Текст книги "Ты - мое дыхание"
Автор книги: Анна Смолякова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)
– Полина! – Лешик встретил ее приветственным воплем. – Где ты мотаешься? К тебе опять гости.
– Кто? – еле слышно проговорила она.
– А вот угадай? – Еськин игриво подмигнул, но, увидев, что Поля не склонна вступать в игру, виновато добавил: – Да Ален Делон твой опять явился! Сейчас в баре шампанское и конфеты покупает… Я же тебе кричал, что он еще придет, а ты рванула куда-то, как сумасшедшая… Кстати, вот и он!
Поля медленно-медленно, боясь поверить в реальность происходящего, повернула голову и замерла со скорбно приподнятыми бровями… Она никогда не думала, что одно и то же описание может идеально подходить двум совершенно разным людям. Витька Аксенов, бывший одноклассник, стоял на пороге корреспондентского зала с бутылкой шампанского и коробкой «Птичьего молока» в руках. Его светлые волосы топорщились смешным ежиком, а голубые глаза светились лукавой радостью. Жирка Витька за десять послешкольных лет так и не нагулял, но мышцы изрядно подкачал, так что перестал быть похожим на одежную вешалку. Одет он и в самом деле был хорошо и дорого. Правда, чувствовалась во всем его внешнем облике откровенная и от этого немного нелепая претензия на стильность. Поля с какой-то мимолетной горечью подумала, что у Борьки вкус все-таки значительно лучше.
– Привет, Полька! – Аксенов широко и беззаботно улыбнулся. – Я только неделю назад вернулся из Германии, теперь хожу с визитами к старым друзьям. Ну что, давай выпьем за встречу, что ли?
Она уронила лицо в ладони и тихо заплакала.
* * *
Ксюха вертелась у зеркала уже, наверное, минут сорок и все никак не могла подобрать подходящий туалет для очередного вечернего свидания со своим мальчиком. Поля сидела в кресле, поджав под себя ноги, и старательно изучала «Супермаркет» из последней «толстушки». Сестрица стянула на затылке теперь уже баклажановые волосы, недовольно оттопырила губу.
– Слушай, это что, последнее рандеву в твоей жизни? Или первое? – Поля отложила газету на подлокотник и встретилась с отраженным в зеркале Ксюхиным взглядом. – Что ты так стараешься? Надевай свои бежевые джинсы и короткую майку да иди. Ты в них очень хорошо смотришься. И потом, не в ресторан же вы, в конце концов, собрались?
– В бежевых джинсах я уже ходила раз восемьсот, – Ксюха тряхнула головой, снова распуская волосы по плечам, и с ненавистью стащила через ноги розовую юбку с высокой талией.
– Слушай, ты меня уже раздражать начинаешь своим мельтешением! Уйдешь ты когда-нибудь или нет?
– Не нравится, сама уходи. Вон в гостиной места много, там и устраивай избу-читальню.
Поля вздохнула и убрала со лба челку:
– Слушай, Ксюха, тебе уже двадцать лет. Понимаешь, двадцать! А ты все такая же дурная и вредная, как шесть лет назад!
– А кому не нравится… – снова начала сестрица. Но Поля только остановила ее демонстративно усталым жестом.
Вялые и беззлобные переругивания были их обычным занятием. Это уже за много лет стало определенной игрой и приносило обеим какое-то азартное удовольствие. Причем нисколько не уменьшало их любви друг к другу.
Тем временем Ксюха выудила из груды шмоток на кровати абсолютно дурацкую, но зато модную юбку, фасоном напоминающую обернутый вокруг тела рулон бумаги, и натянула это чудище на себя. Полю вообще раздражал этот длиннющий шедевр портновского искусства, усеянный огромными яркими цветами, но сейчас ей к тому же неудержимо хотелось сказать какую-нибудь гадость. То ли скучные, откровенно рекламные статьи из «Супермаркета» портили настроение, навевая тоску, то ли просто день сегодня был неудачный.
– А в этой юбке ты вообще как на четвертом месяце беременности, – как бы вскользь заметила она, снова разворачивая газету. – Ни талии, ни бедер. Так, одна сплошная бесформенность…
К ее удивлению, Ксюха отреагировала неожиданно. Она только пожала плечами, повернулась к зеркалу в профиль и погладила себя по намеренно выпяченному животу.
