Текст книги "Пластмассовый космонавт"

Автор книги: Антон Кротков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

Глава 7

Сегодня воскресенье и Вика запланировала вечером созвать гостей. С тех пор как Павел слетал в космос и получил эту квартиру, а супруга защитила кандидатскую диссертацию и получила приглашение о работе из престижного «Института США и Канады», их дом стал чем-то вроде великосветского салона. У них стали бывать не только коллеги Вероники по работе и разные «нужные» люди, но и известные артисты, музыканты, в общем, «звёзды».

Проснувшись, Павел решил сегодня совместить спортивную пробежку и позволить псу вдоволь нагуляться – пообщаться со своими четвероногими приятелями с бульвара. Всю неделю бедняга Марс провёл в четырёх стенах в полном одиночестве, потому что хозяевам просто было не до него. С утра до вечера пропадающие на службе, они только и успевали, что вывести четвероногого питомца по нужде на 15 минут рано утром перед работой и на столько же перед сном. Ей богу, у сидящего в тюрьме заключённого и то жизнь разнообразней! И о каких детях может идти речь при таком-то эгоцентрическом образе жизни?!

…На обратном по пути с бульвара Беркут решил ненадолго заглянуть в гараж. Возле своего бокса разговорился с соседом по гаражу, потом открыл капот – он любил на досуге покопаться в моторе своей старенькой «ласточки», – да так увлёкся, что и не заметил, как пролетели следующие два часа. Опомнился лишь когда на пороге гаража появилась разгневанная жена. Правда Вика прекрасно умела владеть собой, но по её побелевшим глазам было заметно, что супруга просто в ярости.

– Опять? – произнесла она с ледяным бесстрастием.

– Да, опять – буркнул он, продолжая крутить ключом гайку.

– Хватит копаться в моторе, словно простой механик. Ты должен понимать, что мы теперь – элита!

Вика уже была в образе светской львицы: «Я – писательская дочка, а ты – кто? Случайный выскочка, так и не ставший подлинным интеллигентом» – словно было написано на её безукоризненном лице. Во всяком случае Павлу казалось, что жена всем своим видом демонстрирует ему своё превосходство, ведь по её мнению он так и не дорос до её уровня – не проникся любовью к опере и балету, заумным романам предпочитал беллетристику.

Впрочем, сам Беркут не испытывал не малейшего комплекса из-за этого:

– А я и есть простой деревенский механик. С17-ти лет начал отцу на комбайне помогать. Тогда у меня не было таких уж планов «отбросить соху ради портфеля». Просто судьба сама выбрала меня, и я стал тем, кто я сейчас.

Уголки её капризно припухлого рта презрительно дрогнули, отчего выражения лица стало ещё более высокомерным:

– Своё пролетарское прошлое прибереги для анкет и аттестационных комиссий, а мне нужен муж космонавт, а не тракторист.

Он хотел ответить ей что-то резкое, да сдержался, потому что ненавидел семейные скандалы, знал, стоит жену задеть, и она всю следующую неделю будет держаться с холодной отстранённостью, так что домой после работы ноги не будут нести, хоть на вокзале ночуй, как последний бомж. Нет, чем такой ад, уж лучше промолчать.

Вика тоже взяла себя в руки, став деловитой:

– Ладно, заканчивай тут поскорей. Тебе ещё надо успеть до прихода гостей принять душ, а то от тебя бензином за версту разит, словно ты им насквозь пропитался. Сегодня у нас будут важные люди. Я заказала в «Праге» торт «Птичье молоко»». А мясо и вино – в «Арагви», чтобы было чем гостей кормить. Съезди и привези. И возьми с собой Фаню (так звали их домработницу), по пути заскочите на Центральный рынок, пусть она зелени и фруктов выберет.

