Текст книги "Пражский синдром (СИ)"
Автор книги: Анна Жилло
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)
– Ну, это поправимо.
– Алеш!
– У тебя день рождения или нет?
– Знаешь, мне еще не приходилось подбирать платье к украшению, – вздохнула я, понимая, что спорить бесполезно.
– А тебе и не придется, – хмыкнул он, достал телефон, отошел в сторону и набрал номер. Быстро закончил разговор и кивнул мне: – Все, поехали.
– Куда? Сегодня Рождество.
– Ну, не все же его празднуют.
Мы вернулись к дому, и я осталась на улице ждать, пока Алеш сходит за ожерельем и выгонит машину.
Чувствовала я себя… не знаю, как. Не в своей тарелке. Как будто в параллельную вселенную попала. Явно не как героиня романа – бедная серая мышка, которой внезапно обломился миллионер. Головой-то я понимала, что для состоятельного мужчины совершенно нормально делать подарки своей женщине, причем недешевые. Но у самого состоятельного мужчины, с которым мне приходилось общаться, зарплата была порядка ста тысяч, и подарки он делал своей жене. Ну вот не пересекались мои дорожки с более обеспеченными экземплярами, что поделать. Не там искала – точнее, вообще не искала.
Мы приехали в центр и остановились на глухой улочке довольно мрачного вида. Прошли через пассаж и поднялись по лестнице на второй этаж.
– Ничему не удивляйся, – предупредил Алеш.
На звонок открыл полный мужчина лет сорока с ярко выраженной арабской внешностью. Алеша похлопал по плечу, со мной вежливо поздоровался и оглядел откровенно оценивающе. Мы прошли за ним в просторную комнату, заваленную свертками тканей и коробками с фурнитурой. Расчистив диван, Махуд – так он представился – предложил нам присесть. Появилась девушка в хиджабе, молча поставила на столик поднос с кофейными чашками и блюдом восточных сладостей, так же молча исчезла.
Рассмотрев ожерелье в футляре, Махуд задумался, потом кивнул и вышел.
– Сумасшедший дом, – сказала я Алешу, откусила кусок чего-то приторно-липкого и запила черным, как чернила, кофе.
– Ну и что? – он пожал плечами.
– Я просто не привыкла к такому.
– И это тоже поправимо.
Махуд вернулся с двумя платьями, махнул рукой на зеркало в углу и деликатно удалился. Первое было великолепно и сидело, как влитое, но выглядело слишком уж вечерним – из мягкого темно-зеленого велюра, узкое, в пол, и с открытыми плечами. Второе – коктейльное из изумрудного шелка – оказалось великовато.
– Тебе нравится? – спросил Алеш.
– Да, но…
– Махуд, – позвал он, не дав мне договорить, и, когда тот вошел, отрезал: – Оба. Но шелковое надо подогнать.
– Сейчас все сделаем, – он подмигнул мне.
Снова появилась девушка в хиджабе и ловко подколола платье булавками прямо на мне. Потом помогла из него выбраться и ушла. Алеш с Махудом разговаривали о каком-то модном показе и украшениях для него, а я листала журналы, толком не видя, что там на фотографиях.
Нет, ребята, как хотите, а к такому действительно надо привыкнуть. Вот так сразу – это уж слишком.
Через полчаса все было готово. По дороге домой Алеш спросил:
– Может, тебе надо куда-нибудь в салон? Прическа, макияж?
– Еще одно слово, и я пойду в ресторан в джинсах, – я начала потихоньку злиться от растерянности и какой-то странной беспомощности.
Он посмотрел на меня удивленно, потом рассмеялся и положил руку мне на колено.
– Анна, успокойся. Мы можем пойти в господу или заказать пиццу в постель.
– Ладно, пойдем в ресторан, – проворчала я, отвернувшись, чтобы он не увидел моей глупой улыбки до ушей. – Кстати, куда?
– В «Алькрон».
– Название слышала, но не знаю. А что там?
– Камин, свечи и мишленовская звезда.
– Мы же гуся хотели есть, – возмутилась я. – А там, наверно, высокая кухня. Какая-нибудь французская размазня, маленькая какашка на большой тарелке. За тысячу крон.
– Гусь, думаю, найдется, – фыркнул Алеш. – Тем более в Рождество.
