Текст книги "Научиться не тонуть (ЛП)"

Автор книги: Анна Шинода

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)

  «Спасибо,» прошептала я, чувствуя себе уже чуть лучше.

  «Всегда рада помочь,» сказала Дреа, тяжело вздохнув и полностью погрузившись в воду.

  Она вновь всплыла, когда задул холодный ветер.

  «Мама и Тетя Т запланировали пир на вечер. Нам пора возвращаться.»

  Закутавшись в сырые полотенца, мы побежали вверх по ступенькам, побежали от холода, жуткой темноты и усиливающегося ветра. Мы влетели через заднюю дверь, и ветер захлопнул ее за нами.

  В безопасности и в тепле, удивляясь тому, как безопаснее казалось за оконной рамой, я посмотрела вниз на берег, через поле травы, которую придавливало к земле с каждым порывом ветра. Она вновь выпрямлялась, лишь чтобы вновь быть придавленной через пару секунд. Изогнутые ветки пальм качались вперед и назад. Пальмы отдыхали между порывами ветра, поникшие и живописные. Даже волны океана, казалось, отталкивало назад, отталкивало от берега.

  На следующее утро ветер полностью прекратился, оставив стоявшую траву, ветки пальм с их царственными изгибами, но несколько можжевельников у края травы все еще были наклонены, их ветки тянулись к океану, кажась старыми и уставшими, меняющими всю свою жизнь из-за ветра. Наклоненные, неизменно.

  Если Люк и его действия – ветер, то что тогда я? Гордая трава, царственные пальмы? Или неизменно наклоненное дерево?

«Мам, надеюсь я попаду в Papperdine. Я действительно хочу жить на пляже,» сказала Дреа, выглянув из окна машин, будто пытаясь в последний раз взглянуть на океан, пока наш выходной не закончился. Я тоже оглянулась, но в темноте я видела всего лишь черную яму.

  «Будто я этого не знаю,» согласилась мама Дреи. С облачного небо пошел дождь.

  Моя улыбка пропала. За входной мы поплавали и поиграли в настольные игры, и смотрели девчачьи фильмы, где все было так весело и драматично, что это все заставило меня забыть о моих проблемах. Я спала каждую ночь. Ни одного плохого сна. Я даже заснула, лежа на животе. Я забыла о доме. Забыла о Люке. И Питере. И моих родителях.

  Радио передавало снегопад в горах. «Только в Калифорнии,» сказала мама Дреи, подняв брови и посмотрев на часы. Мы уже ехали больше часа; мы ехали дальше.

  Когда мы ехали по горам, идущий дождь превратился в снег.

  Снегоочистители ехали вверх и вниз по дорогам, создавая грязные сугробы, которые становились все выше. Даже с полным приводом, мы медленно двигались по дороге, снег шел теперь быстро. Снегоочиститель свернул на мою улицу, создавая с каждой стороны сугробы как минимум в три фута высотой. Мама Дреи медленно ехала по односторонней снежной впадине. Мы остановились напротив моего дома.

  «Воу. Кажется, никто не чистил твою дорожку сегодня, Клэр,» сказала Миссис П. «Тебе нужна помощь, чтобы дойти? Хочешь вместо этого поехать к нам домой?»

  Да. Я хочу к вам домой навсегда, было то, о чем я подумала, но я сказала, «Я доберусь.»

  «У тебя есть твои ключи?»

  «Ага,» сказала я, проверив. Затем взяла мою сумку, перекинула каждую ручку через плече, как рюкзак. Прыгнула в снег, погрузилась по колено. Это будет сложнее, чем я думала.

  Посмотрев вперед, я почувствовала себя ужасно за то, что приходилось пробираться через свежий снег. Он такой красивый. Неприкосновенный, гладкий, идеальный.

  «Клэр, это ты?» Мама открыла дверь. «Что ты делаешь там, просто стоя? Ты замерзнешь. Заходи.»

  Я пробралась через снег к маме, разрушая идеал.

