Текст книги "Проклятие медвежонка (СИ)"

Судьба особо не напрягается. У всех романтичных особ в жизни один и тот же сценарий. Разве нет? Школа. Первая любовь – в началке, последняя – в старших классах. На уроках вместо того, чтобы слушать учителя, с обратной стороны тетради ты рисовала карандашом его портрет. На переменах сторожила напротив кабинета, надеясь, что он обратит на тебя внимание. Ты сходила по нему с ума. Но ни диета, ни увлечение, до него даже немыслимое, «Алисой» или футболом, не помогло. Он всё равно выбрал твою одноклассницу. Потом универ. Та же история. Он – звезда. А ты – простая смертная. Поэтому и здесь никаких шансов! Только и остаётся утешать себя по ночам глупыми мечтаниями, представляя ваш поцелуй, объятья и испытывая при этом неимоверное удовольствие. А с утра в универе вновь глотать сопли, наблюдая за объектом своих грёз издалека, надеясь на то, что всё равно рано или поздно он будет твоим.

Это и мой сценарий тоже. А я – романтичная особа. Но теперь я знаю точно, что любой сценарий можно переписать, и что в жизни не всё так просто, как кажется…. Бывают вещи, не подвластные никакому объяснению….

Я – Анжелика Синицына, или Лика, как называют меня родные и близкие. Романтичность, видимо, передаётся по наследству. Имя мне дала мама, начитавшись в своё время любовных романов Анны и Сержа Голон. Бабушка же, судя по всему, увлекалась Дюма, потому как маму мою зовут Констанция Станиславовна.

И живём мы с мамой вдвоём в маленькой двушке на окраине столицы. Отец мой в лучшем мире уже лет пятнадцать. Но я получила мужское воспитание – папиным армейским ремнём, висевшим на гвоздике в маминой комнате. Я не осуждаю маму ни в коем случае. Благодаря её воспитанию я выросла порядочной и послушной, а не разбитной и гулящей, как многие девушки моего возраста. Бабушка, недавно присоединившаяся к папе, называла меня «кладом» для будущего мужа. Мама же не одобряла эти её разговоры, говоря о том, что «первым делом самолёты», ну а мальчики потом. Больше всего в жизни мне не хватает бабушки. Ведь только с ней я и могла поговорить о наболевшем, чего мама никогда бы не поняла!

Констанция Станиславовна работает учителем самого могучего и великого языка в школе № 1235 и подрабатывает репетиторством, что приносит основной доход в нашу небольшую семью. Поэтому вопроса, куда мне поступать, даже не возникало. Закончив эту же школу с золотой медалью, я без проблем оказалась в списке студентов одного из самых престижных университетов Москвы, в группе «Л-101», где и обучают тому самому языку. В универе я тоже на хорошем счету. За мои успехи в учёбе и за бойкий характер меня назначили старостой группы, а Лёня Васильков, наш народный вещатель, наградил меня прозвищем Немезида.

– Во сколько сегодня вернёшься из университета? – как всегда, стоя на пороге, меня провожала мама, по традиции, давая наставления.

– Как обычно, после четырёх. У нас сегодня четыре пары, – чмокнув её в щёчку, я повернулась к двери.

– Хорошо. Я буду дома. И не задерживайся. У меня сегодня три ученика. Поэтому ужин – с тебя.

– Ой, совсем забыла, – собрав губки бантиком, как можно жалостнее посмотрела на маму, – я же сегодня обещала Наташе после универа сходить с ней в торговый центр.

– Никаких центров. Сколько раз можно повторять: мне не нравится ваша дружба с Наташей. Ни к чему хорошему это не приведёт! – мама завелась – теперь её было не остановить.

– Ну, мамочка, ну, пожалуйста! – обняв её обеими руками, подлизывалась я.

– И не мамкай! Я сказала: после последней пары – домой!

– Ну, пожалуйста! – я всё ещё надеялась её уломать.

Не получилось…

Через час я летела от автобусной остановки к «храму науки», не обращая никакого внимания на то, что творилось вокруг. Весна уже вступила в свои права. Тёмные проталины остались единственным напоминанием о том, что совсем недавно было всё белым и пушистым. Сейчас же, радуя глаз, кое-где показалась первая зелёная травка. Солнце, несмотря на ранний час, уже вовсю припекало. Птицы суетились, прыгая с ветки на ветку в сквере, устроив такой галдёж, что я даже не слышала разрывающегося в кармане пальто телефона. Запах весны стоял в воздухе. Тот запах, от которого сжимается сердце в предвкушении новой жизни, в предвкушении перемен, которых все ждут от поры любви и вдохновения, свойственного не только «великим», но и простым смертным, особенно романтичным особам.

– Ты чего так поздно? Я уже обзвонилась! У тебя телефон где? Пара скоро начнётся. Ты же знаешь, Аделина не любит, когда опаздывают. Даже тебе не простит! – моя верная подруга встречала меня у дверей универа.

– Сначала опоздала на автобус. Потом стояла в пробке, – отдышавшись, оправдывалась я, – у тебя косметика с собой?

– Как всегда.

– Накраситься успею?

– Я помогу.

Открыв тяжёлую дверь универа, мы зашли внутрь и прямиком в женский туалет.

– Давай косметику! – я торопилась, стаскивая в это время с себя длинную до колен синюю юбку, в которой пришла. Под ней у меня была другая: короткая, в ярко-красную клетку, модная в нынешнем сезоне. Затем сняла серую водолазку и расстегнула последнюю пуговицу кристально белой обтягивающей блузки, оказавшейся под ней. Аккуратно сложив снятые вещи, убрала всё это дело в рюкзак.

– Держи! – протягивала мне Наташа косметичку. – Вот это я понимаю. А то прям синий чулок какой-то. Неужели твоя мама не видит, во что ты одета? Она же в школе работает. Должна быть в курсе того, что носит молодёжь. Ну как можно надеть на себя эти старушечьи вещи. Ужас!

– Наташ, – я посмотрела в зеркало на подругу, – ты же знаешь мою маму: с ней лучше не спорить, – я стащила резинку с волос, и они тяжёлой светлой копной упали на плечи.

– Я вообще не знаю, как ты с ней уживаешься? Туда не ходи, то не носи! Даже краситься тебе не разрешает! Ты же не десятилетняя девочка! Хотя сейчас, наверное, и третьеклассницы красятся, – махнула подруга рукой.

– Всё! Готово! – подкрасив напоследок губы красной помадой и послав своему отражению в зеркале пару воздушных поцелуев, я с гордостью посмотрела на новую себя. – Чуть не забыла, – сунув руку в мешок со сменкой, вытащила красные туфли на высокой шпильке и отправила их туда, где они должны были находиться, поменяв местами с потёртыми на мысках стоптанными сапогами.

В это время прозвенел звонок на пару, и мы с Наташей пулей выскочили из нашей «комнаты чудесных преображений». Нам надо было ещё подняться на второй этаж, где по пятницам у нас проходила первой парой древнерусская литература.

– Можно? – через пару минут мы уже открывали дверь нужной аудитории.

– Ай-ай-ай, девочки! – покачала головой Аделина Игнатьевна. – Как нехорошо опаздывать!

– Извините, Аделина Игнатьевна! – жалостливым голосом ответила я. – Мы больше так не будем.

– Вам, Синицына, я почему-то верю. А вот у некоторых опоздание вошло в привычку! – строго посмотрела на Наташу профессорша.

– Извините! – опустив глаза в пол, ответила та.

– Можете занять свои места, – поправила рукой очки преподавательница и вновь вернулась к лекции.

Аделина Игнатьевна преподавала в универе, наверное, с момента его открытия. Не знаю, сколько ей было лет, но судя по морщинам, благодаря которым она была похожа на завалявшуюся картофелину, можно было подумать, что она ещё царя застала. И одежда её наводила на мысль, что Аделина Игнатьевна явилась из прошлого века. Её не спасал даже парик, больше похожий на папаху, ярко-синие тени и не менее яркая красная помада, точь-в-точь как у меня. Но, несмотря на свой древний возраст, у неё была отличная память. Любой бы позавидовал! Она не только знала по именам всех студентов, но даже помнила, кто ей сдал курсовик, а кто нет, кто присутствовал на прошлой лекции, а кто прогулял. Студенты её побаивались, за глаза называя Цербершей. А мне она нравилась. Она была справедливой, принципиальной и слов на ветер не бросала. Эти качества я больше всего ценила в людях. Да и ко мне она хорошо относилась.

– Степанова! – окликнула она Наташу, в том самый момент, когда та передавала мне записку. – Чем вы там занимаетесь?

Подруга покраснела – от злобного взгляда Церберши даже у самых непробиваемых волоски на спине вставали дыбом.

– Я записываю, Аделина Игнатьевна, – сглотнув комок в горле, ответила Наташа.

– Мне кажется, вы не там записываете и не совсем то, что нужно! – не сменив тон, продолжала профессорша. – Подайте-ка мне то, что вы сжимаете в правой руке.

Наташа покраснела ещё больше, но подчинилась. Она встала с места и под смешки ребят с виноватым взглядом подошла к Аделине Игнатьевне и протянула ей записку.

– Помнится, вы сегодня хотели сдать мне курсовую работу. Ну, так как? Надеюсь, вы оправдаете мои ожидания?

Тут стало стыдно мне. Я обещала помочь подруге с курсовой, но не смогла найти время.

– Я сдам в среду. Она почти готова, – слукавила Наташа.

– Ну, как знаете. Садитесь на место, но ещё одно замечание – и вы пойдёте в коридор. Вам всё ясно?

Наташа закивала и, облегчённо вздохнув, села за парту.

– Васильков, Пенкин, Кочетыгов, Репкина, что у вас с курсовыми? – Церберша, поддерживая рукой очки, окинула всех своим убийственным взглядом. – Значит, так. Если в среду у меня не будет ваших работ, у всех будет – неуд и до экзамена я не допущу. Всё ясно?

Все провинившиеся закивали.

– Итак, продолжим урок.

– Ух, Церберша, как я её ненавижу! – выходя из аудитории в коридор, причитала Наташа.

– Успокойся. Нормальная она тётка. Ты к ней несправедлива.

– Да что ты говоришь? Вечно ты её защищаешь!

– Ладно, не обижайся. Я тоже виновата. Обещала тебе помочь. Ты понадеялась. А я... – я посмотрела на подругу.

Наташа положила мне правую руку на плечо, а левой потрепала меня за волосы. Как меня раздражала эта её привычка!

– Ну вот, опять причёску испортила, – обиделась уже я.

Подруга засмеялась.

– Кстати, – вдруг вспомнила я о записке. – Что тебе так не терпелось на уроке мне сказать?

– Да хотела узнать: ты у матери отпросилась на сегодня? Я надеюсь…

– Прости, – виноватым голосом ответила я. – Сегодня никак не получится. У мамы новые ученики. Мне нужно готовить ужин.

– Ну, вот так всегда! – всплеснула руками Наташа. – У неё каждый день новые ученики! А ты – домработница!

– Ну, правда, не обижайся, – подлизывалась я. – Возьми с собой Алика.

– Ты что издеваешься? Кто же таскается со своим парнем по магазинам? И что он мне может насоветовать? Вот у тебя глаз – алмаз. Ты всегда видишь, что меня стройнит, а что – наоборот, – Наташа вздохнула. – Ладно, честно говоря, мне и самой сегодня хотелось домой пораньше вернуться. А платье из старых выберу. Но я надеюсь, ты матери про субботу сказала? – Наташа остановилась посередине коридора, взяла меня за руки и заглянула в глаза.

По ним она всё поняла.

– Так, подруга. Всё ясно!

– Я сегодня попробую… – пыталась я оправдаться.

– Если ты ей не скажешь – я сама позвоню! – пригрозила Наташа.

– Может, не стоит мне и приходить? Ты же знаешь, не люблю я вечеринки. Да и курсовик тебе помогу, наконец, закончить.

– Нет! – уверенно выпалила подруга. – А Констанции Станиславовне я придумаю, что сказать – не в первой!

Я тяжело вздохнула. Опять придётся обманывать маму…

– Да, кстати, сегодня у нас семинар по этике?

– Нет, в следующую пятницу – успокоила я подругу.

Но сама уже не могла сохранять спокойствие …. Навстречу шёл он…. Меня словно током ударило. Я не чувствовала ни ног, ни рук, я не ощущала своего тела. И не видела вокруг никого, только его….

– Аааааа! «Медведи»! Смотри! – раздалось справа от меня.

– Точно! Какие красавцы! – услышала я слева.

– Боже мой! Я сейчас умру! Такие секси! – визжал женский голос позади.

– Ник! Я люблю тебя! – крикнул кто-то в толпе.

Коридор в это время напоминал зрительный зал в театре в момент аншлага.

В ту самую минуту от входной двери универа в нашу сторону направлялась троица. Всё происходило будто на замедленной плёнке.

Один из них, идущий по правую сторону, высокий стройный блондин, поправлял одной рукой съехавшую на глаза длинную чёлку. Второй – посылал воздушные поцелуи не сводившим с него глаз поклонницам. Его улыбка, подчёркнутая ямочками по уголкам губ, сводила с ума. Глаза цвета неба с длинными пшеничными ресницами бегали по сторонам, судя по всему, выбирая жертву на сегодняшний вечер. Он был в кожаных чёрных брюках, лёгкой рыжей парке, из-под которой виднелась клетчатая рубашка в бежевых тонах и цвета парки тяжёлых ботинках. Вокруг шеи был намотан белый шарф с бахромой на обоих концах. В носу блондина блестело небольшое серебряное кольцо. И оба уха, казалось, оттянулись под тяжестью серёг.

По левую сторону от него вышагивал брюнет с длинными волосами цвета шоколада, аккуратно забранными в хвост. Подведённые стрелками глаза его чёрного цвета смотрели в пол. На нём было ещё больше пирсинга, а на шее из-под обтягивающей накаченную фигуру майки, виднелась татуировка. Рукава его тёмного вельветового пиджака были в полчетверти, и на обеих руках – наколки – фигуры то ли людей, то ли животных. Из троицы он был самым невысоким, но самым широким в плечах. Он выдавил улыбку на своём лице, сделал что-то типа реверанса, задрал ещё выше голову и, не останавливаясь, продолжил шаг.

Самым последним шёл он – причина моего проклятья. Чёрные, блеском отливающие волосы закрывали половину лица, но каждый его миллиметр я знала наизусть. Его огромный портрет, представляющее собой увеличенное фото, которое я, улучив время, стащила с доски почёта, висел в моей комнате прямо над кроватью. Я досконально изучила цвет его глаз, ныне спрятанных за солнечными очками-каплями. Цвет этот был средним между карим и зелёным. Как же он был красив! Чёрный с лоском велюровый пиджак подчёркивал его идеальную фигуру, как и узкие кожаные брюки. Под пиджаком виднелся цвета шоколада шарф, повязанный в английском стиле. Такого же цвета гриндерсы, как всегда, были начищены до блеска. И вот он, по обычаю, дёрнул головой, поправляя съехавшую на глаза чёлку, и я увидела самое сексуальное его место – маленькую родинку над губой. Он держался скромнее всех, так и ни разу не улыбнувшись. Когда поравнялся со мной, я почувствовала его запах – незабываемое сочетание парфюма и миндаля. Тепло медленно разливалось внизу живота. Как обычно бывает в его присутствии.

– Какие красавцы! – продолжались восторженные крики.

– «Медведи» супер!

– Ник! Я хочу тебя! – раздавалось со всех сторон.

– Ну, чего застыла? – голос Наташи вернул меня в реальность. – Не понимаю, что ты в нём нашла? Ничего особенного! Подумаешь, песенки поёт! – фыркнула подруга.

Ох, знала бы она, что творится внутри меня, стоит лишь его увидеть. Будто наизнанку выворачивает. А от одного только его имени бросает в жар.

Если бы у звёзд на небе было имя, то самую яркую звали бы Ник. Как и его – солиста местной рок-группы «The Bears» – Никиту Домбровского – гордость универа и того, кем я бредила и грезила, о ком мечтала ночами и кому давно отдала своё сердце. Мало того, что он был прекрасен, он обладал удивительной харизмой: невидимые флюиды так и брызгали из него фонтаном, заставляя трепетать сердца не одной сотни девушек нашего университета.

– Приходят, когда захотят! – продолжала беситься Наташа. – Тут опоздаешь на пять минут – выговор. А этим всё дозволено! Хотят ко второй паре, хотят – к третьей! Бесит!

Я не слушала подругу. Оглянувшись, я провожала его взглядом до тех пор, пока он не исчез в толпе студентов.

Сегодня я его увидела – значит, день не прошёл зря.

Под впечатлением этой встречи я находилась всю следующую пару, обратив несколько раз на себя внимание преподавателя. Но моя репутация была настолько безупречна, что несколько замечаний по поводу моих витаний в облаках никоим образом не могли её подмочить.

– Синицына, да что с вами сегодня? – водил рукой у меня перед глазами наш преподаватель этики – профессор Литвинов.

– Простите, Сергей Михайлович, – очнулась я, – задумалась.

– Немезида, втюрилась что ли в кого? – не смог удержаться Васильков.

– А ты не знаешь в кого? – ответила ему Марина Лютикова – предводительница наших Цирцей, жгучая брюнетка с нарощенными волосами и ногтями и с не менее жгучим характером.

– Ну-ка просвети! – вытянулся в струнку Лёня.

– Да идите вы! – покраснела я.

– Ещё одно слово – и в глаз! – повернулась в сторону Цирцеи Наташа. – Ясно?

– Ясно! – выделяя каждый звук в слове, ответила та. – Про крышу-то я подзабыла.

– Так! – стучал по столу кулаком профессор Литвинов. – У нас вообще-то урок. Васильков, перечислите, пожалуйста, защитные формы альтруизма.

– Чуть что, сразу Васильков, – ныл тот. – Вон Лютикова пусть перечисляет.

– Васильков, – у вас три двойки последние. А впереди – летняя сессия. Что прикажите с вами делать?

– Ну, так ведь летняя же сессия, Сергей Михайлович, – улыбался Васильков. – А сейчас только весна.

– Сергей Михайлович, – я тянула руку, – можно я отвечу?

– Вы-то знаете, Синицына, я не сомневаюсь, – вздохнул профессор. – Ну, отвечайте, раз желающих больше нет.

За пятнадцать минут до конца урока я уже не могла усидеть на месте, каждую секунду переводя взгляд на стрелки часов. Сердце моё трепетало в ожидании очередной встречи. После нас этика была в группе «Л-404», где самому могучему и великому языку, только уже четвёртый год, обучался Ник Домбровский. Его расписание я знала лучше, чем своё собственное.

Прозвенел звонок. Все поспешили на выход.

– Лика, ну ты чего там застряла опять? Ты идёшь? – Наташа стояла уже в дверях. – Мы же в столовку опоздаем.

– Ты иди. Я задержусь. Нужно кое-что обсудить с профессором, – улыбнулась я ей.

– Ну, смотри! – и она скрылась за дверью.

Я оттягивала время, то складывая тетради в рюкзак, то вновь вынимая, делая вид, будто что-то ищу.

– Вы что-то потеряли? – направляясь к выходу, поинтересовался Литвинов.

– Ничего, где-то в рюкзаке, – улыбнулась я профессору.

– Тогда до свидания! – сказал мне тот уже в дверях, – и не забудьте, Синицына, на следующей паре у нас семинар. Надеюсь, вы решите все свои личные проблемы и будете более внимательны.

– Извините ещё раз, Сергей Михайлович. До свидания!

– И ещё… – он замолчал.

– Да, Сергей Михайлович?

– Не надевайте больше никогда эту юбку. Она портит о вас всё впечатление.

Я покраснела и закивала головой. Профессор вышел.

Честно говоря, первую неделю, пока не привыкла, я и сама стеснялась носить эту юбку, которую выбрала Наташа. Но она же лучше разбирается в моде и у неё больше опыта в этом деле. Поэтому я полностью доверилась подруге, убедившей меня в том, что, если хочешь закадрить парня, не стоит скрывать свои прелести.

Я недолго оставалась одна – через минуту аудитория начала заполняться четверокурсниками.

Они проходили на свои места, бросая на меня косые взгляды. Я продолжала делать вид, будто что-то потеряла, заглядывая то в рюкзак, то под парту.

– Тебе помочь, красавица? – услышала я позади себя наглый мужской голос.

Обернулась. За столом сидел соответствующий своему голосу брюнет с гелевыми волосами. Он улыбался во весь рот, гоняя языком жвачку.

– Ты не меня ищешь, лапуля? – в следующую секунду он вытянул губы в трубочку и изобразил что-то типа поцелуя.

Меня передёрнуло от такой дерзости. Я схватила рюкзак и быстрым шагом направилась к двери.

– Ну, куда же ты, красавица? Может, развлечёмся вечерком? – он под смешки подсевших к нему одногруппников, показывал неприличные жесты, раскачиваясь на стуле взад-вперёд.

Меня это так разозлило, что я просто не могла сдержаться, повернулась и показала ему средний палец, при этом, не сбавив шагу.

– Идиот! – вырвалось у меня.

Парни разошлись ещё больше. Кто-то начал хлопать, кто-то свистеть. Я прибавила скорость, развернулась и тут… врезалась в крепкую мужскую грудь. От неожиданности рюкзак, который я впопыхах не успела застегнуть, вывалился из рук, и всё его содержимое оказалось на полу, на радость виновным в этом ребятам. Моё барахло перегородило вход в аудиторию.

Я опустилась на колени и принялась всё собирать. Отправляя в рюкзак один за другим ручки, тетради, зеркальце, зачётку, я обратила внимание на идеально начищенные ботинки посередине моих вещей. О боже! Только не это! Эти ботинки я узнала бы из тысячи! Взгляд мой пополз вверх, как по дороге, обогнув сначала стройные мужские ноги, обтянутые чёрными кожаными брюками, перескочив через «лежачий полицейский» – то место, где заканчивались ноги и начиналось всё остальное. Комок, стоявший в горле, провалился, стоило лишь моему взгляду дойти до конца этого пути.

Это был тот, в ожидании которого я и попала в столь нелепую ситуацию. Это был Ник. Он смотрел на меня сверху. Волосы его качались из стороны в сторону, напоминая развевающийся пиратский флаг. Сердце моё бешено забилось, я думала, выпрыгнет из груди. В ту самую минуту он присел на корточки, и его лицо оказалось прямо напротив моего. Я почувствовала головокружение. Думала, что потеряю сознание от этой близости. Рука моя застыла в одном положении – на его ботинке. Он снял одной рукой солнечные очки, отправляя их на голову. Я первый раз так близко увидела его глаза. Они почему-то показались мне не зелёно-карими, как на плакате, а чёрными, словно бездна, подведённые аккуратными стрелками. Я чувствовала тепло его дыхания и слышала ритм его сердца. Я пропала в мечтах…

– Тебе помочь? – спросил он томным голосом.

– Если не сложно, – улыбнулась я.

– Для тебя – всё что угодно.

Он поднял с пола тетрадь и подал мне, при этом наши руки коснулись друг друга. От этого прикосновение у меня защемило сердце. А тепло внизу живота, появляющееся в присутствии Ника, казалось, ударило в голову.

– О, Ник! – вырвалось у меня.

– Да, я слушаю, – ответил он, вытягивая свои сексуальные губы с пирсингом для поцелуя.

Я же только этого и ждала. Я впилась своими губами в его, и мир вокруг перестал существовать….

– Тебе помочь? – его голос вновь вернул меня в реальность.

Я смотрела на него и ничего не могла ответить – язык мой будто приклеился во рту.

В это самое время он с пола поднял двумя пальцами выкатившийся из бокового кармашка рюкзака «тампакс» и со злорадной усмешкой посмотрел на меня.

Я думала, от стыда с ума сойду. Щёки мои запылали, перебивая даже тепло внизу живота. Представляю, какого цвета в ту минуту было моё лицо!

Всё внимание присутствующих было приковано к нам. Вокруг раздавался смех и идиотские подколки.

– Это твоё? – улыбаясь, спросил Ник.

Я же, дура, не придумала ничего лучше, как покачать головой.

– Не твоё? – до этого совершенно идеальное лицо Ника перекосилось. – Может, у меня из кармана выпало, – продолжал он кривляться.

Аудитория при этих словах взорвалась от смеха. То ли от обиды, то ли от жалости, которую я сама к себе испытывала в тот миг, по щеке покатилась слеза. Ник же продолжал издеваться.

– Народ, – он поднялся в полный рост и осторожно держав пальцами добытый трофей, вертел им у себя перед носом, – а может, у вас у кого выкатилось?

Смех становился всё громче.

Вытерев рукавом слезу, я кое-как побросала в рюкзак оставшиеся вещи и под всеобщие аплодисменты выбежала из аудитории.

– Стой! Куда же ты? – кричал мне вслед Ник.

Но я уже не слышала его.

– Здорово ты её, Ник! – поддержали его тут же все присутствующие парни.

– А тебе не жалко девчонку? – спросил Ника блондин, наблюдавший за всем произошедшим за спиной друга.

– Это она девчонка? – развернулся к нему Ник. – Ты её юбку видел? Такие девчонки не носят. Думаю, она поняла шутку.

– Напрасно ты так! – продолжал блондин.

– Микс, ты меня учить будешь? – посмотрел Ник строго на товарища. – На вот, на память! – вложил он ему в ладонь злосчастный тампон. Может, догонишь?

– Ну, и хамло ты, Ник!

– Какой есть! А ты не забывайся!

– Да ну тебя! – отошёл от него Микс, выкинул тампон в мусорку, словно баскетбольный мяч в кольцо забросил, потёр друг о друга ладони и прошёл на своё место.

– Мальчики опять что-то не поделили? – появился в дверях третий из троицы.

– Да ну его! – кивком головы в сторону Ника, ответил Микс. – Эти его дурацкие шуточки.

Виновник переполоха в то самое время поднялся по ступеням аудитории на самый последний ряд и, сначала небрежно бросив на парту рюкзак, сел, раскинувшись на стуле и положив ноги на ту самую парту. Он вновь надел солнечные очки, отдыхавшие всё это время на голове, и показал Миксу неприличный жест с участием среднего пальца.

– Да пошёл ты! – обиделся тот.

Кирилл Слепнёв, или просто Кир, а именно так звали третьего участника группы, прошёл вслед за Ником и, сняв свой рюкзак, висевший на спине, сел рядом, сложил руки на парте и положил на них голову.

– Ты спать? – спросил у него Ник.

– Угу, – ответил сквозь зубы Кир.

В аудитории стояла тишина, и все студенты смотрели только на участников столь интересной дискуссии.

Когда те замолчали, вновь поднялся шум, какой бывает обычно на переменах. Ребята, приставшие ко мне, обсуждали очередную вечеринку. Сидевшие перед ними студенты, менее озабоченные, говорили о вчерашнем футбольном матче. Компания девчонок, видимо, зубрил и отличниц, справа от тех, спорила об этических аспектах. Другая же компания, мало интересующая данной дисциплиной, обсуждала последнюю коллекцию Султанны Французовой. А недалеко от них, расположилась кучка киноманов, где разговор шёл о последней серии фильма на все века «Сумерки».

Лера Французова, «мисс университет – 2012», до сих пор, видимо, представляющая корону на своей голове, решила воспользоваться хорошим расположением духа главного солиста «The Bears». Встав с места, расстегнув последнюю пуговицу своей ярко-розовой блузки, так, что можно было разглядеть сочетающееся с цветом блузки нижнее бельё, медленными шагами поднялась на последний ряд. Она обошла сзади Кира и Ника и села рядом с последним. Тот окинул её взглядом и вновь отвернулся. Лера не спешила сдаваться. Она положила голову на плечо Никиты.