Гусь действительно нашелся. А в камине горел огонь, и с картины на стене на нас поглядывала танцующая парочка. Платье хрустко шелестело и холодило спину. В глазах Алеша мерцали отблески свечей.
– Анна, тут не очень удобно становиться на колено. Надеюсь, ты простишь?
Он достал из кармана пиджака маленькую коробочку. Глаза у меня, наверно, стали как у совички.
– Ты выйдешь за меня замуж?
Кольцо было в том же стиле, что и ожерелье: изумруд и мелкие прозрачные камешки. Наверно, бриллиантики. Я тупо разглядывала их и молчала.
– Анна?..
– Алеш, если б ты знал, как мне хочется сказать «да»…
– Марта? Ты не можешь ответить, пока не познакомилась с ней?
С трудом проглотив комок в горле, я молча кивнула. Алеш взял мою левую руку и надел кольцо на безымянный палец.
– Тебе не обязательно отвечать сейчас. Если вдруг не получится, тогда это будет просто еще один подарок на день рождения. Только я тебя прошу… Если увидишь ее и поймешь, что не сможешь… скажи тогда сразу, не тяни.
Я потянулась через стол и поцеловала его, едва не опрокинув бокал вина.
15.
Я сидела на службе в церкви святого Микулаша – Николая – и делала вид, что полностью погружена в молитву. Когда надо было встать, вставала вместе со всеми и снова садилась. Но ни слова не слышала. Точнее, не слушала, потому что думала о своем.
Когда-то мы с мамой ходили в эту церковь послушать орган. А теперь в нее и зайти-то бесплатно можно было только во время мессы. Я пришла, когда прихожане, здороваясь друг с другом, рассаживались по скамьям, на свои привычные места. Я устроилась на самой последней, где никого не было. Выглядывала Алеша с Мартой, но они, наверно, пришли раньше и сидели где-то впереди.
Мы договорились, что встретимся сразу после службы – как будто случайно. А дальше уж по обстоятельствам, как получится. Я волновалась так, что аж подташнивать начало.
Аня, возьми себя в руки. Девочка тебя не съест. Тебе и надо только поздороваться и посмотреть на нее.
Пять дней прошли, как один час. Волшебная сказка…
То, что мы с Алешем сказали друг другу в первую ночь – это все-таки было не совсем правдой. «Я хочу любить тебя и верю, что мы сможем полюбить друг друга» – так вернее.
– Я не слишком поторопился? – спросил он, когда мы вернулись домой из «Алькрона». – Мне показалось, ты испугалась.
– Не знаю, – честно ответила я. – Может быть. Немного. Немного испугалась. Слишком все быстро. Но спасибо, что дал возможность не отвечать сразу.
Запах роз в вазе мешался с запахом хризантем – что-то странное, сладко-горькое. Мы сидели на диване в гостиной, пили терпкое красное вино с таким же горьковато-сладковатым привкусом. Тихо играла музыка, мерцали огоньки на елке. Мне вдруг показалось, что моя жизнь – как спираль, которая вьется, делая круги вокруг центра – Праги. Все самое важное у меня было связано именно с ней.
– Какие старые игрушки, – я встала и дотронулась до стеклянного солдатика с ранцем за спиной. – Stojí voják na vartě, na vartě... Это мне дедушка пел, когда я маленькая была.
– Словацкая песня, – кивнул Алеш. – А игрушки – еще моей прабабушки. Марта их очень любит.
– Хочешь, расскажу один мамин секрет? – засмеялась я. – Когда ей было года три, ее привели на елку к министру обороны Мартину Дзуру. Слышал про такого?
– Ну кто же про него не слышал.
– Дедушка переводил самых-самых генералов из штаба Варшавского договора. Ну и на елке тоже с ними был. И маму с собой взял. Ей предложили выбрать любую игрушку с елки. Она выбрала божью коровку. А заодно влюбилась в Дзура. До сих пор вспоминает: мол, это был самый красивый мужчина из всех, кого я когда-то любила. А берушка у нее до сих пор хранится, только с дырой в животе: кот елку уронил.
– Анна, – Алеш покачал головой, – на тебе надо жениться хотя бы уже ради такой тещи. Пани Алла великолепна.
