Текст книги "1940hr (СИ)"
Автор книги: Аноним Bandileros
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)
Так дело не пойдёт. Берси обещал разобраться с корректируемыми авиабомбами, если я разберусь с ковкой и изготовлением деталей по чертежу. И заодно укреплю конструкцию с помощью одному мне подвластных методов...
Что ж, слово дал, теперь нужно держать. Прокрутив в голове все детали, которые нужно изготовить, я пошёл в ангар и начал ваять из металла конструкцию. Хорошо иметь суперсилу. Для начала – изготовил набор фюзеляжа, самую важную часть для живучести самолёта. В основном весь набор состоял из титановых элементов, так что был прочнее алюминиевых при равной массе. Далее – создание внутренних механизмов. У бомбардировщика было много неметаллических частей...
Создание Ту-85 было едва ли сложнее, чем современного мне автомобиля. Однако, работать было приятно.
Самолёт получался очень... симпатичным.
На то, чтобы создать восемь машин ушло двадцать четыре часа, с минутами. Восемь новеньких Ту-85 ждали своего часа. По местным меркам они были огромны. Четыре газотурбинных двигателя по семь тысяч лошадей и большие крылья в относительно узком корпусе давали большую грузоподъёмность и живучесть. Баки из синтетического защитного материала, как на современных мне бомберах, и топлива заливалось дофига.
По расчётам Берси увеличение площади крыла, длинны и мощности моторов на целую тысячу лошадок позволили увеличить вооружённость. И это так – я не стал менять конфигурацию защитного вооружения, но добавил самолёту дополнительно две огневых точки, а так же установил новейшую по нынешним меркам авионику. Устройство группового управления – когда управляющие команды одного самолёта передаются на другой, по сути – делает из ведомого самолёт-дубль. И позволяет поразительно точно выдерживать строй, уравнивая между собой режимы работы двигателя и движения управляющих плоскостей.
Штурман, осуществляющий сброс бомб, снабжён инфракрасной камерой с выводом информации на небольшой экран – в ночной мгле он может видеть всё в ик-диапазоне. Это херит всю маскировку.
И, наконец, мощная радиостанция и РЛС кругового обзора, установленная в пилоне на верхушке хвостового оперения и под носом самолёта. Это позволяет контролировать через радар приближение вероятного противника.
Я сделал всё, что мог. Но Берси сделал тоже немало. Когда восемь самолётов были готовы, а я наконец-то отоспался в спальной кабине одного из бомберов, он разбудил меня. Проснувшись, я не сразу понял, где нахожусь. Лежу на койке, похожей на железнодорожную... гул за бортом.
– Берси, мы что, в воздухе?
– Так точно, шеф. Летим опробовать мою систему.
– Какую ещё систему?
Я встал и по узенькому коридорчику протиснулся мимо места радиста и бортмеханика, в кабину пилотов. Берси хранил молчание.
Заметив моё недовольство этим, он раскололся:
– Я разработал корректируемую авиабомбу. С наведением либо по радиоканалу, либо автономной по маячку с ик-подсветкой.
– И... – с заметным недовольством спросил я, – что ты собрался бомбить?
– Для начала – мы совершаем перелёт по маршруту МЗГА-Свердловск, пробный перелёт всей авиагруппы. Потом – проверка наведения бомб...
Я только глаза закатил и пошёл посмотреть, что там намудрил Берси. Оставил его МП сидеть в кабине пилота. Кабина была герметичной и чтобы выйти, пришлось надеть гермошлем, больше похожий на прозрачную маску с кислородным баллоном – бомбовый отсек не герметичен. Вышел туда и заметил стройные ряды бомб, уложенные в специальные кронштейны, три ряда бомб. Выглядело творение Берси... оригинально. Спереди – это были блоки по девять тонких бомб, больше похожих на НУРСы. Я не сильно ошибался – это были бомбы с реактивным ускорителем, бетонобойные. Дальше висели четыре зелёных бочонка с шестигранным хвостовым замкнутым кольцом-оперением. Это была уже осколочно-фугасная бомба, причём весьма и весьма мощная. Пятьсот килограмм.
