Текст книги "Ты - мое дыхание"
Автор книги: Анна Смолякова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)
– А я лебедей, – Поля усмехнулась. – Черные лебеди приносят мне несчастье. Стоит о них вспомнить, тут же обязательно что-нибудь произойдет. Просто мистика какая-то… И в Москве, и здесь…
– Здесь-то ты их где нашла?
– А гондолы местные с изогнутой «шеей» и ма-аленькой такой головкой? Чем не лебеди?
Ирина улыбнулась каким-то своим мыслям и покачала головой.
– Ты особенно в черную меланхолию не впадай, – откинувшись на спинку кресла, она побарабанила пальцами обеих рук по подлокотникам, – а то уже и гондолы, видите ли, – к несчастью, и жизнь немила. Что, в конце концов, такого страшного произошло? Ну добавил Стеффери к твоему личному обаянию мировой известности! Так радоваться же надо, а не дуться на весь свет. Не хандри, Полька, не хандри…
Но почему-то не хандрить, как Поля ни убеждала себя, что в самом деле не произошло ничего страшного, у нее не получалось. Да и окружающая обстановка располагала, скорее, к светлой тоске, чем к безудержному веселью. И дух ушедшего Мастроянни витал над Лидо, отражаясь высокой грустью в бесчисленных портретах, и фильмы, заслужившие в этот раз призы, почему-то говорили о любви и смерти. Как ни странно, в трех-четырех из них, начиная с японского «Фейерверка», получившего «Золотого льва», и заканчивая «Крыльями голубки» с божественной Хеленой Боннем Картер, герои медленно умирали от лейкемии.
Алек стал героем дня еще однажды, когда показывали «Семь шагов» с его участием, но до самого закрытия фестиваля Поля с ним больше не виделась. Да она и не хотела его видеть и, укладывая вещи в кожаный чемодан, мысленно благодарила Бога, небеса, провидение за то, что все закончилось именно так, без лишних эксцессов. В общем-то, еще ничего не закончилось, еще трепетали на ветру фестивальные афиши, еще сновали повсюду со своими кино– и телекамерами коллеги по цеху, еще вопили в экстазе местные байкеры-кислотники на просмотре в «Палагалилео» «Заводного апельсина» Стенли Кубрика, но она уже думала о Москве, представляя, как совсем скоро сойдет с трапа самолета на бетонную полосу Шереметьево…
В дверь постучали, когда Поля укладывала платье с американской проймой – то самое, которое надевала в первый вечер в казино. Она, не поворачиваясь, громко крикнула через плечо: «Ирина, заходи! Открыто!» Но на пороге стоял Алек. Поля почувствовала это спиной, затылком. Почувствовала звенящую тяжесть паузы и его сдерживаемое дыхание.
– Зачем ты пришел? – спокойно поинтересовалась она, отодвигая чемодан и присаживаясь на край кровати.
– Я пришел просить у тебя прощения, – глухо произнес он, прикрывая за собой дверь.
Она со злой иронией и неприязнью подумала о том, что попросить прощения вполне можно и с порога, вовсе не обязательно для этого проходить в номер, особенно когда хозяйка не приглашает, и основательно устраиваться в кресле. Но вслух ничего не произнесла.
Стеффери, между тем, закинул ногу на ногу, одернул светлую брючину и достал из кармана жемчужно-серого пиджака пачку сигарет.
– У меня в номере не курят, – все с той же холодной неприязнью проговорила Поля, сдув со лба челку.
– Извини, не буду, – Алек на секунду замялся. – Только не надо, пожалуйста, заранее настраиваться на агрессию. Я ведь в самом деле пришел просто просить прощения, и больше ничего… Сегодня, вообще-то, опять фуршет по поводу закрытия фестиваля, но туда я тебя пригласить не решился и, знаешь, что подумал?..
Ей почему-то было абсолютно неинтересно, что там подумал Стеффери, но нарочитая пауза затягивалась, и пришлось со светским любопытством приподнять брови.
