Текст книги "Холодная"
Автор книги: Анна Рейн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)
Глава 29
20 мая, в день своего рождения, она решила прийти к нему. Собственно, Теодор сам подтолкнул ее к этому решению. В начале мая он спрашивал, хочет ли она организовать бал или небольшой прием по случаю такого праздника, но Эмма, по обыкновению, отказалась. Теодор не стал настаивать, но Эмме было приятно, что он знал, когда она родилась.
Ужин 20 мая был праздничным, это Эмма сразу отметила. Цветы украшали столовую, множество свечей, аккуратно одетый Теодор – даже с галстуком. Только все это неприятно напоминало Эмме, что ей уже тридцать два и единственная ее беременность закончилась очень печально. А совсем недавно она чуть не обвинила его черт знает в чем. «Перестань, – одернула она себя. – Наслаждайся вниманием мужа.»
Теодор не старался очаровать ее, не делал комплиментов, не соблазнял, просто рассказывал ей о том о сем. Эмма вполуха слушала его и вспоминала, как ровно четыре года назад очнулась в одной постели с ним. Если бы она тогда знала Теодора как сейчас, она уцепилась бы за него руками, ногами и зубами, и может быть, сейчас у нее был бы уже трехлетний ребенок… А может быть, и еще один. И любящий муж. А так за четыре года она всего раз принадлежала ему. И это лишь по собственной глупости. Когда в феврале он вытащил ее из тисков черного отчаяния, он сказал, что у нее еще будут дети, а Эмма была уверена, что дети у нее могут быть только от него. Значит, надо как-то уговорить его разделить с ней постель. Она вспомнила, что ее жалкие уловки не действуют на него. Но, может быть, достаточно просто попросить? Она улыбнулась, поскольку вдруг уверилась, что Теодор не откажет.
– Эмма, ты не слушаешь меня?
– Что? – опомнилась она. – Конечно, слушаю.
Он скептически усмехнулся. Эмме тут же стало стыдно за свою ложь. «Верность, честность, уважение,» – вспомнила она.
– Прости, я задумалась.
– О чем?
– О том, что было четыре года назад.
– И что ты об этом думаешь? – прохладно осведомился он.
– Что была дурой. Если бы я тогда не оттолкнула тебя, сейчас у меня мог бы быть трехлетний ребенок.
Теодор нахмурился, недовольный своей малой ролью «производителя» в ее мечтах. И в этот момент уверенность Эммы, что он не откажет в ее просьбе, пошатнулась. Ну да, а захотела бы она сама, чтобы ее использовали просто ради воспроизводства потомства?
Но Теодор, кажется, справился с собственной гордостью.
– О чем еще? – спросил он вполне нейтрально.
– О прошлом июле. Вспоминала те ночи, что ты провел со мной, – неловко сказала она и уткнулась в тарелку. Чего уж от себя таить – она хотела не просто ребенка, она хотела повторения тех ночей, хотела получать удовольствие и доставлять его Теодору.
Теодор промычал в ответ что-то и тоже вернулся к ужину.
– Спасибо за ужин, – вежливо сказала Эмма, вовсе не уверенная, что стоит высказывать свою просьбу.
– Всегда рад, – так же вежливо откликнулся Теодор. – У меня есть подарок для тебя.
Эмма постаралась улыбнуться. Судя по коробочке, это было украшение. А ей от Теодора вовсе не хотелось украшений. Это словно ставило его в ряд с другими мужчинами.
– Это всего лишь безделушка, – сказал Теодор, протягивая ей подарок. – На самом деле, я не знаю, что бы ты хотела получить в подарок.
Эмма наконец взяла коробочку.
– Но если ты скажешь, чего тебе хочется, – продолжал тем временем Теодор, – я постараюсь выполнить твое желание.
Чего ей хочется? Конечно, ребенка!
Она закусила губу, чтобы не произнести свое желание вслух, и открыла футляр. Теодор подарил ей месяц и звезды, только не серябряную брошь матери, а ее бриллиантовую копию.
Эмма восхищенно вздохнула, пытаясь скрыть разочарование.
– Чудесно, – сказала она и улыбнулась мужу. Она чувствовала себя недостойной такого подарка, чувствовала себя виноватой в невысказанных обвинениях. – Спасибо.