В следующих шести бомболюках было то же самое – зелёные бочонки с мощными бомбами. Я плохо разбирался в теории свободнопадающих бомб, но судя по всему, это – простейший образец. Штыревый взрыватель – чтобы заряд не уходил на создание воронки – прятался внутри бомбы и выдвигался в боевое положение уже при падении. Пояском бомбы были прицеплены к стальному штырю, на которое нанизаны с помощью колец – при падении поясок на удалении метра от самолёта взводит взрыватель бомбы. Пока в самолёте, они не взорвутся. Судя по всему, мы уже проделали большой путь...
В этот момент, как раз, зазвонил телефон.
– Лаврентий Павлович, день добрый, – поднял трубку.
– Добрый, – Берия немного удивился, – я не понял, ты где?
– А... – задумался я, – где-то между Москвой и свердловском...
– Да что вы там, совсем охренели? Сам же сказал прилетать, забирать...
– Небольшое чп вышло, заснул в самолёте, а мой пилот увёл машины на испытания. Сейчас вернёмся. У нас тут восемь самолётов и полные трюмы бомб, если нужно что-нибудь разбомбить – только попросите.
– Не нужно ничего бомбить! – возмутился Берия, – слюшай, ты чем там вообще занимаешься?
– Участвую в испытаниях, – отмахнулся я, – слушай, бомбы только вчера спроектировали и изготовили, их нужно испытать. Просто дай цель, а мы её разнесём. Ну не знаю, может быть, нужно взорвать какой-нибудь покосившийся старый дом? Или для пробы хоть деревце снести...
Берия глубоко вздохнул:
– Испытания подобного рода проходят на полигоне в установленном порядке.
– Ладно, сами сообразим, куда бабахнуть. О, я знаю одно такое место. Скоро будем!
Ответ Берии я уже не услышал, отключился. Берия наверняка был недоволен. Я предложил Берси:
– Можешь разнести что угодно в огороженной зоне стройки нашей ЖД. Там вроде пять километров огорожено, людей нет...
– Понял.
МП подало штурвал вправо и весь клин бомбардировщиков заложил циркуляцию, вернувшись на обратный курс, и мы гудя моторами, летели в сторону стройки... Тем временем внизу разворачивалась та ещё деятельность. Пять тысяч платформ, двести сверхтяжёлых самосвалов, восемь бульдозеров, четырнадцать тяжёлых экскаваторов... нитка дороги тянулась и строилась девятью такими бригадами на девяти разных участках, причём строили они быстро – по пять километров в день, не меньше. А иногда по чистому полю и все десять кэме за день делали. Сказывалось быстрое снабжение всем необходимым. Трёхполоска выглядела немного непривычно для этого времени – три полосы, на некотором удалении, но на одной насыпи. Все дороги проходили в специальных тоннелях – насыпь была большой. Шпал как таковых у дороги не было, да и рельсы были необычными. Рельсы В1С – высшего качества, термопулотнённые, для крупнотоннажных поездов и интенсивного грузового сообщения. Шпал как таковых у них не было – рельсы стояли на лаптях – бетонных площадках-плитках. Это позволяло уменьшать нагрузки на дорожное полотно. Бесстыковый путь не проседал при проходе колеса, это улучшало экономичность хода состава. Ну и главное – максимальная нагрузка пути была на порядок выше, чем у обычного, с бетонными шпалами и рельсами типа "В" и "Т".
Под нами через полчаса появилась бригада строителей, её можно было разглядеть. В носу бомбардировщика была установлена камера, оптика, и вывод на экран штурмана. Так что сверху я разглядел этот огромный муравейник из рабочих МП – платформы буквально кишели вокруг пути, вручную таскали рельсы, сваривали их плазменными сварочными аппаратами. Лапти укладывали «вручную», если так можно сказать про роботов-МП.
За ними следовал поезд... о, этого я узнал сразу.
