Текст книги "Неутолимый Голод: Тупиковая ветвь (СИ)"

Автор книги: Антон Казаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 24 страниц)

Глава 3. Не маг

По легенде, магическую пыль никто не открывал. Не жители Вселенной нашли её, а она их.

Это было так давно, что легенды об этом событии уже стали сильнее фактов. Тем более, что фактов было немного. Но сходились те и другие, как минимум, в том, что много веков назад магическая пыль пришла на разные планеты, к разным народам по-разному.

На Земле вдруг начался проливной дождь. Он шёл, не переставая, несколько недель. И всем с первых часов стало понятно, что дождь этот – не совсем обычный.

Капли были тяжёлые и мутные, будто бы в облака набрали воды с илистого дна очень большого заросшего пруда. Солнце полностью скрылось за ними, уравняв день с ночью. Тучи оказались настолько плотными, что даже сигналы с орбит не всегда доходили сквозь них до поверхности.

Когда капли высыхали на одежде, от них оставались сероватые разводы, как если вылепить что-то из мокрой глины, бегло сполоснуть руки и вытереть их о штаны.

Облака пробовали разгонять, пробовали осушать, замораживать… Перебрав все доступные тогда технологии регулирования климата, выяснили одно – они не рассеются, пока не захотят сами. Любое воздействие заставляло их только сгущаться.

В первую же неделю учёные планеты выделили то белёсое вещество, которое выливалось на Землю с дождём. Оно оказалось доселе неизвестным, относительно инертным соединением, остававшемся от высохшей дождевой воды очень мелким и летучим серовато-белым порошком.

Две недели понадобилось, чтобы и некоторые обыватели начали из любопытства и безделья выпаривать порошок из воды, а самые безбашенные – даже экспериментировать с ним. Именно они выяснили, что у того нет ни вкуса, ни запаха, ни какого бы то ни было заметного вредного воздействия. Скучный был порошок, ничего примечательного, кроме новизны для науки…

Так и оставалось до третьей недели.

На двадцать четвёртый день дождя один не очень известный художник, согласно своей философии писавший картины исключительно под воздействием изменяющих сознание веществ, отдыхал со своим знакомым. Тот был одним из тех праздных экспериментаторов, кто уже выпарил из дождевой воды немало сероватого порошка и теперь не знал, что с ним дальше делать. Обыватели уже начинали терять к порошку интерес, признав его не только безвредным, но и бесполезным.

Знакомый-то и предложил приятелю-художнику попробовать использовать порошок в творчестве. Для замешивания красок ли, для приглушения ли тонов… Может хотя бы какая-то польза будет, думал он. И принёс немного на пробу.

Никто точно не знает, что именно произошло дальше, однако в полицейских отчётах показания того знакомого гласили: «Перепутали пакетики».

Как бы то ни было, в результате художник ввёл приличное количество белёсой пыли себе в кровь. И это навсегда изменило жизнь всех землян без исключения.

По данным полиции, около десяти минут он лежал, расслабляясь, на своей кушетке в студии, как обычно ожидая, что к нему придёт вдохновение, он вскочит, схватит краски – и за несколько часов выдаст очередной шедевр искусства.

Вместо этого, как рассказал всё тот же его знакомый, через десять минут художник, так и оставаясь в положении лёжа, медленно взлетел над кушеткой и, повернувшись вертикально, вдруг взмахнул руками и выставил их перед собой. Лицо его было искажено яростью, замешанной на смятении.

Из его выставленных рук в стоявшие напротив его же картины внезапно ударили два столба огня, сжёгшие все, чего коснулись, дотла.

Расправившись с картинами, художник резко развернулся к тому месту, где ещё пару минут назад сидел его знакомый, но тот уже успел спрятаться под кушеткой, лишь по этой причине избежав внезапного гнева его товарища.

Тогда он, сжав руку в кулак, махнул ею в сторону стены. Громко бахнуло, стена потрескалась, а ещё через пару взмахов – обрушилась. Художник вылетел на улицу и завис над оживлённым многоуровневым проспектом.

