Текст книги "Травница (СИ)"
Автор книги: Анна Йоль
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)
Я почти со свистом выдохнула воздух и рядом кто-то ойкнул.
– Прости-прости-прости, – затараторил знакомый голос. – Не нарочно я пугал…
Ярима – крадущийся в тени, ей-богу. А парень все стоял и разглядывал меня словно зачарованный.
– Привет. – Устало сказала я. Только его мне ещё не хватало.
– Привет. – Прошелестел он.
– Надо же – не убежал. – Уколола я. И сразу стыд заполнил меня, что я на нём зря срываюсь, не виноват он моих злоключениях… – Извини.
– У тебя что-то болит? – запинающийся вопрос.
– Да. Нога. – «И гордость»– это уже про себя.
– Что с ней?
– Натёрла в кровь.
Он помолчал. Попереминался с ноги на ногу. Покидал на меня взгляды, а потом все же решился, смотря на ноги:
– Проводить домой?
– Не хочу домой.
Он резко поднял голову и посмотрел мне в глаза. И лицо его сделалось таким, словно он истину мироздания в них узрел.
– Тогда пошли ко мне…
Я аж поперхнулась от неожиданности. Вот тебе и скромник, надо будет Укко рассказать. И я, конечно, в отчаянии сейчас, но не настолько.
– Знаешь, Ярима… – я пыталась перефразировать заготовленную для таких случаев фразу: «Мы с тобой не на том уровне общения – отвали!»
– Ты не подумай! Тебя и тётка моя звала. – он неловко улыбнулся. – А то битый час сидишь у нас во дворе. А уже свечерело – замёрзнешь.
Ах, как неловко-то вышло.
* * *
Тёткой оказалась Тива – предмет ярой зависти Труды. Увидев у себя на пороге «окровавленную» меня и довольного племянника она мило улыбнулась и сказала:
– Садись. Я сейчас принесу чем ногу намазать. А ты мелкий не шатайся без дела – иди за горячей водой.
Парень, красный как рак, убежал в другую комнату. Но сейчас я от него не отставала: щёки горели как костёр. До ужаса неудобно получилось с моим случайным вторжением в чужую собственность. Как в гости набилась…
Когда тебе говорят «дом сына главы деревни» первой же ассоциацией будет: роскошь. Представляются дорогое дерево, яйца фаберже и портреты в золотых рамах. Здесь же все было иначе: просторный и почти не украшен. Аккуратные занавески, милая скатерть на столе, цветок и пара статуэток. Просто и со вкусом. Это очень контрастировало с Трудиным «дворцом», украшенным вдоль и поперёк. Но самое примечательное, что здесь было уютнее и теплее. Казалось любовь, просто витает тут, а не заключается в декорациях. Может, первое впечатление и обманчиво, ведь мне тоже сперва казалось, что Блондинка украшала из любви дому. Но лишь спустя время я поняла – из любви к хвастовству и из мечты стать поводом разговоров и зависти. Вот посмотрите какова ХОЗЯЙКА!
Разглядывая декор, я расслабилась и успокоилась. И меня привлекла единственная яркая деталь: две стилизованные статуэтки мужчины и женщины. Они стояли совсем рядом: можно было дотянуться рукой и потрогать их. Женщина была изображена с красивой осанкой, гордо поднятой головой и, наверное, доброй улыбкой. Её одежда была красной, что выделяло белый цвет кожи. Мужчина же был мускулистым и хищным, его спина была прямой словно стержень. Темно-синяя одежда, с золотым капюшоном гармонировал с хмурым лицом и зашитым ртом. Не хотелось бы с ним нигде пересечься…
– Это Пери и Равк. Возлюбленные равновесия. – В комнату плавно, словно плыла, вернулась Тива с всевозможными склянками. – Ты так рассматривала их – они тебе неизвестны?
– Ваши божества?
Мне кивнули в ответ.
– Нет, мои, – я на секунду замялась, – сожители не веровали в них.
– С них станется. – вздохнула русоволосая. – Равк поддаёт нас искушениям и гневу. Забирает души без разбору.
– А Пери… наша защитница. Карает только грешников. – Нетвёрдо вклинился в разговор Ярима. В руках он нёс таз с водой.