Вообще, с поездами в СССР было неплохо, новые паровозы производились – тут не нужно было авиационного качества. Железные дороги – единственный массово-доступный транспорт за отсутствием развитой дорожной сети.
Ладно, что-то я отвлёкся на мысли о наших тепловозах. Двухсекционный тяжеловоз 2ГТЭ118 тянул за собой длинный состав, гружёный рельсами. Когда заканчивался материал, поезд уходил обратно, к месту стройки подходил новый поезд... и всё продолжалось до тех пор, пока группы не встретятся.
Три месяца уже шло строительство, и за это время мы могли бы построить несколько тысяч километров пути, если бы не нужда в мостах, переездах, станциях для дозаправки и пересадки, грузовых терминалах в городах, подземных бункерах для хранения топлива, электрификации линии и близлежащих деревень.
Грузовая дорога должна была, по сути, соединить европейскую часть России и дальний восток. Но чтобы её не постигла судьба БАМа – великой и забытой стройки коммунизма, на пути следования создавались площадки для предприятий тяжёлой промышленности и колонизации территории беженцами из европейской части. По сути – деревни.
И вот это сильно замедляло стройку, всё это требовало постройки и обслуживания. Всё это было в том проекте, что я предложил Берии и он ещё был утверждён только вчерне, но мне не мешали.
Стандартный посёлок-станция имел от железной дороги всё – электричество, телефон, телеграф, снабжение... Обживаться мы приглашали железнодорожников и их семьи, особо ретивым выдавали премию и даже личный автомобиль-внедорожник. У меня этого добра навалом, а людям – приятный бонус к работе.
Короче, желающих было много. Но стройка была секретной, территория огроженной. Берси сбросил бомбы куда-то в район, где стройка уже прошла – по одним ему понятным координатам. Все семь бомберов отбомбились, снеся, по сути, небольшой лесочек. Будет дополнительное тестирование на бомбоустойчивость дороги. Бомбы взорвались облачками дыма и огня, после чего всё стихло. Ничего фантастичного...
* * *
Берия ожидал меня на аэродроме уже три часа – шутка ли, взял и улетел. И он тоже хорош, приехал без предупреждения, мог бы хоть согласовать. Будет ему уроком – я ему не школьник, навытяжку стоять и петь гимн, сам виноват.
Поэтому обвинений мне Берия не предъявил, не та ситуация. Все бомберы сели, я был в последнем. Спустился по трапу прямо под передним колесом шасси и посмотрел на стоящих в полукилометре людей в чёрных кожаных куртках. Берия был среди них, в пальто и шляпе, рядом стояли машины-ЗИСы. Товарищ Берия протянул мне руку и кивнул:
– Они?
– Они самые.
– Почему улетел?
– Тестировать новинку.
– Нда... – Берия на лёгком морозце раскраснелся, – и куда бросил бомбы?
– На дорогу, которую мы строли. Вернее, рядом с ней. Территория то всё равно огорожена, почти пол России покрыли уже. Так что найти её труда не составило.
– Результаты?
– С высоты в пять тысяч метров отклонение от точки прицеливания в районе метра. Бомбы корректируемые.
Берия задумался:
– А смысл?
– Вы же просили создать Особый отряд бомберов. Я так понимаю, для уничтожения заводов, газет и пароходов. Мочить всех подряд – это не наш метод. Бомбы должны поражать того, кого надо поразить. Спускаться в зону действия немецких Ахт-Ахт – самоубийство, поэтому мы и разработали высокоточные авиабомбы. Тут есть бетонобойные, фугасные... точность как с пикирования, зато высота бомбера – пять-восемь тысяч.
Берия удовлетворённо хмыкнул:
– Выдумщик. Но по делу, за такой подарок спасибо. Сложно было сделать? – он был доволен, – с наших самолётов можно бросать, или только с вашего?