Внизу ехало и летело множество машин. На промежуточном пешеходном уровне, оказавшемся прямо перед ним, гуляли толпы людей. Он посмотрел на них с ненавистью, снова взмахнул руками, на которых уже начинали загораться шары пламени, вскинул их перед собой…

Сложно представить, что бы натворил спятивший деятель искусства, если бы в этот момент он, внезапно качнувшись в воздухе, не стал заваливаться набок, а потом, потеряв сознание, не устремился вниз с многометровой высоты.

В конце той же недели мутный дождь на планете закончился.

Уже после, по прошествии лет, поняли, что художник был одним из редких «открытых» и «интуитов». Воздействие на него было молниеносным и силы давало много, принцип работы некоторой магии он понимал интуитивно, без обучения, но и передозировка в такой комбинации наступала быстрее всего. И почти всегда была смертельна. Потом доказали, что с первым скачком силы приходит и эмоциональный скачок, который может качнуть мага как в сильные позитивные, так и в сильные негативные эмоции. Например, в неконтролируемую ярость.

Человечеству повезло. Если бы не этот «открытый» во всех смыслах художник, то использовать белёсую пыль в качестве инъекций никто, вероятнее всего, ещё долго не догадался бы. А не вылети он за пределы своей квартиры – случившееся списали бы на галлюцинации двух кокаинистов, устроивших погром с пожаром у себя в квартире… Но при таком количестве свидетелей у магии уже не было шанса укрыться от людей.

Следующие годы стали для человечества сложными. И одновременно – прорывными.

Пыль, очень быстро окрещённая «магической», подействовала далеко не на всех. Один из сотен людей оказался ей в принципе подвержен. Один из десятков таких мог её принимать, не рискуя умереть от побочных эффектов. К ним, помимо стандартных инфарктов и инсультов, причисляли также совершенно безумные вещи вроде ссыхающихся костей, отмирания тканей сосудов и даже ББК, «безмолвной болевой комы», в которую, принявший магическую пыль человек, мог впасть на многие месяцы, прежде чем покинуть этот мир. В ней он чувствовал адскую боль, но ничего не мог сделать, потому как не мог ни слышать, ни говорить. Он оставался с этой болью один на один, до самого конца, избавительного, но не скорого.

Когда спешно основанная Гильдия Магов начала массово тестировать людей, ища потенциальных магов, оказалось, что их было мало. Так мало, что инерты – те, на кого магическая пыль не подействовала, – из чистой зависти вспомнили уже порядком забытые расизм с ксенофобией и вдохновенно ополчились против. Кое-где дошло даже до открытых стычек, погибли тысячи и тысячи, пока человечество не научилось встраивать магов, этих новых, особых своих представителей, в социум.

Самим магам, однако, и без того приходилось не очень легко.

Магическую пыль очень быстро научились синтезировать те из них, кто был учёными в своей прошлой, домагической, жизни. Много веществ с разных планет они перепробовали, но своего добились. Технологии в этой области постоянно совершенствуются и по нынешнее время.

Чтобы быть и оставаться магом, необходимо было принимать определённое количество магической пыли в сутки. Если хотелось держаться хотя бы на среднем уровне – минимум дважды. Ну а самым сильным, «сотникам», и того чаще – до раза в полчаса.

Чтобы можно было работать с магией больше нескольких секунд и оттягивать часто следовавшую за этим потерю сознания, требовалось однократно принимать большую дозу пыли прямо перед сеансом. И чем больше она была – тем тяжелее оказывалось пугающе болезненное и эмоционально разрушительное похмелье.

Разумеется, магическая пыль вызывала привыкание. Очень стандартное, слишком знакомое людям физическое привыкание, сильное, практически не позволявшее однажды ставшему магом когда-либо перестать им быть.

Но не физическое привыкание было самой большой проблемой.

Ею был Голод.

