Текст книги "1940hr (СИ)"
Автор книги: Аноним Bandileros
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)
– Но зачем вы выгнали перспективных работниц...
– Вы про тех двух? Вместо учёбы они начали занимать рабочее время всякой чепухой и отнимали у людей время. Время, которого и так слишком мало осталось, чтобы выучить всё и стать профессионалами. Вы знаете, почему мало. Мне не нужны миссионеры. Давайте будем абсолютно честными – вы на мой строгий взгляд тот ещё эксплуататор и тиран. Но я не возмущаюсь этим, вас ситуация заставляет таким быть. И ваша личная история, и опыт. Я для вас – буржуй и рассадник идеологической заразы. Но мне и это до фонаря, есть только одна система в мире, которая обеспечивает возможность жить без революций и волнений – это та, при которой каждый волен верить во что угодно. Коммунизм, демократию, хоть в зелёных человечков с альфа-центавра. На мой взгляд, вы делаете в этом огромную ошибку...
– Поясните, – резко отрубил Сталин, – какую ошибку? Подробно!
Я пожал плечами:
– Карьеристы. Как вы думаете, сколько в коммунистической партии коммунистов? Я отвечу – всё меньше и меньше. Потому что Ленин и иже с ним разделили людей на правильных и неправильных. Своих и чужих, социально близких и социально чуждых. В результате этого идея коммунизма была мертворожденной. Люди, все, и демократы, и сторонники монархии, и даже нацисты, получали корочки КПСС. И ходили на собрания, и слушали эти стареющие и несменяющиеся говорящие головы десятилетиями. Партия из коммунизма превратилась в государственную машину, очень негибкую, догматическую ещё больше, чем любая религия. Красная аристократия сгубила партию очень быстро, прогнило изнутри всё очень быстро. Потому что вы и ваши предшественники, и ваши последователи, всегда делили людей на правильных и не очень. Результат – сгубили сами себя. Коммунизм – это политика, но вместо этого это стал просто набором догм и символики для "правильных", своих, людей.
Даже сейчас поверхностный анализ моих специалистов говорит о том, что не менее тридцати процентов партии – карьеристы, которым плевать на коммунизм как таковой, главное – карьера. Полближе к кормушке забраться и всем рылом в неё окунуться, радостно хрюкая. Когда всё начнёт рушиться – девяносто девять процентов партии просто порвёт свои партбилеты и уйдёт по своим делам уже под триколором.
– Вы говорите обидные вещи, – тихо сказал Сталин, – но правдоподобные. Я не могу не замечать подобных людей. И всё же, зачем вы комсомолок выгнали?
– Поймите, коммунизм – как Вера в бога. Со своими непререкаемыми догмами и понятиями о добре и зле. Вот только если библия говорит о вечных проблемах, то эксплуататоры не пережили эпоху дикого капитализма и к восьмидесятым годам этого века – уже выродились как класс. Рабочие могут верить во что угодно – в будду, перуна, бога, аллаха, заратустру, коммунизм, демократию, монархию, но если они вместо того, чтобы учиться делать самолёты читают молитвы, то мне такие не нужны. Если их убеждения не мешают работе – могут быть убеждены в чём угодно и делать что угодно. У меня тут завод, а не церковь или партийная организация. Во избежание конфликтов на политической почве рабочим запрещена политика. Полностью, могут быть убеждены в чём угодно, но агитация запрещена строжайше.
Сталин задумался:
– Думаете, сработает? За что тогда работать будут? Денег вы им заплатить не можете.
– Могу устроить их жизнь. Квартира побольше, личная машина, опять же, продуктовый паёк очень сытный. Ради этого и будут и учиться, и работать. У меня ещё тринадцать тысяч свободных квартир, это почти тридцать-пятьдесят тысяч человек населения. Возможность карьерного роста – вот что людям нужно.
– А с комсомольцами вы плохо поступили.
– Знаю. Я их предупреждал, они подписали документ, что на территории завода обязуются следовать правилам. Они их нарушили.
