Текст книги "Портрет блондинки в голубом (СИ)"
Автор книги: Анна Трефц
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)
– Помни, главное возбудить в нем интерес преподносить тебе подарки. Он должен испытывать прилив радостных чувств, когда ты их получаешь, – внушала ученице Марго, – Но тут главное не переборщить. Заруби на носу – мужчины, это недоразвитые дети, которые воспринимают на веру все, что ты им говоришь. Поэтому если ты начнешь восторгаться слишком активно той ерундой, которую получишь от него сегодня, он будет задаривать тебя всяким хламом до конца своих дней, и думать, что для тебя ерундовая вещица дороже злата.
– И как же быть?
– Ровно так, как я сказала. Обязательно проворкуй, что подарок замечательный, и остановись на этом. Не усердствуй. Тогда желание дарить у него не пропадет, но ему, как наркоману, захочется от тебя больших радостных эмоций. И он начнет думать о более дорогих вещах.
– Ух, ты! – не утерпел Петр, – Да тут целая наука.
Три женщины посмотрели на него, и он пожалел, что вмешался. В их глазах он прочел что-то для себя неприятное. Иными словами, на него посмотрели, как на ребенка, отстающего в развитии.
– Кстати, – Марго улыбнулась ему подозрительно приветливо, – Я так понимаю, что наш частный детектив весьма искушен в любовных делах…
– И ничего подобного! – испугался тот.
– Или мне показалось, что с секретаршей покойного Бурхасона у вас все уж слишком романтично? – настаивала блондинка.
Этого момента разговора Петр как раз и опасался больше всего на свете. И зачем он только согласился поехать в треклятый дом Пушкиных. Теперь три пустомели надругаются над единственным светлым пятном в его тусклой жизни. Они пройдутся по всем достоинствам и недостаткам Катюши. А последних, он не сомневался, они насчитают куда больше, чем первых. Так уж устроены женщины – их хлебом не корми, дай покритиковать друг друга. Особенно за глаза.
– Я бы не хотел… – вяло начал он и попытался вылезти из кресла, дабы закончить унизительный для него, а главное для Кати допрос.
Но кресло оказалось такое неподатливое, что он лишь повозился и, скорчив мученическую гримасу, вцепился в подлокотники.
– Чего бы вам так нервничать, – усмехнулась Изольда и снова томно вздохнула, – Катерина Пискунова – девушка многих достоинств. Мне даже странно, что она пала под вашими чарами. Ведь если рассудить здраво, уж вы меня простите за прямоту, но вы ей совсем не пара.
– Мне трудно возразить, – Бочкин покраснел, – Хоть и очень хотелось бы.
– Кроме самолюбия, у мужчины должен быть и здравый смысл, – назидательно проговорила та, – Тогда он, наконец, поймет, насколько ему повезло. К сожалению, у всех моих мужчин как раз здравого смысла и не хватало. Они не могли оценить тот дар, который они получили в моем лице, не имея на то никаких преимуществ перед другими.
– Имели, – возразила Марго, – У всех твоих мужей были деньги. Иначе, ты бы ни на одного из них не посмотрела.
– Это верно, – с достоинством согласилась та, – И, тем не менее, надеюсь, Петр, вы понимаете, что Катерина Пискунова птица не вашего полета. И поэтому особенно цените то, что она, выражаясь поэтическим языком, приземлилась на один сук с вами.
– Почему вы так категоричны? – попыталась заступиться за Бочкина Маняша, – Вы же ни Петра, ни Катерину даже не знаете хорошо.
– Ах, девочка, – отмахнулась та, – Катя Пискунова поступила на работу к Пабло около года назад. И на протяжении всего этого времени, она вращалась в нашем кругу. А с такой внешностью, как у нее, она могла бы найти себе более выгодную партию, нежели частный детектив с синяком под глазом.
Петр инстинктивно потер уже почти сошедший синяк и поморщился. Изольда была права. Он совершенно не подходил своей возлюбленной. И зачем только Марго встряла со своими идиотскими догадками! Теперь он чувствовал себя ничтожеством.
– Но тетя! – возмутилась Маняша, – Быть может, Катерине не нужны мужчины с деньгами! Не все же девушки…
Она осеклась, вовремя поняв, что окончание фразы будет оскорбительным для Изольды.