Он потянул меня за руку к себе, и когда я села рядом, сказал тихо:
– Может, я и правда слишком тороплюсь, но… я очень боюсь потерять тебя снова.
Я сидела, поджав ноги, запрокинув голову ему на плечо, закрыв глаза. Алеш держал мою руку и поглаживал пальцы, один за другим, как когда-то в такси. Тепло его дыхания, запах елки и прохладного парфюма, музыка, огоньки, медленно гаснущие и загорающиеся снова – все это завораживало, гипнотизировало.
Его глаза, в которые хотелось смотреть долго-долго, губы, от которых было не оторваться, руки, от которых по всему телу разливались горячие волны…
Та ночь была совсем другой. Так мягко, нежно, неторопливо… Я таяла от его поцелуев и прикосновений, растворялась, исчезала. Он шептал мне на ухо слова, от которых жарко горели уши и так же жарко отзывалось внутри. А я отвечала – по-русски, и даже если Алеш не понимал значение слов, он не мог не понять те чувства, которые я в них вкладывала.
– Анна… – повторял он, и мое имя рассыпалось льдистыми искрами, прохладно-голубое, мерцающее в темноте.
Потом я уснула, тесно прижавшись к нему, обняв, но даже во сне чувствовала тепло его тела и запах, от которого кружилась голова. Почти уже забытое ощущение полного покоя и безопасности…
– Прости, Анна, мне надо немного поработать, – сказал Алеш смущенно. – Закончить пару рисунков. Ты еще мою мастерскую не видела. Пойдешь со мной?
– А я не буду тебе мешать? Может, мне лучше пойти погулять?
– Не будешь. Наоборот – будешь моей музой.
Мы спустились по лестнице на первый этаж, где была всего лишь одна дверь, и оказались в огромном помещении, размером, наверно, со всю квартиру Алеша.
– Тут темновато, конечно, – сказал он, включая лампы дневного света. – Но я приспособился.
Не знаю, чего я ожидала: творческого хаоса или наоборот идеального порядка, как в операционной, но в реальности не оказалось ни того, ни другого. Вполне умеренный беспорядок, который для хозяина – верх удобства, когда все, что нужно, можно найти не глядя. В мастерской было три рабочих стола, два рядом, один поодаль. На одном компьютер, сканер и планшет, на втором, с наклонной крышкой, всевозможные принадлежности для рисования. Третий – даже не стол, а что-то сложное и огромное для ювелирных работ. Там была и небольшая печь с вытяжкой, и газовая горелка, и разные тиски – в общем, множество вещей, даже названий которых я не знала.
Вдоль стен стояли стеллажи с книгами и всевозможными коробками и коробочками. В одном углу сиротливо притулился мольберт с прикрепленным чистым листом плотной бумаги, напротив, на тумбочке – кофеварка и микроволновка. С широкого красного дивана свисал пушистый серый плед, а на кофейном столике мерцала мишурой крохотная искусственная елочка. На стенах висело десятка полтора картин – в основном пейзажи, маслом и акварелью.
– Это твои? – спросила я, рассматривая акварельный осенний лес – пронзительно тревожный, до дрожи.
– Акварели мои, – рассеянно кивнул Алеш, перебирая бумаги на столе. – Масло – отца. Ты нам кофе не сделаешь?
Я приготовила кофе, поставила перед ним чашку, а сама со своей забралась на диван и накрылась пледом: в мастерской было нежарко. Алеш включил в компьютере какой-то плей-лист и с головой ушел в работу. Он сидел за наклонным столом, рисуя что-то пером на листе бумаги, прикрепленном к доске.
– Алеш, – тихо позвала я, – извини, тебе не мешает, что я в спину смотрю?
– Нисколько, – коротко ответил он, даже не повернувшись.
Допив кофе, я поставила чашку на столик и задумалась.
Эти дни прошли настолько идеально, что это даже пугало. И Алеш был не менее идеален. Он спешил исполнить любой мой каприз, сделать все, чтобы мне было приятно и удобно. Да и сам был великолепен во всем. Просто сказочный принц. Я даже не знала к чему придраться. Ну и как, спрашивается, совсем не идеальной женщине находиться рядом с таким совершенством? Нет, конечно, у него должны были быть всякие мелкие недостатки, но пока я с ними еще не познакомилась.
