Текст книги "Лес за стеной (СИ)"

Автор книги: Анна Жнец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

Глава 21

Приятно не было, но и больно было только первые секунды, а потом начало мутить – немного, самую малость. Внизу живота неприятно тянуло. Хотелось скинуть с себя этого малознакомого мужчину, моего супруга, и уйти в другую комнату. Кровать скрипела, и я думала о том, что эти звуки слышны в гостиной. Какими бы толстыми ни были стены, в тишине любые шорохи громоподобны.

Равад коротко застонал и затих, скатился с меня и лёг рядом. Потянулся к тумбочке и достал из выдвижного ящика пачку сигарет. Курил, выпуская дым в потолок.

– Тебе было хорошо? – спросил он, стряхнув пепел в маленькую стеклянную вазу рядом с лампой.

Я знала, какой ответ он ждёт, какой ответ ждёт любой мужчина, поэтому солгала:

– Да, – и кивнула, хотя на меня не смотрели.

Равад усмехнулся. Сжал пальцами мой подбородок и грубо, почти болезненно поцеловал, словно клеймо поставил.

– Хочешь ещё?

Я не хотела, но боялась отказать. Никто не объяснял мне, как вести себя в такой ситуации. Отец говорил, что мужчине перечить нельзя, что слово мужа – закон. Мои желания не имели значения.

– Да.

При других обстоятельствах я могла бы быть страстной и получать от происходящего удовольствие, но сейчас ощущала себя мороженой рыбой и ужасно боялась, что Равад поймёт, какая холодная жена ему досталась.

Супруг раздавил сигарету в пепельнице и повернулся ко мне спиной, натянув на плечо одеяло. Через пять минут он уже спал. Не так я представляла свою первую брачную ночь. В вечернем сумраке я смотрела на своего мужа, на своего прекрасного принца, в одночасье превратившегося в храпящее бревно, и чувствовала себя не просто ненужной – использованной. Вспомнился лес, наша опасная эскапада, ощущение сопричастности. То, как мы – Раххан, Эсса и я – помогали друг другу на пути к общей цели. Я была на своём месте. Там, вскрывая замок перед стеной и купаясь в запахах леса за ней, я ни секунды не чувствовала себя одинокой. Здесь же, в супружеской спальне, мне не хватало воздуха, потолок готов был упасть на голову. Я завернулась в свой краешек одеяла и попыталась ни о чём не думать.

Утром простыню, на которой мы спали, должны были выставить на всеобщее обозрение. Стоило открыть глаза, и эта мысль обрушилась на меня холодным, отрезвляющим душем. Сонную негу как ветром сдуло. Я поднялась с кровати, собираясь привести себя в порядок. По всему выходило, что встречать гостей я буду в мятом свадебном платье. Мои вещи ещё не привезли. Даже расчёска осталась дома, хотя отражение в зеркале настаивало, что эта вещь мне необходима. Распутывая колтуны, образовавшиеся за ночь, я бросила взгляд на развороченную постель – и похолодела.

«Не может быть!»

Простыня рядом с откинутым одеялом была белой, без единого красного пятнышка. В панике я опустилась на колени перед кроватью и дрожащими пальцами разгладила ткань. Осмотрела её всю. Даже подушку подняла. Ни следа крови. Нигде. Но ведь я была девственницей!

А кто в это поверит, если доказательств нет?

Тяжело дыша, я взглянула на спящего мужа. Что Равад говорил про порочных девиц? Он не поверит мне. Не станет слушать оправданий. Выкинет на улицу, как собаку. Хуже – опозоренную, вернёт отцу, и уже он будет решать, что со мной делать. Главное правило Ахарона – женщины, которые обесчестили семью, исчезают.

Я зажала ладонью рот.

«Но я ведь ни в чём не виновата! Ничего плохого не сделала!»

Сдерживая рыдания, я отодвинула свою часть одеяла как можно дальше и ещё раз осмотрела постельное бельё. Хотя бы капля крови должна была остаться на простыне. Возможно, следы есть на половине Равада, но как это проверить, не разбудив мужа?

О Великий Бык, что же делать? Они и правда решат, что я… Нет-нет-нет! Это несправедливо! Нечестно! Я не позволяла себе никаких вольностей. Даже поцеловалась впервые только на собственной свадьбе, а теперь Равад подумает…. и отец… Все будут смотреть на меня так, словно я… Нет!

В отчаянии я заметалась по комнате. Нужно было найти нож, иголку – какой-нибудь острый предмет, чтобы проколоть палец и испачкать постель. Стараясь не шуметь, я выдвинула ящик комода, обшарила шкаф и прикроватные тумбы. Ничего.

