Текст книги "Все началось с развода (СИ)"
Автор книги: Анна Томченко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)
И ты последние полгода, если содержание и платишь, то, поверь, оно входит в стоимость того, что можно было бы отсудить у тебя по разводу, так что не надо здесь строить из себя, не знаю какого мачо.
Я произнесла это и, подхватив платье, приподнимая его над полом, чтобы не оступиться и не спотыкнуться, сделала шаг в сторону, стараясь обойти Альберта, но он не позволил, перехватил меня за талию, резко тряхнул, что у меня локоны подпрыгнули.
– Что, Аленушка, не нравится? Что сердечко запало на наглеца молодого, поджарого, симпатичного. И в койку с ним прыгнешь, да?
Альберт перешел все границы.
25.
Я ощетинилась, нахмурилась, стиснула зубы и сквозь них произнесла:
– Нет, твою мать, я к тебе и к твоей девке в койку буду прыгать, ты же так хотел, в этом же нет ничего такого, давайте я соберу гарем, давайте у меня будет овердофига баб, а я потом ещё себе и третью девку какую-нибудь заведу. Ты так хотел? Ты за этим ко мне приехал для того, чтобы подселить меня куда поближе и назначить такой старшей женой? А харя не треснет?
Я спросила это и постаралась вырваться, ударила ладонями в грудь Альберта, что он отшатнулся, и вместо того, чтобы хоть на немного прийти в себя совсем озверел.
– Да чтоб ты понимала, что я преследовал! Я, как взрослый нормальный мужик придерживаюсь такого, что жена не может быть брошенной, даже бывшая, поэтому я делаю все возможное для того, чтобы постоянно контактировать с тобой. Я делаю все возможное для того, чтобы ты одна нигде не сидела.
– А что такое? – Заартачилась я и сделала несколько шагов назад.
Альберт, как привязанный, шел за мной, не отпуская мои руки, а мне казалось, что он своими пальцами мне уже всю кожу продавил и прям до синяков, потому что кости чуть-чуть и начали бы хрустеть.
– А что такое, Альберт? Тебя так тригерит, что здесь что-то происходит без твоего ведома. Ходишь, юбку мою охраняешь, да? А тебе в голову просто не приходит, что, возможно, у меня есть какая-то своя личная жизнь.
– Какая, к чертям твоя личная жизнь? – Зло выдохнул мне в губы муж, и я поняла, что у него сносит крышу. Он был настолько зол, что я не знала, как им управлять.
Это явно были не последствия моей с ним жизни.
Это были последствия её с ним жизни, потому что, когда мы были в браке, Альберт никогда таким не был. Альберт всегда придерживался такого, что никакого говна, никакой грязи не должно было происходить между нами. Даже когда возникали спорные ситуации в бизнесе, на каких-то мероприятиях или ещё что-то, он никогда себя так по-свински не вёл. И я понимала, что это последствия его жизни с ней, это у неё настолько низкие моральные нормы, что она может его науськать на то, чтобы взять и устроить скандал на дне рождения единственного внука.
– Пусти меня и вообще не смей больше открывать рот на эту тему. Если ты считаешь, что платишь содержание и можешь заказывать здесь танцы, то ты офигеть, как ошибаешься, Альберт.
– Я не ошибаюсь, я заказываю танцы, Алёна. Если я сказал, значит, так и будет. А пока ты упираешься и строишь глазки всяким малолетним мажорикам, я буду постоянно находиться рядом для того, чтобы ни одна скотина к тебе свои копыта не подтянула.
– А что же ты тогда не думал, когда изменял мне о том, что какая-то скотина к тебе копыта протянула? Что же у тебя за двойные то стандарты? Тебе, получается можно выбирать молодую девку, брюхатить её, а мне, значит, ни от кого родить нельзя?
– Родить? – захохотал Альберт, запрокидывая голову назад. – Алёна, окстись, Алёнушка, тебе, чтобы лечь с мужиком в одну постель, надо как минимум прожить с ним какое-то время и не просто хотеть его, тебе надо в него влюбиться, это первое и второе. Ты слишком дофига себя уважаешь, чтобы забеременеть от какого-то мимо проходящего мужика. Ты никогда не могла бы таким воспользоваться, и ты явно бы не несла своё пузо впереди собственных амбиций.
