Текст книги "Нет жизни никакой"
Автор книги: Антон Твердов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 21 страниц)
Грянул новый залп.
– Последнее предупреждение! – загорланил рупор из правительственного здания. – Считаю до трех, и тогда… пеняйте на себя!
– Ладно, – оборвал себя полуцутик. – Нет времени на байки. Ты, Никита, на меня зла не держи, я полетел.
– Ну и лети, – обозлился Никита. – Нужен мне такой друг. Лети!
Г-гы-ы вздохнул, взмахнул крыльями, поднялся на несколько метров над землей, завис в воздухе и вдруг спланировал обратно.
– Не могу, – несколько растерянно проговорил Г-гы-ы. – Вот досада. Я же полуцутик – у меня подлость и гадость в крови. Основная черта характера. А сейчас, – захотел подлость сделать – и не получается. Заболел я, наверное, или долгое общение с тобой сказывается так… Черт… Ну, хочешь, я тебя уменьшу, суну в ухо, и мы вместе улетим?
– Ага, а потом не сможешь нормально увеличить? – усмехнулся Никита. – Как со Степой? Я же знаю, что с заколдовыванием у тебя все в порядке, а с расколдовыванием – большие проблемы… Слушай! – воскликнул вдруг Никита. – Я вот что придумал…
– Самое последнее предупреждение! – снова донеслось из правительственного здания. – Самое-самое последнее предупреждение! Начинаю считать до трех! Раз!
– Крови-и-и-и!!!
– Говори быстрее! – закричал полуцутик. – Я сейчас все равно улечу, мне страшно. Вон Покатигорошек как скалится! Ты знаешь, что он всех своих убитых врагов расчленяет и съедает? Говори быстрее, что ты хотел?
– Заколдуй меня так, – попросил Никита, – чтобы я был сильнее всех в этом мире! Оружия у меня нет, так я кулаками буду себе дорогу прокладывать!
– Чтобы ты был сильнее? – переспросил полуцутик. – Сейчас сделаю. Это просто, делаю – р-раз!
Он прищелкнул пальцами.
– Два!!! – прогремело из рупора.
– Готово, – сказал Г-гы-ы, – я тебя заколдовал.
– Что-то я ничего не чувствую, – задумчиво проговорил Никита, ощупывая себя.
– Два с половиной!!!
– А что ты должен почувствовать? – удивился Г-гы-ы и взлетел в воздух. – Это другие пускай теперь чувствуют– кто на тебя осмелится напасть. Знаешь, я полетел. Все. Теперь, когда я тебе помог, мне не жалко будет тебя оставлять. И еще…
– Два на ниточке!!!
– Крови-и-и!
– И еще, – торопливо договаривал Г-гы-ы. – Я тут над полем битвы буду кружить, как черный ворон. Если тебе руку там… или ногу, или башку оторвут, я быстренько подберу и спрячу. Чтобы потом путаницы не было. Идет?
– Идет, – кивнул Никита. – Ну… давай.
– Два на волоске… Три!!!
– Крови-и-и!!!
– Начина-а-ай! – дико вскрикнул селезень и подпрыгнул в воздух. – Впере-е-ед!
Двери правительственного здания, которые прекрасно были видны Никите, распахнулись. Оттуда выскочил невысокого роста человек с гладко зачесанными назад волосами в черном строгом костюме и черном длиннополом пальто. В каждой руке человека было по пистолету.
– Братва… – развязно, будто выжевывая слова, выговорил человек, жонглируя пистолетами, – мы стрелять не хотим. Но если кто дернется – всех перемочим. Я – Саша Белый. Слыхали?
И с видом полнейшего равнодушия по отношению к толпе бунтовщиков сплюнул себе под ноги.
Обалдевшие от подобной наглости повстанцы на минуту примолкли. Человек, назвавший себя Сашей Белым, судя по всему, решил, что слова его возымели должное действие, и для пущего эффекта страшно осклабившись, обернулся назад и крикнул, призывая кого-то:
– Пацаны!
Из распахнутых дверей правительственного здания один за другим выкатились не менее сотни точно таких же гавриков в черных строгих костюмах и черных длиннополых пальто, а выкатившись, гаврики немедленно начали обниматься и целоваться друг с другом, отчего происходящее стало напоминать многолюдные похороны.
