Текст книги "Портрет блондинки в голубом (СИ)"

Автор книги: Анна Трефц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)

– Добрый вечер, – Марго оглядела его с ног до головы так, как будто только что получила его в подарок, – Прежде, чем вы падете к моим ногам, было бы не лишним представиться.

Рядом с ней топталась прехорошенькая девушка, такая юная и с таким чистым взглядом, что в лучшие времена Андрей непременно постарался бы приударить за ней. Но теперь он не мог себе позволить отвлекаться. Он попытался разлепить пересохшие губы, но собственное имя застряло между гландами. Поэтому он с мольбой глянул на ухмыляющегося Тарасова.

– Андрей Россомахин, – вместо него, представил его тот, – Мы тут вместе коротали вечерок.

– Хм… – Марго кокетливо тронула пальцем непослушную прядь волос, спадающую на лоб, – Я, конечно, просила свою стилистку постараться, но такого эффекта никак не ожидала. Неужели я действительно выгляжу так сногсшибательно?

– А то! – развеселился Тимофей, – Я бы с тобой даже на бизона пошел. В твоем присутствии любому живому существу верная смерть. И заметь, ты еще даже не начала говорить.

– Ах, ну ты, как всегда, совершенно невозможен! – беззлобно выругала его Марго, – А я, между прочим, хочу тебя познакомить с замечательной племянницей своей подруги Изольды.

– Это той самой Изольды, у которой теперь губа до колена? – прищурился Тарасов.

Маняша подавила улыбку, а Марго фыркнула.

– Ты понятия не имеешь о тех страданиях, которые женщина терпит ради красоты. Поэтому будет лучше, если ты прекратишь язвить. Иначе я вспомню, что в последнем выпуске журнала Космополитен была статься о том, что к 40 годам 90 процентов мужчин страдают от облысения и импотенции. Кстати, тебе сколько лет?

Тарасов провел рукой по густой шапке русых волос и улыбнулся:

– Как видишь, мне еще далеко до этих проблем.

– Я еще не закончила, – Марго обошла его и встала с другой стороны, – Оставшиеся десять процентов начинают лысеть до сорока.

– И что? Нет никакой панацеи от этой беды? – притворно испугался Тимофей.

– Есть, конечно, – она опустила глазки, собираясь рассказать о спасительном средстве, – Законный брак.

Тимофей слушал ее вполуха. Все его внимание переключилось на ее молоденькую спутницу. Он впился губами в край стакана, не в силах двинуться с места. Что-то сковало его. Иногда так случается, что люди находят друг друга, и с первого взгляда на них снисходит понимание, что они две половинки единого счастья. Тимофей знал многих женщин, поскольку до своего заступления на пост директора мясокомбината вел весьма свободную жизнь, но ни одна из них не оставила в его сердце и следа. Некоторых он изредка вспоминал. У Ирочки были потрясающие серые глаза, у Светки отличная фигура, Лариска могла выпить бутылку водки залпом и не захмелеть, Фаина была настоящей бестией в койке, хотя с виду являлась воплощением невинности татарской девственницы: черная коса до пояса и скромный взгляд вечно опущенных в пол раскосых глаз… А девушка, стоящая в метре от него, была не понятно каких достоинств: и не такая уж красавица, просто миленькая. Да и вообще, он и знать-то о ней ничего не знал, даже имя ее ему не известно, но он вдруг почувствовал, что в этот момент решилась его судьба. Дальше все будет по-другому. А Маняше вдруг страшно захотелось воспользоваться советами Марго, которые еще минуту назад казались ей смешными. Она мучительно соображала, что бы такое сказать про Пушкина, чтобы сердце мужчины, стоявшего перед ней, дрогнуло. Он ей не то, чтобы понравился. Он ее притянул, как притягивает магнит железную болванку. Ей хотелось быть рядом с ним, говорить с ним и читать в его глазах хотя бы заинтересованность. Россомахин, в свою очередь тоже стоял как столб, пытаясь выдумать предлог, чтобы потащить Марго подальше от чужих ушей. И единственной, кто в сложившейся ситуации сохранила безмятежное спокойствие, была сама Марго.

