Текст книги "Пражский синдром (СИ)"
Автор книги: Анна Жилло
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)
– Держись крепче! – Алеш приподнял меня и поставил на парапет, кстати, довольно широкий.
Я осторожно выпрямилась, они с папой крепко держали меня за руки. Это было то же самое чувство, что и в детстве: страх и восторг. И уверенность, что Прага – моя. Теперь уже точно, окончательно и безоговорочно.
Вокруг шумели, фотограф щелкал еще яростнее, кто-то снимал на телефон. Марта переводила взгляд с меня на Алеша и обратно, и глаза у нее были, как у той самой совички. Я наклонилась, и он подхватил меня на руки.
– Pitomci! – прокомментировала Магдалена, и мама машинально перевела для Марины с Виктором: – Придурки. Точно!
Папа с Алешем довольно переглянулись.
А потом мы подошли к Яну и одновременно приложили руки к сияющей на солнце собаке.
– Мне кажется, мы загадали одно и то же, – сказал Алеш по дороге в ресторан.
– Может быть, – я положила голову ему на плечо, вспомнив, как мы ехали когда-то в аэропорт. – Не говори, а то не сбудется.
– Сбудется! – возразил он с такой уверенностью, что я невольно улыбнулась.
Ну а дальше просто набралась терпения и ждала, когда же наконец все закончится и мы останемся одни. Поздравления, тосты, танцы, фотографии, торт. В общем, все мало чем отличалось от дня рождения Алеша, только народу побольше. К счастью, на этот раз от нас не ждали, что мы останемся до самого конца.
– Вы еще здесь? – удивилась мама в половине одиннадцатого. – А ну брысь отсюда!
Я немного поколебалась, стоит ли бросить свой поникший букетик, или лучше тихо смыться, не прощаясь. Тем более, среди моих подруг незамужних не было. Но Алеш сказал, что это будет некрасиво, и пришлось провернуть традиционный аттракцион. Букет с визгом поймала какая-то прыщавая девица, после чего я с чистой совестью сбежала в туалет, где ждали мама и Магдалена. Совместными усилиями они вытряхнули меня из платья, и я переоделась в джинсы, толстовку и кроссовки.
Алеш ждал на улице.
– Вызвал такси? – спросила я.
– Давай пешком? – предложил он. – Минут пятнадцать идти.
Погода стояла прекрасная, было тепло, и на улицах гуляли толпы народу. Но мы свернули в безлюдный переулок и пошли проходными дворами: центр я знала, как свои пять пальцев. Откуда-то пахнуло сиренью.
– Подожди! – Алеш наклонил ветку.
Я испугалась, что вот здесь-то нас наконец и сцапают полицейские, которых удачно не оказалось на Карловом мосту, и мы проведем первую брачную ночь не в отеле, а в отделении полиции. Но магия Праги по-прежнему была на нашей стороне. Я окунула лицо в томительно пахнущие кисти, и мы, разумеется, немного поспорили, šeřík это или bez – почти московско-питерский спор о бордюре и поребрике.
– Знаешь, что мне сейчас кажется? – он обнял меня за талию.
– Что мы вернулись назад?
– Да. Что ты вдруг решила остаться. Мы идем в гостиницу и первый раз займемся любовью.
– А знаешь, когда я об этом подумала? И представила себе? – я теснее прижалась к нему. – Когда на Петршине ты держал меня за руку. И было так жаль, что ничего не будет.
– Я раньше, – усмехнулся он. – Когда мы кормили лебедей. Ты наклонилась, я посмотрел на твою задницу… – его рука соскользнула с талии ниже. – Рассказать, что я представил?
– Расскажи, – хихикнула я.
В общем, когда мы дошли наконец до гостиницы, от нас после таких разговорчиков уже, наверно, можно было прикуривать. Девушка на ресепшене посмотрела как-то странно. Точнее, странно выглядели мы: красавец-мужчина в роскошном костюме и непонятно что в джинсах, но с бриллиантовым серьгами и жемчугом в вечерней прическе.
Не первый раз мы оказались вдвоем в гостиничном номере, но сейчас все было иначе. Совсем по-другому.
– Жена, – тихо сказал Алеш, коснувшись губами ямочки у меня между ключицами.