– Ну что, сволочи? – победно загремел рупор из окна. – Увидели теперь, с кем вам придется иметь дело, если вы сейчас же не разойдетесь по домам? Это – мои защитники! Они очень крутые и в мире живых считаются героями своего времени! Лучше вы их не злите!
Неизвестно, сколько бы наблюдавшие за всем этим повстанцы пребывали в состоянии изумленного ступора, если бы все тот же кровожадный Покатигорошек не развернул свой пулемет и не дал бы длинную очередь по защитникам правительственного здания. После этого ряды восставших дрогнули – и покатились вперед. Защитники на несколько мгновений смешались, но довольно скоро оправились – и открыли ураганный огонь из своих пистолетов, который, впрочем, нисколько нападавших не остановил. Стрелять в несущихся на правительственное здание героев из ручных пистолетов было все равно что кидать камешки в набегавший на скалу девятый вал.
Не успевшего еще понять что к чему Никиту мгновенно смяли. Он рухнул и подняться даже не пытался – как тут поднимешься, когда по твоему телу бегут сотни и сотни ног? Он только уткнул лицо в ладони и подвел коленки под живот, чтобы его не очень-то втаптывали в землю.
А на пятачке вокруг правительственного здания творилось такое…
Глава 6
Сарынь на кичку!
Степан Разин
Восставшие герои колонии, вступив в драку, неожиданно ощутили невиданный прилив сил. Иначе и быть не могло – они все были какими-никакими, а героями, а для героя, настоящего или не очень, драка – родная стихия. Всего за несколько минут сражения полсотни защитников правительственного здания были разорваны в клочья – черные лоскуты реяли над орущим и беснующимся сборищем, как хищные птицы. В принципе на этом сражение можно было заканчивать, но вошедшие в раж герои прекратить побоище уже не могли.
Илья Муромец, например, когда под ним пал его боевой конь, то есть кентавр Борисоглебский, больно шмякнулся о землю задницей и, вконец разозлившись, хряпнул могучим кулаком по шее первого попавшегося ему под руку, как будто этот первый попавшийся был виноват в падении Ильи.
Первый попавшийся оказался героем легенд английских мореплавателей Джоном Сильвером, злобным одноногим пиратом. Несмотря на инвалидность, Сильвер дрался очень даже неплохо, умело орудуя протезом из мореного дуба. Получив от Ильи по шее кулаком, Сильвер немедленно развернулся и врезал Илье протезом между ног. Охнув, Илья попятился и наткнулся задом на героя эпоса казахского народа Кендебая, отдавив тому обе ноги. Пока Кендебай соображал, что все это могло значить, Илья пришел в себя, повернулся к Кендебаю лицом, принял боксерскую стойку и провел серию мощных ударов в корпус, после чего Кендебай отлетел на несколько шагов назад и влепился в семерых сказочных гномов, продвигавшихся к правительственному зданию сплоченной «свиньей». От удара стройные ряды гномов развалились и мгновенно переформировались из «свиньи» в круг, в центре которого, охая, приподнимался с земли Кендебай. Разозленные гномы набросились на героя казахского эпоса с таким рвением, что всего за минуту втоптали его в землю по шею. Они втоптали бы его и глубже, если бы не Капитан Крюк, с дикими воплями ворвавшийся в гномью ставку и не нанизавший всех семерых на громадные зазубренные крюки, которые были у него вместо рук. Покончив с этим грязным делом, Капитан издал победный клич, который привлек внимание Арнольда. Арнольд, отчего-то пришедший в ярость из-за криков Капитана Крюка, пробился сквозь толпу и прикладом своего помпового ружья нанес Капитану такой мощный удар, что голова Крюка отделилась от шеи и взмыла высоко в небо, где была подхвачена полуцутиком Г-гы-ы – полуцутик исполнял свое обещание, данное Никите, следить с высоты птичьего полета за схваткой. Полуцутик подбросил неистово матерящуюся голову еще выше, перекувыркнулся в воздухе и с криком:
– Пенальти! – врезал ногой по голове, как заправский футболист по мячу.