– Мария Крапивина, – представила она в раз побледневшую Маняшу, – племянница Изольды Пушкиной. Кстати, той самой Пушкиной, муж которой владелец сети крупных супермаркетов «Домашний».

– Ох… – разом вырвалось из всех присутствующих, включая Россомахина. Последний даже вздрогнул.

– Мне сегодня просто везет на родственников владельцев сетей супермаркетов, – ухмыльнулся Тимофей и сделал робкий шаг в сторону девушки, – Что вы будете пить?

Та побледнела еще больше, кинула умоляющий взгляд в сторону Марго и, не найдя поддержки, пробормотала нечто невразумительное, больше похожее на: «Пушкин бы выпил сухого вина… наверное…».

Ее ответ поставил всех в тупик. Тарасов тоже глянул на Марго в полном недоумении. Но та лишь закатила глаза и поджала губки.

– Мне бы с вами потолковать, – неожиданно обрел уверенность Россомахин и, подойдя к Марго, взял ее за локоток…

Мао, до сей поры мирно дремавший у нее в руке, навострил уши и оскалился.

Его хозяйка бросила испепеляющие взгляды сначала в сторону Тимофея, затем на Маняшу и, фыркнув им обоим, милостиво улыбнулась Андрею:

– И как раз кстати. Я думаю, нам следует покинуть этих двоих, пока они не втянули нас в обсуждение жизнеописания Пушкина. Но имейте в виду, у меня свирепый охранник, – смеясь, она кивнула на свою собачонку, – Не смотрите, что он малюсенький, его мочевого пузыря с лихвой хватает на пару ботинок. Иногда я даже удивляюсь, откуда что берется.

С этим они бесцеремонно пошли прочь, оставив сконфуженных молодых людей конфузится дальше наедине друг с другом. Они и не подозревали, что за ними неотрывно следит человек, прислонившийся к колонне в другом конце зала.

Глава 7.

Петр Бочкин потянулся и уставился на следователя Кутепова. Оба они пять часов без малого сидели в кабинете покойного Бурхасона, перебирая его деловые бумаги. За окном сумерки сменились ночной тьмой. Кутепов уже не раз намекал на то, что дома его ждут жена и дети, однако Петр, не обремененный семейными отношениями, все таращился в корявые записи деловых тетрадей художника. На его счастье последний прилежно вел свою бухгалтерию, однако, лишь ее. Ни о каких галереях, в которые он продавал картины, речи в тетрадях не было. И все-таки Петру удалось сделать открытие. Он пока не понимал, как его использовать в вопросе поиска портрета, но опыт ему подсказывал, открытие это было практически сродни великому.

– Вась, – частный детектив потянулся, – А ведь Бурхасон сидел в страшных долгах. Ни о каком великом состоянии и речи не идет. Так что можешь разочаровать его наследников. Им вряд ли удастся покрыть долги покойного, даже если они продадут этот дом, Бентли и все картины из его мастерской.

– О чем ты? – вяло вопросил Кутепов и зевнул, дабы не оставить сомнений, что тема финансовых дел убиенного его никаким боком не волнует.

– Ну, как же! – возмутился таким равнодушием Бочкин, – Во-первых, Бурхасон прилежно хранил все свои долговые расписки. Деньги он занимал отнюдь не в банках, а у частных лиц. Видимо, те давали ему беспроцентные кредиты. Во-вторых, расходы художника явно перекрывали доходы. Иными словами он едва сводил концы с концами, чтобы жить на широкую ногу, как это принято в обществе, в котором он вращался. Поэтому ему приходилось ежемесячно занимать крупную сумму денег. Вот тут все записано.

– И как это относится к его убийству? Думаешь, Бурхасона кокнул какой-нибудь заждавшийся выплат кредитор? – не без ехидства поинтересовался следователь.

– Зачем кредитору убивать должника, – пожал плечами Петр, – Это все равно, что закопать свои собственные деньги на два метра под землю.

– Ну, тогда на фига мне вся эта ерунда с долгами и кредиторами?

– Не знаю… – задумчиво пробормотал Бочкин, – просто информация к размышлению.