Ничто кроме пыли не могло дать того ощущения переполнения магией, обострения чувствительности и… всесильности. Она наполняла мага, каждую его клеточку, жизнью. Однажды попробовав, он больше не мог остановиться. Ведь едва ли жил в промежутках между тем, как его, истратившего всю силу, окунало в болезненное забытьё, и тем, как он снова вводил дозу побольше, чтобы подольше остаться в этом приятном, мягком и податливом, гостеприимном мире, где была магия…

В этом же крылась причина пропасти, внезапно раскинувшейся между магами и остальными, инертами.

На одной стороне были те, кто видел через разлом лишь впечатляющие, нечеловеческие способности и отталкивающий ритуал по их поддержанию, с детства распознаваемый как что-то недозволенное и мерзкое.

На другой же – те, кто на первых бὸльшую часть времени вообще не смотрел. Инерты остались для магов там, за пропастью, на предыдущем этапе развития. Теперь, на этой стороне, их проблемы и устремления лежали в совершенно других плоскостях и были принципиально иными.

Магическая пыль. Магическая наука. Магическая… жизнь.

И Голод.

* * *

Денис был сгустком боли и страха. Он плыл сквозь липкий свинцовый туман, из которого на него то и дело выползали жуткие картинки из далёкой-предалёкой, почти стёршейся из памяти, прошлой жизни. Воспоминания детства, Школа Магов, потом – бесчисленные причудливые планеты и существа… Всё перемешалось, всё клубилось в этом тумане, словно вечно движущаяся радужная поверхность Верофонта пряталась за ним и вылетала к Денису цветными протуберанцами, пугая, опаляя всё его бесформенное существо жаркой болью.

Сколько это продолжалось, сколько раз он уже беззвучно умолял пустоту забрать его, остановить мучения и просто сбросить в вечное небытие, Денис не знал. В сизом тумане без времени и пространства были только он и его боль. А может быть он и был всегда на самом деле лишь испуганным, горячим комком боли посреди липкой клубящейся серости?..

Вдруг его позвал голос. Что это? Это его Голод пришёл за ним сюда, прямо в океан боли? Только Голод мог за ним прийти. Больше некому. Никого у Дениса не осталось, даже по ту сторону океана боли…

Сначала тихо, едва слышно, но с каждым разом всё более отчётливо голос твердил:

«Проснись, Денис!»

Казалось, он тоже напуган.

«Проснись! Открой глаза!»

Вообще-то, это было странно. В этих фразах будто бы даже слышалась ярость…

«Либо ты откроешь глаза сейчас, либо этот туман навсегда останется твоим домом!»

Голод никогда раньше не разговаривал с Денисом. Он просто охватывал мага от макушки до кончиков пяток, без остатка, и подчинял своей воле, пока доза магической пыли и несколько минут хотя бы бесполезной, бытовой магии не утоляли его.

«Сейчас, Денис!!!»

Внезапно гулко чвякнуло, словно что-то большое резко вырвали из засасывающей болотной топи, – и мир вокруг мага взорвался.

Первыми навалились звуки. Полчища звуков устремились к его барабанным перепонкам, расталкивая друг друга, и принялись наперебой рассказывать о том, что происходило вокруг.

Звенела тишина небольшой комнаты. Мерно пощёлкивали, время от времени шипя, какие-то агрегаты. Периодически раздавалось монотонное жужжание, затихавшее через несколько секунд.

Затем, с резким жжением, вернулось зрение. Яркий свет врезался в них, прорубая себе, казалось, сквозную дорогу к затылку…

А ещё пару секунд спустя пришла настоящая, густая и терпкая физическая боль.

Сначала Денису показалось, что это просто сизый туман расступился, выпуская его наружу, а он так и продолжал состоять из боли, которая здесь, на свету, просто поменяла консистенцию.

Но постепенно его мозг локализовал источники боли – правая нога и левая рука. У него снова было тело!

Денис непрерывно стонал.

Наконец, его глаза привыкли к свету, и спадающее в них жжение позволило приоткрыть один и осмотреться.