– Муж, – отозвалась я, расстегивая пуговицы его рубашки.
33.
Выходные зависли в безвременье. То есть мы, конечно, чем-то занимались, собирали вещи, общались с родственниками, даже сходили всемером в господу: мы с Алешем, родители, Магдалена и Марина с Виктором. Но на самом деле это было такое концентрированное ожидание: когда же наконец сядем в самолет и окажемся только вдвоем на другом краю земли. На целых полмесяца.
Кстати, маршрут так и оставался для меня тайной. Алеш сказал, что хочет сделать мне сюрприз, и я согласилась. Условий с моей стороны было всего два: безвиз для россиян и чтобы море и тепло. Ну, и фруктов, желательно, побольше.
Мои улетели в воскресенье утром, после обеда уехала Магдалена. С мамой они задружились где только смогли: в Фейсбуке, Вайбере и Скайпе, договорившись быть на связи. Марта то и дело тяжело вздыхала, и лишь предстоящее двухнедельное общение с Ханой и Либором немного ее утешало. А вот меня наоборот не слишком радовало.
Я пыталась придумать какие-то другие варианты. Например, уломать Магдалену остаться на это время в Праге. Или уговорить Раду пожить с Мартой. Но Алеш наложил на мои варианты вето.
– Анна, я все понимаю. И мне тоже не нравится. Но посмотри на ситуацию иначе. Мне с самого начала не стоило оставлять Марту у Зденека, и я это прекрасно знал. Полностью моя ошибка. А теперь поздно что-то менять. Ей у них нравится. Ты можешь придумать, как объяснить, почему всегда она оставалась там, а теперь нет?
– Ну, например, что тете Власте тяжело, ей скоро уже рожать, – пыталась придумать я, понимая, что он прав.
– Не прокатит. Остается только молиться, что это в последний раз и чтобы сильно не нагадили.
Хорошо быть добросовестным католиком, вздохнула я. Можно молиться. А у меня вот такой надежды вовсе не было.
В понедельник утром мы отвезли Марту в школу и попрощались с ней на две недели. И хотя день рождения у нее был в июне, Алеш заранее сделал ей подарок: телефон. Чтобы мы могли ей звонить.
Рейс у нас был только вечером, но предстояло управиться с несколькими важными делами. В первую очередь забрать oddací list – свидетельство о браке. Обычно его оформляли в течение недели, а то и больше, но Алеш уговорил процедуру ускорить, сославшись на свадебное путешествие и подачу документов для вида на жительство. Уж не знаю, понадобилось ли какое-то дополнительное подкрепление просьбы, но свидетельство нам пообещали сделать в первый же рабочий день и не обманули. Полюбовавшись на него, мы отправились в то же самое отделение полиции, где я брала справку.
Очередь двигалась адски медленно, и мы потихоньку начали терять терпение. Зато молодой мордатый полицейский чин наоборот был спокоен и невозмутим, как удав. Проверив все наши документы и заполненные бланки, он зарегистрировал заявление и сказал:
– В течение месяца к вам в любой момент может прийти сотрудник миграционной полиции. С проверкой.
– Мы уезжаем, – пискнула я. – В свадебное путешествие. На две недели.
Полицейский сделал пометку в компьютере.
– Значит, когда вернетесь. Это обычная процедура, поэтому попрошу отнестись с пониманием и не возмущаться. Мы должны быто уверены, что ваш брак не является фиктивным. Могут опросить соседей. Заглянуть в шкафы и даже в корзину с грязным бельем.
– А как насчет использованных презервативов в мусорном ведре? – похоже, Алеш начал злиться.
– Хорошая мысль, – кивнул полицейский.
– Ты сдурел? – поинтересовалась я, давясь от смеха, когда мы вышли на улицу. – Придут, заглянут в мусорник, а там нет ничего. Доказывай потом, что я таблетки пью.
Сколько раз за последнее время мне приходилось переползать через эти томительные часы перед отъездом, наполненные то нетерпением, то грустью. И вот первый раз мы летели куда-то вдвоем. Вот именно что «куда-то»! Алеш не раскололся даже в аэропорту. Отправил меня погулять, а сам зарегистрировал нас в автомате, распечатал посадочные талоны и сдал багаж на стойке самообслуживания. Разузнать удалось лишь то, что мы летим через Франкфурт-на-Майне.