– Ну и пусть, – проговорила она неторопливо и задумчиво. – Пусть будет эффект беременности. Может, это наведет Стаса на кое-какие мысли…
– На какие еще мысли? – Поля подозрительно прищурилась.
– На какие, на какие… Пусть подумает, что я и в самом деле беременная. Я отрицать не буду… Четыре месяца – это, конечно, слишком. А месячишко вполне подойдет…
Она стояла у зеркала, тоненькая, длинношеяя, как балерина, с густыми, отливающими фиолетовым волосами, и несла откровенную чушь. Чушь, от которой Поле мгновенно стало и неприятно, и страшно.
– Ну и зачем тебе это нужно? – поинтересовалась она, стараясь выглядеть абсолютно спокойной.
– Затем, чтобы он пошевелился и подумал на тему того, что пора уже перевести наши отношения на новый уровень.
Со Стасом, довольно неглупым молодым человеком и притом сыном весьма обеспеченных родителей, Ксюха встречалась вот уже три года. Когда они начали спать вместе, Поля не поняла. Просто как-то, болтая с сестрой о всякой ерунде, почувствовала, что это уже произошло. Взгляд у Ксюхи стал совсем другой, светящийся изнутри загадочно и странно. А мама, так та про ее стремительное взросление до сих пор ничего не знала. Или предпочитала делать вид, что не знает.
– То есть ты хочешь выйти за него замуж? – Поля подцепила большим пальцем велюровый тапок, стоящий рядом с креслом, и поболтала ногой в воздухе.
– Да. – Ксюха просто кивнула. Ее, похоже, если и занимал, то уж точно не тревожил и не напрягал разговор с сестрой. Гораздо важнее сейчас было правильно подобрать лифчик под топик. К самому авангардному отряду молодежи она себя не относила и ходить с откровенно выделяющимися под одеждой сосками опасалась.
– Ты мне не «дакай»! Ты лучше объясни: а дальше что, по твоему представлению, будет? Ну скажешь ты Стасу, что беременна. Ну женится он на тебе. А дальше что?
– Господи, ну ты дремучая какая-то, прямо первобытная! Вроде и замужем шесть лет была?.. Главное, подтолкнуть его к женитьбе. Это, знаешь, как к ледяной проруби. Прыгнул – а дальше хочешь не хочешь придется барахтаться… А насчет ребенка? Это еще проще. Я думаю, узнав, что он уже есть, Стас так и так предохраняться перестанет, ну а дальше – дело природы… Хотя это все еще только наметки, ничего я точно не знаю…
– Я тебя не об этом спрашивала, – Поля с яростью зашвырнула тапок на середину комнаты. – Я спрашивала: а дальше что? После того, как ты выйдешь замуж. После того, как родишь…
– А-а-а! – невыразимо противным голосом протянула Ксюха и уселась на банкетку, закинув ногу на ногу. – Так бы и сказала сразу, что вопрос риторический, то есть ответа не требующий. И зачем тебе нужны были мои объяснения? Начинала бы сразу свою морально-нравственную проповедь… В принципе, можешь и сейчас начать: я слушаю!
– Не думала, что ты такая идиотка и тебе надо объяснять очевидные вещи!
– А ты все-таки объясни! У тебя красочно получится и, главное, доступно. Так сказать, из личного опыта… Я до сих пор помню, как шесть лет назад бедная мама все не могла взять в толк: почему ей надо врать Боречке что-то про Ленинград, в который мы якобы собирались уехать всей семьей и в самый последний момент не поехали?.. Почему то, что можно было тебе, теперь нельзя мне? Почему ты, устроив свою жизнь, сейчас считаешь себя вправе читать мне мораль?
Поля побледнела. Она, в принципе, ожидала, что услышит от сестрицы нечто в этом духе, но все-таки оказалась не готова. Слова были обидные и жесткие, но, самое главное, справедливые. Однако она не чувствовала ни злости, ни желания оправдаться. Просто смотрела на обиженно искривленные, полные Ксюхины губы, на ее дрожащие под тяжестью непролившихся слез ресницы и думала о том, как объяснить, как удержать и остановить…
В конце концов, сестра все-таки всхлипнула, повела носом и торопливо запрокинула к потолку лицо, чтобы не растеклась тушь. Поля выбралась из кресла, подошла и обняла ее за худые угловатые плечи.