Я представила, как в спальню входит свидетельница, как забирает брачную простыню и разворачивает её перед родственниками, сидящими на диванах в гостиной. А пятна крови нет. И все взгляды устремляются в мою сторону. Губы Равада кривятся, и он называет меня… называет меня…

Всхлипнув, я закрыла лицо ладонями и затряслась.

О Всесильный! За что мне это? За что?

Я попыталась прокусить палец, но не смогла – испугалась боли.

А если незаметно прокрасться на кухню за ножом?

«Бегать по этажам в свадебном платье и заглядывать во все комнаты?»

Из-за стены доносились голоса. Слышались шаги и звон столовых приборов. Родственники в гостиной пили чай, с нетерпением ожидая, когда мы проснёмся.

Дыхание перехватило: Равад потянулся и сел на постели.

«Он захочет увидеть кровь. Сейчас откинет одеяло, посмотрит на простыню и…»

Но супруг даже не взглянул в мою сторону. Не сказал ни слова. Поднялся с кровати и, сонно потирая лицо, скрылся в уборной. Зашумела вода. Обнажённая, я прижималась к стене и не могла заставить себя пошевелиться.

В дверь постучали.

– Открой, – крикнул Равад из ванной.

Негнущимися пальцами я подобрала с пола белые кружевные трусы и натянула на бёдра. Кое-как застегнула платье. Стук повторился. Ударил по напряжённым нервам. Словно сомнамбула, я подошла к двери и повернула ручку.

– Всё в порядке? – спросила Раххан.

Что я могла ей ответить?

За спиной сестры маячила бесформенная шатенка в платье-мешке. Бесцеремонно отодвинув Раххан, она вошла в спальню и, как в моих кошмарных видениях, направилась к супружескому ложу. Туфли громко застучали по полу. Быстрым движением незнакомка сдёрнула с кровати простыню и смяла в руках. Я увидела, как за миг до этого исказилось её лицо: брови сошлись на переносице, глаза осветились пониманием. Она заметила! Заметила, что постельное бельё чистое.

С каменным выражением шатенка покидала комнату, унося с собой мой приговор.

И я не могла ей помешать.

Глава 22

«Что случилось?» – спросила Раххан одними губами, с тревогой вглядываясь в моё испуганное лицо.

Я зажмурилась и покачала головой, пытаясь справиться с подступающей истерикой.

«Всё кончено. Я опозорена».

Хотела попросить сестру о помощи, но шум воды стих, дверь открылась, выпустив клубы пара, и из ванной комнаты вышел Равад в коротком полотенце, обмотанном вокруг бёдер.

– Ждём вас в гостиной, – бросила сестра и, смущённая, поспешила скрыться. Уходя, она оглядывалась на меня и кусала губы.

Приблизившись, Равад затянул меня в поцелуй. Я думала только о простыне – белой, чистой простыне в руках свидетельницы.

«Я не пойду в гостиную. Нет! Я не смогу! Как я посмотрю в глаза родственникам?»

Не замечая моего состояния, Равад толкнул меня на кровать. Перевернул на живот, как куклу. Задрал пышную юбку изрядно мятого платья и без лишних прелюдий поставил меня на колени и локти.

Он брал меня грубо, можно сказать, жестоко. Словно знал, что на простыне не было крови, и обращался со мной соответствующе.

«Меня убьют, – думала я, сотрясаемая толчками. – Отец и брат отвезут меня за городскую стену, выкинут из машины на одной из безлюдных трасс и… У Альба есть ружьё…»

Равад за моей спиной зарычал, и я поморщилась.

«Обгоревшие трупы на обочинах Красной Долины не редкость. Сколько раз я о них слышала? Если тела женские, эти убийства никто не расследует».

– Шлюха, – простонал Равад, шлёпнув меня по ягодице.

«Но это неправда. Неправда! Я отдала ему свою девственность. Это какой-то ужасный сон. Я сейчас проснусь, и всё будет хорошо».

Но кошмар не заканчивался. Утолив похоть, супруг отстранился, обхватил ладонями мою голову и с улыбкой вытер большими пальцами слёзы.

– Я переборщил, извини, – он говорил мягко, но я не верила этому ласковому тону. За показной нежностью читалось самодовольство.

– Умойся. Нас давно ждут.

По ногам текло. Я не помнила, как приводила себя в порядок. Открутила краны и, опустившись на бортик ванной, слушала шум воды. Подол юбки был порван, между жемчужинами белели заскорузлые пятна. Волосы торчали в разные стороны. Я драла колтуны пальцами и плакала, но тихо, чтобы муж за стеной не слышал.