– Ладно, – Сталин махнул рукой, видимо, просто много вывалил на него информации, – пусть будет так, главное, чтобы вы дело сделали. Нам нужно до пяти тысяч самолётов с указанными вами характеристиками. Нужны они нам ещё вчера, ГВФ уже требует дать им ваш лайнер в пользование.
– Будет, – пожимаю плечами, – сейчас производственная мощность – сто самолётов в год, но это с учётом только своих производств, без подключения каких-либо иных заводов....
Мы поехали на лифте вниз и продолжили разговор уже в машине Сталина. Закончили его, когда машина подъезжала к аэродрому. Я почти не заметил, как мы перемещались... Сталин вышел, я следом. На рулёжных дорожках стояли наши Илы и Антошки. Антошки произвели на Сталина впечатление:
– Какова грузоподъёмность?
– Двадцать тонн коммерческой нагрузки. Или девяносто десантников, – мы прошли мимо и под крылом Антохи, – характеристики нашего немного отличаются, но в его конструкции использованы редкоземельные металлы. Намного дороже золота, поэтому и стоимость – как у сотни обычных самолётов.
Сталин кивнул и мы вышли к Илюше. Илья был окрашен в такой же белый цвет. Сталин с любопытством его оглядел, посмотрел трёхстоечное шасси, поднялся по трапу в пассажирский салон. Я следом – у ильи был автобусный салон, два ряда по два кресла у бортов.
– Летающий автобус, – прокомментировал это Сталин, полностью подтвердив мои мысли, – зачем вам четыре таких?
– Три. Понадобится, чтобы перегонять команды к месту работы – командировки бывают часто, а так же для отдыха сотрудников. Я не намерен терять несколько дней на поездах, поэтому дешевле будет организовать отпуск сотрудников в тёплых краях и отвезти их туда на самолёте.
– Отпуск? – Сталин улыбнулся, – до отпуска дожить нужно.
– Это точно. Ну ничего, я прихватил с собой свою яхту, в случае чего – мои ребята с удовольствием отдохнут на борту, путешествуя по морю. Или речную прогулку на яхте устроим – в России много рек, грех не спуститься по волге или Лене на корабле...
– Как знаете, – пожал плечами Сталин, – красиво тут, уютно.
И он был прав. Пассажирские места были более-менее хорошо устроены, в салоне достаточно просторно.
– Что это за самолёт? Кто изобрёл?
– Ильюшин, ИЛ-12. Самолёт хороший, был выпущен в сороковых, на базе бомбера. Прослужил он недолго – поршневые двигатели быстро ушли в историю на фоне развивающихся газотурбинных, дающих большую мощность. Поэтому моторы Ила – АШ-82 – быстро стали архаичными. Хотя... это как посмотреть. АН-2, антоновский биплан, летает до двадцать первого века, и похоже на пенсию даже не собирается. Восемьдесят лет в строю!
– Нэ без причины, я думаю?
– Да, он самолёт тридцатых. Классический биплан, простой как топор и дешёвый. Самолёт сельскохозяйственной авиации, а в крестьянском деле более совершенные машины не нужны. Главное чтобы был прост, дёшев и надёжен, а скорость абсолютно не важна. Главное чтобы с деревенского аэродрома взлетел, у АНа разбег при взлёте маленький, почти с места в небо поднимается...
– Учтём, – ответил Сталин, – пошли посмотрим твой самолёт.
Когда мы зашли в мой персональный самолёт, Сталин осмотрел абсолютно всё. Диваны, кухню, санузел, в бар заглянул... ещё бы, не самолёт – летающий дворец! Я молча следовал за ним, как и чекисты, которым можно про меня знать. Их Берси держит на особом контроле.
Осмотрев всё, Сталин пришёл к выводу:
– Хороший самолёт. Надёжный?
– Надёжней не бывает. Я летаю на электромоторах, поэтому отказ двигателя – это крайне редкое явление. Пока ещё ни разу не происходил. Силовой каркас из титановых сплавов, обшивка утолщённая из сверхпрочного алюминиевого сплава. Самолёт крайне надёжен, и что странно, в случае чего он может спуститься вниз на парашюте.
