Текст книги "Травница (СИ)"
Автор книги: Анна Йоль
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц)
– Взамен?
– Это тебе лучше объяснит мой муж. Он будет вечером. А сейчас смотри – это стежок делается так…
Ох, у меня как раз он не получается! Нужно следить внимательно.
* * *
Подведём итоги: я в другом мире, напоенная наркотическим травяным чаем, сижу и вышиваю.
За-ме-ча-тель-но!
Истерики не было, соображала я идеально! А заявление «не твой мир», вызвало лишь: «А ну да, логично». Что к черту логично, пока не решила. И не будем забывать про этот нарко-чай и суперспособность «Лена повелитель ботаники».
Говорила мне мама, что моё увлечение фэнтези до добра не доведёт: «Дочка, ты лучше читай о чем-то реальном, ЖИЗНЕННОМ, а не о своих единорогах и принца». Ах, мама, как бы я хотела повернуть время вспять и смотреть с тобой сериалы и читать «жизненные романы». Может быть, и очутилась в какой-то более адекватной ситуации. Не обязательно главной героиней, можно мимо проходящим статистом или городской злодейкой, которая говорит, что у красавицы-умницы-на-все-руки-мастера и просто отличной девушки Любавы, ничего не выйдет с моим Городским Прын́цем.
Смирится и принять то, что я «попаданка» – можно, конечно, с горестью и печалью. Но, как-то обидно, что всё не по плану пошло. Во-первых, почему я стала бледной как поганка? Где моя новая «горячая и выпуклая» внешность?! Или хотя бы пусть вернётся мой загар, с трудом заработанный на речке.
Во-вторых, суперсилы и артефакты? Что я буду делать в новом мире без них? Спасибо конечно за залитую в мою голову книгу «Будьте с травами на ТЫ», но всё что мне светит с этим – это стать наркоторговцем. Замечательно, если здесь это легально, а если нет? Прямо таки: от сумы да от тюрьмы не зарекайся.
В-третьих, где мой верный и обворожительный спутник? Друг хороший? Эльф прекрасный? Того вигта, как его назвала Труда, она может оставить себе!
Кстати, вернёмся к ней! Она гном! Обалденно красивый гном! «Ой, да я не самая симпатичная. Есть намного красивее…» – сказала она мне. Вы это понимаете? Не бороды тебе, не пещер или еще чего. А деревня гномов-красавцев, притом, что я выше их всех на голову. Толи ли рай, толи ад.
Меня просветили, что из-за чая я не могу испытывать негативные эмоции, а позитивные очень блёкло. Это что-то вроде местного антидепрессанта с временным эффектом: пока пью – всё радужно и понятно, но перестав – начнётся самая настоящая истерика с завываниями и слезами.
– Так что ты лучше пей его пока постоянно, – советует мне Труда, – С тобой я поделюсь рецептом.
– Почему? Это же секретный рецепт.
– Ну ты моя первая упавшая – почти как семья. – Подмигивает она.
– «Упавшая»-это термин какой?
– Ну да. Я не хотела говорить, пока трава своё не возьмёт.
– Можно сказать, опоили меня. – Ехидно уточнила я.
– Если бы не опоила – ещё долго сопли на кулак наматывала. – И женщина в комичной манере начала изображать истерику: – Ой отпустите! Нет вы мне врёте! Где я!? Что я!?
Она так убедительно размахивала руками и кривила лицо, что я не удержалась и рассмеялась.
– Хорошо – хорошо. Убедили! – Труда прекратила кривляться и продолжила показывать мне стежки. – И много нас таких «упавших»?
– Вообще да, вы тут частое явление. Но в нашей деревне – ты первая.
– Какова честь.
– Не ёрничай, а лучше внимательнее за вышивкой следи. – Блондинка показывает мне место, где я снова ошиблась. Блин, не там нитку пустила. – Так вот, у нас даже законы есть насчет вас.
Я удивлённо вскинула брови, не отвлекаясь от дела.
– Ага, вас и ваших спутников везде пропускают и положена некоторая выплата – толи 30 золотых.
– Главное не сребреников.
– О, а ты в наших монетах разбираешься? – посмотрев на меня, интересуется Труда. – У нас ещё и медяки есть.