Я оскалилась, склонила голову к плечу и усмехнулась.
– Аааа, так вот, значит, какого ты мнения о своей Эллочке.
А сейчас у него по лицу мелькнула такая маска злобы, что меня всю затрясло.
Если он меня сейчас здесь где-нибудь придушит, наверно, я наговорила на это.
Хотя однозначно нет, он был виноват сильнее. Это он создал всю эту ситуацию. Не я бегала за ним, цеплялась за ноги и не выпускала никуда. Нет, это ему сейчас важно находиться в моей жизни.
– Не смей так говорить, я тебе просто выдал ситуацию того, как это должно происходить в твоём случае. И как это не произойдёт в твоём случае, потому что у тебя же гордость, твою мать. Ты не пузо будешь впереди себя двигать, ты свою гордость будешь впереди себя двигать. Твоя гордость никогда не позволяла сказать: Альберт, прости меня, пожалуйста. Твоя гордость никогда не позволяла тебе подойти и сесть у меня в ногах, посмотреть снизу вверх и сказать: Альберт, ну я тебя прошу, прости меня. Ты никогда за все эти годы брака язык свой не повернула для того, чтобы сказать элементарных вещей – Альберт, прости меня.
Муж так сильно напирал на меня, что в итоге прибил, пришпилил, можно сказать, к стене.
Я хватанула губами воздух, запрокидывая голову для того, чтобы не расплакаться.
Простить?
А я что ему что-то плохое сделала за все эти годы брака, что должна была просить у него прощения. Да он никогда от меня слова плохого не слышал. Никогда. Я не осуждала его ни хороший поступок, ни плохой. Я всегда всем была довольна потому что это мой выбор. А быть недовольным своим выбором это не уважать себя. Я уважала себя и уважала свой выбор. И не считала, что Альберт в чем-то поступал неправильно.
– Алёна, в этом вся ты. А потом ты обижаешься. Как это так? У меня появилась другая баба.
– Я не обижаюсь, что у тебя появилась другая баба. Я не понимаю, какого черта ты ко мне прицепился со своим гаремом? – Едко выдавила я и поняла, что нервы вообще ни к черту, что я вывернула кисть, замахнулась, ударила Альберта по плечу, и он только зло усмехнулся. – Если бы мне было не наплевать, черт бы с два ты от меня ушёл. Я бы сделала все возможное для того, чтобы ты остался в семье. Но поверь, если человек предаёт меня, то я этого человека уже не люблю. Я к этому человеку не испытываю ничего хорошего, и скажи спасибо, что на данный момент нас связывают хотя бы дети и внуки. Но как только ты перешагнёшь эту черту, мне станет абсолютно плевать, что там происходит с тобой, с твоей беременной девкой и какие планы на жизнь ты строишь. И вообще, вместо того, чтобы сейчас стоять и лапать меня, ты бы мог развернуться и поехать в больничку в своей рожающей девке. А не пытаться задрать юбку своей бывшей жене.
Сказав это, я ещё раз замахнулась, ударила Альберта по плечу и наконец-таки смогла вырвать у него вторую руку. Если бы в этот момент я резко развернулась и открыла дверь, ничего бы не произошло, но я, растерявшись от того, что он меня выпустил, и оступившись на гладком кафеле, слегка ошалела и только спустя мгновение вцепилась пальцами в ручку двери, но в этот момент я, видимо, и добила Альберта, потому что он, взревев, дёрнулся вперёд, перехватил меня одной рукой за плечо, а другую сжал на моей шее.
– Знаешь что, Алёнушка? Ты себе это заруби на носу, жён, твою мать, бывших не бывает.
У меня перед глазами взметнулась тьма.
Я перехватила его за запястье, и что было сил впилась зубами в грубую кожу.
26.
– Стерва, – рявкнул Альберта и я клацнула зубами от того, что он вырвал свою руку.
Я вытерла тыльной стороной ладони губы и, чуть ли не выплюнув, произнесла:
– Кобель, грязный помоечный кобель.
Я толкнулась ещё раз спиной в дверь и на этот раз прицельно схватилась пальцами за ручку, повернула её и, резко развернувшись, вышла наружу.