– Давай быстрее.

«Я не выйду отсюда».

Мысль запереться в ванной была тревожно-заманчивой. Что если я поверну ключ в замке и не стану реагировать на крики и удары в дверь? Просто не буду открывать?

Вздохнув, я сполоснула лицо ледяной водой и закрутила кран.

Ещё вчера я была самой счастливой женщиной в Ахароне, а сегодня не знала, доживу ли до утра. Всегда была уверена: следуй правилам – и ничего плохого тебе не грозит. Но моё представление о мире и справедливости не пошатнулось – рухнуло, погребя меня под обломками.

Словно в тумане, я прошла по короткому коридору, ощущая спиной горячую руку мужа. Переступила порог гостиной и оказалась нанизана на десятки взглядов. Все смотрели на меня.

«Они знают? Они уже знают?»

Отец развалился на диване, широко расставив ноги. Он занимал все три сиденья. На подлокотнике приютилась Эсса. Сзади, положив ладонь на её плечо, стоял Альб. Тощая блондинка размешивала сахар, звеня ложкой по фарфоровым стенкам кружки. В кресле у журнального столика курил свёкр, дымя в сторону замершей рядом женщины – своей жены, матери Равада. Раххан отошла к окну.

Никогда я не жаловалась на зрение, но сейчас перед глазами всё расплывалось. Лица казались смазанными, словно я смотрела на них сквозь запотевшее стекло.

– Заделали мне внучка? – засмеялся отец Равада, и в груди заныло.

Скоро меня вышвырнут из этого дома. Даже если мне сохранят жизнь, семьи и детей у меня не будет. Кому нужен испорченный товар?

Как всё в один миг могло обернуться таким кошмаром? Как? За что?

Стеклянные двери медленно отворились. Сначала одна створка, затем другая. В гостиную вошла та самая шатенка. В руках у неё была простыня, сложенная пополам. Её появление встретили нестройным гомоном. Женщины молчали. Мужчины пошло улюлюкали. Равад гордо выпрямил спину, раздувшись от важности.

Ещё немного – и добродушное выражение на лицах превратится в гримасу гнева и отвращения. Не желая этого видеть, я закрыла глаза. Меня не трясло – колотило со страшной силой. Не знаю, как я держалась на ногах. Я разрешила себе не смотреть, но не могла не прислушиваться. Всё ждала, когда оживление сменится потрясённой тишиной и осуждающим перешёптыванием. Раздался шорох ткани: свидетельница развернула простыню и… Что это? Возгласы одобрения?

Я распахнула глаза. В центре развёрнутой простыни отчётливо выделялось пятно крови. Маленькое, размером с монету или… подушечку большого пальца. Моя спасительница едва заметно улыбнулась мне уголками губ. И голова закружилась от облегчения и благодарности.

Глава 23

Однажды Эсса сказала: в этом мире и в этом обществе мои мечты не исполнятся, как бы я ни старалась. И я решила доказать себе и ей, что это неправда. Три месяца прошло, а я не могла забыть то жуткое утро, когда почувствовала себя травинкой, попавшей в быстрину. Ощущение твёрдого асфальта под ногами ко мне так и не вернулось. В один не самый прекрасный день я поняла, что невластна над своей судьбой. Примерное поведение не гарантирует счастья. Не гарантирует безопасности. Не гарантирует ничего. А мне так необходимо было снова поверить, что я способна управлять ситуацией!

Больше всего я боялась признать, что разочарована семейной жизнью, поэтому направила все усилия, пытаясь сделать свой брак идеальным. Сколько угодно я могла обманывать окружающих счастливой улыбкой и врать собственному отражению в зеркале, но в глубине души понимала: мои детские мечты не сбылись. Как бы я ни старалась, они не осуществятся. И всё же…

И всё же я была кроткой, милой и тихой, какой и хотел меня видеть Равад. Примерной женой, встречающей мужа с работы горячим ужином. Безмолвной тенью, наводящей в доме уют. Послушной куклой, исполняющей мужские желания в постели.

Супруг был доволен, как доволен всякий торговец удачной сделкой. А я… продолжала надеяться. И всё казалось прекрасным со стороны: красавец муж, собственный дом, шкаф, полный нарядов. Вот только наряды надевать было некуда, дом стал тюрьмой, а любимый супруг воспринимал меня как прислугу. Ночью я меняла одну функцию на другую, но это не делало меня в глазах Равада более одушевлённой. Я ощущала себя вещью, красивой и полезной, но не любимой. Такой, которую легко могут заменить. Верить в это не хотелось. И я предпочитала обманываться.