– Я рад, что тебе понравилось. А теперь о твоих желаниях. Чего ты хочешь?
Она не могла сказать «ничего», потому что не собиралась лгать ему.
– Опять секреты? – лениво поинтересовался он.
– Просто об этом сложно сказать, – поспешила оправдаться Эмма.
– Не бойся, я выдержу.
«Ладно, ты сам спросил,» – подумала Эмма.
– Ребенка. Я хочу ребенка, – призналась она, глядя ему в глаза. Теодор помрачнел, откинулся на стуле.
– Мог бы догадаться, – пробормотал он. – От кого?
Эмма опешила от его вопроса. Так вот почему он помрачнел! Он решил, что она намеревается изменить ему. Но она не поддастся обиде. В прошлый раз на вопрос «от кого» она такого наговорила, что до сих пор приходится расхлебывать последствия.
– От тебя.
Он молча, оценивающе смотрел на нее. Эмма не выдержала и пустилась в объяснения:
– За всю свою жизнь я забеременела только раз – от тебя. Значит, я думаю, у меня есть второй шанс. Если… ты не против.
– Я понял, – невесело улыбнулся он. Эмма закрыла глаза и сглотнула: то, что она сказала Теодору, было самой незначительной причиной ее желания иметь от него ребенка. Получается, что она соврала. Сейчас, уязвленный отведенной ему ролью жеребца-производителя, он откажется. Тем более что на эту роль он был выбран не потому, что у нее к нему какие-то особые чувства, не потому, что он муж и она должна хранить ему верность, а потому, что один раз у него это получилось. – Нет никакой гарантии, что все получится с первого раза. Неизвестно, сколько времени тебе придется терпеть меня.
– Я знаю, – спокойно ответила Эмма, едва заметно поморщившись от тех слов, которые он выбрал – терпеть его. Она-то надеялась не терпеть его в постели, а получать удовольствие и доставлять такое же удовольствие ему. Она даже желала, чтобы у них было несколько месяцев прежде, чем она забеременеет. Может быть, за это время он снова привяжется к ней. Слава Богу, он не отверг с ходу ее просьбу! С другой стороны, может, он вовсе не пожелает доставлять ей удовольствие. Может, для него это станет просто исполнением супружеского долга.
– Когда?
«Вот так сразу?» – растерялась Эмма.
– Сегодня вечером? – вновь спросил Теодор.
– Да.
Чуть позже Эмма в своей спальне готовилась ко сну. Она нашла самую нарядную рубашку в своем гардеробе, распустила волосы. Теодор пообещал прийти к ней через пятнадцать минут, и Эмма ужасно нервничала. Она ходила по комнате и молилась: «Господи, пусть все будет хорошо! Пожалуйста, пусть все будет хорошо!» Выстроить более связную фразу она была не в состоянии. И молилась она вовсе не о том, чтобы забеременеть с первого раза.
Когда дверь между их спальнями отворилась, Эмма резко обернулась и застыла на месте. Теодор был мрачен и задумчив. Он обвел медленным взглядом ее спальню, остановил свой взор на постели, потом взглянул на жену. Сердце Эммы замерло. Неужели своим честно высказанным желанием она заставляет его идти на нечто совсем нежеланное и даже противное?
– Передумала? – с равнодушным видом спросил Теодор.
– А ты бы этого хотел? – спросила она в свою очередь.
Он улыбнулся вместо ответа.
– Нет, не передумала, – вынуждена была ответить Эмма. Они так и стояли друг напротив друга. – Но если ты не хочешь… то не надо. Я не желаю заставлять тебя.
– Не хочу чего?
– Делать… это. Ребенка.
Теодор мрачно усмехнулся.
– Я все-таки мужчина. И определенные инстинкты есть и у меня. Я, между прочим, уже готов. И даже жажду.
Эмма с облегчением перевела дух.
– Остался один вопрос, – продолжил Теодор, внимательно глядя на нее. – Как ты хочешь, чтобы это произошло? Быстрое исполнение супружеского долга просто ради того, чтобы зачать ребенка, или же немного удовольствия?