– Не надо, Ксюшенька моя хорошая, не надо, миленькая, – прошептала она, слегка касаясь губами края теплого розового уха. – Ты же сама все прекрасно понимаешь, ты же умненькая девочка…
– Вот именно, умненькая! – проскулила та, по-детски искривляя рот. – И я ненавижу, когда со мной разговаривают менторским тоном классной дамы. Ну что, нельзя было поговорить по-хорошему? Без этих пафосных вывертов «а что дальше?».
– Прости меня. Ну прости, пожалуйста. Я в самом деле неправа… Просто я в последнее время тоже так издергалась…
Ксюха убрала с колен свои тонкие руки и порывисто обвила ими Полину шею.
– Ну что, я сама не понимаю, что ли, что так нельзя?.. Да он и не поверил бы, Стас-то… Он, знаешь, какой в этом отношении аккуратный? И потом, я, когда в консультацию ходила, видела там девчонку, которой только что сказали, что она беременная. Она из кабинета выскочила с кучей направлений на анализы и улыбкой до ушей. Такая вся была радостная! Я еще подумала тогда: вот так надо к зачатию ребенка готовиться, чтобы и сама его ждала, и муж, чтобы это как праздник было. А не так: раз уж есть – надо рожать…
Полино плечо уж совсем промокло от Ксюхиных слез, но на душе стало чуть полегче. Последний страстный монолог, если исключить из него, конечно, реплику про очень «аккуратного» Стаса, внушал надежду, что не все еще потеряно и Ксюха просто порола откровенную чушь. Сама она ощущала себя сейчас монахиней, изрядно нагрешившей в миру и теперь наставляющей на путь праведный обычных земных людей. И, Боже, как же ей хотелось вернуться в эту земную жизнь, где остался любимый и единственный Борька!
Спустя пару минут сестра утешилась, печально и придирчиво рассмотрела в зеркале свои опухшие красные глаза, потом вздохнула и сообщила, что пойдет забрать почту из ящика. За почтой, которую оставляли в ящике на втором этаже, она всегда ходила не менее десяти минут. А потом изо рта у нее густо пахло жевательной резинкой, а от волос – табаком. Ксюха курила в подъезде, но почему-то не признавалась в этом даже родной сестре. Видимо, этот грех казался ей гораздо более достойным осуждения, чем ее постельный роман со Стасом.
Поля никогда не выказывала своей осведомленности по поводу ее курения. Промолчала она и теперь. Тем более Ксюхе необходимо было успокоиться. Когда за сестрой захлопнулась дверь, она снова забралась в кресло и развернула несчастный «Супермаркет». Но строки, которые она и прежде заставляла себя читать усилием воли, теперь просто категорически не желали лезть в голову. Поля вздохнула и со светлой надеждой подумала о том, что на днях, может быть, даже сегодня, должен прийти свежий выпуск «Искусства кино». Тогда можно будет отложить ненавистную газету и почитать журнал, придумав для самой себя маленькое, неказистое оправдание – «это тоже полезно для работы»!
– Ксюшка, журналы какие-нибудь есть? – крикнула она, услышав шорох открывающейся двери.
– Не-а, – отозвалась та. – Письмо тут тебе какое-то странное. В официальном конверте. Вскрыть?
– Нет, я сама! – Поля торопливо всунула ноги в тапки и прошлепала в коридор. Но уже один вид конверта внушил ей глубочайшее разочарование. Это был обычный голубой прямоугольник с прозрачным окошечком для реквизитов фирмы. Такие она видела, и не раз. Компании, что победнее, рассылали свои рекламки на квадратиках серой, плохого качества бумаги, а те, что побогаче, позволяли себе и красочные буклеты, и дорогие конверты. Кстати, точно так же выглядело письмо, которое получила как-то ее бывшая соседка по лестничной клетке в Крылатском. Текст его гласил, что Сафронова Юлия Александровна (так звали соседку) в результате компьютерного отбора стала участницей конкурса, в котором будут разыгрываться ценные призы, и уже вошла в сотню потенциальных победителей. Для того чтобы не потерять свое право на приз, ей предлагалось подписаться на какое-то подозрительное издание и срочно выслать квитанцию об оплате. Умная Сафронова ничего подобного делать не стала. Недели через две пришло второе письмо, в котором ее уведомляли, что она вошла в число двадцати потенциальных призеров, но теперь-то уж подписку нужно оформить обязательно. Так продолжалось почти два месяца. Предпоследнее послание гласило, что директор фирмы, проникшись к ней симпатией, заплатил за ее подписку и теперь необходимо вернуть долг. Финальный конверт Юля, не распечатывая, отправила в мусоропровод.