– Нет, просто у нас когда-то тоже подобные день.. монеты были. – Поясняю я. – А у вас 30 золотых это много?
– Ну смотри если средняя плата за месячную работу – 10 золотых.
– Тогда, получается это деньги на адаптацию в 3 месяца?
– Да, пока вы не найдёте работу.
– И как её найти? – я отложила вышивку, потому что это уже было важно. Это касалось выживания.
– Понимаешь, когда вы…Падаете… – Звучит нелепо. По снисходительной улыбке Труды понятно, что она согласна со мной. – Вы всегда освящаетесь Даром взамен прежней жизни. Вот ты премудра в травах.
– Ох, лучше бы красоту… – недовольно вздыхаю я.
– Это ты зря. Ты румяна и мила. А была бы ещё краше – закончила блудницей или чей наложницей. – укоряет меня Труда. – А травы это отлично. Если голова на месте, да руки умелые – то на этом далеко уехать. От травницы до знахаря.
– Что-то вроде врача?
– Нет, лекарь – это лекарь. Они в травах редко разбираются. Им бы резать и зашивать.
– Почти как у нас. – отмечаю я.
– Я больше знахарям доверяю, но их редко где найдёшь, да и дорого берут.
– А тут только гномы обитают? – Я продолжила засыпать блондинку вопросами.
– Нас много: гномы, люди, альты. Ладно. – Труда откладывает вышивку и встаёт. – Остальное расскажу позже. Нужно на стол накрыть. Муж скоро будет.
* * *
Он пришёл, едва в печи дошло последнее блюдо. Окинул довольным взглядом еду и хмурым меня. В восторг я его не привела.
– Халвен. Хозяин дома. – Сухо представился сероглазый и сел за стол.
– Лена. – Ответила я в спину.
Труда, же засияла и что-то весело щебеча, принялась обхаживать мужа со всех сторон. Противоположности притягиваются, да? В отличие от мягкости и миловидности блондинки, он был полон угрюмости и жёсткости, но все же оставался привлекательным.
– И ты садись! – женщина авторитарно усадила меня напротив и начала что-то мне накладывать в тарелку.
Мужчина же равнодушно ел, игнорируя даже жену, которая весело рассказывала, опять, про каких-то соседок. За всю трапезу он лишь однажды посмотрел на меня серыми глазами. Про такие говорят, что они изо льда или стали.
Ещё сегодняшним утром в такой ситуации мне бы кусок в горло не лез, а сейчас я спокойно уплетала за обе щёки, успевая обсуждать «волочайку Ситу и её любовников».
– Я закончил. – Опустив ложку холодно сообщил Халвен. Звучало это в контексте «Я всё и вы все тоже всё».
– Да-да, милый. – закивала блондинка в ответ и начала бодро убирать со стола.
– Давайте я помогу! – подорвалось было я.
– Нет, ты сиди. – мужчина пристально глядел на меня. – Знаешь, кто такие упавшие?
Он говорил, словно милостыню бросал и вот-вот протянет перстень для поцелуя.
– В общих чертах – да. – Буд-то перед экзаменатором сижу. Бррр.
– А законы о них знаешь?
– Нет.
Мне так и хотелось огрызнуться и сказать что-то вроде: «Мужчина, я тут новенька! Только вчера «упала»!». Но благоразумно смолчала.
Хмыкнув, он удобнее устроился на стуле. Но я не была напряжена от его грозности: он хотел показать себя хозяином – пусть показывает. Я поняла, что последнее слово всегда остаётся за Трудой. Она была из тех хитрых женщин, которые умели правильно управлять мужчиной – незаметно. Вывернет все так, будто это не она решила, а он, как истинный владетель. И даже сомнение не затеплится, ведь – Хозяин! Глава! Мужчина!
К примеру, когда он со всей своей мужественность в метр пятьдесят грозно уселся трапезничать – вот тогда всё стало и ясно. Он потянется за одним и Труда тут же ласково: «Нет, милый начни с горяченького», а он и слова не скажет – начинает с горячего. Тянется за другим – «Дорогой, только не налегай на вредное» и он руку отнимает.
