Текст книги "Ты - мое дыхание"
Автор книги: Анна Смолякова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)
– Почему ты на меня так смотришь? – наконец проговорила она. Ему некстати вспомнилась точно такая же фраза в недавнем разговоре с Рябцевым и последующее сравнение – «смотришь, как лаборант на подопытного кролика». Он криво усмехнулся. Но тут же завуалировал усмешку удачно мелькнувшей в глазах печалью.
– Потому что мне хочется смотреть на тебя. У тебя очень красивые пальцы. Знаешь, как на картинах старых мастеров…
– Не надо! – Лиза так торопливо втянула в себя дым, что даже закашлялась. – Не надо меня обманывать. Я знаю, что ногти у меня безобразные, круглые, как в детском саду, и вообще я некрасивая.
– Кто это тебе сказал? – Антон удивленно и весело наморщил лоб. – Ты кокетничаешь, наверное?
– Нет, – прошептала она и опустила глаза. Тогда он бережно взял в свою руку ее теплые пальцы и поднес их к губам. Пальцы пахли табаком, дорогими духами и почему-то молоком.
– Ты очень красивая, Лиза, – проговорил он, лаская губами ее вздрагивающую руку. – Я просто голову теряю, какая ты красивая…
Как назло, ключ в замочной скважине отказался поворачиваться в самый ответственный момент. Они вот уже пять минут стояли в коридоре перед закрытой дверью, и Антон чувствовал, что девочка на пределе. Это значило, что в любой момент она могла сорваться и убежать.
– Ты уже жалеешь, что пошла со мной? – осторожно спросил он, продолжая остервенело орудовать ключом в замке. Она замялась. – Жалеешь, вижу, что жалеешь. Да и зачем я тебе такой, небогатый, непрестижный? Я ведь к тому же еще и женат был… Нет, ты не подумай, силой я тебя удерживать не буду, просто потому, что права на это не имею.
– А если бы имел, удержал бы?
Он бросил на нее мгновенный оценивающий взгляд. «Девочке, похоже, нравится, когда мужчина повелевает ею. Есть такие бабы со склонностью к мазохизму и пресмыканию. Ну что ж, значит, тактику надо менять полностью».
– Удержал бы. Да я и сейчас тебя удержу. Я уже нашел тебя и никому на свете не отдам, – Антон резко повернул ключ, и дверь наконец открылась. В комнате было темно, но он каким-то шестым чувством понял: что-то здесь не так. И точно, тюбик Полиной губной помады стоял на столе, серебристо сияя в лунном свете, как крошечная космическая ракета. Он ринулся к столу, быстро спрятал тюбик в карман и только потом мысленно выругался: «Вот чертова баба!» Он совсем не был уверен в том, что эта истеричка не оставила помаду специально, чтобы распугать потенциальных соперниц.
Лиза прошла через всю комнату и забралась с ногами на подоконник. Волосы ее, поникшие, тонкие, были похожи на уши печальной собаки. Антон подошел к ней и встал так близко, что ее острые колени уперлись в живот. Но обнимать ее он не торопился, точно зная, что так будет эффектнее и в результате эффективнее. Она сама вскинула свои тоненькие ручки и обвила ими его напрягшуюся шею. Твердые маленькие грудки скользнули по его груди. Лиза спрыгнула на пол и ткнулась лицом куда-то ему в подмышку.
– Ну и не отпускай меня, – прошептала она. – Я и не хочу, чтобы ты меня отпускал.
– Правда, не хочешь? – Антон двумя пальцами поднял ее лицо за подбородок. – Господи, как же это хорошо! Потому что ты – лучшая из женщин, которых я знал, а я, поверь, пользовался успехом у очень многих женщин…
Ее голые груди, мгновенно покрывшиеся гусиной кожей, и в самом деле оказались так себе, бедра – узковаты, ноги – кривоваты в коленях. В какой-то момент он даже почувствовал, что абсолютно не хочет ее. Не хочет просто катастрофически. Пришлось заставить себя вспомнить о какой-нибудь другой женщине. Первой на ум пришла Поля с ее прозрачно-зелеными глазами и горячим, податливым телом. В результате все получилось довольно сносно, если не считать того, что Лиза в самый ответственный момент абсолютно неэротично закричала. Она к тому же еще оказалась девочкой.