И тут Эмма растерялась. Самой ей хотелось повторить то уже забытое ощущение внутреннего взрыва, что однажды подарил ей Теодор, но ведь она просила ребенка, а не удовольствие. Ну и дура! Если бы она попросила его спать с ней, то главная ее цель тоже была бы достигнута в процессе взаимного удовлетворения. Впрочем, что из этого было главным – делить постель с Теодором или зачать от него ребенка?
– Должен сказать, что я сейчас одинаково готов как к тому, так и к другому, – добавил Теодор.
Но делить постель с Теодором не означает самой получать удовольствие. Главным здесь для нее было, чтобы он получил удовольствие с ней, – продолжала размышлять Эмма. Теодор терпеливо ждал.
– Пусть будет так, как хочешь ты, – наконец сказала она.
Он неприятно ухмыльнулся. Определенно, он посмеялся над ее нерешительностью, но Эмма была полна решимости не обращать внимания на подобные вещи.
– А если у меня на уме настолько неприличные фантазии, что даже проститутки в борделе откажутся выполнять их?
Эмма с сомнением поглядела на него, но не могла определить, шутит он или нет.
– Все равно, – отбросила она свои колебания. – Ты получаешь удовольствие, я получаю ребенка.
«А также сознание, что смогла доставить тебе удовольствие,» – подумала она про себя.
Теодор тонко улыбнулся.
– А ты знаешь, что существуют ласки, от которых женщина не сможет забеременеть?
Эмма оцепенела. Когда-то об этом же самом ей говорил первый муж. Неужели Теодор о том же? Неужели он хочет, чтобы она… Она медленно покачала головой.
– Хорошо, считай, я этого не говорил. Тогда в постель, дорогая супруга.
Она легла под одеяло. В этот раз Теодор не стал тушить свечи. Он подошел к кровати, некоторое время смотрел на нее сверху вниз. Потом осторожно стянул одеяло с Эммы. Она только вздохнула: наверное, он хочет посмотреть на нее. Было бы на что смотреть. Может, не такая уж она и старая, но и красавицей с годами наверняка не стала. Когда-то мужчины говорили ей, что вид ее тела весьма возбуждает. Да и вообще вид обнаженного молодого женского тела.
Теодор рассматривал ее, словно не решаясь перейти к действиям. А может, не мог себя заставить. Эмма почувствовала отчаяние. Она хотела, чтобы он хотел ее, пусть и как просто обнаженное женское тело, все равно чье. Она приподнялась и решительно сдернула с себя сорочку. Потом легла обратно. Взгляд Теодора жадно блуждал по ее телу. Глаза его были расширены. Он сел рядом, протянул руку, погладил ее по животу. На лице мужчины отразилась горечь. Эмма закрыла глаза. Рука Теодора переместилась к груди жены. Эмма чувстовала, что ладонь его дрожит. Он гладил ее груди легкими движениями, которые были похожи на прикосновения воздуха, легонько зажимал ее соски между пальцами.
Эмма не знала, стоит ли ей пойти на поводу своего желания получить удовольствие от его прикосновений и просто следила отстраненно за всем, что он делал.
– Эмма, пожалуйста, постарайся получить удовольствие, если сможешь и если захочешь.
В голосе Теодора было столько тоски, что Эмма невольно открыла глаза. Чем вызвано это горькое чувство?
– И еще одно. Что бы ты ни испытывала, не притворяйся, прошу тебя.
– Хорошо, – ответила она, готовая сделать что угодно, лишь бы избавить его от боли. Она ощущала ее сейчас, как собственную. Надо же, а она-то считала его всем довольным, невозмутимым.
Он снова принялся ласкать ее груди – нежно гладил, мягко сжимал. Эмма в истоме закрыла глаза и протяжно вздохнула. Теодор неожиданно сжал ее сосок – и Эмма вскрикнула от острого наслаждения, пронзившего ее тело. Губы Теодора заняли место его руки – теплые, слегка влажные, мягкие. Эмма часто задышала, ощущая его поцелуи всем своим существом – не только тем местом, которого касались его губы. Она сразу вспомнила, куда его завели подобные ласки в тот давний прошлый раз и сколько наслаждения они доставили ей. Она не осознавала, что раздвинула ноги, и это стало приглашением для Теодора. Она знала только, что он снова собирается ласкать ее губами там – в самом интимном месте. Месте, которое она сама считала грязным, греховным, нечистым, – но он похоже, так не считал. Она вскрикнула, когда его горячие губы в первый раз коснулись мягких складок, а потом только стонала, не в силах вымолвить хотя бы слово. Напряжение все росло. Ей казалось, что дольше она не выдержит, ей хотелось плакать, ей хотелось все прекратить – и продолжать до бесконечности. Она умирала, она не могла, не хотела дышать… И умерла, разорвавшись на тысячу частей. Только почему-то кричала, и кричала, и никак не могла остановить дрожь, в десятый раз пробегающую по ее телу и заставлявшую снова кричать.
