Текст книги "Милая, обожаемая моя Анна Васильевна"

Автор книги: Анна Книппер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 37 страниц)

Надо испытать то чувство уверенности в силе, желание встречи с противником, которое является, когда имеешь действительно совершенное оружие, качественно и количественно превосходящее таковое же у противника.

Первый раз на воздухе я испытал это чувство и вспомнил свой флот, свою авиацию, и невесело сделалось на душе. Невольно является зависть к людям, которые действительно ведут войну и работают для своей родины, и при этом работают в прекрасной обновке, о которой мы утратили всякое представление. А ведь все это могло бы быть и у нас, но... лучше не говорить на эту тему.

Я думал, конечно, и о Вас, как всегда думаю во время всякой военной работы, – я уже писал Вам и говорил, что я, как ни странно, но во время военной работы вблизи неприятеля или в районе его, вспоминая Вас, переживаю вновь то чувство радости и счастья, точно я нахожусь вблизи Вас. Я понимаю, что это, может быть, нелепо, но, вероятно, я невольно чувствую себя как-то более достойным этого счастья, когда занят войной, когда нахожусь в обстановке военной работы, чем в обычных условиях будничной серой жизни. И сегодня я так был счастлив, думая о Вас в Северном море, вспоминая последние наши дни, когда я Вас видел, когда Вы были так близко ко мне, когда Вы с такой лаской отвечали моему желанию видеть Вас, быть около Вас, слышать Ваш голос; так хорошо вспоминать Ваши милые обожаемые ручки, Ваши глазки, так похожие на голубовато-синее море. Правда, Северное море, представляющее в этих районах местами какое-то чудовищное минное болото с тысячами мин и сетей с – не очень лестное сравнение, особенно на мостике миноносца или крейсера, но с аэроплана оно не вызывает своеобразных и малоприятных ощущений. Я почти с удовольствием посмотрел на всплывшую или сорванную мину, плавающую у отмелей голландского берега, – с высоты 500 метров она производит другое впечатление, чем когда проходит по борту миноносца. Но я начал говорить вздор. А Jellicoe – настоящая химера; достаточно сказать, что все находят странное сходство между ним и мною. Я не берусь судить, насколько это верно, но что некоторой общности приемов держать себя и говорить, я не могу отрицать.

8/21 августа

Сегодня приехал с Grand Fleet кап[итан] 1-го р[анга] Шульц11 и рассказал об ужасном взрыве английского дредноута "Vanguard" на рейде Скапа12.

Около 11л h[our] [Часов (англ.).] вечера "Vanguard", стоя на якоре посреди Grand Fleet'а, взорвался весь, причем с него подобрали только 2-х матросов, оставшихся в живых. Это из 1100 человек экипажа. Причины так же неизвестны, как и во всех подобных случаях. В английском флоте это 4-й случай, и надо думать, что дело лежит в каких-то внутренних изменениях пороха. Худо то, что у англичан происходит при частном взрыве общая детонация боевых запасов, чего не было, напр[имер], на "Имп[ератрице] Марии". Это случилось у них и в Ютландском бою с "Queen Mary"13 и другими кораблями при взрывах погребов. Простите меня, Анна Васильевна, что я пишу Вам о таких вещах. Я так привык думать о Вас в связи со всякими военными делами и вопросами, что иногда невольно начинаю говорить с Вами на темы, совершенно для Вас чуждые и неинтересные. Не поставьте в вину это Вашей химере, которая, может быть, заслуживает "милостивого снисхождения" с Вашей стороны хотя бы за то, что она молится на Вас и думает о Вас все время, вечно своем светлом божестве, помимо которого нет не только счастья, но даже обычного удовольствия или развлечения. Для меня нет другой радости, как думать о Вас, вспоминать редкие встречи с Вами, смотреть на Ваши фотографии и мечтать о том неизвестном времени и обстановке, когда я Вас снова увижу. Это единственное доказательство, что надежда на мое счастье существует, но я знаю, как трудно получить теперь от Вас письмо, и я стараюсь не думать об этом. Когда-нибудь я получу от Вас несколько слов, которые так бесконечно для меня дороги, как все, что связано с Вами.

