Текст книги "1940hr (СИ)"
Автор книги: Аноним Bandileros
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)
– Быть посему. Строим две дюжины. Прежде всего – мне хочется иметь собственный самолёт, поговори по этому поводу со Сталиным.
– А сам? Я то сообщу, но ты тут главный, вот и звони, – пошёл на попятную Берси.
Я взял телефон и набрал номерок. Через минуту мне ответил вождь народов.
– Алло.
– Товарищ Сталин? Это товарищ Иванов. Да, тот самый наглец. Завод построен, мы ставим на поток две машины. Товарищей Илюшина и Антонова, пассажирский и транспортный самолёты. Очень хорошие характеристики, и как нельзя лучше подходят к сегодняшнему дню.
– Отлично, – ответил почти без акцента Сталин, – когда ждать результатов?
– Скоро. Инженеры только собираются, но вся проектная документация у меня есть, в том числе и все подводные камни уже выявлены. Я хотел у вас попросить пару вещей.
– Слюшаю? – когда он расслаблен, за речью не следит и чувствуется сильный акцент.
– Мне для оперативного решения проблем нужно авиасообщение. Собственное, самолёты для этого сделаем, аэродром на заводе есть, осталось только решить ряд организационных вопросов. Снизу это сделать никак не можно – много проблем, поэтому прошу вас выделить нам соответствующее разрешение, позывные, номера бортов...
– Присылайте список своих самалотов, сдэлаем, – улыбнулся он в трубку, судя по голосу, – сколько и чего вам нужно?
– По поводу снабжения завода материалами – это мы решим с наркоматом. По поводу самолётов – десять бортов, два вертолёта, восемь самолётов, шесть пассажирских, два транспортных.
– Куда вам столько? – удивился Сталин.
– Для сотрудников и материальных ценностей. Доставка инструментов, материалов, готовой продукции к месту – затратное дело. По ухабам вести точное оборудование – я не буду. Ни за какие коврижки. Да и я привык иметь личный самолёт и дипломатический паспорт.
– Абайдётесь без паспорта, – протянул Сталин, – а вот самолёт делайте. Заодно и мне покажете, я приеду посмотреть.
– Хорошо. Машины будут готовы через неделю, приезжайте, будем рады показать всё.
* * *
В одном ЖК размещалось около пятисот квартир разного размера – одна, две, три комнаты. И конечно же, все удобства – светло, сухо, чисто, тепло. По умолчанию в каждую квартиру кровать, стол, шкаф, кухонные принадлежности, люстра, жалюзи вместо штор, холодильник. Радио. Милый радиоприёмник с изумрудно-зелёным корпусом и надписью «Авиатор» на решётке динамика. Радио так же было проводное, и громкая связь во всём доме.
Под ванной стоял мощный проточный водонагреватель. Чтобы снабдить весь комплекс жилья водой пришлось повозиться, но выход я нашёл в создании собственной системы водоснабжения. Берси организовал глубинное подземное водохранилище. По сути, тепло, свет, горячая вода, электроплиты и даже электрочайник на кухне, всё это было своим, созданным на заводе. Берси не составило труда создать штампы и отштамповать изделия, собрать их на роботизированной линии и в результате мы имели полностью и неплохо обставленные квартиры. В каждой квартире помимо всего прочего имелись книги, самая разная литература, которую мы собрали по разным букинистическим магазинам. В шкафах, завёрнутые в чехлы из бумаги, висели новенькие комплекты рабочей безразмерной униформы, прямо таки въезжай и живи. Никаких препятствий.
Именно это всё я выучил, когда лично поехал искать работников, которых можно было бы обучить на второй ранг завода. Да, помимо непосредственно железок и механизмов мы должны были производить много что, в том числе и отделочные материалы для салона, и аэродромное оборудование... и даже обучать собственных пилотов. Берси без труда возьмёт на себя учебный центр, который занимал большое и красивое здание между заводом и жилым районом.