Теодор лег рядом с ней и крепко обнял. Он был обнажен. По ее телу снова прошла дрожь, и Эмма тихо застонала, потому что на большее сил не хватало. Она захныкала, потому что терпеть эту пытку больше не могла. Теодор мягко погладил ее по плечу, но от этого ее снова пробрала та же дрожь. Она снова прохныкала что-то нечленораздельное.
– О Боже, – пробормотал Теодор и попытался привлечь жену ближе к себе. Эмма снова почувствовала приближение незваных содроганий – отголосков страсти – и слабо уперлась ему в грудь.
– Нет…
Теодор послушался и совсем отпустил ее. Он никогда не слышал о такой реакции женского тела на ласки. Что это – наслаждение или отвращение?
Он чувстовал сильное желание и с трудом держал себя в руках. Что он должен сейчас сделать: уйти или все-таки выполнить свой долг до конца? Уходить ему совсем не хотелось.
Он оперся на локоть и стал наблюдать за Эммой. На ее лице было написано страдание. Из уголка глаза потекла слеза. Он поморщился. Вероятно, лучше все же уйти. Но едва он встал с кровати, как раздался голос Эммы:
– Куда ты?
– В свою спальню. Мне кажется, тебе и без меня сейчас достаточно плохо, – объяснил он.
– А как же?.. – она не договорила, снова почувстовав ту дрожь – она определенно становилась все слабее. Когда содрогания в очередной раз оставили ее, Эмма разлепила веки – это тоже потребовало немалого усилия с ее стороны.
– Как же ребенок? – договорила она. «А как же ты?» – на самом деле хотела спросить она.
На мгновение Теодор опустил глаза, не зная что сказать.
– Я готов… если это то, чего ты хочешь.
– Да, – выдохнула она, стиснув зубы, ибо по телу ее снова пробежала молния – слабая, но все еще ощутимая. Теодор с сомнением посмотрел на нее, но все же вернулся. Ей показалось, что на лице его промелькнуло отвращение, и она закрыла глаза, чтобы ничего не видеть.
Его руки раздвинули ее безвольные ноги, Теодор устроился поудобнее.
– Все будет быстро, – извиняющимся голосом сказал он. Эмма лишь вздохнула в ответ, но явно не возражала, поэтому Теодор сделал то, что хотел – резким толчком овладел ею. Эмма вскрикнула от боли. Этого он не ожидал, ведь она же была влажной…
– Извини, – пробормотал он и перестал сдерживать себя. На то, чтобы достичь вершины у него едва ли ушло двадцать секунд… Он был отвратителен сам себе: все-таки ему следовало уйти. Но он не смог: желание взяло верх над ним. А Эмма все так же безвольно лежала под ним, раскинув руки и ноги. Медленно он вышел из нее. Женщина поморщилась и издала недовольный стон.
– Извини, – повторил он, поднял свой халат и ушел к себе.
Как-то отстраненно Эмма поняла, что он не захотел остаться с ней, – вероятно она была ему отвратительна. С трудом она повернулась на бок. Вот вам и наслаждение… Когда она услышала, как щелкнул замок на двери между их спальнями, она заплакала.
Утром Эмма проснулась поздно и в подавленном настроении. Кажется, она обнаружила, что очередное утверждение – будто мужчина получает удовольствие с любой женщиной, стоит ему лишь излить в нее семя – оказалось неверным. Конечно, Теодор был возбужден, но вот испытал ли он удовольствие?.. Может быть, он всего лишь «унял желание…» Она снова беззвучно заплакала. Полный провал. Ведь он сам просил ее не скрывать своих реакций – а в результате она стала ему противна…
Может быть, ей хотя бы повезет во второй раз и она забеременеет. Она по-прежнему будет настаивать, чтобы он приходил к ней, только будет отказываться от удовольствия. Да и какое это удовольствие? Она бы не хотела испытать те муки, что испытала прошлой ночью, не хотела вновь почувствовать ту изматывающую дрожь.