Он был в палате, на высокой кушетке. Напротив него, вдоль стены, стояли, поникнув синтетическими «головами», три хирургических робота. Где-то за его макушкой, вне области зрения, шипели и пощёлкивали медицинские устройства. А спереди и чуть снизу что-то жужжало.

Боль постепенно отступала.

Денис попробовал пошевелиться – и не смог пошевелить ничем, кроме глаз и губ, ни на миллиметр. Щурясь, он разлепил веки и скосил взгляд вниз.

Его обмякшее тело было обтянуто фиксирующим полотном, слева возле туловища и справа на дальнем конце кушетки стояли два прозрачных бокса, от которых исходило периодическое жужжание.

Сквозь боксы было отчётливо видно, что ниже его правого бедра и дальше левого локтя, где начинались боксы, не было ничего. Но не это занимало Дениса.

Его уже слегка прояснившийся разум, раз за разом посылая сигналы поиска, не мог обнаружить гораздо более важного. Того, без чего было намного более пусто.

Даже малейшей крупицы магической силы.

Колючая, терпкая паника обняла и стала втягивать Дениса в себя, когда единственная, жуткая догадка вдруг зажглась в пустом и ещё не до конца пришедшем в себя сознании.

А в следующее мгновение, осознав, что произошло, он закричал, исступлённо и страшно.

* * *

Первым посетителем Дениса был психолог. На самом деле, проверять его состояние приходили и другие врачи, но он в это время был без сознания – датчики засекли гормональный всплеск и скачок сердцебиения, сработала автоматика, и в кровь щедро вспрыснули седативов, погрузивших его обратно в глубокий сон.

Психологом была невысокая женщина лет тридцати пяти, с добрым и понимающим взглядом.

Она зашла, нажала несколько кнопок на пульте медицинских агрегатов, и Денис начал медленно просыпаться.

Пока вязкий медикаментозный сон нехотя отпускал его сознание, психолог устроилась на высоком стуле возле его кушетки, терпеливо дожидаясь, пока его взгляд прояснится настолько, что будет понятно – он может слушать.

– Здравствуйте, Денис. Меня зовут Элия. Можете звать меня просто, Эли, – сказала она и мягко улыбнулась.

Вероятно, она оставила подачу только части седативов, потому что проснулся Денис ровно настолько, чтобы суметь поддерживать диалог, но не настолько, чтобы была энергия опять начать кричать.

– Где моя… магия?.. – выдавил он, как только язык стал ему повиноваться. – Где она?..

– Позвольте, я включу вам краткую выжимку о вашем состоянии.

Не переставая мягко улыбаться, она нажала на клавишу пульта. Над Денисом выросла голограмма лица человека в медицинском головном уборе.

«Денис Шевелев, тридцать два стандартных конфедеративных года, маг, родственников в пределах средне-сложной транспортной досягаемости не обнаружено.

Поступил в состоянии средней тяжести. Правая нога ниже бедра раздроблена. Левая рука ниже локтя отсутствует. Множественные сдавленные раны грудной клетки и ушибы головы.

Полная потеря магической силы. Невосстановима на фоне полученных повреждений ингибиторных желёз…»

Дальше Денис не смог слушать. Глаза вдруг защипало, и по его неподвижным щекам покатились слёзы.

Самым тяжёлым кошмаром любого мага была невозможность творить магию. Многим буквально снились кошмары о том, как они делают себе очередную инъекцию магической пыли – и ничего не происходит. Никакого тонуса ощущений, никакого прилива прохлады или жара. Просто ничего.

Это было жутко. Невыносимо.

Страшнее было только одно – необходимость воздерживаться от инъекций сознательно, потому что они отчего-то теперь смертельно опасны.

Этого не получалось ни у кого. Рано или поздно бывший маг срывался, шёл в свой последний магический «трип» и не возвращался больше.

Психолог, видя слёзы на лице Дениса, остановила отчёт голограммы. Её он уже не замечал.

– Вы, вероятно, отвлеклись и прослушали все хорошие новости, Денис, – снова улыбнулась она, плавно положив свою правую руку на его единственную.

