Текст книги "Холодная"
Автор книги: Анна Рейн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)
Глава 7
Постепенно становилось ясно, что дождь зарядил надолго. Теодору грозила беда. Поместье Понсонби было расположено вниз по реке, и, как и в прошлом году, его посевы будут смыты рекой, вышедшей из берегов. Но у Понсонби есть другой источник доходов и есть деньги. Так что он не пропадет. А Теодору Хоупли в этом году придется худо. Помня о беде соседа в прошлом году, Теодор оставил незасеянными участки, которые были ближе всех к воде, но и засеянные поля все-таки пострадали от этого дождя.
Чтобы посевы не смыло рекой, вышедшей из берегов, было принято решение сделать насыпь на незасеянных участках. Работников у Теодора было мало. Даже плотники присоединились к борьбе со стихией, не столько надеясь на дополнительный заработок, сколько желая помочь. Они сооружали деревянные крепления, чтобы земля, насыпанная остальными, не была смыта рекой.
Эмма с горечью наблюдала за их усилиями из окна – в те редкие моменты когда дождь редел – и молилась, чтобы ненастье скорее закончилось. Она даже отправил грумов, обычно сопровождавших ее в поездках, на помощь Теодору и его людям.
Теодору претило принимать помощь от жены, но делать было нечего.
– Я не смогу заплатить твоим людям, – сказал он как-то за ужином.
– Я отправила их тебе на помощь, я им и заплачу, – холодно возразила она.
Теодор пристально посмотрел на нее.
– Спасибо, – сдержанно сказал он.
Эмма холодно кивнула в ответ.
Через два дня стало ясно, что борьба со стихией проиграна. Река, не более шести футов шириной, в результате затяжных дождей поднялась на три фута, залив посевы на полях Теодора. Насыпи все-таки не устояли под напором воды. Но, пожалуй, ни у кого, кроме Теодора, положение не было настолько безнадежным. Немалая часть посевов снесена водой. Погибли животные. Разрушены дома. И главное – совсем нет денег, чтобы можно было хоть что-нибудь исправить.
У самого Теодора денег совсем не было, зато они были у его жены. Но он не представлял, как можно обратиться к этойженщине за помощью.
Эмма не могла уехать, пока не спадет река. Она ждала. Часто гадала, как будет выкручиваться Теодор, и упорно повторяла себе, что это ее не касается.
Плотники заканчивали работу в большой столовой. Эмма задавалась вопросом, заплатил ли им Теодор заранее…
Теодор съездил к Понсонби, надеясь, что дела соседа не так плачевны, как у него. Увы, прошлогодний неурожай и нынешнее наводнение сделали свое печальное дело, и хоть Понсонби не оказался в таком отчаянном положении, он не мог рисковать большой суммой денег. Теодор отдавал себе отчет, что давать ему как владельцу Эшли-парка в долг – дело весьма и весьма рискованное. Понсонби по старой дружбе «на неопределенное время и без процентов» мог одолжить не более сотни фунтов. Этого Теодору хватит лишь на ближайшее время: рассчитаться с плотниками и слугами, выплатить кое-что фермерам.
Он пробовал съездить к другим соседям, но там ему буквально с порога давали понять, что денег не было, нет и не будет. Это было бы забавно, если бы не было так безнадежно.
Можно было бы получить деньги под залог дома и поместья, хоть они и немногого стоят. Но еще один такой год – и все хозяйство пойдет с молотка. Правда, неизвестно, захочет ли хоть кто-нибудь его купить.
Эмма говорила себе: пора уезжать, все вещи собраны, тебе здесь нечего делать, – и все равно оставалась в Эшли-парке. Вот Теодор уехал в Лондон. Он не сказал ей, зачем, но она подозревала, что он уехал добывать денег. Он уехал – а она сидела в Эшли. «Поеду завтра,» – говорила она себе, но на следующее утро обнаруживалось какое-то неотложное дело по дому. Впрочем, в этом доме все дела были неотложными. В конце концов она была вынуждена признаться себе, что не хочет никуда ехать, хоть и не понимала почему. Она отправила охрану обратно, а сама обосновалась в Эшли-парке.
«На месяц, не более,» – сказала она себе.