– Я подумал, что мы можем с тобой сбежать ото всех. От тусовки, от журналистов… Уедем куда-нибудь далеко на берег моря, туда, где уже нет цивилизованных пляжей, шезлонгов этих ужасных, спустимся к воде… Здесь есть одно чудесное место! Море там настоящее, живое, кругом холмы, виноградники, а вдалеке – белоснежная вилла с мраморными колоннами…
– Знаешь, мне вполне хватило занимательной экскурсии по старой Венеции, твои таланты гида я уже оценила. Так что, если хочешь что-то сказать, говори здесь и сейчас.
Алек покачал головой так, будто этого и ожидал, и отвернулся к окну.
– Полин, – произнес он, не поворачивая головы, – я действительно хочу, чтобы ты меня простила. Если бы еще месяц назад кто-нибудь напророчил мне, что я буду вот так разговаривать с женщиной, я бы не поверил. Но жизнь иногда преподносит странные сюрпризы… Тогда, на фуршете, ты ведь была права, когда сказала, что я тебе мщу. Это ведь и в самом деле было так, я просто не хотел себе признаться. Просто мне всегда все доставалось слишком легко, без стараний и боли… А теперь больно, очень больно, когда я думаю о том, что завтра ты улетишь и мы больше никогда не увидимся…
На щеках его играли желваки, и Поля вдруг подумала о том, что повернулся в профиль он специально, чтобы были лучше видны эти внешние проявления «душевных мук». Она с трудом сдержала усмешку, тронувшую уголки губ.
– Ты так ничего мне и не ответишь? – Алек перевел взгляд на шнурки собственных туфель.
– Почему же ничего? – Поля пожала плечами. – Если тебе так важно мое прощение, считай, что я тебя простила… Есть еще просьбы, пожелания?
– Да. Поцеловать тебя. Просто поцеловать…
– Нет, – она скрестила руки на груди и решительно помотала головой.
Он согласно кивнул и поднялся из кресла, как-то очень по-российски хлопнув себя по коленям. Поля проводила взглядом его прямую спину с широко развернутыми плечами. Уже у самой двери Алек обернулся.
– Я люблю тебя, – сказал он просто и вышел из номера. А она замерла, пораженная и удивленная глубоким яростным огнем, всего лишь на секунду блеснувшим в его глазах.
Но тем не менее надо было собираться. Платье с американской проймой, висящее на спинке кресла, недвусмысленно напоминало об этом. Поля со вздохом встала и снова откинула крышку чемодана…
* * *
– Компьютер надо покупать! – проворчала мама, стряхнув капли воды с последней суповой тарелки и поставив ее в сушку для посуды. – И зрение себе портишь, и бумажки твои бесконечные по всему дому валяются…
– От компьютера зрение портится еще больше, – Поля решительно вычеркнула из текста последний абзац. – И потом, где взять деньги?
– А эти маленькие, переносные, как их… «нубуки»? Тоже дорого стоят?
– Мам, «нубук» – это сорт кожи, – Поля опустила голову, чтобы спрятать улыбку. – А стоят маленькие примерно столько же, сколько нормальные, если не больше.
– Но тебе же вроде обещали за эту твою программу хорошо заплатить?
– Сначала нужно программу сделать, а потом уже покупки планировать.
– Какие все умные кругом стали, жизни учат! – мама саркастически усмехнулась. – А вот посуду за собой вымыть умных нет! Все мама! И приготовь – мама, и накорми – мама, и со стола убери – тоже мама!
– Ну, мам, не сердись, а?.. Хочешь, я сегодня ужин приготовлю? Какой-нибудь грандиозно-экзотический! А то, правда, что-то совсем мышей ловить перестала. Просто с работой этой сумасшедшей…
– Но тебе ведь нравится?
– Да, нравится! – Поля блаженно потянулась, хрустнув суставами, и прикрыла глаза…
…Сказать, что ей просто нравилась новая работа, значило ничего не сказать. Это была воплощенная мечта, то, на что она всерьез никогда и не рассчитывала. Да она вообще ни на что особенное не рассчитывала, когда вместе с Ириной отдавала отснятые и доработанные материалы на просмотр администрации телеканала. Но, как ни странно, ее вызвали по телефону уже на следующий день.
– Тебя хочет видеть Добрынина, – сообщил Володька, как только Поля поднялась на второй этаж офиса. – Материалы уже просмотрены, но никто ничего пока не говорит.
– Ну а хоть выражение лица-то у начальства какое? Одобрительное?