– Вы упавшие сейчас не редкость. – важно продолжил Халвен. – Разные вы бывали от совсем обычных до вычурных и скользких как змеи. За последнюю зиму с сотню вас навалило и это только в нашей Лесной Долине.
– Лесной Долине? – перебила я, Труда раньше об этом упоминала.
– Наш край так зовётся, – меня окинули недовольным взглядом. – Эту мелочь тебе расскажет вигт, а ты слушай и не перебивай.
Я почти закатила глаза от его важности. К горлу подкатывало дикое раздражение. Нужно ещё выпить настойки.
– Мы народ не жестокий и сложили законы для вас. Вам полагается плата.
– 30 золотых – вклинилась в разговор женщина. Сладко улыбнувшись мужу, поставила перед ним бублики и мёд. Он удовлетворенно кивнул.
– Да, 30 золотых. Это доволе много. – Мужчина даже бублик макал в мёд так, как будто это задание вселенского масштаба. От него стало тошно. – На границах вам нет препятствий, коли грамота есть.
Он остановился и прищурился, ожидая, перебью его или нет. Я решила промолчать. И это, наверное, до того подчеркнуло его величие, что он аж зарделся от удовольствия.
– Грамоту я уже взял у старосты и золотые тоже. – Закинув медовый бублик в рот продолжил он. – То что на вуморта похожа – это проблема, но можешь остаться на время у нас. Всё равно комната пустует, будешь по хозяйству помогать и за еду платить. А со временем и работу подыскать придётся…
– Ой, да она же даром освещённая. – Вмешалась блондинка. – В травах понимает лучше старостиной невестки! Подучу её, и монеты начнёт загребать за свои припарки.
– Ну ладно. Это нам даже на пользу.
Чувствовалась в нём некая едва уловимая мерзость, которая как ложка дёгтя.
– А есть способ вернуться к себе?
Он окинул меня холодным взглядом.
– Нет. В том мире ты либо мертва, либо не существовала. – Он резко встал и направился вглубь дома. Пути нет. Это приговор, который разодрал мне сердце. Я разрыдалась. Где-то краем уха запричитала блондинка: «Ох, я же говорила о чае!»
* * *
И потянулись мои серые будни… хотела бы я написать, но нет – это были недели сплошного ада, труда и сложностей. Добрая и милая Труда не жалела и гоняла меня до седьмого пота. На заре мы шли за травами: меня учили их правильно срезать, когда и каким инструментом. Казалось – я же одарённая! Но выходило совсем худо – я знала растения, их названия и как они примерно выглядят, и даже что с ними делать, но в теории, а на практике – ноль без палочки.
И поначалу казалось, что все так просто – вот это перетереть, а вот это растолочь, но мои руки же растут не из того места с младенчества. Перетирала я плохо, резала ещё хуже, а толочь и вовсе не могла. Усугубляло все состояние инструментов: все ржавое, тупое и до ужаса старое. От них появлялись болезненные мозоли, а иногда руки стирались до крови. Но я не жаловалась.
– Нежная ты больно, – тяжко вздыхала наставница и принималась по новой объяснять. Толочь с права на лево, растирать против часовой стрелки, и все делать быстро, пока трава не заветрелась.
Но я была совершенно отвратительно безнадёжна: из рук все валилось, склянки разбивались, а трава портилась. И приходилось воспринимать все на слух, так как оказывается не умела читать. Говорю, но не читаю – почти кошмар для меня прошлой.
У Труды, конечно, не бесконечное терпение, ибо я уже сама себя готова была придушить, настолько нерасторопной была. А она подавно с тяжёлыми вздохами и раздражённо повторяла: «За один раз и дерева не срубишь». Ага, со мной ничего за один раз не сможешь.
За что я ей особенно благодарна, так это за чай. Я пила его как лекарство утром, днём и вечером. Как-то спустя неделю, я решила, что попривыкла ко всему и перестала его пить.
Ох, как меня разобрало! Рыдала в три ручья, а выла белугой так, что соседи все сбежались.
Начиналось всё постепенно и незаметно, а потом раз! И когда я осознала всю ситуацию – стало страшно и плохо. Потом безысходность и отчаяние. Когда заскользили мысли о родителях и родных – стало совсем худо. Плакала так, что глаза красными были всю неделею, а горло саднило и того дольше. На мой «рёв» прибежала испуганная Труда и силой затолкала в меня успокоительные травы.