  Мамин яростный огонь идеально обогревал комнату. Ее стул указывал на выему, где только что было ее тело, горячий кофе и газета были отложены в сторону. Обстановка была уютной, теплой. На самом деле, это дало мне желание взять книгу и читать рядом с ней, в некой приятной тишине.

  Питер присоединился к нам в гостиной, наблюдая за игрой Lakers – Suns. Мама достала свои тряпки для полировки и выложила их на своем столе. Она пошла на кухню и принесла меленькую миску мыльной воды в гостиную, поставив ее рядом с тряпками для полировки. Комната наполнилась запахом белого уксуса, когда она влила его в смесь. Ее руки аккуратно сняли хрустальную снежинку с подставки. Окунув ее в свою смесь для чистки, она использовала щетку, чтобы вычистить пыль из каждой трещины. Я уселась на диван рядом с Питером, пытаясь не обращать внимание на Маму.

  Папа пришел с улицы, весь покрытый снегом. «Мне повезло, что я добрался до дома сегодня. Не возможно,» сказал он Маме, «не возможно, что дороги расчистят к завтра. Извини.» Он приобнял ее, затем добавил, «Не думаю, что мы сможем поехать в суд.»

  Я совсем забыла. Совсем и полностью. В моем тумане от выходных с Дреей и Миссис П мой разум совсем отдалился от моей реальности. Включая суд Люка.

  Мама издала жалобный и тихий стон. Она выглядела так, будто она собиралась заплакать. Но вместо этого она вынула кристальную снежинку из воды, аккуратно положила ее на ткань для полировки  и сказала каким-то оптимистичным голосом, «Этот снегопад не может иди всю неделю. Я уверена, что мы сможем приехать хотя бы к вердикту.» Она повесила снежинку обратно, оставив остальные украшения не отполированными. Она оставит их, просто на всякий случай.

Но снегопад продолжался. Мы сваливали снег в кучи все выше и выше, пока, не выглянув из окна, не увидели сплошную пелену белого. Школу отменяли день за днем.

  Во вторник наш интернет, телевидение, телефон и домашний телефон – все выключилось. Скелет тыкал в севшие телефоны и компьютер. Напоминая нам, что наше соединение с Люком и его адвокатом совершенно пропало. Я вытащила каждый кусочек остатков пряжи, вязала квадратики ярких цветов, пока мои пальцы не горели.

  В среду выключилось электричество. Я наблюдала за тем, как температура в моем аквариуме снижается градус за градусом. Придумав себе новую миссию спасти жизнь моим рыбам, я обвернула одеяльцами стекло и добавила в аквариум пакетик теплой воды, которую я разогрела на огне, и обновляла ее каждые пару часов. Это дало мне над чем поработать, над чем подумать, кроме как о суде Люка.

 Пока я сосредоточилась на согревании моих рыб, Мама и Папа помещали снег в холодильник и морозильник, чтобы охлаждать еду. Затем они вытащили все наши настольные игры, настаивая на том, что будет весело. У нас не было возможностей узнать что-либо о суде Люка; телефоны не работал, несмотря на то, что Мама навязчиво поднимала трубку каждые пятнадцать минут. Мы даже не знали был ли этот снегопад таким же сильным в часе езды от сюда и в пятнадцати градусов теплее, чтобы отложить суд. Никто не говорил ни слова об этом, но Мама полировала серебряную звезду при свете свечей, пока я вязала квадратики, медленно создавая новое одеяльце. Той ночью мы все постелили наши одеяла и подушки в гостиной. Было удобнее спать у огня.

  В четверг замерз водопровод. Мама таила воду в горшках на огне. Мы ели хот-доги и зефир на ужин уже вторую ночь подряд. Скелет стучал пальцами по Маминым украшениям так, что серебряный язычок колокольчика и молоточек ударяли по хрупким кристаллам вновь и вновь. Этот звонкий звон заставлял меня уйти из гостиной в мою холодную комнату. Благодаря фонарику я видела, что мои рыбы страдаю, но они все еще живы.