– Да кто ж его знает, – Володька пожал плечами. – У Натальи по глазам сроду ничего не прочитаешь, а Лаварева я еще не видел. Может, его и вовсе сегодня на работе нет.
– Ладно, пожелай мне ни пуха ни пера, – вздохнула Поля и постучала в дверь кабинета Добрыниной.
Наталья Валерьевна сидела за столом и просматривала какие-то листочки, соединенные огромной канцелярской скрепкой. На ней был шерстяной, по погоде, костюм модного дымчато-серого цвета и легкий газовый шарфик. Поля деликатно кашлянула, пытаясь обратить на себя внимание. Добрынина подняла глаза от бумаг.
– Полина Владимировна, присаживайтесь, пожалуйста, – она кивнула на кресло. – Мы просмотрели сделанный вами сюжет и, надо сказать, остались довольны. Вообще тележурналистика – предмет совершенно особый, но вы справились весьма успешно. Материал пойдет в эфир практически без доработки… И Геннадий Николаевич поручил мне узнать, какие у вас планы на будущее. Не хотите ли вы работать в этом направлении и дальше? Есть ли у вас желание сотрудничать с нашим телеканалом?
– Да, конечно, мне хотелось бы работать у вас, – почти прошептала Поля пересохшими от волнения губами. – Мне бы очень этого хотелось.
– Что ж, прекрасно! Тогда, может быть, у вас есть намерение заняться чем-нибудь конкретно?
– У меня есть достаточно подробно разработанная идея программы, посвященной кино. Я этим занималась так, для себя, и если это интересно…
– Интересно. – Наталья Валерьевна сдержанно кивнула. – Изложите страничках на двух-трех основную концепцию, и, скажем, послезавтра я вас жду для более детальной беседы…
Про обещанное на весь мир эксклюзивное интервью со Стеффери так никто и не заговорил. Репрессий не последовало. И Поля не знала, кому возносить за это хвалу: благосклонно улыбнувшейся Фортуне или руководству телеканала, проявившему чрезвычайную деликатность? Впрочем, она хотела только побыстрее забыть об этом, забыть, словно о дурном сне. На улицах ее, к счастью, не узнавали, пальцами не тыкали. А дома Поля резко пресекла все попытки Ксюхи разузнать какие-нибудь подробности о скоротечном романе с Алеком. Ксюха обижалась поначалу, вопила, что все это происходит от зазнайства и повышенного самомнения, но довольно быстро успокоилась. Отец с матерью вообще обошли эту тему молчанием.
Да вскоре ей и некогда стало вспоминать о Венеции. Первый вариант программы, который, как Поля рассчитывала, пройдет на «ура», неожиданно вызвал множество нареканий. Она взялась исправлять и неожиданно поняла, что проще начать все с нуля. Тем более теперь, с позиции приобретенного опыта, многое стало казаться наивным и скучноватым. Она залезла в работу, что называется, по уши, завалила квартиру бесчисленными черновиками, вставала ночами, спала по четыре часа в сутки, но чувствовала себя счастливой. Почти счастливой…
Все было бы хорошо, если бы не мысли о Борисе. Вот от них Поля никуда не могла деться. И сколько она ни внушала себе, что теперь все кончено уже наверняка и осталось только поставить официальный штампик в паспорте: «Брак расторгнут такого-то числа», легче от этого не становилось. Как не могло стать легче тяжелобольному, узнавшему, что он скоро умрет. Нет, конечно, визит к скучной даме в районном загсе, по сто раз на дню произносящей традиционную и никому не нужную фразу: «Вы хорошо подумали?», ничего бы не изменил, но все же… Поле почему-то казалось, что именно этот визит станет тем рубежом, за которым все кончится.
А пока она писала четвертый или пятый вариант программы, подгоняемая уже не требованиями начальства, а собственным неукротимым желанием довести ее до совершенства…
– Ты не устала еще? – поинтересовалась мама, вешая на крючок кухонный фартук, разрисованный яркими матрешками. – А то пошла бы прогулялась, ноги размяла…
– А что, куда-то сходить нужно? – Поля отодвинула от себя листок.
