Текст книги "Черный спутник (СИ)"

Автор книги: Ангер Юрген

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 10 страниц)

  – Здравствуйте, ваша светлейшая милость, – по-русски проговорил Мора и поклонился – изящно, как только умел, – рад видеть вас.

  – Молодец, научился, – похвалил его герцог, – раньше кланялся, как лакей.

  Сашхен Плаксин маячил за его спиной – он подмигнул Море из-за герцогского плеча и попытался делать какие-то знаки, вроде бы намекающие на передачу перстня и счастливое окончание эпопеи. Герцог же потерял интерес к Море и ворвался в ложу – как черный смерч. Мора и Плаксин вошли за ним.

  Сцена выходила презабавнейшая. Левка в углу сдержанно давился смехом. Герцог нависал над креслом Рене – Аделаиса испуганно от них отпрянула – и почти орал на странной смеси французского и немецкого. Или все-таки по-настоящему орал – из соседней ложи заглянула даже любопытствующая голова.

  – Если ты думаешь, что у меня уже не хватит сил перекинуть тебя на плечо и унести, то ты ошибаешься, – голос «светлейшей милости» грохотал, как камнепад, – И мне плевать, кто и что обо мне подумает в этой несчастной венской опере!

  – Его светлость демонстрирует лотарингский диалект, – на ухо Море прошептал Плаксин.

  – Было время, когда я душу дьяволу бы продал за такое твое предложение, – смеясь, отвечал Рене на обычном французском языке, – но сейчас пламя перегорело. Мне не нужен твой позор, пойдем, Эрик, не стоит фраппировать почтеннейшую публику.

  Он поднялся с кресла, отодвинул от себя герцога – тот преграждал ему путь – и вышел из ложи, и герцог последовал за ним. А Плаксин остался.

  – Сейчас будет дополнительный спектакль, – Плаксин уселся в опустевшее кресло и вооружился бикуляром, – Всегда обожал смотреть, как они лаются.

  – Что вы там поймете? – удивилась Аделаиса. Она сверлила взглядом пока еще пустую ложу напротив, и терзала в пальцах платок, и, кажется, начинала понимать, что соперница ее вовсе не госпожа Штраус.

  – Я читаю по губам, – с гордостью пояснил Плаксин, – и могу послужить вам переводчиком. Ради ваших прекрасных зеленых глаз.

  – Сашхен начинал как шпион, – Мора тоже уселся в кресло, – быстро сделал карьеру, взлетел до личного телохранителя его светлости, а навыки остались. Он бог шпионажа.

  – Я люблю лесть, – признал Плаксин, – и переводить буду – и для тебя тоже. И даже для Левки. А, вот и они. Бедный дюк, как же он похудел в этой русской ссылке, – непонятно к чему заметил Плаксин и прильнул к бикуляру. Две фигуры в герцогской ложе расположились в креслах – вполне мирно – и Плаксин начал свой перевод:

  – Ты бросил меня, как надоевшую игрушку, в этом своем Вартенберге, среди разрухи и русских драгун. Это Рене. А это уже герцог. Я не думал, что будет война. Я хотел спасти твою никчемную жизнь. И, признаться, я просто очень захотел тебя увидеть. Рене. Ты – благонамеренный идиот? Еin idiot mit dem guten Absichten? Герцог. Выходит, да. Рене. Что ты хочешь мне предложить – этот твой вечно недостроенный курятник Раундаль, этот твой курляндский Авалон? Герцог. В нашем с тобою возрасте Авалон – самое подходящее место, мой Рене...

  Оркестр заиграл увертюру – антракт окончился. Служители загасили люстры в зрительном зале, перестарались – сделалось темнее, чем было до антракта, и Сашхен разочарованно вздохнул:

  – Все, ни черта не видно. Я не увижу, даже если они там поцелуются.

  – А они могут? – в ужасе спросила Аделаиса.

  – Было дело, – признал простосердечный Плаксин, – но в опере, наверное, постесняются.

  Аделаиса прижала истерзанный платок к глазам и тихонечко – чтобы не мешать опере – зарыдала.

  – У вас глаза размажутся, – напомнил Мора.

  – Мне уже все равно, – убито произнесла Аделаиса, – мне уже совсем все равно.

  – Вы же маг, – осенило вдруг Мору, – сделайте себе его доппельгангера. И лет на тридцать помоложе. И пусть он вас полюбит.

  – Это будет совсем не то, – всхлипнула Аделаиса, – у меня доппельгангеры корявые получаются.

  – Но – получаются же? – заинтересовался Плаксин, – Можно, я к вам потом обращусь? Так сказать, услуга за услугу?

  – Да как вам будет угодно, – проскулила Аделаиса.

  – А ведь я вас предупреждал про Рене, – противным голосом произнес Мора.

  – Никого нет, – Плаксин изо всех сил таращился в бикуляр, – В ложе – никого нет. Там у них отдельный выход, они винта и нарезали.

  – Может, вам просто не видно? – с надеждой спросила Аделаиса.

  – Да нет, пустая ложа. Уехали, старые греховодники. А ты, Мора, переживал – что станется с твоим папашей. Считай, больше ты его и не увидишь.

  – Ты так думаешь? – не поверил Мора.

  – Я тридцать лет знаком с этими господами, – не без гордости признался Плаксин, – не могу сказать, что их союз скреплен на небесах, но дьявол точно приложил к обоим свое копыто.

  – Они масоны? – вставил свое слово Левка.

  – Да причем тут масоны... – Сашхен глянул на Левку, и внезапная мысль осветила его невыразительное лицо, – Я зайду к вам перед отъездом, рассчитаемся, и я заберу этот сундук с крючками – думаю, Рене будет жаль опять лишиться своего рукоделия. Левка, ты сможешь на пару с лакеем закрыть дом, когда все разъедутся? И полить этот чертов фикус в гостиной?

  С тех пор прошло полгода, или чуть больше. Мора явился к своей Матрене – как и обещал когда-то, на шестерке белых коней и в белой шляпе. Они не поженились, конечно. Мора прибыл с документами на имя Теодора Гольца, вот и решили все, что отыскался потерянный Матренин муж, банкир Гольц. Так они и зажили вместе – словно были давно уже женаты.

  Они собирались на карточную «курицу» – в Кенигсберг нередко прибывали богатые растяпы, которых грешно не обыграть в карты. Мора вертелся перед зеркалом, Матрена, уже одетая и накрашенная, ожидала его и нетерпеливо ворчала:

  – У всех нормальных людей наоборот. Жена крутится перед зеркалом, а муж ее ждет.

  – Нормальным людям не нужно перед каждым выходом клеить на лицо носы, – напомнил Мора.

  Явился лакей и провозгласил напыщенно:

  – К вам – господин Александр Плаксин!

  – Сашхен! – растаяла Матрена, и Мора ревниво на нее уставился. Влетел Плаксин – кудрявый и стремительный, раскланялся, как паяц, и тут же впился поцелуем в Матренину руку.

  – Ах, Сашхен, вы, как всегда, галантны, – вздохнула Матрена, и Мора совсем разозлился.

  – Вообще-то, Сашхен, мы уже уходим, – произнес он мрачно, – и будем рады увидеть тебя, например, завтра.

  – Правда, Сашхен, у нас – «курица», – подтвердила Матрена.

  – Завтра я буду уже в Вене, – похвастался Плаксин, – знаешь, Мора, в Вене я познакомился с Казимиром Левенвольде, старшим братцем нашего Рене. Представь себе Рене – только в два раза толще и с усами. Воображает себя шпионом. Надутый тип, и к тому же глупый. Рене просил ничего ему не рассказывать.

  – Как он, Рене? – спросил Мора.

  – Да вот я, собственно, за этим и прилетел – как почтовый голубь. Твой Папи написал тебе письмо – и ты сломаешь глаза, прежде чем разберешь его почерк. Вот, держи, – Плаксин протянул Море конверт.

  – Я разберу, – пообещал Мора, – будешь в Вене – передавай Левке привет.

  – Не поверишь – Левка женился, – вспомнил Плаксин, уже надевая шляпу, – на своей учительнице, госпоже Керншток.

  – Там видно было, что к этому все идет, – оценил Мора, – а фройляйн Мегид – не выходит еще из моря с девятью рогами?

  – Зачем ей? – не понял Плаксин, – Нет, пишет дам с болонками.

  Уже в карете Мора развернул письмо – буковки у Рене выходили маленькие и острые, словно по листу пробежала своими коготками птичка. Впрочем, Мора и прежде знал, какой у него почерк.

  "Здравствуй, сын мой. У нас не вышло попрощаться – как не вышло проститься с близкими у Ганимеда, внезапно восхищенного орлом. Надеюсь, все извинили мне это внезапное бегство.

  Я все равно не решился бы сказать тебе это словами, в обычной нашей беседе – оттого, что вместо сердца у меня черная желчь. Вот, пишу в письме. Я хотел бы иметь такого сына, как ты. И счастлив оттого, что ты – мой единственный ученик. Ты не бездарность. Просто у кого-то не хватило на тебя добрых слов, пока ты учился, но этот кто-то говорит их тебе сейчас – ты хороший алхимик, и хороший друг. И если я помру от скуки в этом зачуханном курляндском Авалоне, в этом курятнике с претензией на Версаль – пожалуйста, приезжай на мои похороны.

  Ты боялся, что я пропаду без тебя – и да, здесь можно пропасть. Семейство герцога напоминает бестиарий, охваченный пламенем. Юные герцоги, которых я помнил очаровательными сорванцами, превратились в склочных буйных пьяниц. Герцогиня спятила – и слава богу, потому что не узнает меня и ей не за что ненавидеть бедного Шкленаржа. А то, что спятил герцог – так это мы с тобою и так давно знаем. Иногда мне хочется бежать из этих мест – и не удивляйся, если вдруг обнаружишь на пороге своего кенигсбергского дома мою бледную тень с неизменным дорожным саквояжем. Поистине, бойтесь своих желаний – это я цитирую тебе своего тирана, а он, в свою очередь – цитирует Конфуция. Или мне удастся все-таки превратить кентавра хоть в подобие человека – где только взять на это силы? Впрочем, не верь моим жалобам. Я хотел это чудовище – и я его получил. Каждому свое. Nihil time nihil dole.

  Всегда твой Р."

  И дальше – приписка – «дрессировщик крупных хищников».