Только лишь ради жеста, ниже шеи Денис всё равно ничего не чувствовал.

– А есть… хорошие?..

– Конечно! Поскольку вы в клинике господина президента, ваши нога и рука полностью восстановимы, через месяц-другой будут как новые, вы даже не заметите, что с ними что-то когда-то случалось, – она погладила его целую правую руку, снова без единого тактильного сигнала для Дениса. – А ваши сдавленные травмы груди – вообще пустяки, уже в первые сутки все кости снова были целы!

В первые сутки?..

– Сколько… я уже… здесь?

– Тринадцатый день. Но не волнуйтесь об этом, пожалуйста! Это не стоило и не будет стоить вам ни талера, согласно договору. До полного восстановления! Кстати, господин президент уже перевёл ваш гонорар куда вы указали. Что тоже, безусловно, хорошая новость!

Её мягкий и уютный, умело поставленный голос, бархатный взгляд глубоких добрых глаз убаюкивали Дениса. Он даже почти поддался…

– Где моя… сила?..

Элия коротко вздохнула, постаравшись сделать это как можно более незаметным. Но Денис всё равно почувствовал.

– Понимаете, Денис… Обычно, когда силы мага иссякают, сознание отключается и все заклятия отключаются вместе с ним, чтобы не истратить всю силу досуха. Потому что это очень опасно для желёз природных ингибиторов действия магического агента. Они быстро разрушаются, когда магия перестаёт течь в крови.

Денис знал, что она дальше скажет. Но сил остановить, перебить её, прокричать, что ему ничего не хочется слышать, что они обязаны просто вернуть ему его магию, – не было.

– Ваш уровень был сильно выше базового. Ваше тело к такому не привыкло. С подобной разницей нужно всегда быть очень осторожным… Вокруг вас было сильное защитное заклятье, которое вы продолжали какое-то время подпитывать, даже потеряв сознание. Это спасло вас, Денис. Без него вас раздавило бы камнями ещё до того, как подоспели спасательные капсулы. Благодаря этому вы живы.

Денис прикрыл глаза.

– Разве это – жизнь?..

– Это – жизнь, Денис. А для вас теперь – обеспеченная жизнь. Десятки миллиардов граждан Конфедерации мечтают о такой!

– Они – не маги…

– А сколько магов о такой мечтают? Вы думаете, мало?

– Никто… Вы – не маг… Вам… не понять…

Женщина посмотрела в сторону. Магом она не была, это правда.

– Я – не маг. Но я не жалею об этом, Денис. Вспомните сами. Жизнь мага трудна. Маг вынужден медленно, но планомерно себя убивать. Его тело в какой-то момент неминуемо начинает отказывать, переставать выдерживать нагрузку саморазрушения. И с тех пор так же, как и у вас, больше не восстанавливается. Вам же повезло много больше. В вас ещё осталось много жизни к тому моменту, когда саморазрушение остановилось.

Не желая спорить, Денис прикрыл глаза.

Она была права в одном – саморазрушение и правда лежало в основе магии.

Любой маг был вынужден делать инъекции пыли каждый день. Многие – по несколько раз в день. «Сотники» с высшими – по несколько десятков раз, даже во время сна.

Какой бы инертной ни была магическая пыль – печень, почки, стенки сосудов страдали всегда. Это сейчас можно вырастить себе некоторые органы заново в инкубаторе, заменить их в клинике – и получить ещё один шанс. Века назад подобное было серьёзной проблемой для магов. Но ни одного из них, ни единого это не останавливало. Да даже и сегодня, если подумать – сколько пересадок выдержит несчастное тело, прежде чем сломаться насовсем? Говорили, самые крепкие и богатые маги выдерживали до десяти, но таких были единицы…

Инерты спокойно жили до ста пятидесяти, иногда двухсот ка-лет. Последние пятьдесят нужно было, конечно, быть аккуратнее. Тело всё-таки дряхлело, несмотря ни на какие прививки продлённой молодости, которые каждый гражданин Конфедерации получал в младенчестве.