– Сложно, но мы справились. Учитывая высокую точность и цену бомб, применять их по простым объектам не рекомендуется. Мы можем делать как побочную продукцию по одному боекомплекту в неделю, до начала войны накопится около двадцати БК на самолёт. С ваших бросать не получится – для этого нужна массивная аппаратура телеметрии, наведения, инфракрасные камеры, приборы управления... одни они весят полторы тонны.
– А если переставить? – не сдавался Лаврентий Павлович.
– Не получится. Только если с нуля проектировать машину, в чём я не вижу смысла. До появления реактивных машин, эта полностью удовлетворит все потребности в дальнем стратегическом бомбере.
* * **
Бомбардировочная эпопея происходила урывками. Вообще, ни один ведомый проект не работал по принципу долбёжки в одни ворота – просто потому, что моё личное участие не нужно постоянно, плюс рабочих рук «лишних» образовывалось под пятьдесят тысяч платформ. И вот тут уже всё было серьёзно. Поэтому я скользил от одного проекта к другому, сдал с рук на руки восемь бомбардировщиков и все изготовленные бомбы, а так же целых полторы-две тонны книг, брошюр и инструкций, чеклистов, сервис-листов, определяющих порядок действия персонала в той или иной ситуации. Всего бомбардировщик – это тонн пять бумаги, каждая деталь – полкило листов чертёжных... Так что, закончив с формированием бомбардировщика, я отправился на участок строительства железки, лично, на вертолёте. Лететь пришлось два часа, но результат того стоил. Летели мы, к слову, прямо над железкой, инспектируя проделанную работу. Шесть рельс в трёх путях протянулись широким железным шоссе на восток страны, между крупными городами, в Свердловск и Челябинск. Внизу заметили поезд – огромный по местным меркам, который тянули два электровоза 2ЭТ10 – до десяти тысяч тонн состава, двухсекционный электровоз... Это было волшебно, как по мне. Поезд шёл с востока к нам и вёз цистерны с нефтепродуктами. Я уже знал, что это – Берси решил заполнить все подземные резервуары с горючим, коих нарыл под заводом на два миллиона тонн сырой нефти и полмиллиона тонн нефтепродукта. Состав вёз дизельное топливо, которое предназначалось для авиации ГВФ.
Одним из важнейших факторов войны Берси считал беспрерывное снабжение авиации и всех частей ГСМом. Тысячи тонн дизеля, бензина и моторного масла только и ждали своего часа. Конечно, придёт время – избавимся от настолько неэкологичного двигателя, как ДВС, но пока что... это лучше, чем уголь.
Проинспектировав километров тысячу, я развернул вертолёт и отправился обратно. Пока что всё было сделано правильно. Никаких неожиданностей не было.
Топливо... что можно сказать про горючку? В условиях военного времени – страшный дефицит. Топливозаправщики на нашем аэродроме конечно работали и исправно заправляли самолёты ГВФ, но посадки для этой цели были редки и только если в других аэропортах был аншлаг, так что перенаправляли к нам редко. Но иногда садились гражданские борта, к ним выезжали топливозаправщики и делали своё дело, обо всём этом отчитывался Берси – кто, когда, сколько и чего залил.
Не успел я облететь ЖД, как зазвонил телефон.
– Алло, – голос Сталина нельзя не узнать.
– Добрый вечер, товарищ Сталин.
– Добрый, – Сталин был немного удивлён, – товарищ Иванов, товарищ Бэрия передал в авиацию ваши самолёты. Я бы хотэл узнать, можете вы ещё сделать?
– Я – могу. Но товарищ Сталин, я и так много сделал. Если я буду делать за ваших подчинённых всё, то сделаю в итоге только хуже, давая готовые ответы, – немного наставительно сказал я, – эта эскадрилья – как раз чтобы уничтожать стратегические объекты на оккупированной территории. Хотите всю стратегическую авиацию – я делать не буду.
– Я понял вас.