– Спасибо, Ярима. Поставь вот тут. – Указала женщина и принялась закатывать мою штанину.
– Да я сама! – встрепенулась я, но меня проигнорировали и начинали обмывать раненую ногу. В который раз мне стало дико не по себе, а парень так вообще отвернулся. Казалось стеснение, воцарившееся в комнате, можно было схватить и завязать в узел.
Закончив со смыванием крови, женщина слегка отодвинула воду и опустила мою ногу на полотенце.
– Спасибо… – мой голос был совсем уж тихим. Чувствовала себя, как школьница на первом свидании. Мне по-доброму улыбнулись и пошли к столу за тёмно-синим бутыльком. Но тут, Тива, почувствовала витающую атмосферу. Она удивлённо перевела взгляд с красной меня на стеснённого Яриму. В шоколадных глазах как будто что-то блеснуло и мне подмигнули. На что я лишь смогла выдавить натянутую улыбку, казалось, что лицо сейчас треснет.
– Ярим, поди разогрей что-то гостье. – Живо скомандовала им женщина, а тот и рад был – только пятки засверкали. – Он парень ладный, хозяйственный.
– А-а. ага. – Проблеяла я.
Тива рассмеялась и, взяв бинт, вернулась ко мне и принялась обрабатывать ногу.
– Так мы на богах остановились?
Сначала я кивнула, а потом поняла, что женщина-то и не смотрит на меня, поспешно добавила:
– Да!
Послышался ещё один смешок.
– Равк и Пери возлюбленные. Но они борются с друг другом за души невинных.
– Отношения с перчинкой? – пошутила я. А потом замерла: а не оскорбила ли я их веру?
Тива задорно улыбнулась:
– А говоришь: «ничего не знаю!» – Женщина вылила синюю жидкость на бинт и приложила к ранке и она тут же защипала. Я слегка скривилась, и она беззлобно подколола меня:
– Ну, простите, не ваши дорогие настойки.
– Цену ставила не я. – Почему-то захотелось оправдываться.
– Успокойся. Я знаю Труду: с неё станется. – спокойно ответила Тива поднимая и унося склянку на стол и как ни в чём не бывало, продолжила: – Так вот, для Равка всё равны, что грешники, что чистые душой – он искушает всех без разбору. Пери же карает только грешников и спорит с Равком за души невинных. Ещё их называют Рождённый во тьме и Рождённая в огне. Есть ещё Роани – богиня Воды и Хала – бог трудолюбия и Рииг. Но это к Речным, здесь мало кто в них верует.
Я хотела было спросить, кто такие Речные, но вернулся Ярима с полным подносом еды и Тива предложила, голосом не терпящим возражения, отужинать.
* * *
«Домой» я вернулась за полночь в ожидании показной истерики о моей задержки и лживого беспокойства. Но стояла лишь тупая тишина – никто не заметил моего отсутствия. Обидненько, я все же их путь к богатству. Во мне волной прокатилась смесь облегчения с разочарованием. С одной стороны, мне не хватало только показной истерики с пометкой «МЫ ЖЕ БЕСПОКОИЛИСЬ!» или «ТЫ ЖЕ ДЕВУШКА НЕЗАМУЖНЯЯ! ЧТО ЛЮДИ ПОДУМАЮТ?!», которые обычно бывали, задержись я хоть на полчаса после заката. А с другой стороны – что им за меня переживать? Они уже всё решили, осталось только племянника дождаться. Так бы и придушила их подушкой, тихонечко одного за другим. Начала бы с Халвена…
Ах, как же увлеченно и яростно Ярима рассказывал о том, чтобы он сделал и как собирается с ним поговорить по-мужски. Мы, конечно, с Тивой уговорили его, не задев при этом его гордости, повременить с расправой. И, мол, Халвен этот недостоин, чтобы богатырь Ярима об него руки марал.
Да они настояли на объяснении, что со мной приключилось и пришлось выкладывать карты на стол. Но большую часть я предпочла утаить и лишь обмолвилась, что они «нехорошо со мной поступили за глаза». Тива понимающе кивнула и, казалось, что она все и так поняла без моих объяснений. Ярима же явно хотел расспросить, но постеснялся: красные щеки и уши говорили за него. И как мило он, теребя рукава рубахи, настаивал на том чтобы проводить меня: «Негоже красавице в ночи одной ходить». Но я тактично отказалась, сославшись на то, что это недалеко и мне нужно подумать.