– Хотела сюрприз – будет тебе сюрприз, – довольно улыбнулся Алеш, когда мы сели в самолет.
– Главное – чтобы нас там дикие папуасы не сожрали, – проворчала я, пристегивая ремень.
– Ничего обещать не могу, – он спрятался от меня за журналом.
Тайна раскрылась, когда после нескольких часов в транзитной зоне мы снова прошли досмотр, получили в паспорта штампы о выезде из Шенгена и разыскали свой выход. Конечно, я могла заглянуть в посадочный талон, но решила: пусть все останется секретом до последнего момента.
На табло призывно светилось: Panama.
– Что?! – у меня отвисла челюсть. – Панама?!
Я ожидала чего угодно, но уж точно не этого. По правде, наверно, и о существовании такой страны не вспомнила бы. Алеш закусил губу, с трудом сдерживая смех.
– Ну… Панама так Панама.
Да хоть куда, главное – вместе! Я тут же полезла в телефон читать о ней в интернете, но не успела: объявили посадку. Одиннадцать часов – столько я еще никогда не летала. Зато выспалась с запасом, уютно устроившись у Алеша на плече.
Сутки мы провели в Панама-сити. Отельный гид покатал нас на машине по центру, застроенному небоскребами, свозил в старый колониальный Панама-Вьехо и к Панамскому каналу.
– Ничего так медовый месяц начался, – вздохнула я, когда мы поднимались в номер после ужина в ресторане. – Думала, полмесяца не будем из постели вылезать, а на самом деле язык на плечо, и сил ни на что нет.
– Это тебе так кажется, – хмыкнул Алеш, положив руку мне на бедро, и я вынуждена была признать: да, и правда показалось.
На следующий день паром отвез нас на Сан-Хосе – самый уединенный из островов архипелага Лас-Перлас. Как сообщил интернет, там находились виллы миллионеров и большой гостиничный комплекс, в том числе и несколько отдельных бунгало, в одном из которых нам и предстояло провести десять дней. Уже с середины мая начинался сезон дождей, но на первую половину месяца прогноз обещал великолепную погоду.
У пристани ждал автобус, а от гостиницы к бунгало можно было дойти пешком минут за пятнадцать. Или доехать на электрокаре. Пока гостиничный служащий выгружал наши вещи, я тихо умирала от восторга. Нам сказали, что домики раскиданы по берегу за пределами видимости, так, чтобы создать иллюзию необитаемого острова. Мне действительно показалось вдруг, что мы одни посреди океана, что на много километров вокруг нет ни единого человека.
Снаружи бунгало выглядело довольно страхолюдно – крытая пальмовыми листьями хижина на сваях. Но внутри оказалось неожиданно уютно: большая комната, обставленная мебелью из ротанга, крохотная кухонька со всем необходимым, душ, туалет. Единственный минус – связь и интернет работали только в гостинице, но нас это не слишком напугало. Все равно мы собирались завтракать у себя, а на обед и ужин ходить в ресторан, раз уж у нас было «все включено».
– Как здорово! – сказала я, когда поздно вечером мы сидели на веранде и пили местное пиво, вполне приличное, хотя и не идущее ни в какое сравнение с чешским. – Спасибо, Алеш, сюрприз удался, на двести процентов.
Огромные звезды, шум океана, свежий соленый запах – и только мы вдвоем!
Десять дней пролетели до обидного быстро. Прогноз не обманул, дожди шли всего два раза, да и то ночью. Конечно, к влажному тропическому климату с жарой за тридцать надо было приспособиться, но прохладный дневной бриз и собственный, абсолютно пустой пляж значительно облегчали эту задачу. На таком я еще никогда не была: чистый белый песок и вода – настолько прозрачная, что видно каждый камешек на глубине в несколько метров.