– Ну что, читать-то будешь? – Ксюха, взявшись за уголок конверта двумя пальцами, потрясла его перед самым Полиным носом. След недавних переживаний на ее лице уже полностью истаял. А пахло от нее традиционно: «Вогом» и «Стиморолом».
– Давай почитаю, – Поля протянула руку. Вытащила листок плотной бумаги с текстом, набранным на компьютере, и расхохоталась.
– Нет, ты представляешь, я словно предчувствовала, что именно так все и будет! – тыльной стороной ладони она смахнула с ресниц выступившие слезинки. – Читаю!.. «Уважаемая Полина Владимировна! В результате компьютерного отбора вы стали одной из участниц конкурса знатоков киноискусства. Конкурс организован журналом «Кинорадуга» совместно с телеканалом «Огни Москвы», победителя ждет приз – поездка на кинофестиваль в Венецию. Вам предлагается ответить на вопросы…» Ну и так далее.
– Что и так далее?
– Да ничего, – Поля пожала плечами. – Скорее всего где-нибудь в самом конце будет малюсенькая, деликатная приписочка: «Для участия в конкурсе отправьте энную сумму на энный расчетный счет».
– Ну так есть такая приписочка или нет?
Поля пробежала взглядом листок:
– Вроде нет. А какая разница? Нет, так будет!
– Вот когда будет, – Ксюха назидательно покачала указательным пальцем, – тогда и станешь веселиться! А пока сиди и отвечай на вопросы. Что, для тебя это трудно, что ли? Ты же в кино у нас так шаришь, дай Бог каждому!.. А то «будет, будет»… Вон у нас на курсе тоже одна такая была, ни во что не верила, а взяла и выиграла по обычной лотерее путевку на двоих в Испанию! И, что самое странное, ведь дали ей эту путевку, и съездила она вместе со своим мужем.
Ксюха прошла к трельяжу, оставляя за собой шлейф сигаретного запаха. А Поля еще раз взглянула на реквизиты отправителя. Да, действительно она знала такой дециметровый канал «Огни Москвы» и журнал «Кинорадуга», естественно, тоже знала. Да и четкая надпись «Кинорадуга» в угловом прямоугольном штампе вроде бы не вызывала сомнений… Нет, она не верила, конечно, в реальность поездки в Венецию, но это был шанс обратить на себя внимание редакции журнала и, быть может, получить работу.
Неуверенно усмехнувшись, Поля развернула еще один листок и прочитала первый, «потрясающе сложный» вопрос: «Назовите российских режиссеров-»оскароносцев». Похоже было, что времени для ответа на конкурсные вопросы потребуется совсем немного…
* * *
Звонок раздался дней через десять, когда она уже и думать забыла о киношной викторине. И в самом деле, глупо было бы рассчитывать, что мифический конкурс окажется правдой. В лучшем случае она ожидала ответа наложенным платежом. Но приятный женский голос в трубке был реальностью, и адрес Поле назвали вполне реальный, и захватить с собой просили не кругленькую сумму денег, а всего лишь документы, удостоверяющие личность.
– Подождите-подождите, – уже в который раз растерянно проговорила Поля, проводя рукой по щеке. Щека была холодной, и собственные пальцы поэтому казались ей неимоверно горячими. – Я все никак не могу поверить, что это правда… То есть я действительно выиграла эту путевку в Венецию и от меня больше ничего не требуется – только прийти и получить вместе с авиабилетом ваши поздравления?
– Ну не совсем так, – девушка на том конце провода, видимо, улыбалась. – Руководство телекомпании рассчитывает, что, вернувшись с кинофестиваля, в одной из наших программ вы поделитесь с телезрителями впечатлениями от поездки… Сами понимаете: нам важна реклама.