Хотя... кое-что все-таки было. И, если подумать, довольно серьезное. Недостаток этот был оборотной стороной достоинства. Я уже знала – и по его рассказам о себе, и по разговорам в Скайпе, что упорства ему не занимать. Если Алеш ставил какую-то цель, он этого добивался, рано или поздно. Само по себе это было прекрасно, но побочным эффектом упорства оказалось непрошибаемое упрямство.
Вообще подобное меня не удивляло – таким же упорным и упрямым был Димка. Но разница все-таки ощущалась. Димка – жесткий и где-то даже нахрапистый. Какой внешне, такой и внутренне. Алеш – спокойный, мягкий, но уж если упирался… Это как скважину для колодца бурить в неудачном месте. Сначала идет легко, а потом бур натыкается на камень – и все, дальше ни шагу. Если Алеш давал понять, что о чем-то говорить не хочет, разумнее всего было заткнуться. Все дальнейшие попытки продолжить натыкались на тяжелое молчание. В лучшем случае он переводил разговор на что-то другое. Впрочем, зачастую к этой теме можно было вернуться позже, уже с большим успехом.
Кроме того, если Алеш был уверен в правильности своего решения, он принимал его единолично, не спрашивая меня – как, например, с тем же платьем. Справедливости ради, возможность для маневра все-таки оставлял, но уже задним числом. Если бы я вдруг от платья наотрез отказалась, мы, думаю, без лишних споров отправились бы в менее пафосное место, где вполне сошло бы мое la petite robe noire, которое и в пир, и в мир, и в добры люди. Или вообще в господу, нацепив джинсы.
Странное дело, когда я наконец сформулировала этот, как сказала бы мама, системный баг Алеша, мне сразу стало легче. Людей без недостатков все равно не бывает, но если недостатки определены, хотя бы представляешь, как с ними можно уживаться.
Тридцатого утром мы почти попрощались – ведь больше у нас не было возможности побыть вдвоем. Вместе прошли по квартире, проверив, не осталось ли каких-нибудь моих следов, которые могла заметить Марта. О будущем мы после моего дня рождения ни разу не говорили. Даже о самом ближайшем.
Алеш подвез меня к «Арчибальду», и мы долго еще сидели в машине – никак не могли расстаться. Наконец он уехал, и мне стало так тоскливо, как будто на этом все опять заканчивалось.
Весь день я бродила по Праге – своей Праге, словно пыталась найти следы на камнях. Следы прежней жизни. Снова, как и каждый раз, когда приезжала сюда, искала себя – маленькую девочку, девушку-подростка. А вечером мы собрались «Na Slamníku» – в маленьком кафе недалеко от школы, где когда-то часто бывали. Я, Вера и еще несколько наших одноклассников, которые жили в Праге. Хотелось рассказать свои потрясающие новости, но в последний момент удержалась. Наверно, побоялась сглазить.
Утром, оставив чемодан в камере хранения, я поехала в церковь. И вот теперь сидела на узкой жесткой скамье, как на иголках, то и дело поглядывая на часы. Наконец служба закончилась, и прихожане потянулись к выходу. Я встала, не зная, как лучше: остаться внутри или выйти на крыльцо.
– Пани Анна?
Почему-то я смотрела на центральный проход, но Алеш вышел по боковому. Я обернулась. Он стоял у начала скамьи, где я сидела, а рядом с ним нетерпеливо переминалась с ноги на ногу худенькая девочка в розовой курточке. Я двинулась было в их сторону, но Алеш сам пошел ко мне, обходя скамью сзади. Марта нехотя поплелась за ним.
– Добрый день, пан Алеш, – сказала я.
– Добрый день, – кивнул он. – Это моя дочь, Марта. А это пани Анна, моя знакомая.
Марта окинула меня взглядом пусть маленькой, но женщины, мгновенно оценив одежду, прическу, макияж. И вдруг улыбнулась, да так ослепительно, что у меня перехватило дыхание.
– Добрый день, пани Анна. Очень приятно.
Из-за дырок от выпавших зубов «těší mě» она забавно произнесла через «ф».