«Кстати, это и к лучшему, – подумал Антон, делая вид, что ласкает ее бессильно раскинутые ноги, и брезгливо изучая кровавое пятно на простыне. – Это даже очень удачно».
– Лиза, – проговорил он, когда она наконец разлепила дрожащие синеватые веки, – тебе было не очень больно? Я просто не знал, даже подумать не мог… Не бойся, сейчас уже ничего больше не будет, хоть я и хочу тебя так, хоть на стенку лезь…
– А потом? – прошелестела она со слабой улыбкой.
– А потом? Потом… Я не знаю, что будет потом, но для меня все это очень серьезно. Тебя родители-то замуж за меня отдадут?
– Замуж? – Лиза вскочила в кровати и торопливо свела колени. – Я и спрашивать ни у кого ничего не буду. Да маме и не до меня, она у меня, знаешь, «бизнесвумен», директор модельного агентства…
«Ага! – мысленно отметил Антон. – Значит, попадание точное, и Рябцев не соврал!»
– Подожди, куда ты прыгаешь? – он обнял ее за плечи и прижал к себе. – Ложись обратно в постель. Я сейчас схожу наберу в чайник воды, мы поедим бутербродов и спокойно обо всем поговорим… Не знаю, как тебе, а мне после всего, что сейчас было, ужасно есть хочется!
Несчастный Рябцев все еще не спал. С дурным от водки взглядом и отекшим лицом он по-прежнему сидел возле подоконника. Увидев Антона, слабо поднял руку в подобии приветствия и тут же уронил ее обратно.
– Оперативно как у тебя все, – флегматично протянул он, когда тот опустился рядом.
– А чего долго тянуть?
– Ну и что теперь делать собираешься?
– Жениться, наверное. Хотя с родителями, похоже, придется повозиться. Они наверняка из тех, кто при слове «лимита» в обморок падает. Тем более единственная доченька…
– Да нет, с петербургской мадамой что делать собираешься? – Денис тяжело помотал головой. – Она ж к тебе каждый Божий день бегает!
– Завязывать. Тем более она уже права какие-то начала качать, истерики закатывать… Только вот что я думаю: надо будет сначала раскрутить ее на энную сумму. Сказать, что хочу снять приличное жилье. Потрахаться с ней там пару раз, а потом уже и изобразить трагичное расставание… Деньги она обратно не затребует, а в квартирку можно будет поселить Лизу. Поставить родителям условие: дочь я вам все равно не верну, у нас уже есть свой дом, так что лучше дайте согласие на законный брак.
– А сама Лиза, ты думаешь, согласится?
– Естественно. Она уже влюблена, как кошка, – Антон задумчиво потеребил пальцами нижнюю губу. – Неплохо, правда, было бы, если б она залетела… Но, думаю, с этим проблем не будет, если у нее по гинекологии все в норме.
– И все-таки я не пойму, – Рябцев упрямо и пьяно стукнул кулаком по полу. – На хрена, извиняюсь, тебе вообще была нужна эта твоя…
– Петербургская?
– Да, петербургская.
– Ох, что-то подозрительно много ты о ней говоришь? Понравилась она тебе, что ли?.. Можешь не оправдываться: вижу, что понравилась! Так вот, к вопросу о том, зачем она мне была нужна… – Антон выдержал паузу и продолжил с каким-то злым удовольствием: – Ну, во-первых, тело у нее шикарное, лицо смазливенькое. В постели она – просто богиня… А во-вторых, ты что сейчас куришь?
Денис поднес к близоруким глазам докуренную почти до фильтра сигарету.
– «Парламент», «Парламент», можешь не смотреть. Мои, между прочим. Ну и чем плохо? Мелочь, а приятно!.. А еще и осетрина с ореховым соусом в ресторане, и вино восемьсот какого-то года… И все это, заметь, в приложение к красивой женщине, а не в компенсацию за то, что трахаешь какую-то обрюзглую старушку! Я, еще когда в первый раз ее в ресторане увидел, сразу обратил внимание, что глаза несчастные, а серьги в ушах – с бриллиантами…
– Так ты что, альфонс? – пьяно пробормотал Рябцев.