– Да, добавлю, что мы столкнулись с некоторым разрывом в технологиях. По меркам механиков ГВФ мои Илюши хоть и прекрасные, но очень капризные машины. И чем дальше, тем сложнее и капризнее будет авиация, потому что будет усложняться день ото дня. Тут нужно не один самолёт делать, а всю отрасль вперёд двигать, в том числе культуру эксплуатации. Тогда инженеры смогут и посложнее что-то изобретать. А сейчас – товарищи связаны по рукам и ногам, так как самая гениальная идея и выверенная конструкция будет загублена грубыми руками и нещадной эксплуатацией.
– Это ми тоже знаем, – осадил меня Сталин, – сытуация развивается так, товарищи из комитета предлагают вчерне принять ваш план по переселению населения из зоны оккупации. Начать предлагают с детей и женщин.
– Товарищ Сталин, простите, что вмешиваюсь, но разве это разумно? Дети и женщины окажутся в суровом климате, без жилья, на голой земле, тогда как мужики, годные для постройки дома, охоты, ведения хозяйства, будут либо воевать... и ещё не известно, на чьей стороне, либо просто будут убиты. Поэтому переселять нужно всех, семьями.
– Я тоже так думаю, – согласился Сталин, – ви предлагаете выделить каждой семье по три гектара земли, вэрно? Обосновать сможете?
Я задумался:
– Да, три гектара – как раз та территория, которую сможет обрабатывать отдельно взятый крестьянин.
– Это что же, деколлективизация получается? – сурово спросил вождь народов, резко изменив тон.
– Нет, это вы немного не с того конца за коллективизацию взялись. Коллективизации смысл в чём? В том, что работая с трактором, крестьяне посеют и вспашут гораздо больше в расчёте на одного работника. Но при этом если они работают на себя, то и качество намного выше. А если на общину? Проблема пастбища... потом как-нибудь расскажу про этот социальный пародокс.
– У нас на всэх не хватит тракторов, – буркнул Сталин, – и топлива тоже.
– А для обработки трёх гектар не нужен трактор. Достаточно мотоблока. Это такой механизированный плуг с мотором и навесным оборудованием. Топлива он кушает мало, прост в изготовлении, очень популярен в Китае, где маленькие поля и у наших огородников. Эффективность работы пониже, чем у трактора, но всяко лучше, чем у крестьянской лошадки. Нет, коллективизация дело в основе своей правильная, но у нас изначально было общество крестьян на своих наделах – а сломать общество нельзя. Только развить в нужном направлении.
– И ви предлагаете развивать эти, как их, блоки?
– Да, сначала блоки, а потом и небольшой трактор – должны быть у каждого. Вот тогда – начнут работать, потому что и сами могут кушать, и на рынке продавать, и государству сдавать за фиксированную цену.
– А вас нэ смущает, что сдавать они будут меньше? Спэкулировать?
– Рынок, товарищ Сталин. Рынок не позволит, какой смысл задирать цену, если по ней никто не купит? Я лично убеждён, что единственный путь советского союза, не ведущий к развалу – это сочетание рыночной и плановой экономики. Каждая в той сфере, в которой она эффективней другой. Рыночная – для мелких товаров и услуг, которые сильно зависят от спроса и от них зависит в целом удовлетворённость населения уровнем обслуживания, возможностью заработать. В тяжёлой промышленности и машиностроении – плановая экономика, потому как тут спрос статичен и редко изменяется, номенклатура товаров меняется очень редко, значимость в целом для страны крайне большая.
– Интэресная теория. Провэреная?
– Китай в восьмидесятых отказался от плановой экономики. За этим последовал огромный экономический рост. Когда страна разваливалась, только тогда партия пошла на попятную и разрешила мелкое предпринимательство, но было уже поздно. Разрыв в качестве технологий растёт, главное не качество, а привлекательность. Сами понимаете, какое мнение у советских граждан складывается о капиталистических странах, когда их товары выглядят чуть ли не как инопланетные технологии. Справедливости ради, тут тоже своих подводных камней полно, и хлебнули реформаторы горя сполна, но движущая сила в этом.
– В желании потреблять? – выругался Сталин, – всего лишь? Нэ ожидал я такого...