Губы пылали, глаза горели, я опустила взгляд, прошлась по себе, ища какие-либо отметины этого дурацкого разговора, и с ужасом поняла, что платье в районе бёдер помято, потому что Альберт не отдавал себе отчёт, когда хватал меня то за одно, то другое место.
Выругавшись, я качнулась в сторону дамских, залетела внутрь, быстро включила воду, стараясь хоть как-то привести платье в порядок, чтобы разгладились заломы.
Удалось. А потом ещё стояла минут пять под сушилкой, пытаясь просушить эти места.
В голове колокол звенел.
Хотелось орать, кричать и вообще самое адекватное – развернуться и уехать.
Именно поэтому я быстро и нервно выскочив из дамской, пошла искать Зину, но , как назло, дочь куда-то запропастилась, и ладно бы она исчезла одна, нет, она успела прихватить куда-то с собой Даниила, и поэтому Митя рассекал в компании Тимофея по банкетному залу и что-то верещал.
Когда я его поймала, внук признался.
– А мама с папой пошли дальше сюрпризы мне готовить.
О каких сюрпризах шла речь, я не представляла, поэтому просто кивнула. А потом Альберт появился в поле моего зрения.
Он слишком нагло, зло и много начал пить, один бокал сменялся другим. Я не поняла, сколько за десять минут через него прошло официантов, но чем больше времени проходило, тем пьянее и злее становился его взгляд, а я понимала, что при таких вводных он обязательно что-то отчебучит, да и плевать мне вообще на его чёртову засранную репутацию, если честно. Мне абсолютно без разницы, как у него развернётся дальше работа и дальнейшие контракты, а вот то, что он ребёнка, своего внука, опозорит, вот это было безумно важно.
Срываясь сама на себя, я перекинула клач вперёд и постаралась найти мобильник в маленькой сумочке, тут же набрала Зину:
– Вы где?
– Мама, подожди. Мы готовим ещё один сюрприз.
– Зин, какой сюрприз?
– У нас здесь фейерверк. Только не говори Мите. Мы заняты. Сейчас организатор все утрясёт, и мы появимся.
– Зин, немедленно идите сюда.
– Мам, разберись сама с этой проблемой.
С какой именно, она даже не спросила, оставила меня, бросила, чтобы я попыталась утихомирить бешеного зверя, которого, собственно, и раздраконил их такой весь хороший, крестный.
Гулко сглотнув, я проследила глазами за тем, как по залу передвигался Альберт, только для того, чтобы понять, что он собирается выкинуть, но снова мелькали в поле зрения один за одним бокалы.
Да что же он ведёт то себя как свинья?
Он же прекрасно понимает, что это не то место, где надо устраивать кулачные бои и показывать своё эго всем на обозрение.
Какого черта он старается все настолько усугубить, что в дальнейшем последствия будут абсолютно у всего, и разгребать их придётся его же близким.
Понятно, почему он Эллочку с собой не взял, конечно, какой тут, когда здесь такие скандалы, зачем ему тревожить свою беременную девку?
Набрав полные лёгкие воздуха, я снова пошла на поиски Мити и застала его в детской комнате, постаралась отсидеться, но буквально через несколько минут в дверь вошёл Альберт, усмехнувшись пьяно, он присел на один из детских пуфиков и позвал к себе Митю.
Внук не понимая, что происходило, радостно, полез к деду на колени, Альберт его обнял. Поцеловал в щеку и спросил.
– Ну что, тебе нравится праздник?
– Да, дедуль. Да, – радостно выдохнул Митя, а я нахмурила брови.
Да, сейчас он будет сидеть здесь, рассказывать о том, как он много для этого сделал. Но, слава Богу, это не затянулось. Альберт отпустил Митю, а тот прыгнул тут же в бассейн с мячиками.
Медленно встав, я прошла к двери, понимая, что уж здесь Альберт явно не устроит скандал.
Оказавшись снаружи, я столкнулась со своей дочерью.
– Мам, ну что случилось?
– Ваш отец в скором времени, вероятнее всего, устроит скандал, поэтому, чтобы этого избежать, я поеду домой.
– Что, мам о чем ты? – выдохнула растерянно Зина и перехватила меня за запястье.