– Ага, – Антон недобро усмехнулся, – альфонс! Дать бы тебе в морду за такие слова, только с пьяными и придурочными я не дерусь… Ни хрена ты в жизни не понимаешь. Жизнь, она один раз дается, и прожить ее нужно красиво, не отказываясь от добровольно плывущих в руки удовольствий!
В конце коридора скрипнула дверь, оттуда показалась встревоженная и бледная Лиза. Заметив Антона, она светло улыбнулась:
– Я жду-жду, а тебя все нет. Уже подумала, может, что случилось: всякое же в общаге бывает, и драки, и поножовщина…
– Ох, хорошая моя, – он встал, стряхнув с колен невидимые пылинки, – давно уже не было в моей жизни человека, который бы так за меня волновался. Забирайся поскорее в кроватку, а то замерзнешь. Я иду…
* * *
В сегодняшние планы Бориса совсем не входили никакие визиты. Утром должна была вернуться из Петербурга Поля, и вернулась, наверное, но почему-то не позвонила и не заехала. Его все больше тревожило ее нынешнее состояние: то, что совсем недавно казалось чисто дамским неврозом, временной депрессией, капризом обидчивой женщины, в конце концов, начало по-настоящему пугать. И самое неприятное, он пока не знал, что с этим делать. При малейшей попытке вывести ее на откровенный разговор Поля пряталась, как мышка в норку, и вытащить ее оттуда не было никакой возможности. Дошло даже до того, что она спряталась в буквальном смысле этого слова. Просто закрылась в ванной. И он, стоя у двери, долго еще слышал сдавленные рыдания, пробивающиеся сквозь шум воды. А потом она сказала, что ей нужно в Петербург. Просто нужно – и все! Собственно, она поставила его перед фактом, уже взяв билет и сложив в сумочку необходимые вещи.
– Скажи мне честно, зачем ты едешь туда? – спросил Борис, стоя в прихожей и наблюдая за тем, как Поля застегивает на щиколотках ремешки белых туфель. – Тебе просто нужно какое-то время побыть от меня на расстоянии? Или здесь что-то другое?
– А тебя, что, волнует мой отъезд? – Поля усмехнулась, неестественно и зло. – Ты, что, хочешь меня удержать? Устроить романтический ужин? Провести и этот вечер, и последующий вдвоем? Только честно: ты этого хочешь?
– Нет, ну если ты… – начал он, а потом вдруг подумал, что она на самом деле устала, что удерживать ее сейчас и глупо, и непорядочно. Будет только хуже, если они сейчас останутся вдвоем. – Нет, – он мотнул головой. – Я хочу, чтобы ты поехала…
И вот сегодня она должна была вернуться, однако домашний телефон молчал. Зато ближе к вечеру отчаянно и тревожно, будто предвосхищая то, что ему предстоит услышать, затренькал рабочий. Звонила Надя. И из ее сумбурных, невнятных слов четко он понял только одно: она просит о помощи… Надя кричала, что она совсем одна, что она сойдет с ума. Он, не зная, буквально ли понимать это ее «совсем одна», осторожно осведомился, где Олег. Она только расхохоталась сухо и страшно, будто закашлялась. Тогда он спросил, где Кирилл, и услышал, как Надька в трубку всхлипнула. А потом поникшим, бесцветным голосом произнесла, что сын у свекрови. «Пожалуйста, приезжай ко мне! – просила она и тут же сорвалась на истеричное: – Нет, не надо никуда ехать. Прости и забудь про этот разговор!»… И фоном к ее бессвязным словам то ли магнитофон, то ли телевизор наигрывал развеселую мелодию.
Борис понял, что надо ехать, – никуда от этого не денешься. Оставил все дела на Игоря Селиверстова и уже в половине девятого вышел из офиса, где собирался проработать до позднего вечера. Теперь, остановив машину перед домом Сергеевых, он понял, что приехал не зря.
