Текст книги "Не прощай мне измену (СИ)"

Автор книги: Анна Май

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

Глава 48

Елизавета протягивает мне руку и крепко жмёт своей узкой прохладной ладонью:

– Очень приятно, Сима! Клён организуем, как раз есть место, пойдёмте, покажу! – озадаченно смотрит на мои ноги, – только переобуйтесь. Вчера был дождь и там, где подготовлено под газон, совсем болото. Кстати, вы видели проект? У нас много вопросов, которые Тимур Олегович распорядился отложить до вашего приезда…

Она продолжает щебетать, выдавая, больше двух сотен слов в минуту, а Тимур… Олегович, отлучившись, возвращается с моими кроксами. Моими родными! Вот и ответ на вопрос ждали ли меня тут. Нос предательски пощипывает. Наклоняюсь расстегнуть босоножки и незаметно зажимаю переносицу, чтобы не разреветься. Господи, как хорошо, что вернулась.

Неутомимая Елизавета, подхватив планшет со схемой благоустройства, тянет меня вглубь участка, по пути рассказывая, где что будет, и задавая миллион вопросов, например, откуда я хочу видеть детскую площадку: из окон в зоне кухни или в панорамной стене столовой. Понятия не имею, а как надо?

Немного отстаю и жалобно оглядываюсь на Тима, мол, спасай. Он со смешком кивает и жестом показывает, что всё хорошо, так и должно быть. Развлекается, блин. Хотя глаза серьёзные. Тёплые, но серьёзные, как перед важными событиями, когда он предельно сконцентрирован. В такие моменты Тима ничем не пробить.

Волнуется из-за моего приезда? У нас новый статус – формально мы друг другу никто, только я хожу по участку, где он купил дом и дизайнер считает меня тут хозяйкой. Я должна решить, из какого окна буду смотреть, всё ли в порядке с моими детьми… Причем говорю о них во множественном числе, хотя мы не обсудили даже одного и вообще развелись. По моей инициативе. Че-е-е-ерт, как всё сложно.

Между тем Елизавета указывает укромное место, которое будет отделено низкой изгородью из чего-то вечнозелёного, и продолжает трещать:

– Здесь предлагаю посадить клён и поставить скамью. Знаете, в Китае и Японии кленовый лист – символ влюблённых? – хитро улыбается. – Будет место для поцелуев!

Тим смотрит на мои губы, потом на шею и ниже. Лиф сарафана плотный, но без белья ему видно, что мысль о поцелуях меня тоже не оставила равнодушной. Его ресницы падают, роняя на щеки густые тени, кадык дёргается… Я красная до самых предплечий… Тим прочищает горло и, пряча руки в карманы, делает шаг в сторону убежавшей вперед Елизаветы.

– Пойдём догонять Сову, а то она иногда не замечает, когда зрители отваливаются.

– Кого?

– Сова – творческий псевдоним, – разводит руками, – она через пару дней сама предложит так её называть.

Тим уходит, а я плетусь следом, вдыхая внезапно ставший густым запах солнца и думая, что через пару дней буду в Берлине…

Вопросов и правда много. Пока не стемнело, носимся по территории, а на закате Сова, в смысле Елизавета, заводит нас в зимний сад, и я изумлённо застываю с открытым ртом. На одной из стен – витраж, полностью повторяющий рисунок моего кулона. Розовые лучи, проникая сквозь лиловые и изумрудные фрагменты стекла, наполняют сад волшебной атмосферой. Тут пока голые стены, но так чётко представляется, как эти блики будут играть на листьях растений, какие фантазии и идеи здесь можно будет ловить каждый вечер, приходя любоваться этим чудом.

Тим тихо просит Сову дать нам пару минут наедине. Становится сзади, и, рассыпая мурашки по шее своим дыханием, хрипло спрашивает:

– Тебе нравится?

По интонации слышу, что говорит не о витраже, а обо всём – доме, проекте, месте… Он пошёл ва-банк, самостоятельно принимая решение о продаже квартиры, машины и ещё, бог знает чего, потому что вложений потребовалось явно больше. И я уверена, готов к любому моему ответу. Только ведь всё равно знает меня лучше всех, даже если тогда так фатально ошибся. Нравится ли мне? Да я свечусь, как новогодняя ёлка.

Часто киваю. Горло перехватило – и слова не вымолвить. Да и сами слова пропали, только глаза влажные от восторга.

– Я рад, Сим-Сим. Очень.

Гладит носом мою макушку, руки взлетают, чтобы обнять, но трель телефона, отражаясь гулким эхом от стен, пугает нас обоих.

– Лёха с Саньком приехали, – говорит Тим, закончив разговор.

– Лёха? – округляю глаза.

– Не бойся, он не к тебе, – намекающе ухмыляется Тим.

Ещё в Берлине, просматривая видео, меня удивило присутствие Лёхи здесь, с учётом нашей последней встречи. Надеюсь, все раны затянулись, и наконец-таки можно будет просто спокойно дружить.

– Вы всё утрясли? Он к тебе?

– Да и нет, – улыбается шире.

– А к кому?

– Увидишь. Пошли встречать.

На пластмассовый стол Юля выкладывает съестные припасы, пока Саша разводит огонь в каком-то бетонном кольце с высокими бортами. В стороне босолапый Рыжик маленьким ведёрком зачерпывает песок и отправляет в огромное строительное ведро в половину его роста. Подальше от шума в автолюльке мирно сопит Булочка.

Стараясь громко не пищать, Юля подбегает и, не желая слушать возражения, крепко обнимает меня, нашёптывая, какая я умница, как все меня ждали, как боялись, что не приеду, или приеду, но всё пойдёт не так. Стою “столбиком” и пытаюсь понять, что в нашей ситуации “так” и “не так”, и по какому из этих сценариев всё идёт.

Видя, как в нашу сторону направляется Лёха, сбегаю играться с Рыжиком. Вот кому всегда можно меня обнимать. Откапываю на глубине влажный песок и показываю парню, как сделать домик с окошками. Оба пыхтим, стараемся, заняты. И совсем не готовы общаться с севшим рядом Лёхой.

– Симыч, привет. С приездом, – в голове столько смущения и неловкости, что они передаются и мне.

– Привет… – с тревогой ищу глазами Тима. Он общается с Совой, но не выпускает нас из виду. В его взгляде и позе нет и намёка на напряжение. Просто наблюдает. Как и Сова.

– Рад тебя видеть… – тоже оглядывается на Тима, – и хотел поговорить.

– Лёш, мы вроде всё выяснили? – начинаю нервничать.

– Информационный апдейт, Симыч, – грустно улыбается.

Поворачиваюсь к нему и киваю, мол, слушаю.

– Я хотел извиниться за… многое.

Поднимаю брови, типа это не новость…

– Нет, не за то, что чувствовал, а за то… как вёл себя. Всё по-тупому в итоге вышло. Особенно в последний раз, – хмурится, морща брови.

К нему подходит Рыжик и несколько раз ревниво шлёпает лопаткой.

– В общем, я не со зла, Сим. Больше не повторится… Мир? – протягивает руку.

– Мир, – пожимаю в ответ.

Сгущаются сумерки, костёр всё ярче, за столом о чём-то болтают, Лёха жарит девочкам зефирки, Саша приглушённо, чтобы не разбудить дочь, спорит с Тимом о какой-то ерунде, а я ловлю дежавю – ощущение, которое было в Берлине, во время видео с этими же персонажами. Мне тепло от огня, от людей, от атмосферы. Где там моё небо?

Находя себя очень наглой и мгновенно наплевав на это, беру плед и расстилаю его за кучей красного марсианского грунта, прячась от всех. Падаю на спину, закусываю травинку и получаю ту самую до боли сладкую версию реальности, что привиделась в номере. Только небо не голубое, а насыщенно-синее. Засветка от города, конечно, мешает, но если не видно многоэтажек, возникает иллюзия, будто эти незаметно проклёвывающиеся звёзды только для тебя, и я улыбаюсь вечернему небу.

Остро чувствую себя на своём месте – так хорошо, аж страшно и накрывает нереальностью происходящего с щепоткой горечи сожаления о быстротечности момента, как и бывает, когда ты абсолютно счастлив. Глаза закрываются, уплываю…

Почти засыпая, слышу, как кто-то подходит и ложится рядом…

Глава 49

– Двигайся, лягушка-путешественница, – заявляет брат Тима.

Не шевелюсь, наслаждаясь гармонией, которую не нарушает даже варварское вторжение. Плед большой, присутствие Саши не напрягает. У него лёгкий характер, в отца. С виду балагур – беззлобные шутки, гитара, но при этом глубокий, серьёзный и вдумчивый. В чём-то взрослее старшего брата. Мы не то чтобы друзья, но любим иногда поболтать на семейных посиделках.

Устраивается рядом, закидывая руки за голову. Что-то подсказывает, что пришёл поговорить не о погоде.

– Сорри, мы вам, походу, испортили тет-а-тет? – с ухмылкой и без малейшего сожаления в голосе “извиняется” Саша.

Вместо ответа улыбаюсь чуть шире. Он хорошо читает Тима, и если бы был хоть намёк на то, что гости сегодня неуместны, то порешал бы дела, с которыми приезжал, собрал семейство в охапку и ретировался. Ещё и Лёху с Совой бы прихватил. Но наш тет-а-тет лежит вне зоны обозримого будущего, хотя все мои сто миллиардов клеточек по-прежнему рады даже мимолётным прикосновениям уже бывшего мужа.

– Хорошо выглядишь, Сима, – искренне хвалит, – учёба тебе на пользу. Светишься.

Свечусь, да. Только учёба тут ни при чём. Просто… рада быть здесь. Я никогда не уезжала так надолго и сейчас догоняет осознание, как по всем соскучилась. Думала, хватит общения с Ладой и Юлей, но сегодня поняла, что мой личный мир значительно шире, и какие бы новые люди в нём ни появились, у Саши и других близких всегда будет своё место. Даже у Лёхи.

Небо темнеет, почти ночь. Саша ворует мою травинку и вертит её в пальцах.

– Сим, – серьёзно начинает, – вы оба взрослые люди, и никогда не нуждались в советах…

– По этой части ничего не изменилось, – специально подкручиваю тон голоса так, чтобы он понял, насколько не нуждаемся.

– Вот тут сильно сомневаюсь, раз уж вы, дураки, умудрились развестись. Уму непостижимо, – театрально прикрывает ладонью глаза, копируя интонации королевы Марго.

– Только я не о прошлом, а о будущем, Сим, – снова серьёзен, – ты вернулась?

Тяжело вздыхаю. Что значит “вернулась”? Домой? Или к Тиму?..

– Завтра самолёт обратно.

Теперь так же вздыхает он.

– Не останешься?

Даёт мне паузу, словно ждёт, что передумаю.

– Я не могу, за нарушение условий гранта жёсткие штрафы… – да, это моя формальная отмазка.

– А хочешь?

– Саш! – уже неприкрыто даю понять, что на эту территорию вход запрещён.

– Подожди, послушай, – он тоже нервничает, – все эти “предавший раз, предаст и дважды” – это ложные истины, Сим. Да, большинство будет предавать снова и снова, но есть те, кто действительно раскаялся в поступке и никогда его не повторит. Это Тим.

– Рассказал тебе?

– Чуть больше, чем остальным, – случайно ломает травинку. – Прилетел от тебя абсолютно больной с дурными глазами…

– Горло?

– Да, какое горло, Сима?! Душа и сердце. Сутки просидел взаперти, потом вышел как ни в чём не бывало и развёлся. И стройку продолжил. Мы уж думали у него с головой неладно, – хмыкает, – а потом поговорили, он объяснил.

Становится зябко, поджимаю ноги и ёжусь. В голове всплывают кадры, где Тим лежит в комнате, неживой… Мне больно и страшно, что я – причина, но как можно было по-другому – не представляю. Сколько ещё сражений мы переживём, прежде чем выиграем эту войну? И выиграем ли? Потому что у до сих пор нет ответа на вопрос, что делать, если в каждой Сове буду видеть Алёну.

Саша берёт меня за руку, крепко сжимает, будто ищет дополнительный канал передать свою мысль:

– Сима, ты если не собираешься с ним быть, скажи сейчас. Он только с виду железный…

Слыша звуки шагов, отпускает и встаёт. Подходит Юля, у которой на руках “звездой” дрыхнет Рыжик. Им пора. Кажется, волшебный вечер закончился. Поднимаюсь идти провожать.

Над столами выключили строительный прожектор и сидящих людей освещает только пламя костра. Сова, которая на удивление ещё не уехала, с интересом слушает Лёху. Он изменился – нет больше напряга и той надрывной эмоции, что все время заставляла чувствовать себя виноватой.  Весь поглощён беседой и откровенно флиртует. Лёгкий укол беспокойства не позволяет порадоваться за него до конца – вот тянет же человека на несвободных.

Поодаль в тени сидит Тим. Чуть отстаю от Саши с Юлей, чтобы из-за их спин полюбоваться, как тёплый свет очерчивает мощные плечи, контур лица, ладони, сложенные в замок на коленях. Сильный, красивый мужчина. Я списала его мозоли, рельеф и подтянутость на занятия кроссфитом, а он работал здесь, выполняя своё обещание. Осуществляя мою мечту.

Хорошо понимая, что все усилия могут оказаться напрасными.

Просто надеялся.

Его расслабленная поза обманет кого угодно, кроме меня. Тень напряжения во взгляде, пока он наблюдает за игрой языков пламени, не оставляет сомнений – поговорить придётся не только с Сашей.

Всё время, пока я тут, мы магнитимся, как в начале знакомства. Острые ощущения от случайных касаний, мурашки от взглядов, редкие, только нам одним понятные двусмысленности. Робость и стеснение при попытках заговорить, несмотря на то, что я хорошо помню, как дрожат его ресницы и напрягается тело в момент наивысшего наслаждения. Хотя, может, и благодаря этому.

У нас ведь и не было как такового конфетно-букетного периода, как-то сразу все стало ясно и казалось правильным так быстро сблизиться. Сейчас же не понимаю, в какой мы точке. С одной стороны, семилетний багаж жизни вдвоём, а с другой, я краснею, как школьница, когда он подходит настолько близко, что в меня бьет энергией его пульса.

В голове полный сумбур и неразбериха, кажется, что за эти сутки с небольшим я прожила предыдущие два месяца. Адски хочется спать. Можно меня, как Рыжика, на ручки?

Вздрагиваю от того, что на плечи опускается мягкая толстовка. Не заметила, как подошёл Тим.

– Совсем сонная, Сим-Сим. Ты всё в той же квартире живешь? Давай отвезу.

Глава 50

Летняя ночь выстелила дорогу из жёлтых фонарей прямо в чернильное небо. Похоже на взлётную полосу. Выставляю руку в окно, складываю ладонь “крылом” и, лавируя в тёплых потоках воздуха, прошу водителя:

– Быстрее, пожалуйста… – Тим с улыбкой давит на газ, заодно увеличивая громкость музыки. Идеально. Блаженно прикрыв глаза, подставляю ветру лицо и взлетаю.

Раньше я похищала его: заманивала под пустяшным предлогом в машину, и в домашней одежде везла туда, где сносило голову от аромата акаций, или к старому низенькому мосту, смотреть на отражение луны в неспешном течении, болтать о каких-нибудь гравитационных аккумуляторах и чувствовать единение в большом-большом мире. Через пару часов, когда веки начинали смыкаться, муж вёз нас домой. Как и сейчас.

Не стала оттягивать момент и сразу сообщила, что завтра уезжаю. Тим бросил короткое: “Понял”, и невозмутимо вырулил со стоянки. Пока я тревожно ёрзала и катала на языке очередной вариант начала разговора, просто взял мою руку и положил себе на бедро, накрыв своей. Его способ делиться спокойствием всегда срабатывает, он как бы сообщает, что поговорить ещё успеем, а пока кайфуй. Поэтому расслабилась, открыла окно до конца и лечу.

Конечно, именно сейчас организм решил отомстить за эмоциональную встряску и жалкие часы сна в течение последних двух дней. Сима намертво отрубилась. Даже когда Тим поднимался в квартиру со мной на руках, это виделось продолжением полёта. Повинуясь короткому: “Обними”, – я обвила его шею руками и, уткнувшись носом в ключицу, не отпускала, пока ждали лифт, пока искали ключи в рюкзачке, и в прихожей, когда вроде было уже пора слезать, всё равно не хотелось отлипать.

Постояв так ещё немного, Тим всё же спускает меня по себе. Он невозможно горячий и твёрдый. Сарафан задрался, и холодный ожог металлической бляхи ремня на тёплой коже моего живота вызывает прямо порнографический стон, который в тихой темноте квартиры выдаёт намного больше, чем хотелось бы.

Тим вжимает меня в стену и, выматерившись, отчаянно шепчет:

– ….! Прости, маленький, не могу больше!

Чувствительно прикусывает мочку уха и после моего судорожного “ааааахххх” прижимается к ней губами. Аккуратно покусывает подбородок, и, шумно вдыхая мой запах, ведёт носом по шее, поочерёдно сдвигая бретели с плеч. Сарафан держится только на двух выступающих острых точках, и Тима потряхивает от предвкушения, также как в первый раз, когда мы оказались без одежды.

– Скучаю, как же я по тебе скучаю, – повторяет Тим, опускаясь, чтобы расстегнуть босоножки. Его дыхание лёгким мотыльком порхает по бёдрам, вызывая желание сжать колени. Сняв с меня обувь, выпрямляется и, глядя в глаза, вытягивает футболку из джинсов. Рывок – бляха со звяканьем падает на пол вместе с ремнём. Потом идёт очередь смартов – расстёгивает и кладёт на тумбу в прихожей. У них неудачная конструкция – царапают кожу при прикосновениях, поэтому он всегда их снимал, перед тем как…

Не получается и не хочется думать о том, насколько всё сложно между нами. К чёрту завтра с его самолётом и вчера с его ошибками! Можно хотя бы немного побыть в нашем горячем сегодня? Мягко веду по рельефному прессу, бокам и груди, собирая гармошкой футболку. Задерживаюсь там, где сердце частит ударами. Оно скоро узнает, что моё тоже не отстаёт, нужно просто теснее прижаться.

Тим, не теряя зрительного контакта, поднимает руки вверх, и футболка летит в сторону. Ещё одно движение плечами и сарафан падает вниз. Наша кожа раскалена. Мне душно и жарко, хотя из одежды осталось лишь крошечное бельё. Стараемся отдышаться, но только распаляем друг друга всё больше. Словно внутри меха, раздувающие огонь, в котором оба сгорим, чтобы вновь возродиться из пепла. А если нет… То, наверное, это будет самый лучший конец из возможных.

Тим подхватывает меня под бёдра и несёт на диван, опуская на мягкое сиденье. Дёргает скрытый рычаг, превращая диван в большую кровать, и я нервно хихикаю, скатываясь на середину. Мотыльки возвращаются, нежными крыльями щекоча ключицы и шею, грудь и кожу вокруг пупка. Чётко по маршруту моего удовольствия, добросовестно задерживаясь на каждой остановке. Чувствую, как оживают и наполняются светом иссохшие тонкие нити, что связывали нас прежде. Хочется жадно брать и отдавать ещё больше.

Переворот и теперь я сверху. Тим сорванно дышит и откровенно любуется из-под полуприкрытых ресниц. По коже проносятся мелкие волны мурашек, переходя с меня на него. Под моими ладонями он стальной, обжигающий, сильный. Вспоминаю и узнаю заново. Наши тела дрожат в желании стать одним целым, и когда это происходит, просто темнеет в глазах. Он старается двигаться медленно, нежно, но неодолимо срывается в жёсткий темп. Такой, как мне нужно.

Я снова шепчу:

– Быстрее, пожалуйста… – Тим стонет и разгоняется с наслаждением, до синяков сжимая мои бёдра. Сейчас мы оба взлетим, чтобы взорваться бессчётным множеством ярких звёзд в том самом чернильном небе.

* * *

– Сим-Сим, просыпайся, опоздаем в аэропорт, – ласковые пальцы на щеке.

Рывком поднимаюсь, оглядывая себя и комнату. Я мокрая, в спальной футболке. Диван подо мной не разложен, босоножки валяются тут на полу, а рядом на кресле – сарафан. Прислушиваюсь к внутренним ощущениям, но не чувствую ничего, кроме тянущей боли от сайклинга. Кажется, он был, как минимум век назад, а мышцы до сих пор помнят.

Че-е-ерт, это что, был сон? Резко краснею до состояния свёклы.

– Опять снятся кошмары, да? – Тим заглядывает в глаза, а бормочу под нос “что-то типа того” и суетливо пытаюсь выбраться из покрывала, которое обмоталось вокруг ног, талии и даже шеи. Не упасть бы.

– У тебя сплит сломался, ночью была духота, а это недопроветривание, – презрительный жест в сторону маленьких щёлочек – так максимально открываются окна панорамной стены, – совсем не справляется.

Это сплиту я обязана горячей ночкой?

– Который час? – безжалостно тру глаза.

– Успеем позавтракать, – вытаскивает из пакета заварные колечки с рыбой, индейкой и ветчиной, украшенные томатами и листиками салата. Это из моей любимой кондитерской, маленькое отделение которой есть здесь на первом этаже.

– Ты не спал? – у него белки глаз красные.

– Нет, не получилось… – наливает мне чай, а себе крепкий, практически чёрный кофе без сливок.

Сбегаю в душ – привести в порядок Симу и мысли. Сон был настолько реальным, что краснею при каждом воспоминании. Это даже смешно. Боюсь как-нибудь спалиться, и веду себя настолько странно, что Тим несколько раз интересуется, всё ли в порядке. Конечно, в порядке. Наверное.

В здании аэропорта с тревогой поглядываю на спутника. Он бледнеет, виски увлажняются, волоски на руках встают дыбом, на этом всё. До сих пор не могу поверить, что может летать. Ка-а-ак? Но сейчас не до откровений – дико опаздываем.

Уже на месте Тим прижимается лбом к моему, обнимает и тихо спрашивает:

– Почему приехал, маленький? – по тону слышу, что знает ответ, но ему нужны слова. Боже, мы и правда начнём разговаривать?

Мою фамилию объявляют по радио, пора бежать, быстро отвечаю:

– Потому что не могла не приехать.

– Точно хочешь лететь?

Прислушиваюсь к себе. Точно. Если бы прилетела к нему, то осталась бы и гори синим пламенем эти штрафы, но я прилетала к себе – разобраться, понять, что мне действительно нужно. И, кажется, поняла. Только у нас не будет третьего шанса, поэтому сейчас надо сделать всё правильно.

– Нужно время?

Зажмурившись, энергично киваю. И не перестаю, правда уже сквозь всхлипывания и слезы, потому что он горячечно шепчет на ухо:

– Люби меня, Сим-Сим. Не надо как раньше, люби как можешь. Просто люби, а доверие мы обязательно вырастим заново…

Вытирает слёзы губами, обнимает, баюкает и через какое-то время продолжает:

– Напиши сразу, как сядешь. И подожди, пока толпа выйдет из самолёта, а то они ломятся, будто стоянка пять минут, и аккуратнее там с… – инструкция продолжается, а я улыбаяюсь, глядя, как Тим снова превращается в близкого человека, держащего руку на пульсе моего благополучия. Больше я не одна.

– Люблю тебя, маленький. Все, иди, – заканчивает Тим и не отпускает.

Прижимает к себе за талию. Медлит, будто решаясь на что-то, а когда меня снова объявляют, получаю страстный, глубокий, до одури нежный поцелуй, которого так не хватало во сне.

И бегу на посадку. То есть лечу. На новеньких, пока еще слабых, но все-таки крыльях.