В пятницу утром Питер и я не могли уже ни секунды находится внутри, так что мы вышли на улицу, чтобы почистить вместе дорожку. Мы сдались через пятнадцать минуть и прислонились спинами к дому, хоть как-то спрятавшись под карнизом над нами, наблюдая за падающим снегом.

  «Это действительно бесит,» сказала Питер. «Если мне хоть еще раз придется сыграть в Китайские шашки или Монополию, или Жизнь, или наблюдать за тем, как мама полирует украшения, я сойду с ума.»

  «Все это было бы очень мило, если бы наша семья не была бы такой разлаженной,» сказала я решительно. «Как в кемпинге.»

  Холод уже забрался ко мне под куртку, стеганые штаны и перчатки. Но я не могла вернуться в дом и наблюдать за тем, как Мама отчаянно трет стеклянные шары уже второй раз за день.

  «Мне надо будет уехать от сюда весной,» сказала Питер. «Я сойду с ума, если проживу хотя бы еще один год с Мамой и Папой. Мне все равно, потрачу ли я все деньги, которые я копил на школы, чтобы арендовать квартиру. Взять кредит на обучение не так уж и плохо. Стоило переехать еще два года назад.»

  Пока он говорил, снег прекратил идти. Мы просидели еще пять минут, наблюдая за тем, как солнце медленно растворяло облака, потом взяли лопаты и начали капать узкие дорожки к дороге. Верхушка сугроба была мне по глаза. Я не могла перестать думать о том, что Люк делал сейчас. Как проходит суд. Что сказали свидетели. Как они выглядели. Как они говорили. Сказали ли они правду?  Был ли кто на его стороне, кто-то кроме адвоката? Они признают его вину, уж точно по поводу дела о чеках, так что это уже будет приговор. Но на счет сексуального насилия. Если он не виновен и адвокат сможет это доказать…

  Питер прервал мои мысли. «Мои руки начинают покрываться волдырями. Не хочешь закончить это завтра? Дорожки еще не дошли до дороги, так что мы как бы прокладываем дорогу в никуда.»

  Я кивнула, и мы вновь направились в дом.

  Где-то посреди ночи электричество ожило, включив свет, отопление и наш телевизор, без сигнала. Мама прибежала, чтобы проверить телефон. Сел. Она подключила телефон к сети, чтобы зарядить его, в то время как мы собрали наши одеяла и направились в наши комнаты. Пока аквариум медленно нагревался, мои ангелы начали плавать по кругу. Я дала им хлопьев и добавила в аквариум вещество, которое должно помогать им, когда у них стресс.

  На следующее утро Мама проснулась, не обнаружив сотовой сети, но гудки исходили из нашего домашнего телефона, и она немедленно набрала номер адвоката Люка. Когда она закончила, она повернулась к нам, сжав губы. Скелет стоял за ней, выпрямившись.

  «Люку вынесли приговор. В общем» – Ее голос сорвался. Она вздохнула и продолжила. «В общем двадцать семь лет, двадцать четыре при хорошем поведении, в тюрьме строгого режима. Его обвинили во всем.»

  Двадцать семь лет? Двадцать семь лет? Я не увижу его в течении двадцати семи лет. Только если я не навещу его в тюрьме. Двадцать семь лет. Это почти столько же, сколько он прожил. Он будет так стар, когда выйдет. Пятьдесят шесть лет.

  Мне пришлось признать, что, несмотря на все, что я знала о Люке, я все еще таила некую тихую надежду, что судьи все же признают его невиновным. Что будет доказательство, которое подтвердит, что он не виновен. Надежда, что его нападение на Хизер было единственным случаем, ужасной ошибкой, которую он не повторял, ошибкой, которую я могла бы, однажды, простить ему. Тот случай с вилкой  произошел лишь из-за того, что он был под влиянием чего-то, и он мог попробовать реабилитацию и стать лучше и больше не допускать такого. Это была настолько маленькая тихая надежда, но Скелет и я наблюдали за тем, как она постепенно улетучивается.