Просторная гостиная была полна людей. В ожидании приглашения к столу велись непринуждённые разговоры под самые модные записи итальянской эстрады. Домработница Фаня вместе с нанятой на этот вечер временной помощницей заканчивали сервировку, и ещё успевали регулярно обходить гостей с подносами, предлагая напитки. Всё как обычно было на высшем уровне. Конечно, не светский раут в Доме приёмов МИДа, но всё равно уровень очень высокий. Бывало ведь, что к ним даже «заглядывали на огонёк» заезжие знаменитости мирового уровня. Вроде итальянского тенора Тито Скипы. Или великого сценариста Тонино Гуэры, тоже из дружественной нам капстраны, в которой очень сильны были позиции местной итальянской компартии. И того, и другого, и прочих мировых знаменитостей приводил по просьбе Вики кто-нибудь из её знакомых «для повышения статуса мероприятия» …

Вероника на правах хозяйки успевала уделять внимание каждому, переходя от одной группы гостей к другой; для особо избранных проводила небольшие экскурсии по квартире, показывая свои коллекции невьянской старообрядческой иконы, живописи и антиквариата. Все восхищались широте и размаху её интересов, и возможностям доставать такие редкости, и лишь Павел знал, что все эти игры в искусствоведа Веронике нужны лишь для одной цели – укрепить свой статус утончённой состоятельной хозяйки самого элитарного салона столицы, и этой ей блестяще удавалось.

Их квартира не просто подходила для приёма гостей, она была будто специально «создана» для этого: пятикомнатные палаты с высокими потолками, широкими, словно «проспекты», коридорами, просторными кухней, холлом и прихожей, где уже второй час то и дело кто-то появлялся, и жена спешила с гостеприимной улыбкой встретить очередного важного гостя.

На Вике шикарное вечернее платье с открытой спиной и глубоким декольте, которое он привёз ей из Парижа. Платье пошито из самой модной ткани: при каждом движении ткань переливалась с металлическим отливом, словно змеиная кожа. В нём супруга выглядит как настоящая светская львица! Сегодня Вика надушилась одними из самых своих любимых французских духов Ellipse. Их чарующий аромат усиливал впечатление от роскошной женщины. На этот запах слетались разные липкие типы. Оказавшийся поблизости кавказец с чувственными плотоядными губами, словно насекомое шевелил своим горбатым «хоботком» и явно раздевал понравившуюся женщину глазами, маскируя грязные мыслишки за дымчатыми очками.

– Вы сегодня убийственно хороши! – шумно восхитился этот лысоватый армянин, целуя хозяйке ручку. И это было чистой правдой. Беркут сам любовался женой: пышная грива волос цвета венецианского золота, в ушах её сверкали крупные бриллианты, лебединую шею украшало старинное ожерелье из редчайшего чёрного жемчуга, купленное им с рук за сумасшедшие деньги к юбилею их свадьбы. Неудивительно, что армянин поплыл от такой женщины. Прежде Беркуту уже как-то приходилось видеть его физиономию сицилийского дона, какими их показывают в зарубежных боевиках про мафию. Пылкий южанин был каким-то крупным деятелем из «Совтинтерспорта», – организации, ведающей заключением контрактов с западными компаниями в интересах сборных команд СССР. Хотя, судя по круглой фигуре чиновника и его коротким ножкам, трудно было заподозрить в нём отставного великого атлета. Свою должность он явно получил по блату.

– Сколько мы с вами знакомы, о, ослепительнейшая Вероника! А вы только хорошеете и молодеете! – изрёк он комплимент в «фирменном» кавказском стиле.

Поразительно как менялись эти люди, в зависимости от статуса того, кто попадался им на пути! Только что в прихожей этот обаятельный «неаполитанец» с холодной барской небрежностью скинул на руки прислуживающей гостям молоденькой служанки своё кашемировое пальто, и с такой брезгливостью взглянул на попавшегося ему на пути молодого драматурга в поношенном скромном пиджачке, что тот стыдливо покраснел и постарался поскорее куда-нибудь деться. Зато теперь каждая чёрточка смуглого лица важного гостя излучала искреннюю симпатию и восторг.

– Э, признайтесь, божественная Вероника, – хитро щурясь, южанин погрозил хозяйке толстым коротким пальцем, – уж не достали ли по случаю вы через каких-нибудь своих знакомых «купцов» – по блату – эликсир вечной молодости?

Веронике комплимент понравился, она звонко рассмеялась и сделала загадочное лицо.

– Голубушка вы моя, осчастливьте! Я бы тоже не отказался стать снова молодым, волосатым и стройным вот здесь, – армянин похлопал себя сначала по лысине, потом большому животу, и стал умолять: – Любые деньги отдать не жалко!

– Мой эликсир – у меня тут, – Вероника указала пальцем на свою голову. – Просто я решила для себя, что мне всегда будет 29 лет и ни на один день больше. Я отказываюсь видеть себя старой. Спорт, диета, лечебное голодание и массаж – вот ингредиенты моего «эликсира молодости».