Конечно, я и сейчас я тосковала за родными и друзьями. Особенно по маме. Как она? Надеюсь, перестала переживать за меня и бережёт своё здоровье. Как там папа? Поддерживает ли маму? А как Мика – закрутила ли ещё один роман? И было у меня потаённое желание, от которого щемило сердце и на душе тяжелело: хочу, чтобы я там исчезла, и никто за мной не плакал и не страдал. Хочу быть единственной кому больно.
А ещё я скучала по благам цивилизации: мобильному, машинам, интернету и душу. Здесь приходилось мыться в деревянной бадье. Это было проблематичное дело: сначала нужно быстро-быстро натаскать горячей воды и ещё быстрее помыться. Не успеешь – купайся в холодной воде. От этого такая безысходность накатывала. Помню, психанула однажды, когда перевернулась в этой бадье и пошла чертыхаясь спать, мол, пропущу один денёк. Но заснуть не смогла, так как от работы с травами я так благоухала, словами не описать. Когда жгучее амбре заполнило маленькую комнатушку – дышать стало просто невозможно. В итоге пришлось мыться в холодной воде. А это здоровое корыто нужно отнести и не надорваться по пути. Порой я пыталась поделиться своими переживаниями с блондинкой, но в ответ слышала лишь:
– Скоро мази и настои научишься варить такие, что от них кожа будет нежная как персик, а волосы гладкие как шёлк! А про родителей пора забыть и сердце себе не рвать!
Да, только от таких утешений становилось только хуже.
«Первое впечатление всегда обманчиво» – это я усвоила, что с вигтом, что с Трудой. Женщина действительно была довольно доброй, но с налётом показательности и не так уж отличалась от своего мужа: настолько же была тщеславна. С последним мы благо почти не пересекались и игнорировали друг друга. Хотя, периодически я замечала перешёптывания «за моей спиной» и, конечно, их потребительское отношение было очевидным.
Труда любила, чтобы у неё все было лучше, чем у других. Она совершенно не выдерживала конкуренции: как увидает, что у кого, так сразу злющая бежит ко мне жаловаться. А как закончит, так сразу в довольную и добрую превращается.
И ко мне она относилась, как к «есть чему позавидовать». Она иногда таскала меня на ярмарки по выходным проходя через всю деревню, хотя короче бы обойти. Деревня совсем глухая и потому все оглядываются, некоторые даже из домов выскакивает, а блондинка лишь голову выше задирает. Я же не обращаю внимания, приемся я им скоро.
Но иногда они приходят к дому на меня, диковинку, поглядеть. Труда же на глазах расцветает от такого внимания. Заметит любопытных, как горделиво выйдет на двор:
– Чего ходите тут? Упавшую не видели? – «Ну как бы да», думаю про себя – я же на деревне у них первая. Но блондинка как маков цвет довольная становится, ну пусть радуется, меня меньше дёргает.
Читать учил меня вигт, он у них за домового. К вечеру, когда глаза пекут от пряных трав, а руки гудят от работы – он ждал меня в комнате с потрепанными детскими книгами. Его звали Укко и он был добрее и терпеливее Труды ибо чтение давалось ещё более туго:
– Замученная приходишь, оттого и валандаешься с этими буквами. – брюзжал на меня старичок, но по-доброму.
На удивление мы с ним хорошо поладили, и он таскал мне леденцы с ярмарки и разные угощения. Один раз даже гребень красивый принёс:
– А то ходишь лохматая, как рохля. – грозно пробурчал он, протягивая мне его.
А, взамен поутру я собирала его любимые ягоды, и ах, какой он довольный от этого становился.
Сами хозяева о нём были не большого мнения, в принципе, как и о других домовых:
– Вигт, конечно, ворчлив и страшен до ужаса, но всяко лучше капризного брауни. – Как-то сказала мне Труда за нашей «учёбой».
В ответ я лишь вопросительно подняла брови, не отвлекаясь от трав.