– Да-да, конечно. И когда…
– Лететь нужно через десять дней, поэтому было бы желательно, если бы вы подъехали к нам уже сегодня. Давайте я еще раз повторю наш адрес…
Хотя до назначенной встречи времени еще оставалось предостаточно и до Маросейки Поля рассчитывала добраться быстро, из дома она выскочила уже спустя пятнадцать минут. В квартире ей не сиделось, наспех сваренный кофе вызывал неодолимое желание выплеснуть его в раковину, и даже сигаретный дым, обычно такой успокаивающий, почему-то только раздражал горло и глаза. Ей так и не верилось… Не верилось, что всего через каких-то десять дней она может оказаться на Всемирном кинофестивале. И не где-нибудь, не в чопорном Берлине, не в откровенно коммерческих Каннах, а в прекрасной, как мечта, Венеции.
Губы ее расплывались в непроизвольной улыбке, и когда она тряслась в трамвае, и когда ехала, держась за поручень, в вагоне метро. И люди, глядя на молодую брюнетку в шоколадной с бирюзовыми цветами шифоновой юбке и такой же шоколадной маечке, наверняка думали: «Вот стоит счастливая женщина!» И это на самом деле было почти так…
Выйдя на «Китай-городе», Поля немного послонялась по улице, бесцельно заходя во все магазины и аптеки подряд, а потом все-таки не выдержала и торопливо, словно уже опаздывала, направилась к указанному девушкой дому. Она заметила его почти сразу. Двухэтажный, бежевый, с оконными арками, выкрашенными в белый цвет. Поля и не предполагала раньше, что здесь находится офис довольно известной телекомпании, хотя заходила пару раз в соседний мебельный салон и приглядывалась к ресторану с выставленными в витринах манекенами в старинных костюмах. Почему-то в последний момент ей стало страшно. И она, вместо того чтобы перейти дорогу, свернула в прохладно-зеленый Потаповский переулок, где простояла, пока не унялась дрожь в коленях.
А потом вышла и тут же сказала себе с яростной досадой: «Нужно было не копошиться, а сразу идти!». Прямо перед нею, на светофоре, всего в каких-нибудь двух шагах, притормозил белый спортивный автомобиль. Поворачивать назад было уже глупо, спрятаться некуда. И Поля, подпираемая сзади двумя объемистыми тетками с не менее объемистыми одинаковыми наборами кастрюль в коробках, остановилась, глядя водителю прямо в глаза. А глаза у Антона были растерянно-злые и испуганные. Рядом с ним сидела белокурая девочка лет восемнадцати с розовыми щечками и светлыми бровями. И чувствовалось, что он до потери пульса боится знакомства новой пассии с прежней любовницей. Боится, что та, прежняя, побарабанит пальцами по стеклу, поздоровается, что-нибудь ляпнет и все испортит. Страх так легко прочитывался в его взгляде, что Поле вдруг стало противно. Рассеянно извинившись перед обогнувшими ее наконец рассерженными тетками, она тоже пошла через дорогу и на прощание бросила Антону брезгливую и снисходительную усмешку. Она лишь краем глаза заметила, как спросила что-то белокурая девица, как зашевелил в ответ губами он. Но, честно говоря, больше всего на свете ей хотелось сейчас сплюнуть через левое плечо, как после встречи с черной, приносящей несчастье кошкой…
А в офисе «Огней Москвы» было светло и прохладно. Поля, успев с мимолетной горечью отметить, что ковровое покрытие точно такое же, как в кабинете Бориса, подошла к молодому охраннику в милицейской форме. Оказалось, что о ее приходе предупредили, даже документы предъявлять не потребовалось. И она пошла дальше по коридору, мимо белых дверей с позолоченными ручками, мимо застекленного «аквариума» с равнодушно попискивающими компьютерами и хорошенькими девочками, периодически перемещающимися от терминала к терминалу. Одна из дверей прямо перед ней открылась, выпуская молодого человека в белых слаксах и на секунду являя миру сложный пульт со множеством кнопок и несколько экранов. Это, скорее всего, была монтажная. Поля счастливо вздохнула и даже прикрыла глаза. До сих пор все происходящее казалось ей похожим на сказку.
В названной охранником комнате ее встретила миловидная женщина лет тридцати с подстриженными каре пепельно-русыми волосами. На ней была розовая блузка с мелкими защипами и серая юбка до середины колен. В общем, выглядела она, как типичная служащая респектабельной фирмы.