д. 1, лл. 46-53

__________

1 Вместе с остальными морскими офицерами, входившими в его миссию, Колчак под чужой фамилией, при содействии английских властей, выехал в двадцатых числах июля через Швецию в Норвегию. Проделав по железной дороге путь через Торнео и Христианию (Осло), прибыл в Берген, провел там около суток, затем отплыл в шотландский порт Абердин (Эбердин).

2 Германские воздушные налеты на Англию (с помощью цеппелинов и гидросамолетов) продолжались с января 1915 до апреля 1918 г. В дни пребывания Колчака в Англии налетов на Лондон не было (предыдущие дневные 13 июня и 7 июля, первый ночной – 4-5 сентября 1917).

3 Лейбористская партия Великобритании возникла в 1900 г. под названием Комитет рабочего представительства; с 1906 г. – Лейбористская (Рабочая) партия. Ее левое крыло составляла входившая в ее состав Независимая Рабочая партия, которая в 1920 г. вышла из 2-го Интернационала и пыталась вступить в Коминтерн; отвергнутая им, стала одним из главных инициаторов Венского (2л-го) Интернационала. Весна-лето 1917 г. отмечены повышенной волной забастовок на английских военнных заводах и железных дорогах и активностью фабрично-заводских комитетов.

4 Макдональд, Джемс Рамсей (1866-1937) – один из лидеров Независимой Рабочей (с 1893), а затем Рабочей партии, в которую вошла НРП. Теоретик конструктивного социализма, пацифист. Премьер-министр первого (1924) и второго (1929-1931) лейбористских правительств, а затем (1931-1935) "национального правительства" в соглашении с консерваторами; при нем установлены (1924) и восстановлены (1929) дипломатические отношения с СССР.

5 Имеется в виду десантная операция по захвату проливов между Черным и Средиземным морями.

6 Джеллико, Джон Рашуорт (1859-1935) – британский адмирал. Участник боевых походов в Египет (1882) и Китай (1898-1901). В 1914-1916 гг. главнокомандующий Гранд-Флитом, которым руководил в Ютландском сражении. С декабря 1916-го до конца 1917 г. – Первый лорд Адмиралтейства (морской министр), затем начальник Морского генерального штаба. Под его руководством начата активная борьба с германскими подводными лодками. По окончании войны получил высшее морское звание адмирала флота (1919) и стал пэром (виконт Джеллико Скапа, 1918).

7 Пэн – британский адмирал, начальник Королевской морской воздушной службы.

8 На Черноморском флоте гидросамолеты типа "летающих лодок" (гидролодки, гидро) базировались на двух авиатранспортах (гидрокрейсерах) "Император Александр I" (в мае 1917 переименован в "Республиканец", принимал на борт 8 гидролодок) и "Император Николай II" (переименован в "Авиатор", принимал 7 гидро). Весной 1917 г. под третий авиатранспорт был переоборудован пароход "Румыния" (на 6 гидро). Гидролодки М-5 и М-9 (конструкции Д.П. Григоровича) садились на воду и поднимались на борт при помощи специальной "стрелы". В Севастополе работала военная школа морских летчиков.

9 Дыбовский, Виктор Владимирович (1884-?) – ст. лейтенант (1915), затем (с августа 1917) капитан 2-го ранга. Окончил Морской кадетский корпус. Участник Цусимского боя. До 1907 г. – в Черноморском флоте, затем в Балтийском; служил на транспортах и эсминцах. В 1910 г. прошел курс обучения в Воздухоплавательном парке (Петербург), после чего назначен в распоряжение Отдела воздушного флота. Военный летчик, инструктор Севастопольской авиашколы Отдела воздушного флота. Совершил ряд испытательных полетов (в т.ч. перелет Севастополь – Москва на военном аэроплане "Ньюпорт-2" летом 1912). Изобретатель в области военной авиационной техники. В конце 1915 г. изобрел и изготовил на заводе "Дукс" синхронизатор для стрельбы из авиационного пулемета через винт; первый его прибор выслан в армию в начале 1916 г. Работал как авиаконструктор.