– Ну вообще-то надо. Хлеб кончился. И молоко…
– И сыра с колбасой принести бы тоже неплохо? – она с улыбкой отодвинула табурет и встала из-за стола. – Ладно, мам, схожу… Тем более что я и в самом деле засиделась что-то…
В комнате тут же завозилась Ксюха, видимо, категорически не желавшая идти в магазин и поэтому боявшаяся напомнить о своем присутствии. Заиграл магнитофон, скрипнуло пружинами старое, обитое гобеленом кресло. Поля подошла к зеркалу, слегка тронула губы карминовой губной помадой, накинула поверх водолазки, заправленной в черные джинсы, мягкий шерстяной кардиган.
Телефон зазвонил, когда она уже зашнуровывала у порога кроссовки. Ксюха схватила аппарат и немедленно скрылась в своей комнате. Некоторое время из-за закрытой двери доносились ее удивленные: «Да… да… нет, вы попали именно туда», а потом показалась и она сама, с вытянутым лицом и возбужденно блестящими глазами.
– Полька, это, кажется, переводчик твоего Стеффери! – сообщила она страшным шепотом, прикрывая рот кончиками пальцев.
Это вполне могло оказаться идиотской шуткой, выдержанной совершенно в Ксюхином духе, поэтому Поля только вырвала у нее трубку и, уже произнося торопливое «алло!», неодобрительно покачала головой.
– Полин, – раздался в трубке мягкий, обволакивающий баритон Алека, – я в Москве. И приехал сюда в основном ради тебя… Я хочу тебя видеть. Поверь, мне это необходимо…
– Но откуда ты знаешь мой телефон?
– И это все, о чем ты хочешь меня спросить?
– Н-нет, в общем, нет, – она смешалась, – но все-таки?..
Она договаривала фразу, уже понимая, как бессмысленно и жалко звучит ее вопрос. Примерно как отчаянное «за что?» человека, заслоняющегося рукой от удара. Поля не хотела Алека в своей жизни и безошибочно чувствовала, что заслужила свободу от него, от его требовательных рук и умело завораживающих глаз.
– Девочка моя, достаточно было просто позвонить тебе на работу, – проговорил Стеффери, и она ясно представила себе, как он усмехнулся и уголки его красивых, четко очерченных губ слегка опустились книзу. Поля минуту помедлила. В висках сумасшедшим пульсом билась одна-единственная мысль: «Боже, как же не хочется его видеть!» Она ощущала себя сейчас хозяйкой, из последних сил пытавшейся быть любезной с надоедливым гостем, с облегчением проводившей его на вокзал и через час снова обнаруживающей его на пороге своей кваритиры. (Поезд, мол, опаздывает на целые сутки!)…
– Послушай, но мы ведь уже обо всем поговорили. Причем не один раз, а целых три. Между нами ничего больше нет и быть не может. Я люблю другого человека.
– Он вернулся к тебе? – поинтересовался Алек.
– Нет. Пока еще нет… И, кстати, какое это имеет отношение к тебе?
– Ах, пока?.. Но могу я хотя бы просто побеседовать с тобой? – Только не сегодня, пожалуйста, – торопливо проговорила Поля, понимая, что выторговывает всего лишь отсрочку, и мысленно ругая себя за малодушие.
На пороге кухни возникла мама, прислонилась к косяку плечом. По напряженному ее лицу было видно, что она внимательно прислушивается к разговору. Более хитрая и осторожная Ксюха явно подслушивала из комнаты, прижавшись ухом к двери. Поля отвернулась к стене и прикрыла трубку ладонью.
– Не сегодня, слышишь, не сегодня… Позвони мне как-нибудь на днях, мы обо всем договоримся.
– Нет, сегодня. Именно сегодня. В пять часов по местному времени в «Царской охоте» ваша актерская гильдия дает торжественный банкет в мою честь. Я прошу тебя быть там в качестве моего единственного российского друга.
– Но я не смогу, – она принялась сочинять на ходу, заикаясь и чувствуя, что голос звучит до невозможности фальшиво. Перспектива присутствовать на банкете в качестве «российского друга» Стеффери, ловить на себе насмешливые и многозначительные взгляды и мучительно краснеть от двусмысленности положения ее совсем не прельщала. – Я, правда, не смогу… Дело в том, что у меня очень важная работа. Как раз сегодня я должна брать интервью. Встреча назначена, отменить ее нельзя. Так что извини, но придется побеседовать как-нибудь в другой раз…
– Об этом не беспокойся. Мой переводчик переговорил по телефону с вашим директором, господином Лаваревым… Кстати, милейшим человеком… Так вот, он сказал, что на сегодняшний вечер ты абсолютно свободна от исполнения служебных обязанностей.