Теодор вернулся мрачнее тучи. Зная состояние дел в его поместье, многие банки отказывались предоставлять кредит. Те же, которые соглашались, предлагали такие немыслимые условия, что проще и выгоднее было сразу продать поместье. Но он не мог пойти на это. По крайней мере, не сейчас, ибо оставалось еще крайнее средство – попробовать договориться с женой…
Когда Эмма увидела Теодора, она поколебалась – но все же приказала приготовить ему ванну, хотя ей претила мысль заботиться о нем, особенно когда он – судя по его невеселому виду – наделал в Лондоне новых долгов. Потом приказала отнести ему в спальню поднос с едой, купленной, между прочим, на ее деньги.
К обеду она вышла в одном из своих лучших платьев – светло-голубом, расшитым серебром. Один из тех нарядов, за которые она получила прозвище Холодной Леди.
Теодор ждал ее. Он встал, подвинул ей стул.
– Добрый день, мадам, – голос его был напряженным.
– Добрый день, Теодор, – ответила она равнодушно. Эмма заметила, что Теодор опустошил графин с вином уже на треть. На ее памяти он напивался только один раз – когда сделал ей выговор в саду. Что будет сегодня?
– Как прошла поездка? – не удержалась она от вопроса и сразу почувствовала, как напрягся Теодор.
– Не очень хорошо, – наконец ответил он.
– Вы опять проиграли, сэр? – как можно безразличнее поинтересовалась она. Теодор медленно положил вилку и нож на стол.
– Я не играю на деньги, которых у меня нет, – он старался говорить спокойно, но терпение его было на исходе.
– Вам не хватило пятидесяти тысяч? – невинно удивилась она.
– И даже когда у меня есть деньги, я не играю, – процедил он. «Я вообще не играю на деньги, если этого возможно избежать,» – хотел добавить он, но не успел.
– Понимаю, одна-две тысячи, не больше, – вежливо произнесла Эмма, безмятежно продолжая ужин.
– Эмма… – начал он, а потом вдруг увидел у нее на груди серебряную брошь. – Откуда у вас это?
– Нашла, – пожала она плечом.
– Где?
– Не все ли равно?
– Мадам, я прошу, ответьте на мой вопрос, где вы нашли эту брошь?
Эмма взглянула на мужа: такого ожесточенного взгляда она у него еще не видела.
– В розовой комнате, – ответила она. – В ящике комода. Вам знакома эта вещь?
– Да, – тихо ответил он, потом взглянул ей в глаза. – Эмма, ты не могла бы отдать ее мне?
– Нет, – она презрительно вскинула голову: не хватало еще давать ему драгоценности, которые он мог бы проиграть.
– Эмма… – едва слышно выдавил он. – Почему?
– Вряд ли я дождусь от тебя других подарков, муж мой, – вскинула она брови.
– Подарки – это то, что дарят. А краденое – это то, что берут без спроса, – резко сказал он и вышел из-за стола. Он не хлопнул дверью, но было слишком заметно, что он разозлен. Она видела его всяким: обиженным, разочарованным, оскорбленным… Но злой Теодор был… был просто ужасен.
Краденое – надо же! Эмма нашла эту брошь, она имеет на нее полное право – как на часть имущества мужа!
Теодор напился. Ибо больше ничего не оставалось, разве что повеситься. Но самоубийство он признавал еще меньше, чем пьянство.
Он медленно брел по дому в свою комнату. Глаза его сами собой закрывались, ему страшно хотелось в постель… с женщиной. Но даже сейчас он понимал, что женщины в постели не будет.
Он чувствовал, как заплетаются ноги. Крепко держался за перила, чтобы не упасть, поднимаясь по лестнице. Сосредотачивался на каждом шаге.
На верхней площадке лестницы стояла Эмма в белой сорочке, закрывающей ее от шеи до пят. Чтобы Теодор смог попасть в свои покои, Эмме необходимо было уйти с дороги, что она, по всей видимости, не собиралась делать. Остановиться для Теодора было сейчас также неприятно, как потом опять начать двигаться. «По инерции, – подумал он. – Пьяное тело движется по инерции…»
– Мадам, – выговорил он, – спокойной ночи.
– И вы можете спокойно спать, сэр? – несколько презрительно спросила она.
– Теперь смогу, надеюсь.
