Текст книги "Нет жизни никакой"
Автор книги: Антон Твердов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 21 страниц)
Далее: честный мент Прокофьич, в отличие от главного героя здравствующий и поныне, – классически-карикатурный мент, изъяснявшийся исключительно корявым языком милицейских протоколов в лучших традициях жанра.
И еще Семенов – колоритный представитель коррумпированного чиновничества – тупой, но хитрый, низенький, но толстый.
Начиналось бы действие в психиатрической клинике, однако основная часть приходилась бы на приключения героев в городке, где эта самая клиника находится. Других обитателей психушки Вася вряд ли четко прорисовывал бы, если только в первой части действия немного бы выделил, и то не для придания соответствующего колорита, потому что психушка для Васи была не экзотическим каким-то местом, а, так сказать, суровыми трудовыми буднями, и уподобляться большинству писателей, которые, кокетничая с аудиторией, спекулируют такой благодатной темой, как психушка, Вася не хотел и не мог. Ну, кроме Галины, описал бы он еще, наверное, парня по имени Гаврик, представляющего себя псом Мухтаром из одноименного фильма, – и то потому что этот самый Гаврик был приятелем Васи… то есть Фердинанда.
Начиналось бы… Нет, хотя Вася свой роман так и не написал, но события, которые он собирался описать, действительно присутствовали в его жизни, так что рассказывать о последнем прижизненном приключении Васи надо, не используя сослагательного наклонения вовсе. То есть уже не «начиналось бы», а действительно начиналось все тогда с того, что санитар-практикант психиатрической клиники, желая потрафить безумию Галины, подарил последнему детскую мягкую игрушку – чебурашку. Галина, «разрешившись от многолетней бремени», до упора счастливый, заснул в своей палате, обнимая дорогого чебурашку, которого, конечно, считал своим долгожданным сыном. Однако наутро чебурашка пропал, и Галине не осталось ничего другого, как излить свое горе Фердинанду, которого он нашел во дворе выгуливавшим Гаврика.
Разволновавшийся Фердинанд сразу превратился в сыщика Шерлока Холмса и тут же начал величать Галину не иначе, как доктором Ватсоном. Шерлок Холмс и доктор Ватсон провели в клинике обыск среди больных и персонала, но ничего не нашли. В клинике остался только один человек, которого сыщики по понятным причинам еще не брали в оборот, – Семенов, главный врач, почетный гражданин городка, личный друг мэра, известный спонсор и деятель благотворительности. Фердинанд-Шерлок раскинул мозгами и на основании своих умозаключений сделал вывод, что именно Семенов виновен в краже сына Галины, – и начал слежку. И надо же было такому случиться, что в течение слежки Фердинанду и Галине удалось выбраться из клиники – причем в багажнике личной машины Семенова, когда тот направлялся в колонию для малолетних преступников, чтобы провести там очередную благотворительную акцию.
Попав в колонию, Фердинанд осмотрелся в застенках и немедленно представил себя Владимиром Ильичом Ульяновым-Лениным, а Галину назвал Надеждой Константиновной. Пока Семенов выступал с речью перед шеренгами колонистов, Фердинанд-Ленин и Галина-Крупская прошарили по баракам в поисках пропавшего сына, которого, по их мнению, Семенов мог упечь в тюрьму (то, что, по сути, сын Галины должен быть еще младенцем, никого не смущает, ведь Галина «вынашивал» сына несколько лет). Не найдя чебурашку в колонии, Фердинанд-Ленин и Галина-Крупская организовали «побег из Шушенского», прихватив с собой тюремный автобус с находившимися там малолетними преступниками и шофером, которого по пути выкинули в придорожную канаву. Пока Галина разбирался с системой управления автобуса, Фердинанд-Ленин взбудоражил неокрепшие души дефективных страстными лозунгами типа «Грабь награбленное!»; «Смерть буржуям!» и «Вернем Надежде Константиновне ее сына!» – да так искренне, что дефективные полностью прониклись доверием к умалишенному, и один из них, узнав, что друзья ищут пропавшего сына Галины, вспомнил и рассказал Фердинанду-Ленину историю об одном находчивом наркодельце, который распространяет свое зелье в карамельных конфетах «Лютик». Дефективный тот одно время работал на этого наркодельца, поскольку тот тщательно следил за тем, чтобы наркотические конфеты разносили и продавали несовершеннолетние. Галина, не выпуская из рук руля, забился в истерике – его сына могут сделать преступником! До крайности возмущенный такой пакостностью Фердинанд-Ленин перевоплотился в Фердинанда-Суворова и повел свой отряд дефективных на штурм загородного особняка воротилы наркобизнеса. Загородный особняк Фердинанд-Суворов во время штурма упрямо именовал Измаилом, сыпля при этом прибаутками и приговорками, которые историки часто приписывают легендарному полководцу: «Пуля —дура, штык – молодец» и так далее. Галину Фердинанд-Суворов переименовал в Мишку, как звали любимого коня Александра Васильевича Суворова, и перед штурмом расчесал Галине «гриву» и накормил овсом.
