Текст книги "Возмездие (ЛП)"
Автор книги: Анна Карвен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)
Глава 21
Кайм
Мы выходим из пещеры в холодную звездную ночь. Я веду Облако между зазубренными каменными столпами, которые указывают на сверкающее небо, как огромные древние лезвия. Вход в пещеру хорошо скрыт этими естественными каменными скульптурами. Они образуют извилистый лабиринт, отделяющий его от приближающегося леса.
Только тот, кому хорошо известно это место, может знать, как войти в него… и выйти.
По мере того, как мы выходим за пределы каменистого лабиринта, начинают появляться небольшие признаки жизни. Бесплодная земля покрыта тонким слоем инея. Наше дыхание туманится в холодном ночном воздухе. Проходим чащу кустов. Потревоженная маленькая рептилия яростно изгибается в своем укрытии из опалых листьев. Пораженная, Амали напрягается, затем расслабляется.
Я прикусываю губу, пытаясь сдержать дикость, которую она вызывает во мне.
Оставить ее нетронутой в пещере было нестерпимо трудно.
Возможно, она ведьма или лесная нимфа.
Это объяснило бы ее власть надо мной.
Я использовал все до последней капли своего самообладания, чтобы не взять ее прямо там. В другом месте и в другое время я бы трахал ее до тех пор, пока мы не останемся без сил, но сегодня ночью не могу позволить себе быть таким безрассудным.
Я ранен.
И на грани истощения.
Я использовал свою силу больше раз за последние два дня, чем за последние три зимы. Я начинаю ощущать странные эффекты. Моя кожа стала чуть светлее. Мое сердце бьется медленнее. Рана на моем плече на удивление быстро срастается. Когда замерзаю, это длится дольше и более интенсивно.
Мое зрение стало острее.
Слух более чуствительным.
И у меня появилось это странное желание сражаться и уничтожать каждого врага, стоящего на моем пути.
Я чувствую себя странно.
И не могу позволить себе сжечь оставшуюся энергию, когда мы так близко к деревне.
Что-то заставляет Амали оглянуться через плечо.
– Знаешь, я думаю, мы могли только что покинуть Запретное место. – Ее голос звучит тихо, почти благоговейно.
– Запретное место? – Похоть заглушает мой голос. Это становится смешным. Нет смысла больше это скрывать.
– Когда я была ребенком, деревенские старейшины рассказывали о месте на южной окраине леса, где деревья уступали место древним каменным баррикадам. Любое место, где лес отказывается расти, испорчено, и все тиги знают, что ходить по испорченной земле сулит неудачу. Всякий, кто туда пойдет, станет проклятым. Во всяком случае, такие ходят старые сказки.
– И ты думаешь, что проклята теперь, когда пересекла испорченную землю, Амали?
– Я уже была проклята, – тихо говорит она. – Когда мидрианцы пришли на нашу землю и убили моих родителей… вот тогда я стала проклятой. – Она тихо смеется – темный, соблазнительный звук. – Однажды я уже избежала верной смерти. Теперь меня никакое проклятие не напугает.
Я молчу и ласкаю большим пальцем ее щеку
Это все, что я могу сделать.
Под копытами Облака шелестят осенние листья, когда мы достигаем скалистого выступа. Отсюда открывается прекрасный вид на лес внизу. Земля уходит в глубокую долину, уходящую далеко в темноту. Мы находимся на окраине Комори, смотрим вниз через обширную рощу серебристых деревьев, их тонкие стволы бледны и призрачны в лунном свете.
Холодный ветер дует по деревьям, раскачивая скелетные безлистные ветви. Ночная ворона издает скорбный крик, и ее голос разносится далеко по залитой лунным светом долине.
В последний раз, когда проходил этот путь, я не осознавал, насколько это очаровывающее место.
Возможно, с ней все кажется другим.
– Я никогда раньше не была в этой части леса, – Амали говорит приглушенным, почти благоговейным тоном. – Здесь странно… тревожно.
– Тревожно? Не согласен. Здесь спокойно и безмятежно. Я предпочитаю его вонючим трущобам столицы.
Амали фыркает:
– Ты, вероятно, найдешь и кладбище спокойным и безмятежным. Нет, в этом месте есть ощущение непохожести. Я чувствую это нутром. Это жутко.
Я бросил взгляд на холодную долину, вглядываясь в ночь, в тишину и даль места, которое оставалось нетронутым тысячи зим… пока не пришли мидрианцы.
Что-то привлекает мое внимание.
Там.
Вдали, на краю горизонта, движется серое пятно. Оно такое слабое, что едва заметно, но, к счастью, у меня сейчас хорошее зрение.
Что-то не так.
Это серое пятно – дым.
Лес горит.
Во мне зарождается сильное чувство безотлагательности, разжигающее мое напряжение и раздражение, угрожающее превратиться в адский гнев.
С каких это пор меня так сильно волнует деревня тигландерс, о которой я ничего не знаю?
– Амали, – тихо говорю я, вдыхая ее теплый, земной аромат. – Отсюда ты знаешь направление, где находится твоя деревня?
– Конечно. Это на север.
– Покажи мне, – говорю я ей, хотя уже знаю ответ.
Она поднимает руку и показывает. Ухоженный кончик ее пальца указывает на пятно на горизонте.
– Там. За гребнем долины. Что случилось, Кайм? В чем дело? – Ее тон становится резким. Она не видит того, что вижу я, но чувствует, что что-то не так.
Единственный шлейф дыма говорит о костре. Кто-то в дороге. Готов поспорить на все мое золото иншади – это отряд мидрийских солдат. Им все равно, выдает ли дым их местоположение. Якобы на этой земле им некому бросить вызов.
– Где в этом лесу стоит мидрийский форпост, Амали?
– На востоке. На мысе у большой излучины реки Сибериус стоит гарнизон. На коне от нашей деревни примерно день езды. – Горький смех срывается с ее губ. – Мне ли не знать. Я была там и не по собственному желанию. Жалкое это место. В гарнизоне постоянно находятся около сотни солдат. На окраине нашего села есть еще одна небольшая застава, где находится около десятка солдат. Они меняются из гарнизона каждые несколько лун. – Она издает низкий звук отвращения в горле. – Они пьют, играют в азартные игры, курят табак, насилуют наших женщин и приказывают нам выполнять их приказы, и мы ничего не можем с этим поделать. Их ублюдочные дети теперь наши дети. – Она поворачивается и свирепо смотрит на меня. – Что ты видел, Кайм?
Мое сердце бьется немного быстрее. Кровь стремительно покидает мою голову и скапливается в члене, что на мгновение лишает меня дара речи.
Мне нравится это выражение ее лица. Это напоминает мне дикий, нарушающий пределы взгляд, который былу нее, когда она только убила Хоргуса.
Клянусь Оракой, она была свирепой.
В то время я был слишком холоден и сосредоточен, чтобы полностью оценить это, но теперь позволяю себе восхищаться ею.
Ее гнев чист. Я никогда не смогу полностью понять это, потому что никогда не был по-настоящему бессильным.
– Еще не слишком поздно, – заверяю ее. – Я предполагаю, что дворцовый гонец прибыл в гарнизон некоторое время назад. Они бы послали атакующие силы, как только пришло известие, но мидрийские солдаты не ездят ночью, если только это не жизненно важно. Они будут ждать до утра, прежде чем заняться своей грязной работой.
– Как ты можешь быть так уверен?
– Они мидрианцы, – пожимаю я плечами. – Зачем сжигать деревню под покровом темноты, если можешь сделать это при первых лучах утра, когда ты хорошо отдохнул и можешь насладиться благословением Элара? Они не любят ничего делать глубокой ночью. Это время Лока. Ужасно плохо беспокоить бога смерти.
– Хоргус назначил свою небольшую церемонию предъявления прав на ночь, – мрачно бормочет Амали. – Его не волновало благословение Элара.
– Хм, но Хоргус пытался называть себя богом среди людей. Возможно, он действительно верил, что равен Свету и Смерти.
– Безумец. – Она качает головой.
– Да. – Я обнял ее за талию, чтобы поддержать, когда Облако начинает двигаться по крутому спуску, его копыта стучат по рыхлым камням. Амали наклоняется ко мне, и по тому, насколько расслаблено ее тело, могу сказать, что ей комфортно. – Я склонен использовать их одержимость этими ритуалами и благословениями в своих интересах. Они могут быть довольно последовательными в отношении этих вещей.
– Твое глубокое знание мидрианской психики немного пугает.
– Моя работа – понимать сердца и умы людей, – мягко говорю я, вспоминая бесчисленное количество раз, когда незаметно перемещался среди простых людей, выслушивая их страхи, надежды и сожаления.
– Так тебе проще их убить?
– Так я могу убить только того, кого собираюсь убить, правильным способом. – Иногда мои клиенты хотят, чтобы смерть выглядела естественно: несчастный случай, болезнь, загадочная причина, которая никогда не раскрывается…
Такие вещи очень и очень сложно выполнять.
– Нет правильного способа убить кого-то.
– Даже Хоргуса?
– Я была глупой, – мягко говорит она. – Эгоистичной. Поглощенной собственными желаниями. Полной ненависти и недальновидности. И посмотри, что из этого вышло.
– Ты бы сделала это снова?
– Я… я не знаю. – Она смотрит вниз, как будто ей стыдно. – Наверное.
Меня охватила странная эмоция. Я хотел убедиться, что она ни о чем не жалеет.
Убить императора и переломить ход истории страны – нелегкий подвиг. Помимо Амали, я, вероятно, единственная душа на континенте, которая могла бы это осуществить.
Я провожу рукой по шее Облака, тихо умоляя лошадь сделать последний рывок. Мне нужно отвезти ее домой, Облако. Когда мы закончим, я обещаю дать тебе то, чего ты больше всего хочешь.
Затем я наклоняюсь вперед, сгибая ее под собой, крепко сжимая поводья коня. Крутой обрыв сглаживается, и внезапно мы спускаемся по пологому склону. Копыта Облака почти бесшумны на твердой, холодной земле.
Я знаю, что она устала и страдает от боли.
Даже я устал, но привык выходить далеко за рамки того, что могут вынести простые смертные.
Для нее это должна быть пытка.
– Держись крепче, Амали. Мы собираемся двигаться очень быстро. – Я наклоняюсь над ней и вдыхаю ее пьянящий аромат. Это все равно, что подлить топливо в огонь.
Моя сила возвращается.
Мидриане больше не будут править этим лесом.
Они никогда не имели на это права.
Облако фыркает и дергает за поводья. Я легонько хлопаю его каблуками. Это все, что ему нужно. Он знает, что делать. Эта лошадь была создана для скорости.
Голова опущена, копыта стучат, ноги работают, грива колышется на ветру…
И мы парим. Как будто лошадь понимает важность ситуации – словно к нему прикоснулся дух.
Я обнимаю Амали и прижимаю свои ноги к ее ногам, окружая ее как можно больше.
Моя пленница.
Мой приз.
Она больше не просто средство для достижения цели. Я получу свое золото иншади, но и ее тоже.
Если это означает, что я должен сначала спасти ее народ, пусть так и будет.
Глава 22
Амали
К тому времени, когда мы достигаем лагеря мидрианцев, первые лучи рассвета просачиваются сквозь деревья.
Кайм неумолим с тех пор, как мы покинули Запретное место. Он сильно подгонял Облако, с невероятным мастерством прокладывая путь между деревьями. Он обхватывает меня своим телом, его широкая обнаженная грудь прижимается ко мне, мускулистые руки напряжены, а его запах сводит меня с ума.
Если бы не была так охвачена страхом за свой народ, я бы действительно наслаждалась этой близостью.
Но теперь мне нечего сказать, когда мы смотрим на горящие остатки костра, на выброшенные кусочки костей, бумаги и табачного пепла, а также на хаотичный узор множества сапог и копыт, отпечатанный на мягкой темной земле.
Из пепла поднимается струйка серого дыма, лениво дрейфуя в холодном утреннем воздухе.
– Они ушли, – шепчу я в тревоге, когда Кайм полностью останавливает коня. Я смотрю сквозь навес на небо, которое приобрело темно-фиолетовый оттенок.
Венасе не так уж далеко отсюда. Я внимательно следила за тем, что нас окружает, с тех пор, как мы вошли в Комори, и знаю, где мы находимся. Лес выглядит точно так же, как в тот день, когда я покинула его. Между деревьями, наполовину засыпанными ковром из огненных листьев, проходит древняя тропа. Это тот же путь, которым мои люди шли сотни зим.
Меня охватывает сюрреалистическое чувство горькой сладости.
Мое сердце колотится, но я спокойна. Мысли кружатся, но голова ясная.
Хорошо это или плохо, но я иду домой.
– Они ушли недавно, – бормочет Кайм, осматривая лагерь, словно ястреб. Даже в этом тусклом утреннем свете он, кажется, ничего не упускает. – Но они верхом на лошадях. По крайней мере, две дюжины, судя по следам.
Он умолкает, кажется, на целую вечность.
Я переполнена страхом и нетерпением, но какой-то инстинкт подсказывает мне не прерывать его в этот момент. Я вспоминаю, как ратрак может преследовать добычу, неподвижно и терпеливо скрываясь в подлеске.
Внезапно Кайм спешивается, оставляя меня сидеть на Облаке в одиночестве.
– Что ты делаешь? – Сейчас не время останавливаться.
Кайм игнорирует меня. Он закрывает глаза и делает глубокий вдох. Он все еще… слишком тихий. Я ошеломлена. Он могущественный, красивый и потрясающий – идеальная алебастровая статуя.
Я забываю дышать.
Что-то в выражении лица – или его отсутствии – невероятно успокаивает.
Он держит все под контролем.
Он всегда все контролирует – и значит, все будет хорошо.
Несмотря на ужасную рану в плече, он движется стремительно и плавно, как вода, поворачиваясь, чтобы вытащить вещи из мешка, где они были прикреплены к седлу коня.
Там есть кожаные ремни, веревки и ножны. Он достает маленькие острые клинки и свои мечи странно изогнутой формы – один длинный, а другой короткий – и быстро закрепляет их на теле.
Когда он встречается со мной взглядом, его лицо ужасающе холодное. Я понимаю сразу.
Это режим убийцы Кайма.
Нежная, собственническая и мягкая сторона, которую он открыл мне в глубинах ночи, ушла, похоронена под контролем и сосредоточеностью.
Он собирается убить много людей.
Но как добраться до них вовремя?
Возможно, мидрианцы уже достигли Венасе. Возможно, уже похищают, грабят, оскверняют наших женщин…
– Мы отстали. – Мой голос – дрожащий шепот, когда я поддвигаюсь вперед в седле, освобождая место для него.
К моему удивлению, он хватает поводья и вкладывает их мне в руку.
– Ты видела, как я ехал на лошади. И знаешь, что делать. Веди Облако к своей деревне. Что бы ты ни делала, оставайся в седле, – его темные глаза пронзают меня, – и двигайся медленно.
– Но почему? Что ты собираешься делаешь с…
– Амали, не пугайся. Я вот-вот исчезну. Такого рода вещи лучше делать одному. – Его голос становится зловеще тихим.
Когда я выдыхаю, мое дыхание превращается в облако пара. Могу поклясться, температура только что понизилась.
Он берет меня за руку, его длинные алебастровые пальцы сжимают мои. Он берет более короткий из двух своих изогнутых мечей и вжимает его рукоять в мою ладонь.
– На всякий случай, тебе он может понадобиться.
Кожаная обмотка рукояти кажется чужой и все же знакомой. Меня пробирает озноб. Он хорошо носится и эластичен – признак того, что это часто используемый инструмент мастера. Инструмент для убийства.
– Но тебе не нужно будет его использовать. Я обо всем позабочусь. – Он слегка хлопает Облако по крупу. – А теперь поезжай, Амали. – Лошадь начинает идти. Я оглядываюсь через плечо и вижу Кайма, стоящего в полутьме утра, с обнаженной грудью и вооруженного всеми мыслимыми видами клинков.
Он выглядит совершенно устрашающе.
Холод усиливается, смешиваясь с теплом в животе. Без него я чувствую себя одинокой и уязвимой. Холод хлещет по моим голым ногам, и небольшая часть меня просто хочет забыть обо всем этом и свернуться клубком, окруженная сильными теплыми руками Кайма.
Хотела бы я сбежать с ним.
Но я не могу.
Это мое место. И это мой народ.
Я иду домой. И просто не знаю, с чем столкнусь, когда доберусь туда.
Кайм поднимает руку в мрачном полуприветствии.
Я не могу перестать смотреть на него. Как будто он сплел транс из теней, а змея, извивающаяся по его рукам, кормится тьмой, проглотила ее и превратилась в мерцающего, изгибающегося волшебного зверя.
Температура падает еще больше. Кажется, время замедляется. На мгновение Облако и я замерзаем, а Кайм превращается в черно-белое пятно.
Затем он расворяется в воздухе.
У меня перехватило дыхание.
Что сейчас произошло?
Время снова ускоряется. Стук копыт лошади выводит меня из ступора.
И я остаюсь смотреть на угасающий огонь и струйку дыма на поляне. Мужчина, исчезнувший у меня на глазах, на самом деле не человек, а призрак?
Глава 23
Кайм
Когда слабый намек на утренний свет начинает течь по небу, я бегу через безмолвный лес, используя клубок тьмы, кружащейся внутри меня.
Я помню звук дрожащего голоса Амали, когда она рассказывала мне, что с ней сделали.
Меня это злит.
Гнев придает мне силы
Мидрианцам не следует находиться в этом лесу. Я не позволю им убивать народ Амали.
Мой народ.
Хотя я игнорировал их существование большую часть своей жизни, они все еще мой народ.
И, возможно, ответы, которые я ищу, находятся где-то в этом лесу. Я просто недостаточно внимательно смотрел.
Я закрываю глаза и бегу, мои ноги проваливаются в мягкую землю. И представляю перед собой ничто так, как меня тренировали учителя Ордена.
Я чувствую прохладный утренний воздух на моей обнаженной груди. Ощущаю, как на моей коже высыхает пот, и чувствую ровный ритм моего дыхания.
Ощущаю за спиной присутствие Амали. Я оставил ей только быструю лошадь и более короткие клинки иншади, но этого достаточно.
За нами никого нет.
Все они уехали в Венасе.
Я проникаю глубоко в пустоту, которая существует во мне, ощущая свою силу острее, чем когда-либо. Представляю ее как холодное бездонное озеро. Погружаюсь в холодную воду, и все, что находится на поверхности, замедляется почти до полной остановки.
Я питаюсь гневом внутри себя, и все становится очень легко. Учение Ордена гласит никогда не убивать.
Я приказываю времени замедлиться, и мир вокруг меня замолкает.
Падающие листья внезапно зависают в воздухе. Останавливается дуновение ветра. Пикирующая птица замирает на середине дуги, ее тело направлено к земле, как стрела.
Амали позади меня, и пока она в безопасности.
Мне действительно не следовало снова использовать эту силу так скоро, но ее люди умрут, если я этого не сделаю, и, похоже, это один из тех редких моментов в моей жизни, когда меня действительно волнует, выживут люди или умрут.
– Ты не можешь вечно оставаться равнодушным засранцем, Кайм. Никто не может. Даже ты.
Слова Гемели отзываются эхом в моей голове, когда я бегу все быстрее и быстрее, игнорируя жгучую боль в ногах, заставляя свое тело выходить за рамки того, на что я даже не думал, что способен.
Хорошо, что я бегаю быстрее всех.
Хорошо, что я почти остановил время.
Температура моего тела резко падает.
Мое сердце бешено колотится.
Обострились слух и зрение. Даже малейшее ощущение на коже усиливается во сто крат.
Окружающий меня мир начинает казаться странным. Цвета тускнеют, и последние следы серебристого лунного света становятся необычайно яркими.
Что это за чувство?
Как будто путешествую по параллельному миру. Я никогда раньше не чувствовал себя таким сосредоточенным, быстрым и таким сильным. У меня в голове образ Амали, и я думаю о том, что сделаю с ней, когда покончу с этим.
Вожделение разливается по моим венам, смешиваясь с гневом и настойчивостью.
Опьяняющее ощущение.
И я думал, что устал. Ха.
Даже дыхание не становится затрудненным, когда двигаю руками и ногами, мчась вверх по склону холма, пробираясь сквозь деревья, мимо массивных тысячелетних дубов и молодых саженцев.
Я бегу по холму и спускаюсь в глубокую лощину, где запах древесного дыма ударяет мне в лицо. Чем дальше я иду, тем сильнее он становится, пока не прохожу сквозь густую дымку.
Дым в замедленном времени ведет себя странно. Он цепляется за кожу и обычно отказывается убираться с дороги. Я кашляю, когда попадаю в самую гущу столпа, но это меня не замедляет.
Под моими ногами земля меняется, превращаясь из мягкой, усыпанной листьями земли в твердый вымощенный грунт, лишенный каких-либо сорняков или щебня.
А потом второй раз в жизни я вижу крошечную деревушку под названием Венасе.
На этот раз она горит.
Самобытные соломенные хижины тигов полыхают. Золотое пламя тянется к верхушкам деревьев, приостановленное во времени, как и все остальное.
Мидрианские солдаты окружили хижины – клинки обнажены, жесткие черты лица искажены выражением жестокого ликования.
Они ждали этого момента.
Дай им шанс, и все люди превратятся в диких животных.
Все люди.
Даже я.
Я останавливаюсь и оцениваю ситуацию. Bижу лица тигландеров, их гордые черты, застывшие от ужаса.
Мужчины, женщины, дети…
Все съежились перед мидрианцами на лошадях.
Солдаты вооружены факелами и тяжелыми палашами. Они окружили деревню. Некоторые спешились. Остальные грубо вытаскивают женщин из хижин.
Без сомнения, чтобы изнасиловать, а затем убить их.
Это бойня, которая ждет своего часа.
Я смотрю на свои голые руки. Змей Орака потемнел, как полночь, а моя кожа стала такой бледной, почти прозрачной. На мгновение кажется, что весы на моих руках двигаются – словно змей действительно изгибается, но, возможно, это просто усталый разум играет со мной шутки.
Дым цепляется за меня, когда я прохожу мимо мидрийского солдата и тяну его за шарф. Он застрял на полпути, его ботинки с красным передом медленно опускаются на землю, когда он поднимает свой массивный меч.
Я завязываю темную ткань вокруг лица, защищая нос и рот от густого серого дыма
Затем перерезаю ему горло.
Он еще не умер, но когда я отпущу время, он умрет. К настоящему времени мои пальцы настолько холодные, что я их почти не чувствую. Следы усталости обвиваются вокруг моего раненого плеча и вонзаются в мою левую руку. Она распространяется по руке и пальцам. Попадает в мое плечо, в грудь и в правую руку.
Я начинаю уставать.
Еще нет.
Время ускоряется, совсем немного. Движения мидрийских солдат переходят от почти замороженного к замедленному.
Мне нужно спешить.
Амали никогда бы мне не простила, если бы я не остановил это.
Это мысль движет мной, когда я приступаю к работе, покрывая свои руки кровью людей, у которых нет возможности защитить себя.
Это слишком легко.
И всегда было слишком просто.
Мой клинок поражает верно, разрывая артерии и жизненно важные органы, похищая жизнь так же легко, как я дышу, и в этом есть что-то настолько чудовищное, что у меня возникает внезапное желание сопротивляться, отступить и оценить ситуацию, прежде чем я убью всю мидрианскую эскадрилью.
Это никогда не случится.
И уже слишком поздно.
Они уже мертвы, а я жуткая рука смерти. Что-то – или кто-то – сделало меня таким, и я не знаю почему. Меня это больше не волнует. Все, что я могу сделать, это использовать эти чудовищные способности, чтобы исправить баланс.
Видите ли, мы, Достопочтенные – даже те из нас, кто покинул Орден, – все одержимы поддержанием баланса.
И эти проклятые высокомерные мидрианцы слишком долго склоняли чашу весов в свою пользу.
Пора весам отклониться в другую сторону.
Амали начала это.
Я могу только довести дело до конца.