Решил я поискать таланты, с утра пораньше взял кортеж из всё тех же щегольских ЗИСов. Берси заранее договорился о распределении к нам отличников из ВУЗа и местных путяг. Сразу восемьсот юных дарований должны были получить билет в будущее в лице моего авиастроительного завода.
Поэтому сейчас мой кортеж ехал к основному донору технических кадров для моего завода. Да, мне нужно совершить чудо – почти за год воспитать из них настоящих профи, и заняться вплотную лётной подготовкой личного состава. За неимением гербовой пишут на туалетной.
Выпускной был не таким, как в России. Да, без торжеств и пьянок, но речи тут двигать любили – мой кортеж въехал как раз к концу длинной речи местных партийных деятелей, когда студенты уже устали слушать и с вымученными лицами хлопать в ладошки. Что ж, Хьярти начинает жечь!
Директор, сам устав от долгого размусоливания, без лишних предисловий передал слово «директору крупного авиазавода». Я взобрался на трибуну как Ленин – на броневик. Вид при этом имел лихой – пиджак расстёгнут, без галстука, физиономия успешного миллиардера, знающего себе цену.
– Ну что, зелень, думаете, что вы всё выучили и всё знаете? – резко начал я, – нихрена подобного. Вам всем ещё учиться и учиться, чтобы стать настоящими профессионалами. Я сразу скажу так – мне на завод нужны люди, люди талантливые, люди трудолюбивые. Мы не работаем по три смены подряд, да и по две тоже. Мы не жмём из людей все соки, у нас строжайше запрещена любая штурмовщина. Хорошее дело не может быть сделано сверх плана или быстрее, чем то запланировано, хорошо дело сделано только тогда, когда сделано точно так, как и запланировано, так, как запланировано и так, как надо. С точностью часового механизма! – огорошил явсех.
Трибуна была самопальной, за спиной моей висел какой-то лозунг, рядом вымученно улыбались и вращали глазами люди в пиджаках, некоторые с лычками-наградами... Я продолжил:
– Мы создаём самолёты. Лучшие самолёты. И вот что я вам скажу – если вы хотите делать дело – добро пожаловать на мой завод. Но если у вас амбиции в попе свербят, хочется выполнить дело быстрее, чем положено, выпендриться перед товарищем Сталиным и наобещать ему с три короба, сделать три самолёта вместо двух, то вам точно не ко мне. Я знаю, о чём говорю! Всё лето я помогал соседним заводам с ремонтом. Знаете, почему? Потому что они все были построены с опережением сроков! Рабочие сэкономили время, делая своё дело халатно. Экономили на материалах, вместо положенных ста заклёпок ставили восемьдесят, везде, где я побывал – картина схожая. Из этого следует только один вывод – дело можно сделать хорошо, сделав его медленней, чем запланировано. Или сделать плохо, с опережением графика. Вы инженеры и должны понимать, что каждый механизм работает так, как запланировано. А если у вас двигатель крутится на нерасчётных оборотах, значит он хреновый. И плевать, что он даёт больше мощности – значит изнашивает детали, значит, жрёт топлива больше, чем запланировано.
Поэтому сейчас прошу желающих записаться на мой завод. Никаких преференций от партии вы не получите, никаких трудовых подвигов мы не совершаем, выпендриться не получится. Мы просто делаем самолёты. Делаем хорошо, и хорошие самолёты. Мои секретари готовы принять заявления в устной и письменной форме, – махнул я рукой, – поэтому милости прошу на Московский Завод Гражданской Авиации. Если есть вопросы – мы находимся за пределами Москвы в ближнем Подмосковье, к заводу идёт шоссе которое сейчас асфальтируют, работникам полагается жильё, трёхразовое питание. При МЗГА работает учебный центр, который занимается повышением квалификации. Настоящим, а не групповой сдачей экзаменов. Мы заинтересованы в настоящих профессионалах, готовых посвятить всю свою жизнь, отсюда и до доски гробовой, созданию самолётов, – я решил подсластить пилюлю, – зарплата рабочего на заводе – минимальная четыреста рублей, обучающиеся получают стипендию, расходы на канцтовары и прочее компенсируются. Но сразу предупреждаю, я не собираюсь терпеть лодырей, бездельников и особенно – деятельных рационализаторов, которые только и думают, как меньше работать и побольше зарабатывать. Обратной стороной такой милой и социально-положительной картинки является строжайшие требования к работникам. Я не собираюсь держать у себя никого, и нарушителям дисциплины грозит увольнение. Вернее, «перевод на менее ответственную должность», то есть уборщиком, с лишением рабочего общежития и всех привилегий. Вопросы есть? Зададите их моим секретарям.
