Текст книги "Все началось с развода (СИ)"

Автор книги: Анна Томченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)

Все началось с развода.
Анна Томченко

1.

Тогда.

– Элла беременна... – в тишине большого дома прозвенел голос мужа.

Привет, я Алена.

Мне сорок пять. В этом году у меня с самым лучшим мужем Альбертом серебряная свадьба.

У нас двое детей, Зина, ей двадцать четыре. Она вышла замуж в девятнадцать и поэтому у меня сейчас есть чудесный внук Митя. И младший сын – Гордей. Еще студент, но уже работает с отцом.

У меня была образцово показательная семья.

Была...

До сегодняшнего дня, пока муж не вернулся из командировки.

Альберт владелец региональной компании по добыче руды. И у него всегда были командировки. Но я не думала, что из одной из них он привезет такое...

Я увидела машину мужа, которая въехала на территорию участка и выбежав из оранжереи направилась к дому, где в прихожей меня ждала корзина с молочными фрезиями.

А мужа не было.

Он стоял в зале возле секретера и медленно тянул напиток из толстостенного, бокала.

– Элла беременна... – словно подумав, что я не расслышала, произнес Альберт и со стуком поставил бокал на полку.

От звука у меня из ослабевших пальцев вырвалась корзина с цветами и, громко ухнув об пол, зашаталась.

Тонкие стебли с пышными соцветиями не выдержали и склонились.

– Я рада тебя видеть... – прошептала я, не понимая кто такая Элла и при чем тут ее беременность.

На уровне подсознания, что-то инстинктивное качнулось внутри и заставило меня притормозить, не броситься с объятиями к мужу, а именно затормозить, врастая ногами в пол.

Последние три года я не работала в прямом смысле. До этого я была одним из сотрудников мужа, поэтому можно сказать мы поднимали компанию вместе, но после рождения внука Альберт пришел к выводу, что меня сильно не хватает семье и поднял вопрос о том, чтобы я стала домохозяйкой.

И я стала. Завезла себе блог про садоводство, загородную жизнь и десерты.

Прибыли от него в размерах компании мужа было совсем чуток, но я себя успокаивала, что не сижу на одном месте ровно. И когда муж вернулся из командировки я в оранжерее записывала очередной выпуск про подготовку к сезону, поэтому и платье на мне было наверно больше сценическое.

– О чем ты? – спросила я, смутно ощущая беспокойство внутри.

– Элла беременна... – снова повторил эту фразу муж, а потом развернувшись ко мне продолжил. – И я разрешу ей родить.

Сознание сделало кульбит и вынудило меня шагнуть в сторону винтажного дивана.

Я впилась пальцами в кожаную спинку Честера и услыхала скрип.

– Яне понимаю... – принесла я, глядя на мужа глазами полными паники. – Какая Элла? Почему вернувшись из командировки ты говоришь мне об этом?

Альберт вскинул брови и медленно расстегнул манжеты рубашки, оголяя сильные жилистые запястья.

Для своего возраста муж был не сладким женушкиным пекинесом, а матерым и сильным волком, шрамы которого только украшали. Хищный блеск в глазах, вольность в повадках, цинизм.

От Альберта всегда веяло яркой мужественностью. Ее можно было просчитать и в том, как он поднимал подбородок глядя сверху вниз на собеседника и в развороте плеч, в осанке. Он был настолько привлекательным, что мое сердце до сих пор билось тройными рывками, когда супруг выходя из душа в одном полотенце, напрягал спину, по которой можно было проводить пальцами, чтобы прощупать все изгибы мышц.

Как древнегреческая статуя Ареса.

– Потому что дальше затягивать не имеет смысла... – произнес муж и шагнул к креслу. Закинул ноги на пуф, а руки заложил за голову, показывая, как натянулась рубашка на груди.

Я словно фарфоровая кукла сделала неуверенный шаг в сторону, стараясь обойти диван.

– Элла... – голос стал тихим. Мне неподвластна была сейчас его громкость. —Твоя любовница?

Страшное предположение, которое выморозило мне сердце, прозвучало.

И слова словно бы упали в глубокий колодец, из которого по стенам тут же прилетело эхо: «ца-ца-ца...».

Я зажмурила глаза, прогоняя пошлые грязные картинки того, что мой муж поступил так.