– Присаживайтесь, пожалуйста, Полина Владимировна, – женщина с улыбкой указала на кресло возле журнального столика. – Присаживайтесь, и мы с вами побеседуем…
Она приготовила кофе, разлила его в полупрозрачные, темного стекла чашки. Одну подала Поле, а с другой сама села в соседнее кресло.
– Итак, наша телекомпания имеет честь поздравить вас с победой в конкурсе, – ее официальные слова странным образом диссонировали с почти домашней атмосферой кабинета. – К сожалению, директор не может лично засвидетельствовать свое восхищение вашими знаниями и вашим довольно профессиональным пером. Да-да, особенно понравился всем ваш ответ на десятый вопрос – экскурс в историю кинематографа дореволюционной России. Вам присущ оригинальный взгляд на вещи, чувство юмора, поэтому мы…
– Простите, что перебиваю, – Поля поставила свою чашечку на стол, – но, видимо, нужно сразу сказать, что я действительно профессионал. Дело в том, что я – журналистка.
– Прекрасно! – женщина снова улыбнулась, обнажив безукоризненно красивые зубы, и удовлетворенно кивнула головой. – Прекрасно! Все складывается даже лучше, чем мы предполагали… Дело в том, что руководство телекомпании, отправляя вас в Венецию в составе нашей съемочной группы, рассчитывало на ваше последующее выступление в одной из программ. Потом была выдвинута версия, что вы вполне сможете сделать небольшой зрительский репортажик прямо с места событий. А теперь выходит…
Поля едва сдерживалась, чтобы не прервать ее во второй раз, чтобы не завизжать по-детски радостно и не захлопать в ладоши. Она еще заставила себя сделать несколько глотков кофе, дослушивая пространную фразу, смысл которой сводился к следующему: «Вам предлагается сделать нормальный, полноценный репортаж». И только потом, стараясь казаться сдержанной и спокойной, внятно произнесла:
– Да, конечно, я согласна. Думаю, что сумею оправдать ваши надежды.
Еще примерно с час, пока печатались ее фотографии в «Срочном фото», она проходила по кабинетам, заполняя всевозможные анкеты и бланки. Потом довольно долго ждала, когда изготовят ее аккредитационные документы. Из офиса Поля вышла около пяти. Постояла на углу, искренне жалея о том, что курить на улице неприлично, направилась было к метро, но, остановившись на полдороге, все-таки взяла такси. Решение созрело в ее голове, когда она уже захлопывала тяжелую дверцу.
– В Крылатское, – сказала Поля водителю. – Пожалуйста, в Крылатское…
Дверь она открыла своим ключом, впервые ощущая под пальцами какой-то неприятный, чужой холодок. Сняла в прихожей туфли, прошла в свою комнату. Все здесь осталось по-прежнему. Казалось даже, что сюда никто и не входил после ее поспешного бегства. Но, тем не менее, пыли на полках не накопилось, земля в цветочных горшках была влажной, а легкие шторы дышали свежестью. Поля проводила ладонью по спинке дивана, касалась кончиками пальцев мохнатых листьев фиалки, прижималась щекой к прохладным обоям, так, будто была слепой и могла только на ощупь различать окружающие предметы. Да ей и в самом деле было мало одного только взгляда. Хотелось слиться с этими стенами, исцеловать каждый сантиметр пола, каждую ворсинку ковра, на которую ступала нога Бориса. Но она, к сожалению, чувствовала себя так, как, наверное, чувствует душа только что умершего человека. Все вокруг еще реально, еще осязаемо, а тебя самого уже нет, и никто не замечает твоего незримого присутствия…
Когда дверь за ее спиной отворилась, Поля вздрогнула, хотя и настраивала себя на то, что вероятность встречи с Сухановым нельзя исключать на сто процентов. Но на пороге стояла всего лишь тетя Даша в неизменном фартуке с влажной тряпкой в руках.
– Поля? – она даже отпрянула. – Вот уж не ожидала вас увидеть! Думала, Борис Викторович пришел…
– А что, он в эту комнату заходит? – Поля, криво усмехнувшись, присела на диван.