– Конечно, не все! – та попыталась поджать пухлые губы. Из этого у нее ничего не вышло, – Иначе, кто бы в нашей стране сеял и пахал? Везет, не многим. Но мне даже не столько интересно, что привлекло Катерину в нашем детективе, сколько наоборот. Скажите, Петр, вы-то на что запали?
Несчастный икнул и сконфуженно запыхтел. Столь нахальный вопрос поставил его в тупик. С одной стороны, правильнее всего было бы послать эту расфуфыренную дамочку куда подольше, тем самым сохранив хотя бы остатки достоинства. А то в самом деле, препарирует его, как муху дрозофилу. Но, с другой стороны, Изольда, хоть и противная, а все-таки женщина. Да, похоже, еще и Катеньку неплохо знает. А что, если она примется жужжать ей на ухо про него всякие гадости.
– Ой, ну, господи ты боже мой! – фыркнула Марго, – Что за вопросы! Как будто ты сама не знаешь, что привлекает мужчину к женщине! Глаза, фигура, походка, манеры… Все это у секретарши Бурхасона в полном порядке. С чего бы не влюбиться в такую девушку, правда?
В этот момент Бочкин рассвирепел. Ему показалось не просто обидным, а страшно унизительным и для себя, и для Катюши, что вот эти две идиотки сидят и перемывают им косточки. Что они лезут в их чистые отношения, своими наманикюренными пальцами, и пытаются судить, хотя ни черта ни в любви, ни вообще в человеческих отношениях не понимают. Да и куда им! Для них ведь и человека-то не существует, если у него нет в кармане банковской карты шести-нулевого валютного счета.
– Катя – прекрасный, тонкий, чуткий, а главное умный человек. И дело тут вовсе не в ее глазах! – гневно выпалил он, – Хотя глаза и все остальное у нее – верх совершенства. Но вы бы слышали, как она рассуждает о современной жизни, как она Пушкина, в конце концов, цитирует! Сколько свежих мыслей в ее голове. Да на академию наук хватило бы, и еще осталось. Знаете, что она однажды сказала?! «Если бы Пушкин жил в наши дни, он бы тоже писал рекламные слоганы!» Каково, а? А ведь эта незамысловатая фраза в полной мере выражает все наше житие. Всю нашу бездуховность, если хотите! Мы не в состоянии оценить ничего, кроме текущих проблем. И нам этого вполне хватает для полного счастья. И когда мы сталкиваемся с такими людьми, как Катя Пискунова, просто дыхание перехватывает от той глубины жизни, которую они мимолетом, буквально парой фраз нам раскрывают!
Он замер, ожидая чего угодно от этих дам. Даже снисходительных смешков. Он сидел и злился на себя, за то, что все-таки влип в обсуждение Катерины. А ведь он не хотел этого больше всего на свете. Не достойны ни Марго, ни Изольда сидеть тут и точить лясы на тему Катюши и его любви к ней. Однако Марго, к его удивлению, очень серьезно глянула на открывшую в изумлении рот Маняшу и тихо произнесла:
– Теперь, я надеюсь, ты, наконец, поняла весь смысл того, чему я тебя пыталась научить. Я думаю, ты созрела для того, чтобы со всей ответственностью отнестись к подборке журналов Космо, который лежит в твоей комнате. Иди и прочти столько, сколько успеешь до назначенного свидания.
– Хорошо, – быстро согласилась с ней девушка и стремглав унеслась с веранды в дом.
Глава 13.