10 Имеется в виду не английский Ньюпорт, а менее известный бельгийский Nienwpoort (возле Остенде).

11 Шульц, Густав Константинович, фон (1871-?) – капитан 1-го ранга (август 1914, за отставкой). Служил на Балтике на канонерских лодках и миноносцах, в 1911-1914 гг. – флагманский обер-аудитор Штаба Командующего морскими силами Балтийского моря и командир эскадренного миноносца "Генерал Кондратенко". В 1915-1918 гг. находился в Великобритании.

12 Линейный корабль "Vanguard" (спущен на воду в 1909) 8 июля 1917 г. находился на якорной стоянке в Скапа-Флоу в линии боевых кораблей. После взрыва боезапаса в носовой части затонул на глубине 34 м. Предположение Колчака о причине гибели корабля соответствует действительности. Катастрофа произошла в тот период, когда на британских кораблях уже осуществлялась замена всех сомнительных порохов, угрожающе нестойких.

13 Ютландское (Скагерракское) сражение между главными силами британского и германского флотов (всего участвовало 250 кораблей) происходило 31 мая и 1 июня 1916 г. Крупнейшее в истории морских сражений. Закончилось безрезультатно: британские потери были более значительны, но британский флот сохранил свое господство на море. Линейный крейсер "Quееn Мary" (заложен в 1911, спущен в 1912, укомплектован в 1913) входил в 1-ю эскадру линейных крейсеров британского флота. 31 мая 1916 г. был накрыт залпом германского линейного крейсера и погиб от взрыва погребов трех башен.

No 25

[Позднее 21/8 августа 1917 г.]

[Датируется по предыдущему письму.]

Милая, дорогая, обожаемая Анна Васильевна.

Простите меня за смелость, с которой я решился послать Вам [Далее вставлено и затем зачеркнуто: фотографические принадлежности.] несколько вещей, которых теперь нет в России и которые, может быть, Вам пригодятся. Я знаю, что Вы будете сердиться на меня, но простите со свойственной Вам милостью и добротой меня за то, что я доставил себе удовольствие хотя немного подумать о Вас, о Ваших милых ручках, которые так много дали мне высокого счастья.

Я буду оправдываться. Я не имею и не получил от Вас права что-либо послать Вам, но мне так хотелось хоть что-нибудь сделать для Вас в пределах совершенно допускаемого почитания, что я обратился к одной очаровательной даме – жене нашего морского офицера кап[итана] 2-го р[анга] Дыбовского1 – помочь мне в решении этого вопроса своим советом и указанием. Поэтому позвольте в виде оправдания своего сослаться на мнение дамы, вполне осведомленной в принятых в Англии обычаях. Я очень боюсь, что Вы будете недовольны некоторыми вещами, но я положительно действовал не вполне самостоятельно, а руководствовался выбором и советом, которые считал компетентными. Милая Анна Васильевна, я очень огорчен, что Вы мне не дали никаких поручений. Я мог бы послать Вам действительно полезные и необходимые вещи, которых теперь нет у нас в России и если бы Вы доставили мне удовольствие служить Вам в этом смысле, прислав соответствующие указания. Напишите мне, милая Анна Васильевна, что бы Вы желали получить из Англии или Америки, и я буду считать это, во-первых, что Вы прощаете и не сердитесь на меня и, во-вторых, лучшим удовольствием, которое я могу теперь иметь. Я не могу ручаться только за время, так как почта теперь не существует. Я просил бы указать мне необходимые номера и размерения, т[ак] к[ак] у меня имеется только одна перчатка Ваша, номером которой я руководствовался. Я думаю, что Вы не осудите меня, т[ак] к[ак] в России теперь нет самых необходимых вещей, и, может быть, я мог бы быть счастлив служить Вам. Я укажу на такие вещи, как обувь, полотно, материи и проч[ее]. Извиняюсь за упаковку – надо спешно посылать в посольство вещи для отправки с вализой, а у меня нет ничего под руками, кроме кожаного ящика, и я боюсь, что Вы получите некоторую смесь, за что на всякий случай прошу не очень осуждать мое умение укладывать посылки.