С этими мыслям зашла к себе в комнату и сразу поняла, что забыла про Укку: единственного, кто искренне переживает и беспокоится за меня…
– О! Пришло Божедурье. – Лениво поприветствовал меня вигт, попутно поедая сухарики на моей кровати. Потом же будет стрелки переводить и говорить, что я накрошила. – Долго же ты валандалась.
– А ты так переживал. Извёлся весь, да? – Ответила я, плюхнувшись рядом с ним на кровати.
– Где же моя Расщеколда шаталась? – недовольно оглядел меня. – Потрепанная какая.
Я уже привыкла к таким щедрым эпитетам со стороны домового, конечно, поначалу это мне не нравилось, но со временем стало ясно: он безобидный ворчун. И вот так, на свой манер Укко выражает симпатию. Плюс тех, кто ему не нравится, он называет похлеще: Труду и её муженька например… Даже у меня брови от удивления вздымались.
– С Яримой. – Просто ответила я и, забравшись полностью на кровать, подтянула к себе колени.
– С Яри-и-и-мой? – протянул он и улыбнулся так сладко-гаденько. – Что? На сухари да ягоды купилась?
Отвечать не было смысла – это он так забавится. Я лишь устало закатила глаза.
– Авось и замуж за него пойдешь? Он с наследством, сможет тебя прокормить, но недолго…
– Труда и Халвен все это время мне лгали и использовали. Я сегодня это подслушала. – Как-то само по себе вырвалось у меня и опять стало так дурно. Укко замолчал. – Обворовывали меня это все время…
– Лена… – впервые он назвал меня по имени, – я не мог рассказать. Мне не дозволено…
– Не переживай, я знаю про контракт. – Я мягко улыбнулась расстроенному домовому. – Если бы ты мог, то сделал все что в твоих силах.
– Да, но с них станется. – Слетело с его губ. Одна фраза из разных уст про одних людей – все знали и молчали. Это вызвало у меня лишь кривую усмешку.
– Да ладно бы обворовали, так хотят ещё за дуру держат! Использовать как вещь хотят! – меня словно выворачивало наизнанку: я говорила, даже несмотря на вигта. – Как безмозглую куклу! Хотят подложить меня под племянника и привязать к себе. Как будто у меня чувств нет и я недостойна ничего.
По щекам потекли слёзы злости.
– Заможными они станут…! – С губ слетело крепкое слово, пока я лихорадочно тёрла глаза, пытаясь остановить слёзы. – Поженят нас! И понесу!
Последние слова я выплюнула с особой злостью и откровенно зарыдала, уткнувшись в колени. Это задело меня намного сильнее, чем я думала. Гнев и обида медленно пожирали меня. А если бы я не узнала? Сколько бы они ещё дурили? Страшно представить.
Вокруг меня метешился Укко и что-то быстро бормотал – слышала я лишь отрывки вроде: «что делать-то?!», «белобрысая трупёрда с мужем-полудурком»…
Со слезами пришло понимание того, что продолжать с ними жить и подыгрывать я не собираюсь – лучше удавлюсь. А с жизнью прощаться тоже не хочется и потому нужно искать выход. Для этого нужен ясный не затуманенный эмоциями разум.
– Укко. – сиплым голосом я прервала метания домового.
– Да?
– Завари мне мой чай, пожалуйста.
* * *
В своё время я очень сильно увлекалась игрой на сцене и была завсегдатаем театрального драмкружка. Вела его Виктория Викторовна, местная заслуженная актриса, которая всё никак не хотела смириться с возрастом и уйти на пенсию. Одевалась она всегда ярко и броско, особенно любила вышитые бисером платки и шали. У неё было любимое манто, проеденное молью с утраченным былым блеском и пышностью. Но самым примечательным был его воротник в виде целого лисьего тельца. В своем время меня, любительницу всех живых созданий, это очень возмущало. А Виктория Викторовна любила периодически элегантно поглаживать голову несчастного зверя. Из-за этого экстравагантной манеры, за глаза, мы называли её – «боярыня».