В гостинице давали напрокат оборудование для дайвинга, но мы решили обойтись маской и ластами. Сначала я боялась, что трубку зальет водой, потом вошла во вкус, и мы обследовали все коралловые заросли вокруг острова. А еще брали моторку и плавали на соседние, необитаемые. Алеш ловил рыбу, добычу фотографировал и отпускал – хорошо хоть не целовал на прощанье, как в одной телепередаче про рыбалку. Одну запек на костре, но она оказалась пресной и жесткой, поэтому больше не рисковали. Конечно, улов можно было отдать на кухню ресторана, там для нас приготовили бы по местным рецептам, но рыбу мы оба не слишком любили.
Как-то раз я увидела в воде огромную ярко-оранжевую морскую звезду. С трудом вытащив ее – она оказалась гораздо глубже, чем выглядело с лодки, – я засушила ее на песке для Марты. С самой Мартой мы разговаривали каждый вечер, когда приходили в ресторан на ужин. То есть разговаривала я, потом отдавала трубку Алешу, но с ним все ограничивалось ее краткими ответами на вопросы.
Наверно, это был мой первый отдых на море, когда пляж не надоел уже на третий день. Потрясающее, великолепное дольче фар ниенте без экскурсий, музеев и прочих интеллектуальных радостей. Мы сидели в воде до посинения, валялись на песке, бродили, взявшись за руки, по кромке прибоя. Но это, разумеется, было лишь приятным дополнением к главному. Все, что происходило на острове, каждое наше слово, каждый жест и взгляд – это была чистой воды эротика.
Без малого два месяца, с тех пор как я приехала в Прагу, мы с Алешем, так или иначе, занимались любовью почти каждую ночь. Иногда еще и по утрам или днем, закрывшись в мастерской. Но сейчас все оказалось совсем иначе. Не было Марты в другой комнате, не было соседей за стеной. Только мы одни. Абсолютно открыто, ни в чем себя не сдерживая.
А еще… может, для кого-то штамп в паспорте ничего не значит, но для меня – да. Хотя бы уже как символ того, что мы намерены быть вместе до конца жизни, а не как получится. Конечно, я понимала, что Алешу не хватает венчания – чтобы «двое в плоть едину», но формального он не хотел, так что больше мы к этому вопросу не возвращались. Впрочем, раз или два в месяц я ходила с ним и с Мартой на мессу. Ее вполне удовлетворило объяснение, что «Анна не католичка, но все равно христианка».
Чаще первой просыпалась я – под рассветные вопли тропических птиц. Мне страшно нравилось смотреть на Алеша – спящего. Растрепанные отросшие волосы, золотистая щетина. Он хотел отпустить бороду, но я категорически запретила. В конце концов, я же шла навстречу некоторым его пожеланиям, довольно болезненным в процессе выполнения, так что могла рассчитывать и на ответную любезность.
«С бородой бриться не надо каждый день», – ворчал он. Но от предложения сделать эпиляцию воском почему-то отказался.
Впрочем, долго смотреть на него у меня все равно не получалось, и я будила его самым бессовестным и недвусмысленным образом. Но иногда сама просыпалась от его прикосновений – и это было очень приятно. Один раз просыпаться так не хотелось, что я просто позволила ему делать со мной все, что заблагорассудится, а сама лежала с закрытыми глазами и блаженно улыбалась. «Неплохо для разнообразия, – оценил Алеш. – Хотя и смахивает немного на некрофилию».
Конечно, я понимала, что вечно так продолжаться не будет. Через какое-то время все войдет в привычку, станет не так часто, не так ярко. Но сейчас мне хотелось этой близости в полной мере, как можно больше, и не только в физическом смысле. Нам обоим хотелось, и мы понимали друг с друга с полуслова, с полувзгляда. Я даже вообразить себе не могла, что может быть такое слияние, взаимное растворение – раньше ничего подобного испытывать не доводилось. Засыпая поздно ночью в объятиях Алеша, с приятной сладкой слабостью во всем теле, я лениво думала о том, что всего год назад мне и в голову не пришло бы, что можно быть настолько счастливой.
34.
– Слушай, ну так нечестно, – сказала я, когда мы втащили чемоданы в прихожую и, как всегда, остановились перед зеркалом поцеловаться, косясь на свое отражение. – Не вышло двух недель. Мы уехали тридцатого апреля вечером, а сейчас двенадцатое мая.
– Извини, иначе никак не получалось билеты нормально состыковать. Сидели бы целую ночь в Париже.
