Текст книги "Пластмассовый космонавт"

Автор книги: Антон Кротков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

В подтверждение своих слов академик привёл историю, которая, правда, больше напоминала красивую легенду:

– Я понимаю, что трудно поверить, что в нашей жизни могут случаться такие вещи, поэтому не стану утверждать, что произошла она именно с Гагариным. В связи с ней называют и фамилию очень популярного в народе поэта-песенника Никиты Архипова. Но в конце концов, это не так уж и важно, ведь эти двое в чём-то равнозначны: оба воплощают русский характер, оба не бояться говорить правду властям, и оба бесконечно любимы народом… Так вот, рассказывают, что однажды Гагарин с другом отдыхали в творческом пансионате. Дело было зимой, вроде бы под Солнечногорском. После выступления Юра и его приятель сели в машину и выехали на дорогу. Но решили остановиться, чтобы полюбоваться на поразительную ночь. Вышли из машины. Луна осветила всё чудным светом – замёрзшее озеро, опушку леса. Тишина поразительная, всё засыпано снегом. Мороз градусов тридцать пять. Снег бесшумно падает… Мне эту историю через третьи руки рассказывали, но с поразительными деталями, – пояснил рассказчик. – И вдруг видят они вдали появилось какое-то движущееся странное облачко. Потом раздался усиленный морозом и тишиной топот солдатских сапог. Подбегает к ним мужик лет тридцати, по пояс голый, весь в боевых шрамах и наколках, в руках гимнастёрка, ремень и бушлат. Смотрит Гагарину в глаза, и хотя ночь, и все одеты по зимнему, сразу узнаёт его. «Меня ребята послали в самоволку к тебе. Мы курсанты курсов «Выстрел», только скажи, и мы всё сделаем как скажешь». И опустился на колени. Взял Гагарина за руку и поцеловал. Поднялся, и не прощаясь, побежал обратно почти 40 километров.

«Выстрел» – это высшие офицерские курсы, фактически школа отборных головорезов. Беркута эта история потрясла, как в своё время и Ненашева. Правда были и сомнения. Уж слишком красиво и пафостно, – полуобнажённый посланец воинского братства, коленопреклонение, поцелуй руки, – словно из рыцарского романа. Или из жития святых… И если уж на то пошло, то гораздо легче представить, что этот парень целует руку поэту-музыканту, чьи стихи заставляли пускать скупую мужскую слезу даже матёрых лихих рубак и прожжённых воровок. При всём, при этом, было в рассказе что-то очень мощное и подлинное… И если допустить, что история в действительности имела место быть, то её герой, – кем бы он ни был, – и в самом деле крайне опасен для власть имущих, и они должны смертельно бояться такого человека!

Какое-то время академик и космонавт шли молча. Свою шляпу Ненашев вначале нёс под мышкой и в таком «изжёванном» виде теперь водрузил себе на голову.

Вдали показались огни станции. Чувствовалось, что дачному затворнику не дают покоя мысли о судьбе дела, которому он отдал лучшие годы жизни. Он с грустью предрёк:

– Вот помяните ещё мои слова, когда неожиданные вмешательства мощных сил вплоть до ЦК станут не подгонять лунную программу, а наоборот – в самые ключевые моменты тормозить её, фактически пропуская американцев вперёд. Внезапно начнут происходить странные вещи, например, закрываться ключевые разработки фактически на стадии запуска в производство. И боюсь, что прежде всего обречён королёвский лунный носитель H1. Мне особенно горько об этом говорить, ведь я тоже был причастен к созданию этого красивого проекта. Но боюсь, что тут уж ничего не поделаешь. На поверхности всё пока выглядит более-менее благополучным: пресса на все лады трубит об успехах отечественной космонавтики, которая якобы легко обставляет американцев в ходе подготовки экспедиции на Луну. Но в тёмных глубинах уже запущены необратимые процессы. Началась фатальная игра влиятельной группировки в поддавки, когда в ходе «диалога двух систем во имя мирного существования» делается всё, чтобы ключевые ходы делались нами с опозданием. Или неверно. Либо вообще не делались. В обмен на экономические и политические подачки они принесут в жертву будущее страны.

Павел мрачно слушал, но вопросов больше не задавал. Ненашев истолковал это однозначно и с грустью вздохнул:

– Вот и у вас, похоже сложилось обо мне превратное мнение. Меня ведь выставляют этакой белой вороной, сумасшедшим.

Беркут прямо глядя ему в глаза признался:

– Не стану врать, что поверил всему, что вы мне сказали. Пока это кажется мне очень странным. Ведь вас тоже могли намеренно ввести в заблуждение те, кому выгодно окончательно скомпрометировать ваше доброе имя, уничтожить вашу репутацию.