– Брауни – помощники, ой как хороши, но капризны… – голос был полон едкого отвращения. – Да-да! Капризны, как девицы городские. Вот замотаешься и молока налить забудешь, да так разобидится и считай – нет помощника.
И Труда цокнула языком, толи в сторону домового, толи в мою, так как принялась исправлять меня.
– Опять неправильно делаешь, – сокрушалась блондинка. Пока она в сотый, а может быть, и в тысячный раз показывала «что да как», я разминала затёкшую руку.
А брауни я видела, он к Укко приходил как то: ростом они одинаковы, только этот бурый и моложе выглядит, как подросток.
– А чем вигты хороши?
– Ну с ними ритуал на хлебе проведёшь и будут тебе верны пять лет и пять дней: ни злого, ни кривого хозяину сделать не могут. – Блондинка ухмыльнулась моему озадаченному лицу. – Хоть детей его убивай – ничего не сделает. Только и приказать им лихого нельзя.
– У домовых есть дети?! – я аж рот открыла от удивления. – Не представляю…
– Не в прямом понимании. А ты чего не работаешь?!
– Ой, я же хотела рассказать, что у нас брауни – это торт! – Мика постоянно заказывала его и даже составила рейтинг кафешек нашего города: от «несъедобно» до «пища Богов». Как она там? Эх…
– Как торт? А вкусный? – тут же всполошилась наставница.
– Очень.
– Мне нужен рецепт! – безапелляционно заявляет блондинка.
Только что я выиграла себе перерыв…
* * *
Лишь к концу весны у меня начало выходить что-то ладное: руки, привыкшие к работе, уже не кровоточили и несколько погрубели, густой едкий запах трав и настоек больше не вызывал головных болей – въелся в меня, под самую кожу. Тереть, нарезать, переминать я могла уже с закрытыми глазами, порезы и ссадины стали привычкой и обыденностью.
В моем послужном списке имелось с дюжину мазей от различных ран и болей, с десяток припарок от зудящих дёсен до ноющих колен и столько же всевозможных настоек. По правде сказать, простецких, годных, но не отличных и сильных.
«Наставница» же была в восторге:
– Да что ты! – заверяла меня женщина. – Они очень хороши, всяком случае лучше, чем у Тивы! Во сто крат!
Ох, уж эта Тива. Сколько раз я слышала это имя – не пересчитать. Злополучная невестка старосты и главная соперница Труды: высокая и статная, как на гнома, с толстой косой русых волос и большими шоколадными глазами.
– Ой, да у этой тощей и шанса не было. – раздражённо размахивая руками, рассказывала мне женщина. Ей моего ответа не требовалось, так что я молча перебирали настойки. – Халвен только меня любил, а то она себе выдумала.
Ну да. Укко мне рассказал, что Халвен к Тиве сватов засылать собирался – завидная невеста, дочь купца. Нота неожиданно уехала выставлять свои настои в другое село, на большую ярмарку. Труда этим и воспользовалась, и, по словам вигта: «Окрутила парня за неделю и свадьба не задержалась». Каким способом она его «окрутила» он не уточнял, но я догадалась.
Тива же спустя год выскочила за младшего сына старосты. Как по мне, то женщина она приятная – всегда со мной приветлива и добра, как-то даже сухарями подслащенными угостила.
С чтением у меня тоже наблюдались успехи, но несильные. Хоть и медленно, но я уже спокойно могла читать корявые рецепты Труды и другие книги. «Великая История Лесной Долины» – моя любимая, я ещё никогда не читала столь пафосных книг. Два жалких набега неких «Древесных варваров» описывались с такой эпичностью – любой индийский боевик отдыхает.
С домовым я стала проводить времени больше чем с блондинкой и уж тем более, Халвеном. И мы вконец раздружились, и как-то он сказал мне:
– Ты хорошая. – Звучало сухо и сурово, но на сердце теплело.