В конце концов отряд дефективных во главе с Фердинандом-Суворовым верхом на Галине-Мишке взяли штурмом особняк-Измаил. Наркоделец, сам довольно активно употреблявший наркотические карамельки «Лютик», воспринял все происходящее как пришедшую наконец божью кару за все его грехи. Одурманенный собственным зельем наркобарон покаялся и расплакался, а на вопрос Фердинанда – где находится сын Галины – ответил, что сына украли инопланетяне, главный из которых – почетный гражданин города Семенов, которого наркобарон прекрасно знает. Бред находящегося в состоянии наркотического опьянения Фердинанд и Галина восприняли как чистую правду, и то, что наркобарон близко знаком с Семеновым, их тоже никак не удивило, поскольку и Фердинанд, и Галина полностью уже уверились в том, что Семенов – злодей.
Фердинанд, превратившийся для удобства борьбы с инопланетянами в Люка Скайуокера, и Галина, именуемый Фердинандом робот Занг, отправились на поиски Семенова. Дефективные разбежались во все стороны, а в разгромленный особняк ворвался честный мент Прокофьич, который вообще-то шел по следу Фердинанда с того самого момента, как тот организовал «побег из Шушенского». Прокофьич взял наркобарона с поличным и, выслушав его заявление об инопланетянах и Суворове, поместил его в ту самую психушку, с которой все и началось, а сам продолжил розыск Фердинанда и Галины.
А тем временем Фердинанд-Люк и Галина-робот Занг после ряда незначительных приключений вышли-таки на Семенова – почетный гражданин города выступал с какой-то речью на площади перед старичками пенсионерами, которые речью Семенова были вовсе не довольны и вслух жалели о том, что нет сейчас батьки Сталина. В больной голове Фердинанда снова соскочил рычажок, и он внезапно представил себя Иосифом Виссарионовичем, а Галину назвал Лаврентием Павловичем.
Растолкав остолбеневших охранников, Фердинанд-Сталин пролез на трибуну, отшвырнул Семенова от микрофона и, подражая акценту Отца Народов и его же своеобразной манере выражать собственные мысли, выступил с речью, полностью отвечавшей чаяньям собравшихся пенсионеров. Пришедшие в себя охранники попытались было стащить Сталина и Берию с трибуны, но на помощь, как и всегда в периоды крутых исторических передряг, пришел народ, другими словами – началось всеобщее безумие, тем более что Галина-Лаврентий Павлович щедро раздал старичкам карамельки «Лютик», которых захватил целый мешок, потому что его сын, как и все дети, должен любить сладкое, а информацию о том, что в конфетах наркотики, Галина в свое время благополучно пропустил мимо ушей.
Пенсионеры под предводительством Фердинанда-Сталина взяли в заложники Семенова; а Семенов – сам не свой от страха и от конфетки, которую ему услужливо подсунул добрый Галина, – покаялся во всем, даже в том, в чем каяться его никто не просил (на самом деле он, представитель организованной преступной группировки, занимался продажей психотропных средств, обирал подшефных ему психов, питаясь и кормя всю свою многочисленную родню за их счет, пользовался виагрой и услугами проституток мужского пола, у него на голове наличествовали не настоящие волосы, а парик; к тому же двадцати трех лет он страдал геморроем и два раза лечился от гонореи).