Лицо академика потемнело, в углах губ залегли складки печали, щёки безвольно провисли; в больших, голубых глазах неисправимого романтика появилась выражение затравленности и боли.

– Поверьте, это невозможно, – заговорил он глухим голосом. – Они итак уже сделали со мной самое страшное – лишили себя. Человеку крайне важно знать, что он представляет собой в общественном и профессиональном смыслах. Вот вы знаете, что вы космонавт и Герой. И я был определённой величиной в науке. А сейчас я – никто… Они лишили меня лица, голоса, чести, а по сути убили. В социальном смысле, конечно. То есть, биологическая жизнь моего тела ещё продолжается, но духовно и социально я мёртв. Поэтому могу так смело говорить, ведь мне уже нечего бояться. А с вами я откровенен, потому что знаю, что слово «честь офицера» для вас – не пустой звук.

Оказывается, до изгнанника дошла недавняя история, когда Беркут отказался ставить свою подпись от лица всех космонавтов под открытым письмом видных деятелей советской науки и культуры с требованием примерно наказать группу молодых писателей и художников, посмевших начать полуподпольно издавать собственный литературно-художественный журнал. Беркуту такой отказ мог дорого обойтись, но Павел сумел прикинуться этаким наивным дурачком, дескать, он бы и рад, но, к сожалению, в искусстве не бельмес не понимает. В конце концов начальники плюнули и отстали от него. Но для Ненашева этот был настоящий поступок, на который не многие бы отважились.

– Вы порядочный человек. И говорят, что пока ещё вы главный кандидат на должность командира лунной экспедиции, так попробуйте бороться за свой корабль! – посоветовал Ненашев. – Из того, что мне говорили о вас, я сделал вывод, что вам свойственна принципиальность, решительность в действиях, бесстрашие перед лицом судьбы, та напряжённая и особая страсть, присущая истинному исследователю.

Павел и рад был бы заверить почтенного старика в готовности отстоять их общее дело, но кривить душой не умел, и потому откровенно признался, что не так уж много и может:

– Ещё недавно в космос отправляли морских свинок, собачек и обезьянок. Руководство смотрит на нас космонавтов примерно так же. В нас часто видят тех же мартышек, в лучшем случае обученных простейшим командам шимпанзе. Так что от моего слова, к сожалению, не так уж многое зависит.

– Но кто-то же должен лечь «трупом» против их разлагающей философии! – возмутился опальный академик. – Меня в дрожь бросает, когда я думаю об экипаже, которому предстоит скоро лететь на этом скопище технических недоделок «Союзе»! Лучше бы вы отказались. Может такой ваш решительный демарш и заставит кое-кого наверху обратить внимание на то, что твориться. Конечно, с вами могут поступить так же, как и со мной. Зато ваша семья, ваши дети, не потеряют из-за чьей-то глупости или подлости отца и мужа. Вы мне кажитесь человеком смелым и прямым, который может пойти наперекор системе. В самой сложной ситуации.

Любому бы польстили такие слова, тем более из уст такого человека, но Павел не слишком обманывался на собственный счёт. Ведь практически никто не застрахован от низости и подлости, поставь его в жёсткие условия выбора.

– Когда-то я служил простым лётчиком на дальнем Востоке… – вдруг вспомнилось ему, и он поделился воспоминанием с опальным академиком. – Так вот, однажды дежурное звено истребителей было поднято в небо по тревоге на перехват вторгшегося в наше воздушное пространство самолёта-нарушителя. Когда мой друг-однополчанин приблизился вплотную, то понял, что перед ним не воздушный шпион, а заблудившийся пассажирский лайнер. Он доложил об этом на землю. Но получил приказ открыть огонь. Сослуживец видел лица пассажиров в иллюминаторах, там были женщины и дети…и всё-таки нажал на гашетку авиационной пушки. Через несколько минут добил падающий в океан «Боинг» ракетой. И как-то жил с этим потом … Порой я думаю о том, как бы сам поступил, ведь в тот день могло быть моё дежурство…

Они стали переходить бегущий по извилистому оврагу в густых папоротниках ручей и остановились на середине деревянного мостика. Галилей Ненашев почти с отвращением оглядел окружающую идиллию – с кувшинками и плакучей ивой у воды, пастуха, ведущего с полей стадо коров, – и дёрнул шеей, словно желая ослабить невидимую удавку:

– На самом деле вся эта дачная жизнь – лишь попытка выжить, чтобы не умереть от отсутствия воздуха. Вы понимаете, о чём я? Настоящая работа – и есть тот воздух, которым мы дышим. Хотя у меня всё чаще появляется такое чувство, что я уже умер… Вы, как лётчик, конечно, знаете, что при разгерметизации кабины на большой высоте человек погибает мучительной смертью от перепада давления, вот и со мной то же самое…

Тут академик отвлёкся от собственных переживаний и внимательно поглядел на Беркута, словно что-то вдруг разглядев в нём:

– А вот вы выглядите человеком, принявшем для себя важное и очень непростое решение. Такое впечатление, что для вас окончательно стал складываться узор судьбы.