В принципе этот кружок назвать чем-то серьёзным нельзя. Скорее так, чтобы наша боярыня могла показать себя во всей красе и следующие поколения переняли её талант. В основном ходили одни девочки. Лишь однажды к нам попытался влиться новый мальчик. Каждая причислила его к своим женихам и выказывала свою симпатию, тем незатейливым способом, каким могут лишь младшеклассницы: отчаянно измываясь. Вот он долго не продержался в нашем «бабьем царстве». Виктория Викторовна, с весьма драматичным вздохом любила его вспоминать и повторять:
– Девочки мои, умение вести игру, если не сделает из вас актрису, так поможет быть королевой! – с горделивой осанкой она обходила маленькую комнатку, выделенную нам театром для занятий. – Как управлять мужем, к примеру: где прикинутся безропотной, а где и выпустить коготки!
Мы слушали с упоением и большими надеждами на будущее: втайне мечтая стать великой актрисой и в момент вручения награды вспомнить о своём милом драмкружке. Мы даже разыгрывали это, ссорясь за роли.
Но спустя несколько лет, Виктория Викторовна, заболела и кружек закрылся. Но даже несмотря на это, наша горячо любимая боярыня оказалась права, актёрство никогда не было лишним. Не сказать, что я прям, одарена им, но где рожицу посмиреннее сделать или как слёзно выпросить оценку у преподавателя я знала.
К чему я углубилась в воспоминания? А к тому, что я решила играть глупую наивную девочку пока не найду решения своей проблемы. Я буду уступать, покорно молчать в присутствии Халвена, а с Трудой просто нагло тупить и путать травы и мази. Да и с племянником, имени которого я не помню, буду флиртовать. Но как только появится возможность – съеду и порог им солью посыплю.
А съехать, оказывается, было не так уж и сложно. Пока Ярима уходил заваривать чай, я поинтересовалась у Тивы где я смогу снять комнату. Мне сказали, что за один сребреник за неделю комнату сдаст любой – она назвала пару «проверенных» домов и предложила снимать комнату у себя: «лишний доход никогда не повредит». Особо в её добрые намерения я не верила, но все же жить в доме старосты не самая плохая затея: никто ко мне не сунется. Ах, если бы я знала…
Но все будет делаться постепенно, и начну я с убеждения в моей беспросветной тупости и наивности: подожду, пока эта семейка совсем расслабится и прекратит стеречь. И в это же время буду проверять почву на возможность торговли.
Так вот следующим утром и вышла я из комнаты, словно лучик солнца на землю спустился: улыбка настолько широкая, казалось лицо треснет, а взгляд до того наивный почти щенячий, Халвен аж подавился при виде меня.
– Доброе утро! – с придыханием и восторгом говорю я им и присаживаюсь напротив мужчины. Он лишь посмотрел на меня как на…идиотку.
– И тебе утречко доброе, Лена! – Труда ставит передо мной тарелку с кашей и улыбается, совсем неискренне. Я миленько улыбаюсь в ответ, но к еде не притрагиваюсь. В этом доме я больше ничего не ем. – Как спалось?
– Ах. – со вздохом роняю голову на руки. – Сон мне такой приснился!
– Какой сон?
– Красочный! – с придыханием выдаю я. – В нем у меня любил красивый парень.
Надеюсь, она правильно истолкует «любил». Если нет, то чур я не виновата.
– И веришь ты во сны свои?
– Конечно! Сегодня же полная луна в Венере с оттенком Козерога! – Я вытаращила глаза и приложила руки к груди. – Значит вещий! В моем мире – это существенный знак!
Господи, какую же белиберду я несла…
Но наживка закинута и остается не заметно следить за реакцией. Она меня не разочаровала – блондинка просияла и победно глянула на мужа. Господи! В этом доме не я тупая…
– Ну ясно.. – совсем не заинтересовано отвечает она, но потом как будто, «вот я тут случайно вспомнила», продолжает: – Ко мне племянник завтра по утру приедет…
– Племянник? – с дрожащим, как бы от восторга голосом подхватываю я.
– Да, племянник! – гордо повторяет и между прочим: – И хорош он собой, как с картинки!