Подоспевший на площадь честный мент Прокофьич все и зафиксировал. Старичков окружили плотной стеной ОМОНа, и Прокофьич потребовал выдать преступника или хотя бы выдвинуть требования, после чего выступил Галина с единственным требованием – вернуть ему его сына.
Милиционеры, конечно, были бессильны, ситуация заходила в тупик, а атмосфера накалялась. Гневно-комические высказывания Фердинанда-Сталина в микрофон чередовались с жалобами Галины Берии на горькую женскую долю. ОМОН был уже готов идти на штурм, старички, плотной стеной окружив трибуны, воинственно размахивали костылями и палками…
И тут ситуацию спасла маленькая девочка, внучка кого-то из взбунтовавшихся старичков. Девочка, пожалев Галину, протянула ему свою игрушку, которая по счастливой случайности оказалась Чебурашкой…
И вот наступил настоящий хэппи-энд. Требования выполнены, рыдающий заложник выдан и увезен в камеру предварительного заключения, старички остыли и, наглотавшись валидола, разошлись по домам, а Фердинанда с Галиной повезли обратно в психиатрическую клинику. В дороге Фердинанд уже представлял себя Наполеоном, ссылаемым на остров Святой Елены, и шептался с Галиной-Жозефиной. Они собирались немедленно освободиться, чтобы устроить свои Сто Дней, но гениально задуманному новому плану помешала досадная случайность, в результате которой мир живых навсегда лишился Васи Иконкина, а администрация Первого Загробного приобрела головную боль в виде того же Васи: милицейская машина, в которой везли психов обратно в клинику, перевернулась. После ни у кого не возникало сомнений по поводу причины аварии. Баба Дуся, которая вела злополучную машину, с управлением транспортных средств была знакома, даже имела права– но не имела правого глаза, хотя, как всякий русский человек, любила быструю езду. За что и поплатилась – и не только она одна, а все находящиеся в машине, которой баба Дуся управляла. Санитары, впрочем, отделались легкими ушибами, Галина, здорово приложившись головой о металлическую решетку, чудесным образом исцелился от своих психических недугов, а вот Васю вернуть к жизни не удалось. Когда его вынесли из-под обломков машины, он вдруг открыл глаза, повернул голову к Галине и сказал:
– Прощай, друг…
Потом тоскливо посмотрел туда, где перепуганная баба Дуся объясняла собравшимся, что она не виноватая, а виноват ее внучок Сережа, который сегодня отчего-то приболел и послал ее вместо себя на работу. При виде бабы Дуси умирающий Вася несколько оживился.
– А-а-а, старушка… – прохрипел он, пытаясь приподняться, – топором бы тебя…
Вой сирен подлетевших служебных машин мгновенно заполнил собой улицу – так что совершенно невозможно выяснить, говорил ли Вася Иконкин после этих слов какие-либо другие или нет.
– Таким образом, – оторвался наконец от своих бумаг цутик М-мы-ы, – мы имеем… То есть Колония X на данный момент имеет героя с множеством лиц. Многоликого героя. Сначала Вася Иконкин терроризировал колонию в обличье маньяка с топором, Раскольникова – как он сам себя называл. Затем – неизвестно по какой причине – один болезненный бред сменился другим болезненным бредом, и Раскольников стал Черным Плащом, граждане. Этот Черный Плащ – по нашим проверенным данным – и поднял восстание. И умудрился так взбудоражить и без того кривые мозги покойников-героев, что они замутили невиданное по своему масштабу восстание. Придя к выводу, что Эдуарду Гаврилычу все-таки надо помочь, мы передали сигнал десанту, находящемуся в тот момент на задании в Пятом Загробном. Десант немедленно прибыл на место происшествия, но было уже поздно…
– Да-а-а… – выдохнул Изя, – вот это панорамка… Никогда не думал, что такое увижу. Немного похоже на винегрет, да, Себастиан?
– Себастиан, – согласился Себастиан.
– Очэн пестрая картина, – высказался и робот Андроник.