Павел чуть улыбнулся и похлопал ладонью по перилам моста:

– Да, я почти перешёл свой Рубикон.

– Только берегитесь, чтобы они и вас не объявили сумасшедшим, – зачем-то предупредил Ненашев, всматриваясь в него немигающим взглядом фанатика. Затем, помолчав, загадочно произнёс с выражением лёгкой отрешённости глядя куда-то вдаль:

– Что же касается меня, то пускай они думают, что сломали меня. Для них я обычный городской сумасшедший, потому что они не понимают… – Бывший академик вдруг ушёл в себя. Стоял, покачиваясь, глаза полуприкрыты, губы что-то шепчут. – Голос сказал мне, что я призван, – открыв глаза, серьёзно сообщил Ненашев.

Глава 16

– Какой голос? – не понял собеседник. – Вы хотите сказать, что…

– Павел осёкся. Академик стоял рядом со странной улыбкой на лице, но при этом поднял руку и указательным пальцем описывал в воздухе какие-то вращательные движения в его сторону.

– Оттуда, с небес! – таинство объявил дачный затворник. – Я научился разговаривать с космосом… он даёт мне энергию и учит, как поступать. Раньше я был слеп, потому что был ограниченным материалистом, как почти все мы: строил свои ракеты, чтобы изучать Вселенную, а сам считал её скоплением мёртвых галактик. А она наполнена величайшей жизнью и гармонией! И я бесконечно счастлив от того, что великий свет Вселенского разума осветил и мой ничтожный разум. Я услышал шепот звёзд!.. Голос сказал, что я не просто так оказался в такой жизненной ситуации, на меня возложена великая миссия открыть человечеству глаза.

Внушительно помолчав, Ненашев добавил с клокочущим внутри восторгом: – С тех пор как голос разговаривает со мной, моя жизнь постепенно стала снова наполняться смыслом. Голос научил меня, что делать.

Уставившись на Беркута немигающим взглядом, академик таинственно улыбнулся:

– Скажу лишь вам одному: я собрал кое-какие материалы. В том числе по гибели Гагарина. Вам фамилия Власов ни о чём не говорит?

– Василий Трифонович? Да я знаю его, он отличный лётчик, – удивлённо подтвердил Беркут.

– Вот и вы подтверждаете, что ваш знакомый отличный лётчик, – удовлетворённо покачал головой Ненашев. – Опытный испытатель, в совершенстве владеющий техникой пилотирования самолётов любых типов. Такой конечно знает, как мастерским манёвром, например, опрокинуть указанный ему самолёт, чтобы вогнать его в землю вместе с экипажем…

Академик понизил голос до едва слышного шепота и торопливо заговорил:

– Я собрал полную информацию о последнем полёте Юры. Его инструктор Владимир Серёгин отлично знал учебно-тренировочный Миг-15. Более того, он был ведущим испытателем на этой машине. И так как выпускал этот самолёт в жизнь, то знал все его особенности. Полет они выполняли с подвесными топливными баками, которые по инструкции запрещены для высшего пилотажа. Но его и не планировалось. Лётчики должны были выполнить очень простое задание: восьмерка одна, восьмерка вторая, пикирование, набор, пикирование, набор и – пошли домой. Все шло совершенно спокойно. Гагарин и Серегин нормально отлетали, о чем доложили на базу, и легли на обратный курс. А через две минуты их самолет столкнулся с землёй. Это нельзя объяснить обычными причинами, ибо за штурвалами «спарки» находились более чем квалифицированные лётчики.

На расположенном поблизости аэродроме Киржатка находился близкий друг Гагарина Алексей Леонов, он с группой прибыл туда для парашютной тренировки. Леонов, по его словам, слышал два громких звука, следовавших один за другим с промежутком в полторы-две секунды. Первым, как выяснилось, был взрыв самолета, а второй легко идентифицировался как хлопок, сопровождающий переход звукового барьера. Но если «МИГ» Гагарина и Серегина взорвался, то, значит, там был еще один самолет! Это сомнений не вызывает. Но до сих пор официально не установлено, что это был за самолёт и кто находился за его штурвалом.