– Штирлиц пускай размышляет. А мне домой пора, – Кутепов показательно поднялся с кресла, в котором сидел все это время, – Давай собирайся. Нет уже сил тут торчать.

– Ты просто образец трудового рвения, – ухмыльнулся частный детектив.

– Если бы мне за мое рвение платили так же как тебе, я бы тут все языком вылизал, – невозмутимо парировал Кутепов, – А так скажи спасибо, что высидел с тобой до темноты.

– Спасибо, – вежливо поблагодарил Петр и тоже поднялся из-за стола художника, – только не складывается у меня в голове…

– Да чего тут складывать! – следователь пошел к двери кабинета, – Все, что ты нарыл, лишь подтверждает мою версию. Бурхасон залез в долги, которые не мог выплатить. Причем одолжил он из карманов весьма уважаемых людей, которых не принято кидать. Кроме того, половина из них либо были его клиентами, либо собирались ими стать. Сам понимаешь, на дурачка не сыграешь. Он крутился в богатой среде, где все друг о друге знают, и пускал пыль в глаза, чтобы быть своим. А когда понял, что заигрался, начал искать выход. И нашел – жена Ильина с ее акциями – прекрасный вариант. Ну, а тут муж. Он видит, что у Бурхасона с его женой все серьезно, испугался мужик. Вот он и пришил художника от греха подальше. Понять по-человечески его можно. Кому охота акции терять. Вот и весь сказ. А если я не прав, можешь закидать меня камнями. Только завтра. Потому что сегодня мне домой пора.

– Ну, и зануда ты, – Петр поплелся следом из кабинета, то и дело оглядываясь на стол, на котором одиноко стоял бюстик Наполеона, – Уперся в одну версию, и талдычишь ее как «Отче наш».

– Потому что она единственно верная, – закончил спор Кутепов и вышел в коридор.

***

Андрей Россомахин мучительно соображал, как бы повернуть разговор в нужное ему русло. Однако, пообщавшись с Марго, он уже успел понять, что сделать это будет весьма затруднительно. Марго говорила только о том, о чем хотела говорить в данную минуту. И заставить ее обсуждать тему, интересную ее собеседнику практически невозможно. Когда он планировал этот разговор, ему почему-то казалось, что достаточно спросить дамочку в довольно резком тоне, напоминающим о распространенной в криминальной среде фразе «Кошелек или жизнь» и она выложит все, что знает. Может быть, с другими такое и сработало бы, но только не с Марго. Она бы начала спрашивать «какой кошелек», из «какой кожи» и «что он имеет в виду, говоря о жизни: предлагает ли он ей жизнь совместную, и если да, то где…» и так далее, пока несчастному вопросившему не захочется повеситься на ближайшем суку. Поэтому они уже полчаса пили вино, сидя на мягком диване в укромном уголке клуба, а он все никак не мог задать единственно интересующий его вопрос. Хотя если быть откровенным, то вопрос он этот уже задал, и ни раз. Но она, как будто его не слышала.

– О чем тут можно говорить! – возмущенно тараторила она, не замечая кислую физиономию слушателя, – Человечество изначально ничего не понимало в живописи! И до сих пор так ничего и не поняло! Я бы сказала, что живопись, это наша большая ошибка. Нельзя давать в руки человеку то, чем он может рисовать. Иначе проблем не оберешься. Я вот недавно вернулась из Перу. Теперь я понимаю, почему инопланетяне больше не прилетают на Землю. Вы видели то убожество, которое древние с позволения сказать художники изобразили для пришельцев?!

Россомахин помотал головой, пытаясь разогнать по вискам сконцентрировавшуюся у переносицы мигрень. Была б его воля, он схватил бы что-нибудь потяжелее и врезал бы блондинке промеж глаз. Просто для того, чтобы заставить ее на секунду замолчать. Но ничего тяжелее бокала под рукой не нашлось, приходилось делать вид, что он весь во внимании.

– Пришельцев? – проскрипел он, – Что вы имеете в виду?

– Как?! – изумилась она, – Вы не были в Перу?