Ему страшно, до злости хотелось, чтобы она освободила дорогу и он смог дойти до своей спальни без помех. Остался только прямой коридор…
– А завтра снова напьетесь?
– Вероятно, мадам.
– И послезавтра?
– Тоже вероятно.
– И так каждый день?
– Вполне возможно, – ему становилось все труднее сдерживаться.
– А когда не останется денег, чтобы покупать вино?
– Но ведь они останутся у моей жены, не так ли? – он хрипло рассмеялся. Это был очень неприятный смех, и Эмма разозлилась.
– О, тебе придется оченьпостараться, чтобы я дала вам денег! На коленях будешь умолять, мой дорогой! – она развернулась и вихрем помчалась в свою спальню.
Он все смеялся, буквально захлебывался смехом, сидя на верхней площадке. Она остановилась, развернулась к нему и прокричала:
– На коленях, не иначе!
Утро началось для Теодора со страшной головной боли – как обычно после попойки. Он не любил напиваться по двум причинам, первая из них – эта самая головная боль, а вторая – нежелание терять контроль над собой. Вчера он был близок к этому как никогда. Казалось, еще чуть-чуть – и он ударит ее.
Он всего лишь рассмеялся.
Плотники остались в поместье, чтобы залатать разрушенные дома. Скоро они закончат работу, и им снова надо платить. И это – одна из самых малых трат, на которые необходимо было пойти в ближайшее время. Теодор очень надеялся, что Эмма говорила не всерьез, что она просто погорячилась.
Эмма, в свою очередь, едва ли не молилась, чтобы он забыл ее опрометчивые слова. Он был пьян, а пьяные не помнят, что происходило накануне, не так ли?
Незадолго до обеда он пригласил ее в свой кабинет. Эмма знала, что с утра они с управляющим уже объехал поля и участки, чтобы определить необходимые в первую очередь работы.
– Мадам, присаживайтесь, – показал он ей на одно из двух кресел перед пустым камином. Они были привезены из Дербери. Сам Теодор остался стоять.
– Я слушаю, Теодор, – строго взглянула она на него.
– Я полагаю, вы прекрасно осведомлены о состоянии моих финансов.
– Да, пожалуй, – она позволила себе слегка усмехнуться.
– Между тем, поместье сильно пострадало после недавнего наводнения.
Эмма кивнула.
– Вы моя жена, – поколебавшись сказал он. – Я помню, что в брачном контракте сказано, что каждый из нас финансово независим друг от друга.
На самом деле Теодор весьма деликатно описал то обстоятельство, что ему в результате почти ничего не досталось от ее состояния.
– Я не собираюсь нарушать это условие. Я только прошу вас… помочь мне, мадам.
– Помочь?
– Да. Мне не удалось получить кредит на более или менее приемлемых условиях.
– Вы хотите, чтобы яодолжила вам денег? И сколько? – резко спросила она, не сомневаясь, что вся сумма будет тотчас же спущена на ветер за карточным столом.
Теодору не понравился ее тон. Он заговорил несколько резче, чем намеревался:
– Я не прошу… денег как таковых.
Эмма удивленно приподняла брови, ожидая продолжения.
– Я хотел просить вас оплачивать счета поместья по мере того, как в том будет возникать необходимость. В долг, разумеется. Я надеюсь, что через несколько лет Эшли-парк будет приносить приличный доход и я смогу отдать вам долг.
Эмма откинулась на спинку кресла.
– А что я буду с этого иметь?
Теодор подумал.
– Если хотите, вы можете принимать непосредственное участие в управлении. Вы говорили, мадам, что у вас в этом деле есть опыт.
– То есть все, что я получу, это лишняя работа? – протянула она с чуть заметной насмешкой.
– Только если вы того хотите, мадам, – покачал головой Теодор.
– Все траты должны быть… одобрены мной.
– Хорошо, – поколебавшись, согласился он.
– И половина доходов вашего имения за ближайшие, скажем… десять лет, должна быть моей.
– Если доход будет, то половина, безусловно, будет вашей.
Эмма не поверила своим ушам: он подшучивал! Находится в безвыходном положении – и шутит! Она не смогла спустить этого.
– И последнее, – сказала она сурово.
– Слушаю, – насторожился Теодор.
– Вчера я высказала условие, помните?