Десант Тридцать Третьего Загробного Мира стоял возле правительственного здания – на площади, куда выходили четыре улицы с четырех разных частей света. Площадь была усеяна разнокалиберными обломками, осколками, ошметками и обрубками тел героев Колонии X. В невредимом состоянии ни одного героя заметно не было, следовательно, снять показания было не с кого. Разве что с Ильи Муромца – да и тот, только завидев представителей власти, при помощи рук (ноги Ильи были кем-то отгрызены) бодро уковылял в неизвестном направлении. Остальные участники побоища самостоятельно передвигаться не могли. Нет, конечно, отдельные части их тел – вроде рук или ног – ползали в общей куче, слепо тыкаясь друг в друга, но как станешь снимать показания с рук или ног? В общем, как метко выразился Изя, открывшаяся десанту из Тридцать Третьего Загробного картина была очень похожа на винегрет.
– Что здесь было, интересно? – задумчиво произнес Изя.
– Тэбэ же сказали – восстание, – напомнил робот Андроник.
– Да я понимаю, что восстание, – отозвался Изя. – Я не понимаю только – как можно было так друг друга раскромсать, чтоб и свидетелей не осталось?
– Себастиан! – воскликнул вдруг Себастиан, отошедший по каким-то своим делам в сторонку.
– Чего? – спросил его Изя.
– Себастиан!
– Что-то нашел, – пояснил Изя роботу Андронику и сам поспешил к своему товарищу. – Покажи!
Себастиан повернулся к взводному.
– Ого! – обрадовался Изя. – Отлично!
– Что такоэ? – поинтересовался и подоспевший робот Андроник.
Себастиан держал в руках оторванную голову. Судя по длинным волосам и дикой бороде, голова принадлежала известному скандалисту и пьянице Аттиле, наводившему когда-то своим топором ужас на половину питейных заведений Колонии X.
Робота Андроника находка не впечатлила.
– Ну и что? – сказал он. – Обыкновэнный жмурик. Никакой цэнности я в этом прэдмэтэ не вижу.
– Да! – проговорил Изя, принимая свирепо вращавшую глазами голову Аттилу в свои руки. – Бедный жмурик! Но ценность этого предмета состоит в том, что предмет может давать показания. Предмет!.. Тьфу, черт… Голова! – скомандовал Изя. – Давай показания!
Но Аттила показания давать не спешил. Выражая глубокое презрение к представителям закона, он плюнул в робота Андроника, сморкнулся в Себастиана и цапнул Изю за палец.
– Аи! – вскрикнул Изя, роняя голову. – Вот сволочь.
– Себастиан! – с готовностью сказал Себастиан.
– Не надо, – остановил его Изя. – Ну, найдешь ты еще одну голову, и что? Говорить они с нами все равно не будут. Они все – герои – принципиальные. Вольные птицы, презирающие власти. Тьфу на них. Я лично больше никого из этих дикарей допрашивать не буду. Мне этот урод едва палец не отхватил. Лучше пойдемте поищем местного участкового Эдуарда Гаврилыча. Нам его спасать поручили.
– Пойдем, – согласился робот Андроник. – А где его искать?
Изя пожал плечами.
– Себастиан! – тут же воскликнул Себастиан, указывая на правительственное здание. – Себастиан! Себастиан!
– Что это с тобой сегодня? – осведомился Изя. – Разговорился, не остановить. Ну, пойдем посмотрим в здании. Оттуда был передан сигнал в администрацию Цепочки. Пойдем.
Ифриты и робот поднялись на третий этаж. Зрелище, которое открылось им, было поистине ужасным. В центре комнаты, носившей на себе следы ужасного разрушения, лежал участковый Колонии X Эдуард Гаврилыч – но в каком он был виде! Руки и ноги участкового были завязаны одним крепким узлом, в котором любой человек, мало-мальски сведущий в флотской жизни, признал бы великолепный морской узел вроде тех, какие вяжут на канатах, крепящих к пристани небольшие суда: Никита изучил премудрости морских узлов в конце своей богатой событиями бандитской жизни – наручников всегда не хватало, а бизнесмены, обязанные платить дань бригаде Жени Петросяна, все больше попадались строптивые. Обе головы Эдуарда Гаврилыча таращили глаза на пришельцев, но не говорили ни слова, последнее могло быть объяснено тем фактом, что шеи Эдуарда Гаврилыча были туго сплетены между собой на манер косички.