Я состроила смущённую рожицу: глазки в пол, губу закусила. По довольному хмыку поняла, что впечатлила. Халвен же смотрел на меня уже с долей презрения. Ничего-ничего, как-то подмешаю тебе чего в чай.
* * *
Как и говорила Труда – племянник прибыл утром, весь такой совершенно никакой. Не то чтобы некрасивый, а просто безликий – таких обычно встречаешь на улице и проходишь мимо, не обращая внимания. Короткий ёжик русых волос, обычные непримечательные серые глаза (у Халвена хоть какой-то блеск в них был) и сальная улыбка. Но самым бросающимся были СОВЕРШЕННО СЛУЧАЙНЫЕ переглядывания этих троих. Труда только что не подмигивала племяннику и пальцем в меня не тыкала.
Ну, а что с меня, глупой бабы, взять? Стою тут ножкой вожу по земле, взгляд опущен, смущённая такая вся и впечатлённая красавцем ростом до пупка.
– Я Илкей. – и голос у него совершенно обычный.
– Лена.
– Я тебе подарки привёз. – Меня покоробило оттого, что он сразу начал тыкать. Да ладно, он весь меня коробил.
– Да не стоило… – робко отказываюсь я, но жениха это не останавливает и он протягивает мне леденец в виде петушка. Его травяной запах сразу ударил в нос. Но! Один леденец! Быстрее зовите всех на пир! Отдаваться буду! Такому щедрому и не жалко даже! Ярима, на фоне этого придурка – принц на белом… пони!
Но я, конечно же, изобразила дикий. Получилось, так что блондинка чуть не прыгала от счастья.
На пиршество по приезда любимого племянника я не осталась, сославшись на то что в поле надо – утреннюю траву рвать. Глупая работящая девка, нужно же соответствовать образу. Меня с радость отпустили.
Ни на какое поле я не пошла, а встретившись с Укко недалеко от дома, направилась на озеро бить баклуши до вечера. Но по дороге нас неожиданно перехватила Тива и затащила к себе: ей была ужасно необходима помощь в травах…
В общем, квас у неё получился горький и она, не знала, что сделала не так:
– Я вот и душицу кинула и чабрец тоже. – Сетовала женщина.
Отпив глоток этого зеленоватого варева, я сразу поняла, что не так. Дар и все такое.
– Квас, конечно, ваш до костей пробирает. Вы мяту положили?
– Нет. Запамятовала.
– Ну, вот, и потому горчит.
Она тут же забегала по кухне в поисках мяты, а мы с Укко (который до этого ходил по комнате и по-хозяйски заглядывал во все ящики) собирались уходить, но нас не пустили:
– Ой, останьтесь на квас же! И давай на ты! – говорит она и дверь закрывает с улыбкой.
* * *
Задержались мы «на квас» до вечера. Укко опивался им, так он ему понравился, что заставил меня обещать ему «каждую седмицу» такой варить. Ну а мы с Тивой чисто по женских обсудили моих сожителей. Ну как обсудили? Перемыли им все кости, да с таким упоением – кот так сливки не лакает.
После этого разговора мы не стали подругами, но как говорится, общие враги объединяют. Относились мы к друг другу скорее с пониманием и некоторой деловой жилкой– я ей деньги, а она мне комнату. Все рады и довольны и главное, никакой лжи и претензий.
– Только через неделю смогу тебя забрать. Мужа нужно дождаться.
– Без проблем, я как раз козу с ними повожу. – Говорю я и делаю ещё один глоток кваса. Освежает. Да и у здешнего кваса одно название от привычного мне земного. На самом деле это тут что-то вроде компота.
– В смысле? – спрашивает Тива, подливая домовому кружку. Восьмую, между прочим, а тот только что не мурлычет.
– Ну, я же глупая женщина? Вот пусть до последнего ничего не знают.
Кареглазая заливается смехом, но сквозь него предупреждает:
– Они тебя не простят.
– Это ещё что! – вклинивается в разговор Укко. – Она полудурку собирается травы подсыпать.
– Предатель, – кривляюсь я домовому, а Тиве поясняю, – Это он так Халвена называет.
Женщина снисходительно покачала головой:
– Так что за трава?
