Текст книги "Холодная"
Автор книги: Анна Рейн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц)
Глава 5
Лишь на следующее утро Эмма поняла, насколькоглупой она была прошлым вечером. Ведь можно было сказать, что она забыла, что это его комната и указала на первую попавшуюся дверь, что ей подойдет любая другая! Но она настолько была в шоке от своего поступка, что совсем перестала соображать.
Она-то надеялась, что Теодор не переселится в другую комнату, а будет ночевать вместе с ней, но ему, похоже, это даже в голову не пришло. Очень обидно.
«Подумай, насколько онсейчас обижен твоим поступком,» – увещевала себя Эмма, спускаясь к завтраку. Она уже немного знала Теодора, поэтому была уверена, что он не будет на нее кричать, лишь станет еще холоднее и равнодушнее к ней, как к навязчивой гостье, кем она, собственно, и была. Никогда она не пыталась растопить сердце мужчины, это они всегда пытались завоевать ее. Эмма грустно улыбнулась. Если они с Теодором так похожи, то удастся ли кому-то растопить его сердце, ведь ее так и осталось замороженным, несмотря на многочисленных любовников. Единственным человеком за всю ее жизнь, с кем она по-настоящему хотела оказаться в постели, был… Теодор. Она не испытывала влечения к нему, как и к любому другому мужчине, просто хотела, чтобы этонаконец произошло. Но увы…
Оказалось, что Теодор уже уехал. От этого ей стало еще более грустно, ведь она приехала сюда с целью помочь ему восстановить имение. Но как она может помочь, если он не берет ее с собой и не посвящает в курс дела?
Ни за что на свете она больше не сделает глупости по отношению к Теодору.
А пока он не вернулся, она может попросить экономку показать дом и послать кого-нибудь в деревню нанять слуг. Естественно, платить жалование она будет им сама. Ей было стыдно, что она выделила из своего состояния Теодору всего лишь десятую часть.
Экономка относилась к новой леди Эшли плохо, но держалась безукоризненно вежливо, как и ее хозяин, отметила Эмма.
На первом этаже кроме малой столовой располагалась и главная столовая, действительно грандиозная комната, предназначенная для приема множества гостей. Эмма представила себе, как бы они вчера вечером с Теодором обедали за этим огромным столом – на разных его концах, и поняла, насколько разумной была его мысль о малой столовой.
Большая столовая когда-то была не просто красивой – она была идеально красивой комнатой. Эмма мысленно восстанавливала цвет стен, представляла картины, когда-то висевшие на пустых нынче местах, зажигала множество свечей в огромной хрустальной люстре, предварительно, конечно, вычистив ее до блеска. Она представила себе потолок, по которому не бегут трещины от места крепления люстры… Боже! Эмма вернулась на землю из мира грез. Ведь люстра могла в любой момент обрушиться! Вот что имел в виду Теодор вчера вечером. Какое счастье, что они не будут обедать в большой столовой!
– Что находится над столовой, миссис Кэмп? – спросила она у экономки.
– Музыкальная гостиная, миледи.
Значит, этой комнатой она тоже не будет пользоваться, пока не сделают что-нибудь с тяжелой люстрой. Леди слегка кивнула экономке, и они продолжили осмотр.
Из дома было вывезено все, хоть сколько-нибудь ценное. По крайней мере, даже обойдя весь дом, Эмма не нашла ни серебряных подсвечников, ни относительно новых ковров, ни приличной мебели – ничего, что обычно присутствует в таких домах, как этот. Да и был ли смысл говорить о такой роскоши, если деньги не тратились даже на простейший ремонт крыши в хозяйском крыле!
Совершенно удрученная, Эмма сидела в малой столовой, ожидая, когда принесут чай. Всего ее состояния не хватит, чтобы сделать этот дом таким же прекрасным, каким он когда-то был. Кто мог так постараться и так разорить родной дом? Не Теодор же. Он так трудится, чтобы восстановить… хотя бы поместье. Может быть, Джонас? Нет. Последние несколько лет он и его брат жили во Франции и вернулись в Англию только после смерти отца. Тогда… их отец? Как один человек может сотворить такое? Может быть, и дед Теодора тоже был мотом?