«Надо же, – мимолетно промелькнуло у нее в голове, – только позвонил и сразу же нарвался на Лаварева. А я работаю в телекомпании уже три недели и никак не могу увидеть собственного начальника». Но, впрочем, меньше всего сейчас ее волновали как раз мысли о работе вообще и о директоре в частности.
– Алек, – она собрала в кулак остатки решительности, – я уверена, что эта встреча не нужна ни мне, ни тебе. Ни сегодня не нужна, ни завтра, ни послезавтра… Российской экзотики тебе здесь и без меня будет достаточно. Я просто уверена, что тебе покажут и медведей в лаптях, и балалаечки в цветочках, и бутылки с самогоном. Так что оставь меня в покое, пожалуйста…
И тут произошла чудесная метаморфоза. Что-то в голосе Стеффери неуловимо изменилось, и Поля почувствовала, что это снова тот, первый Алек с немного виноватыми глазами и смущенной улыбкой.
– Конечно, – проговорил он после некоторой паузы, – с моей стороны было непорядочно настаивать… И потом, это так глупо прозвучало: «банкет в мою честь»… Прости меня, ладно?
– Да, в общем-то, не за что, – даже растерялась она.
– Но я могу хотя бы позвонить тебе на прощание? Я буду в Москве четыре дня…
Алек говорил так спокойно и так старательно скрывал огорчение, что Поле вдруг стало неловко.
– А что это на самом деле за поездка? – поинтересовалась она, пытаясь придать голосу как можно больше мягкости. – Что-нибудь связанное с работой?
– Да, – он печально усмехнулся. – Если честно, то, в первую очередь, это, конечно, деловой визит… Не удалось мне ввести тебя в заблуждение, моя проницательная леди. «Коламбиа Пикчерз» собирается вести съемки нового «экшна» в Москве, вот и приехали мы посмотреть натуру и начать предварительные переговоры. Я – сопродюсер, так что…
– Видишь, значит, ты здесь не один.
– Не один. А что толку? Люди, приехавшие со мной, не друзья – партнеры. У каждого своя жизнь, а у меня за окнами ваша огромная серая река с каменной набережной и «Макдональдс» на горизонте… А в общем, что об этом говорить? Видимо, это знаменитая русская хандра меня достала. Это не инфекционное заболевание, нет?
Он рассмеялся так принужденно и неестественно, что Поле стало его мучительно жаль. Она вдруг представила серую сентябрьскую Москву-реку, номер-люкс, обставленный с холодным безупречным вкусом, «встречающих лиц» с фальшивыми улыбками…
– Знаешь, я, пожалуй, приеду, – проговорила она еще не совсем уверенно. – Я, наверное, даже точно приеду, но ненадолго и просто как друг…
Стоило Поле повесить трубку, как из комнаты тут же выплыла Ксюха со свеженакрашенными ногтями.
– Вау! – промурлыкала она, вытягивая губы трубочкой и критически рассматривая ярко-зеленый лак, – что я слышала? Сегодня у тебя дружественный визит к Алеку Стеффери? Любовь не умерла, и прекрасный принц приперся в Россию?.. Слушай, что у тебя с ним было, в конце концов?
– Оксана! – гневно одернула мать, мгновенно покрывшаяся багровыми пятнами.
– А что Оксана? Что я такого спросила? Мне же просто интересно, какие у нашей Польки перспективы? Может, она замуж за него выйдет и в Штаты уедет, как Андрейченко?
– Прекрати меня бесить! – Поля так яростно дернула за шнурок кроссовки, что чуть не сломала ноготь. – Ты же знаешь, как я ненавижу разговоры на эту тему! Я тебя, кажется, уже сто раз просила…
– О! Психическая! – Ксюха, состроив многозначительную физиономию, подняла кверху указательный палец. – Все! Замолкаю, замолкаю, замолкаю…
– Нет, ну как же ты с сестрой разговариваешь? – мама всплеснула руками. – Поля, между прочим, на шесть лет старше тебя! Надо же, слово-то какое выкопала! «Психическая»!..