– Ничего себе! – проговорил Изя. – Кто это его так?
– Себастиан! – ужаснулся Себастиан, а робот Андроник, сердобольно покачав головой, спросил:
– Кто тэбя так, дорогой?
Эдуард молчал, Гаврилыч тоже. Тогда Изя с Себастианом принялись распутывать конечности участкового и распутали.
Поставили на ноги, но Эдуард Гаврилыч стоять не мог – он тотчас грохнулся на пол и распластался, как лягушка.
– Теперь можешь говорить? – осведомился Изя, склоняясь над покалеченным участковым.
– М-м-м… – вырвалось изо рта Эдуарда.
– А-а-а… – произнес Гаврилыч.
– Все понятно, – подал голос робот Андроник. – У нэго шок. Он дар рэчи потэрял.
– И что же теперь делать? – спросил у присутствующих Изя. – Как нам восстановить картину произошедшего? Нам дано задание – помимо Никиты Вознесенского и предателя-полуцутика – задержать еще и подстрекателя селезня Черного Плаща, который на самом деле вовсе не Черный Плащ, а кто угодно… Кем угодно может прикинуться… Как нам этого Черного Плаща найти?
– Навэрное, уже никак, – поразмыслив, проговорил робот Андроник. – Видэли, какое мэсиво возле здания? Никто из восставших нэ ушел нэвредимым. Все расчленены и погребены друг под другом. И этот самый Черный Плащ тожэ.
– Точно! – раздалось из угла комнаты.
Ифриты вздрогнула. Робот Андроник был все-таки робот, хоть и Андроник, поэтому не вздрогнул, а обернулся на голос и спросил:
– Кто это?
– Это я! – проквакала голова Капитана Крюка. – Я тут давно лежу. Я все видел.
– А как ты здесь оказался? – поинтересовался оправившийся от испуга Изя. – Ты, наверное, тоже бунтовщик?
– Нет, – помедлив, ответила голова. – Я не бунтовщик. Я мимо шел, меня затянуло в драку, как в водоворот. Я тогда побежал быстрее сюда, чтобы спасти начальство, но не успел… Но я дрался как лев. Меня все-таки победили ценой невероятных усилий и невероятной подлости, оторвали голову, а туловище в окно выбросили. Мы с уважаемым Эдуардом Гаврилычем бок о бок сражались с повстанцами…
– М-м-м… – замычал Эдуард, как будто хотел возразить. – М-м-м-м…
– А-а-а!.. – отчаянно взревел Гаврилыч.
– Чего это они? – удивился Изя. – Страдают от боли?
– От какой такой боли? – в свою очередь удивился робот Андроник. – Он же все равно мертвый, как и все мы…
– От моральной боли, – пояснила бессовестная голова. – Ему стыдно, что его все-таки скрутили…
– А что случилось-то? – спросил робот Андроник. Голова Капитана Крюка снова подумала.
– Не буду говорить, пока вы мое туловище не найдете, – заявила она.
– Ни хрена себе заявы! – хмыкнул Изя. – Попробуй в том винегрете найди что-нибудь!
– Попробуйте, – согласилась голова. – Иначе ничего не узнаете. Я сказал.
Изя посмотрел на Себастиана. Тот пожал плечами. Изя посмотрел на робота Андроника. Робот Андроник сказал:
– Надо попробовать. Если нэ разберемся, далше трудно будэт. К тому жэ – нам всэ равно придэтся в куче расчлененных тел покопаться.
– Зачем это? – спросил Изя.
– А чего такая куча мяса будет бэз толку пропадать, – пояснил робот Андроник. – Можно шашлык забабахат… Кушал шашлык когда-нибудь? Царская еда! Нашэ националноэ блюдо!
– Не до кулинарии теперь, – сказал Изя. – Пойдемте искать этому хмырю его туловище.