– Ну Аленушка... – улыбнулся коварно Альберт... – Такие слова некрасивые. Ты же не маленькая девочка...

Альберт прищурился и потер указательным пальцем подбородок. А я уже не понимала реальность это или я подскользнулась и ударилась головой в оранжерее.

– Любовница, наверно, все же ты в контексте любая... – Альберт тяжело вздохнул и уперев ладони в подлокотники оттолкнулся от кресла. – А вот там любимая женщина...

– Ты в плохом настроении, да? – тихо уточнила я, стараясь хоть на что-нибудь свалить этот разговор, но глядя в наполненные холодом глаза мужа я понимала, что это всего лишь глупая уловка.

– Я в самом лучшем настроении, Аленушка, – качнулся вперед Альберт и вынудил посмотреть ему в глаза. – Я почти четверть века, согласись, был хорошим мужем. Я построил дом, в котором одиноко теперь нам вдвоем. Я вырастил детей.

Я, твою мать, даже эти австралийские ели своими руками сажал, понимаешь?

Я смотрела в глаза Альберту, а у самой дрожали губы.

– Я столько лет был хорошим мужем, отцом, зятем, – Альберт тяжело выдохнул и покачал головой. – А теперь я хочу побыть счастливым человеком.

Только не со мной, а с ней...

2.

Тогда

– Понимаешь, Алёна, у нас с тобой все было не хорошо, плохо, дерьмово. Какая кому разница? – Голос у Альберта не дрожал. Он был ровным, сильным, звучал и эхом разносился по всем уголкам дома, а я стояла растерянная, разбитая, и понимала, что меня даже ноги перестали держать.

Мне хотелось вцепиться в его рубашку, чтобы хоть немного продержаться в вертикальном состоянии.

– И вот ты знаешь, я вдруг понял, что я не хочу больше, Ален, с тобой, не хочу больше.

А я хотела с ним навсегда.

С ним, единственным, через боль, через потери, через все то, что мы с ним прошли, чтобы в старости, вдвоём, вместе, под высокими соснами, между которых будет висеть беседка, с толпой внуков. Я все это хотела, а сейчас выяснилось, что у него есть любовница – раз.

И она беременна – два.

И три – он не просил прощения...

Он уходил.

А я так хотела ему всю жизнь, до конца, доверять.

– Почему? – Спросила я, и голос завибрировал, а руки автоматически схватились за его рубашку, колени подогнулись, и Альберт, вместо того чтобы поддержать меня, перехватил запястье, сделал шаг назад, посмотрел свысока, как я опускаюсь, на колени и обнимаю себя за плечи.

– Ален, какая разница почему. Какая разница? Сам факт, все пришло к концу. Я не вижу смысла что-либо затягивать. Ну, хочешь, чтобы я был джентльменом? Ну окей, давай мы сейчас отмотаем эту историю назад и создадим такую ситуацию, что я тебе этого не говорил. По-джентльменски не бросать жену после четверти века брака? По-джентльменски! Только тебе от этого легче будет ощущать, что я прихожу к тебе, как на каторгу, раздражаюсь, психую, потому что я не с ней? Нет, тебе не легче от этого будет.

– Нет, ты не понимаешь, – тихо прошептала я, не зная, как объяснить Альберту, что мне было важно понять, почему...

Я же ничего плохого не сделала, я не была женой, которая пилит, ноет, страдает или ещё что-то.

– Да, все, я прекрасно понимаю. Тебе важны причины. Ну, у таких моментов не существует причин. Как тебе объяснить, что вчера я любил тебя, сегодня люблю её.

У таких ситуаций не бывает какого-то логического обоснования. Зачем ты требуешь логики и математики от того момента, где правят чувства? Ну, не люблю, понимаешь? Ну, не люблю.

И он наклонился, схватил меня за плечи, заставляя меня посмотреть ему в глаза.

– Ну, не люблю, Ален, Аленушка, не люблю.

– А её, когда полюбил? Когда она влезла в нашу семью или, когда сказала, что беременна?

– Ален, вот давай, не надо, а, – вспылил Альберт и отшатнулся от меня, встал с корточек, сделал несколько шагов до окна. – Вот, давай сейчас не надо. Что ты хочешь? Ты вот сейчас чего добиваешься? Скандала? Его не будет. Я принял решение, и все. И ты никак на него не повлияешь. Что, ссышься за то, что у тебя ничего не останется?