Все три окна их квартиры выходили во двор. И на всех трех были плотно задернуты тяжелые гардины. На первый взгляд, в этом не было абсолютно ничего странного: ну задернуты шторы – и все… Ничего странного, если не знать о Надькиной любви к хорошему освещению. Как страдала она, бедняжка, когда во время беременности у нее вдруг начали болеть от солнца глаза! Даже тюль она всю жизнь покупала с самым редким рисунком и украшения носила солнечные, янтарные… А еще ему вспомнился университетский курс общей психологии и рассказ в рамках этого курса о тяжелых депрессиях, при которых человек прячется от окружающего мира, запирается в темной комнате, накрывается с головой одеялом… «Господи, и год-то вроде не високосный, и ни о каких особых магнитных бурях не говорят! – подумал Борис, еще раз скользнув взглядом по зашторенным окнам, похожим на глаза слепого в темных очках. – Что же это тогда с девчонками творится? И с Надькой, и с Полей…»
Печальный и тяжелый запах валерьянки он почувствовал даже через дверь. Сам не зная – зачем, прислушался. В квартире было тихо. Тогда он несколько раз подряд коротко и сильно нажал на кнопку звонка. Слабые, почти неслышные шаги раздались спустя минуту или две. Борис услышал, как в замке завозился ключ, а потом Надя открыла дверь.
Сказать, что она была на себя непохожа, – значило ничего не сказать. Волосы ее, почему-то мокрые, темными прядями облепляли лицо. Глаза, вдруг запавшие и от этого ставшие просто огромными, сияли лихорадочным блеском. Губы дрожали.
– Привет, – проговорила она вяло и скучно, прижавшись щекой к косяку. – Ты зачем пришел?
– Так, разговаривать будем внутри! – он просто взял ее за плечи и отодвинул в сторону. Надя и не сопротивлялась. Борис вдруг с внезапной жалостью почувствовал, как покорно обмякло в его руках ее тело. И все-таки даже такая, жалкая, мокрая, несчастная, она была потрясающе красива. Или это мокрое платье, облепившее безупречной формы грудь, добавляло ей сексуальности или этот нервный румянец на скулах? Дышала она тихо, но тяжело. И ему внезапно стало стыдно этих своих, таких неуместных сейчас мыслей о ее женской привлекательности и красоте.
– Надь, что случилось? – спросил он, бережно поддерживая ее под локоть и ведя к дивану. – Что происходит? Где Олег? Почему Кирилл у бабушки?
– Где Олег? – она горько усмехнулась. – Олег в очередной бессмысленной командировке. Кирилл у бабушки, потому что ему там лучше… Потому что ему лучше без меня. Всем лучше без меня…
– Это все, конечно, интересно, – Борис попытался усмехнуться беззаботно и ободряюще, – но как-то очень общо… «Всем лучше без меня!» Должен же быть какой-то конкретный повод? Кто тебя обидел? Что произошло? Сегодня утром, вчера… Должно же было произойти что-то такое, что…
Ему вдруг необыкновенно ясно вспомнились Полины печальные глаза, и в голове снова заворочалась назойливая и неприятная мысль: «Но ведь у твоей собственной жены тоже ничего особенного вроде бы не произошло?» И сразу же напоминанием о Поле на глаза попался ее зеленый надувной попугайчик. Она подарила его Наде то ли по какому-то поводу, то ли вовсе без повода. Сейчас попугайчик беспризорно валялся на светлом неполированном шифоньере. Чувствовалось, что его редко берут в руки и даже Кирилл с ним не играет.
Надя опустилась на диван и, забившись в угол, поджала под себя ноги. Теперь она напоминала маленькую несчастную девочку с неуместным обручальным кольцом на пальце. То ли сама она почувствовала ненужную тяжесть «обручалки», то ли просто перехватила взгляд Бориса. Коротко всхлипнув, она стянула колечко с пальца и с силой швырнула его в угол комнаты.
– Ну зачем ты так? – он встал с дивана, нагнулся и поднял кольцо. – Что, Олег тебе что-то сделал?
– Олег? При чем здесь Олег?.. Мне просто жить не хочется, а тут – «Олег»…
Борис поморщился. В роли няньки-утешительницы он чувствовал себя и неловко, и нелепо. Но самое главное, так же, как и в прошлое свидание с Надеждой, не понимал, что конкретно от него требуется. А тут еще от последней фразы дешевой мелодрамой повеяло так откровенно, как «Тройным» одеколоном из захолустного парфюмерного магазина.
– Даже так серьезно – «жить не хочется»?