Эдуард Гаврилыч, наблюдавший в окно за штурмом, обеспокоенно присвистнул обеими головами, метнулся в коридор и скоро вернулся, подкатив к окну зенитную установку. Снаряды у него, вопреки уверениям селезня, наличествовали, хотя снарядов этих было совсем немного. Эдуард Гаврилыч прицеливался – голова Эдуард склонилась над прорезью прицела, а голова Гаврилыч, вытянув шею, следила за толпой, выбирая жертву.
– В кого стрелять? – берясь за спускозой рычаг, спросил Эдуард.
Гаврилыч зорким оком ухватил из общей мешанины мощную фигуру Ильи Муромца и хотел было уже скомандовать Эдуарду, но тут появившаяся с зеленых небес Пятого Загробного Мира голова Капитана Крюка врезалась Гарвилычу в лоб и упала на пол, продолжая материться такими страшными словами, что даже видавший виды Гаврилыч, и сам при случае любивший матюкнуться, потерял сознание не столько от удара, сколько от неожиданного испуга.
Эдуард, занятый вращением рукояти наведения, почувствовал только удар и, оторвавшись от прорези прицела, увидел голову на полу. Эдуард вскрикнул, с перепугу решив, что это отстреленная только что голова Гаврилыч, и, цепляясь за рычаги, сполз на пол. Ствол задрался вверх, и зенитка грохнула, выпустив из своего нутра снаряд, который с невообразимой скоростью взвился в небо.
– Ни хрена себе! – проорал полуцутик, уворачиваясь от снаряда, который, набрав высоту, замедлил скорость и, перевернувшись головкой вниз, полетел на землю.
– Ни хрена себе! – проорал полуцутик, вторично уворачиваясь от снаряда.
Никита шел через толпу с трудом – словно по грудь в воде. Направление, в котором ему надо было двигаться, чтобы выбраться на свободное пространство, он потерял еще в самом начале схватки и теперь шел наугад. Никаких особых изменений в своем физическом состоянии после заклятия, наложенного на него полуцутиком Г-гы-ы, он пока не чувствовал.
«Схалтурил крылатый поганец, – раздраженно думал Никита. – Хотел свою шкуру спасти и не стал тщательно наводить заклинание. Теперь мне кранты. Если я отсюда вовремя не выберусь. А я, надо полагать, все-таки вовремя не выберусь… Такая уж тут каша заварилась…»
Откуда-то сбоку вынырнул обнаженный по пояс мускулистый парень с повязкой на курчавых волосах.
«Рембо», – сразу догадался Никита, всегда уважавший американские боевики за незамысловатый сюжет и причудливые спецэффекты.
Парень орудовал длинным луком с порванной тетивой, как крестьянской косой, сбивая с ног всех, кто попадался ему на пути. Как только Никита понял, что теперь на пути Рембо оказался он сам, ему оставалось только развести руками и приготовиться достойно встретить соперника – потому что увернуться он никак не успел бы.
Никита растопырил руки и присел для придания своему телу наибольшей устойчивости. Но Рембо отчего-то передумал нападать на Никиту, замер на секунду, поднял глаза в небо, испуганно вскрикнул, бросил лук и прыгнул в кипящую толпу, как в море.
«Меня испугался», – успел подумать Никита и внезапно осекся, заметив, как ближайшие дерущиеся герои выпустили из рук своих орудия уничтожения противников и самих противников и так резво кинулись кто куда, что за считанные мгновения вокруг Никиты образовалось свободное пространство радиусом никак не менее двух метров.
Все еще недоумевая по поводу странного поведения героев, Никита услышал вдруг пронзительный нарастающий свист– и только тогда догадался поднять глаза на небо, откуда стремительно приближался обтекаемый и сверкающий на солнце, как бутылка шампанского, зенитный снаряд.
Никита не шевелился – снаряд летел со скоростью вполне космической, так что предпринять какие-либо попытки к собственному спасению Никита все равно не успел бы. Он только растерянно раскрыл рот.
Эдуард и Гаврилыч очнулись от обморока одновременно. А очнувшись, кинулись первым делом к зенитке, посмотреть, какие разрушение произвел их выстрел. Эдуард успел заметить свистнувший вниз снаряд и закричал:
– Сейчас бабахнет!
Но взрыва никакого не последовало.