А вот об этом я думала в последнюю очередь.

У меня даже мысли не возникло о том, что кому как останется.

Мне было настолько больно, что я ощущала стекло, пущенное по венам.

– Дом тебе оставлю, – фыркнул и поднял лицо к потолку Альберт. – Хорошая же ситуация дом оставить? Дом оставлю. Машину там оставлю, даже содержание выпишу тебе. Этот развод, по сути, никак тебя не заденет. В бизнес, да, не дам сунуться, но все остальное... Что ноешь-то? – Спросил зло Альберт, разворачиваясь ко мне– Вот, что ты ноешь как будто я тебя на горные рудники отправляю. Дом оставил, тачку оставил. Сиди, занимайся дальше своими растениями, своим блогом. В чем проблема? Не вижу проблемы. Ну вот расходятся люди. Что ты сидишь сейчас на полу и сопли вытираешь.

Да я не сидела и сопли не вытирала.

Я просто не могла поверить в происходящее.

Как такое могло случиться в моей семье и со мной.

– И вообще, Ален, поднимись, вещи собери. Не хочу тратить на это время.

Можешь даже составить сама документы на развод. Я все равно не смогу в ближайшее время этим заниматься. У меня слишком насыщенная жизнь для этого... – он говорил так, как будто бы отдавал мне приказы, и меня при каждом слове потряхивало.

Я покачала головой, облизала нижнюю губу, схватила себя за плечи...

Я хотела ему доверять до самого последнего дня, хотела быть рядом, дышать им, жить с ним одним делом, мыслями. А оказывалось, что после двадцати пяти лет брака.

Я с трудом встала с пола.

Медленно качнулась в сторону лестницы, прошла на второй этаж.

Я собирала его вещи, смотрела на идеально сложенные рубашки в чемодане.

А сама материла себя последними словами. Но наверное, так спасалась моя психика, чтобы не утонуть в горе.

И когда я спустила чемодан, оказалось, что это не шутка.

‘Он действительно уходил, он изменил, у него будет третий ребёнок.

А мне всю жизнь казалось, что он так обнимал меня сильно, потому что никого в жизни так больше не любил.

А теперь с чемоданом вещей я вдруг оказалась на пороге, и он стоял в дверях.

Я подняла на него заплаканные глаза и пожала плечами, постаралась выдать улыбку и тихо произнесла:

– Притворимся, что никто из нас не любил?

Я поняла, что буду это делать из самых последних сил.

3.

Сейчас

Сколько времени надо, чтобы умерла любовь?

Кто-то говорит, что достаточно одного взгляда для того, чтобы любовь тут же загнулась в конвульсиях и перестала жить.

Кому-то необходимо десятки лет для того, чтобы понять, что любовь уже не дышит.

Любовь в этом доме больше не живёт.

Кому-то недостаточно полгода для того, чтобы осознать – любви здесь больше нет.

Зина приехала буквально через пару дней с вопросом о том, где отец, а я, глядя в одну точку, сидя в толстой флисовой пижаме на диване, на этом дурацком честере, просто произнесла:

– Папа ушёл, папа больше со мной не живёт.

Мне кажется, вся злость была у моей дочери, но никак не у меня.

Зина рвала и метала, трясла меня за плечи и кричала, чтобы я взяла себя в руки.

Я была в руках.

Я была в себе.

Мне этого было достаточно для того, чтобы пережить первые несколько недель после его заявления о разводе.

– Беременная ходит! – спустя три месяца после развода, фыркнула Зина, глядя на меня сверху вниз.

ЕЙ достался от отца упрямый подбородок, и вот эта искра в глазах. Циничная, недовольная.

– Пусть ходит, – безразлично пожала плечами я, разворачиваясь к Мите. Он сидел за маленьким чайным столиком и раскрашивал рисунки.

– И что? Ты ничего даже не скажешь.

– Ну что мне тебе сказать? – Обернулась я к дочери. – Предлагаешь мне тоже сходить забеременеть от кого-нибудь?

– Мам, ты хотя бы вообще понимаешь, что происходит?

– Зинаида... Я впервые в жизни как раз-таки понимаю, что происходит. Твой отец меня разлюбил. Такое случается, это надо просто принять.

– Ни черта это не надо принимать. Мама, вы столько лет в браке. Ты что, надеешься на то, что все так гладко и закончится?