– Потребление – это мотивация. Деньги – универсальное мерило ценности. Дело ведь не в ярких обёртках, а в том, что они вызывают желание обладать товаром. То есть мотивируют работника, увидев красивую вещь, он бежит на работу и просит накидать ему побольше смен и подработок, чтобы заработать больше... или берёт в кредит и вынужден работать эффективнее, больше, его подгоняют пинками из банка. Такая вот естественная система мотивации и премации.
Западные страны лучше мотивировали и своих, и наших граждан. Идеология и прочее тут даже рядом не валялись, всё дело в том, ради чего работает человек. Конкретная, предметная и достижимая цель. Это, конечно, понимали и всеми силами пытались решить – хозрасчёт товарища Косыгина в семидесятых, к примеру... но до конца не довели и всё вернулось на круги своя. Иные варианты, особенно жёсткие, даже не рассматриваются. Ещё одна северная Корея нам не нужна.
– А что с сэверной Кореей? – удивился Сталин.
– Наглядная демонстрация того, что азиаты любую идею могут довести до абсурда. Идею коммунизма в том числе. Ужасная страна-лагерь с антинародной диктатурой монархо-коммунистической династии Кимов. Ваши лагеря и методы по сравнению с ихними это курорт и нега. Мы их, к слову, разбомбили недавно, лет пять назад.
– Ладно, я понял вас. Но не нужно говорить, что в совэтской экономике нет прэдпринимателей. Эсть!
– Да, пока что. После вашей смерти пришёл к власти один дурак, он то и национализировал абсолютно все средства производства. В соответствии с догмами коммунизма. Результат... страшные дефициты, перманентно блуждающие от товара к товару, быстрый рост теневой экономики...
– Я кажэтса знаю, про какого дурака вы говорите. Ничэго, он у меня ещё попляшэт. Вэрнёмся к предмету разговора. Вы сейчас гдэ?
Я огляделся. Мы летели над лесом, над железкой.
– Лечу к Москве вдоль своей железной дороги. Инспектировал.
– Инспектировали? И как? Рэзультат есть?
– Составы уже ходят, – подтвердил я, – правда, не до конечного пункта, но вдоль дороги создаются основные здания для развёртывания поселений-станций. Создаются резервы и запасы топлива и продовольствия.
–Вот, о продовольствии я и хотэл поговорить, – поддакнул Сталин, – скажите, этот ваш план предусматривает какое количество зэмли под раздачу и какое количество вложений?
Я посчитал в уме по-быстрому:
– Транспортировка по моей железке бесплатная. Электричество в поселениях вдоль дороги тоже бесплатное. Мой план основывается на авантюре товарища, о котором мы говорили только что, освоении целинных земель. Освоение началось очень бодро, первые два года урожаи были рекордные, вывозить не успевали – гнил. Потом урожайность наоборот упала до минимума – слишком невыгодно...
– И сколько центнэров пшэницы с гэктара собирал?
– Десять-двадцать центнеров. Путь это возможный, хотя и нерентабельный. На моих агропредприятиях норматив – пятьдесят центнеров с гектара. Суть не в этом, в первые годы удалось завалить страну хлебом, но дальше... не учли много факторов, поспешили, наскоком хотели всё сделать, как этот товарищ любит. Не о нём речь, по моим подсчётам в месте назначения крестьянских областей земледелие рисковое, более рентабельно животноводство, а целина – растениеводство, если перебросить людей, обеспечить их личными наделами в три гектара и начальной техникой, стройматериалами для строительства домов, материалами для посева, то они точно не будут голодать и будут активно работать на снабжение армии – ведь чем быстрее мы победим, тем быстрее они получат назад свои дома из европейской части России. При этом у них останется и три гектара на целинно-уральско-поволжских землях.
– Проект рисковый, авантюра, как вы выразились.