* * *
За весной пришло раннее лето, а с ним пора «Народных ярмарок» в Лесной Долине. Сие торжество даже отсталый Красный Лист не пропустил: на главную площадь съезжались десятки толстосумов – купцов, торговцы с яркими повозками, разодетые покупатели и простые зеваки. Воскресные ярмарки были особо шумными, красочными и до ужаса людными. Лишь однажды я выбралась на неё за нужными мне вещами: колбами, инструментами для трав и тканью. С последним в деревне была беда – у единственной швеи было два небольших мотка ткани: одна как старый джинс, а вторая напоминала белый хлопок, все остальное разобрали, как пришла весна. Мне хватило лишь на единственные укорочённые бриджи и узкую рубашку. Содрали в три дорого и посетовали: «Придется теперь ждать ярмарки. Надеюсь, торговцы с тканью приедут, а то на край Долины ехать неохота».
За весну и усиленные «полевые» работы: одежда была убита. Штаны были зашиты – перешиты с кучей заплаток и не выводимыми травяными следами, ну а рубашка просто стала ближе к зеленому. Как-то вернувшись после изнуряющего «дня выкорчевывания» под солнцем, домовой сказал, что я «похожа на шишигу»:
– На кого, прости? – Вяло возмутилась я.
– Злое чудище, которое на пьяниц нападает. Его увидишь – к беде.
– И причем тут я?
Он деловито обсмотрел меня:
– Оно горбатое, брюхатое и вечно голодное, прям как ты. – И хрюкнув, бросился от меня наутек.
Так что при первой возможности я купила добротные ткани и заказала себе пару рабочих и выходных кофт, штанов, рубашек и ботинок (благо нога маленькая, хоть с этим повезло).
Несмотря на все невзгоды, трудности и то что в лесу и поле я проводила большую часть своей теперешней жизни – девушка во мне не умерла. Я даже, путем проб и ошибок сварила себе шикарное подобие косметики: шампунь, маску для волос и крем. Некоторые девушки даже подходили и восхищались моими «тёмнымикак ночь волосами и гладкой кожей».
– От мамы достались. – скромно отвечала. А где-то глубоко во мне, те самые женские жадность и тщеславие потирали ручки: «ни за что не раскроем свой секрет».
* * *
Женщины – милые люди, в чем-то мы даже лучше мужчин. Но среди нас есть представительницы портящие «статистику». К примеру болтливый мужчина – в подметки не годится разговорчивой даме. У нас это на каком-то сверхмасштабном уровне, как эпидемия. Но бывает и хуже: болтливая женщина, да без царя в голове – пандемия! Внимание! Быстрее покиньте этот корабль! Спасайтесь, кто может! Жаль только, что я не успела…
Труда – одна из таких и она сидела у меня в печёнках ещё с середины весны. Её вечные обсуждения за глаза, причитания и сплетни – убивали. От неё, откровенно, тошнило. Вот говорят: муж и жена – одна сатана. И я ошибалась, что Халвен и Труда противоположности – они просто идеально вписывались в эту мудрость. Оба завистливы, алчные и злые. Есть такой тип людей, которые для себя идеальные и просто прекрасные, а все вокруг фу и виноваты во всех бедах. Что пирог у неё не вышел? Упал? Конечно, виновата соседка, та её сглазила, а то и хуже порчу новела. То, что она просто забыла за него не в счёт. Что?! Староста отказал Халвену в притязании на участок земли? Да этот ужасный староста просто его ненавидит и завидует. Упускаем то, что тот клочок земли оставлен вдове с двумя сиротам.
Я была на распутье: мечтала поскорее съехать и втайне копила деньги, но во мне также тлела благодарность за то, что не бросили и приютили. Совесть или комфорт? Выбрать было сложно.
И пока я решила помалкивать и не обострять отношения.
Душа радовалась, когда Труда уходила продавать мои мази на ярмарку. Это означала, что она как минимум задержится до позднего вечера, и я смогу морально отдохнуть. То, что она темнила – не осталось незамеченным: делила она не поровну и мне доставалась даже не треть. Ещё одна галочка к желанию переехать, но эта благодарность…
Время в её отсутствие я посвящала себе и домовому. Мы читали, убирали дом или просто ходили гулять.
Отвёл он меня как-то к озеру, на солнышке понежится: «а то бледнющая как упырица». Эти деньки я буду хранить, как одни из приятных сердцу воспоминаний! Мои эмоции хоть и были весьма блёклые из-за чая, но тогда я впервые за последнее время по-настоящему веселилась и радовалась. Да, чай вошёл в привычку: внутри меня завелась давящая мысль, что без него я попросту не справлюсь и сломаюсь…
Так вот, в тот день Укко рассказывал мне смешные истории: свои и те, что услышал от других домовых, а я наслаждалась отдыхом.