– Между прочим, – добавила голова Капитана Крюка, – этого мерзкого зачинщика Черного Плаща, которому я никогда не симпатизировал и которого всегда хотел схватить и передать властям, вы тоже можете найти среди других павших. Я видел, как он слетел со своих носилок в самую гущу схватки. Его вроде бы затоптали. И – скорее всего – расчленили. По крайней мере могу одно сказать точно – рядом был Покатигорошек со своим пулеметом. Этот маньяк Покатигорошек уже вошел в раж и гвоздил стволом от пулемета и своих, и чужих…
– Пойдемтэ, – сказал робот Андроник.
– Себастиан, – сказал Себастиан.
Когда робот Андроник и ифриты покинули здание, куча мала на площади все еще копошилась. Некоторые герои, едва оклемавшись, принялись разбирать разрозненные части тел и укомплектовываться по полной программе, дабы получить возможность нормально передвигаться. Выйдя из дверей, представители власти первым делом заметили американского героя Рембо, который, приладив себе отрубленную кем-то ногу, искал подходящую руку и правое ухо. Увидев ифритов, герой засуетился, схватил первую попавшуюся конечность, оказавшуюся хоботом боевого слона индийского национального героя Брахмапутры, и собрался было дать стрекача, но Себастиан одним прыжком настиг его, скрутил и бросил роботу Андронику. Робот Андроник смял слабо сопротивлявшегося Рембо в мощных ладонях и швырнул его дальше – Изе, который подхватил покалеченного героя и аккуратно положил у своих ног.
– Пленный, – констатировал Изя. – Давайте еще кого-нибудь. Чем больше пленных, тем больше информации. Только без голов не берите. Нам нужны такие, которые говорить могут.
Себастиан рыскал по полю боя, как поисковая собака. Всего за несколько минут он передал в металлические руки робота Андроника двух гномов – целехоньких, но изрядно помятых, Человека-Паука с восемью ножками, но без рук и носа, верхнюю половину Джона Сильвера, который кричал, что он военнопленный, и уверял, что знает текст Женевской конвенции наизусть, четыре туловища, неизвестно кому принадлежащих, но вполне пригодных для того, чтобы приставить к ним голову Капитана Крюка.
– Себастиан! – заявил в конце концов Себастиан, что скорее всего означало: больше пленных не предвидится – остальные порублены мельче.
– А Черный Плащ? – спросил у него Изя.
– Себастиан, – сказал Себастиан и предъявил взводному большой клюв.
– Это не клюв! – закричал Рембо, приподнимаясь. – Это член! Член моего тела! Отдайте, я его долго искал. Мне его, судя по всему, подлый Чхи Уам выкусил.
– Да, – присмотревшись, определил Изя. – Это не клюв. Отдай его этому инвалиду.
Себастиан швырнул член тела Рембо, и тот тут же сел на корточки спиной ко всем присутствующим и закопошился, прилаживая на место находку.
– Так! – грозно проговорил робот Андроник, когда всех пленных погрузили в холл правительственного здания. – Совэтую вам начать давать показания. Тех, кто будет упорствовать, мы по-новой расчлэним и скажэм, что так и было. Изя, подтвэрди!
Изя молча предъявил пленным большой двуручный топор, найденный им прямо у дверей здания. Более внушительных подтверждений не потребовалось. Пленные немедленно и наперебой начали давать показания, из которых выходило примерно следующее: ничего, кроме отдельных фрагментов драки, они не видели, про Никиту Вознесенского и предателя-полуцутика и слыхом не слыхивали, а зачинщика и подстрекателя Черного Плаща упустили из внимания, как только началось побоище. Рембо только подтвердил слова головы Капитана Крюка, что Черный Плащ, сверзившись со своих носилок, упал под ноги дерущимся и исчез – как его и не было.
– Затоптали, – говорили пленные герои, и представителям власти не оставалось ничего другого, как только – согласиться.