Я поморщилась, ощущая, как кожа в этих местах безумно болела.
– Мам, ты объясни по-человечески.
– Ну что я тебе могу объяснить? Пусть тебе лучше это Даня объяснит о том, как его партнёр и друг завёл вашего отца. А я оказалась, собственно, камнем преткновения. Поэтому давай хотя бы сейчас я поступлю как единственный взрослый человек здесь присутствующий, и тихонечко уеду.
– Но день рождения ещё не закончился.
– Я знаю, но подарки мы подарили. Остался у вас фейерверк. Скоро и так все будут расходиться по домам, а я не хочу, чтобы завтра Митя плакал о том, что его праздник был испорчен.
– Мам.
Но я качнулась вперёд и поцеловала дочку в щеку.
– Слушай, я все понимаю и знаю, как это по-дурацки выглядит с моей стороны, но давай будем реалистами. Никому не нужен здесь скандал, тем более моему внуку.
Спустя десять минут я быстро попрощалась с Митей, с некоторыми гостями, которые были особо близки и уже на в холле ресторана меня остановил поддатый толос Альберта:
– Что бежишь к сосунку своему, ноги быстрее хочешь раздвинуть? Да? – он произнёс это, стоя от меня на расстоянии вытянутой руки. А я ощутила, что мне стало так сильно больно, что терпеть больше не было возможности.
Я подняла на него заплаканные глаза и хрипло произнесла.
– Если тебе нужно какое-то доказательство того, что мы теперь в разводе, значит, ты это чёртово доказательство получишь, я объявлю об этом на весь город. Я надеюсь, в таком случае у тебя язык не будет поворачиваться делать мне дебильное предложение.
Альберт зло усмехнулся и качнул головой.
– Не торопись. Я подожду, когда сама приползёшь и согласишься на все условия, которые я поставлю.
Я развернулась резко и вышла из ресторана, быстро спустилась по длинным ступенькам, приподнимая платье, а когда оказалась на тропинке, ведущей к паркингу, возле меня затормозила с присвистом чёрная ламборджини.
Окно медленно опустилось.
Я прикусила нижнюю губу.
27.
В машине пахло сандалом, нотами лилии и почему-то чёртовым карамельным сиропом, причём сироп выделялся в какую-то отдельную ноту и даже горчил на кончике языка.
– Значит, бывший муж – Медленно произнёс Макс, и я отвернулась к окну.
Все его умозаключения, вероятнее всего, были построены на основании того, что он что-то спросил у Даниила. Поэтому отвечать я не видела смысла. Все, что нужно он и так уже узнал.
Я только покачала головой и глубоко вздохнула, стараясь устаканить своё моральное состояние.
И сесть в машину к этому наглецу было, наверное, не самым рациональным поступком, но я все же села, подобрала платье, медленно опустилась на сиденье и хлопнула дверью.
И он вёз меня домой.
По вечернему городу, а потом по вечерней трассе. И проезжая мимо только что перепаханных полей в салон добавилась новая нота – влажной сырости.
– НУ, в любом случае меня этот факт не может не радовать, – лениво произнёс Макс, и я скосила глаза. Он провёл кончиками пальцев по оплётке руля, делая это настолько демонстративно медленно, как будто бы гладил не выделанную кожу, а что-то более нежное и хрупкое. И пальцы у него были красивые. Аккуратные. Не сосисками, не длинные костяшки, а вот самый что ни на есть хорошие для мужчины, с широкой кистью. И запястья, увешанные какими-то браслетами тоже заставляли сердце, наверняка более молодой и ветреной, трепетать с удвоенной силой, но я была в разводе, у меня был внук, и поэтому я смотрела на побрякушки на руках Макса чисто с эстетической точки зрения.
Он вообще для меня сейчас выглядел чисто эстетической картинкой. И даже чёрная рубашка у него местами на складках была смята так, как это передал бы хороший фотограф.
Но я молчала, не видела смысла в диалоге, да и какой между мной и им может быть диалог.
– Ален... – позвал меня Максим. Я вздохнула, собираясь намекнуть на, что можно как бы и по отчеству, но он, переведя на меня взгляд, улыбнулся и сделал это так порочно и пошло, что я подальше засунула все свои назидательные речи. – Не надо, не надо. Отчество здесь явно будет лишним. В конце концов, я же познакомился с вами изначально как просто женщиной, а уже потом с тещей моего друга.