Он даже не поцеловал ее в губы…
Весь день она не выходила из своей комнаты – ей не хотелось ни с кем встречаться. Кэтрин принесла ей еду и была тут же отослана. Эмма рассматривала луну и звезды и ненавидела их. Они были фальшивыми. Они были бриллиантами.
Вот наступила ночь, и снова пришел Теодор.
– Добрый вечер, – тихо поздоровался он.
– Добрый вечер, милорд, – тихо ответила она.
– Ваше желание… все еще в силе? Вы по-прежнему желаете ребенка?
– Да, – кивнула она, не глядя на него.
– …Как вы хотите сегодня?
– Быстро.
– Тогда… ложитесь.
Эмма прошагала к кровати и легла в рубашке поверх одеяла. Но видит Бог, он не мог просто взобраться на нее и «исполнить супружеский долг». Теодор сел рядом с ней на кровать.
– Эмма…
Она открыла глаза.
– Прости меня.
– За что?
– За то, что случилось вчера. Я весь день думал о прошлой ночи, но я не знаю, что я сделал не так, …что-то сделал. Тебе было плохо.
Она нахмурилась, закусила губу.
– Не то чтобы плохо… Просто… это было слишком хорошо и… слишком долго.
– Ты плакала.
– Я не могла больше выносить это… То, что было.
– Прости.
Эмма кивнула.
– Значит, ты были мрачным не потому, что я стала противна тебе?
– Я был противен сам себе.
Эмма, теперь полностью успокоенная, припомнила их вчерашний разговор.
– Ты не обещал мне удовольствия, Теодор. Вчера ты мне ничего не обещал.
Он задумался на мгновение.
– Да, пожалуй. И еще я прошу прощения, что остался потом.
– Но я сама позвала тебя.
– Это не оправдывает меня. Я причинил тебе боль.
– Просто неудобства, – возразила она.
Он пристально глядел ей в глаза, но она была честной, поэтому ей не составило труда выдержать его взгляд.
– Хорошо, – напряжение отпустило Теодора. – Значит, быстро?
– Как хочешь, – слегка улыбнулась Эмма. Если она не была ему противна, она готова снова помучиться.
Изгиб ее губ вдруг показался Теодору очень соблазнительным. Он нерешительно наклонился – а Эмма потянулась ему навстречу. Поцелуй. Он целовал ее. Он восхитительно пах. Он восхитительно целовался. Она любила его. Но не могла сказать об этом. Лишь простонала. Какое это наслаждение – целовать того, кого любишь! Какое счастье – ощущать его ласки всем телом. Какое удовольствие – знать, что твое наслаждение приносит радость ему.
И она извивалась в его объятиях, прижимала к себе все крепче, почти желая испытать те мучения, что настигли ее вчера… Но все получилось иначе. Она на мгновение взлетела в никуда и медленно вернулась в мягкую постель, в объятия мужа. Он поцеловал ее – она почувствовала свой запах на его губах и лениво улыбнулась. Тогда он наконец овладел ею.
В эту ночь он снова ушел к себе, когда все закончилось. Эмма напряженно ждала, но не услышала, чтобы он закрыл дверь на ключ. Спустя несколько минут она заснула.
Они встретились за завтраком.
– Доброе утро, – улыбнулась Эмма, с удовольствием вспоминая прошлый вечер.
– Доброе утро, Эмма, – сдержанно улыбнулся Теодор. Невозможно было понять, о чем он думает. Они завтракали в тишине, как это было всегда, но нынче утром тишина была другой, нежели обычно.
Взгляд Эммы остановился на губах Теодора, и она сразу вспомнила его ласки. Ей вдруг стало жарко, и она отвела взгляд.
Теодор отметил, что может быть доволен собой – женщина, с которой он провел ночь, глядя на него, вспоминает эту ночь с удовольствием и некоторым возбуждением. Губы ее приоткрылись, грудь тяжело вздымалась. Он закатил глаза на мгновение: прочь мужское самодовольство!