Оставался еще, правда, Капитан Крюк, который мог бы рассказать о произошедшем в кабинете Эдуарда Гаврилыча, так как сам Эдуард Гаврилыч, внезапно онемевший после какого-то потрясения, сам ничего рассказать не мог. Ифриты и робот Андроник, захватив с собой пленных, снова поднялись на третий этаж правительственного здания, предложили Капитану Крюку на выбор четыре туловища в обмен на показания. Голова Капитана долго ломалась, но наконец согласилась взять одно из туловищ, после чего запасливый Изя достал из кармана своих шаровар цыганскую иголку и суровую нитку и пришил голову. Капитан Крюк, обретя туловище, обрадовался и начал рассказывать:
– Лежу я, значит, в углу. Участковый палит из зенитки, потом бросает зенитку вниз и долго совещается с самим собой. Потом вдруг дверь в кабинет распахивается, и врывается какой-то кретин…
– М-м-м-м… – мучительно замычал валявшийся на полу Эдуард Гаврилыч, прерывая в этом месте Капитана. – А-а-а-а!..
– Кретин этот был участковому знаком, – продолжал рассказывать Крюк, – они долго удивлялись друг на друга, потом участковый нажал на кнопочку и пошел вязать кретина. Но не тут-то было! Кретин оказался необычайно сильным и навалял участковому по полной программе…
– Так было? – обращаясь к Эдуарду Гаврилычу, спросил Изя.
– М-м-м… – закивал Эдуард.
– А-а-а-а… – подтвердил и Гаврилыч.
– Потом участковый вырвался на минуту из рук кретина, стал бегать по комнате и вопить в два горла – Вознесенский! Вознесе-е-енский! Хватайте Вознесенского, он самый главный бунтовщик!
– Вознесенский! – в один голос воскликнули Изя и робот Андроник. – Тот, кого мы ищем!
– М-м-м! – яростно замычал Эдуард Гаврилыч. – А-а-а!!!
– Так-так, – взволнованно продолжал Изя. – А что дальше было?
– А ничего не было, – сказал Капитан Крюк. – Кретин, которого, как выяснилось, звали Вознесенский, набросился на участкового и сделал с ним то… что вы уже видели. Участковый долго бился обеими головами о пол, выл и бесновался, но скоро затих. А потом вы вломились. Вот и все.
Ифриты и робот Андроник надолго задумались.
– Я понял, – торжествующим шепотом проговорил наконец Изя. – Я все понял. Никакого Васи Иконкина не было. Не было и Раскольникова, и Черного Плаща. Это все – и восстание, и кражу генератора, и все остальные безобразия – подстроил именно Никита Вознесенский со своим приятелем-предателем – и никто другой. Вы же, коллеги, помните его досье? Он уже один раз пытался сделать переворот, вступив в возглавляемую покойником Махно ПОПУ– преступную Подпольную Организацию Противников Уравниловки. А теперь он ловко сбил всех со следа кражей генератора и снова замутил переворот, видимо, с той же целью, что и раньше, – захватить власть и потребовать в качестве выкупа переправить его в мир живых. Именно с целью переворота Вознесенский и прибыл в Пятый Загробный Мир. Случайностей тут быть не может… Ну как?
– Вах! – сказал робот Андроник. – Гэниально!
– Себастиан! – восхитился Себастиан.
– А ты как считаешь? – обратился ликующий Изя к Эдуарду Гаврилычу.
Эдуард Гаврилыч никак не считал. Судя по его изумленному взгляду, версия его порядком потрясла.
– М-м-м-м… – промычал Эдуард, но в мычании этом никто не смог бы прочитать ничего определенного.
– Выходит, делаем так, – проговорил Изя. – Ищем Вознесенского. Ловим его. Мочим. Калечим, чтобы не убежал. И передаем властям.
– Вах! – снова сказал робот Андроник. – Гэниально! Тэпэр Вознэсенский от нас никуда нэ дэнется!
– Точно! – воскликнул Изя. – Куда ему деваться? Вокруг центра Колонии X – магический забор, который никто не сможет пересечь!
– Все в порядке, – сказал полуцутик Г-гы-ы. – Главное – ты цел. А я, понимаешь, весь сердцем изболелся – когда на битву с высоты птичьего полета смотрел. А когда ты выбрался из этого идиотского правительственного здания – ты не поверишь, что со мной было! Я так радовался!
Никита не мог разобрать – где заканчивается лицемерие полуцутика и начинается его же истинная радость. Да и не слишком пытался разобраться.