Едва договорив фразу до конца, Эмма о ней пожалела. Где вся ее выдержка, где холодный разум и трезвый расчет? «Хоть бы он забыл, хоть бы забыл!» – взмолилась она, но к ее ужасу, Теодор нерешительно кивнул. Она надеялась – ох как надеялась! – что его нерешительность вызвана тем, что он помнит не наверняка. Тогда она сможет изменить свое условие на что-нибудь вроде переспать с нею и сделать ребенка…
– И вы согласны на него? – холодно спросила она, но холодность эта была вызвана страхом.
Теодор бросил на нее взгляд из-под ресниц, значения которого она не поняла. «Это блеф, ты не помнишь! Ну пожалуйста!» – молилась она. Но Теодор снова кивнул – коротко, отрывисто.
– И?.. – тихо сказала Эмма, прикрыв глаза.
Глядя прямо на нее, Теодор… Господи Боже!.. медленно встал на колени. Эмма закрыла глаза. Сердце бешено билось где-то в животе. У нее пересохло во рту, она не могла сказать ни слова.
– Пожалуйста, мадам, – выдавил он.
Господи, господи! Он еще умоляет! То есть действует так, как она ему вчера сказала. Эмма встала с кресла, и выходя из кабинета на ватных ногах, едва сумела выговорить:
– Достаточно.
Он никогда не забудет этого унижения. Она должна быть довольна, если он не возненавидит ее за эту сцену.
«Никогда, никогда, не унижай мужчин…» – когда-то наказал ей первый муж. Пять лет она верно следовала этому совету… пока не вышла замуж второй раз.
А Теодор был слишком поглощен своими переживаниями, чтобы разбираться в чувствах Эммы.
Эмма думала, что не сможет теперь смотреть мужу в глаза. Она боялась встречаться с ним, и едва не отказалась спуститься к обеду, но решила, что должна отвечать за свои поступки.
– Мадам, – осторожно поприветствовал ее Теодор, подвигая стул. Она склонила голову в ответ и дала знак подавать первое.
– Так каков будет ваш ответ? – спросил он, не сводя с нее настороженного взгляда. Эмма встретилась с ним взглядом: он еще сомневается? Что он будет делать, если вдруг окажется, что его унижение было напрасным?.. Судя по всему, Теодор явно ожидал от нее такой подлости, и это ранило ее.
– Я… У меня есть еще одно условие, – выговорила она. Черт! Черт!! Черт!!! Надо было сказать: «Я согласна», и все! Теодор зло уставился на нее, ожидая приговора.
– Вы не будете играть в карты, – выдавила Эмма. Она слышала, что для некоторых мужчин расстаться с игрой все равно что расстаться с жизнью, и очень надеялась, что к Теодору это не относится. Неожиданно Теодор широко улыбнулся, ошеломив Эмму. Напряжение, казалось, оставило его.
– Я не играю на деньги, которых у меня нет, – повторил он то, что сказал не так давно. Потом снова помрачнел. – Это все ваши условия? Или, может быть, самое плохое вы оставили напоследок?
– Нет, это все, – она радовалась, что ее последнее условие было воспринято столь… просто.
– Так вы согласны, мадам?
Она заставила себя улыбнуться, не подозревая, насколько коварной и ледяной казалась ее натянутая улыбка.
– Да, я согласна, – она заставила себя замолчать после этих слов, чтобы опять не наделать глупостей.
Теодор слегка улыбнулся – невесело.
– Спасибо, – он отвесил короткий поклон в знак благодарности.
В конце обеда он сказал:
– Через час я еду на северное поле. Если хотите, можете ехать со мной.
Вот уж не думала Эмма, что он в самом деле позволит ей вникать в его дела.
– Разумеется. С удовольствием, – ответила она.
Глава 8
– В прошлом году на этом поле был хороший урожай сорняков, – сказал Теодор. – В этом году, похоже, будет то же самое. По крайней мере, мы сможем в достаточной мере запастись сеном на зиму. Хотя не знаю, хватит ли всех наших коров на такое количество травы, – он слегка усмехнулся. Эмма была рада его хорошему настроению – и улыбнулась в ответ.
Они подъехали к дому, в котором жили фермеры, обрабатывавшие эти поля. Сейчас дом пустовал. По стенам было видно, что он на четверть был залит водой во время недавнего бедствия. На полях тоже остались следы наводнения: ил, грязь, деревяшки, камни. По берегу видны были остатки плотины. Сорная трава постепенно выпрямлялась и набирала силу.