Ничего не известно.
С тяжелым вздохом Эмма принялась отдавать приказания по приведению дома в порядок, строго-настрого запретив слугам появляться в большой столовой и музыкальной гостиной.
Теодор не вернулся домой к обеду. Во-первых, потому что ему было некогда: он ездил к арендаторам, жившим на самом краю поместья. А во-вторых, ему не хотелось видеть жену. Но к ужину ему все равно пришлось вернуться.
В холле было пусто, никто не вышел ему навстречу. Задержавшись на мгновение, Теодор недовольно скривил губы, решив, что в осутствии слуг виновата Эмма. Наверняка нагрузила их какой-нибудь бессмысленной работой или, что еще вероятнее, нагнала на всех страху, и все попрятались по углам или даже вернулись в деревню. А может быть, она вернулась в Лондон, а слуги просто заняты своими делами вместе с миссис Кэмп в дальнем крыле дома.
Он поднимался по лестнице к своей спальне. Голоса и шум из хозяйского крыла становились все более слышны. Теодор улыбнулся. Вероятно, миссис Кэмп организовала очередную приборку. Вряд ли она пошла бы на это, если бы Эмма все еще оставалась в доме. Значит, его жена, испугавшись огромного неустроенного дома, сбежала обратно в город.
– Милорд, – присела перед ним девушка, которую он видел раньше в деревне. Она вышла из розовой комнаты с ведром воды. Значит, миссис Кэмп наняла новых слуг. Что ж, теперь они могут себе это позволить, а деревенским жителям нужна работа. Теодор кивнул девушке в ответ и прошел к хозяйской спальне. Комната по-прежнему выглядела пустой и бедной, но зато основательно вычищенной. Даже старый ковер заиграл красками.
Он подошел к окну. Ему хотелось принять ванну, но было как-то неловко отрывать слуг от уборки и загружать их еще больше ради удовлетворения хозяйской прихоти. С другой стороны, именно для выполнения хозяйских прихотей слуг и нанимают.
Он подумал, не съездить ли к озеру. Солнце не зайдет еще часа три.
Едва он вышел из спальни, как нос к носу столкнулся с Эммой. Теодор настолько уверовал, что она при первой же возможности сбежала, что потерял дар речи на несколько мгновений.
– Прошу прощения, – пробормотал он и отступил назад.
Эмма холодно взглянула на него:
– Я приказала приготовить вам ванну. Сечас все принесут.
– Спасибо, мадам, – к нему вернулся насмешливый тон.
Он окинул ее взглядом с ног до головы. Как ни смешно это звучало, но приходилось признать, что леди Эмма занималась уборкой. Причем не просто отдавала приказания, но и сама что-то делала, потому что платье ее было кое-где в пыли, кое-где в мокрых пятнах, да и красотой не отличалось. Где она его выкопала? На чердаке? В комнатах «кузины»? Серое платье из какой-то легкой ткани. В тканях Теодор не разбирался, но ясно видел, что это не шелк, не атлас, не бархат – в общем, не та ткань, из которой шьют платья лондонские модницы. Голубые глаза леди Эммы вопросительно глядели на него. Светлые локоны в очаровательном беспорядке выбились из-под кружевного чепца. Она была прелестна. Он иронически усмехнулся: чтобы леди Эмма надела уродующий ее чепец? Да ни за что! Даже заляпанное платье лишь подчеркивало ее красоту.
Эмма расценила его усмешку по-своему: она решила, что выглядит ужасно в запачканном платье, а Теодор усмехнулся, злорадствуя, что Холодная Леди выглядит небезупречно. А ведь ей так хотелось нравиться ему!
