Текст книги "Нет жизни никакой"

Автор книги: Антон Твердов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц)

Перечитав написанное, Виталий улыбнулся и продолжал:

«На улице Челюскинцев в доме тридцать семь, в третьей квартире на первом этаже сдох хомячок Виссарионыч, но этого никто не заметил.

На Бабушкином взвозе сорвалась с крыши двенадцатиэтажного дома пегая кошка Марина и разбилась насмерть.

В районе Ильинской площади задохнулся в газовом облаке вместе с хозяевами пес Моисей.

От безысходности и немоты удавился в телеграфных проводах сбежавший из домашней клетки попугай Трупик.

Над могилой Концовой день и ночь кружились голуби, роняя белоснежные хлопья пуха, потому что одноглазый кладбищенский сторож Шурик вывалил неподалеку кадушку гнилой капусты…»

Закончив, Дрыгайло откинулся на спинку кресла и удовлетворенно выдохнул. Привычным пробегом по клавишам поставил под текстом статьи:

– Роман Багдадский, – потом подумал и добавил: – Главный редактор, – и закурил.

Дрова, доставленные сегодня с утра охранником Осипом, догорали в камине. Все еще находясь под впечатлением собственной статьи, Дрыгайло рассеянно подумал о том, что неплохо было бы сломать старый забор на заднем дворе редакции – потому что этот забор ничего ни от кого не загораживает, а служит для близживущих юных оболтусов местом для письменных самовыражений. Верный своей привычке искать во всяком явлении жизни оборотную сторону, Виталий всегда ходил в редакцию «Саратовского Арарата» через задний двор, и присутствующие на заборе граффити типа «Маруся – гнида», или «Олег – лох», или «Сокол-Саратов» – высшая лига» его неизменно бесили.

– А обломки на дрова пустить, – вслух проговорил Дрыгайло.

Он нагнулся и достал из-под стола полуопорожненную бутылку дешевого портвейна, отпил глоток и вернул бутылку в исходное положение – рядом с ножкой стола. Виталий не признавал дорогой выпивки, потому что искренне считал, что алкоголь – он и есть алкоголь, в каких видах его ни употребляй – в виде коньяка ли, водки ли, дорогих иностранных напитков с труднопроизносимыми названиями, – все равно результат один и тот же – опьянение, мутный сон и похмелье. Тогда зачем платить бешеные бабки за бутылку крутого заморского зелья, если на сотую часть суммы можно свободно нахерачиться отечественной сивухой?

Дрыгайло вздохнул, снова достал бутылку, поставил ее на стол и уже не убирал. Затем он извлек из ящика стола запыленный стакан, дунул в него и плеснул туда портвейн. Но пить сразу не стал – покрутил в руках бутылку, прочитал надпись на криво приклеенной этикетке:

– Вино плодово-ягодное, крепкое, розовое… Прочитав, Дрыгайло усмехнулся и, пробормотав иронически:

– Сколько эпитетов… – опрокинул стакан в глотку.

В бутылке оставалось еще немного. Дрыгайло усмехнулся неизвестно чему, потом поморщился, потому что вспомнил, как он сегодня утром покупал эту самую бутылку.

Как назло, в магазине, куда по пути на новое место работы зашел Дрыгайло, толкалась эта толстая тетка – бухгалтер из вверенной Виталию редакции.

«Как ее зовут-то? – угрюмо подумал Виталий. – Имя еще чудное такое… Розалина Петровна, вот. И чего она тут делает-то? Время-то рабочее уже – половина девятого утра. О, бублики покупает. Ну, купила, иди отсюда. В молочный отдел пошла… Ч-черт. Сейчас меня заметит. Какого хрена в этом магазине молочный отдел с бакалейным совмещен? Жаль, кабаки в округе в такое время закрыты все. А то бы сел спокойно где-нибудь и… Голова прямо как довоенный трамвай – звенит, дребезжит, гудит. Нет, не надо было вчера с дядей бухать. А не бухать – нельзя. Обидится. Все-таки должность мне через него досталась».

Виталий сглотнул и поморщился. Горло было пересохшим, как будто всю ночь он жевал песок.