– Я все-таки вделал этому уроду Эдуарду Гаврилычу! – счастливо приговаривал Никита. – Сколько он за мной гонялся, сколько мне нервы мотал. И в момент нашей последней встречи набросился на меня, думал, что сейчас скрутит. Где там! Я же был сильный, как пять слонов. Я его так скрутил, гниду, что он до сих пор, наверное, как сосиска, беззащитный валяется. Убить бы его, скотину, да он и так мертвый…
– Ну, теперь у нас вообще никаких проблем не будет, – сказал полуцутик. – Колония пуста – все герои сложили свои буйные головы на месте битвы. Мы просто выберем дом самый незаметный и прочный во всей колонии, спрячемся там и будем ждать, когда генератор, который ты настроил по пространственному параметру, перекинет к нам Шороха. А как только перекинет Шороха, так…
Тут Г-гы-ы вдруг осекся и тяжело вздохнул.
– Как только генератор перекинет нам Шороха, так я улечу в мир живых! – закончил Никита. – Вот здорово будет!
– Здорово… – снова вздохнул Г-гы-ы. – Только я-то один останусь. Скучно будет… А не здорово. Ладно, не говорим о грустном… То есть о веселом. Пойдем поищем дом, где нам никто не сможет помешать ждать.
– Пойдем, – сказал Никита и взвалил на спину генератор.
– Ты с этой дрыной пойдешь? – поинтересовался Г-гы-ы. – Тяжело ведь. А мое заклятие на тебя уже не действует.
– И правда, – согласился Никита. – Тяжело мне будет. Тогда я генератор оставлю где-нибудь, а потом вернусь за ним. Все равно тут никого нет. Никто его не сможет спереть.
– Вот то-то и странно, что до сих пор колония пуста, – пробормотал полуцутик.
– Ты о чем?
– А о том, что – по твоим словам – Эдуард Гаврилыч вызвал Патруль Цепочки перед тем, как на тебя броситься. Не бывало еще такого, чтобы Патруль не прибыл в срок. Тихо все. Слишком тихо.
– Может быть, он уже прибыл, посмотрел, увидел, что вязать некого, и свалил восвояси? – предположил Никита.
– Ну, разве что так, – сказал полуцутик. – Ладно, оставляй генератор в этой хижине… – Полуцутик ткнул пальцем по направлению к первой попавшейся хижине. – И пошли. И давай лучше разделимся, чтобы быстрее найти нужное место. Генератор-то нельзя оставлять без присмотра надолго. Вдруг он заработает, а нас не будет рядом…
– Точно! – испугался Никита. – Давай разделимся… Я пойду налево, а ты пойдешь направо..
Полуцутик согласно кивнул рогатой головой.
– А все-таки, – сказал он, – будет лучше, если ты в Загробных Мирах останешься…
– Не понял? – подозрительно покосился на него Никита. – Ты за какую команду играешь?
Г-гы-ы ничего не ответил.
Когда Степан Михайлович наконец проснулся в своем кухонном ящике для ножей, вилок и ложек и выглянул наружу, то прямо-таки онемел от удивления. За кухонным столом, покачиваясь, сидел совершенно незнакомый ему молодой человек в расхристанной черной рясе, расшитой золотыми пентаграммами, из-под рясы виднелась нечистая футболка с надписью «PLAYBOY». Молодой человек, судя по всему, был совершенно пьян – он размахивал руками и что-то заунывно напевал. Напротив молодого человека, положив голову на заставленный пустыми бутылками стол, дремал Георгий Петрович. У дверей стояла, уперев руки в бока, Нина, и, несмотря на вполне боевую позу, взгляд ее выражал некое недоумение.
«Оргию устроили в моем доме, – злобно подумал Степан Михайлович. – И еще одного оккупанта привели… Сволочи пьяные. А этот-то, в рясе, совсем свихнулся – поет что-то на иностранном языке и руками размахивает, как будто сам себе дирижирует… Ну, я вам сейчас покажу…»
Захватив с собой вилку, Степан Михайлович недолго думая вылетел из ящика, спикировал под стол и, изловчившись, всадил вилку прямо в зад прикорнувшему Георгию Петровичу.