Славка Кудрин вышел из душа и направился было в свою убогую гостиную, да приостановился возле залапанного трюмо, занимавшего практически всю малюсенькую прихожую. Он долго рассматривал свое отражение. Его тело, некогда мускулистое красивое тело преуспевающего молодого человека превратилось в худосочное и жилистое тело хищника. На плече тюремная наколка, которую нужно бы свести. Но наколки, особенно тюремные – это как черная метка. Без них в колонии не жить, на свободе же с ними жить не хочется, но куда от них деваться. Пятно на биографии есть пятно. Черные чернила не выводятся. Славка вздохнул, провел ладонью по впавшей щеке, которая всегда была хронически заросшей, как ни брейся – тоже тюремный отпечаток. Он уже подметил, что все, побывавшие в местах не столь отдаленных выглядят недобритыми и недомытыми. Как ни рядись в дорогие костюмы, какими средствами не пользуйся в элитных саунах, эффект один. Иными словами, бывшего зэка за версту можно узнать. Во всяком случае, свой своего издалека видит. Он, к примеру, глядя новости по телеку, точно может сказать чистое ли прошлое у того или иного крупного воротилы, или были в нем годы за колючей проволочкой. И еще этот омерзительный запах. Какая-то гремучая смесь из баланды, онучей и пота. Легкий душок, который ничем не выводится. Хоть литр одеколона на себя выплескай. И чем больше срок у человека, тем сильнее его кожа, волосы, ногти, а может и внутренности пропитываются этим мерзким запашком, который застоялся в камерах и бараках.
«Хорошо, хоть парашей не воняет, – сморщил нос Славка, – А то совсем хоть в петлю лезь».
Когда-то он был эстетом. На его туалетном столике стояли самые дорогие одеколоны сезона. И одевался он с иголочки. А теперь… впрочем, пока ему все это без надобности. Пока он не закончит дело и хоть немного не приподнимется, мечтать о красивой жизни не пристало. Он глянул в окно и заторопился. Темнеет, значит, время близится к десяти вечера, и пора бы уже собираться. Путь предстоит не близкий – все-таки ехать в центр города. Да и дело ответственное. Не такое, как первое поручение, но оттого, как он справится с сегодняшним заданием, можно сказать, зависит успех всего предприятия. Ему объяснили, что без этой жертвы не обойтись. Объяснили доходчиво. И это внимание со стороны компаньона, который мог бы и не ставить его в известность о своих планах, поскольку самого главного он все равно не знает, Славке все-таки польстило. Его не держат за лоха, что уже радует. Видят в нем перспективного человека. Значит, есть надежда, что не кинут. Хотя кидать его страшновато. Он ведь в отчаянном положении. Это дело его единственная надежда на обретение новой жизни. Так что если его лишат этой надежды, он на все пойдет. Славка разжал кулаки и принялся натягивать на ноги джинсы. Джинсы были не чистыми, Славка брезгливо поморщился, уговаривая себя, что мягкие, пропыленные джинсы ему сейчас более удобны, нежели выстиранные и жесткие. С такими же смешанными чувствами он натянул майку и ветровку. Затем нацепил кепку козырьком назад, сунул в карман темные очки, кошелек, вытащил из-под подушки пистолет, повертел его в руках и засунул назад. Пистолет ему сегодня не понадобится. Если дело дойдет до стрельбы, то пиши пропало. Стрелять в центре Москвы пусть и ночью, пусть и в квартире, все равно чревато. Нет уж, лучше сделать все по-тихому.
***
Бочкин крепко вцепился в руль. Его потрепанный форд влился в плотный поток возвращающихся в город дачников. Мимо них по свободной полосе то и дело проносились лимузины с мигалками. В них сидели те самые люди с большой буквы «Л», которые уже и не помнили, как это сажать картошку на шести сотках, бороться с колорадским жуком и собирать несколько дорогих сердцу мешков кореньев с мыслями о том, не сгниет ли все это богатство до Нового года в подвале. Бочкин злился, что у них проблемы иного порядка. Им всем глубоко плевать на дурацкий портрет несносной блондинки, в поисках которого он погряз по самую макушку. Ну, почему он не родился олигархом?! Почему ему предначертано влачить жалкое существование, занимаясь всякой подножной ерундой?! К примеру, сегодня. Он притащился в дом этой жуткой пухлогубой Изольды, и вынужден был потратить полдня в компании двух пустоголовых баб, потому что одной из них пришло на ум… Хотя применимо к ней вряд ли стоит употреблять слово «ум». Уж, скорее правильнее было бы сказать, что в ее пустую башку неожиданно заскочила мыслишка, и поскольку она была там всего одна, то показалась хозяйке головы просто-таки гениальной. Вот она и решила поднапрячь детектива, чтобы он посидел в доме Изольды и подождал, пока к ее соседям Пушкиным заглянет на огонек охранник Роман. Особенно обидно в данной ситуации было то, что Бочкин на это предложение повелся и действительно проторчал на веранде Изольды с полудня. Охранник так и не появился. Да и с чего бы ему появляться, если его в доме Полуниных далеко не все рады видеть. И вот теперь с чувством глубокого отвращения к себе Бочкин возвращался в Москву. Его радовало лишь одно обстоятельство. Он смог вырваться. Как ему это удалось, он и сам не понял. Кажется, у Марго зазвонил телефон, и пока она отвлеклась на разговор, он ушел по-английски. Тут в кармане Бочкина тоже раздались трели.