– Да, я на это надеюсь. Мы взрослые люди. Цепляться за ноги мужика, который пнул, я уж точно не буду.

– Да причём здесь это? Ты представляешь, что это просто наглая девка.

– Она не девка, – перебила я дочь и опустила глаза.

Я это узнала уже после.

Я узнала о том, что это не девка. Ей было тридцать пять, у неё были каштановые волосы, и она была беременна от моего мужа, и он её вывел в свет, как только документы о разводе оказались в суде.

Он представил её как свою избранницу.

А потом я пыталась имитировать жизнь, соскакивала, делала какие-то дела, запускала новые обзоры в блог. А вечером пила снотворное, чтобы уснуть, и от него, тошнило так сильно, что иногда я не добегала до ванной.

Зина покачала головой и фыркнула:

– Я надеюсь, все пройдёт хорошо в эти выходные?

Я безразлично пожала плечами.

И кивнула.

А через полчаса дочь, забрав сына, уехала.

Я посмотрела, как на газоне появляются проталины, а первые апрельские дожди размывают оставшийся снег.

У меня в запасе было несколько обзоров, которые мне надо было доделать, а ещё запуск курса для моих подписчиков.

Я эти полгода делала все для того, чтобы однажды проснуться утром и понять, что, уже не болит, уже не страшно.

Но хмурым вечером апреля домофон задребезжал противно и зло.

Я, не оглядываясь и не смотря на экран, разблокировала ворота, думая, что приехал Гордей, а на пороге оказался Альберт.

На нём была темно-синяя рубашка без галстука и чёрного цвета пальто.

Он стоял, не желая перешагнуть порог, а я смотрела на него, не собираясь приглашать.

– Здравствуй, Алёнушка, – тяжело вздохнул бывший муж, голосом своим задевая струны у меня внутри. А потом он хлопнул по ладони свёрнутыми в трубку документами. – У меня есть для тебя одно предложение, от которого ты однозначно не сможешь отказаться.

4.

5.

Я смотрела на Альберта и прикусывала губы.

Полгода это много или мало для того, чтобы забыть, как он хмурит брови и смотрит с прищуром?

– Я так понимаю, приглашать ты меня не будешь, – произнёс он сдержанно, но вместе с тем, с такой издёвкой, как будто бы порицал такое моё поведение.

– Мог бы и не проходить, – тихо сказала я ему в спину.

– Да нет уж, пройду. – Выдал он саркастично и, когда пересёк холл, стянул с плеч пальто, бросил его, даже не глядя на пуф бежевого цвета с резными ножками и двинулся в зал.

– Что случилось? – Произнесла я, заходя в зал, и увидела, как Альберт, бросив бумаги на чайный столик, бухнулся в кресло, вытянул ноги и запрокинул руки за голову.

– Ничего такого, – фыркнул муж и прикрыл глаза, а потом не дождался от меня никакой реплики, приоткрыл один глаз и, нахмурившись, бросил: – А где эта, которая тут постоянно бегала?

Я только сглотнула.

От девушки, которая приходила помогать, убираться, что-то готовить на важных мероприятиях, мне пришлось отказаться.

Да, Альберт дал какое-то содержание. Если честно, я даже не всегда смотрела какое. Я знала, что оно было определённым, фиксированным и каждый месяц.

Да, он оставил мне те блага, которые помогали сохранить прежний уровень жизни, но не больше.

Я психовала, бесилась, считая, что так дело не пойдёт, а потом понимала, что я драться с ним не смогу, не смогу стоять и доказывать, крича на всю ивановскую, о том, что это наша фирма, мы должны все поделить поровну. Нет, я не смогу, у меня язык не повернётся, потому что я была простым сотрудником, а он был владельцем, директором, локомотивом, который тащил всю компанию за собой.

Мне совесть не позволит прийти и сказать: делим все пополам.

Я не считала, что должна ходить и унижаться, выпрашивая какую-то лишнюю копейку.

Я взрослая здоровая женщина, у меня была возможность зарабатывать, и я ею пользовалась, но тем не менее от горничной мне пришлось отказаться.

Я сложила руки на груди или поправила ворот длинного домашнего платья изо льна. Цвет травянисто-зелёный, как раз такой, который очень хорошо подчёркивал эко тему моего блога.

