Текст книги "Холодная"

Автор книги: Анна Рейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)

– Любовники были, – со стыдом признала Эмма. Она с мольбой посмотрела ему в глаза. – Но наслаждения не было. Я холодная, Теодор. Я не могу получить удовольствие.

Она сделала паузу, набрала полную грудь воздуха и добавила:

– И забеременеть не могу. За десять лет ни разу даже подозрения на беременность не было, – с горечью выговорила она.

Теодор наконец отпустил дверную ручку. Эмма с облегчением выдохнула.

– Если ты не получала наслаждения, то зачем заводила любовников?

Эмме было стыдно отвечать на этот вопрос, но она заставила себя ответить.

– Наверное, потому что так принято. Граф Ренвик не раз повторял, что нельзя унижать мужчину отказом. Проще поддаться, тогда он будет удовлетворен и его интерес ко мне быстро пропадет.

– Значит, стоило кому-то начать приставать к тебе – и ты уже не смела отказать?

– Да.

Теодор почувствовал жалость. Если только эта женщина не сочинила искусную ложь, то жизнь ее была весьма незавидна. Он не знал, чему верить.

– И ты никогда не получала удовольствия ни с одним мужчиной?

– Никогда, – ни капли не сомневаясь сказала она. Потом вдруг поняла, что соврала, и поправилась. – Только с тобой.

– Спасибо за лесть, миледи.

– Это не лесть, это правда. Ты единственный мужчина, которого мне хотелось когда-нибудь соблазнить.

– Но ты не слишком старалась, – отметил Теодор. – Для женщины, желающей соблазнить, ты быстро сдавалась.

– Никто не учил меня соблазнять, – горько усмехнулась Эмма. – Меня учили только уступать. Обычно я имела дело с мужчинами, которые страстно хотели меня. А ты не хотел. Я не знала, что можно и нужно сделать в такой ситуации. Я только понимала, что ты не хочешь меня, а я хочу, чтобы хотел. Наверное, это уязвленное женское самолюбие, – пробормотала она, снова уткнувшись в одеяло.

Теодор довольно долго молчал. Потом пошел к креслу.

– Итак, – сказал он, устроившись. – Ты утверждаешь, что у тебя вот уже четыре года нет любовников, кроме меня.

– Да, – кивнула Эмма. Она уже вполне успокоилась, и лицо ее теперь скрылось за неподвижной маской Холодной Леди.

– Тогда, может, ты объяснишь мне, что происходит между тобой и герцогом Клермонтом? Три года назад вы считались любовниками. И в этом году он приезжал в Дербери несколько раз.

– Три года назад он разыгрывал свою герцогиню, а я – тебя. Мы с ним троюродные брат и сестра, но росли вместе, поэтому нам сложно воспринимать друг друга, как любовников. К тому времени, я наконец-то поняла, что отказывать мужчинам не только можно, но и нужно. И это не грозит какой-то неведомой карой, если все обставить по-умному.

– А в этом году?

– Он только помогал мне добывать деньги.

Теодор тяжело вздохнул. Эмма видела, что он хотел верить ей – и не мог. Она не могла винить его за это.

– И ты никогда не получала удовольствия.

– Да.

– Даже со своим мужем?

Эмма грустно усмехнулась.

– Это он заставил меня притворяться.

– Заставил? Взял ремень в руки и приказал изобразить наслаждение?

– Почти, – ответила Эмма и увидела, как нахмурился Теодор. Он-то подшучивал над ней, хоть и недобро, а оказался не так уж далек от правды.

– Расскажи мне, – попросил он.

Эмме очень не хотелось вспоминать об этом.

– Если хочешь, – добавил Теодор. После этого Эмма не сомневалась.

– Мне было семнадцать, когда меня впервые вывезли в свет. Я была дочерью графа, за мной давали большое приданое. Меня ограждали от всяких охотников за приданым, да я и не горела желанием иметь с ними дело. Я знала, что выйду за богатого и титулованного джентльмена, глубоко порядочного, любящего, ответственного и так далее. Граф Ренвик и герцог Клермонт почти сразу начали ухаживать за мной. Но герцога я знала давно и понимала, что он ухаживает за мной, чтобы «набить цену», как он сам выражался. Я, правда, очень удивлялась, куда уж больше, но… К сожалению, граф воспринял его как серьезного соперника и решил предпринять некоторые действия. Совершенно излишние, кстати. Я уж и так решила выйти за него и ни за кого другого.

– И что он сделал? – спросил Теодор, когда Эмма замолчала, сомневаясь, рассказывать ли дальше.

– Он… завлек меня в комнату на каком-то приеме и изнасиловал. Я сначала не сопротивлялась, в конце концов, целоваться он умел. Потом испугалась, ведь предложения он мне еще не сделал, да все это было внове для меня. Тогда он связал меня.

Она помолчала. Теодор тоже не сказал ни слова.

– После этого я решила, что ни за что на свете не выйду за него замуж, и заявила ему об этом, едва накинув сорочку. Это была ошибка. Он снова набросился на меня, но оказалось, что далеко заходить не собирался. Через несколько минут в комнату заглянули какие-то люди, увидели нас – и все. Я была безнадежно скомпрометирована. На следующий день я все еще отказывалась выйти за него. Отец страшно ругался. Мама слегла со страшной мигренью. Мне было все равно. Лишь через несколько дней я поняла, в каком ужасном положении оказалась. Со мной перестали разговаривать, дамы переводили своих дочерей – моих подруг – на другую сторону улицы. Мужчины, которых раньше я считала порядочными джентльменами, начали делать непристойные предложения, едва встречали меня на улице. Презрительные взгляды, вечный шепот, всеобщая отверженность. Я решилась принять предложение на один бал, которое пришло еще за неделю до… до того, но хозяйка встречавшая гостей, громко, чтобы все слышали, объявила меня шлюхой и указала на двери.

– А где был Ренвик все это время?

– Не знаю. Он на несколько дней уехал из города, предоставив мне ощутить все ужасы моего нынешнего положения. И это сломило меня. А ведь я не была виновата ни в чем, кроме девичьего легкомыслия. Но мне не дали даже объяснить… Через неделю граф вернулся и сначала поговорил с моим отцом. Отец с радостью дал согласие, зная, что из-за этого человека я опозорена. Но граф заявил, что я должна дать согласие.

Она горько усмехнулась.

– И я его дала. За две недели устроили пышную свадьбу. Конечно, теперь весь свет словно забыл, как отвергал меня, словно ничего не было.

– Так что насчет удовольствия? – спросил Теодор.

– Я решила, что мой долг – покоряться мужу, но быть с ним холодной, как и со всеми. Но после первой брачной ночи он заявил, что ни одному мужчине не понравится мертвая рыба в постели, и если я не буду кричать от удовольствия, он заставит меня кричать от боли. Ему все равно. Я решила, что ни за что не закричу. Тогда на вторую ночь, поняв мое намерение, он …побил меня. Меня никогда раньше не… Я не подозревала, что так быстро сдамся. А утром граф подарил мне бриллиантовый гарнитур в знак того, что очень мною доволен. Я решила, что такова участь всех жен, и смирилась со своей новой жизнью. Через некоторое время мне уже не приходилось особо напрягаться, чтобы изобразить восторг, – это вошло в привычку. Я научилась делать вид, что млею от его прикосновений, что обожаю ложиться с ним в постель.

Она скривилась.

– И что не слышу о его любовных похождениях. В конце концов, они мне были только на руку, не приходилось терпеть его приставания. Единственное, на что я надеялась так же сильно, как и он, – что забеременею. Мне не повезло. Он несколько раз показывал меня врачам, и все в один голос утверждали, что у меня слишком малоразвитые внутренние органы, чтобы я смогла зачать и выносить ребенка.

– Сожалею, – сказал Теодор, и на самом деле сочувствовал ей.

– Я полагала когда-то, что богатый мужчина не может быть плохим и порочным, а бедный обязательно будет обладать всеми немыслимыми отрицательными качествами. Я глубоко ошибалась.

После недолгого молчания она взглянула на Теодора. Теперь он вовсе не выглядел рассерженным, только задумался о чем-то.

– А ты… жалеешь, что я не смогу принести тебе наследника?

– Да, – пожал плечом Теодор. – Только ведь все равно ничего не смогу с этим сделать.

– Мне очень жаль, – сказала Эмма.

– Полагаю, можно любить и племянников. Если, конечно, Джонас женится. А если так и не женится, то узаконить кого-нибудь из его незаконных отпрысков. Я знаю по крайней мере двоих во Франции, правда, обе – девочки, и одна уже удочерена. Ее мать вышла замуж. Вторую я пытался забрать из Франции, но ее мать отказалась уезжать, там она владеет трактиром. Девочка – ее единственный ребенок, и она души в ней не чает.

– А у тебя есть дети?

Теодор с грустью улыбнулся, не вполне уверенный, стоит ли откровенничать.

– Кроме тебя, в моей жизни была еще одна вдова, но та ужасно радовалась своему бесплодию. Она гворила, что у неее нет материнского инстинкта.

– Жаль, – разочарованно сказала Эмма. – Я бы не отказалась воспитывать твоего ребенка.

Теодор пристально взглянул на нее и медленно улыбнулся.

– Не ожидал.

– Я бы не отказалась и от внебрачного ребенка моего первого мужа, но у него тоже не было детей.

– Так может, это он бесплоден, а не ты?

– У меня были любовники и помимо моего мужа, Теодор.

– Так значит, ты заводила любовников из желания забеременеть? – сочувственно спросил он. Эмма поняла: ответь она сейчас «да» – и он поверит, и простит все, что угодно. Но тогда она снова соврет.

– Нет, любовников я заводила, потому что не смела никому отказать, я уже говорила тебе.

Она подумала.

– Я вспомнила, как каждый раз ждала… – она смутилась, – дни. Со страхом, что вдруг забеременела. Но каждый раз, как они приходили, была страшно разочарована.

– И никто никогда даже не подозревал, что ты притворяешься?

– Никто, – покачала головой Эмма.

– И ты никогда не получала удовольствие?

– Никогда, – подумав, уверенно ответила она. – Хотя приятно быть желанной.

Теодор опустил глаза. Эмма ясно видела, что он опечален, и догадывалась, чем.

– Ты можешь завести любовницу, Теодор, – выговорила она через силу. Ей вовсе не хотелось никому отдавать Теодора.

Он иронично улыбнулся.

– И тебе будет все равно?

– Да, – опустила она глаза.

– Опять соврала, – констатировал факт Теодор. Эмма нахмурилась.

– Откуда ты знаешь?

– Знаю, – пожал он плечом.

Они помолчали.

– Скажи, когда я целовал тебя у реки, ты тоже притворялась?

Она вспомнила чудесное ощущение нежности и запах его кожи, нагретой солнцем, и улыбнулась.

– Нет, Теодор, я не притворялась. Это было… чудесно.

В его молчании она слышала сомнение.

– Поверь, Теодор, в этот раз я говорю правду. Это было самое чудесное ощущение в моей жизни.

Он нехотя улыбнулся.

– Что ж, тебе было приятно, когда тебя целовал первый муж…

– Пока он не изнасиловал меня, – добавила Эмма.

– Тебе было приятно, когда тебя целовал я. Значит, есть минимум одна ласка, которая тебе нравится. Может быть, ты сможешь вспомнить хотя бы еще один момент, который тебе понравился? Прикосновение губ, или рук, все, что угодно.

– Не знаю, – растерялась Эмма.

– Попытайся вспомнить, – попросил Теодор.

Эмма послушно начала вспоминать, но не могла сосредоточиться, мешало присутствие Теодора.

– Не могу, – виновато сказала она. Теодор недовольно скривил губы и встал с кресла.

– Что ж, давай спать, – сказал он.

– Ты уедешь теперь? – она пристально смотрела на него.

– А ты хочешь этого? – бесстрастно спросил Теодор.

– А ты? – задала она ему тот же вопрос. Он насмешливо улыбнулся, не собираясь отвечать.

– Я не хочу, – первой сдалась Эмма. Легко было сдаться в полутьме.

– Я тоже не хочу, – ответил Теодор. Эмма радостно улыбнулась. – Только пообещай больше не притворяться, и если тебе будет неприятно, говори «нет».

– Обещаю, – значит, он и дальше собирается заниматься с ней любовью. С ней!

Глава 16

– Спокойной ночи, – сказала она спокойно, хотя чувствовала себя немного обделенной, ей не хотелось оставаться одной. Но Теодор не спешил уходить, он явно хотел сказать что-то еще, но не решался. – Теодор?

– Я бы хотел спать с тобой, – наконец сказал он. – Не возражаешь?

– Да, – ответила Эмма. Теодора порадовал ее ответ, он улыбнулся в ответ, потушил свечу, догоревшую почти до конца, снял халат и забрался под одеяло. Эмма отвернулась от него. Теодор, посомневавшись мгновение, обнял ее сзади. Эмма вздрогнула – и Теодор тут же отодвинулся. Она разочарованно простонала.

– Не бойся, – сказал Теодор. – Я не сделаю это снова, пока ты не попросишь меня. Я только обниму тебя сейчас, хорошо?

– Обними, – ответила она. Одну руку он положил ее под голову. Когда он прижался к ней всем телом, она мелко задрожала.

– Неприятно? – тут же спросил он.

– Непривычно. Со мной никто никогда не спал.

– Да? – удивился он. – Что ж, попробуем.

Через несколько минут Эмма почувствовала, что его плоть увеличилась в размерах. Она напряженно ждала, не зная чего, но Теодор, казалось, уже спал.

– Теодор, – она повернулась к нему.

– Почему не спишь? – он поцеловал ее в лоб.

– Ты… тебе не больно?

– Больно? Почему мне должно быть больно?

– Ты возбужден.

– А… Не обращай внимания. Я вполне способен держать себя в руках.

– Но я не хочу, чтобы ты страдал понапрасну. Если хочешь…

– Эмма, кто тебе сказал, что это больно?

– Муж. Еще кое-кто из любовников.

Он недоверчиво хмыкнул.

– Мне кажется, они играли на чувстве вины. Мол, довела до такого болезненного состояния, теперь уж давай до конца.

Эмма растерянно усмехнулась:

– Да, кое-кто именно так и говорил.

– Мне не больно, уверяю тебя. Скорее даже приятно. Пока что.

Приятно. Ей хотелось делать ему приятное.

– А… может быть неприятно?

– Может быть. Если очень сильно возбудиться и не получить облегчения. Но даже тогда всего лишь неприятно, обидно и очень хочется, но не сказал бы, что больно.

Эмма тяжело вздохнула и снова повернулась к нему спиной. Горячая его плоть словно жгла, она чувствовала ее и не могла расслабиться. И все-таки уснула.

Разбудило Эмму некое покачивание. Теодор по-прежнему обнимал ее сзади и, как прошлым вечером, терся об нее всем телом. Эмма напряглась, раздумывая, остановить его или нет. Его движения все усиливались, но он не делал попыток проникнуть в нее.

– Теодор, – не выдержала она. И в ту же секунду он со стоном дернулся и она почувствовал на спине что-то теплое. Она выпрыгнула из кровати и растерянно уставилась на Теодора.

– Извини, – мрачно сказал он, открыв глаза через секунду. – Идея спать вместе была, очевидно, неправильной. Извини, Эмма, – еще раз повторил он, потому что она не сказала ни слова. – Я полагал, что способен держать себя в руках, но… я спал. Я сделал это во сне. Я тоже никогда ни с кем ни спал. Я… Извини.

«Вряд ли она теперь доверится мне,» – подумал он, с тяжелым сердцем откидывая одеяло. Увидев мокрые пятна на белье, поморщился и взглянул на Эмму. На лице ее застыло раздраженное выражение, и она не смотрела на него. Он накинул халат и направился к двери в свою спальню.

– Прости меня, ради Бога, – повторил он перед тем, как выйти. Черт! Эротические сны, конечно, приятны, но, как оказалось, могут привести к неожиданным последствиям, если спишь рядом с женщиной. Хорошо еще, что он не взял ее. На самом деле, неизвестно еще, что лучше. Может, ей было бы менее неприятно, если бы он-таки взял ее, а не испачкал черт знает в чем.

Эмма растерянно смотрела на грязные простыни. Потом нерешительно подошла к кровати, сдернула простынь и вытерла спину. Бросила ее на пол. Села, не зная, что и думать об этом. Теодор использовал ее тело, разве не так? Только как-то странно использовал. И сделал это во сне. А потом извинялся. Никто никогда не извинялся перед ней за использование ее тела. Да, но и никто не знал, что это ей неприятно и больно.

Теодор получил удовольствие, не причинив ей боли, вдруг осенило ее. Только страшно было и непривычно. Она вдруг подумала, что это именно то, что может разрешить их проблему. Возможно, это извращение, что он может получать удовольствие таким образом, но ведь это ничем ей не грозит, кроме испачканных простыней. А она достаточно богата, чтобы каждый день стелить новое белье. Эмма закусила губу, чтобы сдержать улыбку, но не смогла. Улыбка растянулась до ушей.

К завтраку Теодор спустился в очень подавленном настроении. Он предполагал различные исходы, вплоть до того, что ему велят покинуть поместье, и придумывал различные доводы, чтобы убедить жену, что ничего страшного не произошло.

Когда Эмма вошла, Теодор встал.

– Эмма, – каменным голосом сказал он. Он был… темен, другого слова Эмма не могла подобрать.

– Все в порядке, Теодор, – подбодрила она его. – Ничего страшного не произошло.

Она видела, как он расслабился и сразу немного посветлел.

– Я рад, что вы так думаете, миледи. Полагаю, мне не придется уезжать?

– Нет, не придется.

Он несколько неуверенно улыбнулся.

Лакей помог Эмме сесть, Теодор тоже сел. Эмма сделала знак подавать утренний кофе и вдруг поняла, что опять сидит во главе стола, а Теодор – слева от нее. Конечно, стол был здесь не такой длинный, как в лондонском особняке, но все равно. Она решила при первой же возможности поставить здесь круглый стол, а до тех пор садиться напротив Теодора по правую руку от хозяйского места.

После завтрака Теодор пригласил ее погулять. Эмма с радостью согласилась.

Он окинул ее легким взглядом, когда они вышли на дорожку.

– Ты хорошо выглядишь, – отметил он.

– Спасибо, – ответила она. Ей было приятно слышать это от Теодора, ведь она старалась ради него.

– Соблазнительно? – кокетливо спросила она. Так открыто она не кокетничала с семнадцати лет.

Теодор улыбнулся:

– Счастливой.

Эмма пожала плечами. Могла бы догадаться, что значит «хорошо» в устах Теодора.

Она внимательно посмотрела на мужа, он явно был в плохом настроении, и это ей не нравилось.

– Тебя что-то тревожит? – спросила она.

– Да, мое поведение утром.

– Теодор, – она остановилась и повернулась к нему. – Честное слово, все в порядке. Ты можешь и дальше так делать. Я просто… не привыкла к такому, но никакого вреда ты мне не причинил.

– Спасибо, – мягко сказал он, но напряженное выражение не исчезло с его лица. – Меня беспокоит немного другое – что я потерял контроль над собой.

– Ты спал.

– Это не оправдывает меня, – он отвел глаза, потом решительно снова взглянул на нее. – А если я во сне причиню тебе боль? Я бы не хотел этого.

– Обещаю разбудить тебя в следующий раз вовремя, – спокойно пообещала Эмма.

Выражение его глаз изменилось, она поняла, что он захотел поцеловать ее, и потянулась к нему навстречу. К ее великому сожалению, он лишь слегка коснулся ее губ и тут же отстранился.

– Теодор, – решительно заявила она, – поцелуй меня по-настоящему.

Он улыбнулся.

– Это как?

– Как вчера днем, – растерявшись, она ответила не сразу.

Теодор медленно поцеловал ее, как она и просила. Только в этот раз пустил в дело язык, не пытаясь проникнуть внутрь ее рта, а только лишь лаская губы. Еще он обнял ее. Эмме было уютно и хорошо. Она почувствовала то же, что и вчера – свою принадлежность к жизни.

Поцелуй иссяк, словно был ручейком, по которой покой и нежность Теодора перетекли в ее душу. Она уткнулась ему в шею и глубоко вздохнула. Как приятно он пах! Теодор гладил ее по спине, и это тоже было приятно. И даже его явное возбуждение ее не пугало.

«Теодор, я люблю тебя,» – едва не сказала она, и испугалась. Хорошо, что все-таки не сказала.

Глава 17

– Добрый вечер, – сказал Теодор. На губах его играла едва заметная улыбка змея-искусителя, но в глазах мужа Эмма заметила настороженность.

Теодор подошел к кровати.

– Мы будем играть, – объявил он, смотря на нее сверху вниз, – если ты не против.

– Играть? Какие правила?

– Правила простые: ты будешь играть роль равнодушной жены…

Эмма не смогла удержаться от усмешки.

– А я буду играть роль соблазнителя, – закончил Теодор фразу. – Все, что тебе нужно будет делать, – правдиво реагировать. Если я спрошу тебя о чем-нибудь, честно ответить. Если тебе что-то не понравится, то сразу сказать. Если понравится, то тоже можешь сказать об этом, если захочешь.

– А я должна ласкать тебя?

Черты лица мужчины заострились.

– Не должна, – четко проговорил он. – Только если захочешь. Если хочешь, можешь лежать бревном, если это доставит тебе удовольствие. Согласна?

– Да, – ни капли не сомневаясь, ответила Эмма.

– Что ж, – не раздеваясь, он лег поверх одеяла. – Тогда начнем. Закрой глаза, – попросил он. Эмма, полностью доверяя ему, опустила веки.

– На тебя приятно смотреть, – тихо сказал он через несколько секунд. – Ты красивая.

Эмма улыбнулась от удовольствия. Ей часто делали комплименты, но таких безыскусных она, пожалуй, никогда не слышала. И настолько искренних.

Он погладил ее по голове, потом запустил пальцы ей в волосы, делая легкий массаж.

– М-м, – простонала Эмма.

– Приятно?

– Да.

Движения пальцев Теодора стали медленне и мягче, наконец, он убрал руку и снова погладил ее по голове, задев ухо, отчего по телу женщины пробежала теплая дрожь. Она мурлыкнула. Теодор довольно улыбнулся и снова легонько задел ухо, на этот раз намеренно. Эмма едва заметно вздрогнула. Тогда он откинул волосы, освобождая себе дорогу, и принялся ласкать нежную раковину. Это приносило ему не меньшее удовольствие, чем Эмме. Он медленно проследил пальцем все изгибы, провел по коже за ухом, отчего Эмма снова задрожала. Палец его спустился к шее, задев тоненькие пушистые волоски.

– М-м, – протянула Эмма, поворачиваясь так, чтобы открыть ему еще больший доступ. Теодор воспользовался приглашением, легчайшими прикосновениями приласкал ее, а потом продолжил движение по ночной рубашке до самой вершины женской груди. Эмма заметно вздрогнула, на лице ее появилось какое-то новое выражение.

– Остановиться? – спросил Теодор.

– Нет, не надо, – прерывисто выговорила Эмма.

Пальцы Теодора возобновили свою сладкую муку, едва касаясь ее тела – вернее, рубашки. Теперь Эмма дрожала не переставая, рот ее приоткрылся. Рука Теодора поднялась по впадинке между грудями, по изгибу шеи, по подбородку и коснулась полуоткрытых губ. Они чуть-чуть дрогнули, словно отвечали на легкий поцелуй. Теодор убрал палец – и снова положил его на мягкие, чуть влажные губы Эммы, обвел их совершенный контур. Эмма непроизвольно коснулась его пальца языком, и Теодор увлажнил ее губы.

Соблазн поцеловать ее оказался непреодолимым. Он наклонился и крепко прижался к ее губам. Получив наконец желанную настойчивость и твердость вместо дразнящих прикосновений, Эмма облегченно простонала прямо ему в рот, горячо отвечая на поцелуй. Она закинула руки ему на шею и прижала к себе так крепко, как только могла. Теодор взобрался на нее, и ни он, ни она не обратили внимания на разделявшее их одеяло. Одна его нога оказалась между ее бедер, и Эмма крепко сжала ее. Не прекращая горячего поцелуя, Теодор начал двигаться на ней так, будто между ними ничего не было.

Жарко, ужасно жарко… Необходимо убрать одеяло, слишком жарко, – сквозь туман подумала Эмма и стала ерзать под Теодором, пытаясь избавиться от одеяла, не желая прервать поцелуй, чтобы попросить об этом Теодора.

Угадав, чего она хочет, Теодор привстал, рывком отбросил одеяло и вновь опустился на нее всем телом. Халат его развязался, теперь их тела разделяла только ее рубашка. Теодор продолжал двигаться вдоль нее. Эмма вспомнила, что произошло утром, и пожелала повторения, пожелала, чтобы Теодор получил удовольствие. Она стонала от удовольствия, покачиваясь под ним и вместе с ним.

Руки Теодора, доселе обнимавшие ее, ослабли, поцелуй стал тише и нежнее. Эмма почувствовала себя разочарованной, ведь он так и не получил удовольствия.

Теодор оторвался наконец от ее рта. Не отрывая от нее хмельного тяжелого взгляда, он осторожно поднял ее рубашку до талии и как-то неожиданно для Эммы оказался между ее ног.

Вновь Эмма почувствовала себя обманутой. Он довел ее до блаженного невменяемого состояния, соблазнил… чтобы причинить боль и развеять ее наслаждение ради удовлетворения мужской похоти. Но она чувствовала, что не в силах сказать ему «нет», вообще не в силах сказать хоть что-нибудь, только напряглась в ожидании неприятных ощущений.

В одно мгновение изменилось ее настроение, и Теодор тут же это почувствовал.

– Нет? – выдохнул он ей в ухо. От теплого дыхания по ее телу снова пробежала дрожь.

– Нет, – так же тихо выдохнула она, сожалея, что не смогла не испугаться.

– Нет? – повторил Теодор, теперь намеренно согревая ее ухо своим дыханием. Ожидая ее ответа, он медленно обвел ушную раковину горячим языком. Эмма задрожала, совершенно забыв о его вопросе. Она стонала, двигалась вместе с ним и упрямо подставляла под его язык ту маленькую часть своего тела, которую раньше считала пригодной лишь для двух вещей: слышать и носить серьги.

Теодор замер, тяжело дыша.

– Эмма, – прошептал он, – я в тебе…

И в доказательство чуть-чуть двинул бедрами.

– Расслабься, – попросил Теодор. – Я не двигаюсь. Расслабься.

Эмма выдохнула, пытаясь сделать так, как он сказал. Расслабиться, когда она знала, что он не двинется и не причинит боль, оказалось легко. Но все равно было страшно, и хоть она сумела расслабить тело, все равно ждала подвоха.

Теодор чуть-чуть двинул бедрами вперед, вдавив ее в постель.

– Больно? – остановившись спросил он.

– Нет, – сжав зубы, пробормотала Эмма.

– Некомфортно?

В этот раз она помедлила, пытаясь проанализировать свои ощущения.

– Нет, – наконец ответила она. – Страшно.

Тогда он стал медленно отстраняться.

– А так? Все хорошо?

– Да… – выговорила она, но когда он совсем покинул ее тело, сначала вскрикнула от неприятного ощущения, а потом с облегчением выдохнула.

Теодор встал, запахнул халат, поправил рубашку на жене, накинул на нее одеяло и сел на кровать. Эмма повернулась на бок.

– Извини, – сказал он наконец. – Я не намеревался заходить так далеко.

– Все в порядке, – будничным тоном ответила она.

– И меня не четвертуют за это? – слегка усмехнулся он.

– Нет.

– Тогда спокойной ночи, – он поцеловал ее в лоб и встал с кровати.

– Ты куда? – забеспокоилась Эмма.

– От греха подальше.

В странной ухмылке Теодора Эмма разглядела горечь и насмешку.

– Оказывается, я не могу полностью держать свое желание под контролем. Так и хочется куда-нибудь пролезть. Поэтому я лучше пойду спать к себе, – пояснил он. Эмма печально улыбнулась, но не стала отговаривать его.

– Спокойной ночи, – повторил он.

– Спокойной ночи, – отозвалась Эмма.

Как странно… Этой ночью Эмме приснился эротический сон. Никогда прежде она не видела таких снов – где мужчина желанен и делает только то, что приятно, не доставляя неприятных ощущений и заставляя желать большего. И в ее сне он довел свое мужское дело до конца, получив удовольствие, и Эмма была довольна, что доставила ему удовольствие. «Теодор,» – прошептала она.

– Доброе утро, – поприветствовал ее Теодор, войдя в столовую. Он увидел, где она сидит и где оставлено место ему, и понимающе улыбнулся. Эмма села по правую руку от места хозяина, но его прибор стоял по левую. Таким образом, она не ставила его выше себя как мужа и господина, но хотя бы признавала себя равной ему. Теодор был доволен таким раскладом.

Слуга налил им кофе. Теодор взял булочку с подноса.

– Хорошо спали? – спросил он у Эммы. Она вспомнила свой сон и загадочно улыбнулась.

– Да, благодарю. А вы?

Она вдруг вспомнила, что он ушел от нее неудовлетворенный, и пожалела о своем вопросе.

– Хорошо, спасибо.

Они выпили кофе.

– Чем займемся сегодня? – спросил Теодор, чуть иронично глядя на жену. Она обнаружила, что сидя напротив него, видит его лицо слишком близко, а значит, может просто распознать все нюансы его настроения. Она не смогла решить, нравится ей это или нет.

Теодор был небрит. Это было так… по-домашнему, с одной стороны. С другой, это было не вполне по-светски. Эмма решила не обращать пока на это внимания.

– Я могу показать тебе деревню и познакомить со всеми.

Теодор кивнул.

– Отправимся через час, верхом? – спросила она.

– С удовольствием.

Он пристально смотрел на нее, выражение его глаз слишком напоминало то, что она видела вчера вечером: неудовлетворенное желание.

Заметив, что жена смутилась, Теодор немедленно отвел глаза и встал из-за стола. Он подал Эмме руку, и они вышли из столовой.

– Что ты собираешься делать прямо сейчас? – спросил он.

– Посмотреть счета и расходы, – тяжело вздохнула она. – Конечно, я не успею просмотреть все за час, но кое-что…

– Могу побыть твоим секретарем, – предложил Теодор.

Просмотрев несколько предыдущих записей, сделанных рукой Эммы, Теодор сказал:

– Ты ошибаешься в подсчетах.

– Не может быть, – нахмурилась Эмма. – Я трижды всегда все проверяю, а ты лишь посмотрел.

– Ну значит, ты трижды ошиблась, – усмехнулся Теодор.

Эмма выдернула у него расходную книгу и посмотрела на строку, указанную Теодором. Это была сумма выплат по счетам за прошлую неделю, когда она ждала Теодора и безудержно тратила привезенные им деньги. Если она и ошиблась, то неудивительно – так взволнована она была.

– На самом деле я посчитал только последнюю колонку цифр, – сказал он. – Остальное не успел.

Эмма напряженно пересчитала сумму, стараясь быть чрезвычайно внимательной. В общем, почти сразу стало понятно, что она действительно ошиблась, если, конечно не изобрела новую систему чисел, в которой пять плюс восемь равнялось четырнадцати, а девять плюс семь – восемнадцати.

– Боже, – пробормотала она. Теперь придется пересчитывать все расходы за прошлую неделю.

– Проверь, пожалуйста, – с такими словами Эмма протянула листок с расчетами Теодору через несколько минут. Несколько секунд он следил за ее вычислениями, изложенными на листе. Потом потянулся за пером и что-то подправил.

– Опять ошиблась, – констатировал он, протягивая ей листок. Эмма простонала. Теперь у нее восемь плюс семь равнялось тринадцати!

Она бросила листок на стол.

– Если я ошиблась в этой колонке, то как у меня вся сумма расходов за прошлую неделю сошлась?

– А что еще входило в общую сумму?

– Жалованье слугам, мелкий ремонт на одной из ферм, десять коров. Только не говори мне, что я не смогла умножить на десять! – пожаловалась она и на всякий случай проверила в книге, правильно ли она написала. Слава Богу, хоть на десять умножила правильно.

– А ты уверена, что тебе прислали именно десять коров? – приподнял бровь Теодор.

– Боже, как ты можешь так… – она не нашла слов.

– Как так? – невинно переспросил он.

– Издеваться, – сердито закончила женщина.

– Эмма, не обижайся, пожалуйста, – попросил Теодор, заметив, что все-таки задел ее. – Я не имел в виду ничего дурного.

– Сейчас поедем считать коров, – холодно объявила леди Эшли.

– Я знаю отличный способ считать коров, – легко сказал Теодор, не отрывая взгляд от книги с расходами.

– Да? – заинтересовалась Эмма, хотя старалась не подать виду.

– Считаешь количество ног в стаде и делишь на четыре. Просто!

Эмма не смогла удержаться и рассмеялась, вся ее обида тут же прошла.