«Обнаружила, что меня нет! – испуганно подумал он, вытаскивая аппарат, – Если Марго, не отвечу!».
Однако, посмотрев на дисплей, он тут же нажал на кнопку соединения.
ов легкие побюв легкие побюольше воздуха, чтобы выпалить информацию одним эмоциональным залпом, и тут у Петра затренькал мобиль– Привет, – голос Кутепова показался ему взволнованным, – Слушай, тут такое дело… Ты ведь сейчас тоже по уши погрузился в поиски портрета. Ну, я имею в виду, что я-то самими поисками портрета не занят, но вращаемся мы в одной теперь среде, так?
– Ну?
– Ко мне сегодня один человечек приходил, так я никак не могу выкинуть его из головы. Странно он себя вел, словно был напуган. Чушь какую-то понес, хотя сам напросился на встречу, посулил, что чуть ли не знает имя убийцы Бурхасона и Ляпина. А в кабинете вдруг в отказ пошел. Ну, я на него давить не стал, а теперь вот думаю, может, зря не надавил.
– Ты хочешь, чтобы я тебя простил за покаяние? – ухмыльнулся Петр, – С этим к начальсву.
– Да нет… – Кутепов вздохнул, – Я спросить хотел. Фамилия Россомахин тебе ни о чем не говорит?
– Россомахин? Ох, ну это странный знакомый Марго. Он ее тут недавно донимал расспросами о том, не видела ли она чего необычного в доме Бурхасона. Его-то как раз, насколько я понял, портрет интересовал.
– Хм… – озадачился Кутепов, – Чо делать-то? Домой вот приперся, а этот тип из головы не идет. Чертова работа, даже по ночам не отпускает.
– Ну, так позвони ему.
– Звонил уже, не отвечает. Знаешь, я, пожалуй, съезжу к нему утром. Благо адрес есть.
– Тоже дело, – согласился Петр.
– Ну, ладно. Спасибо, что надоумил, – голос Кутепова стал много увереннее. Теперь он знал, что делать, чтобы избавиться от бессонницы, которая является профессиональной болезнью сыщиков. Особенно тех, которым поручают запутанные дела.
***
– Ну, что? – Изольда сбежала с крыльца и быстрыми шагами направилась навстречу появившимся в воротах Марго, – Удалось что-нибудь выяснить?!
– Ох, – блондинка устало улыбнулась, – Ты не представляешь, в самый неподходящий момент у меня затренькал телефон. И как ты думаешь, кто звонил? Тимофей Тарасов.
– Что ты?! – округлила глаза подруга.
– Представляешь, я сижу в кустах под окном, уже практически темно, слушаю, как Коко с этим Романом делят мой портрет, и тут на тебе! Оказывается, Тимофей в панике! Он не знает, что подарить Маняше! Пришлось спешно выползать из кустов и делать вид, что я заглянула на огонек спросить сколько времени. Ты даже не представляешь, какое лицо было у Светланы Полуниной. Наверное, она черт знает что, подумала! – Марго перевела дух и опустилась в кресло на веранде, – Одно радует, мне удалось отговорить Тимофея дарить Маняше белый рояль.
– А он хотел?! – испуганно выдохнула Изольда.
– Уже практически собрался. Маняша проговорилась ему, что закончила музыкальную школу. Мне стоило немалых трудов довести до его сведения ту простую истину, что если человек когда-то закончил музыкальную школу, он либо стал музыкантом, либо ненавидит музыку до такой степени, что белый рояль сочтет прямым оскорблением.