Продолжая что-то ворчать себе под нос, она удалилась в ванную и уже оттуда донеслось задумчивое:
– Хотя я не представляю, как в мое время посмотрели бы на девушку, отказавшуюся встречаться с Кларком Гейблом…
Свернув в трубочку пластиковый пакет, Поля выскочила на улицу. Во второй половине дня стало теплее, и она почувствовала, что в кардигане даже жарко. Солнце ярким сочным светом заливало детскую площадку, изуродованную кое-где горбатыми гаражами-ракушками. Она села на лавочку и закурила. Мысли, роящиеся в голове, были неясными и смутными. С одной стороны, она понимала, что не надо идти на этот банкет, пусть даже в качестве «российского друга», а с другой – какое-то шестое чувство подсказывало ей, что все будет хорошо…
…На Рублево-Успенское шоссе Поля добралась только-только к пяти часам. Почему-то никак не ловилось такси до «Царской охоты». Она в своих серых лодочках на девятисантиметровой шпильке чуть ли не полчаса простояла на обочине, прежде чем водитель пронзительно красного «жигуленка» согласился подбросить ее туда. Всю дорогу он беспрерывно болтал и иронизировал над собственной машиной, имеющей на самом деле вид довольно непрезентабельный.
– К такому ресторану на шестисотом «мерсе» надо подъезжать, правильно? – вопрошал он, оглядываясь через плечо на заднее сиденье. – А то что же это такое получается! Красивая женщина в красивой одежде выходит из какого-то ободранного «динозавра»?.. Эх, друг, – он ласково проводил ладонью по рулевому колесу, – сдам я тебя когда-нибудь в металлолом! Вот попомни мои слова – сдам!..
– А вы когда-нибудь ужинали в «Царской охоте»? – поинтересовалась Поля, когда они уже выехали на финальную прямую.
– А вы? – ответил водитель вопросом на вопрос.
– А что, не похоже?
– Честно говоря, не очень… Но это вам только плюс! Я ведь что про этот ресторан слышал: там, говорят, правительственные делегации принимают, иностранных гостей всяких, а из наших там только «новые русские» кушают. Так вот, на даму из этого общества вы совсем не похожи. Взгляд у вас не сытый!
– Голодный, что ли? – Поля улыбнулась.
– Нет, при чем тут голодный?.. Нормальный взгляд, спокойный, добрый и уверенный, такой и должен быть у женщины. У счастливой женщины… Или я не прав?
– Конечно же, вы правы, – ответила она и отвернулась к окну…
…К ее большому удивлению, Стеффери в окружении телохранителей ждал у входа и внимательно всматривался в окна проезжающих мимо иномарок. И так неестественно выглядело это трепетное «волнение влюбленного» на фоне могучих плеч охраны, что Поля даже поморщилась. Но поворачивать назад было уже поздно. Она рассчиталась с общительным водителем и вышла из «Жигулей», захлопнув за собой дверцу. Длинная серая юбка, как всегда, перекрутилась вокруг колен. Поля слегка наклонилась, чтобы ее одернуть, и тут же услышала сзади топот ног. Дальше все происходило, словно в типичной мелодраме. Алек, сияющий, как юбилейная медаль, и улыбающийся на все тридцать два зуба, подхватил ее под колени, снова перекрутив юбку, прижал к себе и скользнул жаркими губами по виску. Краем глаза она заметила, как он торопливо достает из кармана зеленую бумажку и протягивает ее водителю. «Полин, Полин!» – счастливо простонал он, вдыхая аромат волос и целеустремленно двигаясь с нею на руках ко входу в ресторан.
– Прекрати этот балаган! – яростно прошептала Поля, одной рукой вынужденно цепляясь за его шею, а другой придерживая расходящийся вырез бледно-сиреневой блузки.