д. 1, лл. 54-55

_________

1 Дыбовская (урожд. Смыслова), Клавдия Александровна.

No 26

[август 1917 г.]

[Датируется по смежным письмам.]

Моя мечта, моя идея военного успеха и счастья.

Моя милая, дорогая, обожаемая Анна Васильевна.

Я смотрю на Ваши последние фотографические изображения, которые стоят передо мной. Это Ваш снимок, где Вы сидите на окне, кажется, в Гельсингфорском Kemp Hotel'е, и другой, где Вы сняты, по-видимому, в Ревеле около какой-то странного стиля для прогулки с ручками, спрятанными в карманы, и почему-то закрытыми глазками, но фотография, несмотря на малое увеличение, передает Вашу милую, никогда не забываемую улыбку, с которой у меня всегда связаны представления об утренней заре, о каком-то светлом счастье и радости жизни, которое я всегда испытывал, и находясь вблизи Вас, и думая о Вас с первых дней нашего знакомства. Я говорил сегодня в обществе весьма серьезных людей о великой военной идее, о ее вечном значении, о бессилии идеологии социализма в сравнении с этой вечной истиной, истиной борьбы и вытекающих из нее самопожертвования, презрения к жизни во имя великого дела, o конечной цели жизни – славе военной, ореоле выполненного обязательства и долга перед своей Родиной. И Ваш милый, обожаемый образ все время был перед моими глазами – Ваша никогда не забываемая улыбка, Ваш голос, Ваши розовые ручки для меня являются символом высшей награды, которую может дать жизнь за выполнение величайшей задачи, выполнение военной идеи, долга и обязательств, посылаемых суровой и непреклонной природой войны... Только война могла показать мне Вас в таком близком желании и в то же время недоступном, как идеал поклонения... Как тяжело и в то же время хорошо думать о Вас как о чем-то самом близком и в то же время удаленном, как звезда, счастье, как [о] божестве, милостиво оказавшем свое внимание и остающемся чем-то недосягаемым; как о воплотившейся мечте, остающейся несбыточной и нереальной, как всякая мечта. Господи, как Вы прелестны на Ваших маленьких изображениях, стоящих передо мною теперь. Последняя фотография Ваша так хорошо передает Вашу милую незабываемую улыбку, с которой у меня соединяется представление о высшем счастье, которое может дать жизнь, о счастье, которое может явиться наградой только за великие подвиги. Как далек я от них, как ничтожно кажется все сделанное мною перед этим счастьем, перед этой наградой. Но разве не прекрасна война, если она дает такую радость, как поклонение Вам, как мечту о Вас, может быть, даже и несбыточную... Вот о чем я думал, говоря сегодня в обществе военных людей свою апологию войне, высказывая веру в нее, с чувством глубокой благодарности ей, что она в лице Вашем дала мне награду за всю тяжесть, за все страдания, за все горести, с ней связанные, ибо война, как сказал ее один великий философ, суть область страданий и лишений физических и моральных по преимуществу. "Находите ли Вы компенсацию за все это или Вы чувствуете горечь разочарования в Вашем служении военной идее и войне?" – спросили сегодня меня. Служение идее никогда не дает конечного удовлетворения, но в личной жизни – я вспомнил Вас, Ваши слова, Ваши письма, Ваши розовые ручки, часы, когда Вы были вблизи меня, – и я ответил: да, война дала мне полную компенсацию, дала счастье и радость, о которой я до нее не имел представления. Милая, обожаемая моя Анна Васильевна, Вы вся такое счастье, что одна мысль о Вас, надежда Вас увидеть, услышать Ваш голос, все воспоминания о Вас, о часах, проведенных с Вами, дают такое непередаваемое чувство светлой радости, что все будущее кажется каким-то хорошим и все мрачное и тяжелое отходит куда-то в сторону. Правда, тяжело думать о расстоянии, которое на днях увеличится на тысячи миль, о времени, когда я Вас снова увижу, но я хочу верить в Вас, Анна Васильевна, верить как в божество, которое когда-нибудь снизойдет до меня и даст мне счастье своей близости, как это было в июне и июле в Петрограде и в прошлом году в Ревеле. Вы писали мне о вере – да разве я могу не верить в свое божество, без которого у меня нет даже представлений о счастье и радости жизни; ведь без веры нет и надежды увидеть Вас, такой милой, обожаемой, ласковой, как божество, с Вашей розовой улыбкой и ручками. Но я боюсь, что надоел Вам изложениями своих воспоминаний о Вас. Я хотел бы думать, что Вы не осудите и не поставите мне в вину это письмо. Ведь только глубокое обожание и поклонение Анне Васильевне как светлому божеству я ничего [иного] не хотел высказать.

