Текст книги "Айлин (СИ)"
Автор книги: Анель Авонадив
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 34 страниц)
– Тебя послушать то получается все так просто, только я к нему не вернусь, мне он не нужен, я к тебе вернусь, – она садится на заднее сиденье, захлопывая дверь такси.
Я же провожая взглядом удаляющееся авто до самого ограждения закрытой территории, дождаюсь когда автомобиль скроется за пределами дома слившись с потоком машин.
Стою какое-то время рядом с подъездом, произношу в пустоту не громко:
– Только есть одно главное правило, Оксана, такой "подарок" не приму и даром, – первые крупные капли падают на одежду, поднимаю голову в небо, думая что вот почему я никак не могу избавиться от привычки передавать женщину в полной безопасности в руки кому – то другому, даже если этот «другой» не знакомый таксист, которого я в первый и последний раз вижу. Тут же вспоминаю про студентку. Ее я сегодня не передал никому в руки, даже до подъезда не довел, о чем я думал?
Разворачиваюсь и иду домой, гоню от себя мысли позвонить Айлин. И так чувствую что заснуть будет трудно студентка будоражит во мне столько эмоций, которые не поддается логическому объяснению. У меня только от ее близости и теплого дыхания член напрягается, что будет со мной, когда я доберусь до ее тела? Чувствую себя извращенцем, которого надо сдать в психушку.
Кляну себя последними словами, единственное что мне сейчас нужно это ледяной душ чтобы остыть.
* * *
С утра просыпаюсь с тревожными мыслями, снились какие-то кошмары так и не разобрал ничего. Все делаю на автомате, душ, варю кофе.
В первой половине дня у меня встреча с дядей Айлин. И по-хорошему надо бы с ним обсудить ситуацию с девчонкой, попросить совета, как у них все устроено и сделать уже этот шаг.
Как бы в моей голове не стучали здравые мысли о том, что нужно держаться подальше от любых чувств потому что все заканчивается одинаково, не могу отказаться от Айлин и все тут, переступил черту, и возврата обратно не будет, образ Айлин, которая говорила о любви, заглушают все сомнения. Надо сказать, что я не очень – то и сопротивлялся вчера этому наваждению, позволяя девчонке проникать в голову, мысли и душу. Последнюю рвет на части.
Делаю глоток кофе, застываю с чашкой в руке, думаю, как же так получилось, что молоденькая и неопытная студентка смогла так стремительно ворваться в мою размеренную жизнь и перевернуть все вверх тормашками.
Открываю шкаф с одеждой, отказываю себе в адекватном анализе ситуации, ровно как и не ищу своему поведению оправданий, знаю, что меня с головой накрывает от тех чувств, которые во мне зарождаются, когда я вижу Айлин и я уже не могу это игнорировать.
И каким это надо было быть идиотом, чтобы думать что можно прожить жизнь без чувств и эмоций?! Жаль что я понял это только в сорок лет.
С утра решаю в офис не заезжать, не теряя время сразу еду к Руслану Ибрагимовичу.
В ресторане пустынно, что неудивительно, в такое время народу не много, обычно в вечерние часы напряженно с местами.
Когда партнер пишет, что будет позже потому что едет прямиком с аэропорта и его рейс задержали, пользуюсь ситуацией, изучаю почту и через телефон делаю несколько пометок о том, что поручу студентке как только вернусь с переговоров.
По моим подсчетам она должна будет вернуться из суда. Когда думаю про Айлин, не могу не улыбаться, все таки она вызывает во мне всегда положительные эмоции.
Такое ощущение, что теперь мне жизненно необходимо видеть ее улыбку, слышать голос.
Даже интересно как выглядит счастье в ее понимании?
Руслан Ибрагимович, едва появившись в ресторане, сразу привлекает к себе внимание. Его внушительный рост и крепкое сложение производят впечатление, будто он занимает собой все пространство.
Персонал подходит к нам сразу же. Едва он присаживается рядом и мы обмениваемся рукопожатием.
– Егор предлагаю сразу приступить к обсуждению строительного объекта моего племянника, – он не обращаясь к меню, называет блюда по памяти, официант быстро делает пометки в блокнот и затем, забирая папку с перечислением блюд данного заведения, быстро уходит.
– Да я подготовил необходимые бумаги, – достаю проекты договоров, передаю.
Листая документацию, дядя Айлин интересуется как бы между делом:
– Как там Линка, справляется?
– Да, девчонка молодец, быстро схватывает информацию, честно, и не ожидал, – говорю свои реальные ощущения от потока студентов, направленного в этом году, – в прошлом году одни олухи были, а тут скорее исключение, нежели правило, – Руслан Ибрагимович довольно улыбается
– Линка ответственная, упрямая, все хочет, чтобы мой брат ее как и братьев оценивал, – усмехается, – она у нас единственная девочка, одни парни рождались, неисчерпаемый поток любви к этой принцессе с годами только растет, – приносят заказ, слушая про Айлин, понимаю, как трудно будет объяснить свой интерес к девчонке.
Стараюсь переключиться, комментирую важные основы, которых желательно придерживаться, работая с субподрядами. Мужчина напротив кивает, звонок телефона прерывает наш диалог и по тому как меняется лицо оппонента я понимаю, что-то случилось.
– Ты уверен? – слышу быструю речь в динамике, возможные комментарии не доступны для моего восприятия.
Руслан Ибрагимович, комкает салфетку, резко меняя тембр голоса:
– А ты где был, когда все это случилось? Не тебя ли отправили присматривать за ней?! Меня в городе два дня не было! Вы там охренели?! – пауза не долгая потому что Руслан Ибрагимович не слушая оправданий, отключается.
Его желваки отражаются на напряженном лице. Я никогда не видел его таким, он переводит взгляд в окно, параллельно набирая чей-то номер телефона по памяти. Когда абонент принимает вызов, мой собеседник переходит на другой язык, говорит пару предложений, сам отключается.
Еще не понимаю ничего, пока не слышу вопроса:
– Линка на работе сегодня? – уверенно заявляю
– Конечно, с утра в суде должна быть, я пока не был в офисе, – дядя Айлин достает наличку, бросает на стол, откладывая бумаги, поясняет
– Мне нужно уехать, сообщили, что девушка похожая на Айлин в больнице, надеюсь это ложный вызов, – сердце точно пропускает один удар.
Мужчина параллельно звонит племяннице, как я понял, ее телефон не отвечает.
Вполне может быть, что сел телефон. Это первое, о чем я думаю, но на всякий случай, набираю номер студентки, слышу в динамике о недоступности в сети, отключаюсь, быстро говорю:
– Поеду с вами, – Руслан Ибрагимович удивленно поворачивая корпус своего тела, смотрит так, будто я только что сказал ему, что вступил в интимные отношения с его племянницей. Не допуская двусмысленности, быстро добавляю:
– Если понадобится юридическая помочь, могу быть полезным, – он кивает, и я быстро собирая бумаги, иду следом.
Вокруг все резко меняется: тишина внутри убивает.
У моей тишины всегда много оттенков, сейчас она оглушительно и невыносимо громкая, иногда тихая, смиренная, надломленная.
Перебирая в голове варианты произошедшего, ни одна из мыслей не вяжется с тем, что могло такого случиться, если я довез ее до дома, проследил чтобы она вошла в арку охраняемой территории?!
Машина несется на скорости в сторону области, Руслан Ибрагимович постоянно кому-то звонит. Его отрывистые слова, ясности не добавляют, а когда он переходит на другой язык откровенно ругаясь с собеседником, вообще ввергают меня в неизвестность.
Что-то выспрашивать, когда оппонент не в настроении, смысла нет.
Возможно, я пароноик, потому что не могу унять в голове хаос. Я постоянно проигрываю варианты развития событий, которые не стыкуются с тем, как девчонка могла оказаться в ближайшем Подмосковье? Я лично высадил ее у дома.
Не могу унять дрожь в руках, предполагая уже, что могло случиться что-то ужасное, раз она в больнице и не понятно в каком состоянии.
Неужели чтобы понять насколько тебе важен и дорог человек, его нужно обязательно потерять?
Когда Руслан Ибрагимович звонит и договаривается о возможном переводе Айлин в столицу, если он сочтет это нужным, выдыхаю, значит ее сердце еще бьется. Больше всего пугает неизвестность, я эгоистично хочу только одного, чтобы она просто была в моей жизни. В голове отбойным молотком пульсирует боль от возможной потери, отдавая в виски.
Почти сразу же, как только водитель паркует автомобиль на стоянке, нас встречают мужчины. Одного из них я видел, как оказалось, это брат студентки, а я, идиот, принял за жениха этого громилу, второго никогда не видел.
Двое встречающих на меня никак не реагируют, их взгляды прикованы к Руслану Ибрагимович. В глазах у встречающих страх.
Один из мужчин, прерывая тягостное молчание, начинают объяснять.
Настроение дяди Айлин настолько непредсказуемое, что мгновенно меняется. Он не слушая оправданий, резким ударом проходится по лицу одного из мужчин, отталкивая от себя второго громилу, пытающегося помешать удару, потирая при этом кулак говорит:
– Я с тобой потом разберусь, просто исчезни, Алан! – иду следом, осматривая старую больницу. Складывается ощущение, что ее не ремонтировали со времен второй мировой войны.
Погружаюсь в неконтролируемый страх за студентку.
Какую помощь ей могут оказать здесь?
Почему ее вообще сюда привезли?!
Глава 19
Егор
С того самого момента, как мы переступаем порог лечебного заведения, мы почти нигде не делаем остановок: медики повсюду сопровождают нас от первого этажа до палаты, в которой лежит Айлин.
Пересекая узкие коридоры больницы, поражаюсь как все поменялось кардинально, вместо современных зданий медицинский центров, которые так привычно наблюдать в столице, передо мной совершенно другая картина!
Мы всего-то отъехали несколько десятков километров от Москвы! Ощущение, будто в другую страну попали: покосившиеся дома вдоль трассы, здание больницы будто после Второй Мировой войны, налицо удушающая бедность населения, разительно отличающаяся от столичной роскоши. И это мы даже не покинули Московскую область! Что тогда в других областях?!
Все то время что мы идем к палате, дядя Айлин выясняет у медиков обстоятельства как именно она поступила к ним в отделение, а я слушая описание ее состояния не могу нормально думать. История о том что ее привез некий водитель, который сбил ее на трассе, выглядит по меньшей мере странно. В моей голове только одна мысль – это ошибка! У Айлин могли украсть телефон, или аппарат мог разрядится, да все что угодно только не странные показания что ее нашли на трассе!
Перед палатой, дядя Айлин дает указания:
– Алан пулей мне сюда этого водилу, который ее доставил, – и обращаясь к врачу, – если это моя племянница, готовьте разрешение на транспортировку в столицу, в вашем больнице она лежать не будет, – медсестры во главе с главврачом удаляются. Нам приносят бахилы и халаты, которые мы не надеваем, а накидываем на плечи, размер слишком маленький.
Распахивая дверь в палату, сразу чувствую запах медикаментов, которые, я уже начинаю ненавидеть.
Я сразу узнаю Айлин. Она лежит у окна, на большой железной кровати, без сознания. Кроме нее в большой комнате куда нас привели еще семь человек. Ну и условия….
– Готовьте документы, – дядя Айлин обращаясь к медикам узнает также как и я племянницу, мы синхронно подходим к кровати, – сегодня я ее забираю
Пока решаются организационные вопросы, я не отрываясь смотрю на студентку: бледная, волосы спутанные, губы сухие, я даже не понимаю дышит ли она настолько ее тело кажется безжизненным на больничной койке.
Почему-то хочется распахнуть окна и впустить в палату свежий воздух, пространство комнаты душит, непроизвольно набираю в легкие воздух.
Осматривая палату, в глаза бросается белые стены, они на здорового человека давят, что говорить о тех, кто тут лежит? Желудок скручивает, но я стараюсь гнать от себя плохие мысли.
Те люди, кто в сознании, удивленно наблюдают за моим отрешенным взглядом, не знаю понимают ли они что-то, я отворачиваюсь, стараясь своим присутствием не смущать больных.
Дядя Айлин склоняется и целует лоб племянницы, что-то ей шепчет на другом языке.
Никогда не видел, чтобы он так был потерян. В обычной в жизни я помню его собранным и серьезным, я бы добавил не пробиваемым жизненными обстоятельствами. Сейчас он не просто расстроен, ощущение, что это его личная боль, которую он через себя пропускает.
Отступаю немного назад, не хочу лезть в душу в такие моменты, я сам еле сдерживаюсь.
Руслан Ибрагимович, принимая входящий вызов довольно быстро выходит из палаты, а я остаюсь на месте, стою неподвижно напротив кровати Айлин, не могу оторвать взгляд от своей девочки.
Так я называю ее в своим мыслях, ощущение, что она и есть моя, выражение «студентка» осталась в прошлом.
Именно в этот момент решаю, что мне плевать на то, что произошло, какие окажутся последствия, она мне нужна любая здоровая или больная не важно. Полюбил я ее все равно раньше произошедшего и своей жизни без нее не представляю.
Не знаю, что со мной, я непроизвольно подхожу ближе, сдавливая ладошку, закрываю глаза, понимая, что я не в силах ничем ей помочь, грудную клетку сдавливает отчаяние.
Склонив голову, на автомате повторяя ее имя, прошу бороться за себя ради нас.
– Моя девочка, все будет хорошо, – сам не разбираю слов, пытаясь уловить ее дыхание, слушаю тишину, которая вызывает во мне дрожь, разрывающая внутренности на куски. Я вообще не помню когда в последний раз переживал подобный стресс
Я понимаю, что она не откроет глаза от моих слов ничего не поменяется, врач сказал, что она на успокоительных, будет спать до утра. Но словно одержимый верю, что она меня все равно слышит.
Поднимаю голову выше, я должен надеяться на лучшее, сейчас никто не может забрать ее у меня. Я почти не чувствую своего тела, онемевшими ладонями веду ладонью вдоль одеяла.
Жуткое жжение в груди мешает дышать полноценно, тяну ладонь к шее, хочу дотронуться до сонной артерии, нащупать пульс и. убедиться, что сердце бьется. И в то же время страшно понять что могу не ощутить под пальцами биение сердца. Вздрагиваю, когда слышу:
– Руки убрал от нее, – поворачиваюсь, вижу на меня движется громила, кажется, Алан, который берет меня за грудки и резко отталкивает. Не бьет только потому что мы в палате.
Не имею ни малейшего желания идти на конфликт, выхожу и почти сразу же натыкаюсь на Руслана Ибрагимовича и лечащего врача. Из того что удается услышать, понимаю, что жизни Айлин ничего не угрожает, есть перелом руки, по эмоциональному состоянию сильнейший стресс вызванный какими – то потрясениями.
Какими?
Когда доктор уходит готовить Айлин на перевозку, уточняю:
– Удалось выяснить как Айлин оказалась на трассе?
– Почти вся цепочка выявлена, – он трет переносицу, – какие-то отморозки затолкали ее в машину, далее выбросили на трассе и скрылись, одного мои люди уже нашли, мы отследили по номерам автомобиля, – закрываю глаза, с ней могли сделать все что угодно.
– К ней применялись насильственные действия? – не знаю как нахожу в себе силы задать этот вопрос, потому что судя по всему она нужна была им для развлечения, зачем-то ее в эту машину посадили насильно.
– Егор те отморозки, чтобы они не сделали, ответят за все, – я вижу тяжелый взгляд мужчины и понимаю, что суд там наверняка будет свой, – в нашем роду такое никогда безнаказанным не останется, – неосознанно сжимаю руки в кулаки. Я не понимаю своей реакции и состояние, я будто нахожусь в личной агонии, онемевшими губами произношу:
– Руслан Ибрагимович отдайте Айлин мне, она мне любая нужна, – дядя Айлин до этого набиравший в телефоне какие – то сообщения, застывает, затем медленно поднимает глаза, мы смотрим не отрывая друг от друга взгляда.
– Что значит отдать?! – я вижу как ходят его желваки, возможно я сказал это не вовремя, а может сама ситуация так сложилась, что мне стало плевать, ведь у них она считается испорченная, или как там они думают, если невинность потеряна. А мне плевать, я всегда буду видеть в ней свою девочку чистую и искреннюю и проживу с ней всю жизнь ни в чем не упрекну.
Я понимаю, что делаю все не так, что говорю не то, что нужно, выражаю свою позицию размыто. В голове только желание ближе к Айлин, чтобы иметь возможность навещать, поддерживать в не простой для нее период.
Не хочу быть чужим, ведь эта девочка стала для меня самой родной на свете и если понадобится я приму любые условия ее семьи, какими бы они не были. Я знаю что смогу дать ей защиту, опору в непростое время, никогда не обижу, буду сражаться со всем миром за нее. Хочу чтобы только в моих объятиях она находила покой и уют. Сильный мужчина это ведь не тот, кто имеет повышенный тестостерон и машет кулаками направо и налево, а тот кто бережет свою женщину.
Точно знаю, что Айлин буду беречь, потому что никто так не питает меня своей женской энергией как она, с ней я чувствую себя достойным, готов ради нее горы свернуть лишь бы она смотрела на меня глазами синего неба, награждая внутренней уверенностью и силой что мы справимся и преодолеем и помочь мне может только влиятельный член ее семьи, коим я вижу только Руслана Ибрагимовича
Я не успеваю слова сказать, он резко хватает меня за лацканы пиджака и сохраняя выдержку не громко поясняет:
– Моли Всевышнего что я знаю твоего отца много лет, сделаю вид что не понял сейчас на что ты мне намекаешь, – он брезгливо отталкивает меня от себя, добавляя, – своими словами ты сейчас нанес лично мне сильное оскорбление, которое только можно нанести мужчине, твои слова расцениваю как посягательство на половую неприкосновенность моей племянницы, у нас за это карают, Егор, потому что защищая честь женщины у нас готова погибнуть вся родня, слабых духом у нас нет.
– Руслан Ибрагимович приношу вам свои извинения, у меня не было такой цели, я только хотел сказать, что готов отстаивать честь и достоинство Айлин, я не знаю как у вас все устроено… – он меня перебивает, я не отвожу взгляда, хотя тяжелый взгляд дяди Айлин вынести трудно ровно как и его слова:
– Вернемся к этому разговору позже, все свободен, Айлин больше не проходит у тебя практику, ровно как забудь о просьбе оставить ее на работу летом, – у меня вся жизнь перед глазами, то чего я боялся произошло очень стремительно, и винить кроме себя некому. В проеме появляется громила, который вытолкал меня минутами ранее, зовет Руслана Ибрагимовича, они говорят на своем языке, скрываются за закрытой дверью палаты.
У меня замирает сердце, но я словно истукан остаюсь стоять в коридоре.
Вариантов как – то оправдать себя я не вижу. Делаю первые шаги, которые даются мне с большим трудом, мысленно проклинаю себя за слова, которые я так коряво и не вовремя озвучил. Язык мой враг мой.
Отец бы явно сейчас сказал, что я вел себя как мудак. Впрочем как и всегда, в нашей семье я гадкий утенок, не состоявшийся сын своего отца. Как часто я слышал это, как часто мне хотелось крикнуть, что я никогда не хотел быть как отец, я другой, я личность!
Добрался до офиса не замечая ничего вокруг. Настроение нулевое: теперь я не то что не увижу больше Айлин, меня к ней уже на пушечный выстрел не подпустят.
Как же там все у них тонко!
И не думал наносить оскорбление, хотел защитить девчонку, спрятать от сплетников и завистников за своей спиной от позора, в котором она не виновата. Только я виноват, что не уберег, не довел до дома, а потому могу помочь, могу оградить ее от переживаний что и кто подумает.
«Защитник, хренов!» в голове мысли самобичевания достигли критической отметки.
В офисе не сразу воспринимаю слова секретаря которая сообщает, что в приемной меня ждет отец. И только когда вижу перед собой родителя, который крайне редко удостаивает меня своим вниманием, не скрывая паршивого настроения, говорю:
– Я в курсе что очередной раз подвел тебя и не прислал документацию по объекту, – бросаю бумаги на стол, – если ты хочешь поругать нерадивого сына, можно было сказать мне все что ты думаешь по телефону, не обязательно удостаивать мою скромную персону своим вниманием.
Отец в своей манере сидит положа ногу на ногу, на лице ни единого мускула не дергается.
Мои поведенческие реакции он прекрасно знает, а я знаю, что он никогда не опустится до подобной истерики, в нем железная выдержка, которая с годами никуда не исчезает, лишь крепится и обрастает безразличием.
У меня всегда с ним было довольно напряженные отношения, мать мне ближе. Отец в семье был охотник, добытчик, лидер по жизни, я никогда не понимал его характера и поведения, до сих пор осуждаю его связи с женщинами, количество которых не уменьшается.
Хотя ему уже шестьдесят пять, выглядит идеально, в нем нет изъянов, он амбициозен, его уважают коллеги, восхищаются женщины, в нем достаточно природного магнетизма, граничащего с животным, в нем есть все чего никогда не будет во мне.
Я больше похож на мать: сдержанный, где-то осторожный, нет молниеносной решительности отца, у меня кардинально другой характер.
Он всегда подчеркивает, что мягкость характера и терпимость к недостаткам других это плохие качества для мужчины.
Он как хищник выжидает, когда я перестану по его собственным словам изображать «истеричную бабу», выдает скромный набор слов:
– Все сказал? – его короткий вопрос и я понимаю, что я для него всегда был жалким подобием настоящего мужчины, он видел во мне подростка, который прячется от проблем за маминой юбкой. Хотя я никогда не убегал от проблем, просто решал и действовал после анализа ситуации, никогда не торопился махать кулаками. За что всегда получал от отца высказывания вроде тех, что надо бить первым. Я не раз становился свидетелем ситуаций, когда драка неизбежна, отец никогда не медлил, бил сходу, разбирался кто прав кто виноват после.
И сейчас когда во мне нет никаких жизненных сил, я на грани отчаяния и не вижу выхода, отец будто намеренно выжидает. Не желая накалять обстановку, собираюсь и включая ноутбук говорю:
– У меня крайне сложный день, мне осталось доделать пару абзацев, вечером у тебя все будет, – я пытаюсь войти в рабочий ритм, понимая, что отец видит меня насквозь, не хочу лишний раз прийти к понимаю своей никчемности к чему он обязательно меня подведет парой фраз. Ему больше слов не требуется, парочку его красноречивых фраз достаточно чтобы почувствовать себя ничтожеством не умеющим правильно распределять время и принимать верные решения.
– Егор я одного не пойму, – по тону я понимаю, что опять он укажет мне на инфантилизм, на мою безответственность, набираю в легкие воздух, мне нужно терпение, чтобы не взорваться, – ты взрослый сорокалетний мужик и все никак не можешь взять ответственность за себя и свои поступки, все время находятся какие-то обстоятельства мешающие тебе выполнять данные тобой же обещания, – после его фразы меня начинает нести
– Да вот такой я какой есть смирись, я не смогу соответствовать твоим ожиданиям, не смогу быть таким как ты никогда!!! – встаю и начинаю нервно ходить по кабинету
– Что ты хочешь от меня!? – вскидываю руки, не пытаясь скрыть паршивого настроения, – да я безответственный и никчемный, прими уже наконец что я не твое продолжение и не твоя копия!
– Прости что разочаровал своим появлением на свет и что у такого крутого чувака родился такой сын ни на что не способный и мне жаль что до сих пор приходится подтирать сопли, ну же давай, ты же это сейчас хотел мне сказать?! – встаю и смахивая бумаги со стола вместе с чашкой, отворачиваюсь к окну
Отец после моей долгой тирады молчит, я ранее никогда не осмеливался говорить с ним в таком тоне, все держал в себе.
Я не знаю что на меня нашло, но все к одному, я не могу больше держать это в себе.
Я всегда понимал, что он ждет от меня больших достижений: сначала ждал, что я пойду в армию, но по состоянию здоровья не прошел даже медицинской комиссии, потом ждал что я пойду по его стопам и стану судьей, а я стал юристом, и каждый раз я слышал как он говорил матери что это из-за ее опеки я такой, что веду себя не как положено мужику, что она воспитывает меня как девчонку. Я всегда комплексовал из-за этого! У меня даже друзей не было, я боялся что и там меня посчитают мягкотелым, не умеющим постоять за себя мужчиной.
Все мои страхи были только во мне, внешне я старался не показать что чувствую на самом деле: в школе я дрался только когда надо было себя защитить, первым на конфликт не шел и тем более не мог ударить. Мама всегда говорила, когда я приходил в очередным " фингалом "что применять силу для мужчины не всегда оправдано, если не бьют надо уметь договариваться.
Естественно отец считал иначе, и смотря на мою побитую физиономию, говорил что виноват сам, раз позволил, чтобы мне "надрали задницу", всегда добавляя, что бить надо первым и со всей дури, больше уважать будут.
А мне всегда хотелось чтобы он просто был рядом и поддерживал меня, чтобы принял, что я не его копия и не стану им никогда! Ведь это так просто дать ребенку много безусловной родительской любви, особенно в подростковом возрасте, она значительно важнее целенаправленного воспитания, потому что любой подросток имеет право разочаровать родителей, чтобы идти своим путем, отделиться, а не слышать заготовленные клише: «В кого ты такой?»
По взгляду отца, вижу, он презирает меня за слабость.
Не могу понять как моя внутренняя неуверенность позволила высказать копившиеся годами претензии.
Никогда не думал, что что смогу действовать безрассудно, забыв про осторожность и осмотрительность, но у меня слетели последние предохранители после того, как я понял, что дядя Айлин больше на пушечный выстрел не подпустит ко мне свою племянницу.
Все приоритеты сместились: меня совершенно не пугает гнев собственного отца, настолько я погряз в путине собственной безысходности, наоборот теперь все кажется бессмысленным без моей девчонки с самой искренней улыбкой, которая прочно заняла свое место в моем сердце.
Именно в сорок лет переклинило настолько, что стал отстаивать собственные права не боясь за последствия.
– Егор, – отец после долгой паузы начинает говорить, а я не могу найти внутренние ресурсы и успокоиться: все достало, один прокол, или не вовремя сданный проект, который даже на общую ситуацию не влияет, и каждый раз выслушиваю проповедь!
Раньше по телефону, но сейчас, видимо, особый случай, раз отец изъявил желание удостоить меня своим вниманием, лично явившись в офис, прождав порядка трех часов!
Завидная выдержка для суперкрутого мужика, у которого каждая минута на счету!
– Мы с материю никогда не говорили тебе, но ты наш третий ребенок, две беременности до этого закончились выкидышами на поздних сроках, – даже не хочу понимать, что он пытается донести, – и ты знаешь, я никогда не хотел, чтобы ты был моим клоном, я понимал еще с детства, что ты другой и не должен повторять мой путь и уж тем более не обязан приводить в действие мои собственные мечты. Не скрою, довольно долгое время, я видел твое продолжение в судебной системе, но ты решил иначе и я уважаю твой выбор.
Я моргаю пытаясь уловить его последние фразы. Отец только что сказал, что не презирает меня за то, что я не такой как он? Он серьезно, сейчас?
– Я в отличии от твоей матери не искал способ реализовать себя за счет своего чада, – отец ведет себя невозмутимо, его тон ровный, кажется, что ничего не может вывести его из равновесия,
– Возможно ты пропустил, но я позволил тебе выбирать самому, не давя протекциями своих связей, понимая, что ты все равно пойдешь своим путем, – слышу голос отца, а у меня в памяти его слова матери, где он упрекал ее в излишней опеке. Отец будто считывая мысли, продолжает:
– Моя ошибка в том, что я поддался на уговоры твоей матери, которая сразу после твоего рождения решила, что весь мир это угроза ее единственному выжившему ребенку.
– По субъективному мнению твоей матушки, ты всегда был слабым и болезненным, только мне это виделась всегда иначе, – отец делает паузу, мы не прерываем зрительного контакта, добавляя:
– Я не стал воспитывать тебя, применяя жесткость и дисциплину, только чтобы не травмировать твою мать и до сих пор считаю это фатальной ошибкой
Я смотрю на отца, и с трудом осознаю, что передо мной сидит именно живой человек, а не идеально работающая машина, погрязшая в своей эмоциональной недоступности и спокойно заявляющий что он не идеален.
– У тебя что-то случилось? – смотрю себе под ноги, на листы, которые валяются в осколках стекла от чашки. В горле ком. Я чувствую себя раздавленным, потому что винил всех вокруг, забывая что все меняется и я уже взрослый мальчик, и должен нести отвественность за себя и свои поступки сам. А я, как мудак, по прежнему выясняю отношения с собственным отцом. И ведь правда ни разу к нему не пришел и по мужски честно не попыталася поговорить, все думал, он не поймет меня.
– Егор у тебя пока нет своих детей, ты возможно не задумывался, но ты ничего нам с мамой не должен, все что мы вложили в тебя и все что смогли тебе дать это лишь потому, что сами хотели этого, никаких "счетов" никто предъявлять не будет, ты навсегда наш сын и мы тебя любим, надеюсь у нас получилось показать своим примером образцовую семью, мы старались воспитывать тебя правильно, – я молчу, мне нечего возразить.
Я ведь мечтал услышать от отца те слова, что он только что созвучил так просто, будто так всегда было. Я всю жизнь неосознанно искал его одобрения, даже когда уговаривал себя, что это не так. Любое выигранное дело у меня первые мысли: «отец бы одобрил тактику ведения».
– Образцовая семья говоришь? – стискиваю зубы, выдавливая из себя слова, – почему ты не разведешься с матерью и по-прежнему живешь с ней, постоянно изменяя? – устало опускаюсь в кресло
– Что за странный вопрос? – на лице не дернулся ни один мускул, я всегда поражался как ему удается держать лицо
– Мне всю жизнь больно видеть как мать страдала, зная о твоих бесконечных романах на стороне, понимаю еще, когда я был в школе, вы создавали видимость образцовой семьи, но сейчас-то что?! – наверное сегодня не мой день, но пусть все катится к чертям, за мать обидно
– Егор, я совершенно не намерен обсуждать с тобой эту сторону своей жизни, – усмехаюсь, естественно, а зачем, когда ясно, что оправдываться он не привык. Отец, выдерживая небольшую паузу, не сводя с меня своего пытливого взгляда, добавляет спустя время:
– Я понимаю, что ты переживаешь за мать, но то что между мной с твоей мамой происходит внутри нашей семьи это касается нас двоих, мы в состоянии сами решить проблемы, когда они возникают, – отец поднимается, чтобы уйти, а я смотрю в одну точку переваривая информацию, внутренности свело, снова на арену событий выходит «обиженный червячок», грызет нутро.
– Ты с утра с Русланом встречался, не могу до него дозвониться, у него что-то случилось? – на отца не смотрю отвечаю стандартно