– Да вот у озера Пьяного Матроса собрала. – Будничным тоном говорю, а Тива пораженно открывает рот и тут же закрывает, но потом восхищённо говорит:
– А ты злая…
В чём собственно тут дело? Пьяный Матрос – это такая травка светло-голубого цвета, которая растёт на озёрах, реках, но самое интересное не растёт у моря… И причём тут матрос, да? Но назвали как назвали… Обычно собираются молодые побеги и засушиваются для заварки, но можно сделать и из свежих листьев спиртовую настойку. Отвар, как и настой отлично снимают усталость, но только у женщин. У мужчин же вызывает…эректильную дисфункцию. Временную или нет, смотря сколько принять.
Когда я «вернулась с упорной работы в поле», меня встретил жених-всей-моей-жизни и с плутовской усмешкой спросил:
– И как тебе мой леденец?
Я почти закатила глаза от такой похабщины. Так, и хотелось поинтересоваться: давно ли у него закончился пубертатный период. Травки, может, какие успокаивающие посоветовала бы, ту же настойку из Пьяного Матроса…
Но собрав всю волю в кулак и все своё жалкое артистическое «Я» с диким восхищением и ликованием ответила, что это самая вкусная конфета в моей жизни! И вообще все это время я только ради этого жила!
Он повёлся, да так сильно, что даже я удивилась:
– Ну, все ясно с тобой, – в манере Халвена произнёс он, а у самого рожа раскраснелась только так. – Будешь хорошо себя вести – ещё принесу.
Закивала я в ответ с не меньшим энтузиазмом.
* * *
И пронеслась моя неделя в ожидании мужа Тивы – словно ветер. Это было самое весёлое время в Гномьем Царстве ( Лесная Долина, но мне так больше нравиться). Дурочка из меня получилась отменная – десять из десяти. Да и очаровательная! Илкей, голову от меня-то потерял – конфеты дарил, комплименты делал и на сеновал зазывал! От последнего, весьма романтичного предложения, я конечно отказалась.
А Труда и её подкаблучник с амбициями полностью уверились в моей узколобости. Внимания обращать на меня совсем перестали, да и относились больше как мебели: Халвен игнорировал, а блондинка… Как всегда вроде и говорит со мной, а в реальности живой собеседник ей без надобности – продолжает болтать, даже когда ей не отвечаешь. Я думаю, что когда меня не было – она разговаривала со стенами…
Но весь этот расклад был мне на руку. Никто из них не обратил внимание, на то как я потихоньку выносила свои вещи. Первыми пошли склянки, редкие сготовленные травы, мази и припарки. Все ценные вещи я старалась держать при себе: кошелёк с монетами был привязан к брюкам и спрятан под рубахой, в её внутреннем кармане сложена дорожная грамота. Ещё со мной всегда был небольшой нож. Им я срезала травы, грибы, сковыривала кору, ну и в случае опасности можно попытаться выколоть глаз. К ножу я пришла не сразу, только после того, как от постоянного вырывания травы у меня неплохо так разъело кожу на руках. Но и пока к ножу приловчилась: руки все порезаны были.
Из крупных вещей был только сундук с одеждой и уходовыми принадлежностями, который я прикупила из «зарплаты». Его я выносила под предлогом смазать лаком от заноз, но так как он «уж больно пахуч» лучше сделать это за домом. Илкей галантно предложил его туда отнести, но у бедняги уже на полпути чуть пупок не развязался.
Сундук «лакировался» на уличке до темноты и дожидался, Яримы и Вайкея. Последний был мужем Тивы. Он, как и жена был довольно высок, как на гнома (почти мне по плече) с густой русой шевелюрой и бородой (в Красном Листе я единственная темноволосая). Его серые глаза и в отличие от Халвенвских, смотрели на мир с теплотой.
Я даже как-то совершенно бестактно спросила у Тивы, что она нашла в Халвене. На это женщина так тяжко вздохнула и стало понятно, что этот вопрос она слышит не впервые.
– Да не нравился он мне никогда. Только он за мной бегал, даже преследовал. – Разводила женщина руками. – Ну вот я и уехала от греха подальше, благо Труда его охмурила. А так мне всегда был Вайкей мил.
Я с лукавой улыбкой, понимающе кивнула в ответ. Не мил бы он был, ага. Хозяйственный, добрый, да и ещё смотрит на неё с такой любовью!