– Если у тебя не запланировано на сегодня никаких важных дел, приглашаю тебя на верховую прогулку, – сказал он. – Я собираюсь навестить некоторых своих арендаторов.
– О, с удовольствием.
Поездка продлилась около трех часов. Давно Эмма не испытывала такого удовольствия, такого ощущения полноты жизни. Арендаторы помнили ее и вели себя чрезвычайно осторожно – и Эмма вела себя так же, твердо решив изменить их – и Теодора – мнение о себе. Она слушала, как фермеры отчитывались барону, просили сделать что-нибудь срочное или задавали вопрос, и не без удивления воспринимала точные, короткие ответы мужа, полные интереса к насущным делам поместья, даже – на первый взгляд – не очень существенным. Эмма не вмешивалась, если только Теодор не просил ее совета.
Напоследок они остановились у реки. Теодор помог Эмме слезть с седла, и она оказалась напротив него – хороший момент для поцелуя. Но муж улыбнулся и отпустил ее. Эмма незаметно вздохнула: он не будет целовать ее во «внепостельное» время. А жаль…
Теодор подал ей руку, и они молча пошли вдоль берега. Эмма грустно размышляла, не поцеловать ли ей самой Теодора.
Теодор задавался вопросом, не совершает ли он ту же самую ошибку, что и в прошлый раз, взращивая в себе привязанность к жене. Но в силу своего характера он не мог долго таить на человека зло или питать неприязнь к нему. А уж к Эмме, которая столько перенесла за последний год, тем более ощущал нечто особенное. Она была его женой. Он спал с ней последние два дня. Она была беременна от него и – из-за него же – потеряла столь долгожданного ребенка. Если бы он выбрал другое время, чтобы учить ее уму-разуму, может быть, их ребенок остался бы жив. Похоже, что сама Эмма не винит его, но он не мог избавиться от чувства вины. Может быть, для этого он и привел ее сюда, – чтобы поговорить.
Он остановился, встретился с ней взглядом – и слова замерли на кончике языка. Взгляд Эммы был глубок, губы слегка приоткрыты и тянулись к нему. Он закрыл глаза и принял ее поцелуй с щемящей душу нежностью. Он чувствовал, что Эмма желала большего, но не мог пойти на это сейчас. Он прервал поцелуй, улыбнулся, предложил ей руку и они пошли дальше вдоль реки. Каждый думал о своем.
Этим вечером Эмма задумала устроить Теодору маленький сюрприз. Она собиралась встретить его, будучи полностью обнаженной. Она погасила все свечи и забралась под одеяло, безумно волнуясь и пытаясь угадать его реакцию на свой сюрприз.
Вошел Теодор.
– Эмма? – осторожно позвал он. – Ты уже спишь?
– Нет.
Он приблизился к кровати.
– Не передумала?
– Нет. Иди ко мне, – с трудом попросила она.
Без лишних слов он забрался к ней под одеяло. Он обнял ее – и не смог сдержать довольный вздох, когда его руки обнаружили голое женское тело, ждущее его.
– Такая теплая, – пробормотал он. Некоторое время он ласкал ее, прижимал к себе, часто дыша от чувственного удовольствия. Эмма с готовностью таяла в его объятиях. Как это, оказывается, приятно – бескорыстно дарить наслаждение мужу по собственному желанию. Она просто разделась для него, но этот акт вдруг приобрел для нее самой большее значение, чем подразумевалось вначале.
Для него.
– Означает ли это, что вы хотите удовольствия, миледи? Или, наоборот, быстрого акта? – неожиданно спросил он.
– Удовольствия, – отрывисто сказала она, очень недовольная тем, что он прекратил свои ласки на мгновение, которое требовалось, чтобы задать вопрос. Получилось очень капризно.
Он усмехнулся.
– Хорошо.
И его руки продолжили свое странствие по ее телу.
Каждая ночь начиналась с вопроса Теодора, как хочет Эмма – быстро и бездушно либо медленно и с удовольствием. Она неизменно отвечала, что желает получить наслаждение. Каждую ночь это было лишь один раз. Днем он не предлагал ей даже поцеловаться. Каждый раз, получив наслаждение, он уходил в свою комнату, а Эмма не могла найти в себе сил попросить его остаться.