– Как-то не довелось…

– Если вы интересуетесь живописью, вам непременно стоит там побывать. Вы все поймете, когда увидите эти рисунки своими глазами. Огромные безобразные изображения зверей и птиц, которые видны только с вертолета. Я над ними пролетала. Теперь я не удивляюсь, что летающие тарелки на Земле видят только шизофреники из окон своих палат. А ведь, как говорят ученые, космос перенаселен всякими пришельцами. Думаете, почему они к нам не летят? Да потому что они понимают, им нечего делать с человечеством, которые рисуют такие похабные картинки. Это же кич чистой воды! Но и их счастье, что не летят. Прилетели бы, увидали плоды творчества современных художников! Нет, живопись у нас хромает.

– Ну, почему вы так категоричны. Есть же великие мастера: Рафаэль, Репин, Моне… да мало ли…

– Не знаю… – Марго покачала головой, – Я с ними не знакома. Может быть это вполне приличные люди, и рисуют что-нибудь приятное. Но то, что я видела…

– Да чего далеко ходить. Взять хотя бы художника Пабло Бурхасона, – Россомахин неожиданно нащупал нить, которая должна вывести его на нужную тему, и оттого страшно возрадовался. Даже покраснел, – Насколько я знаю, он писал ваш портрет. Его творчеством вы тоже недовольны?

– Хм… – Марго задумалась, впрочем, ненадолго, – Это провокационный вопрос. Нет, Бурхасон все изобразил верно. Даже пуговицы на моей блузке весьма точно нарисовал. Но если поставить портрет рядом с моей фотографией, то я отдам предпочтение фотографии. Вы знаете, – она вдруг просияла, – А я только сейчас поняла… Ведь живопись – вымирающий вид искусства! Согласитесь, зачем тратить время на всю эту ерунду с кистями и красками, если можно просто сфотографировать. Это раньше, когда не было фотоаппаратов, людям приходилось прибегать к услугам художников, а теперь какая в том необходимость? Нажал на кнопку и готово! Удивительно, как подчас неожиданно в голове возникают столь революционные мысли, вы не находите?

Она хлопнула своими пустыми глазами и радостно улыбнулась. Андрей нашел, что сейчас она походила на ребенка, вдруг осознавшего, что конфета сладкая. Однако не в его интересах было уводить разговор в обсуждение разницы между фотографией и живописью.

– Но ведь портрет, насколько я понимаю, пропал… – напомнил он ей.

– Да… – она вздохнула, – но это вопрос времени. К его поискам я подключила очень хорошего детектива. Петра Бочкина, слыхали?

Россомахин икнул и долго не мог выдавить из себя даже междометья. К такому повороту событий он не был готов.

– Видите ли, – не заметив его реакции, легкомысленно продолжила Марго, – Портрет предназначался для художественной галереи Браззавиля. Лично мне больше бы понравилось, если бы Браззавиль был столицей Бразилии, как и должно бы быть, судя по названию. Но он, к сожалению, находится в Конго. Впрочем, Африке тоже нужна культура. Ой, Я вот только сейчас подумала… если портрет так и не отыщется, может имеет смысл им послать мою фотографию? Ну, в качестве утешения что ли. Хотя справедливости ради, фотография будет, пожалуй, даже лучшим подарком, чем портрет кисти Бурхасона.

– О! – наконец, выдохнул Андрей, все еще находящийся под впечатлением, что глупая блондинка подключила к делу частного детектива, у которого, по слухам за всю карьеру не случилось ни одного прокола.

Марго, разумеется. Поняла его «о» по-своему и скромно опустила глаза:

– Ах, ну, конечно, они и не ждут такой щедрости. Но, в конце концов, раз уж я взялась гуманитарно помочь их культуре, то к чему мелочиться! Я закажу большую фотографию, ничем не меньше размера пропавшего портрета. Это на случай, если Бочкину не удастся его отыскать. Хотя мне кажется, он профессионал своего дела.

– Еще какой, – Россомахин заметно сник, но все-таки решил продолжить допрос, – Скажите, Марго, а когда Бурхасон писал ваш портрет, вы кому-нибудь рассказывали об этом? Может быть, кто-нибудь посещал с вами мастерскую художника. Ну, чтобы полюбоваться… К примеру, ваш друг…

– Друг? – она задумалась, – Нет, насколько я помню, я всегда приходила одна на сеансы. Таково было требование Пабло. И я его требование уважала. Ему ведь необходимо было сосредоточиться для работы. А попробуйте сосредоточиться, если кто-нибудь будет пыхтеть у тебя за спиной.