– Дом давно уже заброшен, – сказал Теодор, – так что не имеет смысла восстанавливать его. Я полагаю, что если мы захотим использовать это поле в следующем году, нам следует построить новый дом на большей высоте: на том пригорке, – он указал рукой. Эмма согласно кивнула.
– Еще я полагаю, – усмехнулся Теодор, – что нам следует нанять китайцев.
Эмма посмотрела на него как на полоумного.
– Учитывая, как часто заливает эти поля, на них следует сеять рис, – со смешком пояснил Теодор, и Эмма поняла, что он опять шутит. – И если бы реки в Англии были не такими холодными, я бы, пожалуй, рискнул. Но в конце концов, наводнения бывают не так часто, и можно надеяться, что в ближайшие два года не произойдет ничего подобного.
– Кто знает, – неопределенно ответила Эмма.
– Право же, мадам, – серьезно сказал он, – если вы хотите получать свою часть прибыли, вам надо бы надеяться на лучшее.
Эмма улыбнулась. С добродушным Теодором было легко.
– Можно устроить здесь пастбище, – предложил он. – Если бы у нас было достаточное количество голов скота…
– Вы можете купить, – холодно сказала она.
– Вы оплатите? – он искоса взглянул на нее. – Это не является необходимой тратой.
– Я оплачу, – сдержанно пообещала она.
– Хорошо.
– На мясо или молоко? – спросила она.
– Что? – сразу не сообразил Теодор.
– Вы собираетесь разводить коров на мясо или на молоко?
Теодор замешкался, он не задумывался над этим пока.
– А что вы посоветуете?
– На мясо.
Теодор кивнул.
– Как скажете.
Они поехали на восток, к тем домам, которые недавно были восстановлены. Поля, через которые они проезжали, уже были засеяны какой-то приличной культурой. Хотя назвать гречиху приличной культурой у Эммы язык не поворачивался. Ни за что в жизни она не стала бы есть эту гадость, но подозревала, что когда дела у людей плохи, они будут есть все, что угодно, и гречка при этом будет не самым плохим выбором.
Во дворах мычали коровы. Где-то хрюкнула свинья, заквохтали куры. Звуки эти были слабы, и указывали, что скота в деревне мало – меньше, чем надо.
Из одного дома вышел плохо одетый мужчина с бородой. Эмме показалось, что лицо его осунулось и похудело от голода, но она допускала, что еще год назад он выглядел гораздо хуже.
Мужчина уважительно поприветствовал барона Эшли. Теодор тепло ответил на приветствие мистера Бисли, спросил, не сильно ли они пострадали от наводнения. Бисли ответил, что все в порядке, только пара кур сдохла от холода. Он пригласил хозяина и леди Эшли в дом. Теодор и Эмма спешились, вошли в просторный дом. Вещей там было еще меньше, чем в доме Теодора. Эмма догадалась, что большая часть мебели пострадала от наводнения.
– Ветром во время грозы снесло крышу. Мы не успели восстановить ее к дождям, – пояснил Эмме Теодор. Она кивнула.
Миссис Бисли угостила лорда и леди вполне приличным чаем. Эмма молчала, прислушиваясь к разговору мужа с хозяином дома.
– Вероятно, я мог бы подвезти вам мебель и кое-что необходимое, – сказал Теодор и взглянул на Эмму, спрашивая ее согласия на этот шаг и на эти траты. Эмма едва заметно кивнула. – В долг разумеется. Выплатите потом, когда дела поправятся.
От мистера и миссис Бисли не ускользнул обмен взглядами между лордом и леди, и женщина отрицательно покачала головой, чтобы муж не вздумал воспользоваться предложением лорда. Мистер Бисли грозно взглянул на жену: в конце концов, у них есть малые дети, и они должны нормально жить, не важно, какой ценой.
– Уильям, – сказала миссис Бисли после того, как лорд и леди Эшли ушли. – Он просит позволения на эти траты у жены!
– Но она же соглашается, и он делает это добровольно, – грубовато возразил мистер Бисли. – Мы ни о чем не просили его, и не обязаны заботиться о его семейной жизни.