Вроде бы все получалось хорошо, но не раз Эмма замечала на себе его ироничный взгляд, словно он ставил опыт и смотрел, как все складывается. Замечая этот взгляд, Эмма лишь улыбалась ему в ответ, стараясь вложить в эту улыбку всю любовь, которую испытывала к мужу. Она терялась в догадках, что он чувствует к ней, но спросить боялась. И еще она видела, что его что-то гнетет. Только, очевидно, она не тот человек, с которым Теодор мог бы поделиться своими тревогами.
Она тесно прижималась к нему. Он обнимал ее одной рукой, другой поглаживал все нежные, чувствительные местечки на теле жены, которые пропустил в процессе любовной игры ранее. Утомленная Эмма благодарно принимала его легкие ласки, зная, что скоро он уйдет к себе. Вот он вздохнул и осторожно убрал руку из-под ее головы.
– Я люблю тебя, – вдруг сказала она и сама испугалась того, что сказала. Теодор застыл на мгновение, потом все-таки встал. Он знал, что женщина наверняка ждет ответного признания. Он посмотрел на нее. Эмма прикусила губу, но смотрела прямо ему в глаза, не собираясь брать слова обратно.
– Я люблю тебя, – повторила она. Теодор отвел глаза, и Эмма поняла, что он не ответит на ее признание.
– Я знаю, что сейчас ты не любишь меня, – обратилась она к нему. Теодор кривой улыбкой признал ее правоту. – Но, может быть, когда-нибудь…
– Не знаю, Эмма, – сказал он.
– Ты… можешь остаться? – спросила она, прежде чем он успел отвернуться.
– Остаться?
– Спать со мной.
Теперь, когда она призналась в любви, попросить об этом стало гораздо легче. Вместо ответа Теодор потушил последнюю свечу и забрался под одеяло к Эмме.
– Спасибо, – сказала она, устраиваясь у него в объятиях. Он повернул голову и поцеловал ее в волосы. Эмме совсем не хотелось спать, она все вспоминала свое признание, оно беспрестанно звучало у нее в голове. Она перебирала в уме слова, которые хотела бы сказать Теодору, но мысли ее были беспорядочны, она не могла сосредоточиться на чем-то одном.
– Я должен сказать, – вдруг начал Теодор.
– Да?
– Я чувствую себя виноватым…
– За то, что не любишь меня? – грустно усмехнулась Эмма. – В этом я должна винить только себя.
– Нет. За то, что Джульетта… родилась раньше срока, за то, что она умерла.
– О, Теодор, – Эмма приподнялась на локте. – Ты не виноват. Такое случается.
Эмма вдруг поняла, что не верит собственным словам. Неужели все это время она винила мужа? Говорила себе, что виновата сама, и винила его? Себя, конечно, тоже, но про вину Теодора просто предпочитала не думать.
Теодор мрачно усмехнулся – он тоже не поверил ее словам.
– Прости меня, Эмма. Я должен был выбрать другое время для воспитания жены.
Эмма отодвинулась от него.
– Все это из-за меня, – глухо сказала она. – Если бы я на один твой вопрос ответила прямо, а не вспылила и не наговорила Бог знает что, у тебя не возникло бы необходимости воспитывать жену.
Она была отвратительна себе.
– Ты говоришь о том вечере, когда сообщила мне о беременности, а я спросил чей это ребенок?
– Да, – Эмма беззвучно заплакала от горя по покойной дочери. – Прости меня, Теодор. Я виновата гораздо больше тебя.
Он просто обнял ее, не пытаясь утешать.
– Значит, ты тоже винишь меня.
– Не больше чем себя, – честно ответила Эмма сквозь всхлипывания. – Я так глупо вела себя. Мне уже за тридцать, а я вела себя как…
– Тс-с, не надо. Все в прошлом.
«Я надеюсь, что в прошлом,» – добавил он про себя. Через несколько минут она успокоилась и затихла, крепко прижимаясь к нему.
– Может быть, у нас больше не получится… – сказала Эмма спустя вечность.
Теодор не ответил, только вздохнул.