Мой словарный запас пополнялся такими словами, как ветрогонка, волочайка, раструперда, божедурье и тд.
Озеро было совсем недалеко от деревни, я часто сюда приходила за травами, которые растут лишь у воды. И вот в такие свободные расслабленные минуты, осознаешь как оно прекрасно! Большое, гладкое и чистое-чистое, как зеркало отражало небосвод и казалось, что ты не в воде, а плывёшь по облакам. Рядом, на серебристом песке, росли высокие грустные ивы. Роскошные, они укутывали тебя в свою тень, пряча от палящего летнего зноя.
Вигт ворчал, ругался и пытался меня вытащить на солнце:
– Ты белее песка, девка. То в тени, то из озера не вылезаешь, точно тот вуморт.
– Не белее твоей бороды. – весело передразнивала его я. – И кто такие вуморты?
– Какая говорунья! Как привяжу за волосянки к Иве.
– Если допрыгнешь. – Показываю ему язык.
За нашими привычными и так любимыми мной перепалками, не замечаем, как со стороны деревни навстречу шёл гном. Промелькнула шальная мысль, что это Халвен. Но Укко недовольно нахмурился и впился взглядом в незнакомца, но потом хитрюще покосился на меня:
– Смотри кто идёт…
Светловолосого, краснощёкого парня с россыпью веснушек и янтарными глазами – Ярима, сын одного из местных купцов. Их тут много…
Про таких, как Ярима говорят – парень хоть куда! Работящий, добрый и богатый – завидный жених, по словам Труды. Приметила я его ещё в том месяце, часто он встречаться мне начал. И взгляд его постоянно чувствовала на себе, а как посмотрю в ответ – так он быстро отвернётся и делает вид, что ни при чём. Вот я и поинтересовалась у Труды про него.
Парень остановился в паре метров от меня: стоял, мялся, переступал с ноги на ногу и явно волновался.
– Привет. – Нарушила я первая молчание, сбоку раздалось ехидный хмык. Угадаете чей?
Парень резко дёрнулся, словно от кнута и перепугано уставился на меня. Атмосфера стала давящей и неловкой, так что я решила подойти к нему. Но тот, заметив мои манипуляции, резко поставил корзину на песок:
– Тебе. – Буркнул и след его простыл.
Я так и застыла, не успев понять, что произошло. Укко же деловито направился к корзинке и начал осматривать её содержимое.
– А-а-а что это было? – неуверенно обратилась я к нему.
– Хахаль это твой был.
– Я серьёзно…
– Дурында, совсем не поняла, да? – привычно забурчал на меня вигт, но в этот раз были слышны довольные нотки. – Хлопец гостинцы принёс, видать к сердцу припала. Вон как хороши.
Я молчала – слов не было, а домовой продолжал:
– И баранки, и пряники и леденцы. Видать знает какая ты прожорливая.
– ЭЙ!
– А что не так?
– Мы договорились не распространяться об этом!
На это вигт закатил глаза – у меня научился.
– Ты-то носом не вороти! Жених-то хорош, купчий сын и внук старосты.
– Он-то хорош – на две головы ниже. – и правда корзина была полна сладостей. Моих любимых. Ах, я иногда так скучала за разнообразными «земными» конфетами. Сахарные, карамельные, с кислинкой, с горчинкой – выбор на любой вкус. А тут в основном пряники да мёд, леденцы уже роскошь и праздник.
– Это просто ты расщеколда длинная.
– Он младше на пять лет. В нашем мире это не законно. – Привожу контраргумент.
– Ну да, ты права – как-то быстро согласился Укко, но потом гаденько добавил: – он может и помоложе себе найти.
И противный же этот домовой!
* * *
– Ну что? Я же говорила, что будет от неё толк! – доказывала Труда. – А ты все хотел её в поле оставить. Мол, на вуморта похожа – проблем не оберёмся. Вон как оно вышло.
– Ну говорила, ну хотел. – Холодно отвечал ей Халвен.