– А вы не в курсе, может сам Пабло показывал ваш портрет кому-то? Ну, хвастался что ли… Или просил оценить?

– Об этом лучше спросите его секретаря Катерину. Мне он ничего такого не говорил.

– А вы в его доме кого-нибудь видели?

– Хм… – Марго замолчала, а после некоторого раздумья отрицательно мотнула головкой, – Нет, не доводилось.

После чего она поднялась, дав понять собеседнику, что не только разговор, но и он сам перестали ее занимать. У нее появилась мысль, которую она хотела сообщить детективу Бочкину. Причем, немедленно.

Глава 8

Петр Бочкин с трудом припарковал свой потрепанный Форд в переполненном машинами ночном дворе и устало поплелся к подъезду. «В сущности, – размышлял частный детектив, – Моя теперешняя работа сводится к грамотному расставлению всевозможных наукоемких жучков. И еще, пожалуй, к умению вовремя унести ноги от жаждущего крови подкарауленного неверного мужа. Или неверной жены и ее любовника. А вот думать мне давно не приходилось…»

По правде сказать, думать Бочкину нравилось. Он искренне не понимал, отчего это Кутепов так инертен, и, уцепившись за одну версию убийства Бурхасона, никак не желает разработать хотя бы еще одну. И дело тут вовсе не в зарплате следователя. Ведь настоящему сыщику в момент поиска преступника решительно плевать, сколько ему заплатят за его поимку. В нем просыпается азарт сродни охотничьему. Вот как сейчас в Бочкине неожиданно очнулся от спячки его давно заброшенный в темную берлогу сознания ищейский пыл. Ему вдруг отчаянно захотелось разгадать тайну убийства на фиг ему не нужного Бурхасона. Причем, ему-то ведь за поимку убийцы вообще ничего не светит. Кутепову, вон, при удачном стечении обстоятельств, может хоть медаль дадут. Или памятный подарок, типа настенных часов с кукушкой… Но разве такая ерунда является первостепенной, когда ищешь преступника. Сейчас Бочкин даже не догадывался, а чувствовал, как чует волк запах далекой крови, что промышленник Ильин никакого отношения к смерти художника не имеет. И доводы Кутепова ему казались просто смешны. Жена Ильина, конечно, бабешка еще та. На такой жениться, и дарить ей при этом 14 процентов акций своего предприятия – поступок довольно глупый. Но тут немалую роль сыграла шумиха вокруг этой свадьбы. Жена Ильина – Тамара Пульминская – известная звезда сериалов. Любимица народа и все такое. Понятное дело, что вокруг ее романа с крупным предпринимателем тут же поднялась теле-радио-газетная кутерьма с огромными фотографиями на обложках и выступлениями в ток-шоу. Ну, и захлестнула эта волна мужика. Почувствовал себя на вершине народной славы, захотелось подвигов. А может быть Ильин даже умнее, чем это выглядит. Ведь теперь он известен в каждом доме в самой отдаленной российской деревне. Не как владелец заводов, пароходов и прочего добра, за что его многие ненавидят, а как любящий муж и благодетель народной звезды. Чем не реклама? Ведь поговаривают же, что Иванцов собирается в депутаты. На кой ему еще и депутатство – черт его знает. Но если так, то шумиха вокруг свадьбы и щедрого подарка ему только на руку. А быть замешанным в убийстве, да еще таком громком, ему, как ни крути, совсем ни к чему. Даже если отмести идею о депутатстве. Да и Пульминская эта – дамочка с характером. Бочкин ее уже давно знал. Года два назад выслеживал ее с крупным банкиром, дабы жена этого банкира смогла чего-то там у него отсудить при разводе. Пульминская тогда находилась в поиске богатенького мужа. Кидалась то на одного, то на другого. То и дело вляпывалась в нехорошие истории. Так что в ее положении приятного вида 50-летний миллионер Ильин – просто клад. И чтобы она задумала уходить от него к нищему художнику, у которого долги превышают стоимость всего его имущества, вместе с трусами и подтяжками?! Бред чистой воды. А уж Пульминская бы для начала выяснила состояние избранника, прежде чем рушить свой брак. Ее в этой жизни больше деньги интересуют, нежели любовь. Так что какой-то романчик она и крутила, но серьезным его вряд ли можно считать. Но если не Ильин, то кто и зачем пришил художника? Видимых причин для убийства ведь нет. Кому он настолько помешал? Похищенные вещи, как говорит Марго, действительно никакой ценности не представляют. Если, конечно, это все вещи. Может быть Катерина – его секретарь не все знает? Нужно бы еще раз с ней потолковать. Тут у Бочкина нехорошо засосало где-то в области сердца. И он понял, что его ищейский интерес гнездится вовсе не в берлоге сознания, а совсем в другом месте. Ему очень хотелось вести это дело. И все лишь потому, что Катя Пискунова проходит в нем свидетельницей номер один. Только теперь он понял, что хочет быть связанным с ней хотя бы этой неприятностью. Настолько ее глаза, стройная фигурка и легкие завитки у тонкой шейки запали ему душу. В одиноком волке, бывшем следаке, а теперь частном детективе, привыкшем к мерзостям жизни, и умеющим на этих мерзостях цинично делать деньги, проснулось нежное чувство.