– С Сильвестром вас! Всего самого лучшего в новом году, – выжала я из себя, не зная, что еще сказать. Алеш, черт, ну придумай что-нибудь.
– Спасибо, и вас тоже. Мы обычно пешком, но сегодня холодно, так что можем вас подвезти.
– Не откажусь, – я стиснула ручки сумки. – Но мне на Житную. Далеко.
– Ничего, мы не торопимся. Правда? – Алеш повернулся к Марте, но та только плечом дернула. При этом продолжая рассматривать меня и улыбаться.
Выйдя из церкви, мы с Мартой остались у крыльца, а Алеш пошел за машиной на стоянку.
– Какая у тебя красивая косичка, – я посмотрела на аккуратно заплетенный сложный «колосок», выглядывающий из-под шапки. – Это тебе папа заплетает?
– Папа не умеет, – со смесью досады и снисхождения ответила она. – Это пани Ружичкова, наша соседка. Обычно папа делает мне хвост. Но ведь в церковь надо красиво, правда?
Я согласилась.
– А вы умеете заплетать косички, пани Анна? – похоже, Марта нисколько не стеснялась.
– Немного умею. Правда, не такие красивые.
– А дети у вас есть?
– Нет.
– Это плохо, – серьезно сказала она. – Дети должны быть. Когда я вырасту, у меня обязательно будут дети. Много. Трое. Мальчик, девочка и собака.
Я закусила губу, чтобы не расхохотаться. Тут подъехал Алеш, вышел, усадил Марту в бустер на заднем сиденье и пристегнул ремень. Я села рядом с ней.
Всю дорогу она болтала без умолку. Рассказывала, что занимается танцами и, может, даже поступит в балетную школу. Про обычную школу и учительницу пани Зузану. Про соседку пани Ружичкову и ее кота Любоша. Про бабушку, которая живет в Брно. Про двоюродных брата и сестру.
– Они совсем одинаковые, пани Анна. Только один мальчик, а другая девочка, представляете?
Но стоило в разговор вступить Алешу, по лицу Марты словно тень пробегала. Если он что-то спрашивал, коротко отвечала «да», «нет» или парой слов. И снова начинала что-то рассказывать мне.
В общем, проблемы у них действительно были нешуточные, это я поняла сразу. Но сама девчонка была настолько очаровательная и трогательная, что у меня в носу щипало. Похоже, мама оказалась права, предположив, что отца ко мне Марта вряд ли будет ревновать.
Я попросила высадить меня, не доезжая до гостиницы.
– До свидания, пани Анна, – сказала Марта, когда мы остановились. – Вы очень милая.
Алеш, повернувшись, посмотрел на меня. Взгляд у него был совершенно ошарашенный – похоже, ничего подобного он не ожидал. С трудом проглотив комок в горле, я взялась за ручку дверцы.
– До свидания, пан Алеш. Спасибо, что подвезли.
Я поднималась вверх по улице, и по щекам у меня текли слезы. В гостинице, забрав из камеры хранения чемодан, я попросила девушку на ресепшене вызвать такси и присела на диванчик в холле. Достала телефон, открыла Вайбер, помедлила несколько секунд и отправила Алешу сообщение из одного слова.
«Ano».
«Да»…
16.
Отправив сообщение, я выключила телефон. На всякий случай. Разговаривать сейчас с Алешем у меня не было ни сил, ни – если честно – желания. Напоминало ощущение после сданного трудного экзамена, когда хочется только одного – забиться в темный угол и уснуть на сутки. Но такой роскоши я себе позволить не могла.
В аэропорту пришлось немного понервничать: рейс задержался почти на час. Еще не критично, но не слишком приятно. Вместо реальных трех по времени выходило шесть часов в дороге. Из-за разницы часовых поясов по пути в Прагу я возвращалась назад, как будто брала два часа в долг. И вот теперь приходилось их отдавать, а час задержки в Рузине записать как проценты. Выходило, что прямо из Пулково мне надо было ехать к родителям, не заезжая домой, чтобы успеть к праздничному столу и традиционной раздаче подарков из мешка под елкой.
Всю дорогу я думала об Алеше и о Марте. Не давала покоя одна вещь.