– Мы не успели познакомиться, поэтому все же, как с бабушкой вашего крёстника.
– Глупости. Вы же знаете эту старую, как мир, поговорку, что женщина с годами становится только слаще, как хорошее вино.
– Максим. – Тихо, немного заговорщицки произнесла я, наклоняясь в сторону водительского кресла. – Примерно это же выражение прекрасно работает и в сторону мужчин. Понимаете, о чем я говорю?
Макс понимал.
Еще раз усмехнулся.
– Знаете, с возрастом у мужчин всякие болячки вылезают, проблемы. А я тот же самый дорогой коньяк, только без пыли на бутылке.
Я прикусила нижнюю губу и покачала головой. Это было достаточно интересно, это было достаточно весело рассуждать о крепости вин и качестве коньяка. Такая знаете, лёгкая седация после шока.
– После перекрёстка поворот налево будет. – Сказала я и снова перевела взгляд на окно. Максим замедлился, сбросил скорость, а потом, переведя взгляд на указатель, уточнил:
– Прайм виллэдж?
– Да. – Согласилась я понимая, что одно название говорило о нашем посёлке безумно много – премиальное жилье, закрытая территория и так далее.
Буквально через двадцать минут мы оказались возле ворот моего дома, и Максим заглушив двигатель, откинулся на спинку сиденья. И запрокинул руку мне за подголовник.
От Макса пахнуло горячим телом. Даже что-то мускусное проскользнуло.
Я улыбнулась, положила ладонь на ручку двери
– А как же кофе?
– Кофе в моём доме уже нет, как полгода. – Мягко произнесла я и все-таки открыла дверь. А Макс среагировал быстрее, его ладонь легла мне на колено. Как-то слишком демонстративно и откровенно пальцы сжали ткань платья, а под ней кожу.
– Ален... – Медленно сказал Макс. Я, склонив голову к плечу, улыбнулась.
– Максим. Есть восемнадцатилетние, двадцатилетние, которые чудесно справятся с ролью, отведённой мне на сегодняшнюю ночь.
А Макс наклонился и, глядя мне в глаза, произнёс тихо.
– Только о чем с ними трахаться? Они Кафку от гифки не отличают.
Я покачала головой. И дотронулась кончиками пальцев губ.
– Максим. Так в этом и дело, мне-то о чем с тобой трахаться?
Я все-таки убрала его руку со своего колена и вышла из машины, открыла калитку и исчезла за ней, а до дома шла, стянув туфли и держа их левой рукой. Правой приподнимала платье, чтобы не порвать.
Оказавшись в доме первое, что сделала, включила сигнализацию по периметру за закрыла дверь. Села на пол и тяжело задышала.
Хороший был праздник и конкурсы чудесные.
Спустя полчаса я пыталась прийти в себя лёжа в ванне. Не получалось, а выйдя, я выпила таблетку снотворного и, поднявшись в спальню вытащила беруши. Сегодня без них было не справиться.
Я честно уговаривала себя поспать, чтобы успокоиться и немного снизить уровень кортизола, но сон не шел, и мне казалось, что сегодняшнюю ночь я проклята. Но спустя какое-то время я словно бы оказалась плавающей в мягком тумане, и тело расслабилось, понимая, что сон наконец-таки пришёл.
Но длился он недолго.
Через беруши я никогда не слышала, как звонил телефон, но как орала на весь дом сигнализация, я бы услышала из того света.
Резко сев в кровати, я дезориентированно стала пытаться понять, что происходит.
А сигналка орала с такой громкостью, как будто бы происходил конец света.
Вытряхнув из ушей беруши я спустила ноги, попыталась нащупать рукой ночник, но промахнулась, плюнула, качнулась в сторону изножья, обошла кровать, подлетела к окну, пытаясь понять, что могло нарушить контур сигнализации.
И с ужасом увидела вынесенные к чертям воротные створки.
Одна из них качалась на нижней петле.
Вторая мятая лежала на дороге.
28.