Г[осподь] Бог рад будет сохранить и благословить Анну Васильевну, мое светлое счастье и радость.

д. 1, лл. 55 об.-58

No 27

[Ранее 30/17 августа 1917 г.]

[Датируется по следующему письму.]

Сегодня я перечитал все письма Ваши, полученные мною после моего отъезда за границу. У меня нет теперь другого удовольствия, нет забвения, как остаться одному и перед Вашими фотографиями перечитывать Ваши письма и смотреть на них, вспоминая те немногие дни, когда я был близко от Вас. Как-то забывается тогда действительность, так противоречащая всему тому, что я привык соединять с думами и мечтами о Вас. Иногда я исписываю несколько листков бумаги и бросаю их затем в камин – по большей части это не имеющие значения слова, с которыми я обращаюсь к Вам, чаще я ничего не пишу, а только смотрю на Ваши карточки и Ваши письма и забываю на некоторое время, где я нахожусь и что ждет меня в моей странной для самого себя жизни. И, думая о Вас, я временами испытываю какое-то странное состояние, где мне кажется прошлое каким-то сном, особенно в отношении Вас. Да верно ли я забыл когда-нибудь Анну Васильевну, неужели это правда, а не моя собственная фантазия о ней, что я был около нее, говорил с нею, целовал ее милые розовые ручки, слышал ее голос. Неужели не сон сад Ревельского Собрания, белые ночи в Петрограде, может быть, ничего подобного не было.

Но передо мной стоит портрет Анны Васильевны, с ее милой прелестной улыбкой, лежат ее письма, с такими же милыми ласковыми словами, и когда читаешь их и вспоминаешь Анну Васильевну, то всегда кажется, что совершенно недостоин этого счастья, что эти слова являются наградой незаслуженной, и возникает боязнь за их утрату и сомнения.

д. 1, лл. 59-60

No 281

Ss. "Gloncestershire"2 30/17 августа 1917 г.

Ирландское море

Милая, дорогая моя Анна Васильевна

Вчера утром я уехал с миссией из Лондона в Glasgow, считая невозможным ждать далее телеграмм из Петрограда, имея сведения о крайне трудном теперь сообщении с Америкой и желая воспользоваться любезностью Адмиралтейства, предложившего мне совершить переход через океан на вспомогательном крейсере.

"Gloncestershire" – это океанский пароход компании Bibby Line, бывший ранее на Ост-Индской линии, относительно сильно теперь вооруженный и во время войны исполняющий обязанности дозорной и крейсерской службы в Северном Атлантическом океане. За две недели Лондон порядочно надоел, хотя я все время уезжал из него, и я уехал в Glasgow с надеждой поскорее уйти в океан и заняться кое-какими подготовительными работами для американского флота. В Glasgow мы прибыли в 71/2 p.[m]. [p.[m]. – post meridiem – пополудни (лат.).], а в 9 h[our] крейсер уже шел вниз по Clyde'у. Выход в океан по северную сторону Ирландии оказался заблокированным немецкими подлодками, утопившими там за последние дни 5 пароходов, и Адмиралтейство указало на путь к югу. Пошли на юг Ирландским морем. Продолжавшийся три дня шторм со скверной осенней погодой почти стих, но холод и дождь продолжались. Ночью получили приказание идти в Ливерпуль, а не в океан – немцы перетопили несколько пароходов и на южном выходе. Здесь я наглядно убедился, что подводная война серьезнее, чем мы думали, и немцы, перенеся последнее время работу своих подлодок на океанские подходы к Англии, создали серьезные затруднения для морских сообщений. Ирландское море совершенно пустынно. Где раньше встречались десятки пароходов, теперь мы видели только два да несколько тральщиков, несущих свою дозорную службу.

