немедленно осмотреть судно и груз. Люди забегали по палубе.

– Все в порядке, Павел Иванович, – как-то весело, я бы сказал, даже игриво доложила Маруся. – Только вот окна побиты. Кто платить будет, Павел Иванович?

– Ничего, придет время, за все заплатят… И в шутку спросил: – А ты, небось, испугалась, а?

– Еще бы, вон какой чертило – живьем слопать готов.

На палубе послышался смех: люди были рады – прошли первое боевое крещение. Но тревога у каждого осталась: самолет еще может вернуться не раз. Посоветовались и решили подойти к берегу, замаскировать судно и переждать налет.

Команда быстро маскировала судно. Не успели мы присесть отдохнуть, как опять послышался гул самолета. Пришлось уйти в безопасное место и ждать – тут уж ничего не поделаешь.

Неподалеку от нашего катера стояла замаскированная баржа с горючим.

«Неважное соседство выбрали, – подумал я, – слишком накладно будет, если враг одной бомбой станет по два судна топить». Но менять место стоянки было уже поздно: бомбы начали рваться одна за другой – фашистским летчикам, видно, удалось обнаружить наши суда.

^{Матрос парохода «Громобой» комсомолец Б. К. Сафонов. За образцовую работу на сталинградских переправах награжден медалью «За боевые заслуги».}

Всю ночь не спала команда – самолеты так и летали над Волгой. Только к рассвету все затихло. Мы радовались – наш катер остался целым! Правда, воздушной волной его почти выбросило на берег, а уцелевшие от первого налета стекла выбило вместе с рамами, но путь можно было продолжать. Пришлось долго возиться, чтобы оторваться от берега. Но солнце еще не поднялось, а мы уже плыли на юг.

Днем шли спокойно, а перед вечером на одной из пристаней нас предупредили: дальше могут быть мины – не зря тут фашистские стервятники кружились.

Над Волгой сгущались сумерки, а скоро стало совсем темно. Ночью легко напороться на мину, но надо было спешить. И мы решили не останавливаться.

– Скоро Никольское, плес я здесь хорошо знаю. Вы бы пошли отдыхать, Павел Иванович, – говорит мне рулевой. Но оставить пост я не решился. Признаться, предостерегающей мне показалась тишина.

Тревожное предчувствие не обмануло. Вскоре с правого берега послышался уже знакомый прерывистый гул.

– Темно, не заметит, – подумал я и не изменил курса катера.

Самолет шел вдоль Волги, пролетел над нами, потом развернулся, пролетел еще раз, и ночную темь разрезали длинные светящиеся нити трассирующих пуль. Хвосты нитей гасли в воде за кормой катера. Потом они огненным градом застучали по палубе и обшивке катера. Самолет сделал еще один заход, и вдруг прямо над головой повисла осветительная ракета. Хищник спустился ниже и носился над нами, поливая свинцовым дождем.

– Полный вперед! Самый полный! – крикнул я механику.

Катер задрожал и прибавил ходу. А я рулем начал бросать его из стороны в сторону.

Наконец фашист пустил последнюю очередь и улетел.

В Астрахань пришли утром. Пока шла разгрузка, осмотрели катер. Были побиты все стекла, изрешечена пулями палубная надстройка. Катер был похож на крепость, которая перенесла осаду. Но наша «крепость» не могла отвечать врагу огнем. Маленькая команда обладала только упорством, мужеством и большим желанием выполнить задание. Победили мы.

Ремонтировать катер некогда было: уже на рассвете следующего дня отправились в обратный рейс. У нас появились попутчики – в Сталинград еще шли пароходы и теплоходы с баржами. К этой колонне пристроились и мы. Шли в кильватер, подальше друг от друга. Впереди расчищал дорогу минный тральщик. Как-то спокойнее плыть, когда видишь, что рядом с тобой твои друзья-речники. Да и небо было чистое: вражеские самолеты не показывались. Но в военное время тишина всегда обманчива. Если враг не идет напролом, затаился, значит, жди от него какой-нибудь пакости. Так случилось и на этот раз.

У села Солодники, куда уже подходил головной теплоход, вдруг раздался взрыв большой силы. Там, где было судно, которое шло за минным тральщиком, поднялся огромный столб воды. Раздались крики о помощи.

Теплоход сразу затонул, но оставшихся на воде людей надо было спасать. Все суда спешили на помощь гибнувшим товарищам. Вскоре снова колонна взяла курс на Сталинград.