«Внешторговский купец» понимающе причмокнул сластолюбивыми губами:

– Мудро! И я уверен, что так и будет – вам всегда будет именно столько, сколько вы сказали.

Слышавшие этот короткий полушутливый диалог гости поддержали хозяйку аплодисментами. Правда, Павел заметил, что хлопают и искренне восхищаются далеко не все. Как водится, многие завидовали их благополучию и с трудом пытались это скрыть. Хозяйка красавица, муж у неё не просто успешный человек, а суперуспешный! Одно слово – космонавт! А скоро станет дважды Героем! Квартира обставлена с несоветским шиком, набита импортной электроникой, полна антиквариата, новейших заграничных дисков и кассет, старинных книг из библиотеки шурина-писателя. Что называется, дом – полная чаша! И какие приёмы закатывают! Некоторым из приглашённых оставалось только мечтать о такой жизни и завистливо кусать губы. Но Веронике нравилось чувствовать своё превосходство. В том числе ради этого, – чтобы хвастаться перед всем миром своим счастьем – она и созывала столько народу.

А что оставалось ему? Развлекать её гостей, даже через «не могу», ведь не все собравшиеся были гениями или хотя бы просто интересными людьми. Хотя порой приходили удивительные личности, как, например, солистка оперы Большого театра, самая молодая в истории народная артистка СССР, обладательница удивительного по чистоте хрустального голоса Бэла Рудченко, о которой после японских гастролей местные газеты написали «Если вы хотите услышать, как катится жемчуг по бархату, слушайте, как поёт русская прима». Или как молодой, но уже завоевавший главный приз Венецианского кинофестиваля режиссёр Арсений Тарновский.

И всё же гораздо больше было тяжеловесных чиновничьих физиономий, одутловатых тёток с халами на головах – чьих-то жёны или «по торговой части». Порой у Павла даже возникало крамольное желание просто запереться у себя в кабинете, и просидеть там весь вечер нелюдимым сычом. Наверное, однажды он так бы и поступил, если бы не Вика, всё-таки когда-то он по-настоящему любил эту женщину. А для Вики очень важно, чтобы вечер удался. Ему же в её планах неизменно отводилась почётная роль «главного украшения стола». Так что, – есть у тебя настроение или нет, – а уж будь добр с приятной миной ублажай гостей, или во всяком случае сиди с приятным лицом и делай вид, что тебе чрезвычайно интересны чужие разговоры.

Первым собеседником оказался молодой человек, представившийся Валдисом, артистом балетной трупы Большого театра. Очень необычной внешности – альбинос с бесцветными ресницами и прозрачными глазами, в розовом свитерочке и кожаных джинсах в обтяг. Весь какой-то дёрганный, худющий, во время разговора парень постоянно ощупывал себя своими тонкими нервными пальцами, словно не зная куда девать руки.

И всё же они немного поговорили, хотя в балете Беркут разбирался неважно. Тем не менее Валдис пригласил его на премьеру своего будущего спектакля, и пожаловался:

– Боюсь это моя последняя премьера, мне ведь уже скоро 37, для балетных это предельный возраст… – И вдруг поинтересовался: – Послушайте, а нельзя ли мне в космонавты? Как думаете, возьмут?

Вопрос был настолько странный, что возникла пауза. В этот момент проходившая мимо Вика успела шепнуть Беркуту на ухо: «Учти, мальчик – гений!».

– Почему нет, крепкие ребята нам нужны, – решил шуткой на шутку ответить Беркут. И вдруг почувствовал по оценивающему, игривому взгляду собеседника, что тот проявляет к нему откровенный личный интерес. Специфические наклонности балеруна, проявляющиеся в его утончённо-жеманных манерах, на которые Беркут вначале решил не обращать внимания, определённо становились проблемой. Играя глазками и томно облизывая губы, танцовщик очаровательно улыбнулся и доверительно сообщил:

– Знаете, у меня очень сильные ноги и тренированный пресс живота. Я вам наверняка подойду. Приходите ко мне после спектакля в гримёрку, я покажу вам какие у меня мускулистые ноги, и мы сможем проверить мою физическую форму. Я договорюсь с администратором, чтобы он вас провёл.