– Сейчас, – отозвался Алек и, пройдя мимо швейцара, наконец, поставил ее на пол. Их тут же обступила толпа любопытных. И Поле вдруг стало ужасно неприятно. От псевдоромантического порыва, с которым он подхватил ее на руки, слишком отчетливо и откровенно пахло дешевым шоу. И если в Венеции было принято публично демонстрировать прежде всего галантное обращение с подругой, то здесь, в Москве, Алеку, вероятно, почудилась необходимость чисто русского удалого размаха.
– Полин, моя милая Полин! – горячо шептал он ей в ухо. Причем шепот был достаточно громким для того, чтобы его могли расслышать журналисты. Поля принужденно улыбалась. Ей было неловко из-за его демонстративной страстности и нарочитой бодрости. «Стефферовская фирменная» чуть смущенная улыбка казалась фальшивой и затасканной. И только когда он, улучив момент, шепнул ей, на этот раз совсем тихо: «Прошу тебя, потерпи еще несколько минут. Это необходимая процедура», она заставила себя успокоиться. Ведь, в сущности, Алек был ни в чем не виноват. Он, в отличие от простых смертных, очень редко мог позволить себе быть самим собой.
Но тем не менее достоинства это ему не добавляло. «Он просто не сдержал слова и не выполнил условия нашей договоренности! – раздраженно думала Поля, поднимаясь с ним под руку на второй этаж в банкетный зал. – А я-то, дура, тоже хороша! Купилась на «российского друга», пожалела «бедного, одинокого иностранца»!»
Кстати, роль восторженного иностранца Стеффери играл отменно. Она холодно отметила, с каким показным восхищением рассматривает он двухметровые фигуры медведей и деревянные скульптуры российских государей. «А ведь был уже внутри! Явно был!» Поля все это уже видела, и не раз, поэтому ее не поражали ни огромная телега с яствами посреди зала, ни охотничьи трофеи на стенах. Она просто поднималась по лестнице, глядя прямо перед собой. И никак не отреагировала, когда кто-то из толпы, следующей сзади, сдержанно шепнул:
– Холодная, как ледышка, и какая-то суровая… Не поймешь штатовских мужиков! Что он такого в ней нашел? Своих, что ли, баб не хватает?
Стеффери не понимал по-русски, поэтому продолжал улыбаться. Впрочем, Поля совсем не была уверена в том, что он возмутился бы, уловив смысл сказанного. Это не вписывалось в сценарий и не играло на имидж…
Банкетный зал, рассчитанный на человек тридцать-сорок, был выдержан в более светлых тонах, чем нижнее помещение. Хотя в остальном все здесь было точно таким. И старинная печь с открытым огнем, и стены, выложенные массивными круглыми бревнами, и стулья с резными спинками, и светлые, нарочито простенькие занавески на окнах. Вдоль стен стояли берестяные туески и глиняные горшки, а над ними висели головы оленей и чучела глухарей. С лестничных перил небрежно свешивалась роскошная волчья шкура. Поля вспомнила, что они с Борей обычно ужинали за дальним столиком у окна, и даже вздрогнула, когда молодой человек в безупречном смокинге, видимо, распорядитель церемонии, предложил им со Стеффери присесть за тот же стол.
Впрочем, дело было уже не в деталях. Она согласилась прийти сюда, значит, должна была подчиниться правилам игры. Поля, сохраняя спокойное выражение лица, заняла место рядом с Алеком, выпила первый бокал шампанского, поддержав абсолютно безразличный ей тост. Потом второй бокал, потом третий…
Стеффери сидел так близко, что коленом касался ее бедра. А может быть, он делал это намеренно? Во всяком случае, возможности отстраниться у нее не было. Приглашенные на банкет рассматривали ее с искренним интересом. Исключение составляли, пожалуй, лишь несколько отечественных мэтров, достаточно высоко ценящие себя, чтобы любопытствовать по поводу безвестной спутницы голливудской звезды. Она чувствовала ногой его сильное твердое колено и не испытывала ничего, кроме досады. И в самом деле, никто не тянул ее за руку, никто не принуждал соглашаться на роль куклы-статистки.
Впрочем, Алек не давал Поле почувствовать себя забытой. Он периодически обращался к ней с ничего не значащими, но исполненными нежной заботы фразами. Смотрел так, что половина дам за столом расплывалась от умиления, а другая – кривилась от завистливой злобы. Но почему-то ей от этого делалось только тяжелее.
