Текст книги "Драконье право (СИ)"

Автор книги: Анна Орлова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)

Глава 6
Слепая любовь

Материнство – должность пожизненная.

Клэр Лейнер

Весна для нас – пора горячая. Такое впечатление, что граждане массово стремятся переделать все свои дела, прежде чем всецело отдаться дачно-морскому отдыху.

Так что я принимала череду жаждущих, а начальство в соседней комнате строчило ответы на жалобы. Однако это вовсе не означало, что адвокаты отлынивали от выполнения должностных обязанностей! Скорее весеннее обострение во всей красе. Альбина зачитывала отдельные перлы. К примеру, некий коллега бессовестно отказался писать иск о выселении из жилого помещения привидений, а другой, цитирую, «не удовлетворил» клиентку…

К тому же даже вполне вменяемые подсудимые от скуки пишут жалобы пачками: на следователя, судью, даже на защитника. Не знаю, всерьез ли они рассчитывают на удовлетворение всех своих требований, но в итоге дела распухают, как на дрожжах. К счастью, они редко додумываются отправлять письма заказным с уведомлением, так что иногда можно просто сделать вид, что эпистола затерялась.

В общем, Альбина сочиняла нейтральные ответы, а у меня уже заплетался язык, когда в кабинет танцующей походкой продефилировала бабка.

– Мне нужна апелляция! – Рявкнула она с порога.

– Конечно, присаживайтесь, расскажите суть проблемы. – Привычные слова лились медом в уши клиентки.

– У меня внука похитили! – Выпалила она, плюхаясь в кресло, и обожгла меня подозрительным взглядом.

– Родители? – уточнила я.

Похоже, сейчас начнутся жалобы на то, что бабушку отстранили от участия в воспитании кровиночки.

Но бабка меня удивила.

– Нет! У него, сиротиночки, кроме меня никого и нету!

– Тогда кто? – терпеливо уточнила я.

– Орган опеки! – И добавила несколько нецензурных слов.

В глазах бабки пылал фанатичный огонь.

– В каком смысле похитили? – Осторожно спросила я. – С какой целью?

– У них планы! Но я им не дам! – Она затрясла пальцем перед моим лицом. – Мой мальчик здоровенький, домашний! Наверняка им заказ поступил, на усыновление. Или на органы распилят…

Она неожиданно разрыдалась, видимо, искренне убежденная в незавидной доле, а то и скорой смерти внука.

– Успокойтесь, – попросила я, стараясь сделать сочувственный голос. Откровенно говоря, сумасшедшинка в глазах клиентки несколько нервировала. – Какой суд рассматривал дело?

– Сигурдский… – всхлипнула она. – Судья меня даже не слушала! Видно, в доле!

У меня было собственное мнение на этот счет. Если на заседании бабка несла такую же чушь, то совсем неудивительно, что ее «разоблачения» не произвели должного впечатления.

Разумеется, в решении суда ситуация выглядела совсем иначе. Клиентку действительно несколько лет назад назначили опекуном малолетнего внука. Но теперь орган опеки и попечительства отобрал ребенка и обратился в суд с просьбой лишить госпожу Татьяну Разумову опекунских прав, ссылаясь на то, что ребенок неоднократно оказывался на улице один в вечернее время, его доставляли в детскую комнату милицию в связи с обвинением в хищении и прочее.

Суд счел требования обоснованными.

Забавно, что несколько недель назад эту же историю весьма эмоционально мне рассказывала противоположная сторона – начальница органа опеки. Мы участвовали по другому делу, и коротали время за обсуждением забавных и нелепых случаев. По ее словам, это был первый случай на ее памяти, когда потребовалось отбирать ребенка у опекуна.

Но мое личное мнение по данному поводу не имеет никакого отношения к делу. Сочувствие или антипатия – понятия субъективные, а работа есть работа.

– Вы хотите писать апелляционную жалобу? – уточнила я.

– Я уже сама написала! – Призналась госпожа Разумова. – Мне нужен адвокат в суд!

Я тяжело вздохнула (представляю, что она там насочиняла!), но кротко поинтересовалась датой заседания.

– Так завтра! – Радостно сообщила она.

Разумеется, ей и в голову не пришло, что адвокату тоже нужно время на подготовку! Теперь даже ознакомиться с делом невозможно – оно уже на ознакомлении у судьи-докладчика. По закону подлости, на этот же день у меня уже было назначено заседание «по назначению». Хорошо, хоть на два часа раньше, но все равно придется потом сломя голову мчаться в областной суд.

Однако отказываться от заработка глупо, так что я согласилась…

Сигурдский районный суд, как всегда, жил собственной жизнью. День рождения председателя суда диктовал свои правила: нарядные секретари, шушуканье по углам, витающий вокруг аромат коньяка. И жмущиеся друг к другу посетители в коридоре, на которых никто не обращал внимания. Хорошо, что работникам суда платят не по фактической выработке, потому что работать в этот день, видимо, не хотел никто.

Я здоровалась со всеми встречными (разноцветные наряды в этих унылых стенах производили впечатление стайки бабочек, невесть каким ветром сюда занесенных), когда ко мне подошла пожилая женщина и робко тронула за рукав.

– Госпожа, а можно мне… сына покормить? – тихо и жалобно сказала она, теребя ручку хозяйственной сумки. – И вещи ему кое-какие передать…

Я невольно передернула плечами, чувствуя себя неловко под этим умоляющим взглядом. Официально все продукты и прочие нужные предметы подают через пункт приема при следственном изоляторе, вот только прием там отнюдь не каждый день, очередь еще с вечера, а потом из передачи половину еще «позаимствуют» по дороге. Немудрено, что многие родственники норовят сделать это втихомолку в суде.

– Боюсь, это вопрос не ко мне, – по возможности мягко объяснила я. – Подойдите к главному конвоя. Думаю, он разрешит.

Разумеется, при этом с нее возьмут небольшую мзду, но тут уж ничего не поделаешь.

– Спасибо, – прошептала она и пошаркала в зал.

Охранник некоторое время ей что-то втолковывал, наконец отступил в сторонку, и она прошмыгнула мимо – кормить кровиночку. Воистину, материнская любовь не знает границ и условий. Каким бы беспутным не было дитя, мать все равно простит все и будет тратить последние копейки пенсии на передачи…

А я направилась в кабинет судьи, где как раз разыгралась любопытная сцена.

– Юлия, прекратите чудить! Нужно взять заявления, что они согласны на рассмотрение дела судьей единолично и с участием назначенных защитников. – Сердился судья, нависая над столом секретаря. – Что, я в процессе должен на это время тратить?

– Я к нему не пойду! – тихо, но твердо возразила она. – Этот Ивашов ко мне пристает!

Судья смерил взглядом ее тоненькую фигурку и вздохнул. Ничего удивительного в том, что подсудимый, уже год просидевший под стражей, так сказать, воспылал страстью, но секретарь была настроена решительно.

Разумеется, ничего такого он не сделает – благо, сидит за решеткой в самом прямом смысле. Но малоприятно являться объектом столь… страстных чувств.

– Давайте я возьму у них заявления, – предложила я. – Мне все равно нужно с ним еще пообщаться.

– Ой, спасибо! – Обрадовалась секретарь. – Сейчас я вам бумагу дам…

В «клетке» томились два низкорослых мужичка довольно потрепанной наружности. Увидев меня вместо изящной Юлии, они не обрадовались, но возникать не стали.

Вскоре я вручила довольной Юлии нужные бумаги, и мы приступили к слушанию (судья явно старался отделаться от дела поскорее и наконец выпить с именинником).

Обвинение не отличалось оригинальностью.

Два товарища начали квасить еще с утра, да так увлеклись, что никак не могли остановиться. В конце концов деньги закончились, а жажда нет. Недолго думая, они вооружились пистолетами-зажигалками и отправились на заработки… Доблестная продавщица отвлекла их разговорами, а кассирша тем временем нажала заветную кнопку вызова охраны. Друзей повязали, от щедрот добавили им десятка три краж и передали дело в суд.

На предварительном следствии они валили все друг на друга, а теперь согласовали показания и доказывают, что кассир и продавец просто не поняли шутку.

Разумеется, к этому утверждению судья относится весьма скептически, а я чувствовала себя дурой, настаивая на этой версии. Но адвокат не вправе отрицать позицию подзащитного.

Как уже говорилось, заодно им вменялось несколько десятков краж, притом милиция определенно потеряла совесть, повесив на бедолаг всех собак (в смысле, нераскрытые дела). К примеру, подсудимые якобы совершили за один день десять краж в разных частях Альвхейма.

– Да что я, бешеная белка, что ли? – возмутился подсудимый, вцепившись в прутья. – Чтобы так скакать по всему городу!

Зал на мгновение замер, потом грянул хохотом.

Надо сказать, невысокий рыжик с выступающими вперед зубами действительно очень напоминал этого зверька.

Иногда остается только жалеть, что место адвоката – спиной к подзащитному, так что обзор оставляет желать лучшего. Это в фильмах все мило и культурно, а в действительности скамья подсудимых – это клетка, сваренная из толстенной арматуры. Очень напоминает кроличий садок, разве что без сена на полу. Своеобразное сладковато-гнилостное амбре от подсудимых усиливало сходство.

Прокурор давился смехом, судья кусал губы, а свидетели самозабвенно хохотали.

Остальных допрашивали с не меньшим весельем, нередко ставя свидетелей в тупик вопросами типа «а какого цвета трусы были на мне в тот день»?

А я тихонько забавлялась, лишь изредка вставляя реплики. Театр двух актеров, ничего не скажешь! С годами практики начинаешь видеть характерные роли: вот негодяй, вот жулик, вот жертва… Несколько сужает восприятие, но все же суд действительно нередко напоминает постановку, где участвуют как профессиональные актеры (судья, прокурор, секретарь, адвокат), так и любители. Впрочем, подсудимым тоже нередко не занимать опыта – чаще всего они попадают сюда не один раз. «Украл – выпил – в тюрьму» [29]29
  «Украл – выпил – в тюрьму. Романтика!» – в нашем мире это цитата из кинофильма «Джентльмены удачи»


[Закрыть], – вполне обычная практика, разве что «выпил» нередко заменяется на «укололся». Романтика!

Нередко свидетели всячески увиливают от явки, приходится доставлять их приводом, но на этот раз милиция расстаралась: пришли абсолютно все.

В прениях подсудимые толкнули гневные речи, а все остальные снова тихо хихикали. А я отделалась несколькими фразами в духе: «Поскольку мой подзащитный вину не признает, полагаю, что материалами дела его вина не доказана, и прошу вынести оправдательный приговор». В переводе на нормальный язык примерно: «Я не дура, просто не могу ему противоречить!», поскольку ровно никаких подтверждений версии подзащитных в деле не нашлось.

Судья покосился на меня с понимаем и отправился в совещательную комнату…

Сцена: все стоят, почтительно внимая судье, который скороговоркой читает с бумажки малопонятные для непосвященных фразы. Для большинства присутствующих нагромождение канцеляризмов было все равно, что иностранный язык.

Подсудимые припали к решетке, как к материнской груди.

«…путем поглощения менее строгого наказания более строгим назначить окончательное наказание в виде пяти лет лишения свободы», – монотонно зачитывал судья.

У нас не принято целиком суммировать сроки по разным статьям, плюсуется только частично. Так что нелепых приговоров вроде двухсот лет лишения свободы не будет в любом случае. Кстати, именно поэтому некоторые соглашаются взять на себя, к примеру, дополнительные кражи – ведь срок одинаков хоть за три кражи, хоть за тридцать три.

Ничего не скажешь, пятачок лет за пучок дел.

Судья дочитал приговор, окинул суровым взглядом притихших свидетелей и стремительно вышел.

Можно вздохнуть с облегчением и поставить галочку о выполнении очередного дела.

– Госпожа Анна! – окликнул подзащитный.

– Да? – спросила я, тщательно скрывая недовольство. Симпатии он не вызывал, а свои обязанности я уже выполнила сполна.

– Я хочу писать апелляцию! – выпалил он. – Это несправедливо! Я буду жаловаться!

– Пишите! – пожала плечами я. – Только, увольте, без меня.

И вышла, не обращая внимания на возмущение подзащитного. Надо думать, вскоре Альбина получит еще одну жалобу…

Санкция за разбой по предварительному сговору группой лиц – от семи лет, так что полученные Ивашовым пять лет можно считать очень мягким приговором. Даже «довесок» из трех десятков краж и судья не принял во внимание!

Вот будет хохма: прокуратура подаст апелляцию из-за мягкости приговора, а подсудимый – из-за суровости!

Впрочем, меня это уже не касалось никоим образом – в областной суд можно не являться…

На дело госпожи Разумовой я прибежала буквально в последний момент. Клиентка смерила меня недовольным взглядом, но промолчала.

Я поприветствовала начальницу органа опеки легкой улыбкой. Надеюсь, госпожа Разумова не сочтет, что я в сговоре с «преступными похитителями ребенка»!

Коллегия судей встретила нас весьма настороженно. Моя клиентка, невзирая на теплый день, закутанная в три шали, действительно выглядела своеобразно. Надеюсь, она хоть не начнет опять твердить о незаконных усыновлениях и подпольных лабораториях!

К счастью, судьи ничего не имели против того, чтобы практически все пояснения по делу дала я.

– Уважаемый суд, в данном случае речь идет о дальнейшей судьбе мальчика, – начала я проникновенно. – Кроме моей доверительницы, у него больше никого нет. Международный суд четко разъяснил, что каждый ребенок имеет право на воспитание в семье, и лишь в исключительных случаях он может быть помещен в детское учреждение…

Надо сказать, что ссылки на Международный суд в последнее время чрезвычайно популярны. Как будто Мидгард не может самостоятельно решать сугубо внутренние вопросы вроде опеки над ребенком! Но судьям нравится, так что приходится апеллировать к мнению международного сообщества.

Далее я перечислила по пунктам допущенные при рассмотрении дела ошибки (а их оказалось на удивление много), начиная от необоснованного отказа приобщить к делу характеристики бабушки и ребенка, и заканчивая тем, что судья умудрилась сослаться в решении совсем не на ту статью… Конечно, судьи тоже ошибаются, и в данном случае мне это было на руку.

– Моя доверительница – педагог со стажем, она до выхода на пенсию, то есть более двадцати лет, занималась трудными детьми в школе-интернате, – говорила я, предъявляя соответствующие справки. По-хорошему, это вовсе не означало, что госпожа Разумова сумеет должным образом воспитать собственного внука, ведь все мы необъективны в отношении близких, но звучало впечатляюще. – Имеется характеристика с места работы, подтверждающая ее высокую квалификацию, также данные из школы о том, что бабушка вполне справляется с воспитанием внука, имеет на него влияние. Возможно, она действительно иногда слишком потворствует капризам ребенка и позволяет ему гулять с друзьями в вечернее время. Но согласитесь, это недостаточные основания для лишения ее опекунских прав! К тому же мнением ребенка так же никто не поинтересовался…

Моя клиентка кивала в такт, восторженно внимая отрепетированной речи, и утирала краем шали слезы.

Судьи выслушали меня на удивление благосклонно, спросив лишь, я ли составляла апелляцию. Я охотно призналась, что не имела никакого отношения к этой жалобе (изобилующей обвинениями в адрес органа опеки).

– Апеллянт, встаньте! – Велела председательствующая судья – дама гренадерской наружности и такого же характера. – По вашему мнению, почему орган опеки отобрал у вас ребенка?

– Потому что они продались! – Ответила клиентка категорично.

– Кому продались? – заинтересовалась судья, а я сжала руки с такой силой, что ногти впились в ладони, и под столом пихнула клиентку ногой.

– Ой… – спохватилась та, видимо, наконец вспомнив мои наставления. – Ну, в смысле, это они по ошибке. Хотели как лучше, а получилось, как всегда!

Мне не удалось сдержать вздох облегчения. Председательствующая проницательно на меня посмотрела, потом чуть заметно улыбнулась. Надо думать, она раньше была адвокатом…

Разумеется, мы просили отменить решение суда первой инстанции и вернуть ребенка единственному близкому человеку, а орган опеки и попечительства настаивал, что мальчику будет лучше в детдоме, под строгим надзором. Любящая бабушка совала судьям фотографии своего сокровища и с заметным трудом сдерживалась от обличительной речи в адрес органа опеки…

Коллегия судей – три женщины – встали на нашу сторону, явно сочувствуя бедному ребенку. Не зря ведь говорят, что судья, у которого есть дочь, и судья, у которого сын, вынесут совершенно разные приговоры по делу об изнасиловании…

Мы вышли из апелляционного суда. Клиентка находилась на седьмом небе от счастья, подпрыгивала и выражала бурный восторг, а я потирала лоб, чувствуя только бесконечную усталость. Но в целом я осталась довольна исходом дела: в любом случае мальчику лучше расти с бабушкой, несмотря на все ее причуды, а не в детском доме. Но на душе все равно скребли кошки.

– Извините, я тороплюсь, – прервать изъявления восторга оказалось не так-то просто.

Впрочем, госпожа Разумова не стала спорить, бросилась домой, рассказывать знакомым о своем триумфе и строить планы мести. Видимо, следующим ходом станут письма в прокуратуру насчет нелегальных лабораторий по распиливанию на органы. Откровенно говоря, о таковых я разве что читала в газетах, но переубедить клиентку даже не пыталась. Идея фикс у нее давным-давно сформировалась, так что впереди наверняка священная война…

А я шла по улице, любуясь набухшими почками (в «деревянном кольце» Альвхейма растет множество деревьев), и думала, как слепа бывает любовь. Вряд ли внук госпожи Разумовой действительно такое невинное дитя, которое оболгали в милиции. А уж на моем сегодняшнем клиенте по уголовному делу и вовсе пробу ставить негде. Но их все равно любят, и прощают, и закрывают глаза на проступки…

Остановилась у перекрестка, полюбовалась на нововведение городских властей – руну альгиз на светофоре. Этот символ должен был защищать как пешеходов, так и водителей, хотя не знаю, насколько он эффективен. Полагаю, в данном случае стоит на руны надеяться, но и самому не плошать.

Вдруг остро захотелось увидеть родителей. Обнять маму, прижаться к груди.

– Мам, я сейчас приеду! – выпалила я, услышав родной голос.

– Скоро? – всполошилась она. – Я же ничего вкусного не готовила!

– Не волнуйся, я не голодна, – обреченно заверила я, прекрасно понимая, что отбрыкаться не удастся. – Где-то через час доберусь.

– Ждем! – отрезала мама и положила трубку.

Я тихо улыбалась, представляя, как папа и мама дружно бросились готовить что-нибудь вкусное. И ведь не откажешься, хотя меня и Нат неплохо кормит.

Нет ничего лучше и ничего страшнее родительской любви…

Глава 7
Мир тесен

Случай – псевдоним Бога, когда он не хочет подписаться своим собственным именем.

Анатоль Франс

Весной всегда кажется, что мир вокруг невозможно прекрасен, а в воздухе разлиты обещания: тепла, урожая, удачи. Все получается, на все хватает сил…

Но весна заканчивается, и радужные надежды лопаются, как мыльные пузыри. Вроде бы все нормально, но усталость берет свое. Нескончаемая череда мелких дел и забот заставляет мечтать об отпуске, словно о глотке воды в жару. Дежурить лень, а браться за новые дела не хочется вообще. Но деваться некуда – перед отпуском деньги особенно нужны.

Впрочем, клиенты также тоскуют по пляжам, так что не особенно стремятся к адвокату – за все утро ко мне не заглянула ни одна живая душа.

Оставалось только зевать над детективом, посмеиваясь над нелепыми приключениями очередного горе-сыщика. Как же долго и томительно тянутся часы, когда нечем себя занять!

К счастью, мое уединение нарушила Альбина, которая ворвалась в кабинет подобно прохладному вихрю. Сверкали платиновые волосы, стекла очков и бриллианты, искрился свежий аромат духов… А из уст разлюбезного начальства разве только пламя не извергалось.

– Ты представляешь… эта… меня как девочку отчитывала! При клиентах! – хлопнув дверью, выпалила Альбина и швырнула на стол сумку.

– Успокойся, – хладнокровно ответила я, вставая, – в первый раз, что ли? Пойдем на улицу, покуришь и расскажешь.

Дымить в офисе не только строжайше запрещено, но и чревато срабатыванием пожарной сигнализации, так что Альбине с сигаретой пришлось выйти на крыльцо.

Ее повествование отличалось эмоциональностью, но отнюдь не оригинальностью: судьи нередко имеют манеру срывать дурное настроение на адвокатах, и с этим ничего не поделаешь.

– Но обидно, йотун раздери! – она раздраженно отшвырнула сигарету, глубоко вздохнула и выдохнула сквозь сжатые зубы. – До слез обидно! Ни за что ведь.

Что тут можно сказать? Разве что какую-нибудь успокоительную чушь, после чего перевести разговор на что-нибудь приятное.

От болтовни о предстоящем отпуске она немного успокоилась и уже не напоминала огнедышащего дракона. Закономерно всплыли мысли о Шемитте, и теперь уже мне пришлось старательно переключаться на размышления о чем-нибудь приятном…

Мы с Альбиной спокойно попивали чай и обсуждали очередное каверзное дело, когда дверь наконец распахнулась. Консультация размещается в двух смежных комнатах «трамвайчиком», так что из второй комнаты вход просматривался прекрасно.

– Здравствуйте! – энергично произнесла пожилая гномка, потрясая кудряшками.

Мелкие, явно искусственные, завитки делали ее похожей на барашка.

– Здравствуйте! – отозвалась я, откладывая недоеденное печенье и стараясь незаметно проглотить откушенный кусок. – Что вы хотите?

– Мне нужен адвокат! – провозгласила она торжественно.

Пришлось вставать и перебираться в приемную.

Но я не успела опуститься в свое кресло.

– Нет-нет! – Запротестовала клиентка, подскакивая ко мне. – Не садитесь! Сначала влезьте на табуретку и расскажите любой детский стишок!

Каюсь, на некоторое время я онемела от изумления.

– Простите, что? – уточнила наконец, уже подозревая, что это очередная сумасшедшая. Видимо, общество врачей-психиатров прельщает не всех психов, поэтому они любят приходить к адвокатам – кто еще их выслушает?

– Влезьте на табуретку и расскажите стишок! – внятно повторила она, как будто объясняла что-то очевидное непонятливому ребенку.

– Зачем?

Впрочем, усаживаться не торопилась. Конструктивного диалога у нас явно не получится, так что нужно поскорее выставить странную гномку из кабинета и вернуться к Альбине.

– Вы что, не понимаете? – поразилась клиентка, всплескивая руками. – Мне нужно проверить, можете ли вы быть моим адвокатом!

– Какое отношение к этому имеют стихи? – не поняла я, пытаясь прикинуть, не пора ли звать на помощь Альбину. Воображение услужливо подсунуло картинку: зал заседаний, суровый судья в мантии, подсудимые, свидетели… А я залезаю на стол и декламирую какую-то рифмованную чушь о детишках и снежной царевне. Надо думать, санитары прибыли бы очень скоро.

– Ну вот, тут же написано! – гномка извлекла из сумочки какую-то подозрительную книжицу, открыла на заложенной странице и с выражением прочитала: – Пункт первый. Удостоверьтесь, что адвокат физически пригоден к работе и умеет внятно разговаривать. Для этого попросите его влезть на табуретку и рассказать любой детский стишок…

– Хм. И многих вы уже проверили на проф. пригодность? – поинтересовалась я, на всякий случай отступая на шаг. Мало ли какие еще испытания предусмотрены в этой книжке для бедных адвокатов!

Хотелось разыскать автора, написавшего эту чушь, и хорошенько стукнуть его по маковке (к примеру, комментированным Уголовным кодексом). Или это просто странный юмор, непонятный простым смертным?

– Вы первая, – бесхитростно объявила она. Гномы иногда ставят в тупик, серьезно относясь ко всякому бреду.

– Тогда считайте, что я ваш экзамен не прошла. Если вы желаете получить консультацию, то присаживайтесь. Услуги у нас платные. А бесплатно могу дать совет: не читайте глупых книг.

– Вот еще! – вздернула курносый нос она. – Пойду искать правильного юриста!

Видимо, я к последней категории не относилась. Соблазн позвать Альбину и предложить ей пройти требуемую проверку пришлось отогнать как недостойный.

Несостоявшаяся клиентка выскочила из кабинета, напоследок громко хлопнув дверью, а я отправилась лечить нервы сладостями…

Следующий клиент, высокий темноволосый мужчина лет двадцати пяти, нарисовался уже перед самым завершением рабочего дня.

– Мне нужен адвокат! – сообщил он с порога. – Только учтите, я заплачу только за выигранное дело! Вот так-то!

– Боюсь, это невозможно, – ответила я, подавляя зевок. – Гонорар вносится авансом, перед каждым судебным заседанием.

Невозможно ведь ручаться за выигрыш дела – не все зависит от меня, а работать придется в любом случае.

Клиент неохотно выслушал лекцию на этот счет.

– Ну ладно! – сдался он в конце концов с таким лицом, будто его подстерегли в темном переулке и нагло вымогают кровные денежки.

Во избежание дальнейших претензий, я еще раз оговорила все вопросы, касающиеся порядка оказания юридической помощи и ее оплаты, и лишь после этого приступила к выяснению обстоятельств дела.

Клиент, Василий Теренов, являлся ответчиком по делу о взыскании алиментов и разделе имущества супругов.

По его словам, официально он нигде не работал, находясь на иждивении матери-пенсионерки. В действительности у него имелся небольшой бизнес по ремонту автомобилей, который приносил неплохой доход.

– Понятно, – задумчиво проговорила я. – Но даже если приобретенное в браке имущество оформлено на вас, то все равно является общей совместной собственностью…

Он хитро прищурился.

– Не надо меня лечить, сам знаю! Все записано на мою мать, а жена даже не подозревает. Вот так-то!

Несомненно, он сделал это умышленно, чтобы сделать практически невозможным раздел имущества. Получается, в Государственной автоинспекции и Бюро технической инвентаризации не числится никакое общее имущество супругов Тереновых. Дом был оформлен на свекровь, а на машине он вообще ездил по доверенности, т. е. юридически она была собственностью прежнего владельца. Так делают довольно часто, чтобы не платить государственную пошлину. Такой вариант имеет свои подводные камни, но преимущества очевидны.

При данных обстоятельствах клиент имел все шансы на минимальный размер алиментов, а также на то, что все имущество останется у него.

Честно говоря, мои симпатии по этому делу были исключительно на стороне истицы.

К сожалению, чаще всего обязанность заработать на пропитание и обеспечить прочие нужды детей достается исключительно матери. В большинстве случаев, отцам после развода наплевать на «довесок» от прежнего брака. В лучшем случае худо-бедно поздравляют с праздниками и изредка с ними видятся.

При разводе частенько возникают споры о порядке общения с детьми. Вот только по сути это просто пререкания между бывшими супругами, которые таким образом выясняют отношения и действуют друг другу на нервы. В дальнейшем многие отцы не приходят на те самые воскресные встречи, которых ранее требовали с пеной у рта.

В общем, насмотришься на все перипетии отношений вроде бы близких людей, и поневоле будешь шарахаться от замужества…

Разумеется, эти соображения не помешали мне взяться дело. Только в книжках адвокат может позволить себе вести лишь те дела, где он уверен в невиновности и правоте клиента. В реальности рядовой юрист, который станет руководствоваться таким принципом, сильно рискует умереть от голода.

Защищать нужно всех, даже если понимаешь, что клиент нагло врет. По крайней мере, лучше об этом узнать заранее, а не постфактум, в судебном заседании. В вопиющих случаях можно отказаться, а так я всего лишь делаю свою работу. А кто прав, пусть решают боги. Или, по меньшей мере, судьи (впрочем, некоторые из них всерьез уверены в собственном божественном статусе)…

Обсудив все тонкости и получив аванс, я распрощалась с клиентом, пообещав подготовить возражение на иск и все необходимые ходатайства.

Обнадеженный господин Теренов ушел, а я принялась собираться.

Разговор оставил какой-то гадостный осадок, и хотелось хорошенько отмыться, а потом закрыть глаза и ни о чем не думать.

Парадоксально, но действительно почему-то летом сильнее чувствуется усталость…

Нат сразу же заметил мое унылое настроение, молча накрыл ужин и отправился наполнять ванну.

Аппетитный натюрморт из холодной окрошки, свежеиспеченного хлеба и спелой, почти черной, черешни одним видом улучшил мне настроение.

Пахнущая грейпфрутом и можжевельником вода довершила начатое.

Оставалось лишь накинуть халатик и устроиться на диване с книжкой.

Друзья часто называют меня домоседкой, и это чистая правда. На мой взгляд, не стоит смешивать отдых и развлечения. Отдых – это тишина и покой, время наедине с собой, когда никто не дергает и не беспокоит. А гулять и развлекаться следует в прекрасном расположении духа.

Зато на следующий день я была полна сил, что весьма кстати: не каждый день лучшая подруга выходит замуж!

Инна и Макс просто светились счастьем, а во мне смешались радость и светлая печаль. Быт, дети, новые заботы – и подруга постепенно от меня отдалится. Однако не стоило расстраиваться по столь счастливому поводу.

Впрочем, для тоски не хватало времени и сил: приличная часть свадебных хлопот легла на мои плечи.

Ворох цветов и белизна платья, поздравления и улыбки, слезы и нежность. Особая трепетная атмосфера надежды…

Дайте им счастья, благие богини, Фрейя и Фригг [30]30
  В германо-скандинавской мифологии Фрейя – богиня любви, Фригг – богиня брака, ведает судьбами.


[Закрыть]!

Букет невесты я не поймала, хотя Инна изо всех сил метила в меня.

Одиночество и свобода меня вполне устраивали. Конечно, я тоже влюблялась, но прожить с человеком остаток жизни не хотела никогда.

Наверное, я веду себя как старая бабка, у которой уже все позади… Впрочем, свадьба – это замечательно, и подруга у меня тоже замечательная. Надеюсь, у нее все сложится прекрасно.

А теперь можно и потанцевать. Хватит киснуть, в конце-то концов!

В понедельник пришлось готовиться к делу, несмотря на полнейшее нежелание работать. Я долго возилась с достаточно простыми бумагами, составляя возражения на исковое заявление. То и дело замирала с листом в руках, вспоминая сияющие глаза Инны… И в противовес – господин Теренов, который сделал все, чтобы бывшая жена осталась ни с чем. К сожалению, значительно чаще мне приходится видеть именно крушение семейной лодки, а примеры счастливого брака проходят мимо. Такова специфика работы. Вот только со временем поневоле начинаешь видеть лишь негатив и только ждать разлада…

Потом позвонила мама и окончательно испортила мне настроение, допытываясь, когда я собираюсь замуж и намекая на Артема. Я попыталась (впрочем, без особого успеха) втолковать ей, что наши отношения с Артемом навсегда перечеркнул тот разговор, и он сам не стремится к чему-то иному. Все эти разговоры на тему «а вдруг» вызывали только раздражение пополам с недоумением.

Во вторник с самого утра меня одолело унылое настроение. Снилась какая-то муть, побаливало горло, и идти на работу совсем не хотелось.

Во втором судебном заседании по делу господина Теренова (он явно экономил, не пригласив адвоката раньше) нас ждали пояснения сторон и допрос свидетелей. К сожалению, предварительное заседание, а значит, определение объема доказательств, прошло без меня.