«Всё наладится, – говорила я себе. – Надо только показать ему, какая я…»

Добрая, нежная, скромная…

И я из кожи вон лезла, показывая.

С сестрой мы отдалились. После свадьбы я перестала ходить на собрания в бывший бальный зал. У меня была своя миссия – заслужить любовь мужа. Другое меня не интересовало.

Спустя три месяца после первой брачной ночи моё тело начало меняться. Грудь набухла. Соски потемнели. Утрянняя тошнота заставляла вскакивать с кровати и сломя голову нестись в уборную. Я поняла, что готовлюсь к самому важному событию в жизни женщины. Внутри меня зрел драгоценный дар, который я могла преподнести мужу и наконец-то – наконец-то! – завоевать его благосклонность. Стать кем-то большим, нежели бессловесной уборщицей и кухаркой, – матерью его наследника, сына.

Окончательно убедившись в своих подозрениях, я накрыла праздничный стол, нарядилась в лучшее платье и, взволнованная, поделилась радостью с мужем. Сердце колотилось в горле, когда я говорила, что жду ребёнка. В моих фантазиях после этой новости Равад подхватывал меня на руки и в восторге кружил по комнате. В реальности реакция супруга оказалась более сдержанной, но я всё равно ощутила себя на седьмом небе от счастья: любимый обнял меня впервые по-настоящему нежно, поцеловал в висок, и от этой невинной ласки я вспыхнула, как брошенный в огонь лист бумаги. Каждая клеточка моего тела жаждала прикосновений. Я не горела так с того дня в храме рядом с разбитым фонтаном.

Наконец-то я чувствовала, что двигаюсь в правильном направлении, что снова стою у руля собственной жизни.

«Теперь всё будет хорошо», – думала я, и первые месяцы беременности так и было.

* * *

Свободное платье скрывало живот, да и я заметно похудела и осунулась из-за сильного токсикоза. До последнего я не решалась поделиться с сестрой важной для меня новостью. Откладывала встречу, оправдываясь плохим самочувствием, но прекрасно понимала: причина в другом. Трещина, пробежавшая между мной и Раххан, превратилась в пропасть. И я не была уверена, что смогу её перепрыгнуть. Что, пытаясь это сделать, не расшибусь насмерть.

Иногда мне чудилось, будто тем особенным вечером сестра и Эсса так и остались в лесу, за воротами, и я вернулась домой в одиночестве. Наши пути разошлись. Со временем боль притупилась, и лишь порой кололо под рёбрами – так ноют старые, давно затянувшиеся рубцы, реагируя на погоду.

Фокус сместился – мне стало не до душевных терзаний: я готовилась привести в этот мир новую жизнь. Могло ли быть что-то важнее?

Ближе к шестому месяцу я решила, что должна рассказать Раххан о своём положении, иначе это сделают наблюдательные соседи, подчеркнув, насколько мы с сестрой отдалились.

Полугодие Великих Лишений было в самом разгаре, и последние дни в Ахароне царили аномальные холода. Утеплившись как могла, я впервые после свадьбы покинула улицу Огненного Выбора.

Покрытые инеем тротуары наводняли мужчины в шляпах и кашемировых пальто. От ветра меня защищала шаль, накинутая поверх шерстяного платья. Раз в неделю перед походом на рынок Равад выдавал мне деньги. Хватало, чтобы купить хлеб, молоко, овощи и немного отложить. Сэкономленное я потратила в лавке иноземных торговцев, заказав из свободной страны две пары плотных чёрных колготок. С каждым днём столбик термометра опускался ниже, тротуарные плиты обрастали непривычным для Ахарона белым налётом, а я, беременная, ходила за продуктами с голыми ногами под длинной юбкой. С северных морей задули ледяные, пронизывающие ветра. Красная Долина оказалась не готова к неожиданным заморозкам. Но если мужские магазины наполнились тёплой одеждой, то женские – предлагали тот же скудный, стандартный набор вещей. Шерстяные плащи против шёлка с кокетливым кружевом. Кожаные ботинки на меху, а в соседнем отделе – открытые туфли с неустойчивыми колодками. О нас, женщинах, как будто забыли.

Время я подгадала так, чтобы не застать дома отца и брата. Несомненным плюсом замужества была возможность сбежать из атмосферы страха и постоянного напряжения. И хотя брак не сделал меня счастливее, а Равад не дотягивал до образа прекрасного принца и палка в моём новом доме всё же нашлась, пусть и запрятанная в чулане за коробками с бытовой химией, здесь, на улице Огненного Выбора, рядом с лесом, дышалось свободнее.