– А как бы ты чувствовал себя, если бы все принадлежало мне, а ты бы был вынужден спрашивать на все моего разрешения? – рассердилась миссис Бисли.
– Плохо, – муж обнял жену. – Я бы чувствовал себя очень плохо.
– Тогда мы не должны заставлять его делать это.
– Мы и не заставляем, Джуди. Но было бы грех не воспользоваться такой жертвой, раз она уже принесена, разве не так?
– Так, все так, – грустно ответила миссис Бисли.
– На следующий год, – говорил Теодор на обратном пути, – я предлагаю Бисли оставить это поле в покое и временно занять отдохнувшее угодье у реки. Он согласен, тем более, оно очень близко к его дому. Не знаю пока, чем он будет заниматься. Вряд ли он согласится оставить фермерство и сделаться скотоводом, пусть и временно. Так что вероятно, и не придется покупать скот на разведение.
Эмма только согласно кивала.
Так проходил день за днем. Теодор брал с собой Эмму в разные части имения, предлагал разные вещи арендаторам и работникам, не забывая спрашивать взглядом ее согласия. Но Эмма никогда не отказывалась ни от одного его предложения. Она по большей части молчала, не желая полностью брать на себя управление его имением, и не потому, что не хотела этого. Она всего лишь хотела сохранить в будущем гордость Теодора в неприкосновенности, чтобы он не чувствовал себя лишним в своем собственном поместье. Она говорила только тогда, когда он прямо спрашивал ее совета, или когда он сильно ошибался. Впрочем, такое случилось только пару раз. Эмма боялась, что Теодор обидится, когда женщина, а тем более – жена, укажет ему на ошибки, но этого не произошло. Ее критику и объяснения он воспринял совершенно спокойно и кивнул головой в знак благодарности.
В таком относительном спокойствии прошло четыре дня.
Ужин начался в спокойной атмосфере. Но когда Эмма увидела, как улыбаются друг другу Теодор и Мэри Джонсон, все ее спокойствие как ветром сдуло. Она дождалась, когда слуги выйдут из столовой и потребовала:
– Увольте мисс Джонсон.
– За что, позвольте узнать?
– Я не потерплю любовницу мужа в своем доме.
– С чего вы взяли, что она моя любовница? – удивился Теодор.
– Я вижу, как вы улыбаетесь друг другу.
– Вы ревнуете? – с легкой улыбкой спросил Теодор.
– Я оскорблена, – надменно возразила Эмма.
– У меня нет любовницы, мадам, и уволить мисс Джонсон по этой причине я не могу.
– Мне все равно. Я не желаю видеть ее.
– Ей некуда будет пойти.
– Я выплачу ей жалованье за месяц вперед.
– Это спасет ее от голодной смерти, но ненадолго.
– Пусть найдет работу. Она дочь священника, и может работать гувернанткой.
– С ее внешностью? Да ни одна из дам высшего общества не потерпит ее рядом со своим мужем.
– И я тоже, – сказала Эмма, глубоко уязвленная, что в ее присутствии он может говорить о красоте другой женщины.
– Мадам, мисс Джонсон мне как старшая сестра. Я не могу выбросить ее на улицу.
– Будь по-вашему, – холодно согласилась Эмма. – Но тогда я отказываюсь платить по вашим счетам.
Теодор замолчал.
– Мисс Джонсон мне как сестра, – тихо выговорил он. – Больше чем сестра. Когда я был маленьким, она заботилась обо мне. Вы не представляете, что за атмосфера была в этом доме. И в благодарность я должен вышвырнуть ее на улицу?
– Мне все равно, – упрямо повторила Эмма, не в силах признать ошибку и пойти на попятную. – Вы не можете пожертвовать одной мисс Джонсон ради остальных?
Мисс Джонсон стояла за дверью и все слышала, но так задумалась, что не услышала, как Теодор встал и вышел из-за стола. Он столкнулся с ней нос к носу.
– Мэри, – от неожиданности он назвал ее по имени, и Эмма слышала это.
– Милорд, – тихо сказала мисс Джонсон. – Я уйду, не беспокойтесь. Остальные не должны пострадать из-за меня.
Подхватив мисс Джонсон под руку, Теодор увлек ее в свой кабинет.