Глава 51:
Оттепель

СЕЙЧАС

 Погода начала становиться теплее в марте, медленно, медленно растапливая огромные снежные стены. Я легко разделяла мои эмоции по отношению к Люку: злость, предательство, печаль, растерянность, вина. Эмоции все вместе все время преобладали над разумом. В школе, в окружении друзей, я чувствовала себя достаточно хорошо. Я упорно делала мое домашнее задание и работу по дому, но помимо этого я в основном ничего не делала. Я позволяла тяжелой, тяжелой грусти захватить меня.

  К середине месяца вся школа говорила о том, как Менди объявилась на вечеринке с каким-то парнем, которого она встретила на выходных на уроках фотографии в Колледже города Пасадена. Она бросила Райана, представив всем ее нового парня той ночью.

  После школы тем же днем я увидела Райан, сидящего на капоте моей машины.

  «Привет, Клэр,» сказала он, спрыгнув и засунув руки в карманы. «Я сегодня еду кататься на сноуборде. Половина горы освещена и открыта до девяти. Ты со мной?»

  Я могла бы поехать с ним. Покататься в горах, всего на пару часов.

  «Давай же, Клэр. Пожалуйста,» сказал он тихо. «Мне нужно встать на сноуборд или серф. Я знаю, что ты понимаешь. И я хочу поехать с кем-нибудь, кто будет спокоен. Так поехали со мной.»

  В снегу хорошо. Мне понадобилось скатиться несколько раз, чтобы вновь все вспомнить, освоиться, чтобы легче входить в повороты. Райан ехал быстро, прыгая, проезжая между деревьев, останавливаясь, чтобы подождать меня в разных местах на краю склона. Вокруг почти никого не было.

  Мы сели на старый кресельный подъемник, который должен был доставить нас вновь на вершину.

  «Ты много ездил этой зимой?» Спросила я.

  «Нет, всего лишь пару раз. Я был занят другими делами.» Он выдавил неубедительный смешок. «Обычно я катаюсь каждый день. Думаю, я просто сошел с пути.» Он на мгновение замолчал, на достаточно долгое время, что мне стало интересно, заговорит ли он о Менди, но после того, как он быстро тряхнул головой, его голос стал мягче, когда она сказал, «Но я чувствую себя замечательно здесь. Что на счет тебя?»

  «Я провела большую часть моей зимы, думая,» сказала я. Я увидела, как над его очками поднялся его лоб. Подъемник остановился на полпути так, что наше кресло легко закачалось. Я сделала глубокий вздох и отметила, «Это моя первая поездка за эту зиму. Думаю, я пряталась. Просто пряталась от всех. Пытаясь пронять все…»

  «Это хорошо. В смысле, ты не хочешь повторять моих ошибок и дать кому-то другому понять все за тебя,» сказал он.

  Куча снега упала с одной из веток рядом с нашим креслом и приземлилась с мягким хлопком в глубокий сугроб внизу. Мне нравилось находиться у вершин деревьев. Мне нравилось, что я могла чувствовать холод, пробирающийся до моих пальцев и окутывающий мои ноги. И мне нравилось чувствовать, что Райан мог каким-то образом понимать сложность всего, что произошло за последние девять месяцев, без необходимости мне объяснять ему что-то.

  «Мне стоило прятаться в горах, а не в моей комнате. Если снег сегодня хороший, он должен был быть невероятным в середине сезона.» Я села так, чтобы доска лежала на моей ноге.

  «Так и было.» Райан застегнул куртку посильнее. «После одного из самых мощных снегопадов я поехал загород с несколькими парнями, с которыми я катаюсь на серфе. Они все очень надежные – они вытащили бы меня из любой лавины, или прыгнули бы в расщелину. Они знают, что я не оставлю их в долгу, я знаю, что они не оставят мне в долго.» Он замолчал. Затем добавил, «Бесит, когда ты думаешь, что можешь доверять кому-то, а потом оказывается, что нет.»

  «И что, возможно, так никогда и не было,» сказала я.

  Мотор подъемника заработал, наше кресло медленно двинулось вперед.

  Странно, я так мало знала о Райане, что он почти был мне чужим, но в этот момент я почувствовала себя удобнее с ним, чем с кем-либо из моих друзей. Я подумала о шапке, которую я связала для него, и решила отдать ее ему завтра в школе, даже если с первого апреля правило о неношении шапок вновь в силе. Может, он сможет надеть ее следующей зимой.

  Здесь было лучше, в холоде, под искусственным флуоресцентным светом. Сидя рядом с кем-то другим, кто чувствует разбитое сердце и предательство. Может не так же, как и я, но достаточно близко.

Глава 52:
Солнечный Свет

СЕЙЧАС

 Апрель.

  Радостные письма о том, что меня приняли, пришли из UCLA, Papperdine, CSULB и Говенного университета штата. Было хорошо. Хорошо быть желаемой. Хорошо иметь варианты, даже после того, как Университет Berkeley с сожалением сообщил мне, то я недостаточно хороша для их школы. Мое будущее становилось реальностью. Осенью я уеду из этого город, чтобы начать все сначала. Я представила, как встречаю новых людей, и разговоры, которые были бы как общение с Райаном или Пегги. Я оставлю Скелета здесь. Ему нельзя следовать за мной.

  Ну а пока мне надо было смириться с громким щелканьем его костей, которые не давали мне уснуть ночью – он хотел, чтобы я думала о Люке, все время. Неважно, как хорошо я себя чувствовала, веселясь с моими друзьями. Неважно, как упорно я училась. Неважно, как много раз я пыталась начать нормальный разговор с Мамой или Папой, или Питером, Скелет бы здесь. И он хотел поехать в колледж со мной.

  Чем больше я старалась не обращать на него внимание, тем сильнее он настаивал. С каждой ночью он был все ближе и ближе к моей кровати. Я пряталась под одеялом, заглушая щелканье мой подушкой, прижатой к голове, пока, к середине ночи, ближе к концу апреля, я не проснулась, увидев Скелета, лежащего на кровати рядом со мной. Его пальцы писали в воздухе П Р А В Д А.

  «Почему ты здесь?» Огрызнулась я на него.

  П Р А В Д А.

  «Я знаю правду. Я знаю все, что хочу знать о Люке, ясно?» Сказала я. «Ты можешь просто дать мне поспать?»

  Он тыкнул меня своим указательным пальцем.

  «Какая еще есть правда, с которой я должна столкнуться?» Спросила я его.

  Потом ужасающая идея пришла мне на ум: Закон Меган. Я никогда не думала поискать Люка в регистре сексуальных преступников. Я никогда не думала поискать правду там.

  Я тряслась и боялась, но я вылезла из кровати и пошла в гостиную, по пути включая весь свет. Мне было все равно, что Мама и Папа могли проснуться. Мне было все равно, что они будут кричать на меня из-за того, что я не в кровати, или из-за того, что сжигаю их деньги на освещение.

  Компьютер был холодным; он затрещал и загудел, когда я его включила. Введя пароль, я наблюдала за тем, как грузится рабочий стол. Наконец в сети.

  Это существовало уже несколько лет. Я некогда не заходила туда. Это никогда не происходило мне на ум. Зачем мне смотреть, живут ли здесь сексуальные преступники?

  Поиск по имени: Люк Товин.

  Я просто ввела имя, и он появился.

  Его имя. Первое. Второе. Фамилия. Дата его рождения.

  Табличка В ЗАКЛЮЧЕНИИ под его фотографией. Он выглядел необыкновенно спокойным на фотографии. Его глаза были как у хорошего Люка. Его глаза говорили, что он хороший человек и что ему можно доверять.

  Этот список:

  Сексуальное избиение.

  Сексуальное нападение.

  Нападение с намерением совершить изнасилование, содомию, или оральный полового акта.

  Черно-белый список, прям рядом с его именем. Прям рядом с его датой рождения.

  Я оторвалась от экрана, от яркого света. Это не мог быть он. Не мог быть. Он не мог сделать все это. Я посмотрела на его фотографию. Имя. Дату рождения. Мои глаза метались от списка к фотографии моего брата, все быстрее и быстрее. Туда и обратно. Это был Люк. Это был Люк.

  Доказательство здесь. Скелет постучал по экрану. Соглашаясь. Это был Люк. Скелет вновь постучал по списку. Он прав. Все эти обвинения не могли быть последствием одного лишь преступления. Мое дыхание застыло в моих легких, и я не могла протолкнуть воздух вниз. Сердце начло быстро колотиться. Экран стал нечетким. Я отодвинула стул от стола. Мне нужно было место.

  «Что ты делаешь, Клэр?» Голос Мамы. Я повернулась к ней и встала. Я выше нее, больше нее.

  «Почему ты не сказала мне? Почему ты врала? Ты говорила, что его посадили за воровство. Ты говорила, что он не был плохим человеком; он просто сделал неправильный выбор. Ты говорила, что он не опасен.» Комната начала двигаться, закружился, но лицо Мамы было четким. Вены выступали под ее кожей, ярко синие, ледянее, чем свет в моих кошмарах. Ее челюсть начала дрожать.

  «ТЫ» – ее голос стал громче и исказился – «любопытное, испорченное отродье. Думаешь, ты все знаешь? Думаешь, я тебе солгала? Откуда ТЕБЕ знать, что люди, которые обвинили его, не лгуны? Откуда ТЕБЕ знать что правда?»

  «Они все не могут быть лгунами, Мам.» Злость проявилась в моих руках. Они сжались в кулаки. Мои ногти впились в мои ладони. «И ты это знаешь. Ты знала это. Ты знала, за что он был в тюрьме. Ты знала. И ты продолжала радоваться его возвращению в наш дом.» Я проговаривала каждое слово медленно, пытаясь сохранить спокойный голос, хотя все получилось очень дрожаще и хрипло. «Заходи. Укради у нас. Сломай пару окон. Вскрой пару замков, нюхни кокаина на раковине в ванной. Побей своего отца. Воткни вилку в руку своего брата.’» Мой голос сорвался на последних словах, моя злость усиливалась с волной огорчения.

  «Он был хорошим братом для тебя,» моя мама огрызнулась в ответ. «Вспомни все письма. Вспомни каникулы и поездки на велосипеде, и плавание в озере. Вспомни, как он отпугивал детей, которые дразнили тебя. Ты многим обязана ему. Вспомни это, прежде чем начнешь обвинять меня в том, что я сделала что-то не так. Я ПОЗВОЛИЛА ему быть хорошим братом для тебя.»

  «Нет. Мам. Ты не слышишь меня. Неважно, что он был добр ко мне. Он навредил другим людям. И ты знала, как он им вредил. Как могла ты, Мам? Как могла ты все так же позволять ему возвращаться домой, когда ты знала, на что он способен?» Я показала на экран компьютера. «Что на счет меня? Что на счет Питера? Что на счет каждого человека, который пострадал из-за Люка, потому что ты была слишком занята тем, чтобы оставить его на свободе? Кто защищал всех остальных, пока ты защищала его?» Слова выходили быстро. Я была скривлена и безобразна, чувствуя, как кожа вокруг моих глаз и рта опухала и краснела. Жирные, горячие слезы затуманили мой взгляд. Она покачала мне головой. Нет. Нет. Нет. Она должна была услышать меня. «Как много девушек было изнасиловано, потому что ты хотела, чтобы твой сын был дома?»

  Она распадалась, конечность за конечностью. Я ринулась вперед, чтобы попытаться поймать ее, не дать ей упасть. Я была недостаточно быстрой. Ее тело с глухим звуком ударилось об пол, ее халат слился с ковром, ее лицо было закрыто пожилыми руками.

  Она всхлипывала.

  И я поняла: я никогда раньше не видела мою маму плачущей. Ни на похоронах. Но в больнице. Это вдруг пришло мне на ум.

 Я не должна была обвинять ее. Я тоже хотела, чтобы Люк был дома. Но это было до того, как я узнала, на что он способен. И она тоже должна была это знать. В каком-то смысле, она должна была верить, что он невиновен. В каком-то смысле, она предпочла его над всем остальным, над всеми остальными. Скелет топнул ногой, Показывая на Маму, и поднял руки в воздух: Сделай что-нибудь, чтобы помочь Маме. Не оставляй ее так, плачущей.

  «Мам,» сказала я мягко. «Мам. Ты не можешь изменить его. Неважно, как много раз ты позволяла ему вернуться домой. Ты не можешь изменить его.»

  Я тоже не могла изменить его.

  Мои кулаки были теперь мягкими раскрытыми ладонями. Они потянулись к спине Мамы.

  «Давай же, Мам,» тихо сказала я. «Давай же. Я помогу тебе добраться до кровати. Мне жаль. Ладно?»

  «Тебе должно быть жаль.» Ее лицо оторвалось от ее рук, вены были больше, ледяней, ее глаза были сильно впалыми под вздутыми веками. «Отойди от меня. Иди в кровать.»

  Папа выгляну из-за двери ванной. Озадаченный и полуодетый, он, спотыкаясь, прошел через комнату и сжал Маму в своих руках, заслоняя ее от моих глаз. И глаз Питера. Не знаю, как долго Питер стоял в дверном проеме. Может все время. Он сделал несколько шагов мою сторону, его глаза были полны сострадания, волнения. Но я отвернулась и убежала. Он не пошел следом.

  Закрыв настежь мою комнату, подперев под углом стулом дверную ручку, в надежде заблокировать ее, я лежала на спине на кровати, смотря на дверь. Скелет лег рядом со мной, потянувшись, чтобы взять меня за руку.

  «Оставь меня в покое. Оставь меня в покое.» Я оттолкнула его. Натянула одеяло на голову.

   Я искала доказательство. Я нашла его. Уже не возможно повернуть назад. Никак.

Когда заглянул солнечный свет, потанцевав мгновение на занавесках, прежде чем скользнуть на баклажанные стены, я проснулась. Щелк, щелк прощелкав действия и эмоции прошлой ночи. Мама не может изменить Люка. Сострадание не вылечит его. Люк несет ответственность за изменение своих поступков, чтобы изменить свой мир. Одинокий луч света упал на мою правую руку, и щекочущее тепло разбудило кожу. Люк несет ответственность за изменение своих поступков, чтобы изменить свой мир. Я несу ответственность за поступки, которые я совершаю, чтобы изменить мой мир.

  Я быстро оделась, надела шапку на голову. Покинула дом, не сказав ни слова.

  В магазине техники я взяла все необходимые мне вещи и привезла их. Подперла стулом дверную ручку, вновь заблокировав дверь.

  Я отметила линию потолка и заклеила ее малярным скотчем. Окунула мои кисточки в ведро с грунтовкой, сперва покрасив в углах, затем прошлась по середине стен. Но белый был слишком стерильными, слишком чистым и холодным для моей комнаты.

  Второй слой. Этот был светло-зеленый, цвет яблока. Солнечный свет ворвался через окно. Отражаясь и светлея, освежая и обновляя.

  Я дрожала, совсем чуть-чуть, когда работа была закончена. Дрожала, потому что я не была уверена в том, что это означало. Я не была уверена, что скажет или сделает Мама. Я не была уверена, накажет ли она меня. Дрожала, потому что я удивила саму себя. Я была довольна собой.

  Я не позволю больше солнечному свету высачиваться из моей жизни.