– Она больше у меня не работает. – Произнесла я сдержанно и отвела взгляд, не могла смотреть на Альберта.

– Дерьмово. Я что-то не пойму, тебе содержания не хватает?

– Ты приехал обсудить это?

Но Альберт, убрав руки из-за головы, сложил их крестом на груди и пожал плечами.

– Если честно, я просто хотел выпить кофе.

– В этом доме нет кофе, – тихо отозвалась я и опустила глаза в пол.

– С чего бы? – фыркнул бывший муж и с тяжёлым вздохом оттолкнулся от кресла, встал, прошёл мимо дивана и направился в сторону кухни.

– В этом доме нет кофе, в этом доме нет человека, который пьёт кофе. Не ищи.

– Тебе для меня кружки чая тогда жалко? – Зло спросил муж, оборачиваясь на ходу.

– Зачем ты приехал? – Только и спросила я. Но слова ударились в спину и отлетели. Альберт не повернулся, он зашёл в кухню и загремел посудой, а я поняла, что, как дура, буду опять смотреть на оставленную чашку днями, ночами, неделями, а потом, достигнув какого-то отупления, я просто разобью её.

– Алёнушка, а кроме вот этой вот зелёной бурды есть в доме хоть один нормальный напиток?

– Нет, – тихо ответила я и шагнула в сторону кухни. – Я не считаю правильным накрывать тебе скатерть самобранку. Зачем ты приехал?

Альберт тяжело вздохнул, упёрся ладонями в стол и поднял лицо к потолку.

– Алёнушка... – протянул медленно, а я ощутила, что на губах проступил привкус крови.

– Прекрати меня так называть, прекрати. Твоя «Алёнушка» отдаёт снисхождением.

– Ну, начнём с того, что я действительно снисходителен к тебе. Ты женщина, с женщинами вообще не соперничают, женщин там оберегают, и туда-сюда.

– Хорошо, если ты снисходителен по праву силы, то слышать от человека, который ушёл спустя четверть века, растоптав моё сердце, уменьшительно-ласкательную форму имени это унизительно.

Альберт фыркнул, закатил глаза:

– О, господи, опять ты о своих высокоморальных темах.

– Извини, я не умею о низменно пошлом.

А эта фраза пришлась не в бровь, а в глаз, и Альберт посмотрел на меня нечитаемым взглядом, но почему-то от него по всей кухне расплылось облако холода.

– Чем обязана?– Спросила я тихо. И отодвинула стул, медленно опустилась на него, сложила руки на коленях.

Альберт вздохнул, осмотрелся по сторонам.

– Что за бумаги ты привёз?

– Знаешь, Ален, тут такое дело, – начал тяжело муж, и я вся внутренне сжалась.

Какое он мне мог сделать предложение, от которого я не могла отказаться?

Он подарит мне свою почку или как?

– Я знаю, Зина рассказывает, что ты здесь сидишь, чахнешь. Жизнь у тебя, видимо, как-то очень дерьмово складывается. Да? – сам у себя спросил Альберт и потёр указательным пальцем подбородок, потом психанул и прошёлся ногтями по щетине. – Ну и Гордей, конечно, рассказывает о том, что здесь ты просто ушла в себя, закрылась, в какой-то депрессии. Ну ничего хорошего в общем... Ален.

– Да? – Я смотрела на него снизу вверх.

Для чего он приехал?

Чего он хотел добиться?

– Я, в общем, так подумал. Ну слушай, Ален, мы же с тобой не чужие люди, я вот, например, переживаю, поэтому давай-ка ты собирай вещички и переезжай к нам!

6.

Я нахмурилась, приоткрыла рот:

– Куда переезжать? – Только и спросила я, находясь в каком-то шоке, потому что в моей картине мира не было такого, чтобы бывший муж пришёл и такой с барского плеча «ой, ну ладно, ты там загниваешь, давай мы тебя вытащим».

Это что вообще за извращенная логика?

– НУ в смысле куда, – вспыхнул Альберт и, развернувшись, вытащил кружку из ящика. – К нам у нас квартира большая. Уж абсолютно все уместимся, это точно.

– Альберт, я тебя не понимаю.

– Господи, Алёна, что здесь непонятного? Я тебе предлагаю переехать к нам, жить с нами. Я не собираюсь смотреть, как ты тут одна чахнешь, угасаешь и так далее.