– Не за что, – она окинула его самым ледяным, самым презрительным взглядом из своего арсенала. Теодор лишь усмехнулся в ответ на такую демонстрацию неприязни. Эмма коротко кивнула и вернулась в розовую комнату. С непонятным ей остервенением она принялась вытряхивать содержимое ящиков комода на пол в общую кучу, куда уже было свалено множество вещиц со всех углов комнаты. Потом села на маленький стульчик перед этой кучей и принялась разбирать ее на «нужное» и «ненужное». Конечно, ненужного было больше: практически все. Этот хлам она бросала в большой холщовый мешок. Среди мусора она нашла пару записок. Она не смогла удержаться и заглянула в них. «Милая, жду тебя в полночь. М.» – гласила первая. Почерк был небрежный, мужской. От второй записки осталась лишь часть: «…ди ты пропадом,…ц!» Наверное, автор хотел сказать «Пропади ты пропадом, мерзавец!» Очень мило: женщину ласково приглашают в полночь навестить мужчину, а она шлет его к черту. Хотя записки могли относиться к разному времени, подумала Эмма. Неважно.
Завал уже почти полностью перекочевал в мешок для мусора, когда Эмма увидела на полу в окружении обрывка ленты, пустого флакончика и прочей дребедени очаровательную серебряную вещицу: маленькую брошь в виде полумесяца, окруженного семью звездами. Эмма аккуратно взяла брошь в руки. Серебро почернело от времени, но все равно брошь вызывала романтические фантазии про влюбленных: юноша дарит своей девушке небо и звезды… Эмма прицепила брошь на платье, чтобы не потерять, и сгребла оставшийся мусор в мешок.
Вернулись служанки, уносившие белье и балдахин с постели в прачечную. Они несли ведра с водой. Эта комната была последней, которую Эмма запланировала вычистить на сегодня. Она поднялась, разогнув уставшую спину. Необязательно было делать что-то самой, но была любопытна. Что могло быть интересней, чем с полным правом порыться в одной из комнат дома, принадлежавшему ее мужу? А теперь ей хотелось принять ванну… Она закрыла глаза – и представила в ванне раздетого Теодора. Позволила себе поглазеть на мужа секунду и открыла глаза. Чем представлять, не лучше ли пойти и присоединиться к нему?
Не церемонясь, она вошла в гардеробную мужа. Он смывал с себя мыло и не слышал, что кто-то вошел. Эмма удивилась, что он делает это сам, но потом подумала, что все к лучшему, ведь иначе какой-нибудь слуга мог оказаться свидетелем ее поступка.
Все-таки она не решалась подойти ближе.
Теодор промыл глаза и открыл их.
– Мадам? – недоуменно выговорил он. Эмма стояла, тупо уставившись на него, будто никогда не видела голого мужчины, и не могла придумать достойный ответ. Она шла сюда с надеждой на соблазнение, но когда пришла… не может ничего сказать.
– Вам что-то надо? – спросил он, немного смущаясь.
Эмма все стояла, не говоря ни слова.
– Мадам, с вами все в порядке? – он встревожился.
– Все в порядке, – выдавила она. – Я ошиблась дверью. Простите.
Она степенно вышла, аккуратно прикрыв за собой дверь. Почему он не заперся? Ну хоть нашла относительно достойный выход из положения. Зачем она пришла сюда?
Она в совершенстве умела подчиняться мужской страсти. Если бы он пришел к ней во время купания и начал приставать, тогда бы она сумела достойно себя повести (вернее, недостойно), но соблазнить самой… Как?
К ужину Эмма спустилась первой. Во всеоружии: соблазнительное бальное платье (по крайней мере, все ее кавалеры говорили, что не в силах устоять перед ней, когда она так одета), идеальная прическа, легкие штрихи косметики на лице – чтобы чуть-чуть подчеркнуть полные губы, голубые глаза, изящные скулы. Осталась последняя проблема: как нужно вести себя с мужчиной, чтобы соблазнить его? Теодор не теряет над собой контроль под воздействием вина, в отличие от большинства известных ей мужчин, а сейчас это очень пригодилось бы.
Вошел Теодор. Он вымылся, но, очевидно, не приложил ни малейших усилий, чтобы выглядеть лучше, чем обычно.
– Добрый вечер, мадам, – вежливо сказал он, усаживаясь за стол. Эмма сделала знак слуге, что можно подавать.