Снаряд ухнул в гущу копошащейся внутри самой себя толпы и пропал. Только пролетел над толпой изумленный вздох.
– Не взорвался, – проскрежетал зубами Гаврилыч.
– Некондиционный снаряд попался, – согласился Эдуард.
Ифрит-участковый кинулся к зенитной установке, заряжать по новой – по пути пнув все еще горланящую матерные проклятия голову злосчастного Капитана Крюка.
А на бурлящем пятачке перед правительственным зданием произошло вот что. Снаряд вовсе не был некондиционным, как выразился Эдуард. Просто он, падая на землю, залетел в открытый рот Никиты и там прекрасно сработал, взорвавшись в тот момент, когда Никита, почувствовав на языке инородное тело, клацнул челюстями.
Снаряд, подчиняясь силе притяжения, помноженной на собственный вес, лишь немного притормозил в глотке Никиты – и провалился дальше, в желудок. Взрыв внутри себя Никита, конечно, почувствовал, но неестественно слабый – будто в живот его провалился не зенитный снаряд, а всего лишь полкило густейшего и острейшего соуса «чили». Поморщившись от мгновенного приступа изжоги, Никита отрыгнул – и сам удивился большому клубу пламени и дыма, вырвавшемуся у него изо рта.
– Дракон!!! – полетел по рядам ошарашенных героев изумленный и испуганный вопль. – Огнедышащий дракон!!!
Сумятица, начавшаяся после чьего-то громогласного заявления, не поддается никакому описанию. Герои, забыв о том, что они герои, ринулись спасать самих себя. Арнольд, проговорив мысленно что-то вроде: «Ну его на хрен, этот переворот», – перехватил поудобнее свое помповое ружье, в котором давно закончились патроны, и, действуя ружьем, как дубиной, принялся энергично пробивать себе дорогу.
Из-за сумасшедшей толчеи правильного направления он определить не мог, поэтому очень скоро ткнулся головой в могучую грудь Ильи Муромца, точно так же, как и остальные повстанцы, решившие спастись бегством.
Бешено вращавший глазами Илья Муромец в горячке бегства в очередной раз забыл о том, что Арнольд вообще-то его приятель по употреблению «бухла» и шахматным баталиям, и, не глядя, огрел его по голове дубиной, в качестве которой выступал окаменевший от ужаса Робин Гуд.
Арнольд пошатнулся, но не упал. Ему больше всего на свете хотелось оказаться сейчас подальше от этого проклятого правительственного здания, поэтому он понимал только одно – что ему как можно скорее нужно устранить возникшую перед ним преграду, и он поднял свое ружье, размахнулся и прикладом залепил Илье по лбу.
Илья этот удар выдержал достойно и не преминул ответить на него. А Арнольд немедленно после того, как у него во второй раз посыпались из глаз искры, предпринял ответный ход. Силы были примерно равны, и в течение нескольких минут Арнольд и Илья безмолвно молотили друг друга по головам, словно играли в какую-то диковинную игру, которой положил конец выстрел, произведенный Эдуардом Гаврилычем из зенитной установки.
Снаряд, взорвавшийся в нескольких метрах от них, уничтожил пятерых из семерки случившихся рядом гномов и отшвырнул Арнольда и Илью друг от друга.
Никита после происшествия с угодившим ему в рот снарядом понял, что заклятие, наложенное полуцутиком, все-таки действует, – и чтобы окончательно убедиться, вздернул за шиворот ползущего мимо героя вьетнамского народа Чхи Уама, потерявшего в схватке обе ноги, и подбросил его вверх. Чхи Уам взлетел в зеленое небо Пятого Загробного Мира и, успев прокричать что-то на никому не известном языке, навсегда исчез в туманной и необозримой дали.
– Здорово! – заорал Никита. – Действует! Теперь я точно выберусь отсюда.