Наступил самый жаркий месяц лета, и я отвоевала себе пару выходных от работы, чтобы не загнуться в поле. Блондинка продолжала надоедливо брюзжать: «Совсем расслабилась, а кто настойки делать будет? На что ты жить собралась?». Справедливости ради: я работала с рассвета до утра в последний месяц, словно конвейер, штамповала припарки и отвары. А ей было все мало. Вот и не стала её слушать, а просто взяла себе отгул и забила – хотя бы руки отдохнут. Ушла я спозаранку, оставив записку, что буду к вечеру. Но новые ботинки через пару часов натёрли ноги в кровь. С неохотой я развернулась обратно к «Дому».
Вот тут, только поднявшись по ступенькам, у двери – услышала этот диалог. Подслушивать мерзко, и неправильно, но интуиция так и кричала «ОСТАНСЯ!». А ей лучше доверять – не раз из передряг выручала, и разговор был явно про меня:
– Но только хлопот от этой ветрогонки не меньше!
Ветрогонка?! Козел этот Халвен.
– Ой, ну какие хлопоты, миленький! – елейным голоском лепетала женщина. – Комната все равно пустовала, а времени на втолковывание немного ушло. Зато, какие деньжища мы на ней заработали.
– Могли бы и больше заработать! Говорил же тебе – нужно было оставить себе золотые! Сколько на её прокорм ушло!
Ой, да иди ты куда подальше! За еду я платила!
– Мы и так только треть отдали! – Мне полагалось 90 золотых? Вот же загребущие руки.
– А могли и ничего не отдавать! Покуда ей знать, что полагается! Ах не трепи, ты, своим языком, баба…
– Ну будет тебе милый. – Все так же сладко успокаивала блондинистая лицемерка. – Знаешь, сколько я за её мази да отвары выручаю? По золоту за каждое! – а мне она отдавала полсребреника. Так, на минуточку, одна золотая это 10 сребреников. – И они так хороши, что с других деревень съезжаются.
Ответа ей не последовало, но она словно воспламенилась и с большим рвением продолжала:
– Да с ней мы самыми заможными станем на деревне! Все завидовать нам будут! А ещё я птицу Илкею послала, племяннику своему! На днях его ожидаем! Поженим их, понесёт и никуда не денется. Парень-то видный, а девка недалёкая, ничего и не поймёт.
И вот глупая девка сейчас стоит тут, словно громом поражённая. Нет, я особо не удивлена, что они оба скользкие и двуличные я подозревала, просто не осознавала насколько.
В доме послышался сдавленный писк Труды и хихиканье, а потом отчётливые звуки поцелуев. Отвратительно. Сил терпеть это больше не было. Не ощущая боли в ноге, я развернулась и ушла.
* * *
Солнце медленно уплывало в закат, окрашивая все в кровь. А я как бродяжка сидела под вишней в чьем-то дворе на околице деревни. Мысли мои вихрились из крайности в крайность. Нет я не сокрушалась и не сравнивала красный закат со своей раной в сердце и тому подобное: ах ох, как я разочарована в людях. Не маленькая и не раз встречала подобных им людей. Да и в чём смысл? Считай, вышла сухой из воды: крышу над головой дали, обучили основам, что я не загнусь на второй день самостоятельной жизни. Сделали из меня полноценную ячейку здешнего общества. Так что я не печалилась. Я злилась!
Вот зря, я решила вновь пожить без чая, ой зря! Зависимость к чему-либо – плохо, но «эффект отмены» от этой настойки был просто ужасающим. Отвыкнув от яркости чувств меня, бросало из крайности в крайность. То трясло от злости так, что зубами скрипела, то смеялась – думала лёгкие выплюну и, конечно, бросалась в рыдания от любой грустной мысли. И вот сейчас гнев рокотал в глотке, хотелось вернуться и избить их. Этих коротышек я бы за шкирку могла поднять и встряхнуть как нашкодивших котов.
Ладно, обманывали меня, но за тупую меня принимать это уж слишком! Особенно мне «понравилась» часть про племянника Илкуя или как-то там и поженим. У меня пар из ушей шёл при одном упоминании этого, насколько же я дура по их мнению по шкале от зубочистки до амёбы.
