Текст книги "Пластмассовый космонавт"

Автор книги: Антон Кротков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

Глава 13

На сегодня у Беркута была запланирована лётная тренировка. При Центре подготовки космонавтов существовал авиационный полк, базирующийся на Чкаловском аэродроме. Авиационная часть специально была сформирована для тренировки космонавтов-летчиков и ознакомительных полетов гражданских космонавтов. Тут были собраны боевые самолеты МиГ-17 и МиГ-21. Имелись учебно-тренировочные истребители с двойным управлением («спарка») МиГ-15УТИ. А также целый парк военно-транспортных и других специальных крылатых машин.

Облачённый в противоперегрузочный костюм, Беркут вместе с напарником шагали вдоль строя сверкающих на солнце полированным металлом истребителей. При выходе из раздевалки Павел заметил нечто необычное: перед глазами стали порхать золотые и серебряные мухи. Загадочные насекомые просто мельтешили у его лица! Хоть руками отгоняй! Хотя так, пожалуй, сойдёшь за клоуна. Просто не надо обращать внимания на блестящее мельтешение, вероятно, причина его в скаканувшем артериальном давлении…

Стараясь перекричать рёв авиационных двигателей, Павел рассказывал напарнику о недавней своей встрече с самим Никитой Архиповым. Никогда не видевший вживую «звёзд» такого уровня, Кулик слушал его с хищным вниманием. Особенно его волновали разные пикантные подробности из жизни знаменитостей, которые были вхожи в дом командира. У парня на лице было написано, как страстно ему хочется приобщиться к чему-то пряному, недоступному для большинства, будоражащему воображение. Стать частью этого мира…

Затем для поднятия настроения Беркут пересказал Кулику свежий анекдот, который услышал от знакомого лётчика возле проходной. Николай смеялся в ответ и старательно делал вид, что у него всё в порядке. Свой лётный шлем напарник пока держал в руках, непокорный чуб его светлых волос весело колыхал лёгкий ветерок, однако настроение у парня явно было не столь задорное. В последнее время напарник заметно сник и это было очень заметно со стороны…

Когда молодые летчики стремятся попасть в отряд космонавтов, то обычно надеются, что путь их в космос будет столь же накатан и понятен, как это происходит с «зелёными» лейтенантами в авиации. Но не тут-то было. Привычных начинающим летчикам ознакомительных полетов в космос для них конечно никто не предусмотрел. Да и вообще, новички тут по большому счёту никому не нужны. Большинство этих парней быстро делают для себя неприятное открытие: новые впечатления и почести, ради которых они оставили службу в военной авиации, могут прийти через год и даже через десять лет. Могут и вообще не прийти, ведь кандидатов на очередной полёт гораздо больше, чем требуется, и начальство очень придирчиво в подборе экипажей. В то же время карьерный рост и присвоение очередных званий в космонавтике во многом зависят от того, попал ли ты в обойму тех, кого регулярно включают в рабочие экипажи, или же застрял в вечно запасных.

Но Кулику можно сказать сразу сказочно повезло, ведь он попал в стартовый экипаж поразительно скоро – всего после восьми месяцев ожидания, обойдя многих «старичков». Но удача может в любой момент отвернуться от него. И Николай не мог этого не понимать. И наверняка переживает, что из-за собственной скованности во время тренировки на тренажёре может потерять место в ракете и отправиться в конец очереди, а то и вообще быть списанным по профнепригодности.

«Мне бы его проблемы, – подумал Беркут. – Из нас двоих шансов оказаться за бортом гораздо больше у меня, чем у молодого и крепкого, как бык напарника». Только что, на предполётном медосмотре у Беркута, как он и предполагал, выявилось повышенное артериальное давление. По инструкции, доктор вообще не имел право допускать его к полёту на истребителе. Хорошо, что с этим врачом они несколько раз вместе парились в бане и ездили на рыбалку, и Беркуту удалось убедить хорошего знакомого, что причина подпрыгнувшего давления в лёгкой перетренированности. Якобы, он перебрал с физическими нагрузками, желая набрать перед предстоящим космическим стартом оптимальную форму, вот давленьице и подскочило. Доктор поверил ему на слово и допустил к полёту. Но ведь впереди большая Государственная медкомиссия! А там рассчитывать на скидки и поблажки не приходиться…