«Да пошла она! – с остервенением решил Виталий. – Ну и что, что увидит? Что я – каторжный, что ли? Подумаешь, с утра спиртное в магазине покупаю… А куда деваться – похмеляться-то все равно надо. И вчера – когда общее собрание редакции было – от меня пивом попахивало крепко. Проклятый дядя напоил… Эти бухгалтеры… и остальные журналисты, и Розалина Петровна в частности, Давно, наверное, уже меня алкоголиком считают. А, плевать… Что они мне сделают? Я, между прочим, теперь главный редактор журнала. А они мои подчиненные. Авторитет пострадает… Плевать. Если не похмелюсь, голова моя пострадает…»

– Виталий Анатольевич! Дрыгайло вздрогнул и обернулся.

– Здравствуйте, Розалина Петровна, – сдержанно поздоровался он.

– Молочка покупаете? – осведомилась Розалина. – Это хорошо. На завтрак-то… А то, вы знаете, у нас в редакции уже говорят, что вы пьете много. Глупости, конечно, я не слушаю их… Хотите, скажу вам, от кого именно такие поганые слухи пошли?

– Я не много, – сказал Виталий, морщась от головной боли, – я только по праздникам…

– По праздникам можно, – расплылась в доброжелательной улыбке Розалина Петровна, – мне ряженки, пожалуйста, – сказала она подошедшей продавщице, – с клубникой и с малиной.

Почти сразу же появилась вторая продавщица. Направилась к скучающему у прилавка Виталию.

– Вам помочь чем-нибудь?

– У вас… молоко свежее? – спросил Виталий, косясь на Розалину Петровну, старательно выбирающую себе пакетики с ряженкой.

– У нас все продукты свежие, – немного удивленно ответила продавщица.

Розалина Петровна приобрела еще пачку творога и выясняла теперь у продавщицы, можно хранить продукт в открытом виде или нет. Уходить она, кажется, не собиралась вообще.

«Лахудра, – злобно подумал Дрыгайло. – Рабочее время уже! Распустились сотруднички под началом Турусова, распустились. Вот выговор ей объявлю, будет знать… О, как голова болит…»

– Йогурт, – едва ворочая костеневшим языком, попросил Виталий, – бананово-клубничный. Есть?

– И банановый есть, и клубничный…

– А из кефиров что у вас?

– Выбирайте, пожалуйста… – Продавщица указала на целый ряд белых бутылочек. Рядом, между прочим, призывно мерцали разноцветные бутылки с алкогольными напитками.

Розалина Петровна, сложив приобретенные молочные продукты в сумку, уставилась на полку, где полукругами лежали различные сыры, и глубоко задумалась.

– Ря… ряженка есть? – спросил Виталий, изо всех сил ненавидя Розалину Петровну.

– Есть, – ответила продавщица.

– Масло и этот… как его… творог?

– Есть.

– Свежие?

– Конечно…

– Дайте бутылку портвейна, пожалуйста, – неожиданно для себя рявкнул Дрыгайло, – сыр… Сырок, вон тот. Плавленый…

Розалина Петровна открыла рот. Виталий молча собрал покупки и, кивнув остолбеневшей сотруднице, вышел из магазина вон…

Дрыгайло пошевелился в кресле, допил остатки портвейна из горлышка и вдруг расхохотался, припомнив еще, какими глазами смотрела на него бухгалтер.

«А вот уволю ее, правда, – легко подумалось ему. – Наверное, весь день сегодняшний занималась тем, что расписывала утреннюю сценку подружкам».

Отхохотавшись, Виталий встал из-за стола, прошелся по кабинету и остановился спиной к окну – лицом к северной Стене, на которой висел большой портрет великого русского романтика Жуковского в такой точно массивной золоченой раме, в какую пару десятков лет назад принято было обрамлять обязательные для интерьера любого кабинета Портреты вождей революции.

Дрыгайло посмотрел на портрет, вспомнил о невесть куда кинувшем бывшем редакторе и философски подумал: «Жил-был человек и нет его…»

И тут же вздрогнул от внезапного стука.