Я отшатнулась от окна так, словно меня ударило током. Быстро в тёмной спальне попыталась найти мобильник, но по привычке и из-за того, что мне хотелось просто забыться и выспаться, я перевернула его экраном вниз. Дёрнулась в сторону тумбочки, задела ногой за угол кровати и выругалась. Все-таки добравшись до светильника, я ощупав все, включила его тусклый свет. Равнодушно жёлтая лампочка осветила пространство, я подхватила телефон.
Не глядя на то, кто мне звонил, кто мне что писал, я смахнула шторку и быстро набрала сто двенадцать.
– Здравствуйте. Здравствуйте. Помогите. У меня на участок кто-то ворвался.
Из-за сигнализации я себя-то с трудом слышала.
– Помогите, пожалуйста. Мне вынесли ворота.
Я говорила сбивчиво, адрес назвала дрожащим голосом, мне казалось, все это не улучшает ситуацию, а потом я услышала с первого этажа лютый грохот, как будто бы мне окно выставили.
По логике вещей, самое рациональное, что можно было сделать в этой ситуации, это запереться в спальне, но я зачем-то выскочила в коридор и, перегнувшись через перила, попыталась рассмотреть в полумраке, что происходило.
Не понимала, можно ли включать свет, но почему-то по инерции, чтобы спуститься я нажала на кнопки светильников. И побежала на первый этаж.
В дверь с грохотом долбились, и я даже не могла подойти к ней для того, чтобы рассмотреть в иконке домофона, кто был по ту сторону.
Заметавшись, я сообразила, что можно включить наружные камеры на телефоне, но руки так тряспись, и входящие вызовы от Зины мешали мне только этим заниматься.
Я постаралась прийти в себя, но в этот момент дверной замок щёлкнул, и дверь с гулом ударилась о стену.
– Ну что, голубка, – хрипло выдохнул Альберт, пьяным взглядом описывая пространство вокруг, – где, где твой засранец?
Я поняла, что у меня перед глазами пронёсся дикий ужас.
Я таким Альберта никогда не видела.
За все наши годы жизни я никогда не видела его вот в этой ипостаси какого-то чудовища, зверя самого настоящего. Мне казалось, у него даже волосы стояли торчком из-за того, что по коже постоянно проходила рябь.
Альберт резко дёрнулся, я постаралась заступить ему дорогу, чтобы образумить, но в последний момент он просто подхватил меня одной рукой за талию, другой под задницу, и переставил с места на место, очищая себе путь на второй этаж.
Он с грохотом нёсся наверх, а когда залетел в спальню, начал орать.
– Да где же он, где твою мать?
Он орал так, что тряслись стекла, я попыталась прийти в себя и снова смахнула экран, чтобы не раздражали ни звонки, ничего.
Господи, сейчас ещё и охранное агентство приедет, и менты, твою мать.
Быстрым шагом я полетела на второй этаж, заскочила в спальню в тот момент, когда Альберт как раз-таки распахнул дверцы гардеробной, чуть ли не срывая их с петель.
– Что зайка моя? – обернулся и хрипло выдохнул мне муж. – Спрятать успела своего любовника?
– Альберт, прекрати, Альберт, все хорошо. Никого здесь не было.
Понимала, что в другой ситуации я бы, скорее всего, вылила на мужа ведро воды, но сейчас я не имела возможности и какого-либо желания провоцировать дальше скандал.
Я старалась его успокоить,
– Альберт, все хорошо.
Я подняла руки.
Альберт только оскалился и со всей силы хлопнул дверью гардеробной, ринулся к двери ванной, толкнул её плечом так, что она влетела в небольшой ящик, который стоял чуть сбоку.
Задрожали флаконы, падая на пол.
– Альберт, Альберт, – позвала я мужа, стараясь привести его в чувство, но у меня было впечатление, как будто бы его белой горячкой накрыло – настолько неконтролируемо, настолько по бешеному он себя вёл, что ничего человеческого в нём не оставалось. – Альберт, я тебя умоляю, Альберт, все хорошо, никого здесь не было, никого здесь не было.
– Где эта падаль? – орал, как резаный Альберт, и, развернувшись ко мне, его взгляд вдруг совсем подёрнулся дымкой какой-то, беспросветной, непонятной. —Что родная моя, один член на другой променяла? Да, а я же тебя, я же тебя на руках таскал. А ты так со мной. Да в душу мне харкнула, наплевала на все, что я строил для тебя. В мой дом приволокла какого-то мудака.