Нет, я все, конечно, понимаю, что я поступил нормально, пришёл и сразу обо всем сказал. Но я не считал, что это нанесёт такой ущерб тебе и твоей психике.

– А что не так с моей психикой? – Зачем-то уточнила я, понимая, что нёс муж определённый бред.

– Ну как? Что с твоей психикой? Сидишь как затворница и ни с кем не встречаешься. Господи, мне даже недавно сам Лукин звонил и уточнял, а чего это ты такая замкнутая стала.

– Нет, Альберт, ты сам себя сейчас вообще слышишь? – Только и спросила я глядя мужу в глаза, пытаясь увидеть там хоть проблеск разума, потому что его предложение попахивало дурдомом.

– Я-то себя прекрасно слышу, просто я устал от кого-то постоянно получать сообщения о том, что ты здесь чуть ли не в петлю лезешь.

– Я никуда не лезу, – тихо сказала я. – Ты вообще думал, нет, прежде чем свои дурацкие предположения и предложения сюда выносить? Ты приехал для того, чтобы, видимо, потоптаться ещё посильнее по мне.

– Господи, Алёна, – запустил в волосы руку муж и прикусил нижнюю губу, – ты сейчас вообще не о том думаешь. Ты не то говоришь, не то предполагаешь. Ты хотя бы пытаешься понять, что у нас происходит? Я вот прекрасно понимаю. Моя бывшая жена, за которую я все равно опосредованно несу ответственность, сидит и сходит с ума в загородном доме. Мой долг как честного человека приехать и помочь ей.

– Твой долг как честного человека... – я туго сглотнула, стараясь больше не смотреть на Альберта. Не замечать того, что он все-таки изменился за эти полгода, что морщинка между бровей стала глубже, а в щетине периодически блестела серебром седина. – Как честный человек, ты должен был исполнить свой самый главный долг, не предавать. Поэтому не надо сейчас рассказывать сказки о том, что тебя так сильно заботит то, что со мной сейчас происходит.

Альберт отшатнулся от стола, тяжело выдохнул, дотянулся до кружки, пригубил горячий чай, обжегся, психанул, посмотрел на меня испепеляющим взглядом.

– Ален, вот что ты сейчас устраиваешь?

– Нет это что ты сейчас устраиваешь, ты куда меня приглашаешь ехать? В квартиру, где живёшь со своей девкой?

Я опустила глаза, потому что мне было даже больно об этом рассуждать.

– Как ты надеешься будет наша дальнейшая жизнь выглядеть, она будет в одной комнате, я буду в другой комнате, так? А за каждое неповиновение и какой-либо скандал ты будешь нас стращать тем, что бросишь двоих и пойдёшь, найдёшь новых. Так, что ли?

– Так, Ален, ну ты как-то вообще сейчас невкусно говоришь обо всем.

– Я говорю правду. Если ты её не понимаешь, то нам не о чем дальше с тобой разговаривать. Никуда я переезжать не собираюсь. Пойми это и прекрати выставлять какие-то глупые условия.

Я медленно оттолкнулась от стола и встала, задвинула стул.

– Ален, давай мы с тобой поговорим как два взрослых рациональных человека.

– Альберт то, что ты предлагаешь, это плевок в душу, это абсолютно не то, чего стоит ожидать от бывшего мужа, как бы ты не прикрывался мнимой заботой. Выглядит это паршиво, а пахнет это плохо.

– Так, Ален, давай мы с тобой немного возьмём тайм-аут в нынешнем разговоре. Я приехал для того, чтобы просто проявить свою заботу. Ты должна это понимать, но не хочешь. Давай мы к тебе переедем, в чем разница? Не вижу разницы, но ты хотя бы будешь под присмотром.

– Мне не нужен ничей присмотр, – произнесла я холодно, не собираясь продолжать дальше никакого разговора. – И будь добр, когда допьёшь чай, убрать кружку в посудомоечную машинку, – произнесла я сдержанно, а потом, шагнув за порог кухни, напряглась, нахмурилась.

Сердце ёкнуло, заставило меня всю сжаться.

Я медленно обернулась к бывшему мужу и уточнила:

– А что это за бумаги ты привёз?

Альберт вскинул бровь, а я не стала дожидаться ответа, быстро шагнула в зал, обогнула диван и, подхватив документы, села в кресло.