– Что же дальше будет… – покачала головой Изольда, – если все только начинается с рояля…
– Да ничего такого не будет, – отмахнулась Марго, – Тимочка в панике. Ну, я направила его по правильному пути. Сейчас он уже выбирает какое-то золотое украшение, которое вмещается в рамки допустимой цены для первого подарка. Можешь расслабиться.
– Огромное спасибо тебе, – с чувством поблагодарила ее подруга, – Так что тебе удалось выяснить?
– Ой, я совершенно не понимаю Бочкина, – Марго закатила глаза, – Он какой-то неправильный детектив. Сегодня улизнул буквально в час икс. Ведь ты увидела входящего в дом Полуниных Романа чуть ли не через пять минут после того, как загрохотал мотор машины моего детектива. Конечно, его следовало бы вернуть… Да ну его, в самом деле!
– Так что тебе удалось узнать?! – нетерпеливо напомнила о себе Изольда.
– Ох, – Марго устало вздохнула и улыбнулась, – Сегодня я получила подтверждение, что Коко и ее охранник причастны к похищению моего портрета. Наверное, они же и убивают тут всех и вся.
– Зачем? – вскинула брови подруга.
На это Марго по своему обыкновению пожала плечами:
– Понятия не имею. Наверное, они считают, что в этом есть какой-то смысл. Во всяком случае, сегодня они опять твердили друг другу, что должны сохранять осторожность. А потом Коко спросила, что ей делать с картиной Бурхасона. А Роман сказал, что пусть она пока полежит. Ведь, он так и сказал «она ищет свой портрет». Понимаешь! Они знают, что я ищу.
– Господи, да об этом уже все знают! И ты не выпрыгнула в этот момент из кустов и не потребовала свой портрет?
– Нет, – Марго вздохнула, – Роман тут же заговорил о каком-то мужчине, который представляет для них с Коко опасность. И он, вроде собирается сегодня ночью заставить его замолчать.
– То есть убить?! – шепотом ужаснулась Изольда.
– Понятия не имею, – легкомысленно заявила Марго, – возможно, я узнала бы больше, но у меня зазвонил телефон. А тут еще Светлана толклась на веранде. Пришлось делать вид, что я опять ищу Мао.
– И ты не будешь звонить своему Бочкину?
– Нет. Пусть отдыхает до завтра. Если Коко и Роман решили пока попридержать мой портрет у себя, то с чего бы мне пороть горячку. Мне необходимо время, чтобы разработать план. И когда я пойму как, я просто пойду и возьму у них свой портрет.
***
Следующим утром Бочкин поднимался на лифте к седьмому этажу сталинской девятиэтажки. Тому был довольно печальный повод. В девять его разбудил звонок неутомимого Кутепова.
– Ты не поверишь, – его голос выражал смятение чувств, – Петь, это дело сведет меня в могилу!
– Что стряслось-то? – детектив сел на кровати и сонно потер глаз кулаком.
– Россомахина убили, – печально поведал ему следователь, – Задушен, точь-в-точь как Ляпин.
Глава 14.
Лифт раскачивало и бултыхало вверх вниз и из стороны в сторону, что заставляло задуматься о том, что он, скорее всего ровесник этого сталинского дома. А что самое печальное его механизм, тросы и все остальное, что отвечает за человеческую жизнь внутри утлой кабинки не только морально, но и физически устарели. За долгий подъем Петр успел раз десять обругать себя за леность, по причине которой решил не топтать ноги аж семь пролетов, а сесть в это антикварное чудо.
«Все-таки странное существо – русский человек! – думал он, трясясь и покрякивая от страха, – Ведь в этом подъезде квартиры раз по десять куплены и перекуплены, все-таки центр города, а значит тут обитают далеко не бедные граждане. Речи о беспомощных и обнищавших коренных москвичах даже не идет. Вон ни одного окна в этом доме старого нет – все сплошь новехонькие стеклопакеты. Квартиры понакупили, отремонтировали по последней моде, джакузи понаставили, двери понавесили с девятью замками, а об элементарной безопасности пусть дядя заботится. Ага! Дядя из ЖЭКа. Нашли, кому доверить собственные дражайшие жизни. Ведь не дядя падать с девятого этажа будет, а они сами – владельцы элитного жилья в центре города. Уж могли бы скинуться всем подъездом на лифт. Нет! Все на авось надеются!».