«Красота спасет мир, – пришло ему в голову, – или погубит его…»

– Добрый вечер, – услыхал он со стороны и, вздрогнув, повернул голову.

Он уже понял, что это приветствие не сулит ему ничего радужного. Во-первых, потому что исходило оно из уст гориллоподобного мужика в черном дорогом костюме телохранителя. А, во-вторых, потому что из темноты к нему выступил его брат-близнец. Может и не единоутробный, а породненный в профессии. Два дуболома – это перебор. К тому же они явно собирались его бить.

– Прежде, чем вы начнете махать кулаками, потрудитесь прояснить предмет разговора, – устало проговорил Бочкин, которому почему-то стало все равно, как сильно его сейчас побьют. Быть может, проснувшееся нежное чувство так притупило сознание, а может как раз сознание говорило о том, что сопротивляться двум оппонентам, общая масса которых превосходит твою собственную раза в четыре, абсолютно пустое занятие. Нужно дать им выполнить свой долг и уйти.

– Завтра развод супругов Фуксовых, – хмуро обозначил проблему один из гориллоподобных.

– Так и ради Бога, – развел руками Петр, – Я же не отдал госпоже Фуксовой фотографии. Чего вы от меня еще хотите?

– Брат, – проникновенно проговорил второй гориллоподобный, – Нам как раз нужны эти снимки.

– Ребят, да на кой они вам. Ваш хозяин коллекцию решил собирать?

– Прикуси язык, – рявкнул первый, – Мы от Варвары Петровны Фуксовой. Завтра у нее начинается процесс по разделу имущества. И ей нужны эти фотографии, понял?

– А… – протянул Бочкин, – Бракоразводный процесс семейства Фуксовых здорово отражается на моей физиономии, – он показательно потер еще не совсем зажившую скулу, и вздохнул, – Но тут я вам помочь не могу. Ребята, приходившие от супруга так меня отметелили неделю назад, что я сжег все негативы на хрен. У меня ничего нет.

– Придется найти, – многообещающе предложил первый верзила.

Петр развел руками:

– Ну, если только сегодня ночью господину Фуксову вздумается лапать свою пассию. Однако, как мне кажется, до развода он будет предельно осторожен. Так что еще раз извините, ничем не могу помочь.

– Ты жить хочешь? – проникновенно вопросил брат первого.

– Очень, – заверил его частный детектив, – Поэтому, уверяю вас, моя смерть, даже мучительная, негативы не восстановит. Можете приступать, коли желаете. Но если вы в состоянии уяснить тот факт, что из меня не посыплются снимки как из рога изобилия, даже если бить меня ногами по почкам, то советую вам вернуться к вашей заказчице и мирно объяснить суть проблемы. Иными словами, раньше нужно было яйца чесать. А теперь уже ничего не вернешь.