– Времена такие, что без авантюр никак. Нацисты же будут пользоваться нашими крестьянами и их рабским трудом, убьют многих. Я за то, чтобы вывезти гражданских из зоны боевых действий. Тут дело в чём? Нацисты прикрываются мирным населением, пока они заняли нашу деревню, мы их и разбомбить то толком не можем. Они же, не стесняясь, убивают наших гражданских вместе с военными. Поэтому наличие гражданского населения ставит нас в невыгодное положение, не убивать же своих вместе с нациками? А если будет пусто, то можно без зазрения совести мочить их артиллерией, бомбами. Не прикроются женщинами и детьми, как это обычно бывало.
– Вот это уже аргумэнт, – согласился Сталин, – думаете, нам удастся умэнщить потери?
– Двадцать семь миллионов, товарищ Сталин. Из них только семь – военные. Остальные двадцать – мирное население. В основном старики, женщины и дети. Какие ещё нужны аргументы? Не беспокойтесь, если будет провал по продовольствию, я полностью возмещу потери.
– А нэ надорвётесь? – резко спросил Сталин, – это же много продовольствия!
– Товарищ Сталин, в моём распоряжении целый континент агропланеты, про нашу урожайность я говорил уже. У меня одних только стратегических запасов – хватит, чтобы три года кормить всю землю. Уж компенсировать небольшую нехватку продовольствия для СССР в час нужды – смогу, не переломлюсь. Прикажу – доставят в лучшем виде.
– А топливо?
Я задумался.
– Товарищ Сталин, топлива мы добываем достаточно. Я должен упомянуть тут парниковый эффект. В результате сжигания громадного количества топлива в атмосферу выбрасывается углекислый газ, это ведёт к глобальному изменению климата. Планета угорает, если просто и ясно, поэтому я вообще против сгораемого топлива. Гидроэлектростанции и атомные электростанции – вот единственное наше будущее, другое – превратиться в раскалённую градусов до восьмидесяти пустыню. Поэтому завозить топливо я не буду ни при каких условиях. Лучше добыть поскорее имеющееся, чем портить вам воздух привезённым.
Сталин задумался:
– Это настолько серьёзно?
– Да, товарищ Сталин. Не беспокойтесь, запас топлива у меня имеется, да и люди товарища Берии уже работают на нефтедобыче, под Москвой два НПЗ работает, восемь – в Сибири, везём керосин и сырую нефть цистернами. И с каждым днём объёмы добычи растут, так что бакинская нефть уже потеряла своё стратегическое значение. Слишком близко к потенциальному противнику, Урал и Сибирь защищены лучше.
Сталин помолчал в трубку, я тоже. Вертолёт мерно летел над ниткой железной дороги, уходящей за горизонт, в туманную дымку грядущего... я же уже устал держать трубку у уха, Сталин похоже тоже подустал. Загрузил я его разноплановой информацией, но и обещал с три короба.
– Товарищ Иванов, ваша идэя в целом мне нравится. Но нужно снабдить поселенцев всем нэобходимым. Я надэюсь, что вы сможэте прэдставить нам упомянутые образцы техники и наладить их выпуск на заводах СССР?
– Да, с этим проблем не будет. Станочный парк дам, чертежи и образцы тоже, отапливаемые ангары поставлю за неделю – большего обещать не могу. Этого для производства достаточно. Через неделю, надеюсь, уже советские рабочие на советском заводе сами произведут нужное.
– Хорошо. И вот ещё что – нам нужно применять ваше топливо, поэтому поручаю создать вам гэнератор электричества на основе дизельного двигателя. И сдэлать это нужно уже вчэра, потому что в войсках жалуются на нэхватку электричества и переносных гэнераторов.
– Сделаю!
* * * *
Газовые проблемы.
* * * *
Электричество... как много оно значит? Сейчас уже мало кто понимает, что значит электричество. Это – всё! Ну серьёзно, греемся мы электричеством, производство любых товаров – требует электричества, всё от него зависит. Это самая эффективная и самая универсальная энергия.
Поэтому проблема электроснабжения в советском союзе стояла в полный рост. Я провозился наверное с час вокруг финального экземпляра генератора, который был смонтирован в агрегат электростанции. Не зря говорили, что электрификация – это советская власть минус коммунизм. Шучу.