Ливерпуль

Около 7 h[our] вечера пришли на рейд. Второй после Лондона торговый порт кажется почти пустым – куда исчезли огромные трансатлантические liner'ы [Лайнеры (англ.) – пароходы, совершающие регулярные рейсы.], сотни пароходов и парусников – видимо, они направляются в другие порты или их нет просто-напросто: большинство занято военными перевозками, часть потоплена... Торгового движения, не говоря о пассажирском, в сущности, нет – все сообщения имеют военные цели и обслуживают только потребности войны. Получили приказание идти в океан с конвоем миноносцев, а пока ждать.

Из России пришли отвратительные известия3. Не умею сказать, как тяжело думать об этом при сознании бессилия если не помочь, то хоть участвовать лично в текущих событиях на своей Родине.

На ходу у SO [У юго-восточных (SO – зюйд-ост, юго-восток).] берегов Ирландии 31/18 августа

Утром снялись и пошли в море целым отрядом. С нами идет огромный океанский liner "Carmonia" с больными и ранеными канадскими войсками, отправляющимися на родину, малый крейсер "Isis", большой крейсер "Donegall"4 и 4 истребителя. Дождь, мгла и свежий W-й [Западный (W – вест, запад).] ветер; пройдя вдоль берегов о[стро]ва Anglesey, прошли каналом Св. Георгия к ирландскому берегу и теперь идем на юг вдоль него.

Вечером после обеда я долго ходил по палубе, думая о нашем флоте, о Вас и о темном неизвестном будущем. Ночь мглистая, временами дождь, временами проглядывает полная луна, и тогда делается совсем светло и показываются очертания ирландского берега. Странно быть в море, не принимая участия в походе, в сигналах и маневрировании, но что поделать.

Милая Анна Васильевна, что делаете Вы в этот вечер? Вы, вероятно, еще в деревне5, и у Вас также наступает осень, возможно, что и погода такая же, как здесь. Как хочется иногда повидать Вас; писем от Вас в Англии я не получил – это показатель, как скоро они доходят. Ведь я провел в Лондоне 15 дней. Когда я получу письма Ваши в Америке? Eсли даже сегодня они пришли в Лондон, то не ранее как дней через 20 я могу надеяться прочесть их в Вашингтоне. Остается вспоминать прошлое, дни, когда я Вас видел, мечтать о тех, которые "когда-нибудь, может быть", и настанут. Но что можно придумать при выходе из Ирландского моря в океан? Иногда кажется, что Ваше пребывание в Петрограде в конце июня и в июле было только сном, а не действительностью. Да по существу, важно ли это... А вот действительность, совсем не похожая на сон. Мои мечты о Вас были прерваны командиром, который подошел ко мне и лично передал только что полученную радио; дозорное судно сообщает флоту, что в канале погибает пароход, взорванный не то подлодкой, не то наткнувшийся на мину заграждения, поставленную подлодкой же. Надо идти спать. Спокойной ночи, Анна Васильевна.

Атлантический океан 2 сентября/20 августа

Вчера было довольно свежо, но за ночь стихло. Остается только большая океанская зыбь, идущая с северо-запада, на которой довольно спокойно и судам и миноносцам. Мы спустились довольно далеко к югу, в сторону от обычных путей через океан, во избежание встреч с подлодками. Мин здесь уже нет глубины более 2000 сажен. Я начал составлять записку о реорганизации флота но кому ее подать и кто будет осуществлять эту новую организацию? Не в проектированный же присяжным поверенным6 "высший морской совет" с доверенными из матросов 2-й ст[атьи] с революционным цензом, основанным на разряде неисправимо дерзкого поведения7.