По-зимнему плотно заклеенные оконные рамы распахнулись точно от сильного порыва ветра. Стекла лязгнули, и испуганно вскрикнувший Дрыгайло резко обернулся и попятился от окна. Снежный вихрь ворвался с теплое нутро кабинета – пламя очага, вначале съежившееся, вдруг вспыхнуло так ярко, что Дрыгайло снова вскрикнул и шарахнулся от камина, наткнулся на стол, крепко ударив бедро, но вдруг замер, забыв даже про ушиб, – на покачивающейся от ветра оконной раме сидел, поджав под себя лапки, большой попугай. Поток холодного воздуха взъерошил напластования бумаги на столе.

– Господи… – прошептал ошарашенный Виталий и первый раз в своей жизни перекрестился.

Попугай внимательно и укоризненно посмотрел на человека, приподнялся, переступил с лапки на лапку и качнул хохлатой головкой.

Дрыгайло сглотнул.

Несколько минут прошло в молчании. На исходе пятой минуты Дрыгайло наконец оторвал свой взгляд от заморской птицы, осторожно выдохнул застоявшийся в легких воздух и отступил к двери.

«Чего это я так напугался? – шевельнулись в его голове мысли. – Ну, птичка в окно залетела… Птичка и больше ничего… Только откуда она взялась? Тропические попугаи в наших местах – вещь редкая… А он еще, наверное, и говорящий…»

– Ты кто? – чтобы проверить свое предположение, спросил Дрыгайло у попугая.

– Степа хор-роший, – незамедлительно отозвалась птица и, сорвавшись с рамы, перелетела на стол, по-хозяйски прошлась по бумагам и пару раз клюнула монитор.

– Кыш, – неуверенно проговорил Дрыгайло. – Испортишь машину.

Попугай перевел на него взгляд черных глаз-бусинок и несколькими ударами лапок разметал по столу бумаги, потом посмотрел в монитор, на котором светилась только что законченная Дрыгайло статья, и четко выговорил:

– Хер-рня!

Виталий вздрогнул, но тотчас взял себя в руки. Простое совпадение: то, что попугаи могут разговаривать, то есть – повторять слышанные где-то когда-то слова – это известно, а вот о попугае, который умел бы читать, нигде никогда упоминаний не было. И вообще откуда этот попугай взялся? Сбежал из живого уголка? Но ведь в редакции никогда не было живого уголка.

– Попка, – сказал Дрыгайло. – А ну пошел вон…

Попугай возмущенно гаркнул, взвился в воздух и, пролетев пару кругов по кабинету, опустился на монитор и в упор поглядел на Дрыгайло. Тот не нашелся, что сказать. Тогда странная птица снова спрыгнула на стол, повернулась в сторону портрета Жуковского и поклонилась, церемонно шаркнув лапкой по поверхности стола.

В сознание Виталия вдруг закралась неожиданная и страшная мысль.

«А что, если это не просто попугай, – подумал он, – а дух покойного Степана Михайловича? Явился из багровой темени ада, чтобы наказать меня за то, что я обманным путем занял его место».

Попугай снова что-то хрипло гаркнул, словно подтверждая невысказанные слова Виталия. Дрыгайло подпрыгнул На месте.

– Степа хор-роший! – повторил попугай.

«Точно, – холодея от ужаса, подумал Дрыгайло, – это призрак. Решил утащить меня в преисподнюю… Господи, как же надо от призраков избавляться? Святая вода? Крестное знамение?»

Дрожащими руками Виталий попытался изобразить крестное знамение, но у него получилось что-то вроде пионерского салюта. Живой воды тоже не было. Тогда полуобезумевший от ужаса Виталий рухнул на колени и завопил:

– Смилуйся, мрачный дух! Не по своей воле, но во исполнение приказа от ближайшего родственника решился я занять место главного редактора журнала «Саратовский Арарат» досточтимого Степана Михайловича…

Выслушав эту галиматью, попугай изумленно посмотрел на коленопреклоненного Дрыгайло и явственно проговорил:

– Пр-ридурок!

– Придурок, – поспешно согласился Дрыгайло, – но во исполнение приказа ближайшего родственника…

– Р-редактор-р! – явно издевательски пророкотал попугай. – Дер-рьмо!

– Дерьмо, – не стал спорить перепуганный Виталий. – Я и мизинца вашего не стою, Степан Михайлович…

– Пр-рочь!

Виталий послушно ломанулся из кабинета, но врезался в дверь, которая оказалась закрытой и отчего-то не открывалась – то ли заклинило старый английский замок, то ли прыгающие руки Дрыгайло никак не могли справиться с круглой никелированной, жалобно дребезжащей ручкой.