Такой мужчина, жаль только низкий и женат…
* * *
В последний день я так и сказала: «СЬЕЗЖАЮ!». Ах, если бы я не поддалась своему садистскому желанию высказать все в лицо, а сообщила постфактум или записочку послала: «Я съехала. P.S. Труда – ты завистливая стерва» – проблем было намного меньше.
Поначалу они ничего не поняли. Первой опомнилась блондинка: пока я ничком пробиралась к выходу она успела залететь в мою бывшую комнату. Там соответственно я оставила все в первоначальном виде – как заезжала: зеркало, кровать, здоровый сундук.
Потом начался скандал. Дети, помогите узнать: кто больше всех верещал?
– Предательница! Да как ты смеешь после всего, что мы сделали! – она демонстративно хваталась за сердце и картинно надрывала голос. Как хорошо, что я выпила мой «ромашковый чай» перед всем этим цирком. Теперь так любо-дорого за этим всем наблюдать.
– Душу в неё вложила! Спасла её! – не унималась Труда. Глаза зажмурила, головой вертит, тяжело вдыхает, а выдыхает почти со свистом. Чем вам не агония? – Выходила её! Всему научила! Она что? К вражине съезжает!
Тут вставил уже свои пять копеек и Илкей:
– А я ухаживал за тобой! Подарки носил. – Губы надул, подбородок выпятил, весь такой обиженный и надменный. На фоне «сердечного приступа» (или даже «предсмертного») его тётки, выглядело это всё как-то жалко. Ему ещё учится и учиться.
Ноя забыла упомянуть моего самого любимого Халвена. Он по-барски восседал за столом: спину откинул, нога на ноге, презрительный взгляд, манерное чаепитие. Он только что мизинец не оттопыривает. Его слов я не была достойна.
Поносили меня, на чём свет стоит добрые десять минут. Как говорится, дала людям возможность выговориться, но, увы, мне пора в новый дом – обустраивать там все. И больше не обращая внимания на отличную инсценировку инфаркта в домашних условиях, пошла на выход.
Но Труда в мгновения ока ожила и кинулась преграждать мне путь:
– Не пущу, пока все не отработаешь! – шипела она. Я попыталась её обойти и тут она на меня замахнулась. Когда я рефлекторно её оттолкнула – разразился ад.
– Вы видели?! ВИДЕЛИ?! ОНА УДАРИЛА МЕНЯ! – истерично вопила Труда. Тут терпение бы лопнуло, даже у святого, так что я не сдержалась и рявкнула на неё:
– Заткнись! – она застыла и выпучила на меня глаза. Воспользовавшись этим замешательством, я спокойно, но твёрдо продолжила, – первое, я ничего не должна.
Взмахом руки я прервала попытку блондинки открыть рот.
– Я знаю, что вы обманули меня, как минимум, на 60 золотых. Я знаю, что ты давала мне за припарки и мази пол сребника, когда продавала по золотому.
Вся ретивость тут же сошла с Труды, и она удивлённо ойкнула. Следующим на очереди был её племянник:
– И про тебя, женишок, я всё знаю. И конфеты твои приворожённые я козе соседской скормила.
Леденцы, которые мне так любезно таскал Илкей, были «заворожены». Нет, он не читал над карамелью молитву, окропляя своей кровью – просто напичкал наркотической травой. Мне тогда сразу ударил резкий запах в нос, но потом я как-то отвлеклась от этого. Когда Укко подтвердил мои мысли, сказав, что от карамели несёт дурманом. Я ему в тот же день сварила две крынки того кваса.
А конфету, как вещественное доказательство, я отнесла Тиве за советом. И довольно долго промучившись с ней (мы её расплавили) решили, что это либо действительно отвар из Дурмана или заварка семян Ипомеи. Они оба дешёвые, безвкусные и сильнодействующие. Под их воздействием ходишь весьма радостным со свинцовой головой, послушным как тряпичная кукла и завышенным либидо. Надо было видеть соседскую козу и как она рвалась к Илкею. Боги, как он забавно улепётывал от неё каждый раз, ведь коза была в половину него и была грозной, настойчивой поклонницей. Но на второй день мне было так жалко животное и совестно, что приготовила для неё противоядие. Как вовремя я насторожилась и перестала «есть из их рук».
