Текст книги "Холодная"

Автор книги: Анна Рейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)

Глава 20

Утром Эмму ожидал сюрприз: она встретилась за завтраком с Теодором.

– Вы еще здесь, милорд? – надменно спросила она. Теодор удивился: такого откровенного неприятия он не ожидал.

– Да, я намерен остаться, – как можно тверже ответил он. Эмма легко пожала плечом: мол, оставайся, мне-то что. Теодор решил не обращать внимания на подобные проявления враждебности.

– Миссис Чивли сказала мне, что сегодня у нас гости.

Эмма холодно посмотрела на него, потом наконец соизволила ответить:

– Да.

– Кто это – лорд и леди Уиндем?

– Мои соседи.

Теодор понял, что больше Эмма ничего не скажет. Разве что под пытками. Он слегка улыбнулся.

– Какие они?

– Хорошие.

– Старые?

– Нет.

– Прожорливые?

– Нет.

Теодор заметил, что Эмма уже сердится.

– Ленивые?

– Нет, – уже заметно повышенным тоном отрезала она.

– Сварливые?

– Нет!

– Жирные?

– Хватит! – отрезала она со злостью. Теодор медленно улыбнулся, глядя ей в глаза.

– Я только начал, – невинным, тихим и до отвращения спокойным голосом произнес он. – А тебе вредно нервничать.

Эмма разозлилась настолько, что потеряла контроль над собой и швырнула в него первый попавшийся под руку предмет (это оказалась чашка из-под кофе, слава Богу, уже пустая). Потом вскочила и выбежала из столовой, хлопнув дверью, как и вчера. Если бы все стекла не вылетели вчера, они бы вылетели сегодня.

Теодор удивленно вздохнул. Определенно, человек, назвавший Эмму Холодной Леди, был не в своем уме. С другой стороны, вряд ли кто-то намеренно ее злил.

– Ваше имение находится на севере, лорд Эшли? – спросил лорд Уиндем за ужином.

– Да, – вежливо ответил Теодор. Он сидел напротив гостя и его супруги. Эмма сидела во главе стола. Второе почетное хозяйское место напротив нее Теодору даже не было предложено. Когда они вошли в столовую, Теодор посмотрел на Эмму и ничего не сказал. Гости тем более ничего не спросили.

– В таком случае вы, наверное знакомы с бароном Понсонби? – продолжал барон Уиндем.

– Он мой сосед и хороший друг, сэр.

Уиндем явно обрадовался.

– Я давно не виделся с ним. Из-за слабого здоровья моей супруги, – он нежно улыбнулся леди Уиндем, и она ответила ему ласковым взглядом, – мы никуда не выезжаем вот уже много лет. Мы пишем друг другу примерно раз в год и приглашаем друг друга в гости, но как-то…

Не закончив фразу, гость пожал плечами. Теодор легко усмехнулся.

– Да, он рассказывал мне о вас, правда, я не знал вашего титула. Рад с вами встретиться, лорд Уиндем.

– Титул мне достался недавно. Понсонби также писал мне о вашей семье, Эшли, – жизнерадостно продолжал Уиндем, сопровождая свои слова размашистыми жестами. – В последнем письме, что я получил от него, говорилось, что вам почти удалось восстановить Эшли-парк и даже получить от него прибыль. Честно говоря, когда до нас дошли слухи, что вы играете и проигрываете большие суммы, я очень удивился.

И он вопросительно уставился на Эмму и Теодора.

– Это были слухи, – с непроницаемым выражением лица сказал Теодор. Уиндем перевел взгляд на леди Эшли в ожидании подтверждения. Она и леди Уиндем уже давно прекратили свой женский разговор и слушали мужчин.

Честно говоря, Уиндем нравился Теодору, несмотря на свою бесцеремонность и нетактичность. Скорее, даже благодаря этому, потому что у такого человека что на уме, то и на языке. Можно всегда быть уверенным, что барон Уиндем не замыслит за твоей спиной какую-нибудь гадость. С другой стороны, такой человек может ненароком вытащить на свет Божий такую правду, о которой лучше навсегда забыть.

Эмма медленно смерила мужа холодным взглядом и подтвердила:

– Да, всего лишь слухи.

– Слава Богу, – выдохнул Уиндем, как будто не заметив некоторой напряженности между лордом и леди Эшли. – Мы все любим дорогую Эмму, и нам было больно смотреть, как она страдает.

Он ласково улыбнулся Эмме. Она ответила соседу едва заметной благодарной улыбкой.

– Слава Богу, недоразумение разрешилось, – поддержала мужа леди Уиндем. Это была мягкая, красивая женщина, всего на несколько лет старше Эммы. – Теперь вы, наверное, счастливы, Эмма.

Эмма неопределенно кивнула.

– Жаль, что Бог не дал вам детей, дорогая, – сокрушенно сказал Уиндем, отправляя в рот очередной кусок рыбы. – Вы были бы идеальной матерью.

Теодор понял, что о мнимом бесплодии его жены было известно всем, кого это хоть в малейшей степени интересовало – и уж тем более ее добрым друзьям. Внимательно посмотрев на жену, он мгновенно понял, что она сейчас им скажет, ибо на лице Эммы появилось странное торжествующее выражение.

– Я беременна.

– Ох, моя дорогая! – от неожиданности леди Уиндем даже выронила вилку. – Я так рада за вас.

Лорд Уиндем громогласно расхохотался, также, как и жена, искренне обрадовавшись за Эмму.

– Я всегда говорил Эмме, что она вышла замуж не за того мужчину! Что ж, вы, должно быть рады! Поздравляю, поздравляю…

Теодор отсалютовал бокалом в ответ на поздравления Уиндема и легко изобразил радость – ведь на самом деле он почтиверил, что это его ребенок.

Он не спускал глаз с Эммы и заметил злобную улыбку, едва коснувшуюся ее губ. Он отрицательно покачал головой, встретившись с ней взглядом: ему было неизвестно, что задумала жена, но явно что-то нехорошее. Впрочем, ему надо было предвидеть, что его жест лишь подтолкнет Эмму к «подвигу».

Не очень-то стесняясь, она заявила:

– Клермонт тоже будет очень рад.

Вилка на миг замерла в руках Уиндема, потом медленно продолжила начатый путь. Он прекрасно понял, чтоимела в виду Эмма. Леди Уиндем, не умевшая сглаживать неловкие ситуации, сделала вид, что ничего не слышала.

– Вы, леди Эшли, слишком уж привязаны к своему троюродному дяде, – погрозил ей сосед пустой вилкой после того, как отправил в рот очередной кусок рыбы.

– Троюродному брату, – поправила она. Уиндем отмахнулся от ее слов вилкой: мол, неважно.

– Честное слово, какое дело этому Клермонту до своего дальнего племянника!

Теодор оценил старания Уиндема.

– Ах, милорд, но мы с Клермонтом всегда были очень близки, мы росли вместе, – продолжала гнуть свое леди Эмма, не глядя на мужа, но вполне представляя, какое производит на него впечатление.

– А у вас, лорд Уиндем, есть дети? – вмешался в разговор Теодор.

– У меня сын, – с гордостью сказал Уиндем, – он сейчас учится в Итоне, вместе с наследником Понсонби, вы знаете. Ему пятнадцать. И еще дочь, ей двенадцать. Ух, сердцеедка! Честное слово, запру ее в брачный сезон на чердаке и продержу там, пока ей не исполнится тридцать!

Теодор весело усмехнулся, ни на секунду не поверив напускной сердитости Уиндема.

Когда Эмма готовилась ко сну, к ней без стука вошел Теодор. Он был мрачен. Молча он дождался, пока смущенная и немного испуганная Кэтрин завершит дела в комнате хозяйки.

Сердце Эммы бешено билось: она полагала, что он пришел предъявить супружеские права. Когда Кэтрин вышла, она с вызовом уставилась на мужа.

– Я понимаю, что тебе плевать на мои чувства, – резко сказал он. Эмма нахмурилась в недоумении, потом старательно вернула на лицо равнодушное выражение. – Вероятно, тебе все равно, что будут думать о тебе и обо мне твои друзья. Вероятно, ты даже забыла сейчас о своей репутации. Но подумай вот о чем, Эмма.

Теодор подошел очень близко к Эмме, сидевшей за столиком, приподнял рукой ей подбородок, заставляя глядеть ему в глаза.

– Когда-нибудь твой ребенок родится. Хорошо, если это будет мальчик, свет более снисходителен к мужчинам. Но если это будет девочка, то ей придется очень несладко. Представь себе, дамы будут говорить и шептаться у нее за спиной: «Вот идет дочь леди Эшли… Ах, барон Эшли, вероятно, очень счастлив иметь такую дочь… А кто говорил о бароне?..» Нравится тебе такая картина?

Он был абсолютно прав. Эмма с неприязнью отодвинула его руку.

– Какое тебе дело до чужого ребенка? – спросила она. Теодор холодно усмехнулся.

– Я всего лишь эгоистично пекусь о собственной репутации. Но ты подумай, какой ценой придется заплатить невинному ребенку за твою мелочную злобу.

– Ты все сказал? – выговорила она, до глубины души обиженная его словами, что она может испытывать такое низкое чувство, как злоба.

– Да.

– Тогда, надеюсь, ты позволишь мне отдохнуть?

– Миледи. Мне кажется, Уиндемы не из болтливых, как и твои слуги. Будем надеяться, что мое мнение верно, – он коротко поклонился и вышел, оставив Эмму оскорбленной и расстроенной.

«Ненавижу, ненавижу, ненавижу!» – мысленно повторила она. Эмма искренне ненавидела Теодора, хотя и не могла сказать за что.

Глава 21

Следующее утро началось для Эммы ужасно, ее тошнило, ей было так плохо, что она едва не проклинала свою беременность – столь долгожданную.

Кэтрин, направлявшаяся в спальню хозяйки с целебным чаем, встретилась с бароном на лестнице.

– Доброе утро, милорд, – присела она и заспешила дальше. Теодора встревожило испуганное выражение на лице горничной, и он пошел вслед за ней в спальню к жене. Эмма скорчившись лежала на кровати и безвучно плакала.

– Миледи, я принесла чай, – покосившись на Теодора, шепотом сообщила Кэтрин.

– Не надо, Кэтрин, – слабо сказала Эмма. Для того, чтобы выпить чай, надо было хотя бы приподнять голову, а любое движение отдавалось мучительными спазмами в желудке.

– Что это? – спросил барон Эшли у горничной.

– Чай, милорд. Успокаивает желудок, – объяснила та.

– Теодор? – Эмма открыла глаза. В них полыхнула ненависть. – Уходи.

Теодор одарил жену мрачным взглядом.

– И так каждое утро? – спросил он у Кэтрин. Горничная с опаской посмотрела на хозяйку. Она знала, что хозяева не очень-то жалуют друг друга, и леди не хотела, чтобы лорд знал о ее состоянии… Кэтрин не решалась ответить на вопрос барона, потому что боялась обвинений в предательстве со стороны госпожи.

Тут Эмму скрутил очередной приступ. Кэтрин решила, что госпожа обязана выпить чай, может хоть барон сумеет ее заставить…

– Обычно легче, – ответила она робко. – Только сегодня так плохо.

– Пошлите кого-нибудь за доктором, Кэтрин, – распорядился он и забрал у нее поднос с чаем.

– Не ходи, Кэтрин, – выдавила через силу Эмма. – Все нормально. Тошнота скоро пройдет.

– Идите, – приказал барон горничной, та послушалась мужчину. Теодор поставил поднос на ночной столик. – Эмма, ты должна выпить чай.

У нее на языке вертелись тысячи ругательств, но ни одно из них она не смогла произнести, будучи леди, поэтому просто обожгла его ненавидящим взглядом.

Теодор понял, что надо переходить к решительным дйствиям. Он сел на край кровати. Ему хотелось утешить Эмму, погладить по голове, но на это он не решился.

– Эмма, ты хочешь этого ребенка. Ты хочешь, чтобы он родился, так?

– Не твое дело, – огрызнулась она, пытаясь справиться с очередным приступом тошноты.

– Мое, ты моя жена.

– Неверная жена.

– Ты моя жена, я хочу, чтобы ты была здорова.

– Зачем тебе это?.. – она застонала от новой боли, скрутившей желудок. Теодор понял, что спорить бесполезно. Когда стало ясно, что приступ у Эммы прошел, Теодор аккуратно приподнял ей голову, готовый к сопротивлению. К счастью, жена была настолько слаба, что не могла сопротивляться. Он поднес чашку к ее губам, и Эмма сделала несколько глотков, потом со стоном упала на подушки.

– Еще немного, – спокойно сказал Теодор, снова приподнимая ей голову. Так он заставил Эмму выпить всю чашку.

– Уходи, – сказала она.

Теодор помолчал, размышляя, стоит ли оставлять ее одну.

– Я побуду здесь, – решил он. Эмма лишь вздохнула: спорить не было сил.

Теодор устроился в кресле так, чтобы можно было наблюдать за Эммой. Через минуту она уже спала.

Доктор, осмотрев леди Эшли, подтвердил, что она беременна и что ее нынешнее недомогание естественно в ее состоянии.

Проводив доктора, Теодор вернулся в комнату Эммы. Теперь она чувствовала себя превосходно, лежала в постели и пила целебный чай.

– Выйди, – надменно приказала она. Теодор приподнял брови, прошел по комнате и сел в кресло. Эмма сделала вид, что не заметила. Теодор молча ждал, когда она выпьет чай.

– Мне нужно одеться, – сообщила она, поставив чашку на поднос. Ожидалось, что Теодор выйдет после такого недвусмысленного намека.

– Пожалуйста, – слегка махнул он рукой, даже не подумав встать с кресла или отвернуться. Эмма решила, что мужской наглостью ее не запугать, отбросила одеяло и прошла в гардеробную, где ее уже ждала Кэтрин.

Через некоторое время она появилась в льдисто-голубом утреннем туалете.

– Тебе что-то от меня надо? – спросила она Теодора.

Он не отреагировал на враждебность в ее тоне.

– Я подумал, что тебе пойдет на пользу прогуляться, – он встал с кресла и протянул ей руку. Эмма смерила его надменным ленивым взглядом, отвернулась и вышла из спальни, не приняв предложенную руку. Теодор слегка вздохнул и пошел следом.

Они вышли в парк. Теодор не стал предлагать ей руку, просто поравнялся с ней и молча пошел рядом. Эмма собиралась игнорировать все его попытки заговорить, но ее план блестяще провалился, потому что Теодор молчал. Она была разочарована. Ей оставалось только представлять, как он был бы унижен и оскорблен ее пренебрежением.

– Тебе незачем идти со мной, – заговорила она первой. Теодор посмотрел на нее.

– Незачем, – согласился он, продолжая шагать рядом.

– Я прекрасно прогуляюсь одна, – сделала она еще один намек на то, что он должен уйти.

– Считай, что меня нет.

Эмма остановилась и медленно проговорила голосом ледяной королевы:

– Я хочу остаться одна.

Одна бровь Теодора дрогнула. Несколько мгновений он глядел ей в глаза. Выхода было два: либо поклониться и уйти, либо вступить в открытое противостояние. Очевидно, если он хотел, чтобы Эмма с ним считалась, разумнее было принять бой.

– А я не хочу, чтобы ты осталась одна.

Эмма онемела от изумления.

– Почему? – только и смогла сказать она.

Теодор закатил глаза.

– Ты беременна, тебе в любую минуту может стать плохо – голова закружится или что-то еще – я не могу оставить тебя одну.

– Мне не нужна твоя забота, – вспыхнула она, развернулась, готовая побежать, но Теодор поймал ее за руку.

– Я полагаю, беременная женщина не должна носиться по дорожкам парка сломя голову.

Приходилось признать, что он прав. Но как хотелось вспылить, прогнать его, убежать от него, никогда не видеть его! Эмма совладала с собой, резко повернулась, собираясь продолжить эту неприятную прогулку. В то же мгновение у нее потемнело в глазах, и она качнулась к Теодору, уцепилась за его жилет. Он подержал ее несколько секунд, пока головокружение не прошло. Наконец Эмма выпрямилась.

– Спасибо, – процедила она, медленно отворачиваясь от него.

Через несколько минут неторопливой молчаливой прогулки она добавила:

– Впрочем, тебе следует признать, что если бы мы с тобой не спорили, этого не случилось бы, – она с вызовом взглянула ему в глаза.

– Не случилось бы, – согласился он. Эмма нахмурилась: как можно спорить с человеком, который во всем с тобой соглашается!

Вскоре Эмма прекратила свои попытки выпроводить Теодора из Дербери, потому что он их просто игнорировал. Между ними установилось некое подобие мира, если не считать мелких стычек. Теодор неизменно сопровождал ее на прогулках, в поездках к арендаторам, к соседям, в общем, был так внимателен и предупредителен, словно она носила его ребенка!

Но ведь это так и есть… Иногда Эмма забывала, что ее ребенок действительно от Теодора.

Каждое утро помогал ей преодолеть утреннюю болезнь. Еще несколько раз ей было так же плохо, как в то памятное утро, и каждый раз Теодор был рядом. Его присутствие приносило ей облегчение. Ей нравилось, что он рядом, хотя ему она ни за что бы в этом не призналась. Она гнала его, ругала последними словами, но он был глух и нечувствителен к ее нападкам.

Эмма нервно ходила по своей комнате. Было поздно, она уже давно отпустила Кэтрин и до боли в глазах хотела спать, но… боялась, что непременно наступит утро и ей снова будет плохо, и больно, и тошно – как сегодня. Она остановилась у окна и уставилась в темноту. Ее до костей пробирал озноб. «Надо лечь, – говорила она себе. – Твое беспокойство вредит ребенку…» Но потом вдруг вспоминала, как ее выворачивало наизнанку этим утром, и желание лечь в постель тут же пропадало. Закутавшись поплотнее в шаль, она снова принялась мерить шагами комнату.

Дверь, ведущая в спальню мужа, отворилась. Эмма вздрогнула, остановилась и уставилась на Теодора. Впрочем, было темно, она не могла разглядеть выражение его лица.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил он. Она расслышала в его голосе беспокойство. Надо же, беспокоится о чужом ребенке! Эмма почему-то разозлилась.

– Не твое дело! Выйди из моей комнаты?

«Если бы ты не хотела, чтобы я в нее входил, ты бы заперлась,» – подумал Теодор, но вслух говорить этого не стал, иначе Эмма из гордости наверняка бы заперлась в следующий раз. Он только усмехнулся, приблизился к ней, обнял за талию и повел к кровати.

– Я твой муж, хоть ты и предпочла бы забыть об этом.

Он усадил ее на кровать, потом надавил на плечи, заставляя лечь. Эмма не перечила и подчинялась его действиям.

– Зачем ты пришел ко мне так поздно? – вдруг забеспокоилась она, когда голова ее коснулась подушки. Сама она знала только одну причину для столь позднего визита мужа.

Теодор накрыл ее одеялом.

– Я слышал, как ты ходишь по комнате. С тобой все в порядке? – он коснулся рукой ее лба, проверяя температуру. Лоб был холодным.

Эмма нарочито небрежно пожала плечами:

– Бессонница.

– Я принесу тебе чай. Постарайся заснуть.

Теодор вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Постель вдруг показалась Эмме ужасно холодной. Она задрожала. «Господи, сколько можно мерзнуть!» – взмолилась она. И чай, который обещал Теодор, тоже будет холодным, ведь все слуги спят. Странно, лето – а она так мерзнет.

Вошел Теодор с небольшим подносом в руках. Он сел на край кровати, налил ей чаю.

– Держи. Чай не очень горячий.

– Не нужно, – попробовала отказаться она. Он усмехнулся, поставил чашку на столик, приподнял Эмму на подушках и вручил ей чашку.

– Пей.

Чашка приятно грела руки. Эмма задалась вопросом, где он взял относительно горячий чай в это время суток, но спрашивать Теодора не стала, ведь это означало бы, что она готова разговаривать с ним. Она тихонько выпила чай, ощущая внутри приятное тепло. Кроме того, там, где на одеяле сидел Теодор, тоже становилось тепло. Правда, ноги и руки все равно мерзли.

Забирая у Эммы пустую чашку, Теодор случайно коснулся ее руки.

– Ты, похоже, замерзла, – отметил он.

– Нет, – автоматически ответила она.

Теодор скептически скривился и, как всегда, не поверил ей. Поколебавшись мгновение, он скинул халат, оставшись в чем мать родила, и залез к ней под одеяло.

– Что ты делаешь? – испугалась Эмма и попыталась отодвинуться.

– Пытаюсь спокойно поспать, – объяснил Теодор.

– Иди к себе, – она все еще пыталась бороться с ним, отодвигая его руки от себя.

– Зная, что ты мерзнешь здесь, я просто не смогу уснуть со спокойной совестью. Иди ко мне.

Он аккуратно справился с ее слабыми попытками его отодвинуть и притянул ее в свои объятия. Первое, что отметила Эмма, Теодор был теплым – притягательно теплым. Даже горячим. Она вздохнула – а через какую-то секунду уже спала.

Когда Эмма проснулась, Теодора уже не было. Тут же подступила тошнота, и она свесилась с кровати. Там всегда наготове стоял тазик. Незаметно для Эммы в спальню вошли Кэтрин и барон. Горничная забрала таз, а муж сел на кровать, вытер лицо Эммы и вручил ей чай. Разговаривать не было нужды, оба привыкли так встречать утро. К радости Эммы этим утром ей больше не было плохо.

А вечером… Теодор снова лег с ней спать.

– Выйди из моей комнаты, – приказала она. Теодор в ответ только слегка улыбнулся и залез под одеяло.

К середине сентября утренняя тошнота почти совсем прошла.

– Я хочу в Лондон на малый сезон, – однажды заявила Эмма во время ежедневной прогулки Теодору. – Я давно не была в Лондоне и еще некоторое время не смогу попасть туда, – она многозначительно посмотрела на свой живот.

Эта мысль Теодору совсем не понравилась: в Лондоне слишком много мужчин и возможностей с ними уединиться. С другой стороны, это хорошая возможность проверить, может ли он доверять Эмме.

– Хорошо, – ответил он. – Едем в Лондон. Может быть, через две недели?

Эмма вопросительно посмотрела на него.

– Я сначала побываю в Эшли, – пояснил он.

Эмма равнодушно пожала плечом. Но этой ночью особенно остро ощущала его присутствие в своей постели.

На следующий день он уехал. Она скучала без него. Говорила, что ей все равно, повторяла, что должна быть рада его отсутствию, но то и дело представляла усмешку, которой он отвечал на все ее приказания, а потом поступал по-своему. Чувствовала себя очень одиноко в своей постели по ночам и очень несчастной по утрам, хотя больше ее не тошнило, а только мутило, и особый уход ей не требовался. Однажды она поймала себя на мысли, что готова снова страдать по утрам, лишь бы почувствовать ласковые руки, вытирающие ей лицо, отбрасывающие волосы со лба…

30 сентября к обеду Теодор вернулся. Эмма внимательно разглядывала его из окна, когда он спрыгивал с лошади – той самой, надежной и спокойной. Если честно, Эмма не сказала бы, что он плохой наездник. Интересно, он все так же пьет молоко, проезжая по той дороге? Она улыбнулась.

Она сочла Теодора довольно красивым мужчиной. Длинные ноги (она вспомнила, как он однажды ходил голым по ее спальне, задувая свечи – правда, с тех пор свечи он всегда гасил прежде, чем скинуть халат), изящные пальцы, густые волосы, более длинные, чем предписывалось модой. Но когда Теодор следил за модой? Эмма прекрасно знала, что герцог Клермонт следит за модой, поэтому она могла судить о том, что модно, а что нет, и совершенно очевидно, что Теодор даже не пытался делать это. Одет всегда так, чтобы было удобно.

Они иногда посещали соседей, и Эмма видела некоторых мужчин, которые в своем стремлении быть модными доходили до крайностей и становились смешными. В Теодоре было некое внутреннее достоинство, которое позволяло выглядеть прекрасно в обычной одежде. Он был… мужчиной.

И, надо сказать, благородным мужчиной. Если бы он захотел воспользоваться своим правом супруга, она ничего не могла бы сделать. Она могла бы сказать «нет», а он мог бы усмехнуться и заняться своим делом. Но он не сделал ни единой попытки, и Эмма жалела об этом. Иногда, когда он ложился в постель и обнимал ее, она чувствовала, что он возбужден и полностью готов, но Теодор вел себя так, будто ничего не хочет. Мужчина, страдающий излишним благородством.

К великому сожалению Эммы, этой ночью он не пришел к ней и заснул в своей комнате. А ей осталось только в одиночестве читать отчеты, которые он привез из Эшли-парка.