– Погуляли бы, – мне хотелось немного повредничать. – Я не была в Париже.
– Если хочешь в Париж, съездим. Но это сейчас не то место, где стоит гулять по ночам.
– А почему мы за Мартой не заехали? Девять вечера – не поздно.
– А потому что я хочу еще одну ночь провести с тобой, только вдвоем, – Алеш приподнял меня, и я обхватила его бедра ногами. – От вредных привычек надо отвыкать плавно и постепенно.
– Это ты что сейчас назвал вредной привычкой? Секс? – возмутилась я, пробравшись под его рубашку и ущипнув за живот. – В тебе проснулся добропорядочный католик?
– Во мне проснулся гнусный реалист, – он посадил меня на тумбочку и пошел на кухню. – Все было настолько прекрасно, что не вписывается в нашу повседневную реальность. К сожалению.
Я слезла, споткнулась о чемодан, чуть не упала. Алеш тем временем изучал содержимое холодильника.
– Закажем что-нибудь поесть? – я обняла его, прижавшись сзади.
– Рада приходила сегодня, – он снял крышку с кастрюли. – Свичкова.
– Ооо!!! Свичкова на ночь – самое то.
Жаркое из говяжьего филе в сливочном соусе – это действительно было потрясающе вкусно, но слишком уж тяжело и калорийно.
– Никуда не денется, – Алеш закрыл холодильник, повернулся и расстегнул молнию моих джинсов. – Все равно разогревать.
Из-за семичасовой разницы между Прагой и Панамой проснулись мы только в одиннадцать, да и то лишь потому, что Алеш поставил будильник. Отключив звонок, он просмотрел сообщения.
– Зденек повез детей в церковь, – сказал он. – Нас ждут к часу на обед.
– А мы хотим? – поморщилась я.
– Придется притвориться. Хотя, думаю, никто не хочет.
Кое-как собрав себя веничком на совочек, мы поехали на Подоли. Район этот я знала плохо, потому что редко забиралась на окраины, мне и центра хватало. К тому же там не было метро, да и вообще ничего особо интересного, кроме плавательного комплекса. Вот уж где бы я точно не хотела жить. Дом Зденека и вовсе нагонял тоску: грязно-белый двухэтажный параллелепипед без малейшей архитектурной фантазии. Внутри царил такой же унылый хай-тек.
Может, в солнечную погоду все выглядело не так скучно, но мы оба раза приезжали к ним, когда вот-вот должен был пойти дождь. Да и после ослепительно яркой Панамы все казалось мне серым. И вдруг заскребло тоскливым предчувствием: что-то обязательно произойдет. Что-то такое, после чего прежняя жизнь станет уже невозможной.
Марта с визгом выскочила навстречу, подбежала к воротам, повисла на мне, потом подставила щеку Алешу. Зденек спустился с крыльца, обнял Алеша, поцеловал меня. Власта стояла в холле, придерживая рукой живот. Подождала, пока мы подойдем, подставила щеку. Либор и Хана хором крикнули «Ahoj!» с площадки второго этажа. Алеш достал из сумки подарки: ром для Зденека, конфеты для Власты, шляпы для близнецов.
– Пойдем за стол, – кисло пригласила Власта.
– Не волнуйся, мы недолго, – шепнул мне на ухо Алеш.
Разговор за обедом не клеился. Дети быстро поели и ушли, Власта больше молчала, я тоже. Зденек расспрашивал Алеша о Панаме, хотя было очевидно, что ему это совершенно не интересно. Алеш и Власта не пили, Зденек себе налил пива, а мне сухого красного вина. То ли оно было слишком крепким, то ли сказалась усталость после долгого перелета вместе с переменой климата, но меня повело с первого же бокала. Тревога стала еще более отчетливой, к ней добавилось смутное раздражение.
Я даже не заметила, как разговор перескочил на недвижимость. Кажется, Власта упомянула, что соседний дом продается.
– Если уж покупать дом, я бы предпочел Прагу-шесть, – сказал Алеш. – Бубенеч.
– Да-да, – хмыкнул Зденек. – Там виллы стоят вдвое дороже, чем в других местах. Но вообще район хороший. Мы там жили, пока не переехали сюда, – добавил он для меня. – Не в своем доме, конечно, снимали квартиру. На углу Бубенечской и Ческомалинской. Рядом с твоей школой.