– Пр-рочь!!!

Несмотря на смиренность и готовность уничтоженного Виталия выполнить любой приказ, попугай Турусов свирепел все больше и больше – очевидно, до него наконец дошло кого именно назначили на должность главного редактора «Саратовского Арарата». Он снова взлетел, пернатым шаром перекатился по гудящему от снежного ветра воздуху кабинета, подлетел к суетящемуся у двери Дрыгайло и массивным клювом бухнул тому в затылок.

Завизжав от боли, Виталий упал ничком, прикрывая голову руками.

– Дур-рак! – неистовствовал попугай, долбя клювом голову скулящего Дрыгайло. – Необр-р-разованная р-рухлядь!

Дрыгайло скулил. Попугай взлетел повыше, чтобы спустя секунду снова обрушить на несчастного Виталия серию череподробительных ударов, но – вдруг застрял в воздухе.

– Клиент готов! – раздался вдруг в комнате голос, никому из присутствующих вроде бы не принадлежащий. – Канал связи между мирами установлен. Делаю – р-раз!

– Кто это? – вскочив на ноги, заозирался Дрыгайло. И тут произошло нечто совершенно невообразимое – мигом пернатое тельце попугая раздулось вдвое против нормального размера и лопнуло – во все стороны полетели перья, и в той точке пространства, где только что находилась птица, вдруг возник маленький человечек, рогатый и клыкастый – и источавший ко всему прочему нестерпимые запахи горящей серы и давно нечищенного птичника.

– Фу-ты, ну-ты… – отфыркиваясь и стряхивая с себя перья, проговорил человечек, – как наш Степа раздухарился. А ты что же – его место уже успел занять? Шустрый парень.

Ноги Дрыгайло подломились сами собой, он хотел было снова упасть на колени, но чувство равновесия изменило ему, и он тяжело брякнулся на задницу. А крылатый человечек между тем деловито облетел кабинет, с интересом оглядываясь; закрыл окно и удобно пристроился на подоконнике.

– Итак, – проговорил он, обращаясь, судя по всему, к сидящему на полу с выпученными глазами Дрыгайло, – Начнем наш разговор. Кто такой Шорох знаешь?

Дрыгайло кивнул.

– Отлично, – потер маленькие ладошки человечек. – А где он сейчас находится знаешь?

Виталий снова кивнул.

– Ага… Можешь точно описать место, где его найти? Еще один кивок.

– Великолепно! Ну и где его искать? Дрыгайло кивнул.

– Не понял, – нахмурился человечек и повторил вопрос:

– Где Шороха найти можно?

Дрыгайло кивнул, потом кивнул еще раз, а потом еще – вдруг без перерыва задергал головой вверх-вниз, как курица, клюющая зерна. Человечек присвистнул.

– Ничего себе, – сказал он, – это надо же человека так занервировать… Эй! – позвал он. – Как тебя… Ви… Вита-ля! С тобой все в порядке?

Дрыгайло увеличил амплитуду возвратно-поступательных движений до такой степени, что полуцутик Г-гы-ы (а это был, конечно, полуцутик Г-гы-ы) всерьез испугался, что у Дрыгайло сейчас отлетит голова.

«А допрашивать безголового – дело пропащее, – подумал полуцутик. – Тем более что люди, лишившись головы, кажется, должны перемещаться из мира живых в Первый Загробный, а в Первый Загробный для нас сейчас добраться сложнее, чем в мир живых, – мы же в розыске…»

– Даже не знаю, что и делать, – вслух проговорил полуцутик.

И тогда в комнате раздался еще один голос:

– Дай-ка, я попробую!

– А ты сможешь? – недоверчиво отозвался полуцутик.

– И не таких козлов ломал, – произнес тот же голос. – Когда я еще под Петросяном ходил, как-то, помню, барыга один заупрямился и ни в какую не хотел говорить, где У него сбережения лежат. Так мы его в мусоропровод вниз головой засунули – так что одни ноги наружу торчали – и лампочку в подъезде выкрутили.

– И что? – заинтересовался полуцутик.