Когда Алеш рассказывал об их визитах к психологу, он сказал, что Марта свободно общается с ней наедине, но замыкается при разговоре втроем. То есть при нем. Девочка показалась мне очень открытой, непосредственной, что само по себе было немного неожиданно, учитывая, в какой атмосфере она росла.
Вообще-то дети меня, как ни странно, любили. Когда я приходила в гости туда, где были маленькие дети, они не прятались по углам, а сразу же лезли ко мне на колени, начинали что-то рассказывать, показывать свои сокровища. А странным это было потому, что сама я к детям относилась более чем сдержанно. И никогда не знала, как себя с ними вести. Но их это почему-то не смущало, скорее, наоборот.
И все равно, даже если предположить, что Марта по какой-то неведомой причине сразу почувствовала ко мне симпатию, присутствие Алеша должно было ей мешать. А она только чуть морщила нос, когда вступал отец, и продолжала со мной разговаривать.
Впрочем, больше меня беспокоило другое. Допустим, я Марте понравилась. Ну да, я очень милая, как она сказала. Но что будет, когда выяснится, что милая пани Анна не просто какая-то знакомая папы, которую подвезли на машине, а его жена? Всерьез и надолго? Будет ли она так же дружелюбна? Дело даже не в том, что я претендую на внимание ее отца, это ее как раз вряд ли сильно огорчило бы. Но я собираюсь занять место ее матери, а это уже серьезнее. И второе – что их напряженные отношения разруливать придется мне. А я понятия не имела, как это можно сделать.
Стоя в очереди на паспортный контроль, я написала Алешу в Вайбер:
«Прилетела. Все в порядке. Поговорим завтра. Целую».
Видимо, он понял мое состояние и ответил сдержанно:
«Спасибо. С Новым годом. Целую. До завтра»
Потом я позвонила маме и сказала, что приеду сразу к ним.
– Давай, мы подождем, – ответила она.
Улицы были почти свободны, и около десяти я добралась до Просвета. Чемодан, сумка, большой пакет с подарками – еле дотащила. Папа открыл дверь, обнял, понес мой пакет под елку. Все так привычно, знакомые праздничные запахи с кухни, ваза с еловыми лапами на столике, блеск мишуры.
Мама выбежала в прихожую – фартук поверх праздничного платья, бигуди под косынкой, один глаз накрашен, второй нет. Держа испачканные чем-то руки на весу, поцеловала, вопросительно вздернула брови. Я показала руку с кольцом. Она высунула язык, как Эйнштейн на известной фотографии, и снова убежала на кухню.
Войдя в гостиную, я расцеловалась с бабушкой и дедушкой, папиной сестрой Мариной и ее мужем Виктором. Вот и весь наш, как папа говорил, клан. У меня защемило сердце, когда подумала, что, наверно, последний раз встречаю Новый год вот так, с ними. Тринадцать лет, с тех пор как мама с папой вернулись из Праги, ничего не менялось. Разве что раньше с нами был Димка и пару раз его родители.
Стол, как обычно, приседал на ножках от тяжести, елка сияла огнями, и берушка Мартина Дзура с пучком мишуры, торчащим из дыры в животе, висела на самом видном месте. Барсик, обожравшийся курицы, томно лежал на кресле и смотрел на нас с неодобрением. Телевизор бубнил что-то привычно предновогоднее.
Я села на свое обычное место. Папа разлил вино, пришла наконец мама – причесанная и с докрашенными глазами. Все, поехали. Я жевала и думала, как начать рассказ о своей поездке. Вдруг до меня дошло, что сделать это будет не так уж и просто.
– Ну, Анют, как там Прага наша? – наконец дедушка открыл тему, и отступать было уже некуда. – Как съездила?
Я молча поставила левую руку локтем на стол – так, чтобы все видели. Повисла неловкая тишина.
– Симпатичное колечко, – одобрила бабушка, которая была не в курсе. Впрочем, кроме мамы, никто не был. Ну, может, еще папа, если она ему сказала.
Мама спряталась за двойной фейспалм: мы с ней часто перенимали друг у друга слова и жесты.
– Я выхожу замуж.
Тишина стала еще более оглушительной, и даже бубнящему телевизору не удавалось с ней справиться.
