Текст книги "Невинная вдова"
Автор книги: Анна О’Брайен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 28 страниц)
Анна О’Брайен
Невинная вдова
Предисловие
История Англии ХV века богата яркими и драматичными событиями. Война Алой и Белой Розы, политические интриги вокруг королевского престола, многочисленные казни и таинственные смерти наследников, неожиданные и неугодные браки, бегство особ королевской крови из страны… Поистине романтичная и одновременно жестокая эпоха, ее загадки до сих пор будоражат умы художников, музыкантов, писателей. Многие из них, вдохновленные легендами того времени, на протяжении веков создавали настоящие шедевры.
Книгу Анны О’Брайен «Невинная вдова» можно с уверенностью причислить к лучшим образцам современной исторической художественной литературы. Это восхитительный роман, где каждый герой – незаурядная личность, наделенная индивидуальными чертами, а сухие и скудные подлинные факты щедро пересыпаны самоцветами эмоций и чувств персонажей.
До того как осуществить свою мечту и посвятить себя литературному творчеству, Анна О’Брайен преподавала историю в одной из школ Восточного округа Йоркшира. По словам самой писательницы, на создание книг о средневековой Англии, о давних временах ее вдохновляют путешествия по живописным уголкам страны, где и происходили славные события, важные для британской истории. Сейчас она вместе с мужем живет в глуши Херефордшира, на границе Англии и Уэльса, в деревянном доме постройки XVIII века, здесь и рождаются на свет ее завораживающие романы.
«Невинная вдова» – это поиск ответа на вопрос: кем на самом деле была Анна Невилль? Несомненно то, что она была королевой Англии, женой одного из самых печально известных королей, Ричарда ІІІ, дочерью честолюбивого Ричарда Невилля, графа Уорика и Солсбери, «Делателя королей». Но сама Анна – «темная» фигура, ее биография не богата фактами: даты рождения и смерти, два замужества, смерть единственного сына… О ее жизни не повествует ни один исторический источник, не сохранилось ни ее писем, ни портретов, ни личных воспоминаний. Конечно же, столь таинственный образ не мог не воплотиться в главную героиню романа! Именно ее глазами нам, читателям, предстоит взглянуть на жизнь Англии ХV века. Мы ощутим себя причастными к великим событиям, представим, что переживала и как любила юная Анна…
Сюжет книги охватывает период с 1462 по 1472 год. Маленькая Анна на наших глазах из любопытного и неоперившегося птенца, взращенного в родовом гнезде в Миддлхэме в Северном Йоркшире, превращается в красивую, уверенную в себе молодую женщину. Она познает горечь утрат и предательства, столкнется лицом к лицу с разнообразными человеческими пороками, убеждаясь в том, что жизнь – сложный путь, на котором каждого ждет множество трудных подъемов и непредсказуемых поворотов. Но, несмотря на все невзгоды, девушке суждено встретить настоящую любовь, выдержавшую непростые испытания!
Об эпохе войны Алой и Белой Розы и восшествии на престол Ричарда ІІІ написано немало. Достаточно вспомнить трагедию Шекспира «Ричард ІІІ», роман Р. Л. Стивенсона «Черная стрела», повесть В. Скотта «Анна Гейерштейнская»… Однако до Анны О’Брайен никто не взял на себя смелость показать эти важные события глазами женщины! И пусть на самом деле Анна Невилль была лишь пешкой в большой политической игре, пусть судьба ее сложилась трагично, в романе мы видим молодую героиню, сильную духом, мужественную, откровенную, честолюбивую, достойную стать королевой.
Возможно, требовательный критик возразит, что достоверность некоторых фактов, изложенных писательницей, не доказана. Но важно помнить, что перед нами все-таки роман о любви! И пусть вам надолго запомнится мастерски созданный образ прекрасной Анны Невилль, королевы Англии.
Приятного чтения!
Благодарности
Выражаю искреннюю признательность моему агенту Джейн Джад, которая временами больше меня верила в «Невинную вдову». А также Мэдди Вест, чей энтузиазм был поистине бесценен.
Глава первая
Посвящается моему мужу Джорджу в благодарность за его терпение, неизменную поддержку и веру в меня и Анну Невилль
Кто обольщал когда-нибудь так женщин?
Уильям Шекспир. Ричард III
Апрель 1469 года
На борту корабля неподалеку от английского порта Кале
Изабелла стонала. Корабль тяжело вздыхал и трещал. Он кренился и содрогался всем корпусом, а мощные удары волн ежесекундно грозили разнести его на части, навеки повергнув в морские глубины. Прижав ладони ко рту, Изабелла не сводила глаз с окруживших нас подобно стенкам гроба колышущихся деревянных стен каюты.
– Что с тобой?
Я понимала, что застывшее выражение ее лица объясняется вовсе не страхом перед гибелью в пучине. Я знала, в чем дело, но не хотела с этим смириться. Корабль снова взлетел на гребень волны, закачался и ухнул вниз. Мой лоб покрылся испариной. Тошнота скрутила все мои внутренности в тугой узел, но от ужаса я тут же забыла о ней.
– Изабелла.
Я ткнула ее локтем, пытаясь привлечь ее внимание. Она сидела в кресле с высокой спинкой, единственном кресле в каюте, любезно предоставленном ей капитаном. Все ее тело напряглось и застыло. Она зажмурилась, пытаясь таким образом защититься от безумной качки и ее последствий. Пальцы, стиснувшие подлокотники, побелели и напоминали лапы хищной птицы. Я пододвинулась ближе вместе со своим табуретом.
– Изабелла, это ребенок?
– Да, – выдохнула она, а затем: – Нет, нет, просто закололо что-то. – Она сделала глубокий вдох и немного расслабилась, разжав пальцы. – Прошло. Наверное, я ошиблась.
А что, если не ошиблась? Я настороженно наблюдала за ее измученным мертвенно-бледным лицом и тем, как она пытается устроиться удобнее на узком и жестком сиденье. В этой тесной каюте с низким потолком было так жарко и душно, что по моей спине ползли ручейки пота, но Изабелла, как будто ей было холодно, куталась в накидку, с трудом сходящуюся на ее огромном животе. Подходил к концу девятый месяц беременности моей сестры Изабеллы, и даже я понимала, что ей не место на утлом суденышке посреди бушующего моря.
Я встала, чтобы налить в кружку эля. Пол ходил ходуном, и мне с трудом удалось удержаться на ногах.
– Выпей.
Изабелла понюхала напиток с таким видом, как будто знакомый запах солода и хмеля вызывал у нее отвращение. Впрочем, так и было с тех пор, как она забеременела.
– Я не хочу эля. Я хочу вина.
Но я сунула кружку ей в руки.
– Ничего больше нет. Пей, не спорь.
«Нашла время капризничать!» – хотелось воскликнуть мне. Я с трудом сдерживалась, чтобы не выпить залпом содержимое кружки, предоставив сестре мучиться от жажды.
– Эль поможет твоим мышцам расслабиться, – вместо этого произнесла я.
– Да, и мочевому пузырю. Ребенок так сильно на него давит. – Еще одна гримаса, еще один стон, и она осторожно надпила из кружки. – О Господи! Поскорее бы уже он родился.
Терпение никогда не входило в перечень достоинств Изабеллы.
– Только не здесь! – От ужаса у меня внутри все перевернулось. – Скоро мы сойдем на берег. Мы уже целую вечность на море. Вот когда будем в Кале, тогда и попросим Господа о помощи.
– Вряд ли я дотерплю до берега… – произнесла Изабелла капризно и застонала.
Выпавшая из ее пальцев кружка покатилась по полу. Сквозь стиснутые зубы Изабелла с шумом втянула в себя воздух, обхватив руками похожий на гору живот.
– Когда мы сойдем на берег в Кале…
Я снова пододвинула к ней табурет и пыталась сообразить, что мне ей сказать… Все, что угодно, лишь бы отвлечь ее от боли.
– Когда мы сойдем на берег в Кале, ноги моей больше не будет на корабле! – крикнула Изабелла. – И как бы… – Фраза оборвалась, перейдя в стон, а затем в нечто похожее на вой. – Ребенок… Это, наверное, ребенок… Где мама? Она должна быть здесь, рядом со мной… Пусть Марджери ее позовет…
– Нет. Я скажу Марджери, чтобы она посидела с тобой. А я разыщу графиню.
О, какое счастье вырваться из этой убогой каюты! Какое счастье передать заботу о рвущемся в мир ребенке в другие, более умелые руки, несравненно более опытные, чем мои. В четырнадцать лет я была достаточно взрослой, чтобы понимать, что должно произойти, но слишком юной, чтобы взять на себя ответственность за это событие. Наверное, я всегда была эгоисткой. Я позвала Марджери, служанку графини, и велела ей присмотреть за Изабеллой. А сама сбежала.
Я обнаружила маму на палубе, именно там, где и ожидала ее увидеть – рядом с отцом. Несмотря на холод и шквалистый ветер, графиня Уорик, с головы до ног укутанная в плотную накидку с капюшоном, скрывающим даже ее лицо, стояла на корме. На лице графа читалась тревога. Все его планы рухнули, а впереди ожидала неизвестность. Его лежащая на планшире рука была стиснута в кулак, который он время от времени разжимал лишь для того, чтобы вновь сжать. Мои родители склонились друг к другу и что-то сосредоточенно обсуждали, глядя вдаль, туда, где мы должны были вскоре увидеть землю. Но пока что горизонт, как и все вокруг, скрывали тяжелые облака, зеленовато-серым покрывалом опустившиеся на море и на наш корабль. Граф и графиня с головой ушли в свои заботы и не услышали моих шагов. Они не обернулись при моем приближении, что дало мне возможность подслушать их разговор. А подслушивать я умела. Домашние, включая слуг, часто не принимали в расчет присутствие младшей дочери, считая меня то ли младенцем, то ли дурой. Они ошибались. Стараясь ступать неслышно, я подошла еще ближе.
– Что, если он не позволит нам войти в гавань? – услышала я вопрос графини.
– Нам он не откажет. Лорд Уэнлок – преданный друг. Мы можем рассчитывать на его помощь.
– Мне бы твою уверенность.
– А мне больше ничего не остается. Я должен в него верить.
В голосе графа прозвучала ничем не оправданная, с моей точки зрения, убежденность. Я заметила, что за последние дни у его рта и носа залегли глубокие морщины, свидетельствующие о сильном внутреннем напряжении. Но чтобы успокоить графиню и передать ей часть своей веры в лучшее, он ласково обнял ее за плечи.
– В Кале мы будем в безопасности. Там мы сможем организовать свое возвращение во главе армии, достаточно сильной, чтобы свергнуть короля…
Больше я ничего не услышала, потому что палуба резко накренилась, а я зашаталась и чуть не упала, пытаясь удержаться на ногах. Родители обернулись. Мама быстро подошла ко мне и схватила за руку, как будто предчувствуя очередную плохую новость.
– Анна, что ты делаешь наверху? Здесь небезопасно… Что-то с Изабеллой?
В последние дни все наши мысли и тревоги были о моей сестре.
– Да. Она говорит, что у нее начинаются роды.
Что толку приукрашивать скверные вести?
Мама прикусила нижнюю губу, а ее пальцы еще сильнее впились в мою руку. Она обернулась к отцу.
– Мы не должны были выходить в море. Я тебя предупреждала. Мы знали, что Изабелла вот-вот родит.
И она ринулась в сторону каюты, увлекая меня за собой, спеша поскорее оказаться рядом с дочерью. Отец остановил ее, быстро подняв руку:
– Чтобы успокоить Изабеллу, передай ей, что через час мы увидим Кале. А если облака рассеются, то еще раньше. И тогда мы сможем переправить ее на берег. Природу этим не остановишь, но, быть может, ей станет легче. – Он попытался улыбнуться, но в его глазах застыл страх. – И вообще, по-моему, обычно первенцы не спешат наружу.
– А вот тут ты ошибаешься. – На этот раз мама отвергла его поддержку. – Мы не имели права подвергать нашу дочь таким испытаниям.
Возле нас выросла высокая фигура в такой же, как и у моих родителей, накидке.
– Что стряслось? Скоро берег?
Фигура откинула капюшон, открывая лицо с точеными чертами, обрамленное золотистыми локонами. Джордж, герцог Кларенс, брат короля Эдуарда, один из претендентов на английский трон. Меньше года назад моя сестра вышла за него замуж. В окружающем нас тумане его синие глаза и светлые волосы сияли особенно ярко. «Какой красавец! – любила повторять моя сестра, радуясь своему везению. – Мечта любой девушки».
Я его ненавидела!
– Нет. Изабелла в опасности, – ответила я, едва удостоив его взглядом.
Графиня отчитает меня за грубость, но что бы она ни сказала, это не заставит меня примириться с зятем. Хотя ему до моего презрения не было никакого дела. Он крайне редко удостаивал меня своим вниманием.
– Она больна?
Графиня опередила меня, предвидя очередной резкий ответ.
– Она испугана. Начинаются роды…
Кларенс нахмурил брови.
– Жаль, что нам не удалось сойти на берег раньше. Надеюсь, ребенку ничто не угрожает.
Я почувствовала, что мои губы исказила злобная гримаса, но не предприняла даже попытки скрыть это от окружающих, несмотря на то, что мама заметила это и недовольно на меня покосилась. Она считала, что моя враждебность объясняется ревностью младшей сестры, завидующей удаче старшей. Он не спросил: «Угрожает ли что-нибудь моей жене?» или «Чем мы можем ей помочь?» Подумать только! «Надеюсь, ребенку ничто не угрожает!» Я ненавидела его всей душой. Просто непостижимо, что Ричард, мой милый и такой далекий Ричард, может приходиться братом этому самонадеянному принцу.
Графиня отмахнулась от неуместного заявления Кларенса, но для меня у нее нашлась ободряющая и ласковая улыбка.
– Не переживай, Анна. Изабелла молодая и крепкая. Как только ребенок увидит свет, она тут же забудет о своих страданиях.
– Ребенка надо спасти! Любой ценой.
Лицо Кларенса утратило всю свою привлекательность.
– Я учту ваши пожелания, ваша светлость. Но прежде всего я должна позаботиться о дочери, – спеша прочь, отрезала графиня.
Наслаждаясь этой отповедью, я тоже отвернулась от герцога Кларенса и устремилась за мамой.
Когда я вбежала в каюту, графиня уже взяла ситуацию под контроль. Сбросив накидку на табурет, она отстранила Марджери от Изабеллы и не допускающим возражений тоном засыпала последнюю советами вперемежку со словами утешения. В нашем северном родовом гнезде Миддлхэм, где я провела детство, за мамой, несмотря на ее высокое происхождение, закрепилась репутация человека, весьма сведущего в вопросах деторождения. Меня терзали опасения, что сегодня вечером ей может понадобиться весь ее опыт и умения.
В одном мама была права. Учитывая положение Изабеллы и близость родов, мы не должны были пускаться в плавание. Хотя выбора у нас, собственно, не было. Нам в затылок дышали король и вся его армия. Они жаждали крови. Катастрофическое невезение, скверная погода и прославленная хитрость венценосного Йорка обрекли нас на скитания по непредсказуемому апрельскому морю на этом хлипком суденышке. Вот так мы и оказались в этой темной душной каюте корабля, который несло по угрюмым волнам. Вопли Изабеллы отражались от грубых деревянных стен, и я с трудом удерживалась от того, чтобы не закрыть уши руками. Но даже строгий мамин взгляд не помешал мне проникнуться глубоким отвращением к самой идее материнства.
От двери донесся стук. Кто-то колотил в нее кулаком.
– Кто там? – крикнула графиня, не сводя глаз с раскрасневшегося лица Изабеллы.
– Господин велел передать, миледи, что тучи рассеялись и мы уже видим Кале. Через час мы будем в гавани, – раздался чей-то голос.
– Ты слышала это, Изабелла? – Графиня крепко сжала руку моей сестры, а Марджери вытерла пот с ее лба. – Скоро ты будешь в своей комнате, в своей уютной постели, – приговаривала графиня, помогая дочери прилечь на узкую койку.
Эти ободряющие слова плохо вязались с напряженным выражением ее лица.
Изабелла капризно отдернула руку.
– Как будто тогда прекратится эта ужасная боль! – воскликнула она.
В этот самый момент до нас откуда-то издалека донесся легко узнаваемый треск пушечного выстрела, и в каюте воцарилась мертвая тишина. Один! Два! И вот еще один. Палуба взорвалась криками и топотом бегущих ног. Корабль кренился и стонал, борясь с ветром, а матросы спешно убирали паруса и с головокружительной скоростью разворачивали суденышко. Затем раздался грохот цепи и скрежет металла по дереву. Это за борт уронили якорь.
Мы все застыли. Даже Изабелла на мгновение забыла о своих горестях.
– Спаси нас, Боже!
Марджери упала на колени, сцепив руки на пышной груди.
– Пушки! – прошептала я.
– Они стреляют по нам? – прохрипела Изабелла.
– Нет. – Графиня выпрямилась во весь рост, и в ее голосе прозвучала глубокая убежденность. – Встань, Марджери. Разумеется, они не станут по нам стрелять. Лорд Уэнлок ни за что не откажет нам в убежище.
Но тут раздался очередной выстрел. Мы напряглись, ожидая попадания ядра в борт. Затем Изабелла застонала, комкая простыню похожими на когти пальцами. Ее совсем недавно красное лицо посерело, а губы посинели. Стон перешел в вопль.
Мама тут же очутилась возле нее, даже не глядя в мою сторону, но швыряя в меня жесткие и отрывистые, как пушечный огонь, распоряжения.
– Анна, немедленно узнай, что там происходит. И скажи отцу, что мы должны срочно сойти на берег.
Пробравшись сквозь мечущуюся по палубе толпу, я нашла отца. Впереди из-за гряды облаков показалась знакомая гавань Кале. Она была соблазнительно близко. Но близость берега также позволяла рассмотреть пушечную батарею, черные жерла орудий и повисшую над ними пелену дыма, отчетливо различимую даже на фоне серых туч. Стреляли по нам, если и не для того, чтобы потопить, то для того, чтобы не позволить нам войти в бухту. От берега уже отделилась лодка. Четыре гребца с излишним усердием налегали на весла, а на носу стоял какой-то человек. Расстояние не позволяло разглядеть его лицо, но оно было обращено к нам.
– Кто это? – спросил Кларенс, обращаясь к графу.
– Я его не узна ю.
Зато я узнала гневные нотки в голосе отца.
– Кто-то из людей Уэнлока. Что это он затеял?
Лодка подошла к кораблю, и парламентер взобрался на борт. Отряхнув одежду и поправив болтающуюся на боку шпагу, он зашагал к нам и изящно поклонился графу.
– Послание от лорда Уэнлока, милорд. Велено передать на словах. Он не пожелал ничего писать.
– Кто вы?
– Капитан Джессоп, милорд. Доверенное лицо милорда Уэнлока.
Парламентер бесстрастно смотрел на графа.
– Доверенное лицо, говорите? – в голосе отца прозвучала едва сдерживаемая ярость. – В таком случае сообщите мне, какого черта вы по нам стреляете? Я капитан Кале, дружище. Вы собираетесь помешать мне войти в порт?
– Вы опоздали, милорд. – В голосе Джессопа мне почудилось сочувствие, но он оставался неумолим. – Двенадцать часов назад мы получили распоряжение короля. Совершенно недвусмысленное. Под страхом смерти мы вынуждены повиноваться. При всем нашем уважении, мы не имеем права позволить бунтовщику (то есть вам, милорд) высадиться на английской земле в Кале.
– И лорд Уэнлок намерен в точности исполнить это распоряжение?! – не веря ушам, воскликнул отец.
– Он вынужден это сделать, милорд. Он вам очень сочувствует, но верность и долг перед королем превыше всего. – Джессоп многозначительно помолчал, а затем добавил: – Вы не сможете сойти здесь на берег, милорд.
Хриплый смех отца заставил меня вздрогнуть от неожиданности.
– А я-то считал его верным другом и преданным союзником.
Я видела, что граф борется со своими эмоциями перед лицом очередного удара по его планам. Речь шла о лорде Уэнлоке, неизменном участнике всех начинаний Невиллей. Сколько я себя помнила, он всегда был желанным гостем в нашем доме и ни разу не дал повода усомниться в своей преданности.
– Лорд Уэнлок по-прежнему ваш друг и союзник, милорд, – заверил Джессоп. – Но таково его распоряжение. Тут, в крепости, очень много людей, которым нельзя доверять ввиду вашего… э-э… отчуждения от лагеря Йорков.
– Послушайте, дружище. – Граф с такой силой схватил капитана за локоть, что тот невольно поморщился. – Я должен доставить на берег дочь. Она рожает.
– Сожалею, милорд. Лорд Уэнлок велел передать вам, что Кале превратился для вас в своего рода мышеловку. И вам следует позаботиться о том, чтобы вы не стали мышью, которой здесь сломают шею. Он советует вам проплыть дальше и высадиться в Нормандии. Если вам удастся там обосноваться и найти соответствующую поддержку, тогда он и бóльшая часть гарнизона Кале перейдут на вашу сторону и вторгнутся в Англию. Но высадиться в Кале вам не удастся.
– В таком случае я должен поблагодарить вас за совет, верно? – Выпустив локоть капитана Джессопа, граф схватил его за руку и крепко пожал ее. Впрочем, в этом рукопожатии было мало теплоты и много горечи. – Передайте Уэнлоку, что я ему премного благодарен. Я вижу, что мне не остается ничего иного, кроме как последовать его совету.
Капитан раскланялся, а я поспешила вернуться в каюту. Так, значит, в Кале нас не ждут. Я почувствовала, что меня охватывает паника, и попыталась успокоиться, твердо сказав себе, что беспокоиться не о чем: отец наверняка знает, как нам быть дальше. Он обо всем позаботится. Вдруг над палубой пронесся страдальческий и тоскливый вопль. Я замерла, готовая броситься наутек. Затем чувство долга, воспитанное во мне матерью-графиней, возобладало над испугом и заставило спуститься в каюту. Меня ожидало печальное известие.
В тесной и темной каморке кипела такая деятельность, что я замерла от удивления у самого входа. Моя элегантная мама, знатная и богатая наследница, с рождения привыкшая к роскоши и комфорту, закатала широкие манжеты и с помощью Марджери стаскивала Изабеллу с койки. Не обращая внимания на жалобы и капризы дочери, она сдернула с той же койки тюфяк и заставила Изабеллу лечь на пол, где было несколько просторнее. Марджери с гордым видом помогала хозяйке. Ее широкое лицо то и дело омрачала тревога. Она могла похвастать своими навыками и опытом. Поступив в услужение к графине задолго до ее замужества, она ухаживала за ней в течение обеих нелегких беременностей и любила рассказывать о том, как сначала Изабелла, а затем и я, выскользнув в этот свет, угодили прямехонько к ней в руки. Марджери неизменно завершала свой рассказ уверениями, что если она и не знает чего-то о рождении детей, то, значит, этого и знать не стоит. Впрочем, сама она так и осталась бездетной.
– Ну-ну, детка, Марджери с тобой. А ну-ка, приподнимись чуть-чуть и не плачь…
Она говорила так, как будто Изабелла все еще была маленькой девочкой, которая упала и ушибла колено.
Графиня была слеплена из более крутого теста. Заметив, что я в нерешительности переминаюсь с ноги на ногу в дверях, она вскочила и молниеносно втащила меня внутрь.
– Даже не думай. Ты мне понадобишься.
– Здесь нет места…
– Анна! Замолчи. Ты нужна сестре.
Мне казалось, что я последний в мире человек, который в эту минуту мог понадобиться моей корчащейся от боли сестре. Изабелла с трудом меня выносила. Сколько я себя помнила, мы только и делали, что ссорились и дрались. Я подозревала, что так будет всегда. Но глядя на ее искаженное страданием лицо, я почувствовала, как во мне шевельнулось сочувствие.
– Мы не сможем сойти на берег.
Напустив на себя мученический вид, я передала графине содержание разговора с капитаном Джессопом и шагнула к сестре.
– Ха! Так я и думала. Как бы то ни было, все равно уже поздно.
Очередная коварная волна подбросила корабль, резко подняв его нос, и мы заскользили по наклонному полу, отчаянно хватаясь за окружающие предметы и пытаясь удержаться на ногах. Прислонившись к переборке, я поспешно прижала руки ко рту, борясь с приступом тошноты и чувствуя капли липкого пота на лице. Несмотря на духоту, меня бил озноб.
– Дыши глубже, дочка. Я не могу одновременно возиться с вами обеими. Посиди рядом с Изабеллой, подержи ее за руку, поговори с ней.
– О чем?
Я вопросительно посмотрела на графиню и вдруг почувствовала витающий в воздухе страх. Этот страх был таким сильным, что я ощутила его почти физически и чуть не задохнулась под его грузом.
– О чем хочешь. Подбадривай ее, постарайся ее отвлечь. А ну-ка, Марджери, давай поможем этому ребеночку появиться на свет.
Три часа мучений не принесли ни малейшего результата.
– Нам нужна помощь пояса Пресвятой Девы Марии, миледи, – прошептала Марджери.
– У нас его нет, а значит, придется обходиться своими силами!
Шмыгнув носом, Марджери утешилась проверенным старинным методом, сунув под тюфяк нож, который по поверью должен был облегчить схватки. Для верности она добавила к ножу небольшой камешек мутно-зеленого цвета.
– Это яшма, – произнесла Марджери шепотом. – Она придает сил и терпения хворым женщинам.
– А вот это нам точно сегодня понадобится. Всем без исключения.
Графиня не стала возражать против манипуляций Марджери, хотя сама заняла более активную позицию.
– Анна, найди кухню или то, что здесь ее заменяет, – скомандовала она. – Скажи коку, что мне нужен жир. Животный жир. Все, что угодно… Мне необходимо смазать руки. – Графиня обращалась со мной как с равной по возрасту и опыту женщиной. В ее голосе звучала тревога, которую она уже даже не пыталась скрыть. – Роды затянулись. Изабелла слабеет с каждой минутой, а ребенок не показывается.
Я умчалась и вскоре вернулась с горшком прогорклого, отвратительного на вид жира неизвестного происхождения.
– Не стой разинув рот, Анна. Если тебе больше нечего делать, молись.
Мамин вид меня и в самом деле ошеломил. С подоткнутыми юбками и выбившимися из прически засаленными прядями она походила на самую обычную повитуху, умудряясь при этом оставаться благородной, внушающей благоговейный ужас дамой.
– Кому молиться? – уточнила я.
Я не понимала, как можно молиться, когда вокруг царит хаос, а душа охвачена смятением и ужасом.
– Молись Пресвятой Деве. И святой Маргарите. Что с того, что она осталась целомудренной и бездетной, предпочтя смерть как меньшее из зол? Кстати, тут я с ней не согласна. Тем не менее она подверглась ужасным пыткам. Ты только представь себе – ее проглотил, а потом изрыгнул дракон. Немногим пришлось подвергнуться такому испытанию. Молись Маргарите. – Она немного поколебалась, а затем вперила в меня горящий взгляд. – Но сначала приведи сюда священника.
Я не стала спрашивать зачем.
Последующие несколько часов стали самыми страшными в моей юной жизни. Мы не выходили из каюты и не знали, день сейчас или ночь и когда они сменяют друг друга. Мы зажигали новые свечи взамен огарков и продолжали бдение. Нам присылали еду, но есть было некогда. И вот наконец этот ужас закончился, оставив после себя запах горячей крови и пота. Изабелла лежала белая как мел. Графиня в изнеможении стояла возле нее на коленях. Марджери суетилась, собирая окровавленное тряпье. Суставы моих пальцев, казалось, побывали в тисках. Их, корчась в муках, сжимала Изабелла. Сама я до хрипоты твердила все известные мне молитвы и псалмы, присовокупляя к ним множество собственных воззваний, и теперь едва держалась на ногах от усталости. Но результатом всех наших усилий был лишь крошечный мертвый младенец. Жир, которым графиня смазала руки, чтобы помочь ребенку выскользнуть в мир, и ужасающие испытания, выпавшие на долю святой Маргариты, спасли мою сестру, но не ее дитя. Прежде чем расстаться с едва обретенной жизнью, несчастное слабенькое, покрытое кровью и слизью создание успело лишь издать еле слышный писк.
Девочка. Отец Джилберт, личный священник Невиллей, один из обитателей нашего замка, все это время ожидал развязки драматических событий. Он поспешил окрестить малышку, чтобы спасти ее бессмертную душу из когтей дьявола. Мы все сделали вид, что верим в то, что она еще жива, когда вода коснулась ее лба. Достаточно было и того, что ее жизнь закончилась, не успев начаться. С тем, что ее душа утрачена для Господа, мы смириться не могли. Ее назвали Анной. Когда я уже пятилась к выходу, надеясь ускользнуть и, найдя укромный уголок, выплакать слабость и отчаяние, мама взглянула на меня, как будто пригвоздив к месту. Я замерла, а священник коснулся святой водой крошечного неподвижного личика. Остекленевшие глаза Изабеллы наблюдали за тем, как ее дочь обмыли, запеленали и вручили мне.
– Отнеси младенца графу, – распорядилась графиня, дрожащими пальцами трогая восковые щечки ребенка. – Он знает, что делать.
Малышка лежала в моих объятиях и как будто спала, изнуренная усилиями, которые ей пришлось приложить, чтобы явиться в мир. Кожа ее век казалась прозрачной, а идеальной формы ноготки были слишком слабы и не смогли уцепиться за жизнь. Поднимаясь со своей невесомой ношей на палубу, я не могла удержаться от слез. Мама велела отнести малышку отцу. Не герцогу Кларенсу.
Они глядели на меня, как будто я принесла им бесценный дар.
– Мальчик? – спросил Кларенс.
– Нет. Девочка. Она умерла. Мы назвали ее Анной. Ее окрестили.
Я знала, что мой голос звучит грубо и равнодушно, но иначе было невозможно. Я стояла, опустив глаза и не глядя герцогу в лицо. Слишком противоречивые чувства боролись в моей душе. Но самой сильной эмоцией была ненависть к этому человеку, которому не было никакого дела до моей сестры. Единственным, что его интересовало, было причитающееся ей наследство и связи могущественного рода Невиллей, в поддержке которого он нуждался, чтобы осуществить свою мечту – взобраться на английский трон. Если бы я могла дать волю чувствам, я рухнула бы на эту грубую палубу и взвыла от боли и разочарования, подобно одной из гончих отца.
– Ничего, в следующий раз будет мальчик.
Кларенс разочарованно отвернулся. Мертвая девочка его не интересовала. Не спросил он и о состоянии Изабеллы.
Отец заметил, что я на грани истерики. Взяв себя в руки, он порывистым движением привлек меня вместе с моим печальным свертком к себе.
– Как Изабелла?
– Выбилась из сил. Она очень слаба. Мне кажется, она не понимает, что произошло.
– Слава Богу, что у тебя такая искусная матушка. Если бы не она, мы бы и Изабеллу потеряли. – Он очень осторожно забрал у меня ребенка. – Иди к маме. Передай ей, что я попрошу капитана Джессопа отвезти малютку на берег, в Кале.
Я заметила, что капитан Джессоп снова на корабле. Он молча стоял в стороне, ожидая распоряжений.
– Я выскажу пожелание, чтобы ее похоронили в нашем замке со всеми почестями. Эта девочка очень маленькая и не успела пожить, но она член нашей семьи. Уэнлок обо всем позаботится.
У меня хватило сил только на то, чтобы кивнуть в ответ.
– Передай ей… Скажи маме, что я был не прав. Нам ни в коем случае нельзя было отправляться в плавание.
Я вытерла глаза и щеки рукавом.
– Вы тут ни при чем, сэр. Если кто-то и виноват, так это сторонники Йорков и король Эдуард, вынудивший нас спасаться бегством. Да, это он во всем виноват.
«А еще Ричард, мой Ричард, сохранивший верность старшему брату. Теперь он мой враг, хочу я этого или нет».
Оставив сверток графу, я поспешила прочь, чтобы не видеть, как малышку увезут с корабля.
А для нас началось долгое и утомительное плавание на запад. Мы шли вдоль побережья, оставив Кале далеко позади. Ни ветры, ни течения даже не пытались нам помочь. Кроме того, над судном продолжала висеть зловещая тень смерти. К Изабелле постепенно возвращались силы, и теперь она могла сидеть в кресле и ненадолго подниматься на палубу. Но она совсем пала духом. Кларенс не делал ничего, чтобы ее поддержать. Он был слишком озабочен собственным положением предателя и демонстрировал возмутительное равнодушие к жене, не интересуясь ее состоянием и не ища ее общества.