Если предположить, что неизвестный самолёт прошёл рядом с Миг-15 УТИ Гагарина-Сергина на скорости, близкой к сверхзвуковой, то неминуемо перевернул бы «Миг». Именно так, по моим сведениям, и произошло. Внезапно для себя Гагарин и Серегин вдруг попали в ситуацию, аналогичную штопору, да еще с топливными баками, с которыми «вытащить» кувыркающуюся машину из гибельного падения очень затруднительно. Облачность, относительно небольшая высота, и ещё что-то, о чём я пока не знаю, определили трагический исход…

Но мне удалось выяснить не только факт присутствия там другого самолета, но даже его тип! Мой доверенный человек, имени которого я вам сообщить пока не могу, лично по отдельности опрашивал трех авторитетных военных, и все они подтвердили этот факт. Более того мой тайный соратник нашёл свидетелей на земле. Четыре крестьянина, независимо друг от друга, из десяти предъявленных им для опознания масштабных моделей выбрали одну – «Су-15». Нам удалось выяснить, что самолет такого типа действительно работал в зоне, о чем было документальные свидетельство. Именно «было», потому что позднее все документы, касающиеся второго самолёта, были изъяты. И всё равно кое какие следы его зловещего полёта остались.

Самолет Гагарина работал на высоте около 4000 метров. Завершив свое задание, он стал снижаться и пошел в сторону аэродрома. В это время «Су-15», нарушив задание, снизился под облака, пошел на бреющем полете, затем включил форсаж и резко ушел вверх на свой эшелон. Трое из четырёх свидетелей на земле фактически полностью подтвердили такую картину, по их словам, сначала из хвостовой части самолета шел дым, потом огонь, а потом он сам стремительно исчез в облаках.

Я сумел добыть по своим каналам копию бароспидограммы, в соответствии с которой некий «Су-15» работал на высоте в 9000 метров. Потом мы получили другой документ, свидетельствующий о том, что он все-таки снижался до высоты 4000 метров. Более того, оператор локатора на аэродроме «Чкаловское» еще целых две минуты после того, как самолет Гагарина рухнул на землю, делал в том районе проводку курса для некоего самолёта на восток. Но вел-то он уже не «Миг», а «Су-15»! Буквально на следующий день оператора, который зафиксировал курс неизвестного самолета, убрали, и больше он не упоминался в докладах комиссии. Этого человека нам найти так и не удалось, но мы продолжаем его искать.

Беркуту всё более становилось не по себе от такой откровенности, особенно в виду пасущих их сотрудников КГБ. Своими речами Ненашев словно дразнил судьбу.

– Галилей Иванович, может вам не стоит в одиночку всем этим заниматься.

– Говорю же вам, я не один, мне помогают! – с гордостью произнёс задиристый старикан. – Не буду врать, что этих людей много. И всё же есть порядочные, бесстрашные люди, которые готовы бороться и рисковать, чтобы истина восторжествовала. Мне удалось встретится с Леоновым, он очень мужественный человек и не побоялся приехать сюда, так же, как и вы, когда узнал, что я провожу своё расследование. Он рассказал мне, что недавно запросил копию документов комиссии, которая расследовала гибель Гагарина и Серёгина. Там должны были иметься и его собственные показания. И что же он увидел, спустя время? В документе, который Леонов писал собственноручно, он не узнал свой почерк. Да и содержание его было совсем другим. К тому же он писал, что времени между взрывом самолета и хлопком, сопровождавшим переход звукового барьера, прошло полторы-две секунды. Теперь же речь шла уже о паузе в 15-20 секунд! Это кардинально меняет всю картину. Ведь если у «Су-15» скорость была более 1000 километров в час, то по новым данным он теперь должен был находиться за десяток километров от места гибели Гагарина и Серегина, и его с ней никак уже не свяжешь.

Вот тут я подумал: «Кому это нужно?». Зато в протоколе появились показания свидетеля Василия Власова, который приехал на место падения гагаринского самолёта значительно позже Леонова, но именно его рассказ комиссия отчего-то сочла самым правдоподобным. Хотя непонятно, зачем он там вообще появился. Леонов сказал мне, что в словах Власова было много откровенной лжи, но никто из начальства даже не удосужился их проверить. А те, кто пытались искать истину вопреки приказам своего начальства, жестоко за это поплатились. Ведь на первых порах расследованием занимались в том числе порядочные специалисты с безупречной репутацией. Но признав наличие рядом с «Мигом» второго самолета, они подписывали себе приговор. Некоторых из них уже нет в живых, а другие настолько далече, что голоса их не слышны. А в результате, заткнув рты честным специалистам и правдоискателям, комиссия обнародовала нелепейшую причину гибели экипажа.

– Да я помню, – задумчиво подтвердил Беркут, – по результатам расследования в «Правде» появилась маленькая заметка, в которой говорилось, что самолет Гагарина, совершив резкий маневр, связанный с отворотом от неких посторонних предметов (воздушный шар синоптического аэростата, либо стая гусей), попал в «непонятное» положение, столкнулся с землей, в результате чего экипаж погиб. Я сам помню удивлялся, какой там мог быть шар, какие гуси?!

– Тем не менее люди просто проглотили всю эту чушь – с досадой произнёс опальный академик. – Отчасти потому, что слепо верят газетам, отчасти потому, что иной информации не было.

Ненашев смотрел на собеседника глазами небесного цвета и произносил дикие вещи, которые звучали, как приговор ему, стоит кому-то из шпионящих за ним гэбистов их подслушать:

– У меня есть и все документы, и все фотопленки, которые побывавшие там люди по личному почину снимали на второй день после катастрофы. Моя особая жёлтая папка станет для «них» приговором! Я знаю, кто и зачем «химичил» с крыльями Икара! Ведь честные люди есть даже в их паучьих гнёздах!

Перед Беркутом стоял настоящий безумец. Может, крах его научной карьеры и преследования со стороны спецслужб так потрясли Ненашева, что психика учёного дала сбой? Ведь люди науки часто устроены довольно хрупко…

И всё же Павел не мог не испытывать безмерного уважения к этому уже немолодому человеку, безжалостно выброшенному системой отовсюду, но который, тем не менее, посмел бросить ей вызов. Какие бы потери не понёс его разум от столкновения с суровой действительностью, огромное мужество и порядочность остались краеугольным камнем его сильной личности.

При этом Беркуту трудно было себе представить, куда опальный академик может обратиться со своим досье. Не на телевидение же в программу «Человек и закон» и не в газету «Правда»! Хотя остаются ещё корпункты иностранных СМИ. Наконец, такой компромат можно попробовать нелегально переправить за границу, где его охотно обнародуют «Русская волна», ВВС или «Радио Свобода». Но за это его же просто сотрут в порошок! Стоит беспокойному старику лишь рыпнуться в этом направлении и ему непоздоровиться.

Однако, Ненашев, был настроен очень по-боевому, глаза его сверкали, непокорный хохолок волос снова развивался на ветру:

– Официально считается, что все точки над «i» в деле Гагарина расставлены, но для меня вопросы остались. И главный из них: кто пилотировал тот злополучный «Су-15»? Жив ли этот человек, или нет? Что заставило его «нырнуть» с десятикилометровой высоты под облака? Потерялся? Схулиганил? А может быть, какая-то неисправность?.. Или же ему прямо приказали?

Ненашев быстро оглянулся на своих сопровождающих, которые приблизились к ним совсем близко, и неприязненно произнёс:

– Навострили ушки…Ещё свеженькие пока …

С какой-то мальчишеской гордостью Академик похвалился, что измотал следующих за ним «топтунов» своей педантичностью.

– Предполагаю, что график моей жизни сделал их службу очень нелёгкой. Моя любовь к продолжительным прогулкам в любую погоду и любое время суток уже доконала двоих их предшественников. Этих нынешних бедняг лишь недавно прислали на смену тем прежним, но эти новенькие тоже вряд ли долго выдержат. Потому что если меня посещает научное вдохновение и мне необходимо основательно обдумать свежую идею, то я даже среди ночи встаю и отправляюсь часа на четыре побродить. И служивым приходиться топать следом. Бедолаги! Порой мне становится их даже жаль. Иногда они бывают так измотаны, что в нарушении своих инструкций решают не сопровождать меня, и даже просят, чтобы я никуда не уехал, иначе их уволят со службы и их семьи лишаться хорошей жизни. Так что я без особого труда обмениваюсь записками через тайники со своими тайными единомышленниками, согласовывая с ними свои действия. И однажды смогу кое-что важное сообщить во внешний мир… Вот и вас они не посмели остановить по пути ко мне.

Ненашев резко повернулся к Беркуту, приблизил губы к самому его уху и прошептал:

– Я хочу, чтобы все узнали об этом преступлении. Потому что если продолжать молчать и тем позволить распространиться раковой опухоли бесчестия, то она погубит всё то хорошее, что было сделано великими людьми.