Когда повар принялся раскладывать по приборам горячее – жаркое из пятнистого оленя в брусничном взваре, Поля тихонько шепнула Алеку на ухо:
– Давай выйдем из-за стола. Мне обязательно нужно с тобой поговорить.
Он молча кивнул, поднялся сам и подал ей руку. Гости достаточно хорошо знали правила светского этикета, чтобы не обратить на их уход ни малейшего внимания. Только телохранитель в темно-сером пиджаке дернулся было, но Стеффери остановил его коротким властным жестом.
Они спустились по лестнице и остановились в закутке, отгороженном массивными резными перилами из темного дерева.
– Почему ты это сделал? – спросила Поля, глядя ему прямо в глаза. – Точнее, для чего ты это сделал? Здесь вторая серия мести уже не сработает. Меня посчитают не жадной приспособленкой, а напротив, крайне удачливой и целеустремленной леди.
– Опять ты пытаешься заподозрить меня в самом худшем! – Алек укоризненно покачал головой и мягко взял ее за руку. – Возможно, я глуп, но совсем не подл. А глуп, потому что подумал, что в конце концов ты капитулируешь перед моей настойчивостью… Я уже второй раз кричу на весь мир: «Вот женщина, которую я люблю!» А эта женщина почему-то думает: «И какую же гадость он мне готовит?»
Она сдержанно кивнула и спрятала обе руки за спину. Стеффери говорил это уже не в первый раз. Или, может быть, примерно это. Во всяком случае, ничего нового Поля не услышала и новых чувств не испытала. Только усталое раздражение и мучительный стыд за ту случайную, несуразную ночь.
– Послушай, Алек, – она покрутила в пальцах кулончик из аметиста, – мы – взрослые люди, и давай расставим все точки над «i» раз и навсегда… Я не ломаюсь, не кокетничаю, не испытываю твои чувства. И, кстати, не обольщаюсь по поводу них. Я просто не люблю тебя. Ты должен это понять и соответствующим образом скорректировать свое поведение. Сейчас ты ведешь себя, как привязчивый, эгоистичный мальчишка…
– Зато я люблю тебя, – Стеффери обезоруживающе улыбнулся. – Я люблю тебя, в отличие от твоего бывшего мужа… Потому что тот, кто тебя по-настоящему любит, не сможет долго прожить, не видя твоей улыбки и твоих глаз… Видишь, я примчался в Москву меньше чем через месяц, а он? Где он? С кем он? Почему сегодня ты здесь со мной, а не с ним?
– А вот это тебя не касается! Не касается, ты слышишь?
– Слышу, слышу! – он порывисто обнял ее за плечи и привлек к себе. – Я не слушаю, что ты говоришь… Я просто слышу твой голос, твой чудесный голос. Если хочешь, можешь даже говорить о нем, только говори, говори…
Его настойчивые губы заскользили по ее лицу, от бровей к крыльям носа и подбородку. Пальцы, сминая, торопливо тиская волосы, сделались пугающе дрожащими. Поля с силой уперлась руками в его плечи и отстранилась, ударившись спиной о край перил.
– Вот что, – проговорила она, утирая губы тыльной стороной ладони. – Ты сейчас поднимешься наверх и сядешь на свое место. Я подойду через пять минут, после того как приведу себя в порядок. Посижу за столом еще с полчаса, чтобы не портить тебе имидж, а потом уеду. И не смей меня останавливать!
– Ты так любишь своего бывшего мужа? Или так боишься неопределенности со мной?
– Я так люблю своего бывшего мужа, – сказала Поля и, развернувшись, быстро направилась в дамскую комнату.
Она уже достаточно давно не была в «Царской охоте», но помнила, где что находится. А еще она помнила, как во время ужина с Борькой ей также пришлось бежать по коридору, оглядываясь и прикрывая подолом платья стрелку на колготках. Просто они сидели вдвоем за столиком. И ему пришла в голову мысль незаметно погладить ее колено. А часы у него тогда были с тяжелым металлическим браслетом. В общем, стрелка пошла почти мгновенно, запасных колготок Поля с собой, естественно, не взяла… А как потом они смеялись в машине! Как целовал он эту несчастную дырочку и слегка оцарапанную кожу под ней!