– Что? – не понял Сталин, – какой парашют.
– Да, в нём есть многокупольная парашютная система, как раз над нами. Если самолёт потеряет в полёте крылья, откажут двигатели, или что-то в этом роде – он просто спустится вниз на парашюте. Эта система появилась на лёгких самолётах, но мы смогли приспособить её под лайнеры и личные самолёты. Скоростные разделяются на секции, а этот – может целиком на парашюте спускаться.
– Мнэ нравится. Сдэлайте такой же, если вам не трудно.
Зная про то, что Сталин побаивается самолётов, я удивился. Но кивнул:
– Сделаем, товарищ Сталин. Хотя постойте, такой же, или будут пожелания? Расцветка, салон?
– Точно такой же, – ответил Сталин уверенно, сидя на диване, – мнэ нравится.
– В таком случае, товарищ Сталин, можете взять эту машину. Я себе ещё сделаю, а этот – первый самолёт нашего завода.
По идее, Сталин должен доверять, ведь просьба была удивительной и я не успею, в случае чего, поставить прослушку или взрывчатку. Можно сказать, из своей тарелки положил. Сталин кивнул, ухмыльнувшись в усы:
– Полэтаем? Гдэ тут пилот?
– Товарищ Сталин, предлагаю полетать на другом транспорте. Самолёт хорош всем кроме одного – он может садиться только на подготовленном аэродроме с бетонированной полосой. Я предлагаю опробовать вертолёт...
* * *
Как я и ожидал, вертолёт на Сталина не произвёл никакого впечатления. Хотя я старался, лишь когда мы уселись спереди, а чекисты – сзади, Сталин не без опаски спросил:
– Мы точно нэ упадём?
– Точно. Эта техника даже для нашего времени сверхнадёжна. Конкретно эта машина, а не вертолёты в целом.
– Что за слово такое – вэртолёт, – недовольно буркнул он.
– Между прочим, его придумал ваш сын, Василий, – ухмыльнулся я в ответ, – в те годы, когда наши военные ещё не верили в вертолёты и товарищ Сталин пытался всеми силами наладить их производство.
* * *
Полёт вертолёта над Москвой на высоте пятисот метров был эпичным. Мы обогнули садовое кольцо, пролетев над крышами домов. Сталин, обычно побаивающийся авиации, постепенно привык и с интересом смотрел вниз, на проплывающие под нами крыши домов. Вёл машину я, тоже наслаждаясь этой прогулкой. В тихом салоне через полчаса полёта я завёл разговор, и начал с небольшой лекции:
– У вертолётов тяжёлый путь в небо в советском союзе. Это напрямую связано с механизмом принятия решений, зависящим от верхушки партии и этой самой постаревшей верхушки. Первые вертолёты у нас появились даже раньше американских, но дальше идёт различие. В СССР правительство просто не придавало значения жужжащим в небе геликоптерам, как их тогда называли, в США тысячи энтузиастов бросились строить свои конструкции. Война в Корее проложила вертолётам США путь в армию, в СССР партийные бонзы просто проигнорировали это. Не от плохой жизни – просто им было трудно воспринять что-то новое. Возраст. А дальше случилась война во вьетнаме – США очень активно использовали вертолёты и добились впечатляющих результатов. Тактические десанты, вывоз раненых прямо из джунглей, где ни один самолёт не сядет, атака с вертолётов пулемётами и управляемыми ракетами, вертолёты-штурмовики... После этого в СССР начали буквально пинками нагонять отставание от Америки в области вертолётостроения. Хотя и было сделано это поспешно, военные всё равно не верили вертолётам. Тогда в семьдесят девятом СССР начал воевать в Афганистане...
– Прэдставляю рэзультат, – хмыкнул Сталин, – в Афганистан соваться – глюпо, если только полностью истреблять местных афганцев.