Маги же едва дотягивали до восьмидесяти. И чем сильнее был маг – тем меньше ему было предначертано.

Чем ярче огонь, тем быстрее он догорает.

И даже зная последствия, каждый маг без единого сомнения делал этот выбор, с первых секунд и навсегда ослеплённый сиянием силы.

* * *

Психолог ещё долго переливала из пустого в порожнее, напрасно пытаясь заронить в Денисе семена оптимизма. Не на чем было бы им взойти. Да и технику эту, предназначенную специально для потерявших силу магов, но разработанную, по иронии, обычным человеком с Земли, он знал. А потому воспринимал все увещевания не иначе как скрипт психотерапевтической голограммы, какие были доступны всем гражданам Конфедерации по первому требованию и бесплатно.

Не солоно хлебавши, Элия ушла, обещав на следующие сутки зайти ещё.

Пару часов спустя мягкий голос объявил откуда-то сзади: «К вам господин президент». А через минуту перед его кушеткой уже стоял Хорски.

Бизнесмен был явно не в лучшей форме. Он подрастерял былые лоск и уверенность, и выглядел измождённым.

– Добрый вечер, Денис, – сказал он.

– Здравствуйте… Ричард… – маг (можно ли было всё ещё так себя называть?) был в сознании, но едва-едва, всё время будто на грани забытья.

– Первым делом, я благодарю вас за попытку, – он церемонно поклонился. – Извините, что пришлось вас здесь обездвижить медикаментозно – болевые ощущения не позволили бы вам лежать спокойно, а нам – восстановить ваши конечности.

– Понимаю… Спасибо и вам… За гонорар… Несмотря на…

Хорски посмотрел в пол.

– Договор есть договор. По-другому бизнес такого масштаба, как мой, не работает.

Было видно, что он всерьёз рассчитывал на совсем другой результат, несмотря на все успокоительные речи о том, что и семьдесят пять процентов вероятности успеха – вполне достаточно.

– И, Денис, насчёт вашей магической силы… Мне жаль. Я хорошо понимаю, какой это удар для вас. Примите мои соболезнования.

Денис промолчал, снова прикрыв глаза, не имея даже возможности отвернуться, чтобы спрятать эмоции.

– Я позволил себе увеличить гонорар за неудачу вдвое. Надеюсь, это скрасит вам потерю… Мне правда жаль, Денис.

– Спасибо… господин Хорски…

Жалость помогала плохо. Известие о том, что он стал на дополнительные полмиллиона богаче – тоже.

Хорски же, кивнув, перешёл к тому, за чем, похоже, в действительности был здесь.

– Прошу извинить, если мой вопрос доставит вам неприятные ощущения… Но я не могу не спросить. Что там произошло, Денис?

Снова закрыв глаза, он попытался вспомнить. Но попытки напрячь память, спросить у неё о чём-либо только отдавались болью в районе затылка, не давая совершенно никакой информации.

– Я… не помню… – наконец выдавил он.

– Хм… – Хорски не выглядел удивлённым. – Возможно, вы вспомните позже. Позвольте, я расскажу, что видели мы. Возможно, это поможет вашей памяти.

Денис медленно моргнул, соглашаясь.

– Наша команда поддержки следила за всей операцией. Мы смотрели на вас с низкой орбиты на тепловых картах, по камерам высокого разрешения и даже сумели подсоединиться к паре ещё исправных визоров на технике под куполом, когда вы его открыли.

Он сунул руку в карман куртки, достав из неё небольшой шарик. Сдавив его, Хорски подбросил шарик в воздух, и тот завис в полутора метрах над полом, проецируя над собой голографическое изображение.

– Вот, смотрите, это вы расчищаете путь к куполу после вашего, пожалуй, не такого уж необходимого прыжка из капсулы.

На изображении небольшая тёмная точка падала в сплошное тёмно-коричневое море. Потом вдруг море крýгом раздалось в стороны, открыв полусферу бетонного купола.

– А вот вы добираетесь до жилы террита и начинаете поднимать саранчу.

Хорски сделал пасс в воздухе, меняя картинку. Теперь изображение с камеры, стоявшей где-то на поверхности, показывало Дениса в защитном пузыре, ковыляющего к жёлтому кристаллу, который торчал из большой скалы. Подойдя, он положил одну руку на кристалл, а вторую вытянул вперёд, замерев.

Внезапно весь шар голографической картинки залило белым.

– А вот здесь мы потеряли вас с радаров.

Он замахал рукой, листая в голограмме снимки.

– На тепловой карте – крупная вспышка жара. На снимках с орбиты, с тех спутников, которые не вышли после этого из строя, – большое белое пятно. Камеры с поверхности мы потеряли насовсем.

Он устало посмотрел на Дениса. Тому нечего было сказать в ответ. Память всё ещё отказывалась включаться.

– И последняя запись, которая может представлять для вас интерес. Повторно прошу извинить, если её просмотр будет для вас травматичен. Мне кажется, вам будет важно увидеть, на что ушла ваша сила.

Хорски сделал ещё один пасс рукой и опустил глаза.

В голографическом шаре появилась съёмка со спутника. Тот завис прямо над плато, которое было теперь в центре кадра. Пару секунд ничего не происходило – и вдруг по каменной поверхности плато во все стороны разошлись трещины, а потом всё мгновенно заволокло пылью.

Спустя ещё несколько секунд из пыли сначала показались глыбы камней, летевшие, похоже, прямо в спутник, а потом – маленький, слегка мерцающий шарик. И тогда запись замедлилась.

Это был Денис в защитном пузыре, уже без сознания. Изображение чётко показывало, что шарик вдруг зажало между двумя каменными глыбами. Что, столкнувшись с ним, они даже изменили вращение, далеко не сразу заставив защитный пузырь сдаться. В это время в кадр влетели одна за другой пять серебристых спасательных капсул. Четыре из них либо сразу разбились о глыбы на подлёте, либо были пойманы между глыбами секунду спустя и смяты. Лишь пятая оказалась удачливее. И вовремя.

Громадные осколки камня, сжавшие пузырь, всё же добились своего – тот лопнул, а Дениса поймало между их отколовшимися фрагментами. Именно в их облако и влетела по красивой дуге пятая спасательная капсула.

А сразу после изображение погасло.

– Этот спутник мы тоже потеряли. Как и двадцать восемь спасательных капсул из двадцати девяти направленных вам на помощь, – тихо произнёс Хорски, когда голограмма исчезла. – Всё, что мы знаем – это то, что жила террита, которую вы использовали, была связана со всеми его запасами на планете. И что от взрыва террит сдетонировал весь, а случилось это сразу после появления на радарах крайне сильного, выше всех зарегистрированных за многовековую историю наблюдений, сигнала магического потенциала. Из эпицентра которого вы, Денис, каким-то чудом и спаслись.

Хорски вздохнул.

– А Диамея больше нет. Планета не выдержала детонации, у неё «поплыл» центр тяжести. И через три дня после взрыва террита она распалась на фрагменты. Аналитики говорят, что самые крупные из них скоро образуют систему осколков и останутся в районе прежней орбиты вокруг нашей звезды, МТ-11940. А вот мелкие уже сейчас стали астероидами. Через два десятка ка-лет они начнут долетать до наших станций на других планетах Эля. Но эту проблему мы решим после. После главной.

Денис с усилием поднял на него взгляд.

– Гибель Диамея похоронила последние надежды сохранить операцию в тайне. Не только местные медиа, на Эльдорадо, но и главные медиа Конфедерации были здесь уже на следующий день. А ещё через день к нам пришли следователи Межзвёздной комиссии по охране планет. Разгребая кашу, которую этот взрыв заварил, мы вынуждены были раскрыть им очень многие детали, Денис. Поэтому вы можете ожидать прилива популярности, когда выйдете из нашего госпиталя.

Хорски криво улыбнулся одним лишь ртом.

– И ещё одно, – он долго посмотрел в мутные глаза бывшего мага. – Там, на Диамее, перед тем, как вы открыли купол, наши датчики зарегистрировали заклятие темпоральной заморозки.

Сердце Дениса забилось чаще. Ещё чуть-чуть – и автоматика снова среагирует.

– Вы применили замедление времени, Денис. Это – уголовное преступление, вы, как… эм-м-м… маг, должны быть в курсе. Понимая возможные последствия для вас (да и для нас, похоже, тоже), мы уничтожили записи за эти секунды. Но нет гарантий, что датчики магической жандармерии на Верофонте не засекли того же самого. Поэтому я хочу вас попросить о последней услуге.

Он достал из кармана и подбросил ещё один шарик. Над Денисом развернулся в воздухе текст документа.

– Здесь написано, что применяя заклятие темпоральной заморозки, вы действовали исключительно на своё усмотрение и принимаете всю ответственность за это на себя. Мы используем документ только если расследование вынудит нас. Иначе – утилизируем по прошествии срока давности, пятидесяти стандартных конфедеративных лет.

Буквы расплывались перед Денисом, он не мог прочитать ни слова. Как не мог и спорить, учитывая обстоятельства.

– Достаточно голосовой подписи. Пожалуйста, произнесите по возможности отчётливо: «Я, Денис Шепелев, в ясном сознании и по свободной воле подписываю документ, представленный на данном носителе».

* * *

Дверь за Хорски бесшумно закрылась. Теперь Денис был предоставлен сам себе.

Горечь от произошедшего стала более привычной, на время он почти перестал её замечать. И лишь один вопрос по инерции мучил его, никак не выходя из головы.

Маг ли он теперь?

Ни для кого не было секретом, что магами становились ещё и для того, чтобы просто быть причастными к этой высшей касте.

Сама возможность называть себя магом со временем становилась не просто дополнительным бонусом к способностям. Она внедрялась в фундамент того, кем маг себя считал, становилась неизменно первым, что любой из них ответил бы на вопрос «кто ты?».

И пусть в основном маги были одиночками, пусть сама профессия мага, если это можно было назвать профессией, редко подразумевала сотрудничество. Несмотря на всё это, могучая Гильдия Магов Конфедерации, поддерживая исключительность самого статуса мага, стояла горой за каждого из них, отстаивала их права и защищала интересы.

Учитывая тот привкус зависти и отвращения, который неизменно сквозил в отношении инертов к магам, это было не удивительно.

Инерты и маги… Маги и «остальные»… Почему-то до сегодняшнего дня Денис никогда не видел этого так ясно.

Все, кто мог творить заклинания, разделяли два лагеря не просто как стороны сложного взаимодействия. Невзирая на непонимание всей остальной части их рас, они действительно всерьёз считали себя другим видом. Им так нравилось думать о себе как о следующей ступени развития…

И конечно это не нравилось «остальным».

Надменность, снобизм, ощущение собственной избранности – такой коктейль очень трудно было держать в себе, он то и дело вырывался наружу даже у самых дипломатичных потребителей магической пыли. И одним из сложнейших направлений работы Гильдии было как раз поддержание диалога магов с инертами. Что даже самой своей формулировкой не облегчало задачу.

Маг ли теперь Денис?

Он потерял силу без остатка. Теоретически, он может сделать себе последнюю инъекцию пыли. И даже получить от неё минут двадцать-тридцать старой жизни. Снова. Но потом – гарантированная смерть.

Может ли Гильдия предложить что-то «бывшему» магу?

Или он теперь – уже не маг для магов и всё ещё не человек для людей?..

Что вообще ему теперь делать?..

Вдруг свет в комнате мигнул.

По крайней мере, Денис увидел, что свет мигнул, хотя в его состоянии полностью доверять собственным глазам было сложно.

Что-то незримо изменилось вокруг. Он поводил глазами по сторонам. Ничего не заметно. Странно.

«Вставай, Денис. У нас мало времени».

Если бы он мог дёрнуться от неожиданности, он бы сделал это. Голос прозвучал как будто отовсюду и ниоткуда.