– В Прагу? – с ужасом спросила бабушка, и я молча кивнула. И подумала, что, наверно, лучше было бы отложить свое объявление немного, потому что, кажется, испортила всем праздник. Вряд ли кто-то – кроме мамы, конечно, сильно обрадовался. Впрочем, и мама тоже фифти-фифти. Кто вообще обрадуется, узнав, что его ребенок уезжает за тридевять земель.
– Он кто, чех? – Марина подергала меня за рукав. – А чего ты его с собой не привезла?
Хороший вопрос, тетенька. И что я, интересно, должна ответить? Если бы привезла, думаю, шок был бы еще больше.
– И давно ты его знаешь? – это уже папа. – Как зовут?
– Да, чех. Алеш. Давно.
Ну а что, разве не давно?
– А он кто?
– По профессии? Ювелир.
– Ух ты! – Марина даже вилку уронила. – А колечко сам?
– Сам.
– А лет ему сколько?
– Тридцать пять.
Так, следующий вопрос подвис, но очевиден. Если мужик в тридцать пять еще не был женат, это подозрительно. Разведен? Дети есть? Ладно, лучше бы, конечно, это стороной обойти, по крайней мере, сейчас. Но ведь не получится же, все равно спросите. Лучше сама.
– Вдовец. Дочери семь лет.
– Ты с ума сошла, Анька? – после паузы осторожно поинтересовалась бабушка. – Ты хорошо подумала?
– Действительно, – поддержал папа. – Тебе своего давно пора родить, а тут…
– Ну хватит, – мама резко взмахнула рукой, задела бокал, вино выплеснулось на скатерть. – Оставьте ее в покое, взрослая баба уже, сама разберется. Вместо того чтобы поздравить и порадоваться, вы тут ей допрос устроили. И вообще…
Она встала, взяла бокал и подошла ко мне, обогнув стол. Обняла, поцеловала.
– Поздравляю, Щеночек! Пусть все будет хорошо. Давай! – она звонко чокнулась с моим бокалом, стоящим на столе. – Na zdraví!
Тут все остальные тоже загомонили и потянулись ко мне с бокалами и рюмками.
– И правда, – сказал дедушка. – В Прагу же, не в Китай. Она там родилась, там, наверно, и помрет.
– Типун тебе на язык! – возмутилась бабушка.
– А что, ты думала, она будет вечно жить? Кстати, подарки-то? – спохватился он, посмотрев на часы. – Одиннадцать уже. Где Новый год? В Саратове.
Дедушка натянул колпак Санты, вытащил из-под елки наволочку с подарками, изображающую мешок, и начал раздавать подписанные свертки. Я свои покупала накануне, в основном разную вкуснятину и алкоголину. Как мы с мамой говорили, žrádlo a pídlo.
Когда все раздали, рассмотрели, потихоньку и до президентского поздравления дошло. Пока били куранты, я загадала, чтобы в новом году у нас все получилось хорошо – с Алешем. И с Мартой. В Чехии было еще десять вечера. Я подумала, что они сейчас в гостях у брата Алеша. Как Марта сказала о своих двоюродных брате и сестре? Совсем одинаковые, только один мальчик, а другая девочка.
Уже где-то после трех мы с мамой вдвоем убрали со стола и наводили порядок на кухне. Марина с Виктором уехали домой, бабушка с дедушкой остались ночевать и уже легли в гостиной, папа смотрел что-то по телевизору в спальне.
– Останешься? – спросила мама, загружая посудомойку.
– Да, – кивнула я. – Чумовой день, сил уже нет.
– Тогда иди ложись. Белье в тумбочке. Я сейчас закончу и приду.
Наскоро почистив зубы и смыв косметику, я застелила диван в своей бывшей комнате. Забралась под одеяло, вытянув наконец гудящие ноги. Вошла мама, села рядом.
– Ну рассказывай!
Я рассказала ей, как Алеш сделал мне предложение. И про Марту. Почему-то по-чешски – как будто снова вернулась в прошедшие события.
– Да, странно, – согласилась она. – Но чего только не бывает. Может, почувствовала в тебе что-то такое… близкое. Но все равно, трудно будет.
Помолчав, мама спросила, понизив голос, уже по-русски:
– Ну а вообще… как?
– А вообще… здорово, – хихикнула я.
– По тебе заметно. Как Барсик, когда курицы нажрется от пуза.