Ошарашенный Беркут перевёз взгляд на жену, а она издали, с улыбкой Будды прикрыв глаза, лишь пожала плечами.

Пришлось вежливо прервать затеянный гостем флирт и срочно искать себе другую компанию.

Глава 8

Так Павел оказался в компании двух коллег жены – политологов Джермена Гвициани и Александра Бубновского. Оба «джентльмена» в ожидании приглашения к общему столу расположились в креслах по разные стороны журнального столика. Беркут оказался между ними на диване. На столике были небрежно разложены свежие журналы из Нью-Йорка, Лондона, Парижа. Разговор, разумеется, тоже вертелся вокруг политики. Джермен Гвициани работал в «Институте системных исследований», тогда как Бубновский, будучи зятем брежневского фаворита Косыгина, занимал должность заместителя директора «Института США и Канады», где работала Вероника. Именно от этого импозантного молодого красавца Бубновского не в последнюю очередь зависело – получит ли Вероника в ближайшее время место начальника научного сектора, о котором давно мечтала. Жена то и дело бросала в их сторону напряжённые взгляды, потому что очень надеялась, что супруг сумеет произвести на мэтров благоприятное впечатление, чтобы существенно облегчить и ускорить ей карьерный взлёт.

Но пока Павел больше слушал то, о чём говорят учёные мужи, чем сам открывал рот. А они, нисколько не опасаясь вездесущих стукачей из КГБ, предельно откровенно рассуждали, что затянувшаяся конфронтация с Западом, в особенности с США, приносит Советскому Союзу больше вреда, чем пользы.

– Я слишком хорошо знаю вашингтонский политический истеблишмент и Нью-Йоркских дельцов с Уолл-Стрит, – потягивая из высокого бокала бренди со льдом, немного гнусаво говорил Бубновский. – Они прежде всего деловые люди. Поэтому если мы сумеем окончательно убедить американскую элиту, что все наши недавние громкие призывы к разрядке и налаживанию взаимовыгодных партнёрских взаимоотношений – не притворная игра с целью усыпить их бдительность, а искреннее желание сближения с Западом, то наши друзья там смогут добиться отмены в Конгрессе ряда запретов, которые очень тормозят нашу внешнеэкономическую деятельность.

– Очень на это надеюсь! – благожелательно кивнул почти облысевшей головой Джермен Гвициани, и поднял в шутливом тосте свой бокал. Они чокнулись, сделали по несколько глотков, и Гвициани добавил:

– Правда старая гвардия в Политбюро изо всех сил тормозит сближение с Западом, но и в ЦК появляются новые люди, которые приходят к пониманию того, что времена изменились, и нужно активно наводить мосты со стратегическим противником, а не пугать его жупелом мировой революции.

По ходу дальнейшего разговора намёками упоминался даже вездесущий шеф КГБ Андропов, который, по мнению яйцеголовых политологов, достаточно умён, чтобы не мешать наметившейся разрядке в международных отношениях. Такая осведомлённость и поразительная раскованность могла иметь свою причину. Ведь, по слухам, сам сын всесильного председателя КГБ Игорь Андропов после окончания Института международных отношений работал у этого Бубновского в академическом Институте США и Канады простым научным сотрудником, получая обычный для его должности оклад – всего сто двадцать рублей.

– Вся эта бесконечная беготня наперегонки с Западом выгодна больше им, чем нам, потому что наши экономические потенциалы несопоставимы, – авторитетно сообщил Гвициани.

– Это вы верно заметили, коллега! – поглаживая себе бородку и жмурясь от удовольствия, словно кот на весеннем солнцепёке, кивал Бубновский. – Ситуация напоминает мне олимпийский марафон, когда в ужасающую жару нашего бегуна выпускают против фантастически выносливого негра. В итоге наш бедолага падает замертво после тридцатого километра от полного обезвоживания организма, а его чернокожий соперник спокойно финиширует с ослепительной улыбкой и ещё находит силы раздавать интервью.

Эти двое так свободно, с поразительной непринуждённостью играли с антисоветскими смыслами, что Беркут просто диву давался! Поражаясь тому, с какой непринуждённостью придворные политаналитики жонглируют символами, выставляющими великую державу в крайне похабном виде. И при этом получают явное садомазохистское наслаждение от унижения собственной страны, которой они – интеллигенты явно всего лишь во втором или третьем поколении – обязаны всем – полученным образованием, высоким служебным положением и материальным достатком.