– Не говорите глупостей, мисс Джонсон, – тихо возразил он. – Куда вы пойдете?
– А куда пойдут все остальные, если леди откажется платить им? – заносчиво спросила Мэри.
– Она не откажется, – сжав зубы, пообещал Теодор. – Я сумею убедить ее.
– Милорд… – начала женщина и осеклась.
– Что, мисс Джонсон? Ну договаривайте, не бойтесь.
– Все… в поместье знают, как вы вынуждены унижаться перед этой… леди, чтобы поддержать всех, чтобы дать всем возможность встать на ноги.
– Что значит «знают»? – после паузы спросил Теодор.
– Сначала… Сьюзен слышала, как леди кричала на вас ночью, про деньги и про то, что вам придется очень постараться. Она рассказала всем, когда…
Ладно, это он мог и сам предположить, подумал Теодор. Эмма тогда кричала на весь дом.
– А потом? – потребовал он продолжения.
– А потом… появились деньги, и все решили, что вы выполнили ее условие. И то, как вы постоянно спрашиваете ее согласия в случае тех или иных трат…
– Ты не договариваешь, Мэри, – сказал он.
– Нет, это все, – покачала она головой, опустив глаза.
– Ты никогда не умела врать, – вздохнул он. – Кто-то видел меня там, в кабинете, так? Или слышал.
– Когда леди выходила из кабинета, в холле была Сьюзен. Она заметила вас.
Черт! – мысленно выругался Теодор.
– И теперь все об этом знают? – легкомысленным тоном спросил он.
– Нет, она только мне рассказала, и мы решили, что это должно остаться между нами. Даже мужу и свекрови она не скажет.
– И теперь я, конечно, герой в ваших глазах: пойти на такие жертвы ради своих людей, – усмехнулся он. Странно, очень часто, когда ситуация, казалось, совсем к этому не располагала, в нем просыпалось весьма легкомысленное чувство юмора.
– Милорд, все любят вас, и я тоже…
– А, так моя жена не зря ревновала? Хочешь быть моей любовницей, Мэри?
Мэри хохотнула.
– Теодор, – не заметив, она назвала его по имени. – Как я могу стать любовницей своего брата?
И это была правда, потому что у них был один отец. Правда, он не знал о существовании старшей дочери.
– А я не могу выкинуть на улицу свою сестру, – снова стал серьезным Теодор. – Жаль, что мы не можем открыто признать свое родство.
– Я не могу бросить тень на память матери, – подтвердила она.
– Не беспокойся, Мэри. Все, что я делаю, я делаю по собственному выбору.
– Не надо, Теодор. Не унижайся из-за меня, я тебя очень прошу.
– Не волнуйся из-за меня. Как-нибудь выживу.
Он помолчал.
– Но ты не будешь против, если я расскажу всю правду своей жене?
– Я не знаю, Теодор. Лучше мне, наверное, все-таки уехать.
– У меня и так не осталось почти никого из близких. Если еще и ты уедешь, я, наверное, просто с ума сойду. Мне и так трудно обращаться к тебе как к мисс Джонсон, но по крайней мере, ты рядом.
– А что с Джонасом? – спросила она. – Леди Эмма обвинила тебя в карточном проигрыше, но ведь это Джонас, да? Ты отдал все деньги, чтобы выручить его?
– Да, – тяжело вздохнул Теодор. – Жаль, что я не могу на тебе жениться, Мэри, ты была бы идеальной женой. Почему ты все еще не замужем?
– Я слишком влюблена в тебя, чтобы идти за кого-нибудь другого, – легкомысленно ответила Мэри. Они рассмеялись, Теодор наклонился и поцеловал ее в щеку.
– Не волнуйся, Мэри. Все будет хорошо.
К сожалению, именно этот момент, выбрала Эмма, чтобы приблизиться к дверям кабинета.
Долгое время она сидела в столовой, пытаясь перебороть свое любопытство, повторяя, что подслушивать нехорошо, но в конце концов не сдержалась и встала за дверью.
Он врал! Мэри Джонсон действительно его любовница. Хуже: его любимая. Он желал бы жениться на ней, но не мог, поскольку был уже женат. Он считает Мэри Джонсон идеальной женой. Никогда Эмма не испытывала такого унижения. Она распахнула дверь и вошла в кабинет.