– Точно подмечено. Война превратилась в такое же болото, как Вьетнам для американцев. Но главное в нашей теме – военные полюбили вертолёты. Только они могли высадить солдат в горах, самолёты не могли вести бой в такой местности, горы слишком опасны для них. Самолёты не могли приземляться, высадить людей можно было и с парашютом – при этом оповестив всю округу о этом факте. Но забрать людей обратно – не мог ни один самолёт, это удел вертолёта. Они вывозили раненых и убитых, наносили удары по моджахедам, сопровождали колонны, обнаруживая и уничтожая засады... видите, как хорошо видны люди внизу? Для самолёта это критично, а мы можем зависнуть на месте, – я подал рукоять назад и чуть сбавил газа, вертолёт встал на одном месте над площадью, – вообразите, что у меня в руках сверхскорострельный пулемёт, а под нами город врага. Самолёт пролетит так быстро и маневрируя, что не успеет ударить точно, вертолёт... с вертолёта можно отстреливать противника как в тире, с высоты.
Сталин выглянул, посмотрел по сторонам, кивнул:
– Согласен. Удобно.
– Но самое главное – противотанковые ракеты. Они имеют свои ограничения по дальности наведения, поэтому ударить ПТУРами с самолёта практически невозможно. А вот вертолёт – это главный враг танка. Он может зависнуть и навестись, выстрелив ракетой по танку. Я уже молчу про то, что в нашем двадцать первом веке весь десант перевели на вертолёты. Созданные нами машины могут поднимать до четырёх танков – пятьдесят тонн каждый. И до четырёхсот человек, и главное – он может забирать эти силы с поля боя. Это открывает возможность вплоть до переброски целых дивизий по воздуху в течении дня на несколько тысяч километров.
– Такие быстрые действия должно быть оправданы?
– Да, чем быстрее, тем меньше враг сможет приспособиться. Германия недавно демонстрировала эту тактику в своей манере.
– Вертолёты нам нужны, – ответил Сталин, – но свои, а не ваши. Вы, как бы хорошо ни производили, используете не наши технологии и производить вашу технику мы не сможем.
– Именно для этого я и обучаю студентов. Чтобы получить людей, способных производить лучшие в мире самолёты. Точно, спокойно, тихо, без шума и нервов, профессионально. Как мои профи.
Сталин кивнул, мы пролетали над крышами домов и видели совсем не самую приятную картину. Иосиф Виссарионович спросил:
– На сколько хватит бэнзина?
– Тут электромотор и реактор. Так что можем летать лет сто без посадки.
– Нэ окажете ли мне маленькую услугу, довести до дачи.
* * *
Сталин попросил остановить лопасти, только тогда вылез из вертолёта. Судя по виду, полёт дал ему немалый заряд адреналина, который делает тело легче, мысли чётче... Он улыбнулся вполне искренне:
– Товарищ Иванов, ми обдумали визит и рэшили, что вы заслуживаете довэрия. Поэтому я буду рад когда-нибудь снова посетить ваш завод, – я выбрался вслед за Сталиным и мы встретились перед носом вертолёта, – товарищ Иванов, просите, что хотите. Предлагайте.
Я задумался.
– Товарищ Сталин, я полагаю, что проблема вертолётов и многие другие выросли из одной главной. Небо над СССР закрыто и монополизировано за государством. Я считаю это неправильным, небо, как и любая другая среда, является территорией СССР и перемещение по ней должно быть доступно для граждан. Россия – самая большая страна в мире, в которой мало дорог, поэтому, что называется, сам бог велел развивать авиацию как транспорт. После мировой войны рост пассажиропотока будет такой, что советские инженеры устанут создавать всё более и более вместительные самолёты. Тот же ИЛ-12 будет в производстве всего несколько лет, он только начал эксплуатироваться, а уже устарел, так как не мог поднять даже полусотни пассажиров. Поэтому я считаю, что необходимо установить другие правила пользования небом, которые не будут ограничивать граждан во владении самолётами, вертолётами и любым другим транспортом.
– А ви не боитесь, что этим воспользуются наши враги?