– Вечер был, жильцы ходили один за другим мусор выбрасывать, и в темноте думали, что мусоропровод забился. Ну и… прочищали… Кто палкой, что шваброй… Ладно, не о том речь… Пусти-ка, я попробую.

Поняв, что в комнате, кроме страшного рогатого человечка, находится кто-то еще, Дрыгайло обхватил голову руками и вскочил. Но, увидев, как рогатый, взвившись под потолок, раздулся и лопнул, а в комнате очутился полуголый парень с растрепанными светлыми волосами и в набедренной повязке, замысловато сконструированной из листьев какого-то растения, – только слабо вякнул и закатил глаза. И провалился в спасительную розовую пучину глубокого обморока.

Через несколько минут новоиспеченный главный редактор ощутил себя лежащим на рабочем столе в позе, исключающей всякую возможность сопротивления: Дрыгайло помещался на поверхности стола на животе, руки его были заведены назад и привязаны компьютерным шнуром к лодыжкам.

– Помогите! – попытался было крикнуть Виталий, но, как выяснилось, его голосовые связки были способны теперь лишь на слабый крик.

– Отлично, – прозвучал смутно знакомый Виталию голос откуда-то сбоку. – Не потерял я еще квалификацию. Прекрасная «ласточка» получилась.

Не без опасности для равновесия Дрыгайло повернул голову туда, откуда слышался голос, и обомлел – рядом с ним стоял тот самый парень в невообразимой набедренной Повязке. Дрыгайло снова закатил глаза и от всего сердца пожелал себе опять лишиться чувств, но этого у него не получилось.

А парень между тем, деловито оглянувшись по сторонам, спросил:

– Есть у вас тут утюг?

– Зачем? – пискнул Дрыгайло.

– Пытать буду, – объяснил парень.

Кого именно этот парень собирался пытать, Виталий – вследствие крайней затуманенности сознания – сообразить не смог, поэтому ответил следующее:

– Утюга нет. Есть принтер.

– Принтер? – удивился парень. – А он-то зачем?

– Можно крышкой принтера что-нибудь кому-нибудь прищемить, – подсказал Виталий, больше всего на свете желающий угодить и умилостивить пришельца. – Тоже больно.

– Идет, – подумав, согласился парень, – но дверью прищемить – это, наверное, лучше будет.

И, схватив Дрыгайло за воротник рубашки, без усилий приподнял его и поволок к двери. Тут Виталий наконец догадался, что участь подвергнуться пыткам предназначена именно ему и никому больше, завопил:

– На помощь!!! – и незамедлительно получил страшной силы удар по шее. – Я больше не буду! – всхлипнул Виталий, сразу после удара оставив всякие попытки привлечь внимание охраны редакции к тому, что происходит в кабинете главного редактора. – Отпустите меня, пожалуйста.

Парень остановился и аккуратно положил скрученного Дрыгайло на пол.

– Если ответишь на мои вопросы, отпущу, – сказал он.

– Все что угодно! – истово выдохнул Виталий.

– А если опять орать будешь… – Парень значительно кивнул на дверь. – Устрою сеанс членовредительства. Знаешь, какую часть тела удобнее всего дверью защемлять?

Этого Дрыгайло не знал, но догадывался, не испытывая, впрочем, никакого желания проверить на практике правильность своего предположения.

– Все скажу! – снова прохрипел Дрыгайло. – Не надо… членовредительства…

– Где Шорох?

– По последним д-данным, – спотыкающимся голосом начал Виталий. – Находится в районе… в Волжском р-рай-оне. М-м-милиции пока не удалось… Я об этом п-п-писал в последнем н-номере ж-ж-ж-ж-ж…

Парень влепил Виталию подзатыльник. В горле последнего раздался негромкий звук, похожий на тот, когда соскользнувшая патефонная иголка снова возвращается в родную канву, и Дрыгайло довольно бодро продолжил:

– …в последнем номере журнала «Саратовский Арарат». Шорох оккупировал помещение ночного клуба «Ротонда», захватив в заложники весь обслуживающий персонал, и выдвинул требования – миллион долларов, вертолет с запасом бензина до Лас-Вегаса, трех танцовщиц балета «Тодес» и ящик водки. Силы спецназа сейчас окружили район и никто н-н-н-н-н…

После второго подзатыльника Дрыгайло икнул и договорил:

– И никто не знает, чем все это закончится.