– Эмма, – безмятежно поправила она его. – Вы можете называть меня по имени.
Он пытливо уставился на нее, наконец, кивнул.
– Весьма благодарен… Эмма. Вы, конечно, тоже можете называть меня по имени.
– Спасибо, Теодор.
Она незаметно перевела дух: кажется, первый этап пройден успешно. Теодор еще некоторое время внимательно смотрел на нее, пытаясь что-то понять, но потом опустил глаза, принимаясь за еду, и Эмма облегченно вздохнула.
Она сосредоточенно жевала, пытаясь сообразить, как вести себя дальше, ибо Теодор не выказывал никакого желания продолжить разговор. Да после такого… послабления она не могла бы отбиться от любого другого ухажера, а Теодор… «Не злись, – приказала себе Эмма. – Продолжай разговаривать с ним.»
– Как прошел день, Теодор?
Он снова посмотрел на нее так, словно хотел прожечь взглядом дыру.
– Спасибо, хорошо.
Она подождала, но продолжения не последовало.
– Расскажите, где вы были, – спросила она.
– Ездил к северной границе поместья. Там живут несколько семей, у которых совсем… плохо с делами. Завтра им отправят строительный материал, несколько кур и коров.
Целых три предложения, отметила Эмма. Намечается прогресс…
– Что вы еще успели сделать в Эшли-парке?
Теодор снова смерил ее взглядом и начал медленно говорить:
– Известие о смерти отца пришло полтора года назад, в начале ноября. Когдя мы с Джонасом приехали сюда, мы… мы были поражены, настолько все пришло в упадок. Не знаю, может быть, в детстве все кажется лучше, чем есть на самом деле… я не видел Эшли-парк с тех пор, как мне исполнилось четырнадцать, и тогда он казался… великолепным. И уж точно не было пустых мест на стенах, кроме одного или двух в каких-нибудь дальних комнатах для гостей. Удивительно, но дом и поместье не были заложены, хоть в них и царила полная разруха. Это давало мне надежду. В общем, я мало знал о том, как надо управлять таким поместьем. Я поехал в гости к человеку, которого знал с детства – к лорду Понсонби. Он давний друг моей матери. Он «одолжил» мне на весну своего управляющего, но без денег почти ничего нельзя было сделать. Не было даже семян на посев. Управляющий Понсонби сказал мне, что земли сильно истощены. Сеять на них пшеницу – лишь разоряться дальше. Он сказал, полям надо дать отдохнуть. Или посеять на половине из них что-нибудь неприхотливое, а на другой половине устроить выгон для скота. Заодно удобрение будет, – иронично усмехнулся Теодор. – Хорошо сказать – выгон для скота. В Эшли-парке к тому времени не то что скота – людей почти не осталось. Почти все ушли в поисках лучшей жизни. Мы порешили на том, что на половине полей посеем рожь, ячмень и гречиху, а другую так и оставим отдыхать, все равно рабочих рук не хватало, чтобы обрабатывать даже то, что есть. Чтобы купить семена и нанять хотя бы несколько рабочих на весь сезон, мне пришлось… заложить дом.
Теодор нехорошо улыбнулся.
– Видно, Бог дураков любит, потому что у Понсонби и двух его соседей вдоль реки тем летом смыло несколько полей. У Понсонби вообще конный завод, кормить лошадей чем-то надо. Так что большая часть ячменя пошла ему. Меня успокаивает лишь то, что потоп я не подстраивал, но вообще-то он мне очень помог. У мистера Финли тем же летом во время грозы случился большой пожар. У меня – маленький. Но поскольку скота у меня тогда не было, все сено я продал ему, так что пошли в дело даже невозделанные поля. Мы даже получили кое-какую прибыль после того, как я выкупил дом.
Он посмотрел Эмме в глаза и иронично сообщил:
– Около пятидесяти фунтов.
Эмма не смогла удержаться от улыбки: ее поместье приносит в год в сто раз больше, а оно гораздо меньше Эшли-парка.
– Зато теперь у нас были кое-какие семена, кое-какие деньги и надежда.