– Щас как дам промеж зубов! – уже не так уверенно пообещал первый нападающий.

– И что? – нагло поинтересовался Петр, – Что будет?

– Они все так говорят, – пробормотал второй.

Стало понятно, что в рядах атакующих наметилась паника. Бочкин решил ею воспользоваться.

– Я говорю так, как есть. Зачем мне хранить снимки после того, как мою физиономию уже однажды превратили из-за них в фарш. И вообще, я всего лишь частный детектив. Я даже не адвокат одной из сторон. И мне нет никакого дела до того, кто выиграет этот бракоразводный процесс, а кто проиграет. У меня не получилось помочь госпоже Фуксовой.

– Тогда деньги гони! – воспрял духом первый гориллоподобный.

– Хм… – Петр понял, что битья ему сегодня не избежать, – с этим, как вы понимает, сложнее. Особенно здесь, у подъезда. Я ведь не ношу гонорар в кармане. Завтра утром пойду в банк…

– Почему сразу не отдал? – грубо прервал его второй верзила, даже не дав соврать как следует.

– Хм… – Петр снова потер скулу, – Да ведь дела…

– Я те щас как дам в зубы!

– Вы повторяетесь, – напомнил ему детектив, – И даже если вы выбьете мне все зубы, денег среди ночи я достать не смогу.

– Ну, что еще за безобразие! – пронзительно прозвучало за спиной Петра.

Трое мужчин вздрогнули. В желтый круг фонаря выступила Марго. На руке у нее хищно скалилась ее пучеглазая собачонка.

– Немедленно прекратите эту ужасную сцену, а то я натравлю на вас Мао! – пригрозила она, – И имейте в виду, Мао специализируется по виртуозному мочеиспусканию. Так что не отмоетесь.

Собачка многообещающе тявкнула.

– Марго! – в неожиданно улыбке расплылся первый верзила, – Извините, что не признали сразу!

К великому удивлению Бочкина его напарник тоже моментально превратился в кисель.

– Ну, вот! – Марго все еще хмурилась, – Теперь я знаю, чем занимаются помощники депутатов. Стоит ли говорить о том, что сами депутаты постоянно принимают какие-то дурацкие законы.

– А вы нас помните! – радостно умилился один из верзил, – Как там наш дружок поживает? Как там херр Шульц? Давно не виделись.

– И к лучшему для Густова. А то понаберется от вас всякой гадости. Надо же придумать, поджидать людей у подъездов. Вы что кошелек у него собрались отобрать?

– Зря вы так, – оскорбился второй, – Мы по делу говорим. Бизнес.

– Хорошенький у вас бизнес, – покачала головой Марго, – Только закончить ваши дела я вам не позволю. Этот господин, – она окинула недовольным взглядом притихшего Бочкина, – Мне нужен живым и по возможности дееспособным.

– А у вас с ним дела? – изумились верзилы.

– Да. Он ищет мой портрет, который украли из мастерской Пабло Бурхасона.

– Это которого кокнули что ли? – уточнил один из них.

– Совершенно верно. Вас ведь, кажется, Серегой зовут?

– Нет, – смущенно залыбился он и шаркнул ножкой 48-го размера, – Я Жэка. Серега – это он.

– Понятно, – поджала губы Марго.

– Говорят, Бурхасон этот водился со всякой шушерой, – доверительно сообщил ей Жэка.

– Ага, – усмехнулась Марго, – С банкирами и крупными бизнесменами. Так-то вы своих работодателей величаете.

– Нет, – смутился за приятеля Серега, – Это он для виду под приличного косил. На людях, так сказать. А на самом деле о нем дурные слухи ходят.

– Где ходят? – решил уточнить Бочкин, но, поймав на себе взгляд Жэки, красноречиво говоривший о том, где, по его мнению, место детектива, решил, больше в разговор не встревать.

Тем не менее, Серега ответил на вопрос:

– Как водится, то один скажет, то второй. Ну, треплются же мужики.

– Мужики всегда треплются, – с презрением заключила Марго, – А потом говорят, что женщины сплетницы. Ну? И о чем же таком треплются про Бурхасона?