– Да. – Надя вдруг подняла на него совершенно ясные глаза. – Только ты не подумай, что я позвала тебя сюда, чтобы пугать: мол, наложу на себя руки, из окна выпрыгну… Наоборот, я понимаю, что этого делать нельзя, что Кирюшке без меня будет плохо, маме, отцу… Но если сейчас никого не будет со мной рядом, то… Я ведь уже и димедрола наглоталась… – она почти весело кивнула на журнальный столик.
Борис быстро обернулся. Три выпотрошенные пачки и в самом деле лежали возле пепельницы. И в том, что они были оставлены здесь, а не выброшены в мусорное ведро (ведь таблетки-то она наверняка пила возле раковины!), тоже чувствовалось позерство. Но сейчас было не до этого. Пусть Надька только решила попугать попыткой самоубийства, все равно кончиться это могло печально.
– Сколько ты выпила и когда? – спросил Борис намеренно спокойным голосом. – Говори честно и быстро. С чем-нибудь еще мешала или только димедрол?
– Да успокойся ты, – она слабо усмехнулась. – Все, что выпила, уже выплюнула… Испугалась я, испугалась! Засунула два пальца в рот – и все… Я же говорю тебе, что не собираюсь никого стращать. Мне самой страшно!
По лицу ее вдруг пробежала короткая судорога, она торопливо, будто задыхаясь, втянула в себя воздух и откинулась на спинку дивана.
– Ты точно уверена, что выплюнула эти таблетки? Не врешь? – Борису все еще не давали покоя три пустые пачки.
– Да нет, все правда…
– Тогда сейчас будем пить теплый сладкий чай в лошадиных дозах, а потом разговаривать…
Он уже направился к кухне, когда Надя, вихрем сорвавшаяся с дивана, кинулась к нему на шею.
– Не уходи, не уходи! – испуганно и торопливо запричитала она, уткнувшись лицом в его шею. – Даже на секунду не уходи, мне страшно!
А тепло ее мягкой горячей груди было волнительно, и от этого Борису вдруг стало неприятно. Но отстраниться сейчас было бы слишком жестоко, и он только успокаивающе похлопал Надю по спине:
– Не ухожу, не ухожу, никуда не ухожу… Ну хочешь, на кухню пойдем вместе? И вообще везде будем ходить вместе. Кроме туалета, естественно…
– Хочу, – всхлипнула она и плотнее прижалась к нему мелко вздрагивающим телом.
И в этот момент в дверь позвонили. Сначала коротко и вежливо, потом настойчивее, потом почти истерично, несколько раз подряд.
– Открыть? – спросил Борис, мягко пытаясь расцепить Надины руки. Она только энергично замотала головой.
– Но, может быть, это Олег вернулся? Или мама твоя?.. Если кто-то чужой, то я просто объясню, что ты ни с кем не можешь сейчас разговаривать. Вдруг что-то важное?
– Я не то что разговаривать, видеть сейчас никого не могу! – почти простонала она. – Мне кажется, если ты перестанешь меня сейчас обнимать, я просто умру… Не надо, не открывай!
Он едва слышно вздохнул и пожал плечами. Через минуту звонки прекратились, послышался шорох раздвигающихся дверей лифта, а потом лифт загудел, устремившись вниз.
– Все, вот и нет никого! – проговорила Надя, поднимая лицо вверх. Их взгляды пересеклись. – Вот и нет никого, только мы…
Борис внимательнее присмотрелся к ее глазам и вдруг понял, что его так настораживало и что ему так не нравилось. Ее глаза были слегка подкрашены: в уголках ресниц виднелась едва заметная, но тем не менее аккуратная и четкая карандашная линия. Продуманно сдержанный макияж у женщины, которая только что пачками глотала димедрол? Абсолютно нерасплывшийся карандашный след на веках человека, недавно подставлявшего голову под воду? И еще это «только мы»?..
Борис уже решительнее расцепил руки, обвивающие его шею.
– Вот что, Надя, – он прокашлялся. – Я сейчас позвоню твоей матери и попрошу ее приехать. Наверняка у тебя есть какие-то координаты Олега. Не в тундру же он в самом деле отправился?.. В общем, бери себя в руки и успокаивайся. Если хочешь, я позову соседку, чтобы она с тобой пока посидела, а я уже поеду… Ты прости меня, но какими бы мы ни были друзьями, то, что сейчас здесь происходит, выглядит двусмысленно.