– Спасибо, – ответил парень. – Значит, в «Ротонде». Теперь для тебя следующее задание. Прямо сейчас отправляешься в «Ротонду» и любыми правдами и неправдами проникаешь как можно дальше за кольцо окружения ментов. У тебя редакционное удостоверение, у тебя получится.

– Слушаюсь, – по-солдатски ответил Дрыгайло. – Отпустите меня, пожалуйста, а?

Парень что-то хотел ответить, но раздавшийся в тишине комнаты голос невидимого теперь рогатого проговорил:

– Никита! Время заканчивается. Канал сообщения между мирами сейчас закроется.

– Понял, – проворчал Никита, снова открыл рот, но снова ничего не сказал. Неожиданная ярчайшая, но беззвучная вспышка оранжевого света на мгновение ослепила Дрыгайло – и парня не стало.

Виталий подергался немного на полу, стараясь освободиться от пут, но, не добившись никакого результата, стал звать на помощь.

Ни в тот вечер, ни на следующий день в район, где находился ночной клуб «Ротонда», он не попал, потому что прибежавший на его зов охранник Осип первым делом вызвал милицию, а уже потом, когда Дрыгайло, плача, заявил Осипу, что минуту назад редакцию посетил прилетевший через окно в обличье попугая Степан Михайлович Турусов, охранник снова взялся за телефон и вызвал на этот раз бригаду скорой психиатрической помощи.

Санитары явились много быстрее милиционеров, так что Виталию Дрыгайло первые показания оперативникам пришлось давать в обитой слоями войлока камере, одетым в белую смирительную рубашку.

– Ты, Никита, дурак, извини меня, конечно, – сказал полуцутик, устало разминая пальцы. – Я столько сил потратил на то, чтобы устроить этот… спиритический сеанс с миром живых, а ты… все усилия мои обосрал.

– Почему? – хмуро спросил Никита, хотя прекрасно знал, что ответит ему полуцутик.

– Да потому что не развязал этого придурка, прежде чем прервался канал. Как он тебе связанным в эту вашу «Ротонду» пойдет? А если он туда не пойдет, то мы не сможем снова установить через него канал сообщения. То есть сможем, но нам уже это ни к чему будет. Я так гениально все задумал – этот придурок идет в «Ротонду». Мы опять устанавливаем канал сообщения – и по этому каналу попадаем на короткое время в мир живых. А уж за это короткое время добраться до Шороха – раз плюнуть. Нас-то земные менты остановить никак не смогут.

– Ну виноват, – пробормотал Никита, отводя глаза в сторону.

– Виноват! – фыркнул полуцутик. – Все труды насмарку.

– Кошмар-р! – заорал Степан Михайлович, еще до конца не успокоившийся после того, как узнал, что его место занял не кто-нибудь, а презренный корреспондентишко Дрыгайло.

– Э-эх! – вздохнул полуцутик.

Никита поднялся, шире приоткрыл створку кабинки-генератора и свесился внутрь. И принялся копаться в лязгающих металлических внутренностях прибора.

– Ты чего? – поинтересовался Г-гы-ы. Никита не ответил.

– Ты чего делаешь?

– А если он все-таки попадет в «Ротонду»? – предположил Никита, вынырнув на минуту из кабинки. – Вдруг?

– Не попадет, – убежденно проговорил полуцутик. – По твоей глупости. Так ты чего все-таки делаешь?

– Настраиваю генератор, – буркнул Никита и снова скрылся в глубине кабинки. – Ввожу в него пока один только параметр, – загудел он оттуда, – географический. Город Саратов, Волжский район, речной берег, ночной клуб «Ротонда». Ты все-таки через какое-то время попытайся снова наладить контакт с этим… как его, Степа?

– Др-рыгайло! – с отвращением проговорил попугай.

– Во-во. Может быть, он там. Может быть, у него получилось. В таком случае попытаемся того… выйти на Шороха и того… обменять его на меня. Или на него – на попугая.

– То есть – на Степу.

– Степа хор-роший, – поддакнул Степан Михайлович. – Ладно, – хмыкнул Г-гы-ы. – Тогда не беспокойте меня, пока я набираюсь сил для предстоящего контакта. Я медитировать буду.