Лифт как-то нерешительно затормозил и повис, раскачиваясь на проржавелых тросах. Детектив поспешил покинуть эту обитель человеческого пофигизма, дав себе зарок, что вниз он спустится на своих двоих. Квартира Россомахина представляла собой смесь японского минимализма и чисто-русской тяги к дорогим предметам мебели. В данном случае их роль выполняли всякие антикварные секретеры, тумбочки, подставки и пуфики, расставленные по всему бело-голубому японскому интерьеру. Все они смотрелись одинаково, как золой фонтан посреди пустыни. Наверное, японец, увидав такое, тут же сделал себе харакири, поняв, что мир ушел в безвкусицу. Однако русскому Бочкину задумка хозяина понравилась. Мило тут было и уютно. Несмотря на то, что во всех помещениях толпились люди из следственной бригады.
– Вы кто? – строго спросил его один из них еще в прихожей.
– Это ко мне, – быстро отреагировал, выглянувший из гостиной Кутепов и сразу перешел к делу, – Ну, что ты скажешь?
– Портрет не нашли? – без надежды спросил Петр.
– Да ну тебя! – в сердцах отмахнулся следователь, – У тебя навязчивая идея какая-то. Я думаю, что Россомахин вообще никакого отношения ни к Бурхасону, ни к портрету твоей Марго не имел.
– Ага! То-то его шлепнули!
– Можно подумать у нас теперь шлепают только тех, кто как-то связан с Бурхасоном или Ляпиным, – проворчал Кутепов.
Однако было видно, что версия трагических совпадений на Петровке уже не прокатила. Видимо, начальство заставляет его разрабатывать все три убийства в одном флаконе.
– И ведь черт бы его взял! – в сердцах воскликнул он, махнул рукой и пошел назад в гостиную.
– Взял уже, – буркнул Петр и потащился за ним следом.
В комнате, сидя на корточках один оперативник описывал место происшествия под диктовку другого.
– … на лицо следы проводимого в квартире обыска. Вещи раскиданы по полу… – монотонно бубнил он.
Тот, который писал, приостановился, глянул на диктовавшего и задумчиво вопросил:
– Коль, а «по полу» слитно пишется или раздельно?
– Иди ты на хрен! – так же монотонно ответил ему коллега, – Не все ли тебе равно?
– Нет, ну ты подумай только! – продолжил возмущаться Кутепов, – Ведь стоило мне надавить на этого Россомахина, вот хоть чуть-чуть, он бы раскололся! Может быть, жив остался.
– Если бы, да кабы, – пожал плечами Петр, – Откуда тебе было знать, что у него есть информация, за которую его убить хотят. Интересно, что он знал…
– Вот и я о том же… – следователь вздохнул.
– Ух, ты блин! – раздалось из другой комнаты, которая, по всей видимости, была чем-то средним между спальней и кабинетом.
Все, включая Бочкина, ринулись на удивленный голос. Только те двое, которые с грамматическими ошибками описывали место происшествия, продолжили свое дотошное занятие, не обратив никакого внимания ни на восклицание, ни на всеобщее оживление.
В кабинете-спальне у большого шкафа-купе с раздвижными дверями, инкрустированными под циновку, стоял один из оперативников. В вытянутой руке он держал картину без рамы, размером около метра на полтора.
– Да тут прямо художественная галерея! – ошарашено продолжил он, увидав нахлынувшую толпу зрителей, – Я эту картину еще со школы помню. «Мишка косолапый» называется.
Кутепов подошел к нему и взял из рук полотно.
– Сам ты мишка косолапый! – передразнил он и нахмурился, – Это же Поленов. «Утро в лесу».
– А это что за хрень? – оперативник вытянул из шкафа другое полотно, развернул и причмокнул, – Это точно не Поленов.
Петр тоже подошел к ним.
– Это Дали. Только он писал слонов с комариными ногами.