– Ну в эту, может, и не так часто, а вообще…
Тетя Даша смущенно потеребила оборку фартука и прокашлялась:
– Вы, Полюшка, извините, но вот что я вам скажу: возвращаться вам, наверное, надо… Вот вы про комнату заговорили… Я тут, вы уж не сердитесь, после вашего ухода решила косметику с туалетного столика куда-нибудь прибрать. «Ну что, – думаю, – стоит пылится?» Так Борис Викторович и то не разрешил! «Пусть, – говорит, – стоит. И не трогайте даже. Не надо». И одежда ваша так вся в шкафу и висит, ни в антресоли, ни в пакеты не убранная. Я иногда хожу по дому, и кажется мне, что вы здесь…
– Да вы садитесь, тетя Даша, садитесь, – Поля подвинулась, освободив рядом с собой место. – Мы и раньше с вами обходились без особенных церемоний, а теперь-то уж и вовсе – я вам не хозяйка…
Та только кивнула сдержанно и церемонно и опустилась на краешек дивана.
– Так вот, что я говорю… Если вы насчет верности Бориса Викторовича беспокоитесь, то напрасно! Ну трудно было бы ему женщину сейчас домой привести? Запросто, конечно… А между прочим, я ни разу его ни с кем не видела и точно могу сказать…
– Ну откуда же точно? Вы ведь здесь не целыми днями и ночами!
– Да хоть бы я и на час всего приходила! – глаза тети Даши блеснули праведным негодованием и обидой. – У меня работа такая – любой беспорядок замечать! Неужто я бы не заметила, если бы какая-нибудь дама здесь появлялась?.. Вот вы вроде недолго в комнате побыли и не трогали ничего особенно, а шторки аккуратно так, по-женски, задернули и фотографии на полочке переставили – мужчина их трогать бы не стал. Да и духи! Запах духов-то чувствуется и не так быстро выветривается, как кажется.
– Вы уж откройте, пожалуйста, окно настежь после моего ухода, – Поля слабо улыбнулась. – А то вдруг не у вас одной такие дедуктивные способности?
– Не хотите, значит, чтобы Борис Викторович знал?.. Ну, может быть, и правильно. Только что тогда ходить, душу рвать и себе, и ему? У вас, наверное, уже появился кто, а не появился – так появится, а ему каково?
– Что ж вы, тетя Даша, думаете, я стерва такая злая? Сама мужа бросила, сама еще прихожу, нервы треплю?.. Думаете, думаете… Только ведь я рада бы вернуться, да не могу. Наделала глупостей, все ему рассказала, он теперь меня и видеть не захочет!
Тетя Даша неожиданно насупилась и отвернулась к двери, сложив руки на коленях. Пальцы ее, крепкие, сильные, но уже покрытые старческими пигментными пятнами, сплелись и снова расплелись, шевельнувшись, как крылья бабочки.
– А на это даже и ответить нечего! – сердито и как-то печально проговорила она, выдержав паузу. И, изменив голос, передразнила: – «Наделала глупостей, все ему рассказала!»… Вроде уже не десять лет вам, взрослая женщина! Бог с ними, с глупостями! С кем не бывает? Но рассказывать-то все зачем? Знаете, поговорка есть такая старая: «А мужу-псу не показывай… кхе-кхе, – она деликатно прокашлялась, – … всю». Ну вы понимаете, о чем я говорю?
И Поле вдруг неожиданно стало весело от этой ужасно вульгарной и такой практично-хитрой бабьей поговорки, от смущения тети Даши, от того, что косметика ее, оказывается, все еще стоит на туалетном столике.
– Мудрое какое правило! – она, прищурив глаза, рассмеялась. – Обязательно буду его соблюдать… Только вот, знаете, если бы мы оба с Борькой честно и сразу все рассказывали друг другу, то, наверное, сейчас все было бы по-другому…
Они еще немного поговорили о том о сем. Тетя Даша сообщила последние новости из жизни соседей по подъезду. Поля внимательно выслушала, хотя ей, в общем, это было неинтересно. Потом взглянула на часы и засобиралась. («Боря может вернуться! Не хочу сталкиваться с ним в дверях»).
Уже на прощание тетя Даша задумчиво проговорила:
– А вы стали какой-то другой… Не пойму даже, что случилось, но вы – другая! Лучше, хуже – не знаю. Не такая, как раньше, – и все!