Он помолчал, пока слуги убирали со стола, улыбнулся Мэри Джонсон. Она ответила легкой улыбкой, не ускользнувшей от Эммы. Она обиделась: ей он так нежно и ласково не улыбался.
– Можете идти, – резко сказала Эмма. Теодор осуждающе посмотрел на нее.
– Они и так уже уходят, Эмма, – она услышала в его голосе холод и пожалела о том, что сорвалась. Хорошее настроение Теодора пропало.
– Весной я искал какой-нибудь другой способ найти денег, не закладывая поместье, и пытался решить, как жить дальше. В конце концов, не каждый год у Понсонби будет смывать посевы ячменя, а у Финли – гореть стога. Но мне повезло, я женился на вас. Дальше вы знаете, – быстро и сухо закончил он свой рассказ.
Эмма ругала себя последними словами за вспышку ревности, не осмеливаясь снова заговорить с Теодором, так что десерт был съеден в полной тишине. Эмма ждала, когда можно будет выйти из-за стола, чтобы позорно спастись бегством, но Теодор подождал, пока слуги уберут со стола (снова легкий кивок в сторону Мэри Джонсон – и ответный) и выйдут из столовой, потом обратился к Эмме, лишив ее возможности бежать:
– Мадам, чем вам не угодила мисс Джонсон?
– День был трудным, я сорвалась. Простите, – после некоторого молчания бесстрастно ответила Эмма.
По лицу Теодора было ясно видно, что он не счел ее ответ убедительным. Эмме очень не понравилась его улыбка.
– Можете не говорить, ради Бога, мадам. Но будьте любезны обращаться со слугами в этомдоме так, как они того заслуживают.
От холодного голоса мужа по телу Эммы пробежали мурашки. Она вскинула голову, и некоторое время они смотрели друг другу в глаза. Теодор коротко усмехнулся.
– Спокойной ночи, мадам. Надеюсь, вы найдете дорогу в свою комнату.
Игнорируя все правила вежливости, он вышел, оставив ее одну сидеть за столом. Тотчас же силы оставили Эмму, и она сгорбилась, в отчаянии кусая губы. Никто бы не назвал сейчас эту женщину Холодной Леди.
Эмма послала в свой городской дом и в поместье за вещами. Комплекты белья, шторы, одеяла, подушки, мебель, ковры, посуда… Она прекрасно знала, что в обоих домах чердаки настолько заставлены старой мебелью и завалены старыми вещами, что там пройти невозможно. А в доме Теодора все было настолько старо и убого, что вещи, пылившиеся на чердаках ее домов, здесь покажутся едва ли не новыми. Она могла бы заказать и новое, но подумала, что деньги еще пригодятся для других целей. И потом, если дом вдруг развалится на части, будет жалко новые вещи.
Она постоянно вспоминала о своей неудачной попытке соблазнения, и больше не пыталась повторить ее. Еще она старалась избегать Теодора. Это было не трудно: он уезжал рано утром, а возвращался очень поздно, весь грязный и усталый. У Эммы было ощущение, что он работает вместе с нанятыми рабочими на полях, или помогает восстанавливать дома, или выполняет еще какую-нибудь «грязную» работу. Она же продолжала уборку в доме.
Часто, засыпая в теплой постели, она вспоминала, что раньше здесь спал Теодор. Теперь он спит в большой холодной хозяйской спальне. Один. Кто она здесь? Кто-то вроде экономки, только имеет право сидеть за господским столом. Но она сама напросилась. Теодор даже не выставил никаких условий, вроде присмотра за домом. За это она тоже сама взялась. Оценит ли он?
Однажды Теодор присоединился к ней за ужином.
– Я пригласил рабочих для восстановления потолка в большой столовой. Вы не возражаете?
– Нет, не возражаю.
Эмма удивилась, что он вообще заговорил с ней. К сожалению, больше Теодор ничего не сказал.
– Я запретила входить слугам в эту комнату и в музыкальную гостиную, – нарушила она молчание.