– Для кого двусмысленно?
– Что значит «для кого»? – он опешил.
– Я спрашиваю, для кого двусмысленно? По-моему, на мнение широкой общественности тебе всегда было плевать, – Надя жарко прижалась к нему всем телом и потянулась полуоткрытыми губами к его губам. – А что касается тебя и меня?.. Тут, по-моему, двойного смысла быть не может, и мы оба это понимаем.
– И какой же во всем этом основной смысл? – с усмешкой спросил Борис, сделав акцент на слове «основной».
– А основной смысл в том, что мы оба хотим друг друга, что так было всегда, все шесть лет, пока ты был женат на другой, а я замужем за другим. Я ведь всегда нравилась тебе, правда? Ты ведь хочешь меня?
– К сожалению, нет. – Он, уже не испытывая ни сомнений, ни угрызений совести, с силой отстранил ее от себя, почти толкнув к пестрому, обитому велюром дивану. – К сожалению для тебя. Потому что твое… страстное, – Борис скривился, – желание останется неудовлетворенным… И еще, я сильно подозреваю, что ты, подруга, все врешь. Что-то никогда я не замечал в тебе особого внимания к моей персоне.
Надя присела на журнальный столик, смахнув рукой на пол пустые пачки из-под димедрола, подвинула к себе пепельницу. Похлопала по карманам халата, видимо, в поисках сигарет. Сигарет не оказалось. Борис, у которого в кармане лежала пачка «Мальборо», и не подумал ей их предложить.
– Ты очень пожалеешь о том, что делаешь сейчас, – она продуманно изящным движением убрала со лба мокрые пряди и зло улыбнулась. – Причем пожалеешь очень скоро… Нет, это ни в коем случае не угроза, просто предсказание. И сегодня, и завтра рядом с тобой будет твоя скучная Полина. Такая же по-пионерски старательная и однообразная в постели, как в жизни. И рано или поздно ты завоешь от тоски, если еще не завыл… Ты просто боишься себе в этом признаться, Боря.
Он еще раз окинул взглядом комнату и оценил Надино искусство декоратора. Все здесь было продуманно-мрачно, просто идеально для того, чтобы создать иллюзию депрессии, нервного срыва, чуть ли не трагедии. Плотно задернутые шторы, стойкий запах сигарет в воздухе, опять же эта валерьянка, рюмка с остатками коньяка… И контрастом – ее округлые колени, откровенно выглядывающие из разреза халата…
– Вот что, – Борис похлопал себя по карману, проверяя, на месте ли ключи от машины, – язык свой поганый, будь добра, не распускай. Тем более что свою семейную жизнь я с тобой обсуждать уж точно не собираюсь. А еще у меня к тебе совет: разбери все эти декорации, проветри помещение и спокойно дожидайся возвращения Олега. В этот раз я ему ничего не скажу, но если еще хоть раз повторится что-нибудь в этом духе…
– Не надо меня пугать, – она наморщила нос. – Я женщина взрослая и за свои поступки отвечаю, а вот ты… Впрочем, я надеюсь, что все еще изменится.
Он спокойно развернулся и направился к входной двери.
– Я на самом деле люблю тебя, Боря! – ударилось ему в спину. И он безошибочно почувствовал, что Надежда опять врет…
* * *
Второй день питерской командировки подходил к концу. За окнами гостиничного номера сгущались сумерки, а веки наливались тяжелой и мягкой дремотой. Олегу хотелось спать, и вид водочной бутылки, покрытой инеем, не будил в нем ничего, кроме усталого раздражения. Однако сосед по номеру, Герка Лопатин, наоборот, был полон энергии. Радостно потирая узкие ладони, он метался между холодильником и столиком и сооружал из имеющихся запасов все новые и новые закуски. Герка был женат. И супруга его, женщина положительная до мозга костей, чрезвычайно критично относилась к его невинному увлечению алкоголем.
«Ты – человек слабый и легко поддающийся влиянию! – часто цитировал ее Лопатин, строя при этом уморительно-важную физиономию. – Окружение у тебя сплошь богемное. А что такое богема, я, слава Богу, знаю – три года в Доме культуры отработала. Начнешь пить – и не закончишь никогда. Поэтому если увижу тебя пьяного или дома у нас кто-нибудь из твоих алкашей появится!..»