Присматриваясь к жизни на этом вспомогательном крейсере, испытываешь боль за позорное состояние нашего флота. Хочется не думать о том, о чем думал всю жизнь.

Около трех часов миноносцы оставили нас и ушли обратно. Погода к вечеру несколько ухудшилась; небо покрылось облаками, по горизонту мгла, ветер свежеет, и временами дождь.

3 сентября/21 августа

Ночью крейсера "Donegall" и "Isis" отделились, и теперь мы идем только с одной "Carmonia" – мы уже далеко в океане, и встреча с подлодкой может быть только случайной и маловероятной. Сегодня прекрасное, солнечное, тихое и теплое утро и огромная зыбь, идущая с запада. Один за другим, без конца идут огромные отлогие голубые валы, движимые силой инерции колебательного движения. Когда-то я много думал о теории волнения и вел наблюдения над его элементами; теперь я смотрю на него довольно равнодушно, хотя зыбь весьма величественная. Огромная "Carmonia" наклоняется вся между двумя соседними вершинами и временами уходит до палубы полубака в воду, а высота ее носовой части не меньше 30-35 футов. За день видели на горизонте только один пароход.

4 сентября/22 августа

Сегодня утром получена отвратительная радио. Нами оставлена Рига8. Неужели же это не доказательство полной несостоятельности того, что не имеет, в сущности, названия, но почему-то называется "правительством". Позора Юго-Западного фронта было недостаточно, неужели мало нового на Северном фронте. Больше всего заботит меня вопрос о флоте и Рижском заливе. С падением Риги все крайне осложняется и будущее кажется совершенно безнадежным. Два года тому назад я работал в Рижском заливе и, вернувшись в Гельсингфорс, увидел Вас. Это был один из хороших периодов моей жизни. Рижский залив, Минная дивизия, совместные операции с сухопутными войсками9, Радко-Дмитриев, Непенин, наконец, возвращение и встреча с Вами, с милой, обожаемой Анной Васильевной.

Так неужели же Рижский залив в руках неприятеля? Весь ужас, что средства теперь в несколько раз сильнее, чем были тогда...10 Но что говорить об этом посредине Атлантического океана. Надо поговорить о чем-нибудь другом.

Позвольте рассказать Вам об угре, о common ell [Обыкновенный угорь (англ.).]. Я прочел сегодня под влиянием известия о падении Риги сообщение o метаморфозах угря и думаю, что Вам они неизвестны. Помимо того что угорь бывает в маринованном виде, он является одной из самых удивительных рыб, нам знакомых. Прежде всего, его родиной является Атлантический океан, точнее, часть его, заключенная в треугольнике: о[стро]ва Фарерские, Бермудские и Азорские. Мы как раз проходим это место с глубинами 2000-2500 саж[ен]. Но это еще ничто, а удивительно, что эта рыба размножается и появляется на огромной океанской глубине более 1000 сажен, т.е. в обстановке полного мрака, температуры около 0( и давления примерно в тонну на один квадратный дюйм [В рукописи: 1 п д.]. Для чего такие условия понадобились природе, чтобы создать обыкновенного угря, я, конечно, не берусь объяснить. Появившись в такой симпатичной обстановке в совершенно невероятном виде, эта рыба постепенно переселяется в верхние слои океана и затем направляется в моря и пресноводные реки и озера; приняв уже обычную форму, угорь забирается во внутренние части материков, переползая по суше значительные пространства, и затем отправляется обратным путем для размножения и смерти на океанскую глубину. Не правда ли, удивительное явление: существо в течение жизни меняет условия существования от океанской глубины до пребывания чуть ли не на земной поверхности. Вы не сердитесь на меня за этот вздор, который я пишу Вам? Сейчас новая радио о занятии Риги немцами и воздушной бомбардировке немецкими аэропланами Чатама11: они убили там 107 человек и ранили более 80 – это уже довольно серьезно. Французы сообщают о том, что их летчики выгрузили на неприятельской территории 15 тонн взрывчатых веществ, а мы, мы отдали Ригу во славу германской агентуры и ее пособников, управляющих Россией.