Проклятье! – мысленно выругался Теодор. Весь последний год – это цепочка несчастий. И вот еще одно. Судя по виду леди Эммы, она слышала далеко не все. Но что?
– Как сестра, говоришь? – заговорила леди Эмма.
– Именно сестра, – подтвердил Теодор и бросил взгляд на Мэри, прося позволения рассказать жене всю правду. Мэри, не колеблясь более, кивнула.
Эмма заметила обмен взглядами, но приняла их за любовные.
– Если ты хочешь, чтобы она осталась, тебе придется как следует попросить меня. Может, я и соглашусь.
Мэри в ужасе покачала головой.
– Не надо, я уйду, – тихо сказала она, обращаясь к Теодору.
– Мэри действительно моя сестра, мадам, – сказал он.
– Разумеется! И поэтому работает на кухне.
– Мы не можем открыто признать наше родство, потому что…
– Или ты просишь, или я уезжаю, – перебила его Эмма.
– Эмма, ты можешь выслушать меня?! – рассердился Теодор.
– Конечно, я с удовольствием послушаю, как ты умоляешь.
Он ненавидел ее. Он не знал, что можно так ненавидеть. Он шагнул к ней с намерением схватить ее и не отпускать, пока она не выслушает его.
– Не подходи, – холодно сказала Эмма. – Иначе я не заплачу ни по одному из твоих счетов.
Теодор был вынужден остановиться.
– Мадам, – тихо заговорил он. – Мисс Джонсон моя сестра по отцу.
– И тебе небезразлично ее будущее, – снова перебила Эмма, – поэтому ты будешь просить, чтобы твоя «сестра» осталась.
Мэри в отчаянии качала головой.
– Не надо, Тео…
То, как Мэри назвала мужа по имени, еще больше рассердило Эмму.
– Ну? – выжидающе сказала она.
– Миледи, он мой брат, честное слово!
Эмма холодно взглянула на «соперницу».
– А значит, тебе тоже небезразлична его судьба. Поэтому замолчи, пока я не уехала.
И Мэри замолчала – но повисшей тишины не выдержала первой.
– Я увольняюсь, – сказала она и направилась к двери.
– Если ты сейчас уйдешь, я тоже уйду, – холодно сказала Эмма, и Мэри остановилась.
– Проси, – обратилась Эмма к Теодору. – Или ты забыл, как это делается?
Теодор сжал зубы, но выбора у него, похоже, не было. Он встал на колени. Эмма бесстрастно смотрела на него.
– Проси, – приказала она.
– Мадам, – начал он. – Я прошу вас не выгонять Мэри Джонсон из моего дома.
Слова давались ему с трудом.
Мэри стояла у двери, изо всех сил стараясь сдержать слезы, но у нее ничего не получалось.
– Ты умоляешь меня? – спросила Эмма.
– Мадам, я умоляю вас быть снисходительной к нам, смертным. О, дайте умереть нам голодной смертью у ваших ног, и мы будем счастливы.
– Господи… – в ужасе прошептала Мэри.
Эмма влепила ему пощечину от злости. Мэри вздрогнула.
– Прекрати свои шутки, Тео. Если тебе нужны мои деньги, ты будешь умолять, – прошипела она.
– Миледи, я умоляю вас не выгонять Мэри из этого дома. Я прошу вас оплачивать дальше все счета. На ваших условиях.
«Я прошу вас простить меня за смелость иметь сестру,» – едва не сказал он, но вовремя сдержался. Как странно – он вовсе не чувстововал себя униженным, он только глубоко презирал и ненавидел леди Эмму Эшли. Но если ей так хочется – пусть думает, что получила свое.
– Хорошо, – надменно сказала Эмма и выплыла из комнаты.
Мэри подошла к брату, опустилась рядом с ним на колени и обняла его.
– Ты не должен был поддаваться ей, Теодор, – плакала она.
– Она права, мне нужны ее деньги, – глухо сказал Теодор, обнимая сестру.
– Я достану денег, – сказала она.
– Как? Став куртизанкой? Других возможностей разбогатеть с нуля для женщины я не знаю. Я не могу позволить тебе принести эту жертву, – он улыбнулся.
– Но кто-то же должен принести себя в жертву ради тебя! Ты все для всех делаешь, но какой ценой, Теодор…