Моя речь произвела эффект взорванной бомбы... зажигательной – шуму было полно – студенты гомонили, а директор местного вуза поглядывал на меня так, словно я смертник. Ещё бы, такое сказать, да в сороковом то году, когда все рабочие буквально в состоянии войны за урожай и миллионы тонн угля и стали. Однозначно, расстрел.
Я только улыбнулся ему и наблюдал за тем, как студенты толпой ринулись к моим машинам, у которых их ждал Берси в лице четырёх секретарей. Каждому студенту выдавали бланк, в котором ему нужно только выделить галочками пункты, пунктов много. Бланки были отпечатаны на хорошей, плотной бумаге, золотом был вытиснен логотип завода – крылья и треугольник Абстерго между ними. Уже этот отпечатанный явно на толстой белоснежной бумаге лист с золотым тиснением – подкупал.
* * *
На завод прибыли МП Берси. Полторы тысячи первоклассных рабочих со всего СССР. В цеху началось изготовление собственного авиапарка. Первые самолёты завода делались одновременно с вселением в ЖК жильцов и стартом учебного центра. УЦ был сделан в лучших традициях моего времени – мы не пожалели деньги на проекторы, аудитории, наглядные модели, учебные классы с оборудованием. УЦ наполнился голосами студентов, которые только-только кончили вуз и вместо работы получили новую парту, только теперь их учили настоящим образом. Берси пояснял каждому теорию, их учили работать на станках. И, как выразился Берси, учил до тех пор, пока они не смогут без подсказок сверху по чертежам собрать самолёт мирового уровня.
Постепенно начал формироваться партактив, но я его задавил в зародыше – у нас тут не трибуна и мне не нужны партийные органы на заводе. Поэтому две девочки-комсомолки были уволены, а я напомнил всем студентам, что мы здесь делаем самолёты. А кто хочет заниматься политикой – мы абсолютно свободных взглядов и не против. В нерабочее время могут хоть ходить по улицам и прославлять царя, мне плевать, главное – чтобы на работе делали самолёты, а не политику!
Жаркое выступление было встречено глухим непониманием, но уволенные комсомолки никакой жалости у меня всё равно не вызвали. Я строг. Сразу говорил же...
Выкат первого самолёта из сборочного цеха произошёл совсем не торжественно – двери сборочного цеха открылись и из него выехал уже готовый самолёт, который тянул низенький гусеничный тягач.
Как я и говорил, нам нужно четыре самолёта транспортных, четыре пассажирских. Для перемещения других самолётов в том числе – первым самолётом завода стал пассажирский ИЛ-18. Но и тут Берси подсуетился – вместо ТВД установили электромоторы с реактором в хвостовой части, остов самолёта выполнили полностью из титанового сплава, дефицитного нынче алюминия не пожалели на обшивку. Поэтому самолёт выглядел намного привлекательнее американского дедушки – Дугласа. Дуглас... этот самолёт сыграет свою роль, в том числе и на моём заводе, но сейчас я был всецело поглощён этим самолётом. Знаю, что Берси тут накрутил – внутри роскошный салон, как на президентском лайнере, уютные рабочие места, мощная радиостанция, РЛС, и самое главное – восемь выдвижных точек обороны, одна с 23-мм спаркой в хвосте, два скорострельных минигана по бортам, ещё шесть точек по всему самолёту. В случае чего он и ракетами ближнего радиуса огрызнуться сможет. Безопасность – превыше всего.