Альберт наступал на меня, и я, сама того не ожидая, медленно отходила все дальше и дальше в комнату.
– Ну что это такая твоя благодарность? Это так ты со мной хорошо решила развестись, а рога мне наставляешь! Рога наставляешь, уезжаешь, позоришь меня перед всеми партнёрами, что каждый решил подойти и спросить Альберта, с кем уехала твоя жена? С кем я сказал? С кем? С говнюком с каким-то!
Альберт рычал и срывался так, что я не знала, что делать, только поднимала руки и старалась глубже дышать.
– Альберт, успокойся, пожалуйста, успокойся.
– Что успокойся, уже нормально поюзал тебя здесь или что?
В этот момент Альберт качнулся вперёд и схватил меня за руку, дёрнул на себя, что я, подскользнувшись, просто пролетела все это расстояние, разделяющее нас.
В запястье противно потянуло, я постаралась переключить своё внимание, но вместо этого добилась того, что Альберт сильнее прижал меня к себе, стараясьперехватить на руки, и ему это удалось.
– Пусти, пусти, пожалуйста, Альберт нет, все хорошо, все хорошо, я тебя умоляю, все хорошо, Альбер – Повторяла я, как заведённая, потому что не узнавала своего мужа.
Это не мой человек, мой так себя не ведёт.
– Что хорошо он здесь с тобой покувыркался? Да ну, ничего, ничего, родная моя, ничего, – пьяно оскалившись, произнёс Альберт и резко качнулся в сторону кровати.
Я взвизгнула, когда он со всей силы швырнул меня на неё, а потом перехватил за лодыжку, потянул на себя.
– Ничего, родная моя, ничего, – хохотал Альберт, стараясь в этот же момент одной рукой стянуть с себя пиджак.
А до меня с каким-то ужасом дошло, что он собирался сделать.
– Альберт нет, не смей.
Я дрыгнула ногой, стараясь ударить ему в грудь, но муж только сильнее перехватил меня и зажал одну ступню своим коленом, дёрнул за пряжку ремень, взмахнул им в воздухе, и я взвизгнула.
– Ничего, ничего, родная, сейчас ты вспомнишь хозяйскую руку. Сейчас ты вспомнишь, как орала подо мной.
Альберт со всей силы потянул меня на себя, что у меня сорочка свернулась тугим кольцом вокруг талии.
– Не смей, не трогай меня.
Горячие пальцы впились мне в бедра с такой силой, что оставляли синяки.
Я поняла, что у меня внутри разрывается просто какой-то безумно неконтролируемый огонь.
– Не смей, не смей, я тебе говорю! – дотянувшись до подушки я схватила её и со всей силы запустила в мужа, но он даже это на это никак не отреагировал.
навалился на меня, одной рукой прижал мне шею и выдохнул в губы:
– Сейчас ты все вспомнишь. Какая ты была со мной, женушка! Поняла?
Горячие пальцы скользнули вниз и дёрнули край белья.
Я завизжала, давясь слезами.
29.
Слезы душили, клокотали где-то в горле, я всхлипывала, дёргалась, старалась, вывернуться из хватки Альберта, но он только сильнее наваливался на меняю
Это не было правильно, это не было нормально, это не было тем, чем было раньше.
У Альберта всегда были очень сильные руки, такие, что он сжимал почти всегда безумно крепко, но никогда за всю жизнь ни разу он не сделал мне больно.
– Пусти, пусти, – задыхаясь выкрикивала я, чтобы вывернуться у него из рук.
Я дёрнула в итоге одной ногой и постаралась зарядить ему в пах. Но вместо этого он перехватил за колено мою ногу и резко склонившись поцеловал нежную кожу.
– Что ты орёшь? Вот что ты орёшь, – хмельно усмехаясь, спросил Альберт. И перехватил меня посильнее. – Что ты орёшь? А что ж, когда ты была со мной всю жизнь, ты так не всхлипывала и не визжала, что ж ты все время благопристойной была, – рычал он, продолжая напор.