Код не изменился, и входную дверь я открыла самостоятельно. Поднимаясь на лифте, я разрывалась между желанием увидеть сестру и отложить разговор до родов. Живот, пусть и хорошо замаскированный платьем, казался огромным, неуместным и стыдным. Я ощущала себя не замужней женщиной, а гулящей девчонкой, боящейся наказания.

Светящиеся цифры на табло замерли. Я вышла в коридор и остановилась напротив спальни Раххан. На третьем всегда было сумрачно. Лампочка над головой моргала, готовясь погаснуть. Свет вспыхивал и пропадал. Я собралась постучать в дверь, но услышала голоса и опустила руку, занесённую для удара. Спустя десятилетия я всё ещё вспоминала этот момент и сокрушалась, что не ушла сразу. Мне следовало вернуться к лифту или постучать в дверь, прервав чужой разговор, однако неизвестная сила – любопытство? злой рок? – заставила прижаться ухом к деревянному полотну, затаившись. Скрип кресла-качалки заглушал другие звуки, и слов было не разобрать, но затем полозья в последний раз с протяжным шорохом проехались по паркету и остановились. Я услышала голос Эссы.

Ноги, и без того отёкшие, налились тяжестью. Рука, лежавшая на двери, задрожала.

«О чём они говорят? Они же не серьёзно?.. Может, я неправильно поняла?»

В животе кольнуло, и я инстинктивно накрыла его ладонью.

«Не может быть! Это… это безумие!»

В ужасе я отшатнулась от двери. Сердце колотилось. Воздуха не хватало. Я словно взбежала на сороковой этаж без единой остановки.

«Они же… они же не…»

Защищая руками живот, я пятилась к лифту, пока не ощутила спиной холод металлических створок.

«О Всесильный… Вот, что они от меня скрывали…»

И скрывали не зря!

Лампа под потолком моргнула в очередной раз и погасла окончательно, погрузив коридор во мрак. Я дышала шумно, со свистом, и в тишине пустого дома этот звук – звук моего дыхания – казался оглушительным.

«Эсса сошла с ума. Они все спятили!»

Я давила всхлипы, не в силах отвести глаз от полосы света под закрытой дверью.

«Их надо остановить!»

В темноте рядом с лифтом зловеще горела красная кнопка вызова, и я бросилась к ней. Нажимала и нажимала. Проклятая кабина успела опуститься на первый и теперь поднималась громко и медленно.

«Это была Заур. Там, в лесу. Это всё-таки была она».

Едва створки лифта начали разъезжаться, я протиснулась в щель и сползла по стене на пол, задыхаясь.

«А ведь я была с ними. Я им помогала».

Надо было успокоиться. Взять себя в руки. Найти способ исправить свою чудовищную ошибку.

«Может, в их души и правда проникло зло?»

Я собиралась вернуться домой, запереться среди знакомых вещей, этой успокаивающей обыденности, и подумать, что делать дальше. Но, словно повинуясь мышечной памяти, палец нажал на другую кнопку – вместо того, чтобы ехать вниз, лифт начал подниматься, и я поняла, куда хочу попасть.

Сегодня золотой бык у входа в домашний храм смотрел особенно угрожающе. Путаясь в юбке, я бежала к алтарю. С трудом его отодвинула. Доски, закрывающие тайник, отчётливо бросались в глаза. Щели между ними были на полсантиметра шире.

«Я не позволю им это сделать!»

Низ живота тянуло. Неуклюже опустившись на колени, я подняла доски и отложила в сторону. Опустила руку в тёмное углубление. Нащупала холодный металл. Ключи зазвенели. Я перебирала их, пока не отыскала тонкую прямоугольную пластину. Поднесла карту к глазам. Ухватила за оба конца дрожащими пальцами и со вздохом переломила.

Я держала в руках половинки электронного ключа, в полной мере осознавая, что другого такого Эссе и Раххан не достать. Я нашла способ помешать их планам. Путь в лес был закрыт. Эта мысль наполнила меня и ужасом, и облегчением.

«Я всё сделала правильно», – подумала я и повторила это вслух – один раз, второй, третий – и под конец разрыдалась, не веря самой себе, не в силах заглушить внутренний голос, вопящий о страшной, непоправимой ошибке.

В воздухе почудился запах листьев, омытых дождём. В гудении лифтовых тросов – завывание ветра, качавшего кроны.

Я сложила половинки ключа вместе и вдруг страстно, отчаянно захотела, чтобы он снова стал целым.