Тут этому придавали большое значение. Запоздало, как по мне, но в основном направление правильное, электростанции – это цель номер один для гитлеровской авиации и диверсантов, артиллерии.
И наконец, следует ещё кое-что учесть – я использовал в качестве топлива сжиженный газ в баллонах. Газовые баллоны намного более взрывоопасны, однако, более экологичны за счёт лучшего сгорания газа в цилиндрах. По газу у меня сейчас много различных соображений, но с товарищами я ещё не делился своими планами.
Дело в том, что газа много можно было получить в космическом пространстве, в основном – метан. Огромное количество, но он же – крупный парниковый газ. И тем не менее, метан включён в поставляемые нами товары. Единственное преимущество метана – это его компактное сжатие и возможность автономного применения. Маленькая газовая плитка, плюс такой же баллончик, и вот уже солдат на фронте может погреться, приготовить хавку...
Поэтому газовые баллоны вошли в стандартную экипировку переселяемых крестьян – культура обращения с газом была далеко не у всех, поэтому неприятности можно было ожидать. Пластиковые оранжевые баллоны для газа под давлением производились на небольшом автоматизированном заводике под Владимиром и поставлялись во все стороны, но в первую очередь – на наши склады для военного применения.
* * *
Тем временем.
* * *
Деревня всегда была спокойной территорией. Домик стоял на холме, так что спускаться за водой приходилось по оврагу вниз, с коромыслами. Непростое дело! Дом старый, штукатуренный белой штукатуркой. Напротив него стоял сарай, по двору расхаживали куры. В сарае всегда стояла большая кадка с зерном, запах, который оно излучало, был приятным, запах зерна, дерева... Пожилой деревенский мужик, помнящий не то что революцию, но и русско-японскую войну, зачерпнул зерна жмень и бросил широким веером курам. Зёрнышки тут же произвели магический эффект – поднялось кудахтанье, куры толкались и клевали зерно прямо с притоптанной травы и земли. День стоял солнечный, было тепло и приятно. Пахло травой, ветер дул вдоль оврага, привычно задевая дома, стоящие в рядок наверху холма.
По мату со стороны пригорка Григорий Иванович понял, что очередной начальник приехал. Их здесь бывало редко, но и иногда приезжали. Почему по мату? Так проще некуда – дорога сначала уходить вниз, а потом круто вверх, по косогору. Хилые моторы большинства машин глохнут при попытке взобраться вверх, а начальство редко пешком ходит, всё больше хочет сидеть и ждать, когда их привезут прямо под крестьянски очи.
Посмеявшись, Григорий Иванович пошёл в сторону овражика и правда, в нём застряла чёрная эмка. Григорий Иванович работал водителем и хорошо в марках машин разбирался. Злые как черти, в эмке сидели приезжие люди.
Они пошли таки наверх.
И уже через пару часов, собрав вокруг себя всех окрестных мужиков, не занятых в поле, начали агитировать. Это были люди из НКВД, не всегда хорошие, но всегда злые. Старший чекист собрал всех и достал бумагу, зачитав:
– Приказ товарища Сталина. Довести до населения деревни Холмово, что в соответствии с программой освоения Урала и поволжья, проводится набор добровольцев. Всем добровольцам выделяется три гектара – тридцать соток, земли, инструмент для сельскохозяйственной обработки земли и для строительства жилья. Для закрепления права владения землёй вы обязаны не менее трёх лет прожить на ней, занимаясь сельскохозяйственной деятельностью – проще говоря, выращивая что-либо или занимаясь скотоводством.
– А хаты то наши кому отдавать собрались, – вылез самый умный мужичок.
– Ваше нынешнее имущество сохраняется за вами и по прошествии трёх лет вы сможете вернуться в свои дома. Но эти три года вы обязаны прожить на осваиваемой территории. Согласно меморандуму, после трёх лет участок переходит в ваше личное, неотчуждаемое пользование. Проще говоря, становится вашей собственностью. Переезжать необходимо всей семьёй...