– Миссис Кэмп сказала мне, – кивнул Теодор. – Разумно с вашей стороны, но несколько излишне. Мы уже говорили с ней об этом.
Эмма не поняла, обрадоваться ли его словам или огорчиться. С одной стороны, он сказал, что это разумно. С другой – излишне, мол, и без тебя все знают. Но в голосе Теодора она не услышал ни намека на насмешку, поэтому решила никак к его словам не относиться.
– Люстру придется продать, – с сожалением сказал Теодор. – Она слишком тяжелая.
– Жаль, – ответила Эмма. Она понимала, что Теодор прав. Было бы опасно оставить столь тяжелую вещь в разрушающемся доме. – Может быть, ее можно сохранить… до лучших времен?
Теодор откинулся на спинку стула, задумчиво посмотрев на нее. «Или до худших,» – подумал он.
– Да, пожалуй, можно.
Эмма обрадовалась. Люстра была редкой красоты – единственная по-настоящему ценная вещь в этом доме.
– Завтра я еду в город, – снова нарушила она молчание. – Нужно кое-что купить.
– Вам… нужны деньги? – спросил он, сделав ударение на последнем слове.
– Нет, – слегка обиделась Эмма. – Я просто предупредила вас, что буду некоторое время отсутствовать.
Теодор мрачно улыбнулся. Он не сомневался, что она поедет в соседний небольшой городок для встречи с любовником. Он мог бы поехать с ней и разрушить ее планы. В конце концов, он ее муж.
– Езжайте, мадам.
«Как мило, что вы попросили у меня разрешения,» – едва не добавил он, но решил, что ссориться будет излишним.
Эмме показалось, что он хотел что-то добавить, что-то неприятное, но она не была уверена.
Глава 6
К вечеру следующего дня разразилась гроза.
Впрочем, неприятности начались еще утром, когда принесли письмо из Лондона. Это было известие о Джонасе. Прочитав письмо, Теодор погрузился в отчаяние. Целый день он занимался запланированными делами, пытаясь решить, что делать: оставить непутевого братца самого выкарабкиваться из неприятностей или помочь ему.
Весь день погода была прекрасной, а потом как-то быстро набежали тучи, и небо словно прорвало. Гроза длилась час, пока не перешла в тупой мелкий дождь, не прекратившийся к ночи. Эмма к этому времени еще не вернулась. «Очень вовремя,» – подумал Теодор.
– Ах, милый, – заговорил он фальцетом, наблюдая, как капли стекают по стеклу и образуют на подоконнике внутри дома лужу, которая постепенно начала перетекать на пол. – Я не виновата, честное слово! Но эта гроза, эта ужасная гроза! Ты ведь понимаешь, почему я вынуждена была задержаться?
Он лег на кровать и зло ответил сам себе:
– Конечно, понимаю, леди Эмма.
Он решил ехать на помощь Джонасу. В конце концов, они братья. Но это в последний раз, поклялся он себе.
Эмма досадовала на грозу, заставшую ее в N. Она задавалась вопросом, беспокоится ли о ней муж. Вдруг он начнет ее искать? Но ехать не было никакой невозможности, все дороги развезло, а в Эшли-парке они и при сухой погоде были не в лучшем состоянии. Жаль, что она поехала в экипаже, а не верхом. Но ведь ей надо было везти то, что она купит. Конечно, многое потом еще отправят…
Утром следующего дня Эмма решила взять лошадь, чтобы добраться до дома, а покупки пока оставить в городе, чтобы потом кто-нибудь привез их. Но ее служанка Кэтрин не умела ездить верхом. Их сопровождал Джеймс Кэмп в качестве кучера. Он мог бы отправиться с леди Эшли в обратный путь, но тогда бедная Кэтрин останется здесь одна. Эмма поняла, что придется провести в гостинице хотя бы один день, дожидаясь, когда дороги немного подсохнут.
Она отправила Джеймса в Эшли-парк, чтобы он сообщил, что леди Эшли вместе с Кэтрин останутся в N. и приедут на следующий день, а сама снова отправилась по местным лавкам.