Возле двухместного учебно-тренировочного МИГ-15 экипаж кроме механика самолёта ожидал сам Григорий Камчатов по прозвище «Черномор» собственной персоной! Его ни с кем нельзя было спутать даже издалека. В своей генеральской фуражке, которую старый солдат носил по фронтовой моде – немного сдвинутой набок, в потёртой лётной куртке и в галифе, заправленными в хромовые сапоги, матёрый ас пяти войн выглядел очень фактурно. Фигура у него тоже была солидная, – борцовская, с мощным торсом и широкими покатыми плечами. Физиономия – с крупными чертами и тяжёлой квадратной нижней челюстью. И характер под стать – прямой, бесхитростный, порой грубый. Но с Беркутом у них наладились уважительные отношения. К нему единственному в отряде космонавтов «Черномор» обращался по имени отчеству «Павел Поликарпович». Свою роль тут играло и то обстоятельство, что как боевому лётчику-Асу, генералу нравилось, что отчество Беркута созвучно с фамилией знаменитого авиаконструктора, на чьём истребителе он начинал свой боевой путь ещё в далёком 1937, в республиканской Испании.

По своей должности генерал отвечал за отбор, подготовку и назначение космонавтов в экипажи и дублирующие составы. К лётной же подготовке у бывшего истребителя по понятным причинам отношение было особым. К моменту прибытия экипажа, начальник уже побывал в кабине их самолёта, самолично всё проверил, будто сам собирался в небо. А всё потому, что привык отвечать за своих людей и технику, на которой им предстоит работать. И вот теперь, ожидая подхода экипажа, «Черномор» стянул с рук лётные перчатки и чисто генеральским жестом, то есть, не глядя, через плечо протянул их механику.

– Ну как, Алексей Поликарпович, задание на сегодня понятно? – для порядка осведомился генерал, обменявшись с Беркутом медвежьей силы рукопожатием.

Полёт предстоял несложный по квалификации лётчика-испытателя 3-го класса (тогда как у Беркута был 1-й класс) с манёврами средней сложности. На этом МиГ-15УТИ были специально доработаны топливная и масляная системы, чтобы они могли обеспечить работу двигателя в условиях «топливного голода» на закритических режимах. Так что Беркуту предстояло около сорока минут «катать» непривычного к таким полётам строевого лётчика Кулика по гигантской параболе, снова и снова создавая режим невесомости. В отличие от тренировок на невесомость, которые проводились на большом четырёхмоторном Ил-76, полёты на истребителе позволяли космонавтам отточить специальные навыки пилотирования и подготовить собственный организм к работе в экстремальных условиях закритических нервно-физических перегрузок на околоземной орбите.

– Так точно – в ответ на вопрос генерала приложил ладонь к гермошлему Беркут. – Разрешите, приступить к выполнению задания?

– Обожди. Ну-ка, отойдём, – Камчатов взял Беркута под руку, отвёл в сторонку, после чего кивнул на уже занявшего своё место в передней кабине Кулика:

– Мне нужно, чтобы ты всерьёз проверил этого парня…Да, знаю, тебе мои слова вряд ли придутся по душе, ведь ты Командир! А он, считай, твой ведомый. Но у нас не авиация, где старикам положено в бою натаскивать молодёжь. Там, в космосе, всякое может произойти, и мы должны на все 100 процентов быть уверенны, что твой напарник не «поплывёт», как в прошлую пятницу на тренажёре, а сможет тебя подстраховать. Поэтому, когда отработаете в зоне основной «вариант», устрой ему небольшой «зачёт», так сказать, сверх программы – крутани неожиданно какой-нибудь свой испытательский финт и брось управление, пусть твой напарник сам вытащит машину. Если справится, будем считать, что наш неофициальный зачёт он сдал. И тебе так спокойней будет, и мне, сам понимаешь, какая на мне ответственность лежит за ваш полёт.

При всей своей внешней брутальности и грубости «Черномор» был настоящий лётчик и такой же командир. Даже внешне выглядел таковым: ямочка на подбородке, пронзительно-голубого цвета мальчишеские глаза так и не состарившегося в душе романтика. При этом обветренная красная кожа его лица казалась дублёной, а у подбородка и на шее она и вовсе имела малиновый цвет – следы фронтовых ожогов. Павел ведь тоже в молодости успел понюхать пороху, и потому знал, что в самой сложной ситуации может прийти к Камчатову, – как солдат к солдату – и всё откровенно ему выложить. Поэтому согласно кивнул:

– Всё понял, Григорий Иванович, сделаю.