– Да я ведь теперь нормальная работающая женщина, – Поля улыбнулась. – Пишу статьи для газеты, вот на кинофестиваль в Венецию скоро поеду… Причем сама в конкурсе победила, сама всего добилась, без посторонней помощи. Боря бы, наверное, удивился…
– С чего бы это ему удивляться? Что, вы глупее других, что ли?.. Только знаете, что? Кажется мне, что, вернись вы сейчас, он бы вас в эту самую Венецию на золотом самолете с бриллиантовыми крыльями отправил! И не надо было бы вам ни в каких конкурсах участвовать и на работу, кстати, по утрам вставать!
Поля смешно наморщила нос и помотала головой:
– Не то бы это было, тетя Даша, совсем не то!.. А вставать на работу по утрам мне, как ни странно, нравится…
Домой она поехала уже на общественном транспорте, решив, что непозволительно проматывать на такси чуть ли не четверть еще не выплаченной зарплаты. Народу в метро было много, в вагоне – душно и тесно. Но Поля старалась не думать об этом. Она вообще старалась сейчас не думать ни о чем, даже о Венеции. Только прислушивалась и пыталась не расплескать впервые за много дней родившуюся в ней робкую надежду…
* * *
После искусственной прохлады аэропорта жара на улице показалась просто невыносимой. Солнце было повсюду: в раскаленном добела небе, в радужных бликах, играющих на лобовых стеклах бесчисленных автомобилей. И даже деревья, похоже, не отбрасывали тени. По маленькой площади, мощенной серым камнем, сновали шоферы и носильщики, все как один смуглые, черноволосые и, в абсолютном большинстве, кудрявые. В воздухе стоял многоголосый веселый гул, так что понять, что пытается сказать сосед, было довольно сложно.
– Я говорю, итальянцы – точно такие, как их изображают в кино. Даже смешно становится! – почти прокричал Поле в ухо Володька Кузнецов, оператор «Огней Москвы». – Приехали, называется, за впечатлениями!.. Вот интересно, Полина, что ты зрителям скажешь: темпераментные они, мол, говорят быстро-быстро и руками размахивают, да?
– Мы вообще-то не для «Клуба кинопутешественников» материал собираемся делать, а для конкретной программы о кино, – вмешалась Ирина Завацкая, высокая худощавая девушка лет двадцати семи, – так что до местного населения нам особенно дела нет. Работать мы будем…
– Вы будете работать? – с деланным изумлением завопил Володька, сделав круглые глаза. – Ну не смешите меня, девоньки! Достаточно только посмотреть на ваши чемоданы, чтобы все стало ясно. Вот у меня сумка огромная, потому что в ней аппаратуры разной килограммов на двадцать. А у вас в «сундуках» что? Сплошные наряды! Вы же только и будете дефилировать по Дворцу кино то в одном, то в другом платье…
Поля смущенно улыбнулась. Нет, она, конечно, привыкла к подобному стилю общения за время работы в редакции и прекрасно понимала, что Кузнецов шутит. Но и он, и Ирина были для нее пока абсолютно чужими людьми, так что она предпочитала отмалчиваться и не вступать в словесную перепалку. Тем более что Володька оказался отчасти прав: глупо, конечно, тащить с собой такой обширный гардероб, если собираешься работать, а не вальяжно прогуливаться по барам и казино. Вполне хватило бы парочки летних костюмов, вечернего платья, ну и, естественно, купальника. Она не собиралась перед поездкой шататься по магазинам, тем более что Наташа Москвина в свое время прочно внушила ей: «В бутиках очень редко можно встретить вещи, сочетающие в себе качество, разумную цену, стиль и хотя бы налет индивидуальности». Но этот бутик назывался «Флоренция»!.. Флоренция, Венеция – перст судьбы… Потом она корила себя за транжирство, повторяя себе в который раз: «Конечно, при желании легко в чем угодно найти предопределенность! Просто признайся, что тебе очень не хотелось ехать в Италию с одним несчастным газаровым платьем и зеленой юбкой! Обновок захотелось? Тогда даже в названии «Полярный медведь» можно было бы усмотреть нужные параллели!» Но дело было сделано. Светло-кофейное в золотистых искорках платье с фигурным вырезом на спине и необычайно изящной застежкой уже лежало в чемодане, и рассуждать об экономической целесообразности покупки было бессмысленно.