– Мать! – возмутилась я.
– Что мать? Это важно.
– Спасибо, а то ведь я не знала!
– Ну и что теперь? Что думаете делать? – она поправила одеяло, как маленькой.
– Мам, мы это не обсуждали. Я ж говорила, он мне предложение сделал на второй день, а я сказала, что отвечу, когда Марту увижу. Ну а вдруг она оказалась бы такой… ну, ты понимаешь. А когда увидела... Написала в Вайбер «да». И все.
– Очень романтично, «да» через Вайбер, – фыркнула мама. – Ладно, спи, невеста. С Новым годом. И, надеюсь, с новым счастьем. Конечно, хотелось бы с ним познакомиться. До свадьбы.
– Может быть, – пробормотала я, уже засыпая. – Может быть…
17.
Проснулась я ближе к обеду. Бабушка с дедушкой уехали, родители ушли гулять. Значок Вайбера на экране телефона вывесил единичку: одно сообщение.
«С наступившим Новым годом, Анна! Мы уже дома. Буду ждать в Скайпе. Люблю, целую».
Глупо улыбаясь, я ответила:
«И я тебя. Приеду от родителей и сразу зайду».
Пока я приводила себя в божий вид и завтракала, вернулись мама с папой. Мама жаловалась, что праздники – это для нее ад. Потому что папу приходилось выводить на прогулку едва ли не на поводке. Дай ему волю – он просидел бы все время дома, курсируя между диваном и холодильником. А так они гуляли в сквере, и папа без конца жаловался, что ему холодно и вообще в такую погоду хорошая собака хозяина на улицу не выгонит.
Домой я отправилась, нагруженная не только своим багажом, но еще и подарками и контейнерами со… жрадлом. Пришлось снова вызвать такси.
– Давай, привыкай к красивой жизни, – подколола мама.
– Да ладно, – проворчала я. – Всего лишь middle class. Ну, может, немного повыше среднего. Даже не спросила, есть ли у него домработница. Пока была – не видела. Водителя вот точно нет.
– Ну и наглая же ты, Анька, – восхитилась мама.
По правде, я до сих пор не могла поверить, что все произошло на самом деле, а не приснилось. Я дома. Обычная, привычная жизнь. Вот только кольцо на пальце…
И еще. Эти пять дней – ладно, допустим, они мне не приснились – это была сказка. А вот теперь начиналась проза жизни. И мне заранее было страшно. Где-то в глубине сидел маленький такой паникер, который вопил: «Что делать-то теперь? Как вообще все будет?»
Тихо, прикрикнула я. Ты забыла, что есть человек, который знает, как и что делать. Всю техническую сторону. Хотя бы уже потому, что он гражданин той страны, которая для тебя хоть и родная по факту, но все-таки… не совсем. Да и в целом – если ты не хочешь что-то решать, Алеш запросто сделает это вместо тебя, можно было уже догадаться. Тут главное – удержаться на той грани, когда это еще хорошо.
Ну а что касается всего прочего – давай будем справляться с проблемами по мере поступления. Во всяком случае, вот прямо сейчас тебе ничего конкретно решать не надо.
Алеш вышел в Скайп сразу, как только я открыла программу. В первый момент мы даже не знали, что сказать, просто смотрели друг на друга.
– Я не ожидал, – наконец признался он.
– Чего? Что я соглашусь? – улыбнулась я. – Или что это будет в такой форме?
– Анна, всего. То есть ничего не ожидал. А в первую очередь – что так все получится с Мартой.
– Алеш, знаешь, я очень удивилась, что она так запросто со мной разговаривала. Думала, будет стесняться при тебе. Помнишь, ты рассказывал про психолога?
– Ты о том, что в машине было? Я сейчас о другом. Когда ты вышла, она всю дорогу до дома молчала. Нет, она и так обычно молчит, если я сам с ней не заговариваю или ей ничего от меня не надо. Но тут… так напряженно о чем-то думала. А потом, уже у Зденека, когда спать ложилась… я зашел ей спокойной ночи пожелать, поздравить с Сильвестром. Угадай, что она меня спросила?
– Алеш!
– «Ты женишься на пани Анне?»
– Что?! – я ушам своим не поверила. – Но как она?..
– Догадалась? Не представляю.