Теперь возмущаться больше никто не хотел: блондинка молчала, выражение лица у неё было такое сердито-осиное: искусаю – покусаю, а её племянник стоял красный и сникший. И непонятно – из-за того, что план не выгорел или из-за козы расстроился.
И вот настало самое лучшее время картинно уходить в закат, но…
– Ты мои ноги должна исцеловать за то, что я в поле тебя не бросил. – тут даже не стоит объяснять, чей едкий заносчивый голос это был. – Без моей жены – ты бы девкой продажной была. Да и не самой годной, с такой-то рожей.
Он говорил медленно: его маслянистый голос растягивал слова, словно яд выливал. Он делал акцент на самых «обидных». Но меня это не задевало. Нисколько – я же под чаем. Да и цену я себе знаю, так что проститутка из меня вышла бы довольно востребованная. Я, конечно же, имею в виду внешность, да.
А в остальном он прав – без них я бы и недели не протянула, но и в благодарность от меня они получили достаточно. Расстаться бы нам полюбовно, но такие как они не умеют так. Для них существует свой мир, в котором они замечательные, а остальные холуи, которыми можно пользоваться. И не дай боже у кого-то что-то лучше! Громче всех будут обвинять в нечестности и гнилости.
Не обращая внимания на Халвена, хотела было уже уйти, но с щелчком двери, когда я её открыла, во мне также что-то «щёлкнуло»:
– Да ты прав. – Просто соглашаюсь я и разворачиваюсь лицом к Халвену. Откинув голову, наблюдаю, как по его роже расползается самодовольная улыбка. Прослеживаю за тем, как он отпивает большой глоток чая и отодвигает чашку от себя. Идеально.
– Халвен, – я игриво ему улыбаюсь и впервые называю по имени. Это его обескураживает и, потеряв контроль над собой, он удивлённо дёргает бровями и слегка подаётся вперёд. Но потом резко сводит их и складывает руки в замок. – Я в твой чай настойку из Пьяного Матроса добавила.
Об этой настойке здесь знает каждый мужик, так как женщины часто используют её для снятия головных болей – дешёво и эффективно. А для мужчин же болезненно и опасно. Но до Халвена дошло не сразу, а спустя мгновение. Взгляд его сделался диким, сам он весь позеленел. Мужчина так неверяще сначала посмотрел на ехидно усмехающуюся меня, а потом на чашку. Ах, бесценно.
На то как Труда с криком раненого вепря бросилась к мужу, я уже не смотрела. Илкей не мог понять, что произошло и что делать: то ли к «дяде» своему бежать, толи меня останавливать.
Уже за дверью я крикнула о том, что я весьма щедрая и на отвар не скупилась. Ответом мне был рёв, но непонятно чей. А потом я бежала до Тивы сломя голову, не забывая оборачиваться: проверя, не бежит ли кто за мной с топором.
* * *
– Девонька, мне бы чего от суставов – уж сильно на погоду ноют…
– Настойка из кленовых листков весьма хороша.
– А ещё что?
– Ну, настойка из берёзовых почек и… А, вот мазь из цветков каштана!
– А как ты делаешь мазь из каштана? – умильно интересуется бабушка Софа.
Я неуверенно оглянулась на очередь за ней – все недовольно сверлили её спину злобными взглядами. Устали они – устала и я. Вот уже добрые полчаса баба Софа мучила меня расспросами. Началось всё с «чего-то от головы, девонька», потом как-то перешло на «вот спина у меня болит» и дошло до суставов. Расспрашивала она подробно о каждой мази и настойке: как я её делала, из чего, где ингредиенты нашла, в каком часу, и чуть ли нечто на мне было надето. В принципе ничего сверхсложного в объяснении приготовления не было. Но повторять в десятый раз одно и то же утомляло, ведь в большинстве своём простые мази и припарки делаются одинаково. Для мази берётся свиное сало (прошло много времени, прежде чем я перестала кривиться при виде него) и топится на медленном огне. Затем в посуду кладутся травы и заливаются растопленным салом, ну и выдерживаю его от пятнадцати минут до нескольких суток или недель. Припарки же – налил кипятка и готово.