Его руки шарили по моему телу, как хозяйские, а я понимала, что ещё одно движение и у меня случится ну, по меньшей мере инфаркт.
– Не смей так делать, не поступай так со мной, нет. Я твоя бывшая жена, —взвизгнула я, выгибаясь дугой, так, что Альберта даже отбросило на мгновение.
Я снова дёрнулась, потянулась рукой к подушке и на этот раз зарядила прямо по лицу мужу.
– Да прекрати дёргаться. Не обижу. – Жарко выдохнув мне в шею, произнёс Альберт, и его губы больно сжали мою кожу там, где сонная артерия.
– Не надо, – взвизгнула я, не понимая, какого черта он со мной делал, зачем, зачем, для чего. Ему не нужно было это ничего, он нашёл себе молодую девку. – У тебя баба беременная, пусти!
Мне казалось, что в какой-то момент я ужом вывернусь у него из рук и свалюсь с другой стороны кровати, но вместо этого я ощутила себя уже ближе к изголовью.
Я металась и лупила ладонями Альберта по груди.
– Да прекрати ты, – распахнутая рубашка показывала бугрящиеся вены на шее, на ключицах. – Прекрати, что ты, как маленькая, ноешь, не обижу, ты же знаешь, не обижу. – Рычал на меня муж, совсем потеряв контроль над собой.
Это белая горячка была, это однозначно белая горячка была, да не мог в нормальном состоянии Альберт до такого дойти. Ему кто-то что-то подсыпал на вечере, либо подлили.
Я не понимала, только сильнее упиралась, наконец-таки умудрилась свести ноги вместе и коленями упереться Альберту в грудь, но вместо того чтобы как-то вывернуться Альберт умудрился меня перехватить за бедра и дёрнуть на себя, что у меня противно напряглись все мышцы, особенно икроножные.
– Ну вот коленочки мои вот нежные. – Альберт наклонился и, словно бы шуткуя прикусил кожу на бедре.
Я зарычала, вывернулась, постаралась спрыгнуть с постели, но в этот момент Альберт перехватил меня и подмял под себя.
Чертова грёбанная сорочка, блин, болталась в районе талии. Хлопковые трусы вообще хер пойми где валялись.
– Не смей так поступать, не смей, у тебя есть другая, вот к ней езжай, езжай к ней.
– Да не хочу, не хочу, – зло дышал мне в затылок Альберт, зарываясь лицом в мои волосы, – не хочу. И тебя нихрена никому не отдам. Тоже мне нашла принца. Твою мать. Приехал такой, на ламбе увёз. А я тебе что... Я тебе хоть ламбу, хоть эскалейт, хоть поршак. Все, что хочешь, так нет, ты же гордая.
– Пусти меня, не смей так поступать со мной, Альберт, ты же не хочешь этого, не хочешь.
– Да я последние полгода твою мать, только этого и хочу, – зло прорычал муж и болезненно остро провёл пальцами вдоль позвоночника, что у меня по коже выступили мурашки, но это не те мурашки были, которые от предвкушения или ещё чего-то приятного, это были мурашки паники, и тут же липкий пот следом за мурашками выступил на спине.
Я старалась вывернуться из-под мужа, потому что он тупо навалился на меня сверху и придавливал своим телом к постели.
– Зачем тебе все это, господи, Альберт, ты же взрослый
– Молчи уже. – Рявкнул зло муж, и его ладонь впечаталась в изголовье кровати.
Я зажмурила глаза, до последнего веря в то, что ничего не произойдёт, Альберт остановится, он просто меня пугает, он точно остановится.
– Что думала, если ты в разводе со мной, ты можешь, черт пойми, с кем быть?? Ты моя женщина, и моя значит, что даже сквозь время останется принадлежать только мне. – выдыхал неоправданно зло Альберт, как будто бы я была инициатором нашего развода, как будто бы я хотела, чтобы наша семья развалилась, как будто бы я не любила его.
Да, твою мать я его любила.
Из последних сил полгода притворялась, что никогда.
никогда раньше я его не любила, потому что не заслуживал он моей любви, вытер об неё ноги, ушёл куда-то в закат, к своей беременной дуре, в то время как я осталась собирать стеклянное море у себя под ногами.