Я осторожно поставила бокал на стол и почувствовала, что не могу ни вдохнуть, ни выдохнуть. В глазах потемнело, зазвенело в ушах.
Господи, какая же я дура!
Иногда люди не видят того, что лежит на поверхности. Того, что очевидно. И только если носом ткнуть, тогда, может быть, разглядят.
– Анна? – Алеш сжал мою руку.
– Все в порядке, – мне наконец удалось сделать вдох. – Голова немного закружилась. Я выйду минут на пять, посижу в саду.
– Ты не беременна случайно? – хихикнула Власта.
– Нет, – я встала и придавила плечо Алеша, который, похоже, хотел пойти со мной. – Не надо, я скоро.
Спустившись с крыльца, я прошла по дорожке и села на скамейку. Закрыла лицо руками. Надо было забрать Марту вчера. Надо было…
Кто-то вышел на крыльцо. Алеш? Только его мне сейчас и не хватало!
Нет, Зденек. Спустился, достал сигареты. Я жестом попросила дать и мне. Вскинув удивленно брови, он подошел, протянул пачку. Сел рядом, чиркнул зажигалкой.
– Ну и? – спросила я, затянувшись так глубоко, что и на самом деле закружилась голова. – Алеш знает?
– О чем? – не понял Зденек.
– Что ты отец Марты.
– Это он тебе сказал?
– Включи голову! – разозлилась я. – Как он мог мне сказать, если я спрашиваю, знает ли он?
– Ну да… – Зденек стряхнул пепел. – Знает, конечно. А вот как ты догадалась?
В наш второй приезд в Прагу мы с родителями жили в самом центре, рядом с Вацлаваком – главной площадью. В школу я ездила на метро. Три станции. И немного пешком. Идти можно было по Бубенечской или по Пелеовой. Они шли почти параллельно, сходясь углом у школы.
Я предпочитала Пелеову – тихую, безлюдную, красивую. Весной за оградой китайского посольства цвели сакуры и магнолии, осенью она была золотой от каштановых листьев. Мама тоже ее любила, только в ее школьные годы она называлась улицей Маяковского. Пока после «бархатной революции» не переименовали вместе с прочим наследием советской «оккупации». Улица Пеле, почему бы и нет?
Если от бывшего дома Зденека повернуть направо по Ческомалинской и пересечь Пелеову, можно пройти под стеклянным переходом между двумя зданиями школы. Потом вниз по лестнице, через дорогу, мимо нашего любимого «Na Slamníku» – и вниз.
К Стромовке. Минут пять пешком.
– Стромовка, – сказала я, морщась от внезапной вспышки головной боли. – У Милены в Фейсбуке была фотография смотровой площадки. «Oblíbané místo», – я выделила голосом это самое «а», которое превращало любимое место в поцелуйное. – Если б я знала, что вы жили рядом, давно бы догадалась. Вы с Алешем похожи. Марта похожа на вас обоих. Он мне сразу сказал, что она не его дочь.
– Это была глупость, – Зденек затоптал окурок и откинул носком кроссовки в траву. – Милена. Алеш приехал в Прагу с ней, привел ее к нам. Потом она приехала одна, позвонила мне. Подсмотрела номер у Алеша в телефоне. Тогда только близнецы родились. У нас с Властой долго ничего не было… секса.
Я едва сдержалась, чтобы не сказать: лучше бы ты поработал руками, чем трахать девушку брата.
– Когда родилась Марта и выяснилось, что Алеш не может быть ее отцом, я сразу все понял, – продолжал он, глядя себе под ноги. – У меня третья группа крови. Хотя Милена мне ничего не говорила. Я ведь ей сразу сказал, что люблю Власту и никакого продолжения не будет. Но тогда никто ни о чем не догадался. Мы с Миленой делали вид, что между нами ничего не было. Марта еще не была так сильно похожа на меня. Власта согласилась быть ее крестной матерью. Я думал, что Алеш с Милой разведется, но он остался с ней – ради Марты. Гнусная ситуация, и я чувствовал себя полным дерьмом.