К ночи Джеймс вернулся, сообщив, что лорд Эшли еще утром уехал в Лондон. Эмма была в недоумении. Может, он решил, что город, в который она поедет, – это Лондон? Странно. Но может быть, ему самому что-то понадобилось там? За время их недолго супружества она не выезжала из Лондона ни на день, тогда как он каждые несколько недель бывал то в городе, то в Эшли-парке. И вот опять уехал из поместья. Она решила не беспокоиться лишний раз. Мало ли, что могло мужу понадобиться в Лондоне.
Через неделю Теодор подъезжал к своему поместью. Он не спешил. Его одолевали мрачные мысли.
Это было хуже, чем обычно. На спасение Джонаса от долговой тюрьмы ушли почти все деньги, которые оставались у Теодора от приданого Эммы. У лорда Эшли это не укладывалось в голове. Женитьбу Теодора Джонас подстроил потому, что тоже проигрался. Но тогда сумма составляла «всего» тысячу. Он разругался с братом и не смог найти денег, чтобы отдать долг, потому ему пришлось на время скрыться из Лондона. К сожалению, во время своих странствий он пытался добыть денег на покрытие долга – и проиграл еще в десять раз больше. Мистеру Харриту доставило удовольствие засадить молодого хлыща в долговую тюрьму, но Джонас упорно не хотел обращаться за помощью к старшему брату, и мистер Харрит сам написал Теодору, что «его брат находится в безвыходном положении, но гордость не позволяет ему…» и т. д.
Мистер Харрит слыл умелым и безжалостным игроком, разорившим не одного молодого повесу. Джонаса разорить было трудно, ибо он и так не имел ничего, но зато его старший брат был женат на богатенькой Холодной Леди, что было известно всем. Уж она-то не разорится из-за такой суммы.
Теодор снял со своего счета в банке все, что там оставалось, и выкупил долговые расписки Джонаса.
– Ты не должен был этого делать, – сказал Джонас, когда брат пришел сказать ему, что он свободен.
– Знаю, – резко ответил Теодор. Он протянул Джонасу конверт. – Садись на корабль и плыви в Индию или Америку, куда угодно, Джонас. На эти деньги ты сумеешь устроиться довольно хорошо. Если, конечно, не проиграешься опять. Но ради Бога, если ты опять собираешься играть, делай это подальше от Англии, ибо больше я не смогу тебе помочь.
– Теодор, не надо… – пытался протестовать Джонас.
– Забирай, Джонас, и уматывай из Англии. В следующий раз я просто позволю тебе сгнить в тюрьме.
Теодор бросил деньги на кровать в комнатушке, которую когда-то снимал в Лондоне вместе с братом, а потом оплачивал аренду для Джонаса, и вышел, хлопнув за собой дверью.
Итак, он остался совсем без денег. Не то чтобы нищим, но если в Эшли-парке случится неожиданное бедствие, он ничем не сумеет помочь. Оставалось надеяться, что лето пройдет без катастроф, осенью они снимут урожай и продадут его. Он успел купить кур и коров, есть небольшой запас зерна, большинство домов подлатаны. Необходимо еще заплатить плотникам, которые чинили потолок в большой столовой…
«Есть люстра,» – подумал Теодор. За нее, вероятно, можно выручить достаточно, чтобы продержаться до осени. Но если случится катастрофа…
Эмма видела, как вернулся Теодор, и неожиданно для себя обрадовалась. Он тяжело слез с лошади и медленно пошел к дому. Что-то случилось, поняла она.
Она велела приготовить ему ванну, но решила не беспокоить мужа до самого ужина. Может, он просто устал с дороги.
– Здравствуй, Теодор, – сказала она, спустившись в столовую. Он кинул на нее мрачный взгляд.
– Здравствуй… Эмма.
Голос его был так мрачен, что начисто отбил у нее охоту разговаривать с ним. Но она притворилась, что ничего другого и не ожидала, и ужинала с обычным независимым и безразличным видом.
– Я продаю люстру, – сообщил неожиданно он. – В Лондоне я нашел покупателя.
Эмма медленно подняла глаза. Зачем бы ему продавать люстру? Ведь он согласился продать ее в крайнем случае… У него есть ее приданое… Или уже нет?
– Ты проигрался, – медленно произнесла она.
Ее обвинение было настолько неожиданным, что Теодор не сразу нашелся с ответом.
– Это… – начал он.
– Ты проиграл в карты! – перебив его, закричала она. Теодор, ошеломленный ее криком, молчал, откинувшись на спинку стула.
– Ну скажи мне, что это не карточный проигрыш, скажи мне, что ты не виноват! – она так резко вскочила, что опрокинула стул.
– Это действительно…
– Ну конечно, ты не виноват! Ты уже почти выиграл, когда удача отвернулась от тебя! – с этими словами она выбежала из столовой.
– Черт! – ругнулся Теодор. Кому взбрело в голову назвать эту взбалмошную дуру Холодной Леди? Какого черта Джонас сам не женился на ней?
Эмма решила уехать из Эшли-парка в свое имение. За два дня она спокойно соберет все вещи. Из Дербери, ее поместья, уже привезли старую мебель, и поначалу Эмма даже решила забрать ее с собой, но потом махнула рукой: все равно куда-то ее надо было девать, пусть уж лучше стоит здесь.
Утром зарядил дождь. Несмотря на это, из Лондона приехала повозка, в которую уложили разобранную на части и аккуратно упакованную хрустальную люстру. Теодор отправился вместе с повозкой в Лондон, чему Эмма была очень рада: ей совсем не хотелось с ним встречаться. Особенно после того, как она сорвалась и – Господи! – накричала на него! Ей следовало оставаться холодной и невозмутимой. Несколько лет она воспитывал в себе эти качества – и так постыдно сорвалась!
Дело было в разочаровании. Она уже почти поверила, что вышла за единственного в Англии порядочного мужчину – и вот! Он сам подтвердил, что проиграл в карты огромную сумму. Интересно, хватит ли ее приданого, чтобы покрыть его долг?
«Это не твои проблемы,» – попыталась убедить себя Эмма, но не получилось. Ей хотелось все знать в подробностях: сколько, как, кому, хватит ли у него денег… «Еще не хватало выплачивать его карточные долги!» – возмутилась она.
Через два дня стало ясно, что ей придется остаться в Эшли-парке, потому что дождь почти не прекращался и дороги стали вовсе непроходимы. Это злило Эмму еще больше. Но иногда она задумывалась о том, что если дождь в ближайшие дни не прекратится, то Теодору придется плохо, особенно если у него и в самом деле почти не осталось денег. «Так ему и надо!» – злорадствовала она.
К вечеру третьего дня он вернулся еще более осунувшийся и мрачный, чем в прошлый раз. «Опять проиграл, – решила Эмма. – Но как он успел за три дня съездить в Лондон и вернуться? Наверное, никуда он не ездил, а проиграл кому-то из местных.»
На следующее утро Эмма и Теодор завтракали вместе.
– Вы продали люстру? – равнодушно поинтересовалась она.
– Нет, – мрачно ответил Теодор.
– Нет? – она удивленно приподняла брови.
Теодор зловеще усмехнулся.
– Позавчера ночью была гроза, вы помните, мадам?
– Нет, здесь не было никакой грозы, но какое это имеет отношение к люстре?
– Молния ударила в сарай, где она хранилась.
Эмма позволила себе слегка улыбнуться: она не поверила Теодору.
– Жаль, – сказала она. – Это была очень… красивая и редкая вещь.
Теодор снова усмехнулся, но оправдываться не стал, хотя видел, что она ему не поверила. Если бы Эмма потрудилась узнать подробности, то узнала бы, что один человек из трех, охранявших ценный груз, тяжело пострадал. Остальные двое в этот момент по счастливой случайности ушли в таверну за едой. А пожар, мгновенно охвативший сарай, перекинулся на конюшню. Одну лошадь пришлось пристрелить… Но это все подробности, которые совершенно не интересовали женщину, предпочитавшую придумывать, а не знать точно.