– А ваше мнение каково? – неожиданно повернулся к супругу хозяйки смуглолицый этнический грек Джермен Гвициани. За дымчатыми стёклами его модных квадратных очков выражения глаз было не разобрать, но Беркут уловил иронию, и, насторожившись, уточнил:

– По поводу?

– Намерены ли вы – наши «ракетчики» обставить американцев и раньше них высадиться на Луне?

Павел не торопился с ответом, чувствуя какой-то подвох. Вот и сидящий по левую руку от него Вероникин начальник Бубновский с этой своей красивой ухоженной бородкой, – такой же умник и пижон, что и этот грек, – тоже снисходительно прищурил на него свой большой и блестящий, как у ворона, правый глаз; а потом вроде как даже ответил за него с небрежной весёлостью:

– Ну, разумеется, мы с коллегой нисколько не сомневаемся, что наши славные космонавты скоро заткнут «америкосов» за пояс в лунной гонке и первыми воткнут наш серпасто-молоткастый флаг в спутник Земли.

– Ну, хорошо, умыли мы снова американцев в космосе, а дальше-то что?! – допытывался Гвициани.

– А ничего! – со смехом ответил ему Бубновский, так и не дав космонавту высказаться, вероятно, считая, что в интеллектуальном споре он им не ровня. – Будем бить янки на всех спортивных площадках земли и космоса, демонстрируя преимущества нашего образа жизни, ха, ха! И вообще, хватит уж о политике, смотри сколько вокруг красивых женщин!

В их хмельной шутливой перепалке Павел уловил скепсис и даже презрение ко всему тому, что для него было серьёзно и свято. И поначалу был сбит с толку от того, что люди такого интеллекта и общественного положения даже не считают нужным скрывать при нём своих фрондёрских взглядов.

А потом вдруг на Беркута, как в молодости, накатила такая злость, что до чесотки в кулаках, захотелось полезть в драку, чтобы набить холёные морды лощёным пижонам. Особенно этому вальяжному двурушнику Бубновскому. Алексей так и видел, как вернувшись в пятницу с работы и сняв с себя пиджак с партийным значком, он с удовольствием натягивает американские джинсы и футболку с изображением мускулистого героя заокеанских боевиков; надевает бейсболку и немецкие фирменные кроссовки и, поругивая эту идиотскую власть, отправляется на «уикенд» к себе на дачу. И ведь так они почти все – большинство секретарей райкомов и обкомов, цэкашных инструкторов – на службе все верные ленинцы, развешивают людям демагогическую лапшу на уши, а в частной жизни презирают и «совок», и дрянной народец, и втайне восхищаются Америкой.

– В Корее я видел, как американские лётчики с бреющего полёта расстреливали колоны беженцев, там были женщины и дети…– неожиданно для собеседников заговорил Беркут, пристально глядя прямо в зрачки Бубновскому. – Видел, как их штурмовики и «летающие крепости» лили напалм на деревни и превращали в пепел мирные города. Поэтому, когда их самолёты оказывались у меня в прицеле, я разносил их кабины в хлам; мои снаряды рвали их в кровавые клочья, и никаких моральных терзаний по этому поводу я не чувствую по сей день, понимаете? – Павел произнёс это совершенно спокойным, ровным голосом, ни один мускул не дрогнул у него на лице, но двое штатских в креслах отчего-то перестали вальяжно улыбаться, позы их сделались напряжёнными. Возникшее чувство неловкости заставило учёных через пять минут перейти в другую комнату. Вероятно, оба уже жалели о том, что разоткровенничались в присутствии такого «узколобого вояки», хоть и космонавта.

Но и Павел вскоре почувствовал, что перегнул с ними палку. Ну к чему он всё вывалил на этих господ, ведь даже не пил сегодня. Вместо того, чтобы быть тонким и вежливым, чтобы понравиться коллегам жены, зачем-то нахамил им – приплёл к разговору свои никому здесь неинтересные солдатские воспоминания, тем самым скомкав интеллектуальную беседу. Ни к чёрту из него получился дипломат!

В это время Вероника вела светский разговор в другом конце гостиной, однако, пару раз недовольно зыркнула на мужа и сердито поджала свои капризные губы. Впрочем, тут же широко улыбнулась всем сразу и громко объявила:

– Гости дорогие, прошу всех к столу!