Я только что вернулся с палубы. Сегодня чудесный летний день (вернее, вечер), зыбь улеглась, безоблачное небо и почти полная луна. Я думал о Вас, о Черном море, где я также на походах ходил по палубе своего корабля, о Рижском заливе, о встречах с Вами в Гельсингфорсе. Все изменилось, только милый, ласкающий образ Ваш остался неизменным; таким же бесконечно дорогим, как раньше, так и теперь он так ясно представляется мне в эту тихую лунную ночь в океане. Неужели Вы были так близко от меня, ездили и ходили со мной целые часы и я был около Вас, держал и целовал ручки Ваши; а сегодня я подсчитал расстояние, отделяющее Вас от меня, – около 3000 миль, но оно увеличивается с каждым оборотом винта и в Вашингтоне будет около 4500 миль по прямому направлению, а если взять действительный путь, то получится более 5000 миль. Вот уже месяц, как я получил последнее письмо Ваше.

Надо окончить это письмо; завтра – начну другое, а то оно примет размеры, которые удивят, пожалуй, Владимира Вадимовича.

Спокойной ночи и до свидания, моя милая, бесконечно дорогая Анна Васильевна.

Целую обожаемые ручки Ваши, насколько это мыслимо сейчас.

Господь Бог сохранит и благословит Вас.

А. Колчак

ф. Р-341, оп. 1, д. 52а ч. II, лл. 1-6 об.

__________

1 Единственное из публикуемых писем Колчака, о котором с уверенностью можно сказать, что оно дошло до адресата. Вероятно, отобрано у А.В. Тимиревой при ее аресте в 1920 г. и оказалось в фонде Политцентра.

2 В списках британских военных кораблей – "Gloncester".

3 "Отвратительным известием" для Колчака могло стать сообщение об отсрочке решительного выступления Л.Г. Корнилова. Возможно, Колчак имеет также в виду конфликт в Гельсингфорсе, где накануне, 16(29) августа, правительственными русскими войсками было занято здание сейма; за месяц до того сейм объявил себя носителем верховной власти в Финляндии, был распущен Временным правительством, но теперь вновь попытался собрать заседание. Известно, что отделение Финляндии Колчак переживал очень болезненно. К тому же события разворачивались в городе, с которым у него многое было связано.

4 Принадлежал к классу броненосных крейсеров.

5 См. примеч. 1 к письму No 2.

6 Присяжный поверенный – имеется в виду Керенский А.Ф.

7 В русском флоте для производства в определенный чин и назначения на какую-либо должность необходимо было наличие соответствующего ценза (подобного стажу безупречной службы). Морской ценз в русском ВМФ определялся продолжительностью времени, проведенного офицером на корабле, что являлось условием продвижения по службе. Так, для получения чина мичмана требовалось совершить в звании гардемарина не менее четырех плаваний, в том числе одного, продолжавшегося не менее четырех месяцев. Для производства в вице-адмиралы необходимо было, чтобы контр-адмирал совершал в должности начальника отряда или эскадры 12-месячное внутреннее плавание или 24-месячное заграничное. Колчак хочет сказать, что теперь, при Керенском, условием назначения на высшие должности стало нечто противоположное, и прежде всего систематическое нарушение флотской дисциплины.

8 Рига занята германскими войсками 21 августа.

9 С сентября 1915 г. Колчак командовал Минной дивизией (с перерывом в конце 1915), затем – всеми морскими силами в Рижском заливе. Разработал и осуществил совместно с командующими 12-й армией Р.Д. Радко-Дмитриевым операцию по срыву германского наступления (1915) на Ригу; произвел десант в тылу противника на Рижском побережье.