Он бросился в толпу и, разгребая руками уничтожавших друг друга героев, направился туда, где, как он предполагал, заканчивалась чудовищная мясорубка, решив ни за что не сворачивать с избранного пути. Решению своему Никита, впрочем, изменил очень быстро – когда какой-то отмороженный викинг, подпрыгнув сзади, рубанул его огромным двуручным топором под колени. Топор от заколдованной плоти Никиты отскочил, викинг изумленно вякнул и поспешил скрыться, но Никита взревел, как раненый слон, и устремился в погоню. С криком:
– Задушу гада! – он нырнул в ближайшую кучу малу, добрался до самого ее дна, где и обнаружил паскудного викинга, но уже без топора и правого глаза. Никита протянул руки к горлу врага, но куча мала, функционирующая по каким-то своим законам, взволновалась, и Никиту выплеснуло на поверхность. Он выругался и, снова погрузившись в тесное сплетение дерущихся тел, нашел у самой земли того же викинга, душить которого было бы затруднительно, поскольку викингу кто-то напрочь оторвал голову.
Никита сплюнул, расшвырял кучу малу в разные стороны и продолжил свой путь. Шел он совсем недолго, потому что за все время следования напасть на него осмелились только двое – сильно покалеченный кентавр Борисоглебский и Покатигорошек с растрепанной бородой, орудовавший стволом, отломанным с пулемета «максим». Борисоглебского Никита отшвырнул от себя пинком, предварительно оторвав единственное уцелевшее копыто, а вот с Покатигорошком пришлось повозиться. Герой украинских сказок, известный своей привычкой расчленять поверженных врагов, очевидно, вследствие усталости, минуя стадию повержения врагов, переходил сразу к расчленению – под ударами ствола от «максима» на четыре стороны света разлетались руки, ноги, головы и другие менее значимые части тел героев. Наткнувшись на Никиту, Покатигорошек недолго думая засветил ему своим орудием между глаз, и когда Никита даже не покачнулся, очень удивился и набросился на него с такой неистовой яростью, что последнему стоило больших усилий утихомирить маньяка, двумя ударами заколдованного кулака вогнав его по пояс в землю.
Короче говоря, Никита порядком устал, когда вдруг перед ним возникла открытая дверь.
«Вход в правительственное здание, – сообразил Никита. – Странно, что никто из нападавших еще не вошел сюда… Не замечают входа в горячке драки? Надо же – смяли сопротивление почти мгновенно и так распалились, что стали сражаться сами с собой… Впрочем, ничего удивительного – они же герои… Их хлебом не корми, дай повыпендриваться…»
Он выдрался из толпы, стряхнул с себя ошметки чьей-то плоти и побежал вверх по ступенькам.
Как того и следовало ожидать, здание оказалось пустым. Защитники были уничтожены в первые минуты схватки, а обслуживающий персонал, должно быть, сбежал, как только к зданию подступили повстанцы.
– Но кто-то же садит из окна снарядами? – вслух проговорил Никита. – Сейчас найду этого кого-то, заряжу его в дуло, выстрелю, а потом пережду в пустом здании побоище. Если восставшие все-таки опомнятся и ворвутся сюда, забаррикадируюсь в комнате какой-нибудь. Хоть я и не пацифист, но этой войны с меня хватит…
Расстреляв все патроны и спихнув с подоконника на головы нападавшим зенитную установку, Эдуард с Гаврилычем пришли в замешательство. С одной стороны, масштабы безобразия, творящегося под окнами правительственного здания, уменьшились, но, с другой стороны, герои мутузили друг друга с энтузиазмом не меньшим, чем в начале битвы. Правда, и Эдуард, и Гаврилыч прекрасно понимали, что одна половина героев увлечена дракой и колбасит вторую половину, которая больше заинтересована в том, чтобы свалить быстрее с места сражения, но со страху так же энергично уничтожает половину первую – следовательно, теперь героям не до немедленного осуществления целей восстания… Но ведь толпа непредсказуема– и события могут измениться в любую минуту.
– Что-то, милый друг, не видно поганого селезня-подстрекателя, – сообщил Эдуард Гаврилычу.
– Может быть, этого мудака растоптали в свалке? – с надеждой в голосе предположил Гаврилыч.
– А может быть, и нет, – резонно возразил Эдуард. – В такой каше ничего не разберешь… Пора нам делать ноги. А то они и до нас доберутся…
– Козлы! – раздалось из угла. – Вонючие уроды! Эдуард вздрогнул.
– Это голова, которую в нас кто-то запустил, – пояснил Гаврилыч. – Чуть мне самому башку не снесла…
– Идиоты! Тараканье говно! Залупообразные дебилы!
– Надо бы ее заткнуть чем-нибудь, – предложил Эдуард. Гаврилыч оглянулся. На глаза ему попался массивный золотой подсвечник, выполненный в виде армейского гранатомета в натуральную величину.
– Вон чем, – указал он.
Голова Капитана Крюка немедленно заткнулась – затихла в углу.
Эдуард был интеллигентнее Гаврилыча и – следовательно – трусливее. Гаврилыч, впрочем, тоже особой храбростью не отличался, но, считая стыдным паниковать вслух, боялся и дрожал в душе.
– Не надо бы нам делать ноги, – тем не менее проговорил Гаврилыч. – Начальство нас спросит потом – а что вы предпринимали, чтобы остановить мятеж? А мы что ответим? Сбежали?
– Не сбежали, а ретировались, – поправил Эдуард. – То есть – перешли к вынужденному отступлению. Предварительно попытавшись повернуть народные массы назад при помощи словесного увещевания и силового прессинга, выражавшегося в создании отряда заграждения из партии новых героев своего времени и зенитной атаки. Мы храбро сражались. Может быть, нам вообще медали дадут за храбрость и повышение…
Гаврилыч был настроен не так оптимистично.
– Ага, – с нескрываемой иронией проговорил он, – дадут нам медали. Нам кое-чего другого дадут… по жопе, а не медали. Забыл, что инспектор Велихан на нас зол?
– Не забыл, – вздохнул Эдуард, враз поняв всю несостоятельность собственного хода мысли. – Так что ты предлагаешь?
– Вызвать Патруль Цепочки, – сказал Гаврилыч. Эдуард присвистнул.
– Вызвать Патруль Цепочки, – сказал он, – это значит признать свою несостоятельность. Понимаешь, бунты в Колонии X – дело обычное. Всегда для их подавления хватало двух-трех зуботычин…
– Кому ты рассказываешь? – буркнул Гаврилыч. – Сам знаю…
– Так вот, милый друг, – продолжил Эдуард, – ты это знаешь, и администрация Цепочки это знает.
– Но ведь сейчас не то! – почти закричал Гаврилыч. – Сейчас они все – герои эти паршивые – как с цепи сорвались. Такого представления, какое они устроили, отродясь не было в колонии! Это все селезень уродский их взбаламутил! Черный Плащ гребаный! Это он – я знаю!
– Вот! – подчеркнул Эдуард. – Ты знаешь. А администрация Цепочки не знает. Она решит, что грянул традиционный бунт Колонии X, а инспектор Эдуард Гаврилыч чего-то запаниковал и своими несанкционированными действиями вызвал небывалое брожение масс и общее самоуничтожение! Я даже предполагаю, кто именно такую версию выдвинет.
– Кто? – спросил простодушный Гаврилыч.
– Конь в пальто! – рявкнул Эдуард, от волнения теряя свою интеллигентность. – Инспектор Велихан Сагибханович Истунбергерман – вот кто!
– Да-а… – протянул Гаврилыч. – Дела-а-а… И сошлют нас к едрене бабушке на пенсию. Но с другой стороны – мы целые останемся. А если эти сволочи ворвутся сюда, нам головы наши точно поотрывают.
– Поотрывают, – согласился Эдуард. – Вот если бы мы на данный момент совершили какой-нибудь подвиг – например, задержали особо опасного преступника-рецидивиста, того самого селезня Черного Плаща. Или Никиту Вознесенского, который, по донесениям от администрации, снова что-то там натворил и сбежал – и после этого вызвали Патруль Цепочки – тогда совсем другое дело. Помнишь еще Вознесенского?
– Еще бы, – проворчал Гаврилыч. – Этого козла забудешь… Сколько он нам крови попортил, когда мы за ним гонялись… Эх и переворот он замутил с другим покойником… Как его?
– Махно, – подсказал Эдуард. – Знатный покойник. Настоящий герой, не то что эти недоумки…
– Селезня мы точно не поймаем, – сказал Гаврилыч. – И Вознесенского нам искать – нет времени. А голова моя мне еще нужна. Я ею думаю. Выходит – вызывать Патруль? Пусть нас на пенсию отправят, но зато целы будем?
Эдуард погрузился в мучительные размышления. Боязнь физической расправы боролась в нем с боязнью безрадостного прозябания на пенсии.
– Не знаю, – наконец сказал он.
И тут дверь в комнату распахнулась. Обернувшись на шум, Эдуард Гаврилыч секунду стоял столбом, во все свои четыре глаза глядя на вошедшего, а потом…
– Никита! – ахнул Гаврилыч.
– Вознесенский! – ахнул Эдуард.
– Эдуард Гаврилыч! – ахнул Никита.
–………! – ахнула из угла голова Капитана Крюка.
– Вот тебе и подвиг, – справившись с приступом удивления, проговорил Эдуард.
– Точно! – хмыкнул Гаврилыч. – Эй, Вознесенский! Ты как здесь оказался?
– Случайно, – ответил Никита, тоже крайне изумленный.
– А где твой дружок? Этот… полуцутик…
– Г-гы-ы, – подсказал Эдуард.
– Г-гы-ы неподалеку, – ответил Никита. – Парит над полем битвы.
– Зачем? – удивился Гаврилыч.
– Ждет, когда от меня какую-нибудь часть тела отчекрыжат, – объяснил Никита.
– Интересные у вас отношения, – в один голос проговорили Эдуард и Гаврилыч, отступая к красной кнопке на стене.
– Интересные… – сказал Никита. – Вот так встреча… А это вы из зенитки пуляли?
– Мы, – признался Эдуард Гаврилыч, делая еще пару шагов.
– Выходит, вы тут на службе? – осведомился Никита.
– На службе.
– И будешь меня задерживать, чтобы передать властям? Ориентировку небось на меня получил уже…
– Ориентировка нам ни к чему, – сказал Гаврилыч. – Твою штрафную чавку мы навсегда запомним. Короче, хватит базарить, руки за голову, ноги на ширину плеч и ложись на пол. А я пока на тебя наручники надену.
– Если все выполнишь так, как мы сказали, и будешь хорошим мальчиком – не покалечим, – пообещал Эдуард,
– А чего ему рыпаться-то? – удивился Гаврилыч. – Он человеческий покойник. А человеческие покойники, даже самые крутые и тренированные, гораздо слабее ифритов. Никита это знает. Еще бы ему это не знать…
– Знаю, – проговорил Никита.
Эдуард Гаврилыч уже стоял у самой красной кнопки.
– Нажимать, милый друг? – спросил Эдуард у Гаврилыча.
– Нажимай, братан, – разрешил Гаврилыч и добавил, обращаясь уже к Никите: – Сейчас нажмем кнопочку, прилетит Патрульчик. А ты к этому времени будешь уже смирным и покладистым. В наручниках. Нажимаю кнопочку!
– Не-е-ет! – заорал Никита, бросаясь к Эдуарду Гаврилычу, но тот ладонью вдавил кнопку в стену.
– Вот и все, – улыбаясь, проговорил Эдуард. —Ложись на живот, руки за голову… расслабься и попытайся получить удовольствие.
Ифрит-участковый извлек из кармана форменных шаровар большие ржавые наручники и пошел на Никиту.
Помещение зала напоминало бы нутряные белые полости выдолбленного яйца, если бы какому-то извращенному сознанию пришла идея перегородить яйцо изнутри сотнями выстроенных в ряд кресел, да еще воздвигнуть над всем этим возвышение Президиума.
– Экстренное заседание Министерства внутренних дел Тридцать Третьего Загробного прошу считать открытым, — традиционным торжественным тоном проговорил цутик М-мы-ы и провел рукой по ветвистым рогам жестом, похожим на тот, когда приглаживают волосы.
– Только что поступил сигнал из правительственного здания Колонии X Пятого Загробного Мира, – сказал
М-мы-ы. – Тамошний инспектор Эдуард Гаврилыч просит помощи.
– Хотелось бы понять в общих чертах, что там происходит? – задал первый вопрос кто-то из Президиума.
– Да ничего особенного, – махнул рукой цутик. – Там постоянно случаются бунты, восстания, погромы… Колония X – место обитания героев, а герои – такие покойники, которые не бунтовать не могут. В общем, ничего необыкновенного нет в том, что в колонии снова поднялось восстание. Удивительно, что этот самый Эдуард Гаврилович вызвал Патруль Цепочки, который, как известно, вызывают только в крайних – экстренных – случаях. Главная администрация Цепочки решила Патруль пока не вызывать, так как к ее министрам поступила информация о том, что на территории центра Пятого Загробного Мира находится десант из нашего – Тридцать Третьего Загробного Мира. Дело о восстании в Колонии X, таким образом, передано под нашу юрисдикцию. Теперь о десанте. Десант занимается розыском преступников Вознесенского и предателя-полуцутика Г-гы-ы. Преступники похитили экспериментальную модель генератора П-З-Д(а) и протащили в Загробные Миры покойника контрабандой. Десант состоит из робота Андроника, ифритов Изи, Себастиана и Валета…
Цутик М-мы-ы, проговорив имена ифритов, хотел было продолжать речь, но тут к нему подлетел невзрачного вида полуцутик и что-то шепнул на ухо.
– Простите, – сказал М-мы-ы. – По последним данным, состав десанта таков – робот Андроник, Изя и Себастиан. Ифрит Валет сожран. Приносим свои соболезнования начальнику Валета герру Мюллеру, кстати, присутствующему на нашем заседании.
Герр Мюллер, радостный от того, что ему выпало лишний раз покрасоваться на публике, приподнявшись со своего места, поклонился.
Зал зашумел.
– А может быть, там на самом деле что-то необычное случилось? – спросил какой-то выскочка ифрит.
– Очень точный и верный вопрос, – отреагировал цутик М-мы-ы, с презрением посмотрев на задавшего вопрос ифрита. – Мы – представители администрации Цепочки – в целях наиэффективнейшей помощи своему коллеге Эдуарду Гаврилычу решили первым делом проверить все данные, а уж потом передавать сигнал десанту, чтобы тот спас участкового от верной гибели. Мы проверяли данные, и мы их проверили. Как выяснилось, восстание поднял некий обитатель Колонии X, носивший на Земле имя Васи Иконкина. Этот самый Вася Иконкин – герой уникальный. А уникальность его состоит в том, что он не представляет себя каким-то одним героем конкретно, а… Ну, граждане, долго объяснять. Я лучше зачитаю его личное дело. Прошу внимательно выслушать мой доклад, хотя он скучный и длинный.
Цутик М-мы-ы поднял со стола Президиума громадную стопку бумаг, откашлялся и принялся читать…
При жизни Вася Иконкин сам говорил о том, что по мотивам его личной биографии можно написать захватывающий роман, а когда Вася Иконкин скончался, сумасшедший ритм взбалмошной загробной жизни захватил его настолько, что он и думать забыл о писательской работе, и, честно говоря, совершенно напрасно: писатель из Васи вышел бы отменный. Некоторые работники слова только и занимаются тем, что выдумывают для своих книг сюжеты из головы, а Васе не понадобилось выдумывать ни единой буковки, ибо жизнь его была, как говорится, богаче всякого вымысла – чем Вася Иконкин очень гордился и о чем рассказывал направо и налево в течение тех коротких промежутков времени, когда его ненадолго выпускали из психиатрической клиники.
Взять хотя бы последнее Васино приключение – то самое, благодаря которому Вася и оказался в начале Цепочки Загробных Миров, – какое бы отменное литературное произведение получилось!
Итак, место действия: небольшой приволжский городок, носящий название, конечно, Саратов. Главные герои: молодой человек, к началу действия находящийся на очередном стационарном лечении в местной психиатрической клинике. Мания его состояла в том, что он то и дело представлял себя кем-нибудь из великих деятелей всемирной истории – вымышленным или реальным, – один бред сменялся другим исключительно в стрессовой ситуации. Этот молодой человек – Вася, хотя в тот период прижизненного существования он своего настоящего имени не помнил и вспоминать не хотел, а откликался на имя Фердинанд, как на наиболее соответствующее его мироощущению.
Спутником главного героя в том ненаписанном романе был бы Галина из соседней палаты. Так звали низенького лысого мужичка, который давно смирился с мыслью, что он вовсе не мужчина, а женщина, причем беременная.