– Во всяком случае, теперь понятно, за что его грохнули, – со знанием дела изрек оперативник, – Хранить такие картины в спальне…
– Ты в своем уме?! – окрысился на него Кутепов, – Это же копии! Настоящий Поленов висит в Третьяковке. А Дали… да точно тоже где-нибудь висит. А вообще, пусть с этим барахлом эксперты занимаются, – тут он обернулся к детективу, – Кстати, Россомахин меня спрашивал, что причитается художникам, подделывающим шедевры.
– Ясно что, – пожал плечами тот, – Хорошие гонорары. Если есть покупатели, значит, они платят. Не было бы спроса, никто бы ничего не подделывал.
– Это я к тому сказал, что Рассомахин имел целый штат таких художников. И рынок сбыта. Он сам обмолвился. И мне, почему-то кажется, что убили его совсем не за подделки.
– Пустите меня! – послышалось из коридора, – Пустите! Какое вы имеете право. Это моя квартира!
В спальню решительно шагнула женщина средних лет. Она не была привлекательной, скорее наоборот. Кроме того, собиралась она явно в спешке, а потому выглядела неряшливо и даже странно, если учитывать, что одна ее туфля была черной, а другая коричневой. Сумка, которую она держала в руке, так и вообще красной.
– Вы кто? – Кутепов застыл у шкафа с копией картины Дали в руке.
– Я Ирина Викторовна Тропинкина, – она оглядела спальню хозяйским взглядом и потребовала, – Поаккуратнее с картинами.
– Я ничего не понимаю, – растерялся следователь, – Какое отношение вы имеете к погибшему Россомахину? И почему столь бесцеремонно мешаете следственным действиям?
– Я же сказала, это моя квартира! – упрямо повторила Ирина Львовна, – Что тут не понятного. Андрей мой брат. Эту квартиру нам оставили родители. Он ее узурпировал, вон даже ремонт сделал. Мне, кстати, ни копейки за нее не дал. Но теперь, она по праву перешла в мое личное владение. Я удовлетворила ваше любопытство?!
– Вы как-то очень быстро узнали об убийстве хозяина квартиры, – глядя на нее с ЧКистким подозрением, предположил Кутепов.
– И что? Мне Варвара Ильинишна позвонила. Соседка снизу. Мы с ней в хороших отношениях, – Ирина Львовна поджала губы и демонстративно села в кресло, стоящее у дверей.
– Ну, хорошо… – сдался Кутепов, – С квартирой вы потом разберетесь. Вы можете что-нибудь по существу сказать? Ну… может вы подозреваете кого-то, или брат о чем-то говорил вам. Или вел себя странно.
Женщина задумалась. За время ее размышлений оперативники успели удовлетворить свое любопытство и вернуться к прерванным делам. В спальне остались лишь она, следователь и Бочкин.
– Подозревать тут можно кого угодно. Андрей уже давно по краю ходил, – наконец, изрекла она, – Все какие-то темные делишки проворачивал. Деньги у него всегда водились. Но он жадный был до умопомрачения. Представляете, муж мой хотел машину поменять. Ну, наша-то семерка совсем развалилась. Я к Андрею, мол, одолжи, чтобы с банком не связываться. Знаете, какие там проценты дерут. Так ведь не дал. «Нету», – говорит. А сам через неделю на курорт укатил.
Бочкин принялся рассматривать хранящиеся в шкафу картины. Его не оставляла надежда найти портрет Марго и закончить нудное дело, которое, во-первых, развязало бы его с надоедливой клиенткой, а, во-вторых, избавило бы от ковыряний в Кутеповских убийствах.
– А что за подозрительные делишки были у Россомахина? – вернул свидетельницу в интересующее его русло следователь.
– Ой, ну вон же они в шкафу стоят, – женщина фыркнула и закинула ногу в коричневой туфле на ногу в черной, – Он вечно терся возле богатых бездельников. Говорил, что на их пафосе он себе состояние сколотит. Те ему картины заказывали, а он художников нанимал. Художники ему делали копии с известных картин, а он толкал их своим богатеньким приятелям.
– Те знали, что покупают копии?
– Они мне не докладывали, – Ирина Львовна скорчила презрительную гримасу, дабы дать понять, сколь сильна в ней классовая ненависть к преуспевшим в этой жизни.