Я каменно молчала. Что тут скажешь? Что он и в самом деле полное дерьмо? Нет, конечно, сказать можно было многое – но я молчала. Все уже случилось. Давно. Перевойновывать войну? К чему?
– А потом умер отец и Алеш с Милой переехали в Прагу. Она позвонила, настояла на встрече. Сказала, что готова быть моей любовницей, если я не хочу разводиться с Властой. Я отказался. И тогда она рассказала всем, кто отец Марты. В мой день рождения. Приехала мама, все собрались за столом. Это был ее тост – Милы. За отца ее дочери. Мне хотелось ее убить. Думаю, не только мне.
– Криста пана… – пробормотала я. – Курва…
– Факт йо. Что тогда было – лучше не вспоминать. И у них с Милой, и у нас с Властой. Но все в результате остались при своих. Они, мы. И мы с Алешем – работать вместе. А вот тебе, Анна, об этом лучше было не знать, – он посмотрел холодным взглядом, в упор, и это взбесило меня окончательно. – Это не твое дело.
– Ты ошибаешься, Зденечек, – прошипела я, встав со скамейки. – Теперь это уже мое дело. Рано или поздно Марта узнает, что Алеш не ее отец. Как только ей понадобится анализ крови на группу. И посмотрит в зеркало. И тогда это точно будет наша общая проблема, хайзл!
Я вернулась в дом, вошла в гостиную и демонстративно постучала пальцами по запястью: цигель, цигель, ай-лю-лю.
– А кафичку? – Власта сделала вид, будто огорчена, но ясно было, что только рада.
– В другой раз, – Алеш встал, посматривая на меня обеспокоенно.
Так, теперь моей главной задачей было не выпустить ядерные ракеты, пока мы не останемся вдвоем. Без Марты. За восемь месяцев это был первый случай, когда мне хотелось вцепиться когтями ему в физиономию.
– Марта, едем домой! – крикнул Алеш, поднявшись на половину лестницы.
Я взяла сумку и пошла к машине, даже не попрощавшись со Зденеком, который так и сидел в саду на скамейке.
35.
– Анна, что случилось? – с тревогой спросил Алеш.
– Не сейчас! – сквозь зубы процедила я, глядя, как Марта бежит к машине, повесив на плечо рюкзак за одну лямку.
Пристегнув ей ремень, я придвинулась поближе, и она, как обычно, вцепилась в мою руку. Иногда это меня немного раздражало, но сейчас я бы с удовольствием прижала ее к себе, и покрепче. Да, Марта оказалась эпицентром всей этой мерзкой истории, и кто бы знал, насколько мне сейчас было ее жаль. Алеша тоже, но злилась я на него страшно.
Почему-то вспомнилось, как он сказал мне в тот день, когда мы встретились на выставке в Питере, по пути в аэропорт. «Я даже не уверен, что это мой ребенок». Какого черта?! Это не случайная оговорка. Или он имел в виду, что не был уверен, когда женился на Милене? А Магдалена? Я сказала, что Марта похожа на Алеша, и она что-то такое заюлила: мол, ну что там похожа, светлые волосы, темные глаза. Или они оба считают, как и Зденек, что это не мое дело? Значит, быть с ней постоянно, вытягивать их с Алешем из этого болота – мое, а знать правду – нет?
Марта болтала без умолку, рассказывая обо всем, что произошло с ней за две недели и что не вместилось в наши короткие телефонные разговоры. Иногда она спохватывалась, о чем-то спрашивала и тут же продолжала свой бесконечный рассказ.
– Анна, ты такая бледная, – взглянув на меня, Марта оборвала его на полуслове. – Тебе плохо?
– Мартичка, вчера утром мы были там, где плюс тридцать пять. А здесь всего восемнадцать. Немного болит голова. Ничего страшного.
– Тебе надо принять лекарство, – строго сказала она. – Нельзя терпеть, когда болит. Это бабушка говорит. Она хоть и зубной, но доктор.
– Правильно бабушка говорит, – кивнула я. – Но это если сильно болит. Если б я терпела, когда у меня сильно заболел живот, я бы умерла. А если немного, то можно и потерпеть.
– Ну не знаю, – с сомнением протянула Марта. – Я, наверно, тоже буду доктором.
Еще совсем недавно она хотела работать в зоопарке. А до этого, по словам Магдалены, мечтала стать «артисткой кукольного театра».
– Почему бы и нет? – улыбнулась я. – И что бы ты хотела лечить? Какие болезни?
– Я бы стала доктором для совсем маленьких деток. Или для самых стареньких. У них все всегда болит, их жалко, – и тут же, без всякого перехода: – Анна, теперь я уже могу тебя звать мамой?
Заметив краем глаза, как вздрогнул Алеш, я дотянулась и поцеловала ее. С трудом проглотив тугой комок.
– Конечно. Если хочешь.
– Только я, может, не сразу привыкну.
– Ничего.
Мое бешенство испарилось, как по волшебству. Обида осталась, но уже без желания порвать в тряпки. Вот только голова болела все сильнее.
Дома Марта бросилась смотреть подарки, которые я сложила в стожок на ее кровати. Засунула в рот сразу конфету и засахаренную папайю и начала одну за другой примерять разноцветные маечки и кофточки, которых я ей накупила целую кучу. Разумеется, все то же самое продавалось в ближайшем торговом центре, да еще и качеством получше, но ведь не из Панамы же! Потом мы искали место для раковин и морской звезды, которая после сушки побледнела и противно пахла. Алеш стоял в дверях и наблюдал за нами с улыбкой – впрочем, довольно напряженной.
– Марта, – сказала я, когда с подарками было покончено. – Отдых кончился. На чем мы там с паучком Вацлавом остановились? Садись читать, а мы с папой пока в мастерскую сходим. Вернемся – перескажешь.
– Ну вот, – надулась она. – Только приехали и опять уходите.
– Мы пойдем посчитаем, сколько денег истратили, – пришел на выручку Алеш. – А то, может, придется продать квартиру и попросить пани Ружичкову сдать нам домик Любоша.
– Мы в домик Любоша не поместимся, – хихикнула Марта и со вздохом открыла книгу.
Мы спустились в мастерскую. Я села на диван и поморщилась от боли, которая усиливалась от любого резкого движения.
– Дверь не закрывай!
– Почему? – удивился Алеш.
– Потому что кое у кого есть милая привычка подслушивать.
– Анна, может, все-таки скажешь, что тебе Зденек наговорил? – он сел рядом со мной.
– А он не наговорил, – я откинулась на спинку и зажмурилась. – Только подтвердил то, о чем я сама догадалась. Кто отец Марты. И добавил, что это не мое дело. Видимо, вы с мамой тоже так считаете.
Прозвучало это довольно ядовито. Не дождавшись ответа, я открыла глаза. Алеш смотрел в пол с таким выражением, что я почувствовала себя последней сволочью. Не выдержала и провела рукой по его спине. Он обнял меня за плечи, уткнулся носом в мои волосы где-то за ухом.
– Мама считала, что я должен тебе обо всем рассказать.
– Ну да, – усмехнулась я. – Надо было. Как у нас говорят, сказал «а», говори «бэ».
– Я попросил, чтобы она пока молчала. Думал рассказать после возвращения. Но не успел.
– Почему не сразу?
– Ну уж, наверно, не потому, что боялся, не раздумаешь ли ты выходить за меня замуж. Согласись, все это не слишком приятно. Не хотел портить тебе настроение перед свадьбой и поездкой, только и всего.
Вот так. Все просто. Все намного проще, чем можно себе представить.
– Извини, – пробормотала я, умирая и от головной боли, и от стыда сразу. – Только все это так мерзко, что… Не представляю, как после этого ты остался с ней и продолжаешь общаться с ним. И…
– Не надо, пожалуйста, – попросил Алеш.
От удивления я замолчала на полуслове. Обычно он не просил, а жестко давал понять: тема закрыта.
– Анна, у меня от тебя секретов нет и не будет. Я тебе рассказал все. Ты знаешь, почему я женился на Милене и почему остался с ней, зная, что Марта не моя дочь. И почему поддерживаю видимость семейных отношений со Зденеком. Но мне не хотелось бы обсуждать это с тобой. Пойми, я знаю все свои ошибки. Я за них наказан и сделал выводы. А расхлебывать последствия придется всю жизнь, и не мне одному.