– Ну тогда – от винта! – одобрительно напутствовал его Камчатов. – Желаю успеха вашему «птичьему» экипажу!

Всего через шестнадцать минут после отрыва МиГа от полосы Беркут доложил руководителю полётов в наземную диспетчерскую авиабазы «Чкаловский»:

– Это полста-первый, входим в зону, высота 4700, нижняя кромка облачности на 5000. Разрешите приступить к выполнению основного задания?

– Вас понял, полста-первый. Можете приступать, зона свободна, – последовало «добро».

В наушниках у Беркута возник шутливо-просительный голос напарника из соседней кабины:

– Командир, можно хотя бы сегодня обойтись с подчинённым понежней?

– Нельзя, Коля. Извини. Дружба дружбой, а служба – службой.

– Ну значит пропал мой завтрак! – нарочито несчастно вздохнул Коля.

– Работаем! – Беркут решительно перевернул самолёт через крыло и обрушил машину до минимальной высоты в триста метров, после чего выровнялся и на форсаже начал разгон. Истребитель с рёвом пошёл в набор высоты.

Невесомость в условиях земной атмосферы может быть создана только на самолете, летящем по дуге, выгнутой вверх. Для этого Павел разогнался до максимальной скорости и перевёл машину в крутую горку, затем начал вывод из горки, отдавая от себя ручку и уменьшая угол атаки крыла настолько, чтобы оно не создавало подъемной силы, ни вверх, ни вниз. В какой-то момент перегрузка оказалась равна нулю, и самолет продолжал двигаться по баллистической траектории под действием только силы тяжести (как брошенный вверх камень). Это соответствовало состоянию невесомости. В процессе этого маневра постепенно происходил переход истребителя в пикирование, поэтому продолжительность невесомости не превышала 30-35 секунд. Затем последовал вывод машины в горизонтальный полет. После чего весь цикл повторялся снова… Потом ещё и ещё.

Однако, Беркут не был бы асом, если бы не дополнил стандартную программу сложными элементами высшего пилотажа. Только свой брат-авиатор мог понять его страстное стремление снова сесть в кабину истребителя и почувствовать эту хорошо знакомую каждому в их профессии радость летчика, поднимающего самолёт в небо, ощущающего полную свободу бросать послушную машину в крутые виражи, крутить бочки и петли на пределе возможностей собственного организма и «железа». Повинуясь малейшему движению штурвала, истребитель круто кренился на крыло и, перевернувшись, нырял на целый километр или на два вниз, а потом свечой взмывал в небо, так что вся кровь в венах и артериях отливала в голову, а потом устремлялась обратно в ноги.

…Выполнив каскад фигур, Беркут велел напарнику повторить манёвры за ним. Однако, остался не слишком доволен результатом.

– Резче двигай ручкой управления и педалями – ты же истребитель!

Это Беркуту, как испытателю, нравилось проверять себя и технику на прочность; бросать судьбе вызов, шагая «по краю». Для него такая «карусель» была привычным делом, а вот напарнику приходилось тяжеловато. Строевые лётчики на сложный пилотаж не летают, и Николаю было очень неуютно. Даже через межкабинную перегородку ощущалось его напряжение и скованность. Нужно было помочь напарнику преодолеть свою неуверенность.

– Показываю ещё раз.

Выполнив крутой боевой разворот, инструктор повёл истребитель по восходящей спирали с перегрузкой 6-8g. Когда машина почти достигла верхней точки крутого подъёма, рука пилота вдруг сползла с ручки управления, неуправляемый МИГ стал входить в штопор.

– Командир? – запросил из передней «курсантской» кабины сбитый с толку Кулик. Не получая ответа, он забеспокоился всерьёз.

– Что с вами?! – полным тревоги голосом звал Николай по радиоканалу межкабинной связи, попутно пытаясь самостоятельно вывести самолёт из штопора, в который МиГ уже конкретно затянуло.

А произошло самое скверное из того, что могло произойти. В какой-то момент Беркут так увлекся, что совершенно забыл о своих недомоганиях последнего времени. Проблема сама напомнила о себе – внезапной резкой болью, от которой всё вокруг помутнело, будто подёрнулось серой пеленой. Приборы поплыли перед глазами. Всё повторялось: давящая боль в груди, не хватает воздуха, ощущение застрявшего кома в горле! От накатившего ужаса мгновенно стала мокрой спина.

…В наушниках напряжённо сопел Кулик, отчаянно стараясь обуздать кувыркающийся к земле самолёт. Беркут пока ничем не мог ему помочь из-за головокружения, тошноты и ряби в глазах. Достаточно сказать, что Павел с трудом мог контролировать положение даже собственного тела, которое мотало по кабине, и лишь благодаря привязным ремням его ещё не выбросило из кресла. Раньше столь жёстких приступов с ним ещё не бывало. В грудь словно загнали длинный раскалённый гвоздь. Повинуясь инстинктивному порыву, он сорвал с себя кислородную маску и жадно хватал широко раскрытым ртом воздух, в ушах стоял давящий звон, в глазах совсем потемнело.

К счастью, на седьмом или девятом витке напарнику всё же удалось самостоятельно вывести машину, теперь Кулик волновало только состояние командира:

– Павел Поликарпыч, отзовитесь! Сообщить на землю что у нас проблемы?

– Нет… всё нормально, – с трудом ворочая «чугунным» языком, проговорил Беркут. Он по-прежнему не мог нормально вздохнуть полной грудью, будто воздуха не хватает, пробовал зевнуть, но не помогало. И боль в голове… Так сдавило череп, что приходилось стискивать зубы, чтобы не застонать. Неведомое прежде чувство безотчётного страха и неуверенности всё не покидало его, будто рассудок помутился из-за ошибочного подбора состава смеси, подаваемой из баллона в кислородные маски. Но ведь с напарником-то всё в порядке, значит дело не в кислороде. «Тогда в чём?… Ладно, разберусь с этим на земле» – решил Беркут.

К удивлению напарника, командир передал на базу:

– Задание в зоне закончили, разрешите курс 320. – Это был курс из тренировочной зоны на аэродром. А ведь, судя по показаниям приборов, топлива в баках самолёта оставалось ещё на 15 минут пилотажа. Однако, развернув нос самолёта в сторону аэродрома, командир очень аккуратно повёл его домой.

…Приземлившись и зарулив на стоянку, Беркут продолжал сидеть в кабине – обессиленный и подавленный, за спиной у него вздыхал и потрескивал остывающий двигатель, струйки пота сбегали из-под шлемофона на лоб.

– Что с вами, командир? – заглянул к нему обеспокоенный Кулик.

– Нормально, – натужно улыбнулся старшему лейтенанту 47-летний подполковник и, преодолевая предательскую слабость в теле, стал выбираться из кабины. По-стариковски медленно спустившись по приставной лесенке, впервые в жизни он взглянул на свой самолёт не с приветливой признательностью, а с усталой отчуждённостью. А ведь говорят, что если лётчик перестаёт получать удовольствие от полёта, то ему пора на пенсию…

Пока шли обратно, Беркут пытался убедить себя, что причина предательских приступов – всего лишь расшалившиеся нервы и накопившаяся усталость. Рано или поздно такое случается почти с каждым профессиональным лётчиком, ведь стрессы подчас незаметно накапливаются годами и однажды вдруг бац! Да так, что белый свет покажется тебе в копеечку.

Дожив до своих 47 лет, Павел ещё месяц назад лишь смутно представлял себе, где у человека располагается сердце, при этом бывало выкуривал по две пачки в день и не отказывался от приятельских застолий. И вряд ли что-то в нём сильно изменилось. Просто, видать, давно не отдыхал, при этом очень много работал. А тут ещё вся эта нервотрёпка с новым кораблём. «Ничего, всё наладится, мужик! – почти убедил он себя. – Ты всё ещё крепок и здоров, так что никакие это не симптомы стенокардии. Ты ещё дашь фору этим молодым!». – Беркут покосился на напарника: требовалось что-то придумать, а не то паренёк решит, что старый хрен и в самом деле спёкся.

– Понимаешь, сегодня пришлось спозаранку везти гостившую у нас с Викой родственницу на Ярославский вокзал, так что даже позавтракать второпях не успел. Перехватил вокзального беляша и похоже траванулся: так вдруг живот скрутило, что из-за приступа потерял контроль над машиной. Хорошо, что ты меня подстраховал. Отлично вывел машину из штопора!

Николай легко поверил в придуманную Беркутом на ходу историю, тем более, что ему представился шанс доказать командиру свою полезность. Этого простоватого парня скупая похвала заслуженного ветерана буквально окрылила, он заулыбался и расправил плечи.

– Сообщать о том, что случилось начальству ведь не обязательно, – предложил Беркут. – Будем считать, что отработали стандартную программу целиком. Без происшествий.

– Могила! – радостно заверил Коля.

– А «Черномору» я доложу, что ты полностью готов к полёту – пообещал Беркут.

Кулик кивнул, но затем отчего-то нахмурился.

– В чём дело, Коля? Давай, выкладывай на чистоту, раз уж мы с тобой идём в одной связке!

– Сказать откровенно, Павел Поликарпович, чем ближе старт, тем мне всё больше не по себе становится, ведь три предыдущие ракеты взорвались… – смущённо признался напарник. – Сестра мне чуть ли не каждый день мозги пилит, чтобы я отказался от полёта.

– А ты чего ожидал? – жёстко поинтересовался Беркут. – Что будет как в кинохронике: счастливые космонавты и ликующий народ? Триумфальное шествие к славе? Репортаж с заставкой «Интервидения» под аккорды Шостаковича? Голосом Левитана диктор объявит на весь мир: «Говорит и показывает Москва, работают Центральное телевидение и все радиостанции Советского Союза, системы «Интервидения» и международной космической связи»!». И мы с тобой шагаем по ковровой дорожке… Прежде всего, брат, мы испытатели новой техники! Отправляясь утром на службу, ты должен понимать, что вечером можешь не вернуться домой, вот какая у нас работа.

На Кулика его слова произвели большое впечатление. Он даже как будто устыдился своей слабости.

Только ведь убеждать других – отринуть от себя все страхи и присущие человеку древние инстинкты, став одной сплошной волей, – намного проще, чем бороться с собственной тёмной природой. В этом Беркут убедился уже по дороге из Чкаловского. Оказалось, что накрывшая его в небе паническая волна полностью не схлынула: даже за рулём автомобиля он чувствовал непривычную скованность и напряжение, на лбу снова выступила испарина, по спине бежали ручейки пота. Будто за рулём не он, а кто-то другой.

Как первоклассный лётчик Беркут всегда умел держать под контролем чувство страха и неуверенности, а тут что-то никак не выходило справиться с собой. Ему постоянно сигналили другие водители и шли на обгон. В конце концов прижав «Волгу» к обочине, мужчина опустил голову на руль, упёрся горячим лбом в прохладный пластик. «Что от меня останется, что я буду, если перестану быть тем, кто я сейчас есть?» – словно клювом дятла долбила виски свинцовая мысль, от которой накатывала неведомая ранее тоска, словно стоишь на краю тёмной бездны и вот-вот свалишься.

Домой он вернулся уже затемно – страшно вымотанный. Но и заснуть не мог из-за хоровода тяжелых мыслей в голове. Трудновато ему что-то стало в последнее время. Реактивная авиация, тем более космонавтика, здоровья ведь не добавляют, а отнимают: изнашиваются внутренние органы, мышцы, кости (особенно позвоночник), суставы, да и психологически человек выгорает на такой работе. Большинство лётчиков заканчивают карьеру уже к сорока годам – фактически инвалидами. Он и сам понимал, что здоровье уже не то, и спор с природой ему рано или поздно аукнется…

Когда среди ночи на кухню зашла заспанная жена – в ночной сорочке с растрёпанными волосами, – то застала мужа сидящим за столом, на котором стоял стакан и оставшаяся от гостей непочатая бутылка водки, которая была почти допита.

– Что ты делаешь?! – опешила Вероника. – Тебе же скоро на медкомиссию? Тебя же отстранят, Беркут! Ты что, решил не лететь?

– Ничего я не решил, – буркнул он. – Жизнь сама за нас всё решает…