По мере того, как я читала текст договора мои брови взмывали все вверх и вверх.

Когда я дошла до конца первой страницы, то подняла глаза и покачала головой.

– Ты что это сейчас удумал? – сдавленно спросила я у бывшего мужа, ощущая что в крови разливалась паника.

7.

Я уперлась взглядом в Альберта, дожидаясь, когда он ответит на обычный, здравый вопрос.

– А я не понимаю, что тебя так удивляет. Ты впервые видишь договор? – Фыркнул муж и начал выходить из кухни.

– Ноги убери, – процедила я, понимая, что Альберт просто сейчас красуется.

Показывает, какой он неотразимый.

И ведь даже чашка чая не дрогнула в руках, пока он эти пируэты выполнял.

Все же, убрав ноги со стола, Альберт сполз слегка по дивану, положил один локоть на подлокотник, а кружку поставил рядышком.

У меня дернулся глаз.

Диван честер.

Я очень хотела его в гостиную, чтобы он прям идеально подчеркивал стилистику. Я запрещала есть на нем, прыгать на нем. И тем более ставить на подлокотники, которые кожаные, всякие кружки.

И Альберт это прекрасно знал.

– Альберт, отвечай. – Подтолкнула я мужа и тяжело вздохнула. Встала. Обошла диван и вырвала кружку у него из рук. Поставила на столик.

– А что мне тебе отвечать, Аленушка? Сердце мое, ты все прочитала в договоре.

Какие тебе еще нужны уточнения? Ты хоть вопросы задавай. – Став более нервно и холодно разговаривать со мной, произнес муж, все-таки сев нормально на диван.

Сложил пальцы домиком перед лицом.

– Зачем тебе понадобился мой блог? Вот что мне интересно. Там ничего нет о причинах того, зачем ты хочешь его купить.

– А что, тебе цена не устраивает? – хмыкнул Альберт Я, перестав его разглядывать, развернулась, встала лицом к окну и обняла себя за плечи.

– Объясни мне, зачем тебе нужен мой блог? Причем здесь какая-то цена. Хотя да, я уверена, что цену ты очень сильно занизил.

– Ну ни черта себе, я ее занизил. – возмутился Альберт и скрипнула кожа дивана.

– Я вообще не считаю, что твои десертики стоят таких бабок, которые я тебе за них предлагаю.

– Так мне интересно, зачем тебе нужны мои десертики? Зачем ты за них предлагаешь деньги? – Слегка обернувшись, заметила я и поджала губы.

Альберт все равно вернул себе кружку чая. И на этот раз поставил ее не на подлокотник, а непосредственно на само сидение дивана.

– Давай будем откровенными, Аленушка. Вот с момента нашего развода твой блог продолжает существовать.

– А ты что надеялся, что я заброшу все, разревусь и буду жить под кроватью? —Уточнила я дрожащим голосом. Сейчас я понимала, что та ситуация, в которой я оказалась, она абсолютно непрогнозируемая. Да ни одна женщина после двадцати пяти лет брака точно не будет думать о том, что ее муж придет и скажет о беременной любовнице. И только благодаря блогу, благодаря приездам Зинаиды с Митей, благодаря тому, что Гордей косячил, я жила.

Зачем ему нужен мой блог?

Я не веду политическую страницу, я не рассказываю о тридцати трех способах маркетинга. У меня даже никакого продукта нет, чтобы я его могла продавать. Я просто создаю контент. А выручка у меня идет от коллабораций и реклам. Я даже не создаю ничего такого, что можно было бы забрать и перепродать.

– Ну, начнем с того, что твой бложик, который ты так успешно раскручиваешь, он несет очень много, скажем так, недомолвок в отношении меня.

Я развернулась и посмотрела на мужа.

– Я что, когда-то высказывала что-то в отношении своего брака? У меня вообще обезличенный блок. – Тихо произнесла я, не понимаю, к чему вообще вел Альберт.

Для чего это дебильное уточнение о том, что мой блог может как-то повлиять на него.

– Начнем с того, что у тебя не обезличенный блог. У тебя чудесные домашние съемки были. Давай вспомним, что было год назад на новогодние праздники, где мы выбирались в студию, и ты снимала контент уже с семьей. Так что не надо мне говорить, что здесь обезличенный блог И мне вот сейчас не нужно никакое напоминание об этом. Я не знаю, как ты в СМИ еще представишь наш развод.