Высотность у него была чудесная – до двадцати-тридцати поднимался легко, дальше воздух слишком разреженный. Хотя скорость вращения винтов на магнитном подвесе огромна, ограничена только нагрузками на наноматериал, из которого изготовлены лопасти винтов. Скорость самолёта так же прекрасна – он достигал восьмисот километров на высоте восьми кэме.
Одет самолёт уже был в ливрею МЗГА – белоснежно-белый с синими полосами и узорами, на хвосте красовался красный флаг, на борту надпись «Московский Завод Гражданской Авиации» и логотип.
Красота, да и только. Именно для таких эмоций я здесь – кто бы подумал, но меня реально радует это. Я в расстроеных чувствах решил посетить салон и уже через пару минут взобрался по спущенному трапу, который самолёт возил с собой. Внутри отделка как в моём лимузине – роскошно, но не слишком пафосно. Уютно. Ближе к кабине пилота располагался главный отсек, тут было всё, к чему я привык на своём «борте номер два», с поправкой на время. Бар, кухня, диваны, кресла, столы, спальные места, кресла – производства УЗГА, только чуть-чуть доработанные. Большие, мягкие, глубокие, с вибромассажём, подголовником и уютными подлокотниками. Относительно большие иллюминаторы и множество мониторов, складывающихся наверх, к потолку салона.
Душ, туалет, кухня...
Осмотрев свою новую персоналку, я остался доволен и решил пока что не использовать её. Тем более, что завтра приедет Сталин, значит, нужно сделать все самолёты остальных серий уже сегодня. Они в производства. Когда я закончил осмотр и доработку своего, из сборочного цеха выехали пять остальных самолётов. С транспортом мы не выпендривались и их роль взяли на себя обычные АН-12, четыре АНа и один ИЛ-12 выехали из сборочных цехов. Они тоже были одеты в ливрею нашего завода. Красивая ливрея.
И, наконец, вертолёты. Вертолётов было ровно два – персонально-пассажирский МИ-2 и гигант «Левиафан». Левиафан своим видом мог бы шокировать кого угодно – размером с современный нам широкофюзеляжный боинг, даже больше, скорее напоминает АН-225, поставленный на четыре винта, этот гигант был взят из подпространства без сборки. Цельным куском, только лопасти подсоединили и всё.
Я знал, что Сталин поначалу очень недоверчиво отнёсся к вертолётам и только постфактум после их широкого распространения начал торопить разработчиков, но и тогда дело стояло на мёртвой точке, изменилась ситуация только после войны во вьетнаме, когда американцы наглядно продемонстрировали преимущество вертолётов над авиацией в деле тактического десанта.
Поэтому Левиафан, как козырную карту, я держал у себя – на местных технологиях даже простой вертолёт вроде МИ-1 сделать сложно. Но можно. Путь в небо у этих машин долгий...
Мишку я взял неспроста – мне он приглянулся. Слегка переработал редуктор и получился уже готовый к работе вертолёт, у меня их в загашниках три сотни найдётся, мне же нужен единственный на электрическом ходу, реакторный. Машина эта надёжная, безопасная, и главное – с хорошими подъёмными характеристиками. Вполне подойдёт, чтобы перемещаться минуя грязь и снег. Теперь у меня, можно сказать, карт-бланш на использование авиации в личных целях. И я собираюсь его использовать весьма и весьма активно. Пассажирские ИЛ-12 моего завода будут возить не только и не столько меня, сколько высокопоставленных сотрудников – наличие персонального самолёта и лимузина в грузовом отсеке существенно изменит отношение ко мне среди различной партийной шушеры.
К приезду Сталина особо не готовились, хотя программа показа у нас была. И программа эта была широкой, заметить нас легко – целый район высотных жилых зданий, плотно скомпонованных... Кортеж товарища Сталина приехал в одиннадцать утра, первым делом его остановили на внешнем КПП и проверили наличие Сталина и заодно – осмотрели машины на предмет опасных вещей. Нервировали этим Власика ужасно – солдаты с автоматами осмотрели машины с помощью зеркал, под днище заглянули, проверили документы даже у Сталина, после чего под негромкие грузинские шутки пропустили товарищей. В этот момент как раз на посадку заходил после облёта завода ИЛ-12 нашего завода. Самолёт не заметить трудно, но всё внимание Сталина было приковано к огромным по местным меркам домам, да ещё и пёстро раскрашенным. Над главной проходной висела светящаяся вывеска с названием завода, тут их пропустили без остановки и товарищи попали в мой маленький уютный мирок. Из-за ограниченности территории нам пришлось отказаться от идеи сделать улицы, парк, многое другое... Сразу за проходной был жилой квартал, слева и справа от шоссе – по тридцать пять домов, которые были заселены далеко не полностью. Двадцать этажей по шестнадцать квартир на каждом – всего десять тысяч квартир, учитывая, что некоторые были двойными-тройными или занимали сразу два этажа. В общем, приехавшие к нам инженеры были не то что довольны – они жили как при наступившем коммунизме. Представляю себе чувства человека, переселившегося из коммуналки в собственную квартиру, хоть и сорок квадратных метров, полагавшихся новичкам, а всё равно, шик.
А дальше пошла непосредственно экскурсия. Нет, никто не отменял рабочий и учебный день в связи с приездом начальства – никому никто даже не говорил про это. Машины Сталина остановились около входа в крупное заводское здание, где производились основные системы самолётов, большая часть. Тут резали из заготовок гидравлику, электрику, создавали основные элементы моторов и электрики, даже своё производство проводов было.
Сталин вышел и поспешил на завод, я вышел ему навстречу и встретились мы на проходной.
– Добрый день, – приблизился я, – как добрались?
– Нормально, – хмуро ответил вождь народов, – дорогу вы сделали?
– Да, есть такое дело, – кивнул, – ну что, хотите посмотреть, как мы здесь обустраиваемся?
– Нэ откажусь, – вождь с прищуром посмотрел на меня.
Приехал он без сопровождения своей золотой орды, что было правильно. Мы прошли в цех, где Сталина, по-моему, схватил удар, так как он за всё время прохода по цеху, ни слова не вымолвил. Посмотреть было на что – белоснежно-белый пол, стены, новенькие и высококачественные станки, рабочие – исключительно в рабочем комбинезоне, унифицированного внешнего вида, все работали быстро и молча. В цеху было шумно, начали экскурсию мы с металлорежущего цеха. Однако, Берси сам с собой говорить привычку не имел, поэтому МП работали безмолвно. Некоторые скользили безразличными взглядами по Сталину и не отвлекались от работы ни на мгновение. Выглядело это... перфекционист бы удавился от осознания собственной неполноценности – выглядело это идеально. Идеально ровно были расставлены станки, стружка и прочее не летели по сторонам – всё оперативно собирали в пакеты или оставляли уборщикам. Всё работало с эффективностью хорошо отлаженного механизма. Мы были в большом цеху – почти триста метров в длинну и пятьдесят в ширину, и тут, в основном стояли металлорежущие станки. На полу были разлинованы проходы большими оранжевыми полосами, под потолком двигался кран, который перетаскивал станки прямо над головами рабочих.
Сталин прошёл молча, в полной тишине. Я же разорялся:
– В металлорежущем цехе происходит создание всех систем самолёта – тормоза, гидравлика, двигатели, шасси, механика. Большая часть производится в черновом варианте объёмной штамповкой и поступает сюда, где уже их доводят до прецензионной точности. После чего детали уходят дальше – закалка, нанесение покрытий, покраска. В качестве основного мы взяли двигатель АШ-82, двухрядную модификацию двигателя М-62 и А03 – дизельный авиационный мотор.
– Дизельный? – впервые спросил Сталин.
– Именно. Авиационный дизель – штука сложная, но нам удалось здесь его создать. Мощность двигателя четыреста лошадей в крейсерском режиме и пятьсот – на взлётном.
– Этого мало, – отрезал Сталин, – с такой мощностью – как вы собрались летать?
– Двигатель потребляет двести двадцать грамм на киловатт-час мощности. Восемьдесят второй потребляет четыреста грамм авиационного, а не дизельного топлива. На данный момент А-03 – самый экономичный двигатель в мире. И останется таким ещё очень и очень долго. Создать то мы можем любой двигатель, вопрос лишь в том, могут ли товарищи из гражданского воздушного флота его обслуживать? И есть ли для него топливо и масло? Даже для А-03 нужно масло значительно лучшего качества, чем то, что производится в СССР.
– И где вы его брать собрались? – возмутился Сталин, – с вас производство масла для двигателей.
– Да, подумал, уже предложил товарищам. Однако, не встретил понимания и организую производство на нашем заводе. Товарищ Сталин, прошу, выделите нам ещё территории. Мы не умещаемся на таком компактном пятачке земли, тут один аэродром с жилым комплексом три четверти пространства занимают. Завод уж очень тесно расположен.
Сталин подумал и кивнул:
– Ещё сто квадратных километров можете брать себе. Тем более, что вы умеете организовывать производство. Давно этим занимаетесь?
Я только пожал плечами:
– Давненько. Мне принадлежит больше половины всех производств России, треть промышленности Германии и четверть – Японии.
Сталин задумчиво покусал мундштук своей трубки, которую держал то в руках, то в зубах, но не закуривал – кристально-чистый цех отбивал желание мусорить.
Я решил показать двигло и пошёл в сторону сборочного конвейера, где Берси-МП собирали двигатель.
На стапеле стоял он, родимый. Созданный энтузиастом в Германии и перевезённый на наш завод А03, великолепный четырёхсотсильный авиационный дизель. Товарищ Сталин с интересом осмотрел мотор. От местных он отличался существенно. Берси попросил у меня слово и решил сам рассказать про двигатель товарищу Сталину:
– Двигатель А-03 создан российским специалистом в Германии в начале нулевых годов. Это классический авиационный поршневой V-образный мотор объъёмом шесть литров и мощностью четыреста лошадиных сил. В наше время поршневые авиамоторы редкость и в основном представлены компактными моделями, устанавливаемыми на лёгкие самолёты. Собственно, всё дальнейшее развитие этого класса двигателей закончилось в сороковых годах и дальше речь уже шла про газотурбинные, турбовинтовые и реактивные двигатели. В наше время поршневой мотор – анахронизм, однако, нельзя не отметить, что создан он был удачно и в нужное время – время когда правительство немного уняло свою паранойю по поводу неба и либерализовала воздушное законодательство. Спрос на частные самолёты небольшой мощности возрос за три года почти в сто пятьдесят раз, поэтому авиационный дизельный двигатель относительно высокой для четырёхместного самолёта мощности и крайне экономичный, пользовался огромной популярностью. Двигатель имеет дублированные системы топливной аппаратуры, каждая из которых работает на свой блок цилиндров. Эффективность нашего мотора немного ниже ввиду отсутствия управляющей электроники, компьютера, но всё же, он на данный момент – идеальный вариант для гражданских пассажирских и грузовых перевозок. С мотором А-03 решено наладить выпуск самолётов малого грузового класса, предназначенных для чартерных, то есть персональных перевозок. Масса двигателя – триста шестьдесят три килограмма, при мощности в четыреста лошадиных сил и шести литрах объёма – это превосходные показатели. Моторесурс двигателя – тридцать тысяч часов, до капремонта – три тысячи часов. Это в три раза лучше аналогичных советских двигателей.
– Я уже понял, что ваши моторы надёжные, – хмуро сказал Сталин, – почему? Что вы применили?
– Они хорошо спроектированы, просчитаны, каждый серийный двигатель собран с качеством демо-образца. Ну да вы и сами видели, как их производят. Здесь нет никаких огрехов проектирования, производства и сборки, за это ручаемся.
– Нэ много ли на себя берёте?
– Почему много? В наше время этот двигатель выдержал самое суровое испытание – рынок. А ведь с ним конкурировали лучшие американские и европейские производители. И всё равно, не смогли создать более экономичный и надёжный двигатель. Сотни тысяч моторов работали по всему миру. Их даже устанавливали на автомобили и один оригинал – на мотоцикл. Отработавшие свои часы двигатели обычно отправлялись либо в переплавку, либо на вторичный рынок, где их охотно покупали для лодочных и глиссерных моторов, перебирали и они ещё столько же работали, считаясь самым надёжным вариантом. Так что в своих двигателях мы уверены.
– Ладно, здэсь я всё увидел, – Сталин развернулся ко мне, – я хочу посмотреть, как живут ваши рабочие, товарищ эксплуататор.
Сказано это было шутливым тоном. Я улыбнулся и кивнув, пригласил всех обратно по цеху, в сторону наших жилищ.
Но в первую очередь мы прошли в учебный центр. Двадцативосьмиэтажное здание, возвышавшееся между заводом и ЖК, было заполнено студентами – больше тысячи человек уже. На входе с охраной Сталина возникла заминка, металлодетектор обнаружил оружие и пришлось отключать тревожный режим вручную. Зато дальше...
Перед нами предстал полноценный институт, не хуже лучших зарубежных. Вернее, лучше лучших зарубежных. На первом этаже высокие потолки, пластиковые окна, большая столовая, в которой как раз скоро собирались обедать студенты. Столовых было восемь, обедали по очереди в каждой, постоянно, с двенадцати до восемнадцати часов. Сталин лично решил посмотреть, чем кормят студентов и обнаружил, что сегодня у нас на обед была рыба – тунец под маринадом, нажористый борщ, морская капуста – источник Йода, и очаровательный стейк из свинины.
Сталин спросил:
– Это по какому случаю банкет?
– Учёба для студента – всегда праздник, – улыбнулся я, – обычный обед. Я не могу стимулировать своих людей деньгами, так хоть кормлю вволю.
Думаю, среди моих студентов достаточно людей, у которых уже всё узнали чекисты – хавка была такой каждый божий день. Стратегические запасы продуктов на Марсе настолько большие, что их невыгодно хранить и лучше просто скормить кому-нибудь. Например, этим голодным студентам.
После мы пошли посмотреть на учебный процесс. Второй, третий и дальше этажи были очень похожи. Огромное количество различных кабинетов, аудиторий, в которых профессор-Берси в разных ипостасях вёл у студентов лекции. Аэродинамика, продвинутая математика, физика, проектирование... Сталин остановился только в классе практических занятий на третьем этаже, где были установлены станки и модели двигателей. Тут было симпатично – в зале были установлены десятки станков, токарные, винторезные, универсальные, все они работали, судя по горящим лампочкам, а вот студентов не было. Иосиф Виссарионович зашёл и спросил:
– Что это за аудитория?
– Это кабинет практических занятий. Именно здесь студенты на практике применяют полученные этажами выше знания. Во всём УЦ таких кабинетов пять, этот самый маленький.
Сталина привлёк небольшой настольный токарный станочек. Он его покрутил, посмотрел, пощёлкал тумблерами и даже запустил, остановил...
– Интэресно у вас тут. И зачем тратить станочный парк на учебные нужды, когда можно обучать людей уже на заводе?
– Нет, ни в коем случае. На заводе уже рабочие, здесь – студенты. На заводе он может ошибиться в совсем крохотной мелочи, которую сам не заметит, ни приёмка – в результате рухнет самолёт, погибнут сотни человек. На моём заводе будут только профессионалы, прошедшие полный курс подготовки, студентов к станкам подпускать нельзя. Это слишком ответственное дело.
– Как знаете, – хмуро ответил Сталин, – могу я посмотреть на студентов?
– Да, у них через пять минут обед начнётся, набегут...
Я не ошибся, через несколько минут коридор заполнился голосами и мы с чекистами очень ловко вписались в толпу. Вместе со Сталиным. Толпа студентов шла обедать, гомонили, спорили о чём-то профессиональном. Ближе к столовой толпа рассосалась и мы с высокими гостями вышли из учебного центра, оставив громадное здание позади. Товарищ Сталин изъявил желание посмотреть на условия жизни студентов. Сказано-сделано.
И вот тут снова пришлось переходить на цифры – мы зашли в квартиру, обычную не заселённую двухкомнатную квартирку в жилом комплексе. Сталин осмотрел всё – рабочее место, шкаф, включил радио, подёргал жалюзи...
– Здэсь кто-то живёт?
– Нет, это чистовая отделка. Типовая, все остальные пятнадцать тысяч квартир точно такие же.
– А эсли проверю?
– Пожалуйста. Куда зайдём?
Мы зашли в другую квартиру в другом доме, напротив, Сталин обнаружил абсолютно такую же площадь, и таких было много. Я ответил ему:
– Заселено только полторы тысячи из пятнадцати тысяч квартир. В основном тут двухкомнатные и однокомнатные холостяцкие, есть и более роскошные апартаменты. В отдельном здании.
– Это для кого же более роскошные? Сами там живёте?
– И я в том числе. Это для топ-менеджмента, то есть высшего руководства завода. Начиная от начцеха и дальше, – я подошёл к окну и показал на большое круглое здание, – вон то, круглое. Каждый этаж – отдельная квартира, десять комнат, роскошные апартаменты. Пока заселено только две квартиры – я и начгар, со временем, когда из этих студентов подрастёт пополнение, некоторые из них будут жить там.
– Ладно, вам это нэ кажется нэсправедливым? Обычные работники в двухкомнатных, а начальство – в роскошных апартамэ-энтах? – спросил с прищуром Сталин.
– Ничуть. Когда-то советский союз развалился, – надавил я на больной мозоль Сталина, – Когда-то, когда писатели хотели получать деньги, рабочие хотели больше зарабатывать, студенты хотели лучшего будущего, видные деятели искусства тоже думали, что смогут жить лучше. Нехватка мотивации, человеческую природу нельзя победить. Пробовали коммунисты, природа их самих размазала тонким слоем и продолжила победное шествие по планете. Больше хотели все, включая верхушку партии. Какой смысл им жить на казённой квартире, ездить на казённой машине и трындеть про победу коммунизма смеющимся и злящимся от пропаганды натёршей мозоль на умах?
– Не совсем вас понимаю, товарищ Иванов, – хмуро ответил Сталин, – то, что вы нэ коммунист видно сразу, но почему вы так к ним относитесь? – Сталин был рад меня послушать, поэтому я не жалел слов, тем более, что умел говорить:
– Абсолютно спокойно отношусь. Сами посудите, коммунизм – это идеология. Идеология – это представления конкретного человека о добре, зле и том, как всё должно быть устроено. Сколько людей – столько и идеологий. Сейчас господствует идеология Ленина-Сталина, у меня тоже есть свои представления о добре и зле, у вас тоже. С вашей точки зрения я – ужасный эксплуататор. С моей – эксплуататор вы. Сами посудите – я глава мегакорпорации, на которую работают миллионы людей, десятки тысяч заводов, буржуй. Причём самый жирный из всех.
С моей точки зрения работать человек должен не больше восьми часов в день при пятидневной неделе – иначе это эксплуатация, пусть даже и добровольная. С моей точки зрения работодатель не имеет права убеждать в чём-либо работника – это превышение должностных полномочий и навязывание "правильного" мнения. С моей точки зрения... список можно продолжать долго. Суть одна, мы разные люди из разных эпох, у нас разные взгляды, – Сталин смотрел сухо и колко на меня, пока я это говорил, – идеология это религия. Хотите верьте, хотите нет, или наоборот, религия – это идеология. Это Вера в то, что является злом, а что добром. Чем комсорги, комиссары и прочие отличаются от батюшек, миссионеров, попов? Мне на заводе не нужны миссионеры и партактив, рабочие должны делать самолёты, а не политику. Если у рабочего свербит в попе показать, какой он из себя правильный – значит это типичный карьерист.