Обычно он не продолжал. В этом кульминационном месте рассказа «алкаши» из редакции, как правило, начинали сочувственно качать головами и приговаривать:
– Да-а… Несчастный ты мужик. Ну есть, конечно, жены-стервы, но чтобы вот так?
– Ленка не стерва! Она о моем здоровье заботится! – весело отвечал Герка. Да и много ли ему было нужно? Чтобы вот так пожалели, посочувствовали. И отправили на пару дней в командировку, где можно «оторваться», не опасаясь навлечь на себя гнев благоверной.
Лопатин командировки любил до самозабвения. А толстый рыжий Витя Шульман отправился с ними третьим, в основном из-за каких-то своих коммерческих интересов в Петербурге. Сейчас он возлежал на свободной кровати и вяло ковырял во рту деревянной зубочисткой.
– Мужики, ну что за ерунда?! – наконец не выдержал Герка. И радостное оживление на его лице мгновенно сменилось выражением почти детской обиды. – Что вы лежите, как два трупа? Давайте вставайте, будем веселиться и водку пьянствовать!
– Ох уж веселье! – Шульман скептически поджал губы. – Нажраться и свалиться! Я и так лежу, зачем мне подниматься?
– Но мы же завтра домой возвращаемся! Когда еще такой случай представится?
– Какой «такой» случай? Я, например, и дома выпить могу. Это у тебя проблемы… Вот если бы, к примеру, девочек в номер!..
Витя явно брякнул это просто так, ради красного словца. Но Герка неожиданно загорелся.
– А что? – он опустился на край кровати и задумчиво потер ладонью подбородок. – Почему бы и не девочек? По штуке на брата – у нас, конечно, бабок не хватит, а вот одну на всех можно, а?
Олег хмыкнул. На роль Казановы Лопатин не тянул. Да и вообще единственным, что он скрывал от Ленки, похоже, были эти командировочные пьянки. Тем смешнее выглядела сейчас эта его раскованная деловитость.
– Так! Герка совсем разошелся. – Олег рывком выпрямился и сел. – Может, связать его? Ты, Вить, как думаешь?
Тот неопределенно пожал плечами и улыбнулся. Зато на самого Лопатина эти слова не произвели ни малейшего впечатления. Казалось, он напряженно что-то обдумывает. Вполне можно было ожидать, что Герка разродится стратегическим планом поиска проституток, но он неожиданно просто махнул рукой и миролюбиво произнес:
– Ладно, мужики, фигня все это. Давайте просто пить!..
В конце концов, все трое подтянулись к столу. Выпили по стопочке, потом еще по одной. Хитрый Герка раскололся не раньше, чем они прикончили первую бутылку.
– Граждане, а вам по-прежнему мысль о девочках кажется глупой? Или как? – проговорил он, старательно пряча усмешку.
– Н-ну… – задумчиво протянул уже довольно пьяненький Шульман.
– Что «ну»? Что «ну»? Ты говори: «да» или «нет»?
– Я не знаю. Как Сергеев.
Виктор обернулся, ища у приятеля поддержки. Олег так толком и не понял, что же на самом деле хотел услышать от него Виктор. Да он и не особенно задумывался об этом. Просто представил себе на миг размытый силуэт с пышной копной светлых волос, возбуждающе округлыми бедрами и длинными, от ушей, ногами. Эта девушка не стала бы брезгливо отворачиваться от него в постели. Она прижалась бы к его груди жадным алым ртом, прикусила бы соски и скользнула умелыми пальчиками вниз по животу.
– Я – «за», – произнес он с пьяной уверенностью. – Только вот меня волнуют два вопроса. Первый – сколько это удовольствие будет стоить? А второй – как будем выбирать, вкус-то у всех разный…
В общем, сумма набралась довольно незначительная, поэтому и выбирать особенно не пришлось. Больше часа они прошатались по улицам, напугав пару прохожих вопросом: «А где тут у вас проститутки водятся?» Наконец их навели на парнишку-сутенера, который заверил, что есть шикарная девица, как раз за те деньги, что они могут предложить.
«Шикарная девица» оказалась дамой лет двадцати пяти с некрасивым худым лицом, кривоватыми ногами, упакованными в черные чулки, и желтыми прокуренными зубами. Единственным, что устроило в ней Олега, были как раз округлые бедра. Шульман вяло заметил что-то по поводу выразительной спины, а потом махнул рукой: мол, какая разница?..
Девица назвалась Ликой. Узнав, что ее клиенты – журналисты, она заметно оживилась и даже рассказала на первый взгляд неправдоподобную историю. История сводилась к тому, что однажды Лику вместе с тремя ее подругами ангажировали такие же вот журналисты из какой-то местной газеты. Первым делом они попросили у сутенера копию чека. Тот опешил, начал мямлить: «Ребята, ну вы чо? Какая копия, в натуре?» А те рассмеялись и пригласили девочек в редакцию. Там они всю ночь читали проституткам стихи, пели песни и поили их морсом из брусничного варенья. Было странно и весело. А под утро ребята со смехом объяснили, что это такой прикол и они проводили «акцию по наставлению современных жриц любви на путь истинный».
Закончив свое повествование, изрядно сдобренное матом, Лика покосилась на лихорадочно оживленного Герку и поняла, что в этот раз такого финала явно не предвидится. Олегу даже показалось, что она едва слышно вздохнула.
В гостиницу прошли без всяких проблем. Вахтер старательно отворачивался, пока вся компания не зашла в лифт. То ли здесь уже было «все схвачено», то ли он просто не захотел связываться. В номере Лопатин с грохотом поставил на стол заначенную бутылку водки. Выпили еще. И уже после первой рюмки Олег понял, что ему совершенно не хочется прикасаться к потасканным Ликиным бедрам и уж тем более не хочется, чтобы к нему прикасалась она. Да тут еще вспомнилось холодное Надино лицо с прекрасными чистыми глазами… В общем, сначала он вышел из комнаты под благовидным предлогом, объяснив, что ему нужно в туалет. А потом вернулся и попросил у Шульмана ключи от его номера.
– Ты что, линяешь? – шепотом спросил тот, удивленно округлив глаза.
– Да, что-то настроения нет. Вам же больше достанется…
– А, ну давай, давай… – Виктор лениво махнул рукой и потянулся за своей рюмкой.
У самой двери Олег обернулся. Девица провожала его острым и, в общем, довольным взглядом. Деньги были заплачены вперед, а обрабатывать теперь предстояло на одного клиента меньше…
Он уже дремал, уткнувшись лицом в подушку, когда дверь отворилась, и в номер ввалился Шульман. Шумно выдохнул, включил настольную лампу, громыхнул стулом. Олег перевернулся на спину.
– Что? Уже все? – спросил он, протирая глаза.
– Ага! Все! – Виктор достал из кармана носовой платок и смачно высморкался. – Чуть не потравила нас, сволочь!
– Это как?
– А так! Возвращаюсь я из туалета, наш ужасный бабник уже в кресле дрыхнет, а эта ведьма над откупоренной бутылкой с каким-то порошком колдует. Я ее за руку – цап! Она отбиваться давай, верещать!.. Причем, заметь, Лопатин не проснулся, только слаще посапывать начал. Короче, в пузырьке клофелин оказался. Это значит, в лучшем случае мы бы все отрубились, а она наши карманы почистила. Ну а в худшем… Хотел я ее в ментовку сдать, да она, зараза, тяпнула меня за руку и убежала.
Олег усмехнулся и провел ладонью по лбу, убирая назад волосы.
– Это я, выходит, самым умным оказался?
– Ага! У тебя интуиция, прям будто у Шерлока Холмса.
– Да тут не интуиция… Просто, понимаешь, у нас с Надеждой все так хорошо, что никакие девки не нужны.
Олег на минуту прикрыл глаза и продолжил, уже почти веря в то, что говорит:
– Вот веришь-не-веришь, бывают такие женщины, в которых все есть. И умные они, и красивые, и любящие, и ласковые… Моя Надька такая. Вроде уже не первый год женаты, а она каждый раз, когда меня с работы встречает, – на шею бросается. И на ужин каждый день что-нибудь особенное, и к сексу до сих пор не охладела…