До меня с какой-то медлительной осознанностью стало доходить, что что-то у Альберта, наверное, случилось очень неприятное или, может быть, важное. И теперь он пытался все это сгладить.

– Ты что? – тихо сказала я, прикусывая нижнюю губу. В ушах шумело. Казалось, как будто бы давление резко подскочило. – Ты что считаешь и боишься, что я начну рассказывать в своем блоге о нашем разводе? Ты что считаешь, что если я это сделаю, социальные сети встанут на мою сторону, а не на твою, что ли? У тебя какой-то контракт подгорает, Альберт?

8.

Я обескураженно покачала головой.

– Так, Аленушка, я ничего не считаю. – Взмахнул рукой Альберт и провел кончиками пальцев по своей щетине– Я просто понимаю прекрасно, как работают СМИ и как можно развернуть всю ситуацию. Поэтому мне важно, чтобы никакого упоминания обо мне не было в твоем блоге, потому что рано или поздно возникнут вопросы.

– Если тебе так важно, чтобы не было никакого упоминания или еще чего-то, я просто снесу все посты, где присутствуешь ты. И все. – Холодно заметила я, ни капельки не соглашаясь на авантюру, которую предлагал Альберт.

– Скажи, в чем проблема продать мне аккаунт?

– Может быть в том, что я не хочу продавать никому свой аккаунт. Может быть дело в том, что последние несколько лет я занималась тем, что работала с публикой. Я училась делать фотографии. Я училась снимать контент. Я не собираюсь три года своей жизни просто взять и свернуть.

Я говорила, а у самой голос дрожал.

– Ален, давай будем взрослыми и рациональными людьми. Твое имя в СМИ. Ты мелькаешь постоянно в лентах новостей. Твои рецепты, твои подготовки к этим дачным сезонам и так далее, это все растаскивается не только в сетях, где ты публикуешься. Это также уходит на смежные сети для бабок и так далее. Поэтому как бы ты ни собиралась там удалять посты или еще что-то, все равно это затрагивает меня.

– А я не пойму, ты что, собираешься в Госдуму баллотироваться? – Фыркнула я, складывая руки на груди, сделала шаг от окна и снова присела на кресло. Альберт резко дёрнулся, и в этот момент кружка, которая стояла на диване, качнулась и с одной стороны плюнула на кожу горячим напитком.

У меня дёрнулся глаз.

– Я же просила... – Тихо произнесла, резко соскакивая и вытаскивая с нижней полки чайного столика сухие салфетки. Промокнула, опять убрала чашку на столик и застыла перед мужем. – Знаешь, даже хорошо, что мы развелись. Мне никто не портит мебель. Мне никто не треплет нервы. Никому не нужно готовить завтраки ужины. И да, самое важное, в моем доме теперь нет мужицкого духа.

Эта фраза была для Альберта как пощечина.

Он напрягся, кадык дернулся, между бровей залегла морщина.

– Ален, я приехал с тобой не ругаться. Я приехал с тобой говорить и предлагать жить немножко иначе. Меня волнует, что ты стала затворницей. Меня беспокоит твоя жизнь, удаленная от социума. И у меня к тебе как раз есть несколько предложений. Продай мне свой аккаунт и переезжай к нам. Я не чужой тебе человек. Я двадцать пять лет был рядом с тобой. Я двадцать пять лет просыпался и видел тебя на другой стороне кровати. Я за двадцать пять лет успел выучить тебя, узнать. И я прекрасно понимаю, что тебе больно. Давай все пересмотрим.

Давай ты переедешь к нам и будем работать над всей этой ситуацией вместе. Ален, я тебя прошу. Я не хочу однажды получить сообщение о том, что так и так ваша жена найдена в доме. Мертвой. Я не хочу однажды проснуться от звонка дочери, от ее крика о том, что у мамы случился сердечный приступ. Не хочешь переезжать к нам, я куплю тебе квартиру на нашем этаже. Чтобы ты постоянно была у меня на глазах. Я тебя прошу, Ален. Двадцать пять лет не вычеркнешь из жизни, как бы ты ни старалась. Это практически целая жизнь чья-то. Двадцать пять лет, ты понимаешь? Это же как взрослый человек. Не надо считать, что я ушел и ушел. Нет.