– Допустим, что все-таки знали, – вслух подумал Кутепов, – Иначе ваш брат уже имел бы виллу на Мальдивах, яхту и прочие прелести из мира миллионеров. Он ведь ничем таким не располагал?
– Нет, вроде… – неожиданно ее глаза вспыхнули, – но знаете, вот вы про странности спрашивали. Я ведь часто с ним ругалась по поводу этой квартиры. Прям, как родители наши померли, так и ругалась. Я ведь, на тот момент уже с мужем жила, на его площади. А Андрей все тут… Ну, а когда отца с матерью не стало, я к нему, мол, давай делиться. У нас ведь эта жилплощадь в равных долях. Он все мялся… Потом, гляжу, уже и ремонт сделал. А квартира-то дорогущая! В центре же. Сама я с семьей в Текстильщиках живу в малогабаритке. Я ему сколько раз говорила, давай родительскую квартиру продадим, купим себе две хороших. В общем, мы не ладили. А тут где-то в начале лета мы свиделись на Дне рождения у тетки. Я ему опять, мол, чего ты все тянешь. Если продавать не хочешь, так выплати мне мою долю по рыночной стоимости. А он мне так усмехается и говорит: «да подарю я тебе эту квартиру осенью, чего пристала. Мне она теперь без надобности!» Я еще посмеялась над ним. Я ему говорю: Ты? Подаришь? Ты же жлоб! За копейку удавишься. А он свое: подожди, сестричка. Скоро я вообще перееду куда-нибудь в Альпы. Уж больно там у них воздух хороший. И плевать мне на эту дыру в центре Москвы. Можешь ее забирать целиком. Представляете?!
– То есть Россомахин думал, что к осени страшно разбогатеет? – уточнил Кутепов.
– Похоже на то, – согласилась Ирина Львовна.
– А с чего бы?
– Ну, этого он мне не говорил. Знала бы, так может, тоже переехала в Альпы. А то теснимся вчетвером в малогабаритке. У меня ведь дети уже взрослые. Сын вон жениться собрался. Дочка школу заканчивает.
– Вы часто бывали у брата?
– Да что вы! Буду я к нему бедной родственницей ходить! Очень мне уперлось! Бывала раза два. Один, вон, когда деньги на машину приходила занимать…
Она вдруг скуксилась и начала рыдать. Сразу, как-то надсадно и очень громко. Словно до нее только что дошло, что брата больше нет. Вероятнее всего, так оно и было.
– Коль! Воды принеси! – крикнул Кутепов.
Оперативник появился как по заказу со стаканом воды в руке. Следователь моргнул ему, чтобы не оставлял даму в одиночестве, и они с Бочкиным вышли в коридор.
– Портрета Марго среди полотен нет, – пожаловался ему Петр.
– Этот Россомахин имел клиентуру, толкал им подделки под великих мастеров, и все были довольны. Чего бы ему хранить у себя портрет твоей клиентки, да еще написанный Бурхасоном. Бурхасон – это не Айвазовский, – заключил Кутепов таким авторитетным тоном, словно был не следователем, а искусствоведом. Потом он щелкнул пальцами и закончил, – Я бы тут в бытовухе поковырялся. А что? Квартирный вопрос на лицо. Сын жениться собрался, дочка школу заканчивает. С деньгами проблемы…
– Ты думаешь, сестра покойника такая дура, что сама прибежала аккурат в твои руки? Рассказала все про свои жилищные проблемы, сдала себя с потрохами, практически. И все для того, чтобы тебе жизнь облегчить? – усмехнулся Петр.
– Во-первых, она могла рассказать далеко не все, во-вторых, может сама она никакого отношения к убийству и не имеет. Но у нее сын взрослый, который находится в том нежном возрасте, когда несправедливость других принимают за содомский грех, требующий смертной кары. Ведь со слов дамы в разных туфлях, брат поступил с ней, ой, как несправедливо.
– Ха, туфли! Ты тоже заметил!
– Ну, не один же ты у нас тут всю жизнь в сыскном деле. Мы тоже не мячи пинаем.
Они вышли на лестничную площадку и дружно закурили. Бочкин – Мальборо, Кутепов – «Русский стандарт». Петр покосился на пачку следователя, протянул свою. Но тот отрицательно мотнул головой:
