Текст книги "Школа чувств (СИ)"
Автор книги: Анна Даркина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)
Удивить? Поразить? Спасибо, Петрович, попробуем. Подпустить к себе на удар, дать возможность ударить, сделать вид, что удар почти прошёл, обозначить – неявно, для понимающего – боль. И вперёд! Удар в грудь. По голени! Уйти с линии атаки, изменив позицию. Сделать обманное движение – вытянуть руку, как для атаки – и ударить ногой в прыжке.
Их движения на арене напоминают дикий танец: удары ногами и руками, атаки и защита. Александр чувствует себя уверенным, как никогда. В его теле лёгкость и сила, он знает ещё до того, как Ружан начинает двигаться, куда тот нанесёт удар, и спокойно уходит в сторону или блокирует. Он понимает, что нельзя недооценивать человека, который поставил себе цель не просто победить, но покалечить своего противника настолько, чтобы тот уже не смог прийти в себя. Но Алекс не боится, страх сковывает, а ему надо защитить свою девочку, которая вообще не должна была в этом участвовать, а должна была ехать в Прагу с Андреем, чтобы показать всему миру, красоту своего танца…
Он пропустил удар по-настоящему. Нет, никаких мыслей о Маше! Только бой, сконцентрироваться, собраться – и бить. Длинные руки Ружана не дают нанести качественный удар, после которого можно было бы вести бой к концовке. Надо ждать, надо выжидать. Он всё равно ошибётся. Он человек – импульс, человек – взрыв. Он не может долго терпеть рядом с собой соперника, потому что считает это постыдным. Ружан привык к быстрым победам. Неужели за этот год, что его не было, ему объяснили, что скорость хороша в атаке, но нельзя бросаться вперёд в попытке поскорее выиграть, тем более если противник сильный?
Маша вновь слышит, как отец Ружана объясняет её маме технику Евгения. От его голоса её сознание плывёт, потому что она слышит самодовольные интонации в его рассказе. Ей хочется крикнуть, чтобы он заткнулся. Почему его сын вырос таким зверем? Почему все люди для него хлам?
А тут ещё болельщики Ружана взрываются новыми криками – он наносит несколько быстрых и сильных ударов, от которых Морозов припадает на одно колено. Маша подносит кулак ко рту, чтобы не закричать от боли, которую чувствует в этот момент. Она видит, как ступня Ружана летит в лицо Саши, и готова сорваться в крик, когда слышит восторженный шёпот Майкла:
– Смотри!
Это кажется невероятным! Только что стоящий на колене Александр, находящийся, казалось, в ступоре от града ударов, которые обрушились на него, мгновенно хватает Ружана за лодыжку и резко рвёт в свою сторону, сам в перекате уходя в сторону. Теперь оба бойца на земле, но Ружан оглушён от удара о пол, а Алекс получает простор для манёвра. Он прыгает на лежащего Ружана сверху с жёсткой посадкой коленом на рёбра и бьёт в открытое горло. Тот замирает на несколько мгновений и хватает воздух ртом и каким-то немыслимым движением изгибается и бьёт голенью соперника по плечу.
– Мой сын! – Иван Ильич тянется за бокалом с шампанским, который стоит на столике рядом. Ольга Сергеевна напряжённо следит и за боем Саши, и за реакцией дочери, которую, слава богу, контролирует Миша, и за публикой вокруг.
– Оля, предлагаю выпить за моего Евгения!
Но она отмахивается:
– Не сейчас, Иван, подожди, не мешай.
Он думает, что она увлечена и поражена техникой боя его сына, поэтому не настаивает. А Ольга вдруг задаёт ему неожиданный вопрос:
– А где твоя жена? Где мать Жени?
Ей действительно это интересно, но Ружану этот вопрос неприятен, и тем не менее он пусть неохотно, но отвечает:
– Она умерла много лет назад.
– Болела? Несчастный случай?
И прежде чем подумать, он вдруг говорит чистую правду:
– Самоубийство на почве обострившегося психического заболевания.
Ольга Сергеевна замирает, не в силах взглянуть на Ружана:
– Мне очень жаль.
Она косится на дочь, но та ничего не слышала, занятая переживаниями за Сашу.
Плечо обжигает огнём. Нельзя так подставляться. Он видит глумливую улыбку Ружана рядом с собой. Слава богу, тому хватает ума не разговаривать во время схватки, как это было раньше. Видимо, объяснили умные люди, что к чему. Но Александр всё равно знает смысл этой улыбки:
Я сделаю тебя. Ты не сможешь защитить её от меня. Маша – прекрасный приз за мою победу.
И не успевает он это посчитать плодом своего воображения, как Ружан всё-таки произносит:
– Я буду трахать её сегодня же ночью.
Нельзя дать своему внутреннему зверю действовать спонтанно! Надо его отпустить, но подчинить рисунку боя.
Никто сразу и не понял, что на арене что-то изменилось. Но как ни странно это почувствовала только Маша – она увидела, как её Саша перестал быть самим собой, привычным, добрым, любящим, весёлым, внимательным и заботливым. Перед ней появился хищник, не способный на человеческие эмоции, а живущий только инстинктом убийства.
Ружан понял то же самое, что и Маша, но на секунд пятнадцать позже – когда уже ничего не мог исправить. Когда уже оказался в партере; когда Морозов уже с хрустом ломал его руку; когда бедренная кость правой ноги крошилась под мощными ударами; когда рёбра ломались пополам, а лицо превращалось в кровавую маску…
Шум крови в ушах заглушал крики зала. А может быть, там просто стало тихо? Неважно. Главное – добить. Сделать так, чтобы этот человек больше никогда не появлялся в его жизни, не приносил с собой зло, не угрожал родным и близким людям. Не было Саши Морозова, был Мороз, жестокий и беспощадный.
Пока сквозь кровавую пульсацию не проник девичий шёпот:
– Саша! Не надо!
Но этот шёпот прозвучал как крик, как мольба не опускаться до уровня лежащего перед ним противника. И он остановился, изгоняя красную муть из сознания, возвращаясь в мир людей и успев выплюнуть в лицо Ружана, перед тем как он отключится, слова:
– Ровно так, как ты Андрею! Я умею правильно ломать кости.
– Саша! Не надо! – эти слова вырываются у неё непроизвольно, когда она понимает, что Морозов готов пойти до конца. Она понимает, что он не услышит её в гуле возбуждённых боем голосов, но её слова отчётливо звучат для тех, кто рядом с ней.
Они все смотрят на неё. И Иван Ильич Ружан, ещё не понимая, что происходит рядом с ним. И мама, встревоженная её состоянием. И окружение Ружана, удивлённые такой реакцией и не знающие, чем она вызвана на самом деле. Маша вжимает голову в плечи и со всей силы вцепляется в руку Майкла. Её не радует такое внимание, но и объяснять свою личную заинтересованность во всём происходящем она не хочет.
Главное – каким-то чудом её призыв почувствовал Саша и даже повернулся в её сторону, хотя и не мог не то что видеть её, даже предполагать, что она может здесь очутиться: он опускает руку, занесённую над Ружаном и медленно обводит взглядом ряды зрителей.
– Не надо! – на этот раз шепчет она, глядя на окровавленного Евгения, безжизненно лежащего на канвасе, и Сашу, стоящего на колене и так и не опустившего руку для решающего удара.
– Что это было? – Иван Ильич поражён, но Ольга тут же ему всё поясняет:
– Только что моя дочь чудесным образом не дала своему молодому человеку убить твоего сына.
Она встаёт и подхватывает бледную дочь под руку:
– Миша, помогай.
Вдвоём они спускают Машу вниз, где уже никто не обращает на них внимание, так как Морозов выиграл схватку, и часть публики спешит получить свои деньги, а другая громко обсуждает бой. Маша прислушивается к разговорам, но ничего не может понять – столько сленга, что смысл ускользает. Она даже не знает, где сейчас Саша и как он себя чувствует. Она с мольбой смотрит на маму:
– Где он?
Ольга Сергеевна оглядывается и неожиданно натыкается на сердитый взгляд мужа, который направляется к ним.
– Думаю, сейчас мы всё узнаем, – говорит она дочери, смело делая шаг навстречу мужу.
Андрей Петрович пытается взглядом прожечь жену, заставить её опустить глаза, почувствовать себя виноватой. Для него увидеть в этом зале жену и дочь неожиданно, невероятно. Его нежные девочки сейчас должны находится дома, вдали от зрелища, пробуждающего животные инстинкты, и ждать звонка об исходе поединка. Он очень любит их и не может представить, что они окажутся в таком месте, где нет места ничему женскому, мягкому, нежному. Он не взял с собой Машу, стараясь уберечь от жестокого зрелища, но её привела жена, которая должна быть на его стороне, а не потакать девичьим капризам.
Они останавливаются возле выхода так, чтобы избежать толпы. Ольга Сергеевна не даёт мужу начать говорить первым, а после того, что она сообщает, он и сам утрачивает дар речи.
– Ты не поверишь, мы сидели рядом с Ваней Ружаном. Он так хвастался сыном ещё до боя, что мне хотелось его ударить: он говорил о нём, как о племенном жеребце, а не о родном человеке. Здравствуйте, мальчики, – она почти щебечет, здороваясь с друзьями мужа, которых знает ещё с университетских времён.
Она кажется легкомысленной, но за этой лёгкостью скрывается тревога и за дочь, и за мужа, который, как она прекрасно понимает, чувствует себя обманутым, и за, казалось бы, чужого ей, но такого близкого дочери Сашу.
– Здравствуй, Оля, – отвечает ей первый «мальчик» – областной прокурор.
– Рад тебя видеть, Ольга, – улыбается второй – один из заместителей губернатора.
Но муж не ловится на удочку обаятельной улыбки.
– Как вы здесь оказались?
– Давай поговорим об этом дома. – просит она и поворачивается к дочери, – ты как, нормально держишься?
– Да, – Маша старается, чтобы голос не дрожал, – я хочу видеть Сашу.
Но тут опять все отвлекаются от неё и смотрят вправо – к ним приближается Иван Ильич Ружан в окружении телохранителей.
– Я хочу, чтобы мне объяснили, что сегодня произошло, – требует он.
– А мне кажется, Ваня, – мягко обращается к нему Ольга Сергеевна, – тебе сейчас нужно быть рядом с сыном, нанимать лучших врачей и молиться за его здоровье.
Он отшатывается от неё, как от прокажённой.
– Им займутся.
– А ты? – продолжает так же мягко допрашивать Ружана-старшего Ольга.
– А я должен довести дело сына до конца. Этот Морозов чуть его не убил, – обращается он к Петровскому как к прокурору, – это видели многие…
– Это был бой, – парирует тот, – бой без правил, который вы, Иван Ильич, лично анонсировали, пригласив меня посмотреть – цитирую – «как будет раздавлен тот, кто посмел оскорбить моего наследника».
Маша вскидывает глаза на Ружана.
– Это правда? Именно так – раздавлен?
– Может, я высказался несколько эмоционально. Мой сын уже несколько раз пытался защитить свою честь…
– Честь? – не верит своим ушам Маша. – Что же случилось с его честью, что ей потребовалась защита?
– Я не думаю, что могу разговаривать на эту тему с тобой.
– Почему же? – задаёт резонный вопрос Андрей Петрович. – Давай поговорим на эту тему. Расскажи всем нам, что такого совершил Саша Морозов, что твой сын грозился не выпустить его живым с арены?
– И за что избил и искалечил Андрея, моего партнёра по танцам? Он жил ими, а теперь… – она невольно всхлипывает.
Ружан смотрит на Машу, но в его глазах нет той мягкости, которая была при знакомстве. Только любопытство – что эта девочка себе позволяет?!
– Про твоего Андрея мне ничего не известно, и не думаю, что Евгению есть дело до него. Так что всё это домыслы. А про честь… я мог бы не отвечать, но скажу. Мой сын перешёл в новую школу, подружился с девочкой, а Морозов оговорил его перед ней, а потом ещё и выставил её в неприглядном свете…
– Я не дружу с вашим сыном, – тихо начала Маша, – это он стал преследовать меня с первого же своего появления. Он наркоман, вы знаете это?
– Нет, он вылечился, – холодно оборвал её Иван Ильич.
– Я не знаю, откуда такая уверенность у вас, но за те несколько недель, что он учится у нас в школе, его зависимость стала заметна многим. Но не это главное. Он ни с кем не может подружиться, особенно с девушками, а тем более со мной.
– Да почему ты решила, что речь идёт именно о тебе? – голос Ружана наполняется презрением, и Ольга Сергеевна кладёт руку на плечо дочери.
– Потому что я оказалась в центре его ненависти к Морозову.
– Это смешно!
– Смешно, что её партнёр по танцам, с которым они вместе выступают уже 7 лет, больше не сможет выйти на танцпол только потому, что твой сын сломал ему ноги, руки и рёбра? – негромко произносит Ольга Сергеевна.
– Смешно, что твой сын грозился точно так же искалечить и мою дочь? – глухо спрашивает Андрей Петрович.
– Нашу дочь, – поправляет мужа Ольга Сергеевна и смотрит прямо в глаза Ружану. – Морозов, которого ты так ненавидишь, защищал там, на арене, нашу дочь, которой твой сын угрожал.
– Но зачем ты пришла сегодня ко мне, если знала всё это? – надменно спрашивает тот. Ему нет дела до чужих переживаний, сегодня его сын оказался неудачником, за которого неудобно перед уважаемыми людьми, и все эти претензии от Соловьёвых кажутся ему неуместными и надуманными.
– Хотела посмотреть, что стало с тем Ваней Ружаном, которого знала в юности. И увидела, что он превратился в самодовольного болвана, готового считаться только с самим собой.
Муж обнимает её за плечи и отодвигает в сторону:
– Не сыпь бисер, дорогая, он и правда, давно не тот Ваня, которого ты знала. Он даже сына не пожалел.
Петровский, до этого стоявший молча, не выдерживает:
– Я бы очень вам советовал, Иван Ильич, увезти сына на лечение куда-нибудь подальше от нашего города, а лучше за границу, потому что если он здесь останется, я всё-таки открою на него дело, подниму старые дела, которым не дан ход только потому, что свидетели вдруг изменили свои показания…
Маша перестаёт их слушать и тянет Михаила в глубину зала, где есть дверь.
– Как ты думаешь, он ещё там?
Майкл пожимает плечами:
– Я видел, что он с Гариком и тренером вроде бы туда уходил, но там, наверняка, есть и другой выход.
Они идут по другому полутёмному коридору, по обеим сторонам которого много дверей. Открывая те, которые не заперты, они в конце концов находят комнату, в которой на сдвинутых и накрытых старой шторой столах лежит Саша. Он в одних боксерах, руки вытянуты вдоль тела, голова запрокинута назад, глаза закрыты. Вокруг него ходят и Петрович и врач, осторожно ощупывая его тело.
– Серьёзных повреждений не вижу, – говорит врач, – гематомы и всё.
– Я в порядке, – не открывая глаз, произносит Александр.
– Ну знаешь, – ворчит Петрович, – бережёного бог бережёт.
Сердце Марии делает резкий скачок и замирает. Человек, ставший ей настолько близким, что без него невозможно мыслить своей будущей жизни, беспомощно лежит перед ней. Если бы это было в её силах, то она всю себя отдала бы за то, чтобы Саша не был в таком состоянии, чтобы на его теле не было этих стращных пятен, начинающих темнеть.
Она делает шаг в комнату:
– Саша!
Он поворачивается на звук её голоса, но вместо улыбки она видит его удивление, сменяющееся недовольством:
– Что, скажи на милость, ты тут делаешь?
– Я хотела убедиться, что с тобой всё нормально, – растерянно отвечает она.
– Это понятно, что теперь ты хотела убедиться. Но как ты сюда попала?
Он смотрит на Майкла за её спиной:
– Ты бессмертный?
– Стоп, Алекс, не заводись. Она пришла сюда со своей матерью – я только их сопровождал.
У Морозова глаза лезут на лоб:
– Ольга Сергеевна тоже была? Как ты её уговорила?
– Просто она меня поняла – уговаривать не пришлось.
Маша осторожно подходит к столам и с ужасом смотрит, как тяжело встаёт Саша и с какой гримасой боли он спускает ноги. Грудь сжимает от невозможности выразить силу своей нежности к нему, хочется кричать от бессилия – она не может снять эту боль, забрать её себе. Он перехватывает её панический взгляд и улыбается:
– Не бойся, Маруся, я в порядке.
– Ты опять? – вскидывается девушка.
– Марии нечего делать в таком месте, а вот Марусе!
– Морозов, я тебя сейчас ударю!
В комнате на несколько секунд повисает тишина, а потом все начинают дружно смеяться, и Маша непонимающе оглядывается.
– Девушка, ему и так сегодня досталось и без ваших угроз, – объясняет врач.
– Но твой удар может стать для меня смертельным, – добавляет Саша. – Хочешь – бей. Я так устал, что даже закрываться не буду.
– Прости, я не подумала, – закусывает она губу, готовая расплакаться от неуместности своих слов. Она смотрит на его тело и видит, как уже налились сливовым цветом синяки на рёбрах, как проступают шоколадные пятна на плечах, как алеют малиновые пятна от ударов на голенях и бёдрах.
Маша стоит рядом с ним, сидящим на краю стола, и не может отвести глаз. Слёз не удержать – слишком больно смотреть на любимое тело, пусть, слава богу, и не искалеченное, но избитое. Слезинки скатываются по щекам, и Маша изо всех сил старается их остановить, видя, как перекашивается лицо Саши.
– Не надо, прошу тебя, – он упирается лбом в её плечо, и она чувствует всю тяжесть его тела, которую он сейчас не контролирует.
– Маша, Машенька, – тянет он, не отрывая головы от плеча, – я устал. Я очень устал. Прости, но сейчас иди. Я сам тебе позвоню. Теперь всё будет хорошо, поверь.
– Я верю, – она гладит его по голове.
Он не может сразу от неё оторваться и практически стонет:
– Зачем ты сегодня пришла? Ты не должна видеть меня таким…
Его прерывает тренер:
– Всё! Хватит соплей. Что было, то было, всё равно обратно не отмотаешь. Надо ехать.
Михаил берёт Машу под руку, а Гарик помогает Морозову спуститься. Она смотрит, как он уходит, и вдыхает поглубже, чтобы остановить тихие слёзы.
Уже в машине с мамой она просит отвезти её к Насте.
– Мам, мне сейчас надо выговориться. Я хочу остаться у неё ночевать.
Ольга Сергеевна согласно кивает:
– Думаю, у нас сегодня с твоим отцом, – она смотрит в зеркало заднего вида на машину мужа, следующего за ними, – состоится серьёзный разговор. Лучше тебе побыть от нас подальше.
Маша смотрит перед собой и видит не уходящую под колёса дорогу, а усталого Сашу, чьё тело теперь представляет одну большую гематому. Ей очень хочется быть рядом с ним, но ей сказано ждать – и она будет послушной.
17
17.
Он позвонил только тридцатого декабря.
Родители решили, что раз угрозы для их дочери теперь нет, то в школу ей ходить можно. И последние два дня она послушно сидела не понятно для чего на уроках рядом с Настей, которой во время ночёвки рассказала всё. Ну, или почти всё. Та сначала ахала, а потом, обняв Машу, только и смогла сказать:
– И как ты умудрилась вляпаться во всё это?! А Андрей? Пострадал ни за что.
Сейчас она оберегала подругу в школьных коридорах, в которых старшеклассники открыто делились слухами о бое между Морозовым и Ружаном. Действительно знающих, как всё происходило, было мало, да они и не стремились делиться своими знаниями. Но слухи расползались быстро, отсутствие двух неординарных личностей было замечено всеми, а когда от секретаря в приёмной кто-то услышал, что Ружан-старший забрал документы сына, эта тема стала ведущей.
Как всегда, больше всего досталось той, которая хотела, чтобы её оставили в покое. Но Морозова рядом с ней не было, и старшеклассницы почувствовали свободу, пусть и относительную, но позволяющую именно сейчас выплеснуть свою неприязнь на Машу.
Первый раз у неё спрашивали о бое завуалировано, и она сумела уйти от неудобных расспросов довольно легко. Но вот второй раз оказался не таким безобидным.
Её подловили в той самой женской раздевалке, где она когда-то столкнулась с Сашей после уроков. Три старшеклассницы, среди которых была и Лера, просто закрыли перед ней дверь и толкнули обратно.
– Соловьёва, чего тебе спокойно не жилось? Ведь раньше ты никуда не лезла, сидела на попе ровно и никого не раздражала.
– Я не улавливаю суть претензий, – Маша и правда не может понять, что от неё хотят эти девушки.
– Овцой не прикидывайся. Сначала Морозов, потом Ружан. Что они в тебе нашли?
– Вот у них и спросите, – огрызается она.
– Это из-за тебя Женя из нашей школы ушёл.
Это не вопрос, это утверждение, которое исходит от девушки с цветными прядями в волосах. Маша даже не знает, как её зовут, и потому поражена той злостью, которая звучит в её голосе.
– Почему ты так решила? – по-настоящему удивлена Маша.
– А разве не из-за тебя подрались Морозов и Женя?
– Подрались? – это слово так не подходит к тому, что происходило на самом деле, что девушка не может подавить нервный смешок.
– Она над нами ещё и смеётся! – поднимает брови Лера. – Милая, а тебе никто ещё за подобное морду не бил?
– Ты хочешь попробовать? – не уступает Маша. – Я не понимаю, какое вам дело до меня и Саши.
– Я была с ним, пока ты тут не начала хвостом вертеть.
– Это вряд ли.
– По-твоему, я вру? – делано оскорбляется Лера. – Да, он мог замутить с кем-нибудь, но всегда возвращался ко мне.
– Сожалею…
– Рот откроешь, когда тебе разрешат.
В раздевалку пытается зайти Настя, но её грубо выпроваживают и вновь подпирают дверь.
К разговору подключается третья:
– А Женечка Ружан? Чем ты его околдовала? Минет хорошо делала? Тебе Алекса не хватало? Чего ты к Ружану полезла?
– Это он меня преследовал…
– Ну да, конечно, чего бы это такому красавчику за нашей серой мышью бегать?
– Да он отмороженный на всю голову ваш Ружан! Скажите спасибо, что он ушёл.
– А ты кто такая, чтобы решать за меня?
– Бессмысленный разговор, – морщится Маша, понимая, что оказывается в роли оправдывающейся не понятно за что. – Может, разойдёмся мирно?
– Она нам ещё и угрожает, – возмущается та, у которой цветные пряди, и без всяких предупреждений со всего размаху бьёт Марию по лицу тыльной стороной ладони.
Голова дёргаётся, щека тут же начинает гореть, а в голове девушки за считанные секунды проносится множество мыслей. Сначала она понимает, как чувствует себя Саша, когда пропускает удар – да, этот удар не чета тем, что он получает на арене во время боя, но для неё они равнозначны. Потом в её душе поднимается гнев на несправедливость, которая здесь творится – получить ни за что по лицу? Этого нельзя снести. И опять перед ней лицо Саши – жёсткое, напряжённое, с колючим взглядом: никогда не спускай противнику удара. И как только она это понимает, то делает то, что эти девушки никак от неё не ожидали. Она быстро и сильно бьёт кулаком в челюсть свою обидчицу. Конечно, ей не хватило техники, и удар вышел болезненным для обеих: у крашеной девицы боль разливается по челюсти, а у Маши по кисти руки. Но самое главное, что заряженная на конфликт троица расценивает этот удар как повод для драки.
– Ну, держись, овца! – громко предупреждает Лера.
Но в это время дверь резко распахивается, отчего подпирающая её третья девушка отлетает вперёд, и на пороге появляется Майкл, за спиной которого маячит Настя.
– Вы, девицы красные, берега попутали? – очень серьёзно говорит он. – Вам жить надоело?
– Не вмешивайся в наши разборки, – советуют ему, но он раздвигает небольшую девичью группу, как ледокол, и берёт Машу за руку.
– Если вы самоубийцы – так и скажите, а её не троньте. Лучше пойдите и с крыши спрыгните, а можно ещё разбежаться и об стену головой шибануться, чтоб мозги, если они есть, брызнули – пока вас Морозов сам не покалечил.
– Он мне ничего не сделает! – кричит в его широкую спину Лера.
Михаил останавливается и иронично приподнимается левую бровь:
– Если бы ты знала, что он сделал с Ружаном только из-за угроз в адрес Соловьёвой, то сейчас искала бы место жительства в другом городе.
Они не видят, как за их спинами растерянно переглядываются девушки, которые до этого момента не очень верили в то, что между Морозовым и Ружаном действительно был бой.
Уже в коридоре, потирая опухшую руку, Маша просит Мишу и Настю:
– Не говорите ничего Саше, не стоит это его переживаний.
– А твоих стоит? – негодует Настя.
– Считай это моим жизненным опытом. Нет, правда, давайте промолчим.
Майкл кивает в знак согласия и смотрит на кисть Маши:
– Надо лёд приложить – пойдём в столовую. Я знаю, у них есть.
Оставшуюся часть учебного дня рядом с Машей всегда находится Настя, а на каждой перемене неподалёку маячат или Миша, или Гарик. Её подобная опека напрягает, девушка смущена, что вокруг неё происходит много всего такого, что заставляет окружающих с интересом следить за её перемещениями по школе. В классе же все замолкают, когда она появляется, и общаются так, будто боятся произнести что-то лишнее. Но когда она говорит об этом Гарику, тот только отмахивается:
– Не бери в голову, так сложилось – и ты ничего с этим поделать не можешь. А вот если с тобой что-нибудь случиться, то я не хочу отвечать перед Алексом.
– Ты что, его боишься? – удивлена Маша.
– Соловьёва, не будь наивной. Если мне сказано присматривать за тобой, то тут бойся – не бойся, но отвечать в случае чего придётся.
Маша задумывается над сказанным. Когда Саша дал такое поручение? Неужели после боя, когда лежал без всяких сил в импровизированной раздевалке? Даже тогда он думал о ней, о её безопасности. Грудь сжимается от приятной тоски – ей так хочется услышать его, увидеть, дотронуться.
И в этот момент он как раз и позвонил.
– Привет. Я подумал, что ты по мне соскучилась.
Она ахает.
– Привет. Как тебе удаётся позвонить именно тогда, когда я о тебе думаю?
– Здесь только один вариант, и я смею надеяться, что он верный.
– Это какой же? – она явно заинтересована.
– Просто ты постоянно обо мне думаешь. Я прав?
– Очень самонадеянно, но верно! Где ты? Как себя чувствуешь?
– Я у Сергея Петровича за городом. Не переживай, я хоть и сине-чёрный от гематом, но живой и почти здоровый.
– Что ты там делаешь?
– День просто спал. Другой день спал и ел. Сегодня ел и узнавал новости, что творится в городе.
– Ружан забрал документы.
– Я знаю, отец увезёт его за границу. Думаю, больше мы о нём не услышим.
– А тебе ничего не будет?
– Не волнуйся, Машенька, у меня хорошие покровители.
В школьном коридоре звенит звонок на урок, и Саша, слыша его, начинает смеяться.
– Ты что? – сбита с толку девушка.
– Этот звонок! Как будто из другой жизни. Как ты там? Никто не обижает?
– Ты совсем меня за ребёнка держишь? Я взрослая девушка и могу за себя постоять.
– Ну да, взрослая. Но парням сказано за тобой присматривать.
– Зачем, Саша?
Он молчит, прежде чем ответить:
– Я волнуюсь за тебя, а ещё жутко ревную.
Она замирает на миг от сладкой пульсации в низу живота. Один его голос, низкий, обволакивающий, заставляет её дышать чаще.
– Ты ненормальный? Мне кроме тебя никто не нужен. И вообще, я уже несколько минут как должна быть на уроке – последнем, между прочим, в этой четверти.
– Беги, ребёнок, я позвоню позднее. Сам. И ещё… Маша, хотел тебе сказать…
– Что ты замолчал?
– Нет, отложим до нашей встречи.
– Я соскучилась и хочу тебя видеть.
– Я тоже, – улыбается он, – и просто – хочу тебя, моя девочка…
Она идёт в класс со счастливой улыбкой на лице, не замечая укоризненного взгляда учителя и перешёптываний одноклассников, которые не могут понять, чему можно так отстранённо улыбаться.
Как мало для счастья нужно человеку! Услышать любимый голос, понять, что ты ему не безразлична, осознать, что он сейчас в безопасности, а впереди вас ждёт встреча. Кстати, когда же они увидятся? Родители увозят её отмечать Новый год за город, а ей так бы хотелось встретить его с Сашей. Но отец после того боя стал сам не свой. Запретил даже думать о том, чтобы встречать праздник в компании друзей. И Маша благоразумно промолчала, надеясь, что на зимних каникулах отцовское недовольство сойдёт на нет, и она сможет вырваться из дома.
За город в родовое поместье, как его называют все родственники, они должны поехать в семь вечера. Но с утра в этот последний день старого года у Маши абсолютно нет никаких дел. Она выспалась, понежилась в пенной ванне, посидела в Интернете, поболтала с Настей, которая, в отличие от неё, праздник отмечала вместе с Майклом и его компанией. Потом просто сидела перед телевизором, ожидая звонка от Саши и не понимая, почему тот молчит.
В два часа дня мама попросила сходить за сливочным маслом для торта, который она пекла к новогодней ночи, и Маша обрадовалась хоть какому-то делу.
– Я ещё зайду парфюмерный магазин, – предупредила она, – не теряй.
Продуктовый был сразу за углом от их дома, а вот торговый центр, куда хотела зайти Маша, располагался в двух кварталах. Идти туда с пачкой масла и пакетом молока не очень хотелось, и Маша, стоя на улице, пребывала в раздумьях, пока её не окликнула соседка, молодая женщина, с которой Ольга Сергеевна и Маша поддерживали дружеские отношения.
– Ой, Наташа, как хорошо, что я тебя встретила, – обрадовалась девушка, – ты не могла бы занести нам эти продукты. А то, боюсь, на походы по магазинам потрачу много времени, а маме нужно готовить уже сейчас.
Решив вопрос с продуктами, она отправилась к торговому центру, лавируя в многочисленной предпраздничной толпе. Она подумывала, не позвонить ли ей самой Саше, когда дорогу ей заслонили цыганки. Обычно она быстро их обходила, не смотря в глаза и не отвечая на зазывные обещания «всю правду рассказать». Но сейчас, занятая своими мыслями, не успела сориентироваться и попала в поле их гипноза.
– Молодая, красивая, дай погадаю, – резво начала одна, поймав взгляд Маши и удерживая его, – позолоти ручку – сколько не жалко.
– Нет, спасибо, – вместо того, чтобы промолчать, ответила девушка и тут же ощутила, как к её переносице прикасается палец цыганки:
– Эй, такая молодая и такая жадная!
Очнулась Маша от голосов рядом с ней. И один голос был очень знакомый, но почему-то звучал угрожающе. Она повернула голову и увидела рядом с собой Сашу, который крепко держал её под руку и что-то зло выговаривал несколько опешившим цыганкам.
– Саша! – удивилась она, тут же начав счастливо улыбаться.
– Я предупредил, но если ещё раз здесь увижу, разговаривать буду с людьми другого уровня, – рычит он и поворачивается к Маше:
– Взрослая, говоришь?
Он тащит её прочь, а она ничего не понимает:
– Что случилось? Почему ты злишься?
Он останавливается, поворачивается к ней и достаёт из кармана её кошелёк, серёжки и колечко.
– Твои?
– Да, – тянет она непонимающе, – но как…
– Никогда не разговаривайте с незнакомцами, – бурчит он себе под нос, – вот как тебя без присмотра оставить? А если бы меня рядом не оказалось? Так и осталась бы без денег и украшений.
Он открывает её сумочку и ссыпает в неё все Машины вещи, а потом смотрит ей в глаза:
– Привет!
Она задыхается от его взгляда и, несмотря на множество народу вокруг, встаёт на цыпочки и целует его в губы.
– Здравствуй! Я так рада тебя видеть.
Он прижимает её к себе и властно произносит:
– Пойдём.
Она не спрашивает куда и зачем, а послушно идёт рядом, наслаждаясь теплом его большого тела, его крепкой рукой, лежащей на плече. Он легко рассекает толпу, не давая никому возможности задеть девушку. Ей становится уютно рядом с ним. Украдкой разглядывая его красивое, сейчас сосредоточенное лицо, она незаметно втягивает его запах, такой привычно родной, что глупая улыбка разливается по её лицу.