– Можете отдыхать, – сказал нам представитель командования, когда мы доложили о выполнении задания.

Теперь, пожалуй, и побриться можно. Когда я уселся перед осколком зеркала, рука невольно потянулась к волосам. Сначала я даже не поверил, что они поседели… Чего не сделали длинные годы, свершилось за несколько дней первого боевого рейса.

* * *

Через два дня снова вызывают.

– Видишь, Павел Иванович? – Начальник переправы указал на Сталинград, затянутый дымом пожарищ.

– Вижу, – говорю, – ничего не щадят паразиты!

– Гитлеровцы за тракторным к Волге вышли, а ведь в городе много детей и женщин. К тому же войскам, защищающим город, требуется оружие, боеприпасы, продовольствие.

– Когда надо выходить в рейс? – опросил я.

– Сейчас.

С этого августовского дня наше судно беспрерывно перевозило женщин, детей, раненых, заводское оборудование на левый, а военных, боеприпасы и оружие – на правый берег. Чтобы больше захватить грузов, водили с собой дощаник.

Всякое бывало. Тот, кто тогда работал на переправах, никогда не забудет этих рейсов. Катер приходилось водить под ливнем пуль, среди разрывов снарядов и мин. Работали днем и ночью, почти без отдыха.

Однажды, в сентябрьскую ночь, мы получили приказ идти в Сталинград. Холодное ночное небо рассекали огромные лучи прожекторов. Встав вертикально, они вдруг падали на воду и медленно шарили по гребням волн. Если же на Волге лучи «схватывали» какое-либо судно, то здесь сразу же начиналась бешеная пляска водяных столбов – рвались снаряды.

Но приказ есть приказ. Надо идти. Отвалив от берега, мы пошли знакомым кураж. И скоро лучи, метавшиеся по Волге, нащупали наш катер. Попробовали мы вырваться из этого плена – не вышло. По сторонам, за кормой и впереди судна поднялись огромные космы воды. Взрывы следовали один за другим. Тут-то и случилась беда: перед глазами сверкнула вспышка, раздался оглушительный взрыв.

– Пробоина в корпусе, машину заливает водой! – кричит мне механик.

– Жми сколько можешь, – приказываю ему, а сам разворачиваю судно к берегу.

Второй взрыв подбросил катер. Вода с ревом хлынула в корпус. Катер еще шел к берегу, но привычного шума машины я уже не слышал. Палуба, казалось, уходит из-под ног.

«Это конец», – пронеслось в голове.

Вода покрыла палубу, заполнила рубку. Команда вплавь стала довираться до берега. Пришлось покинуть мостик и мне. Недалеко от берега катер лег на дно. Из воды торчала только труба.

Жалко, до слез было жалко расставаться со старым, проверенным другом, нашим катером «Тринадцатый».

– Не горюй, капитан, – сказал мне заместитель начальника пароходства Сергей Иванович Везломцев, когда я доложил о гибели «Тринадцатого». – На войне всякое бывает. Отдохни немного, на другое судно назначим.

Скоро мне довелось вести в первый рейс баркас «Капитан Иванищев». Текли боевые будни. Крепкий узелок завязался поздней осенью в районе завода «Красный Октябрь». Туда и ходил с боеприпасами и подкреплением «Капитан Иванищев».

Грузов теперь брали в три раза больше, чем до войны – судов не хватало. Но машина работала четко, бесперебойно. Оружие, боеприпасы, подкрепления доставляли в срок. Правда, работать стало куда сложней: гитлеровцы вышли на Мамаев курган и, просматривая Волгу, корректировали огонь своей артиллерии по нашим судам. Пришлось перевозить грузы только ночью. К рассвету все суда причаливали к левому берегу и маскировались. Свято блюли мы это правило. Двадцать восемь ночей водил наш баркас баржи, а к утру затихал, «обрастая» зеленью.

Надолго я плавал на «Капитане Иванищеве» – назначили капитаном парохода «Громовой». Его я водил до разгрома гитлеровцев под Сталинградом. Разбили проклятых фашистов – занялись мирным делом. Здесь, на Волге, его хватало. Пятнадцать лет после Сталинградской битвы я служил капитаном. Но стало подводить здоровье. На пенсию пришлось уйти. Теперь я не держу штурвала в руках, но всем сердцем и душой я с Волгой-матушкой, со сталинградскими речниками, трудом своим умножающими славу волгарей.