– Так… – вдруг настроился на неопределенный лад Серега, – Поговаривали, что он в каких-то темных делишках замешан. Ну, там малюет что-то для коллекционеров. Вроде как подделывает чужие картины, а потом их продает за подлинники.

– Не понимаю, какое отношение это имеет к моему портрету, – равнодушно пожала плечами Марго.

– Ну, если он не списал ваш портрет с картины какого-нибудь Репина… – начал Серега.

– Никакому Репину я не позировала, – решительно отрезала Марго, – Я никакого Репина даже не знаю! И в глаза его не видела!

– Н-да… разговор двух интеллектуалов об искусстве, – все-таки не вытерпел Бочкин и усмехнулся.

– И, тем не менее, – нисколько не смутилась Марго и повернулась к нему, – я как раз приехала к вам, потому что сегодня вспомнила одну интересную деталь.

– А чо Фуксовой-то сказать? – вернулся к прерванной теме Жэка.

Остановленная на самом интересном месте Марго вздохнула и, закатив глаза, раздраженно ответила:

– Передайте Варваре Петровне, чтобы не сходила с ума на старости лет. Подумаешь, муж ей изменил. Все знают, что он ни одной юбки не пропустит. А как говорит моя подруга Изольда, с мужиками у нас в стране сейчас напряженка. Особенно с богатыми. И если у нее нет на примете какого-нибудь другого денежного мешка, кроме своего мужа, пусть бежит завтра в суд и забирает заявление. Ее муж совершенно не желает этого развода.

– А деньги? – меркантильно поинтересовался Серега, – Ваш частный детектив должен ей большую сумму денег.

– Отдаст, – заверила его Марго, – Я прослежу.

– Вы душа человек. Передавайте привет Густаву Шульцу, – с теплотой в голосе проговорил Серега.

Жэка же, уходя, погрозил кулаком Бочкину, и процедил сквозь зубы:

– Смотри у меня! Если ты эту даму обидишь, будешь иметь дело лично со мной.

– Надо же… – усмехнулся детектив, когда верзилы скрылись в своем джипе, – Какие у вас знакомые. Вы прямо королева воровской сходки.

– Попрошу без оскорблений, – ответила ему Марго с достоинством, – Это друзья главного технолога моего мясокомбината херра Шульца. К сожалению, Густав, как истинный немец полагает, что если в кармане его приятелей лежат корочки помощников депутата, то они приличные люди. Вот и все. К тому же я не обязана давать отчет о своей жизни вам – человеку, которого я только что спасла от месячного пребывания в реанимации.

– Кстати, спасибо. Так что вы мне хотели рассказать? И не пообщаться ли наму меня дома, раз уж мы стоим на пороге моего подъезда.

– Вы с ума сошли?! – возмутилась Марго, – Я приличная женщина и не хожу по ночам к малознакомым мужчинам. Вам следует пригласить меня в кафе, – она с нежностью погладила собачку по крашенному хохолку, – Тем более, что Мао, похоже, хочет перекусить.

***

​

– Вы не представляете, как много свежих и замечательных мыслей пришло мне в голову этим вечером, – сообщила Марго уставшему Бочкину, когда она, наконец, закончила кормить Мао пирожным. Шел второй час ночи, и ему отчаянно хотелось спать. Однако он сидел в кофейне со своей клиенткой, которая, похоже, предпочитала дневному образу жизни ночной, и с ожесточением вспоминал слова Кутепова о неприглядной стороне работы частного детектива. Частному детективу действительно приходится работать с клиентами тогда, когда те пожелают. Да и клиентов, собственно говоря, не выбирают. Вот и сидит он здесь с тупой блондинкой и слушает ее бред, хотя с превеликим удовольствием отправился бы в кровать, где предался бы мечтам о Катерине Пискуновой. И выкинул бы из головы все, что касается дурацкого портрета этой белобрысой идиотки.

– Ну, так вот, – с энтузиазмом проговорила та, не обращая внимания на зевки собеседника, – Сегодня на вечеринке Gucci я познакомилась с одним довольно странным господином… с какой-то пушной фамилией… – она задумалась, – Ни Белкин, ни Песцов… но что-то длинное, из чего шубы шьют.