– Маловероятно. ПВО никто не отменял. К тому же достаточно выделить гражданам нижний эшелон, где никогда не появляются крупные самолёты. Рынок – штука неумолимая, товарищ Сталин, спрос рождает предложение, рабочие, производящие гражданские самолёты могут делать и военные. Развитие этой отрасли сейчас зависит не от реальных потребителей, а от бюрократической машины. Это делает всё авиастроение зависимым от мнения нескольких людей. Как показывает практика, они могут и ошибаться, в этом случае страдает не их репутация – а вся страна.
– И гдэ мы возьмём столько самолётов? Нам уже достаточно растраты средств на всяких летающих блох!
– Вы не правы. Стоимость двигателя, скажем, зависит от количества в серии. Чем более массовый мотор или самолёт, тем он дешевле, гражданская, общая авиация, требует новые самолёты постоянно, и придирчиво осматривает их, люди выбирают лучшего. Проще говоря, гражданская авиация – мотор развития отрасли, именно она движет отрасль вперёд. Гражданский потребитель более придирчив к качеству, и если он сможет подавать в суд на некачественный товар – это заставит производителя делать самолёты не для галочки и красивой статистики, а для людей. Я убеждён, что это сможет переломить ситуацию в авиастроении.
После войны можно будет невозбранно распродать населению истребители, сняв с них всё оружие и установив менее мощные и более долговечные двигатели. А то к концу века советские машины этого времени останутся как кости мамонтов – либо в земле, либо в музеях. А в небе над Кубинкой будут летать Локхиды, Боинги, каталины, и прочие американские машины, которые коллекционеры бережно хранили десятки лет...
– Ми подумаем, – хмуро ответил Сталин, – Но как вы собираетесь контролировать границу?
– Только радиолокаторами. РЛС – единственный способ обнаружения.
– Вот, – Сталин выразительно улыбнулся, – ладно, мы склонны подумать над вашим предложением. Если ви уверены, что это на пользу советскому народу, это ещё не значит, что оно дэйствительно так, – расслабленно сказал Сталин, – как ви правильно заметили, с вэртолёта удобно атаковать пулемётом. Но что если это будет нэмец и стрэлять будет по нашим гражданам?
– Не думаю, что полёты над городом вообще когда-либо будут осуществляться, – пожал плечами, – товарищ Сталин, я бы предложил выделить для полётов отдельную территорию вдали от границ. Скажем, самая большая и плохо освоенная территория СССР – Урал и Сибирь. Всерьёз заселяться она начала только после эвакуации промышленности из европейской части России... Когда там нашли нефть – она стала весьма развитой территорией...
– Нэфть? – Сталин уцепился за это, – нэфть нам очэнь нужна! Гдэ?
– Самотлор... – я задумался, – Сибирь. Нефтяной бассейн, крупный. Мои люди уже ведут разработку месторождения в Сибири, строят нефтеперерабатывающий завод. Производство бензина для наших машин как минимум.
– Развэ бензин для ваших машин – главное? – Сталин удивился.
– Нет, конечно, но сырую нефть мне не продали, а наши едят только девяносто восьмой бензин. В советском союзе в ходу сороковой, октановое число намного ниже...
Сталин кивнул:
– Харашо. И всё-таки сообщите координаты, наши люди начнут разработку месторождений.
– Мы уже установили насосы, думаем что делать – трубопровод, или везти в железнодорожных цистернах. Я склоняюсь ко второму варианту.
* * * *
Ох, и тяжёлый же был день. Говорить пришлось много, но главное – я принял ряд стратегически важных решений для себя. Во-первых – Берси начал активно застраивать территорию, увеличивая завод в пять раз. Вместо шести сборочных цехов с одним заводом мы строим ещё десять сборочных ангаров и увеличиваем мощность завода.
Второе – на юге от завода, за аэродромом, принято решение строить нефтехранилища. Два миллиона тонн сырой нефти и пятьсот тысяч тонн нефтепродуктов, а так же перегонный завод.
Строительство осуществляет Берси при помощи огромных подземных сооружений из железобетона, герметично закрываемых и заполняемых инертными газами...
Рядом приняли решение построить зернохранилища со стазис-камерами – их наполнить моими запасами, общая мощность – двадцать миллионов тонн продовольствия. В первую очередь – тушёнка. Тушёнка говяжья у нас в стратегических запасах расфасована в пятилитровых банках. Там же имеется пять тысяч тонн консервированной рыбы, и восемь миллионов тонн готовых продуктов – каши с мясом. В основном это гречка с говядиной.
И последнее – на лендлиз надеяться бесполезно. Как минимум – в вопросе авиации. Сейчас на наш аэродром прибыли несколько самолётов СССР для сравнительных испытаний, И-16, чайки...
Берси предложил создать самостоятельно самолёт, взяв за основу две машины – Мустанг и Аэрокобру. Вот только мы их существенно переработали. Лично я потребовал более мощного вооружения – один пулемёт и две пушки НС-23 с сотней снарядов на ствол. Да, вместо кучи пулемётов лучше установить пушки. Изменили профиль крыла, пересчитали аэродинамику и изменили геометрию хвостового оперения. Самолёт получил вместо жидкостного воздушное охлаждение и больше всего напоминал ЛА-9 пятидесятых годов. Управление двигателем – одной рукоятью, вместо принятых здесь кучи различных ручек – автоматика-с. Двигатель – чуть изменённый АШ-82ФН.
* * *
Ох, сколько же с этим всем проблем! В который раз уже сталкиваюсь с тем, что мне нужно буквально против всех людей работать. И вот сейчас, когда я приехал на автобазу, столкнулся с глухим непониманием. Собственные самолёты постоянно требуют транспорта наземного, для обслуживания. С аэродромной техникой у нас на заводе было всё нормально, но вот в целом по союзу...
Пришлось доставать телефон и звонить. Забрался в салон вертолёта, сел...
– Сухов у аппарата! – голос товарища Сухова трудно с кем-то спутать. Да, Сухов, но не тот революционер, а другой. Тоже коммунист, но уже московский.
– Это Иванов. С аэродромной техникой беда, выделять шасси отказываются.
– Я им дам отказываются, – он аж задохнулся от злости, – у нас...
– Я знаю, знаю, – прервал я его, – знаю, что у вас тяжёлая ситуация. И тем не менее. Единственное, что я могу вам предложить – строить шасси с нуля.
– Товарищ Иванов, это маловероятно. Автозаводы под завязку загружены и они просто отказываются брать на себя эту работу. Сверху их прикрывают, поэтому хрен мы что добьёмся. Тут ситуация более сложная, чем просто отсутствие шасси...
– Да, в курсе уже. Тогда у меня единственное предложение – производить самим. Возьмём под свой контроль производство шасси для аэродромной техники.
Товарищ сухов помолчал.
– У меня нет возможности, и так уже все резервы выскребли.
– Возможности будут. Я могу подсобить оборудованием и людьми, достаточно для строительства автозавода. Нам нужна мощная и большая техника. Серийные грузовики просто не выдержат такой нагрузки.
– Ладно, – вздохнул Сухов, – организуем как-нибудь... в армии то всё в порядке...
– Но естественно, не за просто так, – добавил я, – единственное моё требование – чтобы рядом с моим авиазаводом был организован авиаклуб.
– Господи, мелочь то какая, – отмахнулся он.
– Не мелочь. Авиаклуб мы снабдим и самолётами, и полосой, и всем остальным. Нужно официально всё оформить и организовать.
– Без проблем. У нас как раз рядом пара клубов закрывается, переведём личный состав к вам...
* * *
Мой завод рос и ширился. И постепенно во весь рост встала проблема досуга. До сих пор досуг был организован просто – сотрудники тусовались в квартирах, обычно выбирался один с наибольшей квартирой, брали в столовой хавки, и устраивали танцы. Заодно я ознакомиолся с местным репертуаром. Был он очень скромным, прямо так скажем. Лично мне из ретро симпатичен был только Френк Синатра. Постепенно пришло предложение по линии УЦ – организовать клуб. И за это дело Берси взялся со всей ответственностью. Совсем рядом за месяца возводились огромные эллинги, строились бетонированные полосы, техники и рабочих было за десять тысяч единиц. То есть яблоку упасть некуда. В таких условиях я начал думать, как организовать клуб для своих рабочих, досуг нужен был...
На ум приходила только одна идея – построить здание по типу ночного клуба, с рестораном, кафе, танцполом, и главное – сценой для театра и выступлений, кинозалами. Кино как вид общественного досуга я любил особо. Шёл сентябрь-месяц сорокового года, весь мир следил за ситуацией в Европе, от товарища Сталина регулярно сваливались задания советской промышленности. Узнав о неизбежной войне и её сроках, он начал готовиться намного активнее и сразу завернул бесперспективные проекты, нажав на наиболее вероятные направления развития.
С утра придя в кабинет, я заметил за дверью, рядом с секретарём, двух мужчин в партикулярном платье. Проще говоря, в костюмах. Оба выглядели весьма важными, один уже с сединой, второй – наоборот, молодой, но на вид активист. Это говорило его смелое, бросающее вызов окружающим, лицо с голубыми глазами. Красавчик.
Оба ожидали меня в приёмной. Приёмная была большой, с гранитной плиткой на полу и хрустальными люстрами, исключительно казённо-возвышенного, почти кремлёвского вида. На глубоких двухместных диванчиках развалились мои гости. Берси про них ничего не сообщал – значит ничего интересного. Однако, я ошибался. Похоже, это был сюрприз. Ко мне сегодня пожаловал товарищ Ведищев, инженер из НАМИ. Он поднялся и представился – это был пожилой специалист:
– Товарищ Иванов, позвольте представиться, Ведищев, а это мой коллега Звягинцев, мы из НАМИ. Нам очень интересны ваши последние опыты в автомобилестроении...
Я застыл и задумался.
– Простите, но о каких опытах вы говорите? Мы никаких опытов не ставим.
– Ну как же, товарищ Сталин рекомендовал нам обратиться по поводу двигателей А-03, – даже удивился Ведищев, – и сообщил, что у вас есть много интересного. У нас как раз происходит очень большой переполох...
– Представляю. И в чём причина?
– Ох, – пожилой человек только смахнул пот со лба. Я пригласил их в свой кабинет, включил кондиционер тумблером и установил температуру в двадцать градусов. Стало заметно прохладнее – под потолком шесть выходов кондиционера, они перегоняли воздух только так. Мои собеседники конечно удивились, но Ведищев продолжил ту же речь:
– Товарищ Иванов, – я сел за большой стол, пригласил жестом их сесть рядом, вид кабинета был тот ещё – длинный Т-образный стол, пара телефонных трубок на столе, панорамное окно с видом на лётное поле за спиной, – у нас, откровенно говоря, большие проблемы. Товарищ Сталин поручил нам за три месяца представить два новых проекта и обратиться за советом к вам...
– Вот значит как... – Сталин сделал свой ход, не напрямую, так через этих людей хочет вытянуть у меня секреты. Ну ничего, мы ещё поиграем, – что ж, пошли. Посмотрите кое-что...
Я поднялся, мы вышли из кабинета. На лифте спустились на первый этаж и пошли пешком в сторону большого пятиуровневого подземного гаража, заставленного самой разной техникой и машинами. Гараж был под аэродромом. В первой же секции стояли представительские автомобили. У инженеров глаза полезли на лоб:
– Это откуда такое богатство?
– Это моё, персональное богатство. Я человек не бедный. Итак, если вам конечно интересно, это Крайслер Империал. Одна из лучших машин Америки. Восьмицилиндровый двигатель в сто тридцать пять лошадиных сил. Под капотом мы установили собственный двенадцатицилиндровый авиационный дизель, дефорсировав его до трёхсот лошадиных сил. Это позволило удовлетворить параметрам шумности и мощности, тяги на нижних оборотах и максимальной скорости до ста двадцати километров. До сотни разгоняется, правда, за тридцать пять секунд.
– Это же очень хорошо! – не понял моего сомнения Ведищев.
– Хорошо – это за три с половиной секунды. Но спорткары в следующем зале. Так, тут восемнадцать крайслеров, можете брать себе один, для изучения. Дарю.
– В смысле – дарю?
– Документы выправит мой секретарь, это подарок. Рекомендую обратить внимание на тормозную систему и усилитель руля. Но в условиях советского дефицита лучше не шиковать. Ладно, поехали дальше, – махнул рукой, – вот, обратите внимание сюда. Я рекомендую вам обратить внимание на военные грузовики повышенной проходимости и гражданские машины на газогенераторах. В первую очередь вот такие вот красавцы...
– А это...
– Это грузовой автомобиль. А-051, аэродромный топливозаправщик. Производства нашего предприятия, – мы подошли к классическому ГАЗ-51, окрашенному в синий цвет, – это наиболее перспективный грузовик на данный момент. Агрегат на базе американского нижнеклапанного крайслера, слегка доработанный, шасси весьма отработано по надёжности. Хотя иногда и требует ремонта и обслуживания. Берёт на борт две тонны горючки помимо полутонны цистерны. Две с половиной тонны.
Газон выглядел нарядно – на борту цистерны написано «Огнеопасно», шланг и компрессор топливной аппаратуры... я с улыбкой посмотрел, как Ведищев со своим коллегой опробовали машину из салона. Посидели на месте водителя...
– Здесь раздельные кресла, два места пассажиров спереди, салон низкогерметичен. То есть щелей в нём конечно нет и летом и зимой ездить можно без тёплой одежды...
Инженер выглянул:
– Товарищ Иванов, что вы хотите за этот прототип?
– Немного, – отмахнулся я, – чтобы вы помогли мне оформить все выпускаемые нами автомашины официально.
– Что ж... это приемлемо.
– Ладно, пошли дальше.
Путь наш шёл через целые подземные залежи машин и грузовиков, пикапов и кабриолетов, топливозаправщиков и передвижных электростанций... и привёл нас путь к последнему моему экспонату. Семь стоящих в ряд тягачей АТ-Т... та же кабина, что и у газона, но вместо колёс – гусеницы.
– Вот, товарищи, что бывает при противоестественном спаривании танка и грузовика. Гусеничный аэродромный тягач тяжёлый, ГАТТ. По прозвищу гусь. Четыреста лошадиных сил, способен буксировать любую артсистему советского союза, даже самую тяжёлую. Способен пройти по непроходимым болотам. В кузове может тащить до пяти тонн груза по полному бездорожью, или гаубицу с полным расчётом в кузове. Кабина бронирована от пуль и осколков.
Товарищи только рты разинули:
– Но как же износ гусениц? Далеко ли он уедет...
– Далеко. Проблему износа решает применение износостойких сплавов с применением осмия и прочих редких металлов, качественное легирование и закалка. Семь тысяч на одной паре спокойно прокатятся. В условиях нашего бездорожья гусеничные тягачи – самое то для артиллерии, тракторов, бездорожья, да и просто народного хозяйства. Там, где вся остальная техника в грязи тонет. Аэродромные тягачи снабжены исключительно резинометаллическими гусеницами, специально для условий аэродрома...
Берси вывел все три машины – Крайслер, грузовик и тягач.
Товарищи уже и не знали, как меня благодарить. Я остановил их:
– Не спешите, товарищ ведищев, вот разработаете своё на базе этой техники – вот тогда и будете ходить королём. А сейчас... сейчас я прошу меня простить. У меня дела.
* * *
Так о чём мои мысли были из-за визита людей из НАМИ? О, очень простые, я подумал о том, что нужно изредка премировать своих людей автомобилями. И сделать это было проще, чем казалось – Берси подвёл к проходной УЦ тридцать машин. Это были новенькие копии крайслера «Империал», по нынешним меркам машина... это как мерседес S-класса в двадцать первом веке. Хотя нет, скорее даже как майбах – мало кто видел эту роскошь, ещё меньше тех, кто мог её видеть вблизи и потрогать. Редкие звери. Поэтому когда после занятий толпа студентов высыпала из института, их встречали тридцать машин, установленных в рядочек. Я взял в руки мегафон и сообщил вышедшим:
